ГЛАВА 19 Постельное недоразумение

После пяти минут знакомства с ним поневоле приходит на ум название одного из лучших романов Федора Михайловича Достоевского.

Автор неизвестен

Покой.

Медленно покачиваясь, парю в нем, словно размокший до неузнаваемости окурок в придорожной луже, среди бензиновых разводов и бумажных оберток.

Все укрыто мягкой тишиной и заботливо укутано во мрак.

А где-то там, за невидимой чертой клокочет жгучая боль.

Мрак ежится, потревоженный неприятными воспоминаниями.

Вдалеке, пока еще неразличимая, но уже ощутимая, вспыхивает искра.

Она приближается, алея на руке незнакомого человека.

Тишина испуганно съеживается, покрываясь трещинами и рассыпаясь. Мрак недовольно кривится и, судорожно содрогнувшись, выталкивает меня навстречу несущему пламень человеку. Навстречу боли.

Нет!!!

Яркий свет безжалостно жалит сетчатку глаз, отдаваясь мучительной болью в затылке.

Где-то это уже было… Встречи с ящерами-переростками меня к добру не приводят. Как все-таки хорошо, что они вымерли…

Резкая боль в глазах притухает под живительной силой слез. И на передний план выступает боль в остальных частях тела. А хоть что-то у меня не болит?

Прислушиваюсь к своим ощущениям. Вроде бы душа не болит, хотя в ее наличии у меня нет уверенности, одни смутные подозрения. Но против ожидания боль не резкая, рвущая на части, а нудная, размытая и вполне терпимая. Если не акцентировать на ней внимание.

«Где я?» – вопрошает мозг. И содрогается – выплывая из ниоткуда, появляются огромные клыки, они тянутся ко мне. Миг. И наваждение отступает.

Перевожу дыхание, усилием выталкивая из сжавшихся легких воздух.

Исходя из болезненности ощущений – я скорее жив, чем мертв.

«Быть живым – мое ремесло, это.дерзость, но это в крови…»

«Вот только в облаках не летать,- подумалось мне с трепетной тоской в груди,- разве что на авиалайнерах и прочих достижениях человеческой мысли».

И так мне жалко себя несчастного стало, так грустно на сердце, что жалобные стенания сами сорвались с губ, послужив сигналом к немедленной атаке.

– Очнулся! – воскликнул женский голос, и рыжеволосая головка, мелькнув пред моим затуманенным взором, накрыла мое лицо каскадом влажных поцелуев и пряно пахнущим облаком волос- Дай я тебя расцелую, если ты не против!

– Зачем… – прохрипел я, спустя мгновение поняв, что вопрос, собственно, чисто риторический, поскольку ожидать на него ответа Леля вовсе и не собиралась.

Скрипнула дверь, заглянувшая было Ливия поспешно захлопнула ее, буркнув извинение.

– Задушишь,- выдохнул-таки я.

– Ой! Извини,- всплеснула руками подружка.- Я вся так испереживалась, что просто жуть. За завтраком целый пирог съела.

– С чем?

– С грибами.

– Вкуснятина, наверное?

– Ага, объедение.

– А там, случайно, кусочка не завалялось?

– Не, все съела. А что?

– Уже ничего.

– Да ты, наверное, проголодался? – поняла она наконец причину моего повышенного интереса к грибному пирогу.

– Еще как,- подтвердил я.- Кишки уже марш играют.

– Правда? – Отбросив одеяло, Леля прижала свое ухо к моему голому животу.

Именно этот момент избрала Ливия, чтобы повторно заглянуть в комнату.

– Ой!

И, залившись краской, выскочила вон.

До меня туго, но со всей очевидностью дошла двусмысленность положения, в котором я оказался благодаря душевной простоте Лели и заботливым рукам лекаря, смывшего с моего тела кровь и наложившего на порванный бок повязку, но не побеспокоившегося об облачении в какие-либо одеяния.

Рванув на себя одеяло, я стыдливо прикрылся.

– Обманщик,- скривилась отодвинутая рыжая подружка.- Ничего они не играют, бурчат себе помаленьку, и все.

– Позови Ливию,- попросил я, надеясь объяснить возникшее недоразумение.- Будь так любезна.

– Ладно.

И, взмахнув сарафаном, умчалась.

Прорабатывая в голове слова, которыми постараюсь начать свои объяснения, я вздрогнул от неожиданности, когда распахнулись двери.

Держа в руках блюдо с парой тощих жареных рыбешек и ломтем хлеба, в комнату вошла Ламиира.

– Кто тут у нас самый голодный? – поинтересовалась она, игриво подмигивая и покачивая крутыми бедрами, скудно прикрытыми простеньким сарафанчиком.

Все три девушки переоделись в платья деревенского фасона. Но менее прелестными от этого не стали, даже наоборот.- Кто проголодался, а?

– Я,- признался я, решив, что при всем разнообразии потребностей человека чувство голода вызывают у него только две, но об одной из них пока забудем – не шутки же ради она принесла блюдо со снедью?

