Спасение Ронана

Одиночество

Тусона дала задний ход через дверь таверны «Лысый орел», позволив двери захлопнуться… Изнутри тут же послышалась шумная болтовня. Готовая к драке амазонка неподвижно застыла на улице с мечом в одной руке и арбой в другой, но никто вслед за ней наружу не вышел, и она понемногу расслабилась.

Затем во внезапном приступе гнева Тусона рубанула мечом по висящей над головой кабацкой вывеске. Клинок рассек изображение весьма недовольного орла, разглядывающего в зеркале свой лысеющий череп, и разнес его на тысячу щепок. Чувствуя себя чуть получше, Тусона разрядила арбу и пристегнула ее к ремню, после чего, бросив последний хмурый взор на таверну, повернулась и пошла дальше по улице.

Тусона была сыта по горло. Ее уже капитально и до упора достал Бехан и все беханское. Особенно правящая воинская каста, чтоб ее громом и молнией клятануло. В своем родном городе Вельбуге Тусона привыкла к почету и уважению, которые она заслужила за многие годы, так что отношение к ней беханских воинов стало определенным шоком.

Проблема заключалась в том, что все они были мужчины. Вообще, если не считать нелегальных подвальных боев, что проходили в Абалдуе, во всем Бехане не было ни единой воительницы. А посему, когда перед ними оказывалось существо полутора с небольшим метров ростом, стройное и несомненно женского пола, практически все воины смотрели на такое существо либо с насмешкой, либо с негодованием. А порой и с тем, и с другим.

Тусона, сама того не ведая, нарвалась на неприятности в первой же брендской таверне, в которую ее угораздило забрести. Привыкшая занимать подобающее место среди воинов, она облокотилась о стойку и заказала пиво, а когда расположившийся по соседству полупьяный парень попытался сунуть ей руку под куртку, она сломала ему палец. Однако по неясной для Тусоны причине вместо того, чтобы стать предупреждением, это превратилось в вызов для всех остальных. На нее с мечом в руке бросился совсем молодой воин, на физиономии у которого красовалась вполне откровенная картина похоти и презрения. Десятью секундами позже молодой воин сидел на полу, пытаясь остановить поток крови из открытой раны на плече, а вопил он при этом так, будто ему нанесли смертельную рану. Тут уж атмосфера нешуточно накалилась. Шестеро других воинов вытащили мечи, готовясь к атаке, и Тусона оказалась бы в серьезной беде, не будь у нее арбы.

Схожие проблемы она имела еще подростком, в Вельбуге, обучаясь ремеслу воительницы. Ее отец, правитель города, проконсультировался со своим другом-оружейником, и результатом консультации стала арба, названная так потому, что она представляла собой уменьшенный вариант арбалета. Двадцати с небольшим сантиметров в длину арба была подлинным шедевром инженерного дела. Тусона могла зарядить арбу одной из крошечных стрел, выстрелить и за две секунды перезарядить и выстрелить снова. В радиусе шести-семи метров попадание было смертельным. И как только воин понимал, что Тусона способна запросто всадить стрелу ему в глаз, прежде чем он со своим мечом до нее доберется, он начинал не на шутку задумываться. Так что с арбой в одной руке и мечом в другой Тусона могла удерживать полную мужчин таверну до тех пор, пока ей за каким-нибудь клятом не удавалось оттуда свалить. К счастью, в Бехане это работало не хуже, чем в любом другом регионе Среднеземья… Из таверны в Бренде Тусона сумела выйти целой и невредимой.

С тех пор она навестила еще тридцать одну таверну, и последней из них стал «Лысый орел». В восьми заведениях она нанесла серьезные увечья пape-другой парней, причем все они в итоге сдохли. Всякий раз, как Тусона входила в таверну, ее тут же одаривали либо опекой, либо домогательствами. Да, жизнь в Бехане до упора ее достала.

Впрочем, все выглядело бы еще не так скверно, сумей она найти хоть какой-то след Ронана или его похитительницы, Шикары. Но до Тусоны не дошло даже самого туманного слуха. А ведь она была так уверена. Она твердо считала, что нашла надежный способ их выследить.

