Сперанский 3. Воинствующий мир

Глава 15

Глава 15

Неаполь

15 октября 1797 года (Интерлюдия)

Федор Федорович Ушаков уже вовсю работал, причем в непривычном для себя амплуа. Русский адмирал с большим профессионализмом мог бить врага, но вот заниматься политикой, как и лишь обозначать присутствие России в регионе — это не то, чего хотел бы Ушаков. Он более остального хотел сражаться.

Нет, никогда Федор Федорович не был кровожадным, если можно избежать боя, то он чаще всего так бы и поступил. Или же когда противник повержен, то русский православный адмирал не станет его добивать, напротив, проявит шокирующую для врага христианскую добродетель. Вот только Ушаков прекрасно, словно физически, ощущал в воздухе запах крови и сожженной человеческой плоти. Все говорило о том, что войны не миновать, тогда зачем излишние политесы, если нужно укрепляться и готовится к неминуемому. А он тут, вино попивает.

Уже была проведена инспекция фортов на Мальте, после которой в срочном порядке был отправлен в Севастополь самый быстроходный корабль русской флотилии. Дело в том, что оборона острова просто никудышняя. Если не привезти хотя бы четыре десятка береговых пушек, то и думать нечего, чтобы при обороне брать в расчет форты. Мальтийская артиллерия не выдерживала критики.

Ушаков не высказывался на политические темы, или озвучивал свои умозаключения только в присутствии очень близких офицеров, которые никогда не станут писать доносы. У флота свое понимание чести, предательства, тут замкнутая каста, которая, вероятно, формируется под воздействием долгого нахождения людей в тесном пространстве кораблей. Так что Федор Федорович даже и не предполагал, что кто-то на него донесет, но и ругать власть не стремился. Его, только что назначенного адмиралом, вообще все должно устраивать.

Между тем, пусть Ушаков и был рад Средиземному морю, или Ионическому, как его части, но понимал, что Мальта — очень спорный актив. Да, это центр Средиземноморья, в этом отношении дорогого стоит контроль торговых путей, если бы было чем торговать. Но мальтийцы стали ленивыми людьми, забывшими о беспримерных подвигах своих предков рыцарей-госпитальеров. Не были мальтийцы бедняками, по крайней мере среди элиты Ушаков не увидел признаков того, что богатые мальтийцы сильно беднее богатых русских или неаполитанцев. А с России уже идет финансирование острова, сам Федор Федорович привез серебра на два миллиона рублей серебром. Да за такие деньги!..

— О чем задумались, адмирал? — спросил Гораций Нельсон у Федора Ушакова.

— Ровным счетом, ни о чем, — ответил Федор Федорович и улыбнулся.

Сложно было разговаривать на английском языке, все-таки Ушаков, как и вся русская элита, более предпочитал французский. Но как на богатом языке Вольтера разговаривать с этим чванливым дураком, с Нельсоном? Тем более, что Гораций французский знал на уровне, не достойном даже денщика Ушакова.

Как же сейчас Федор Федорович хотел в море, как его бесили все эти неаполитанские посиделки. Разговоры ни о чем с крайне необразованными людьми; или морские просторы. Для Ушакова выбор очевиден.

Нельзя говорить, что неаполитанский двор — это сплошь необразованность и невежество, но большинство во дворце таковые. Сам король Фердинанд еще может поговорить на разные темы, поддержать разговор, пусть и личность крайне скользкая, такой себе приспособленец под обстоятельства, быстро меняющий мнение по необходимости. Но вот его жена…

Много выпустила из себя Мария Терезия детишек. Она хотела показать, что можно быть и великой императрицей и одновременно достойной женой, и матерью. Выглядело так, на публике, а по факту… Нельзя существовать по принципу «и жрец и гнец и на дуде игрец». Так что дочери австрийской императрицы Марии Терезии, что Мария Антуанетта, что Мария Каролина не получили системного образования, даже гордились тем, что не читают книг. И пусть Ушаков сам не был великим ценителем наук, кроме только флотской, но в такой компании чувствовал себя человеком с системным образованием.