– Малявка уже растапливает печь, Добрыня, прихватив топор и горсть медяков, отправился на гусиную охоту…

– И долго он будет охотиться?

– Минут пять.

– Что так быстро? – удивился я.- Или их в местных лужах немерено?

– Он торговаться не умеет,- пояснила блондинка, протянув блюдо.- Сколько скажет хозяин – столько и заплатит.

– Угу,- кивнул я, запуская зубы в тощую спину пескаря.- Что ж ты колючий такой?

Ламиира примостилась в ногах и некоторое время с непонятной тоской и нежностью смотрит на то, как я ем, складируя косточки живописной кучкой на краю тарелки.

– Справилась Яга? – спросила она.- Все вспомнил?

– Какая Яга? – не мигая, поинтересовался я.- Из сказок?

– И в сказках, и в избушке на курьих ножках.

– Можно посмотреть договор? – Продолжая дурачиться, принимаюсь за вторую рыбину, которая оказалась еще более костлявой, если такое вообще возможно.

– Какой договор?

– Как какой договор?! – восклицаю я.- С Бабой Ягой – костяной ногой. Только не говори мне, что мы поверили ей на слово и произвели предоплату!

– Так ты вспомнил? – всплеснула руками блондинка,непонятно как придя к такому выводу на основании моих дурашливых реплик.- Все-все?

– Ничего я не вспомнил…

– Не притворяйся,- почему-то не веря моему чистосердечному признанию, попросила Ламиира, игриво шлепнув меня по колену.

Видимо, в ее генах, где-то там – глубоко-глубоко, скрыт талант невропатолога, поскольку ее пальцы попали именно туда, куда испокон веку метят люди в белых халатах своими молоточками. Как результат нога дернулась, лягнув белобрысую красавицу.

– Ой!

Она попыталась удержаться от падения, ухватившись за то, что под руку попало. А попало одеяло.

Я, промахнувшись мимо ее мелькнувшей руки, зашелся в надсадном кашле, причиной которого послужила застрявшая в горле рыбная косточка.

Потирая ушибленную при падении мягкую часть своего прекрасного тела, Ламиира со злостью отбросила в сторону ненадежную тряпку и поинтересовалась, уперев руки в боки:

– Чего дерешься?

– У-а-у,- пытаясь пальцами ухватить причиняющую боль кость, просипел я.

– Ты мне под юродивого не коси, тоже мне, Джим Керри выискался… Кость в горло попала?

– У-у…

– Убери руки,- забираясь на меня верхом, приказала она.- Дай я попробую.

Вывернув мне голову в направлении падающего сквозь окно света, она склонилась над моим ртом, пытаясь рассмотреть крохотную белесую косточку и ухватить ее длинными ухоженными ногтями.

Скрипнула дверь.

Скосив глаза, сквозь слезы, навернувшиеся на глаза, я рассмотрел размытый силуэт Ливии, на фоне которого неимоверно четко проступило ее побледневшее лицо с алыми пятнами на щеках.

Неужели она так обо мне заботится? Испугалась, что я, подавившись косточкой, умру?

– Похотливый кобель!

От удара захлопнувшейся двери глина посыпалась с потолка.

– А-а-а!

Ламиира ухватила-таки слизкий обломок рыбьего ребрышка и выдернула его.

– Кто заходил? – вставая с меня, поинтересовалась она.

Я говорил, что иногда бываю непроходимо туп?

Нет?

И не скажу.

Но вся нелепость ситуации начала доходить до меня только сейчас.

Одеяла, последнее время составляющего весь мой гардероб, я лишился во время падения Ламииры, вот только застрявшая в горле кость отвлекла внимание от сего факта. А Ливия ничего не знала про кость. Она открывает дверь и видит меня голенького и сидящую на мне верхом блондинку, короткий сарафан которой задрался, а она сама склонилась к самому моему лицу, обхватив его руками. Вывод напрашивается сам.

Скрипнув, приоткрылась дверь.

– Вернулась?! – радостно встрепенулся я.

Но это была Леля, которая сунула лицо в образовавшуюся щель и спросила:

– Что здесь было?

– Косточкой подавился,- набрасывая на меня поднятое с пола одеяло, пояснила блондинка.

– Ага,- непонятно чему улыбаясь, согласилась Леля.- Там Добрыня вернулся, Фрося птицу ощипывать села, сейчас приготовим.

– А… – начал я.

– Не… – тотчас отмахнулась рыжая, с ходу сообразив, о чем я хочу попросить. – Второй раз я ее звать не пойду. Еще запустит чем тяжелым, попутав с кем-то другим.

– Но…

– Ой, подгорит! – всплеснула руками Леля и убежала. Лишь рыжие косички мелькнули в дверном проеме.

– Помогу ей,- последовав за рыженькой, пояснила Ламиира.

И я остался наедине с бушующим в груди ураганом чувств.

Загрузка...