Озарение снизошло на нее, когда Тусона направлялась по Восточной дороге к Бренду, вскоре после того как рассталась с Тарлом и Котиком. «Шикара – колдунья, – рассуждала Тусона, – и пусть она даже необыкновенно могущественна, ей все равно требуются определенные ингредиенты для ее ремесла». Нельзя же, в конце концов, делать амулеты и зелья из ничего. Далее, Шикара пятьсот лет была в отлучке, а за такой срок большая часть ее запасов наверняка испортилась. Всем, к примеру, известно, как тяжело сохранять свежим собачий язык. Даже консервированные собачьи языки имеют срок хранения не больше трех лет. Так что ей нужны были новые запасы. А будь ты хоть трижды колдунья, ты не можешь получить запас тертого бычьего члена, если просто подойдешь к живому быку в поле, вооруженная теркой для сыра. Нет, если жизнь тебе дорога, ты этого не сделаешь. Стало быть, Шикаре требовалось обратиться к соответствующему поставщику, а их в округе было не так много. Если Тусона их всех проверит, то рано или поздно она наткнется на поставщика Шикары, и при определенной удаче у него можно будет узнать адрес доставки.

Посему, едва добравшись до Бренда, Тусона купила себе свежий номер «Ведьминого журнала» и устроилась в баре, пролистывая раздел рекламы. Выяснилось, что в каждом крупном городе Бехана имелся по меньшей мере один торговец магическими товарами. Тусона решила проверять магические лавки сразу же по прибытии в очередной город, а если там выпадет пустышка, то, прежде чем двинуться дальше, еще несколько дней болтаться по тавернам и постоялым дворам, общаясь с людьми и выспрашивая слухи.

Именно этим она последние несколько недель и занималась. Тусона навестила почти все беханские лавки, торгующие магическими ингредиентами, и расспросила персонал. Она проверила «Трансформации» и «Бритую амулетчицу» в Бренде, «Слуг Сивиллы» в Димоне, «Веселое зелье» в Мендации, «Чудо-Юдо» и «Спецсостав» в Абалдуе, а также «Фен-Омен» и «Клад чародея» здесь, в Дураце. Однако ни в одной из всех этих торговых точек слыхом не слыхивали про Шикару и не получали каких-то недавних крупных заказов от неизвестных клиентов. А шатание по тавернам и постоялым дворам никакого толку, кроме сплошных неприятностей, Тусоне не принесло.

Впрочем, несмотря на все неудачи и неприятности, сдаваться она не собиралась. Помощник продавца в «Фен-Омене» проявил к ней симпатию и посоветовал направиться на запад в Идуин. По его словами, двумя крупнейшими поставщиками на юге были «Колдовское изобилие» в Абтекае, что на реке Оглоре, а также «Уголок шамана» в Мазафаке, что в Лазурных горах. Именно такой совет Тусоне и требовался. Помимо прочего, она никак не могла дождаться, когда же ей наконец удастся стряхнуть пыль Бехана со своих ног. Однако проблема заключалась в том, что выбраться из этой трижды клятской страны оказалось не так-то просто.

Город Дурац стоял на восточном берегу реки Урлоны, чей быстрый и широкий поток пробегал по просторным равнинам южного Бехана и восточного Идуина. Единственным путем через реку был древний цепной паром, известный как Дурацкая переправа, а чтобы на этот паром сесть, требовалось иметь выездную визу с печатью Гражданского Транзитного Совета Бехана. Получение этой визы включало в себя заполнение всевозможных бланков, дачу взяток и болтание по конторам Транзитного Совета – процесс, который, как всем было известно, отнимал недели и даже больше, если соответствующий чиновник оказывался в дурном настроении, если ему не нравилась ваша физиономия или если вы отвергали его сексуальные домогательства.

Но поскольку оставались только альтернативы угнать корабль, что было очень рискованно, или направиться на юго-восток в эльфийское царство Невин, что означало отклониться на многие мили от маршрута, Тусона решила, что она вполне может попытаться получить визу. Официантка в «Лысом орле» предупредила ее, что сегодня она добьется только того, что несколько часов проболтается в Транзитном Совете для получения горы бланков и их заполнения, а следующий визит ей назначат через неделю. Однако Тусона была уже не в том настроении, чтобы с ней можно было такие шутки шутить. Пока еще сама не зная, как, она была твердо намерена заставить чиновников к ней прислушаться. Пусть даже кому-то из них придется для этого отправиться на тот свет.