Ситуацию могла изменить семейная чета Гамильтонов, которые чуть ли не управляли королевской фамилией, но и тут все было сложно и несколько пошло. Гамильтон показался Ушакову авантюристом, пусть уже и в годах, а от того обленившимся. Ну а его жена… Роман Нельсона с Эммой Гамильтон разгорался с неистовством, страстью, всепоглощающим пожаром.

И вот этот факт еще больше отталкивал Ушакова от вероятных приятельских отношений со своим английским коллегой. Федор Федорович не был женат, но, как всякий православный человек, чтил институт брака и осуждал хождения по кроватям. А тут, такая страсть, слезы и крики, забываясь обо всем, даже о службе, Нельсон потерялся в океане страстей. Эмма Гамильтон отвечала ему взаимностью. От того, как считал Ушаков, может сильно пострадать и служба.

— Господин вице-адмирал, вы намереваетесь отбывать к британским берегам? — после череды пустых фраз спросил Ушаков у Нельсона.

Горацио молчал, думал. Двурукий, но уже плохо видящий на один глаз, флотоводец, сын крестьянина-арендатора, не хотел признаваться в слабости английского флота [Нельсон не потерял руку, потому как в АИ не случилось сражения при Тенерифе]. Нельсон всерьез думал нарушить приказ и превратиться в своего рода капера, который нападал бы на французские корабли по всему Средиземному морю. Ходят слухи, что Директория собирается послать армию в Египет, но вот противостоять этой высадке просто некому. Горацио Нельсон всерьез не рассматривал флот Ушакова, как силу, считая, что дикие русские могут бить еще более диких турок, но не европейцев.

И что было противно Ушакову, Нельсон не особо сдерживался в словах и донес все свои посылы про русских, как никудышних вояк и до Федора Федоровича и до королевской неаполитанской фамилии. Чего еще ждать от человека, который, лишь чуть научившись читать по слогам, поступил на флот даже приписав себе год. Он слышал мат и ругань, но не имел учителя, который объяснил бы ему, что хорошо, а что плохо.

Повезло… Дядя Нельсона принимал у племянника экзамен и на мичмана и после на лейтенанта, где не спрашивал ни про иностранные языки, ни что-либо иное, кроме уставов и системы службы на флоте, как и об управлении кораблями. Вот это Горацио заучивал наизусть, всегда организовывая службу по регламенту.

— Я не могу ответить вам, адмирал. Мы, пока иного не решили наши монархи, нейтральны, но не друзья, — сказал Нельсон и стал одним своим рабочим глазом выискивать хоть кого, чтобы сбежать от русского.

Будь у английского вице-адмирала пусть и вдвое больше кораблей, чем сейчас, то Горацио Нельсон даже не стал бы и слушать Ушакова, мог и просто уйти от разговора, проявляя грубость и невежество. Но вот засада, у Нельсона всего четыре линейных корабля и пять фрегатов. Все, более ничего, даже брандеров нет. У русских втрое больше по количеству кораблей, а по мощности залпа может и в четверо, так как флагман Нельсона, линкор «Агамемнон» имел всего 64 орудия.

Это не линейный корабль «Сэндвич», имевший сто пушек, но сбежавший после бунта ненавистного Нельсону Ричарда Паркера. Именно этот враг британской короны виноват в том, что большая часть английских кораблей ушла из Средиземного моря. Самюэль Худ, недавно назначенный адмиралом синей эскадры, уже вывел большую часть кораблей из Средиземного моря. Нельсон считал это ошибкой, но его уже проучили, что нельзя перечить командованию, когда отстранили на пять лет. Больше подобного Горацио допускать не хотел, пусть сейчас денег и хватит, чтобы не голодать, как это пришлось делать в последний раз, во время отставки.

— Союзнички, — пробурчал Ушаков, когда Нельсон увидел, что освободился Уильям Гамильтон и английский вице-адмирал направился к мужу своей любовницы.