Конторы Транзитного Совета располагались в одном из невысоких, предельно уродливых зданий из красного камня, выстроенных по всем четырем сторонам Правительственной площади. Тусона помедлила на растрескавшихся мраморных ступеньках и оглянулась на широкую, пыльную пьяццу. Солнце буквально колошматило по рядам высохших и умирающих лип, что очерчивали дорожки от здания к зданию. Извилистые корни деревьев явно были неспособны извлечь достаточное количество воды из бесплодной почвы. Жаркий ветер носил мертвую листву по мостовым и собирал ее в кучи у пустых чаш безводных декоративных фонтанов. Как уже выяснила Тусона, все дело тут было в том, что ответственный за экономию воды чиновник прошлой весной издал указ, повелевающий отключить все общественные фонтаны и включать их только по общественным праздникам, коих насчитывалось всего два в году, а также запретить полив всех растений, исключая годные в пищу культуры. Почему экономия воды считалась столь необходимой в городе, выстроенном на берегу двухсотметровой в ширину реки, никто Тусоне так объяснить и не смог.

Качая головой, Тусона протиснулась через вращающиеся двери и оказалась в массивном, выложенном каменными плитами вестибюле, декорированном исключительно в серых тонах. Тощий, услужливый на вид коротышка сидел за столом у входа и что-то писал. Он носил маленькие прямоугольные усики, которые, по мнению их владельцев, придают значительный вид тупым, лишенным всякого воображения людям. Позади него ряд из двенадцати кабинок для собеседования тянулся вдоль левой стены, однако только две из этих двенадцати кабинок работали. К ним подобно змеям, застывшим в ледяной глыбе, неподвижно вились две очереди из усталых и недовольных граждан.

Тусона подошла к человечку за столом и, собрав все самообладание, какое у нее имелось, тактично откашлялась.

– Простите, пожалуйста, не могли бы вы мне сказать, с кем я должна увидеться по поводу выездных виз?

Несколько секунд человечек продолжал писать, после чего помедлил, награждая Тусону таким взглядом, каким обычно награждаешь кучу, в которую только что вляпался. Затем он пробормотал два слова и снова взялся за писанину. Пару мгновений перед глазами у Тусоны плавали красные круги, и ее меч уже оказался на полпути из ножен, прежде чем она поняла, что человечек на самом деле сказал всего-навсего «дальняя очередь».

Гневно всадив меч обратно, Тусона пристроилась к концу указанной очереди. А потом стала ждать. Ждала. Ждала. И ждала.

Через три часа перед Тусоной остался только один визитер, страдающий лишним весом и обильно потеющий мужчина, который все эти три часа с ней проболтал. Он сказал, что его зовут Арви и что он коммивояжер из «Круглого мира», компании по производству тележных колес в Ближнем Абассале. В доказательство у него имелся полный кожаный портфель образцов – двадцать три миниатюрных модели различных колес, которыми торговала его компания. Арви взялся демонстрировать Тусоне все эти двадцать три образца, с любовью указывая на наиболее тонкие детали и различия, превознося достоинства металлических ободов и спиц из ясеня, пока она не почувствовала, что вот-вот взвоет.

– Я, ха-ха-ха, в нашей компании, можно сказать, спицеалист, – прыснул однажды торговец, и Тусона чуть было его не ударила.

Выяснилось, что это был четвертый визит Арви в конторы Транзитного отдела за шесть дней, и он собирался получить выездную визу для переправы на сегодняшнем пароме. Когда Тусона сообщила ему, что это ее первый визит и что она надеется попасть на тот же паром, торговец так заржал, что на какой-то счастливый момент ей показалось, что его вот-вот удар хватит. Вытирая глаза, Арви заверил Тусону, что гораздо скорее река замерзнет, и она сможет запросто ее перейти, чем ей дадут визу в первый же визит. Затем, чтобы немного ее приободрить, он взялся рассказывать анекдоты. Когда прошло полчаса, а она так ни разу и не улыбнулась, в Арви, похоже, вселилась какая-то неуверенность. Он закончил с анекдотами и задал Тусоне пару вопросов о том, каково быть воительницей, но не успела она сказать и десятка слов, как торговец снова ее перебил.

– А знаете, я думаю, это просто замечательно, – подхалимски признался он ей. – Я про то, как вы, некоторые девушки, замахиваетесь на мужские занятия. А почему бы вам этого не делать? Сам-то я очень это одобряю. Если честно, я даже немного феминист. В смысле, если вы не подыскали себе подходящего мужчину, чтобы о вас заботиться, ведь надо же вам что-то делать, разве не так?