В лучших традициях галантного века, Гамильтон знал, кто его жена, в бывшем куртизанка, натурщика и просто… увлеклась английским офицером. И английский посол в Неаполитанском королевстве, коим и являлся Гамильтон, не стал мешать такой связи своей жены. Может быть и потому, что боялся за свою необычайно богатую коллекцию художественных ценностей. Кто еще поможет перевезти картины и скульптуры, как и самого Уильяма, когда придут французы? А то, что в Неаполь рано или поздно, но, скорее всего, рано, придут республиканцы, Гамильтон был уверен.

— Вы? Как вы смеете? — вдруг вскричал Гамильтон буквально после минуты общения с Нельсона.

Ушаков наострил уши. Нет, ему постольку-поскольку важны все эти любовные страсти. А вот то, что может быть сказано Нельсоном во время эмоционального всплеска, очень даже важно. Федор Федорович видел, что английский флотоводец, и без того всегда бывший эмоциональным, и, при отсутствии должного образования и принятия правил поведения в обществе, сейчас переходил все границы, повышая голос.

— Я слуга короля, как и вы, — почти что кричал Нельсон.

— Так сражайтесь за короля до конца! — парировал Гамильтон.

Прием во дворце Фердинанда не был многолюдным, да и помещение казалось не столь просторным, как могло быть при иных королевских дворах, потому все присутствующие приостановили свои разговоры и внимательно наблюдали за картиной ссоры мужа профурсетки Эммы и ее любовника. Так воспринимал неаполитанский двор ссору. И всем все было видно из любого уголка зала.

На самом же деле мужчины спорили совершенно о ином. Нельсону предписывалось уже как месяц назад покинуть Средиземное море. По Версальскому договору 1783 года скала Гибралтар, как и некоторые ближайшие территории, отошли к Великобритании, которая, впрочем, не спешила объявлять эти земли своей колонией, но уже обустраивая собственную военно-морскую базу. Вот туда и нужно было отправляться Нельсону, чтобы взять под охрану Гибралтар и, как предписывалось, не позволять французскому, да и испанскому, флотам выходить в Атлантику.

Англия временно уходила их Средиземного моря, оставляя русских один на один с французским флотом, или даже одних на двух, если испанцы решат заявить о себе. Тут еще и профранцузская Венеция, Генуя… Так что русским придется только убегать от флотов иных стран. Это, пусть и временно, но сдержит французов, не могущих выйти из Средиземного моря и быстро нарастить свою группировку у проливов.

Ушаков именно сейчас понял всю подлость задумки англичан. Русские нынче — единственные из серьезных европейских игроков, кто может составить реальную угрозу Французской Республике. Однако, император Павел Петрович вовсе не хочет воевать, о чем опрометчиво заявлял публично. У государя Российской империи более всего есть желание перекрашивать корабли, да принимать новые регламенте на флоте. Пусть новый Морской Устав и понравился Ушакову. Ну а так, оставшись без англичан в Средиземном море, русские потерпят поражение, как об этом и мечтали в Лондоне.

И что тогда? А все просто, императору Павлу придется искать союзников, чтобы покарать французов за поражения в Средиземном море. Тут либо Соединенные провинции, но скорее, Англия, которая даже после мятежей на флоте, все равно имеет сильно больше кораблей, чем все русские эскадры вместе взятые. И все, русские в войне и их варварские полчища идут вразумлять французов.

— Я ухожу, но забираю Эмму. Пишите в Лондон, пусть высылают свои рекомендации! Если что, я пришлю за вами корабль, или даже сам прибуду, но Эмма отправится со мной, я не могу подвергать ее опасности, — настаивал Горацио Нельсон.

— Но французы не нападают на Неаполитанское королевство, почему угроза. По крайней мере, не так скоро. А как же мои коллекции? — чуть дрогнувшим голосом спросил Гамильтон.

— Не сейчас. Нынче только Эмму заберу. У меня приказ убыть, у вас приказ остаться, — сказал-отрезал Нельсон.

— Господин вице-адмирал, — встрял в разговор еще один человек, Джон Френсис Актон. — Вы обязаны были согласовать со мной уход вашей эскадры.

— Обязан? — возмутился Нельсон. — У меня нет инструкций быть обязанным вам.

Джон Актон был весьма влиятельным человеком при дворе Фердинанда Неаполитанского, к слову, он так же, как и Нельсон, был англичанином, пусть и позиционирующим себя, как неаполитанец. Влияние этого человека-авантюриста, было велико, несмотря на то, что Актон командовал лишь в двух моментах: когда, как адмирал флота Неаполя, управлял кораблями, а еще, когда согревал постель королеве неаполитанского государства. И там, в постели, Марии Каролины, имевшей огромное влияние на мужа, Актон надиктовывал решения, которые он полагал правильными и для себя и для Неаполя. Этот человек считал себя важным вельможей, однако, для Нельсона Актон оставался никчёмным почти что предателем, ну и бездарным флотоводцем.

К слову, неаполитанские элиты не любили ни Актона, ни королеву, да и англичан не привечали. Может потому и нет согласия в королевстве, что люди больше ждут испанцев, с которыми имеются глубокие корни, даже приверженцы республиканцев в наличие. Эти территории не так, чтобы давно стали независимыми, или зависимыми Австрии, с видимостью суверенитета. А до того, земли были испанскими.

А между тем, крики и высказывания обоюдных претензий продолжались. Нельсону и Гамильтону почти что удавалось обходить тему Эммы, но все вокруг для себя уже определи предмет разногласий мужчин. Король с королевой в это время решили за лучшее вовсе уйти на лоджию, чтобы подышать свежим воздухом.

— Паруса! Паруса! — закричал кто-то в саду дворца.

— Французы, больше некому. Жалкие республиканцы, они выследили меня! — закричал Нельсон и решительно, наплевав на вопросы, которые английскому вице-адмиралу задавали многие из присутствующих, направился к Ушакову.

— Вы обязаны, наконец, сделать выбор и выступить на стороне правды, — пафосно заявил Горацио Нельсон Федору Федоровичу Ушакову.

— У меня нет инструкций быть обязанным вам, — ответил Ушаков, повторив фразу самого же Нельсона.

*………….*…………*

Неаполь

15 октября 1797 года (Интерлюдия)

Контр-адмирал Франсуа-Поль Брюе де Эгалье пребывал в наилучшем расположении духа. Линкор «Ле Ориент», его флагман, был таким кораблем, что не может не вселять страх всем, в том числе и англичанам. Сто двадцать пушек. А есть ли в мире корабли мощнее? [были, Сантисима Тринидад, 144 орудия]. Потому Франсуа де Эгалье ждал, что только грозный вид французского флота заставит капитулировать английскую эскадру. Нет, он пребывал в надеждах на это. Чего не отнять у англичан, на море они сущие звери, и контр-адмирал за свою уже достаточно долгую военную карьеру успел в этом убедиться.

Французская разведка работала неплохо и во флоте прекрасно знали о состоянии дел в английском Роял Нэви. Англичане были вынуждены отвести часть своих кораблей к Гибралтару, якобы, чтобы не дать выйти французскому флоту из Средиземного моря, и объединиться с другими кораблями в Бресте. На самом деле, одной из причин того, что адмирал Джон Джервис увел большую часть английского флота на стоянку, были брожения на кораблях. Слава Ричарда Паркера не давала спокойствия английским морякам. Ну а в море крайне сложно подавить все бунтарские намерения, да и на базе в Гибралтаре достаточно припасов, чтобы кормить матросов от пуза и не давать им поводов для бунта.

Джервис оставил в Средиземном море лишь вице-адмирала Нельсона, но тот вел себя так, будто обладал полноценной эскадрой. Французам, как и раньше приходилось ходить целой флотилией, чтобы не нарваться на обнаглевшего Нельсона малым, или равным количеством кораблей.