В нормальных условиях это стало бы той точкой, после которой Тусона при помощи кинжала, приставленного к паху зануды, нежно объяснила бы Арви, что если он не заткнется по поводу своих «феминистских» воззрений, она поможет ему понять женщин куда глубже и полнее путем превращения его в одну из таковых. Но теперь она чувствовала себя такой несчастной и одинокой, что даже не разозлилась и позволила торговцу трещать дальше. Впрочем, Тусоне пришлось признать, что она таким образом кое-что для себя усвоила. После того, как ее любимый был похищен колдуньей, которая имела виды на его тело, а сама Тусона провела недели, таскаясь по жарким и пыльным южным землям, где ее без конца доставали и провоцировали различные мачо с отвязанными манерами, ей показалось, что намного хуже жизнь уже быть не может. Три часа общения с Арви убедили ее в том, что жизнь временами все-таки может быть еще хуже.

Тусоне показалось, что не прошло и двух суток, прежде чем имя Арви наконец было произнесено и он вразвалку прошел к столу в кабинке для собеседования. Она устало наблюдала, как он пожимает руку чиновнику Транзитного отдела, а затем тайком вручает ему небольшой кошелек с монетами. Было заполнено еще несколько бланков, после чего Арви встал и удалился с прижатой к груди выездной визой, а затем Тусона услышала, как выкликают ее имя.

Направляясь к кабинке, она сделала пару глубоких вдохов и постаралась успокоиться. Она знала, что существует один-единственный способ получить визу сегодня, и вежливое, предельно сдержанное начало было существенной частью этого способа.

Тщедушный темноволосый чиновник, что сидел по ту сторону стола, похоже, позаимствовал усики у того, что был у входа. Он точно так же деловито писал, однако впечатление производил совершенно другое. Был в нем какой-то дух продажности, душевной сальности, который, казалось, почти зримо его окутывал. Похоже было, будто всю его ауру хорошенько пропитали предельно дешевым маслом для волос.

Чиновник закончил писанину, добавив точку с показным росчерком, а затем глаза его вспыхнули и поползли по Тусоне, как пара улиток по скале. Физиономия тщедушного человечка медленно расплылась в удовлетворенной улыбке, пока он разглядывал стройные линии ее тела, загорелую и словно бы светящуюся кожу, улыбающиеся губы…

А затем он встретил ее взгляд и резко отпрянул, словно кто-то плеснул ему в лицо стакан ледяной кислоты. Улыбка исчезла. Впрочем, чиновник быстро пришел в себя и состроил Тусоне пустую рожу прожженного бюрократа. Он сумел понять, что от этой девушки он ничего не добьется. Взгляд амазонки был просто смертоносным! Чиновник нервно скосил глаза туда, где трое тяжеловооруженных охранников по-прежнему торчали у стены за кабинками для собеседования. Их присутствие часто бывало необходимо, чтобы удержать потенциальных путешественников от ненужных сцен, и у чиновника возникло чувство, что сегодня им предстоит славно потрудиться.

Вновь он углубился в созерцание каких-то бумаг, в то же самое время собираясь с духом. Воительницы клятовы! Впрочем, ничего-ничего. Когда она пару недель постоит в очередях Транзитного отдела, вид у нее будет совсем не такой уверенный. Тогда ей станет ясно, у кого здесь власть. Да и теперь, судя по предельно вежливому выражению у нее на лице, казалось, что она вроде бы уже поняла, кто здесь хозяин. Вот и отлично!

Чиновник удовлетворенно растянул губы в самой что ни на есть покровительственной улыбке, а затем снова взглянул на визитершу.

– Доброе утро. Чем могу служить?

– Мне бы хотелось получить выездную визу, чтобы переправиться через Урлону на цепном пароме.

– Конечно-конечно. Так-так, посмотрим. Нам потребуется заполнить бланк первичной заявки. – Из выдвижного ящичка он достал требуемый бланк, затем пару раз церемонно макнул перо в чернильницу.

– Имя?

– Тусона.

– Тусона, – пробормотал чиновник, заполняя соответствующий квадратик. – Фамилия?

– Просто Тусона. И никакой фамилии.

– Надо же. Как необычно.