Горацио Нельсон мог и дальше оставаться неуловимым кошмаром для французов, подлавливая их на коммуникациях, меняя места дислокации флота, тем более, что сейчас появилась возможность пополнения припасов и на Мальте, но его сгубила любовь. Это может быть странным, даже нереальным, но слухи об адюльтере жены английского посла в Неаполитанском королевстве, Эммы Гамильтон, достигли Рима, полного французами, быстрее, чем сведения разведки о том, что английские корабли Нельсона нанесли визит в Неаполь и уже долго там находятся. Дак были получены сведения о том, что английская эскадра находится в Неаполе.

Франсуа-Поль Брюе де Эгалье поверил таким слухам так как у Корсики англичан нет, нет их и в Сицилии. А вот Неаполитанское королевство французы пока предпочитали особо не беспокоить, чтобы не вызвать тревогу у правителей этого государства, которое представлялось лакомым куском для Директории. Уже готовились полки, которые выйдут их Рима и, как считается, быстро покорят Фердинанда и его Неаполь.

Но не могли французы не воспользоваться возможностью сильно проредить флот своих давних врагов. Нельсон имел всего четыре линейных корабля и пять фрегатов, да еще и сильно уступающих в залпе сравнимому количеству французских вымпелов. Так что разгром этот осколка английского флота полностью решит проблему и страхи французов, что где-то рядом есть сильная эскадра, могущая не позволить высадится в Египте.

— Доклад! — потребовал Франсуа де Эгалье.

— Собаки располагают только четырьмя линейными кораблями и да, «Агамемном» тут, значит и Нельсон, — сообщал офицер.

— Напишут, что этого лайма сгубила похоть. Ищите женщину, господа! — усмехался французский контр-адмирал.

Французы подошли к Неаполю в составе четырнадцати линкоров, восьми фрегатов и ряда вспомогательных кораблей. Так что де Эгалье рассчитывал на легкий бой. И да, он не собирался никуда отпускать Нельсона, который сейчас замкнут в Неаполитанской бухте.

— А что у нас с русскими? Воюем или вооруженный нейтралитет? — озаботился вопросом командующий французским флотом, когда рассмотрел пять русских линкоров и семь фрегатов.

Если сюда прибавить еще незначительный, но все-таки, флот Неаполя, то у Франсуа де Эгалье не столь радужные перспективы

— Пошлите парламентеров. Сообщите русским, что мы не желаем с ними сражаться, да и неаполитанского короля не хотели бы тревожить. Лишь только англичане — наша цель, — сказал Эгалье и потерял всякий интерес к ситуации.

Командующий умел брать себя в руки и не переживать понапрасну. Нужна информация. А пока нечего расходовать ресурсы мозга и думать про следующие ходы. Слишком разные решения могут быть приняты в зависимости от того, что ответят русские и неаполитанцы.

*……….*……….*

Неаполь

16 октября 1797 года (Интерлюдия)

Ночью поступил фактически ультиматум от французов. Неаполитанский король, ведомый английским послом, созвал Военный Совет, куда были приглашены Ушаков и Нельсон. Тем самым Фердинанд просто выбил инициативу у вице-адмирала английского флота Горацио Нельсона.

Совет назывался «военным», вот только он сразу же стал больше «антивоенным». Первым, в виду того, что Актон самоудалился, высказался адмирал неаполитанского флота Франческо Караччоло.

— Мы не состоим в войне с Францией. А будь даже и так, то против такого количества кораблей не выстоять. Так что я — против, — сказал неаполитанец и даже глазом не отвел.

Он не посчитал, что бездействие неаполитанского флота, по сути, проявление трусости.

— Я не готов к войне, — сказал король Фердинанд, поднялся со своего, самого высокого стула и направился прочь.

— Трусы, я иного и не ожидал, — прорычал Нельсон, после посмотрел на Ушакова.

Федор Федорович так же не горел желанием вступать в войну, хотя и не был против такого развития событий. Создалась ситуация, когда русский флот может начать русско-французскую войну, чего, насколько знал Ушаков, император Павел Петрович стремится не допустить. Но и просто стоять, смотреть, как Голиаф избивает Давида, нельзя.

— Ну же, сэр Ушаков, что скажете? — спросил Нельсон.

Русский адмирал задумался, а после высказался по ситуации.

— Мы не можем вступать в войну. Здесь мы в гостях и можем уйти в любой момент. Можем, но не уходим, — Нельсон уже набрал воздуха, чтобы выдать очередную гневную тираду, но Ушаков не дал ему этого сделать, продолжив говорить. — Но и просто оставаться на месте — я не могу, сие поругание чести русского офицера. Так что я знаю, что отвечу французскому посланнику.

— И что же? Я обязан знать! — сказал Нельсон.

— Все у вас обязанностями покрыто, — Ушаков улыбнулся улыбкой уже стареющего человека. — Я сообщу французу, что не потерплю атаки на свои корабли и немедленно вступлю в бой, случись они, даже, если мы будем рядом с местом сражения. А так же я отправлю своему государю письмо, в котором опишу нападение на Россию.

— Получается, что вы поможете мне идти на прорыв? — спросил Нельсон.

— Мы уйдем первыми и создадим вам коридор, вот в него и устремитесь. Корабли у вас ходкие, быстрые, французы не догонят, однако, все равно я бы не советовал везти Эмму Гамильтон на ваших кораблях, — английский посол Уильям Гамильтон поморщился. — Я готов провезти ее на своем флагмане, а после отдам вам, когда уйдем подальше от Неаполя. Если в целом вы принимаете сказанной мной, то обсудим подробности.

На утро заканчивалось время ультиматума и неаполитанский флот демонстративно снял паруса, показывая, что не собирается воевать. Мало того, экипажи этих кораблей в большинстве сошли на берег.

Иное дело англичане. Нельсон, как только забрезжил рассвет, устремился вперед. Казалось, безумство, но английские корабли не стали дожидаться, пока французы создадут удобное построение, а сами атаковали.

Русские корабли так же вышли из порта. Французам было передано, что русские капитаны могут выстрелить в сторону французов, но лишь в качестве предупреждения, что республиканцы не соблюдают дистанцию. Если корабли Франсуа де Эгалье продолжат сближение, то второй залп будет уже наноситься по французским кораблям.

— Сильный противник, — сказал Ушаков, наблюдая схватку Давида-Нельсона и Голиафа-де Эгалье.

— Вы о ком, ваше высокопревосходительство? — спросил контр-адмирал Гавриил Кузьмич Голенкин.

— Об этом невежде Нельсоне. Смотрите внимательно, как он действует, после необходимо разбирать сражение по частям и думать, — отвечал Ушаков.

Русские корабли были выстроены в линию, и обращены правыми бортами в сторону разгорающегося сражения. Канониры русского флота на месте, абордажные команды готовы. Но Федор Федорович не собирался вступать в сражение, он создавал возможность для английских кораблей спрятаться за русскими линкорами и фрегатами. В линии, между русскими кораблями было достаточно места, чтобы туда прошмыгнул любой английский линкор. А ход эскадры Ушакова был столь незначительный, что корабли, будто бы стояли на месте.

В это время, линейный корабль «Агамемнон», используя свою более высокую маневренность, скорость и выучку экипажа, вовремя менявшего паруса, вклинился в середину построения французов. Обстреливая линкоры де Эгалье, флагман Нельсона, с ним на борту, проносился мимо французских кораблей, увлекая за собой и большинство других союзных вымпелов.

Вице-адмирал Горацио Нельсон превратил преимущество французского флота в количестве, в их же недостаток. Рассекающим ударом, как раскаленный нож по сливочному маслу, Нельсон просто не давал большинству французов участвовать в сражении. Да, и англичане получали повреждения, но французы, если решались на залпы, могли попасть и в своих соплеменников на другом корабле, расположенным напротив.

— Стервец, он решится на еще на один удар? — восхищенно задавал вопрос Гавриил Кузьмич Голенкин.

Ответа не последовало, так как стало очевидным, что да, Нельсон, уже уйдя за пределы расположения французского флота и расстреляв три вспомогательных судна, оставшихся без серьезной поддержки, решил повторить маневр.