– Зачем нужна фамилия, когда и имени хватает? – Чиновник посмотрел на нее с обидой. Вольности здесь дозволялись только ему. Пора бы поставить амазонку на место.

– А когда вы желаете переправиться? – спросил он, само воплощение елейной учтивости.

– Сегодня. Паром через час отходит.

– Сегодня? Что вы, голубушка, помилуйте! – Чиновник отложил перо и в показном изумлении на нее уставился. – Я никоим образом не думаю, что это возможно. Поймите, сударыня, есть бланки, которые должны быть заполнены, инстанции, которые необходимо пройти, документы, которые требуется проверить. Все эти процессы занимают время. Даже в самых неотложных случаях мы должны…

– Здесь как раз неотложный случай. Возможно, вопрос жизни и смерти.

– А, ну тогда конечно. Раз так, то мы, быть может, сумеем все немного ускорить.

Снова ухватив перо, чиновник устроил грандиозное шоу из поиска по анкете, пока на полпути по пятой странице не нашел небольшой квадратик, рядом с которым было написано «в неотложном случае поставить галочку». Тогда он с облегчением ее там поставил.

– Переходите к подразделу четвертому, страница восьмая, – радостно прочел он затем. Добравшись до нужной страницы, чиновник продолжил: – Пожалуйста, ясно и кратко сформулируйте точную природу неотложного случая, прилагая копии всей соответствующей документации к странице девятой.

С ручкой наготове он поднял вопросительный взгляд. Тусона немного подумала, пальцы ее левой руки негромко постукивали по заляпанной чернильными пятнами древесине столешницы.

– Так-так, – улыбнулась она. – Смотрите ниже.

– Смотрите… ниже… – повторил, записывая, чиновник.

– Да я не про бланк. Я про то, чтобы вы под стол заглянули. И на вашем месте я бы ох как осторожна была.

Чиновник поглазел на нее, затем очень-очень аккуратно чуть-чуть отклонил свой стул назад и, сдвинувшись лишь на несколько сантиметров, заглянул под стол. Правая рука Тусоны покоилась на ее правом бедре, а в ней был самый миниатюрный арбалет, какой ему доводилось видеть. Острая как иголка восьмисантиметровая стрела, что прижималась к оттянутой тетиве, указывала точнехонько ему в пах. Чиновник шумно вздохнул, а его физиономия стала наливаться нездоровой белизной, пока не приобрела цвет и консистенцию двухмесячной давности молока.

– Учитывая, как безупречно я этой штукой владею, – спокойно продолжила Тусона, – я бы сказала, что у тебя тут выходит и впрямь неотложный случай. Точная природа этого неотложного случая такова, что если ровно через минуту я не получу выездную визу, я намерена превратить твои мохнатые шары в небольшой кебаб. Компренэ?

Чиновник уставился на нее с разинутым ртом. Чувство у него было такое, будто кто-то клятски огромной лопатой вычерпал все его внутренности. Какое-то мгновение ему казалось, что он вот-вот вырубится, а затем он вдруг понял, что перестал дышать, и тут же набрал полные легкие воздуха. Глаза его метнулись вбок, проверяя охранников, но они беззаботно смотрели кто куда. С того места, где они расположились, не было видно, что тут происходит неладное.

Тогда глаза чиновника вернулись к небольшому сигнальному колокольчику, что висел справа от него. Тусона сладко ему улыбнулась.

– Я бы не стала этого делать, – проговорила она. – Даже если ты так рвешься в мученики, через считанные секунды все твои охранники будут мертвы. Вот, смотри.

Левой рукой она откинула клапан кожаной сумочки у себя на поясе. Там чиновник разглядел целый пучок стрел. Он попытался осмыслить увиденное, но в голове у него крепко-накрепко застряла яркая картина того, как одно из тех пакостных жал впивается прямо ему в…

– Хорошо! – прошипел чиновник. – Ты ее получишь! – Злобно рванув на себя еще один ящичек, он достал оттуда визу, поставил на нее нужную печать и подписал. Тусона протянула руку, взяла у него визу и внимательно ее изучила.

– Спасибо, – улыбнулась она затем и встала. – А теперь без фокусов. Поверь, для нас обоих будет лучше, если я уклятую из этого Бехана и больше никогда сюда не вернусь.

Тусона повернулась и зашагала к двери, крошечный арбалетик был спрятан от случайных взглядов в ее ладони.

Чиновник в ярости смотрел, как она уходит, а затем, когда она уже подошла к выходу, протянул руку, чтобы поднять тревогу. Но когда он почти было дотянулся до колокольчика, последовало тихое жужжание, и крошечная стрела затрепетала в том самом квадратном сантиметре стола, что оставался между его пальцами и сигнальным устройством. Чиновник взвизгнул от страха и отдернул руку. Стрела вошла так близко, что перья коснулись кончиков его пальцев. Вот сука! Чиновник оторвал глаза от все еще дрожащей стрелы и уставился на дверь, но воительница уже вышла. Теперь можно было без всякой опаски поднимать тревогу, но уже почему-то не хотелось.

Так или иначе, у чиновника были теперь заботы и поважнее. Например, ему нужно было срочно раздобыть сухие штаны.

Цепной паром засел в доке, точно большой деревянный поднос для чая. Казалось, в самом начале он был нормальным судном, но затем, давным-давно, на него наступила некая всемогущая исполинская нога, сплющивая его в неровный прямоугольник, а в довершение всего эта нога еще и попинала его малость. Некогда белая краска на фальшборте местами слезла, местами почернела, а в свое время покрытый лаком палубный настил был жутко истерт и заляпан всевозможными пятнами. По левому борту тянулась верхняя палуба с истрепанным навесом, который прикрывал ряды деревянных скамей заодно со скудной россыпью столиков. Здесь пассажиры первого класса находили некоторое отдохновение от палящего дневного солнца. Правый борт, однако, был гол, а в кокпите парома, точно в душной ванне жары, совсем бедные пассажиры смешивались с тележками, багажом и домашним скотом.

Но если паром видел лучшие времена, то примыкающая к доку пристань выглядела так, словно никогда не видела худших. Деревянные пирсы были прогнившими и запущенными, а сквозь трещины в каменных причалах проросли сорняки. Тут и там гниющий скелет судна служил единственным напоминанием о том, что некогда здесь находился преуспевающий, бурлящий движением речной порт, где процветали торговля и коммерция. Всему этому процветанию очень скоро положило конец Министерство Судоходства, созданное пятнадцать лет назад для регуляции движения по реке, сбора налогов и взимания пошлин.

Тусона прошла на паром по широким сходням, а затем протолкнулась мимо толпящихся людей и возбужденного скота к узкой лесенке, ведущей на палубу первого класса. Она приготовилась к возможным проблемам, но оказалось, что чиновник из Транзитного отдела повел себя в высшей степени разумно, и таможенные охранники, проверявшие документы на пристани, едва узрев ее визу, уже не стали ее особенно разглядывать. Помимо всего прочего, они были слишком заняты разборками с рассерженными безвизовыми путниками, которые пытались взяткой, мольбой или силой проложить себе путь на борт парома.

На верхней площадке Тусона помедлила и оглядела затененную навесом палубу. Лишь около дюжины пассажиров сочло возможным выложить непомерно высокую доплату за путешествие в тени. В дальнем конце палубы она заметила сидящего за столиком Арви, который как раз расправлялся с тарелкой жареных цыплят под чмяком[4]. Завидев Тусону, торговец от изумления едва не упал со стула, а затем поманил ее к себе.

– Вот так-так! Не могу поверить! Один визит в Транзитный отдел? Всего один? Как же вам это удалось?

– Наверное, все дело в моей счастливой улыбке.

– Потрясающе! Потрясающе! Послушайте, а почему бы вам не составить мне компанию? Позвольте, я закажу что-нибудь перекусить.

Тусона с подозрением на него посмотрела, но затем поняла, что Арви и впрямь отчаянно нуждается в компании. Было в нем что-то грустное и одинокое. «Одиночество, – подумала Тусона. – Только пусть мне о нем ничего не рассказывают».

– Годится, – согласилась она и села напротив. – Вы здесь уже не в первый раз. Что вы посоветуете?

– Если честно, посоветую питаться где-нибудь еще. Местный повар – просто спец по ботулизму. Но это последнее место кормежки на ближайшие тридцать миль, так что выбор у нас небогатый.

Тусона изучила картонное меню, засунутое в металлическую подставку на столике, а затем сморщила нос и заглянула в кокпит парома.

– Похоже, там кто-то везет целое стадо козлов, – пробормотала она. – Чуете запах?