— Вот, Гавриил Кузьмич, что-то похожее делали и мы, но посмотри, как англичане лавируют! Нужно будет провести маневры и узнать, сможем ли мы так, — говорил Ушаков.

Между тем, французы так же поняли, чего хочет англичанин, однако, видимо действенную тактику быстро придумать не могли. Да и управляемость флота во время сражения крайне затруднительная, тем более, если нет условных сигналов, кроме основных, по типу «делай как я».

— Ты погляди! А республиканцы не робкого десятка! — восхитился мужеством французов контр-адмирал Голенкин.

Федор Федорович Ушаков не ответил, ему были сильно любопытно, как на этот маневр всего одного французского корабля отреагирует вице-адмирал Нельсон. Дело в том, что республиканский новейший линкор «Жан-Жак Руссо» встал поперек, на курсе колоны из кораблей Нельсона. «Агамемнон» шел на таран «Жан-Жака Руссо». Лев таранил слона. Сила льва в том, что он быстр и может маневрировать, слону же хватает лишь топнуть по большой кошке, чтобы решить противостояние в свою пользу. Но у льва, Нельсона, после разворота французского линкора, не оказалось возможности для маневра, чтобы не задеть союзные вымпелы.

Треск дерева был слышан и Ушакову, который приказал максимально замедлиться, чтобы не уйти с фланга англо-французского сражения. Теперь русский адмирал был готов принимать на борт будь француза, или англичанина, только чтобы заблудшие души спасти.

Таран «Агамемнона» позволил двум английским линкорам вновь пройти через французское построение и нанести серьезный урон неприятелю, но один линейный корабль Нельсона все же чуть отстал, выпал из линии и оказался зажатым сразу тремя французскими линкорами. Сейчас там разгоралась беспощадная схватка, в которой англичане не так, чтобы и проигрывали. Французы не могли полноценно расстреливать английский корабль, чтобы не попасть под дружественный огонь, так что напрашивался абордаж. Долго англичанам удавалось сопротивляться и расстреливать в упор с двух бортов французов, много они забрали жизней своих врагов, пока все же матросы и абордажные команды республиканцев не уничтожили всех англичан.

Флагман английской эскадры, линейный корабль «Агамемнон», шел ко дну, увлекая за собой французский, с виду намного мощнее, линкор. Юркий фрегат англичан, спешно собирал на борт оставшихся в живых из команды «Агамемнона». Ушаков, наблюдая в подзорную трубу за происходящим, не сомневался, что Нельсон выживет. Русский адмирал считал, что таких, как английский флотоводец, Бог бережет вопреки даже невежеству заблудшей души.

Через полчаса уже два английских линкора протиснулись за русскую линию, спасаясь от преследования французов, потом еще три фрегата. Последним из боя выходил тот фрегат, на борту которого был раненный деревянной щепой в плечо и ногу вице-адмирал Горацио Нельсон. Французы, было дело, устремились в погоню, но русские канониры показали свой профессионализм и качественно промазали мимо французских кораблей, предупреждая о том, что Ушаков готов воевать. Мало того, он даже внутри хотел, чтобы французский контр-адмирал Франсуа де Эгалье решился атаковать русский флот. Уж больно адмиралу захотелось показать, что и русские моряки умельцы не хуже англичан.

В морском бою сложно, если только корабли не приблизились на пистолетный выстрел, попасть по врагу. Однако, еще более сложной задачей стало промахнуться. И человек, знающий специфику морских сражений, должен был оценить подготовку русских канониров, с блеском промазавших мимо французских кораблей.

Нельсон, как и остатки его флота, быстро удалялись прочь, не сказав русским «спасибо», а, напротив, посчитав, что Ушаков смалодушничал и будь русские смелее, то можно было побеждать французов.

Это сражение будет показано англичанами именно с точки зрения Горацио Нельсона, а русский император Павел Петрович получит обстоятельную реляцию о произошедшем от адмирала Ушакова. Государь будет немало раздосадован тем, как англичане смогли опорочить честь русского флота. Но это будет сильно позже, когда некоторые судьбоносные решения в Петербурге уже будут приняты.