– Да. Но это не козлы. Это кухня. – Арви указал на деревянную хибару, сооруженную в передней части парома. Металлическая труба, проткнутая через крышу хибары, вовсю отрыгивала дым. Тусона опять сморщилась, а затем поманила к себе прислужника-полуорка, который подпирал стену хибары, увлеченно ковыряя в своем угреватом носу сразу тремя пальцами.

Пятью минутами позже она с подозрением разглядывала тарелку «тушеного цыпленка с сезонными овощами». Практически неопознаваемые на вид овощи оказались еще жестче тарелки, на которой они прибыли. Тусона потыкала вилкой куски цыпленка. Ей и прежде доводилось едать тушеную курятину с костями, но вот клюв ей попался впервые.

В этот самый момент послышался громкий лязг, паром слегка накренился и начал выходить из стен дока на открытую воду. Впереди дряхлого судна цепь, соединявшая его с дальним берегом, сантиметр за мокрым сантиметром поднималась из свинцовой воды и исчезала во внутренностях парома, снова появляясь из его задней части, чтобы опять плюхнуться в воду подобно длинной и ржавой колбаске дерьма. Медленно, в тяжких муках старый корабль волокся через реку, точно пойманная муха по паутине, и Тусона откинулась на спинку стула, позволяя слабому ветерку обдувать ее лицо. Устремив взор на далекие Лазурные горы, она думала о Ронане.

Боги! Она надеялась, что он еще жив. Даже если для этого ему пришлось отдать свое тело этой жирной колдунье. Пусть он лучше будет жив, потому что если он ушел, бросил ее и умер, то пусть ее клятами обложат, но тогда она точно его убьет!

Они провели вместе только несколько дней и всего две ночи. Тусона принялась вспоминать вторую ночь, как раз перед тем, как Ронан схлестнулся с Некросом. Они сидели под звездами у костра в какой-то пустоши вместе с Тарлом и Котиком и разговаривали, шутили и смеялись. Вся ее взрослая жизнь была одним длинным потоком бесконечной ответственности, и она едва ли не впервые узнала такую простую дружбу, такое веселье. Теперь, сидя напротив жирного и докучного торгового агента с несъедобной пищей, стынущей перед ней на тарелке, и стаканом белого вина, такого сладкого и липкого, что его, наверное, ложкой из бутылки вычерпывали, Тусоне отчаянно хотелось вновь пережить те славные мгновения. Ей страстно хотелось сидеть возле какого-нибудь бара у моря с кувшином славного вина и пищей, которую можно есть, пока Тарл рассказывал бы одну из своих крайне сомнительных историй, а Котик вставлял колкие замечания. Она хотела, чтобы Ронан сидел рядом с ней, чтобы их руки соприкасались. Больше всего ей хотелось снова смотреть на своего мужчину, водить ладонями по его коже, вдыхать и вкушать его… А она даже не знала, жив он еще или нет…

Тут Арви помедлил в середине одного из самых своих любимых анекдотов про колеса для телег.

– Послушайте, – сказал он, слегка озабоченный, – вы не хотите стульями поменяться? А то от дыма из этой кухонной трубы ваши глаза что-то совсем влажные…

Пленник недвижно лежал на соломенном тюфяке спиной к холодной каменной стене небольшой камеры. Двигались только его глаза, пока он прослеживал изгибы сводчатого кирпичного потолка. Ни лучика света не проникало сквозь тяжелую деревянную дверь или заложенное кирпичами окно, ни один факел не пылал в ржавеющих стенных креплениях, и все же камеру осеняло зловещее свечение, которое словно бы исходило от стен.

В камере царили сырость и холод, но пленник был счастлив. Так было лучше. Так было гораздо лучше. Он никак не мог припомнить, кто он такой или почему он здесь, но он точно знал, что быть в этой каменной клетке до клята лучше. Про последние недели он тоже особенно много не помнил, но кое-что все же задержалось. Повсюду розовые драпировки из миткаля и громадные пухлые подушки, покрытые розовым сатином. Да и вообще – теперь, когда он об этом думал, все там казалось ему розовым. Простыни и меха на просторной кровати, невообразимо глубокие ковры и даже маленький блямбль, которого та женщина всюду с собой таскала. Все розовое.

И та женщина! Подумав о ней, пленник вздрогнул. Она кормила его отборными лакомствами, пока они лежали в мехах, наливала ему игристое вино в немыслимо тонкие хрустальные бокалы и водила ладонями по всему его телу. Но все это было без толку – все-все. Это было не то, чего он хотел. Он не знал, почему, но она была не та женщина. И она не на шутку озлилась, когда он не откликнулся, не захотел ее знать. Но она была бледнокожая и чувственная, с жесткими карими глазами и ливнями рыжеватых волос, а у него перед глазами стояло видение воительницы с мечом в руке, ее стройная, почти мальчишеская фигурка, кожа, загоревшая чуть ли не до того же цвета, что и ее кожаный воинский наряд, темно-каштановые волосы, коротко подстриженные на эльфийский манер, и пара зеленых глаз, таких глубоких, что в них запросто можно было утонуть…

Пленник вздохнул, и глаза его затуманились, когда его мысли обратились к нему самому. Он не мог понять, почему он едва способен двигаться, почему его ноги кажутся такими тяжелыми, почему его мозг продолжает так барахлить. Впрочем, на самом деле это не имело значения.

Шикара еще несколько секунд понаблюдала через глазок в двери, а затем, плотно прикрыв металлический колпачок, стремглав понеслась по коридору. Что за бездарная трата времени! Просто клятство кровавое! Заколдованная, она битых пятьсот лет гнила в какой-то паскудной пещере под горами, а потом этот симпатяга, этот здоровенный чернокожий воин так удачно подворачивается и ее освобождает. Едва она на него взглянула, как тут же поняла, что ждет не дождется, чтобы показать, как она ему признательна. Отблагодарить его единственным способом, каким настоящая женщина может отблагодарить мужчину. Но разве это его заинтересовало? Да ни клята!

Что же с ним было не так? Выглядела Шикара по-прежнему. Ей совсем нетрудно было собрать небольшую свиту из симпатичных и очень мускулистых молодых воинов, готовых служить ей так, как ей было угодно. И за те недели, что прошли после ее освобождения, она обзавелась чудесным домашним хозяйством. Однако единственного мужчину, который Шикаре по-настоящему нравился, она не интересовала. Достаточно просто было бы применить магию, ввести его в более подходящее состояние духа, но это стало бы равносильно признанию своего поражения. Никогда в жизни ей никого не приходилось насильно укладывать с собой в постель, и теперь начинать не хотелось. Это было бы просто унизительно.

Взбегая вверх по подвальной лестнице, Шикара нахмурилась. Несколько недель жизни в нежных объятиях роскоши не исправили положения, но, быть может, он станет сговорчивей после месяца-другого в холодной каменной клетке? На самом деле Шикара знала, в чем тут причина. Разум Ронана она читала как открытый пергамент. У него на уме по-прежнему оставалась та тощая сука-воительница – та, что была с ним, когда Шикара трансформировалась в свой прежний облик и когда пришел конец Некросу. Что ж, если он знает, что для него хорошо, а что плохо, ему придется забыть ту сучку.

Рассерженно распахнув дверь, Шикара быстро вошла в гостиную. Мелкий, ее любимый блямбль, лежал на кушетке. Он сразу уставил на нее громадные темные глаза и негромко затявкал от счастья. Шикара мрачно на него посмотрела. Это было очаровательное существо, и только полный ублюдок испытал бы желание взять его и пинком забить в мусорную корзину в другом конце комнаты.

Шикара взяла блямбля и пинком забила его в мусорную корзину в другом конце комнаты.

И в этот самый миг она вдруг осознала о неком настойчивом набухании у нее в голове, возмущении в ровных концентрических кольцах силы, которая ее защищала. Кто-то опять пытался ее выследить. Это было уже в третий раз за прошедшие несколько недель, и первым двум желающим Шикара выдала Противодействие, способное дотла выжечь средний мозг. Вот и прекрасно! Она была как раз в том состоянии духа, какое требуется для расправы с тем, кто осмелился вторгнуться в ее личную жизнь.

В дорого обставленной комнате южного города шестеро изящно одетых мужчин сидели вокруг прекрасно отполированного полукруглого дубового стола, наблюдая за тем, как закутанная в черную мантию старая ведьма в углу что-то бубнит и бормочет, а также добавляет разные порошки и жидкости в котел, булькающий на очаге. Затем котел засветился, и оттуда плавным потоком поплыл серебристый дым. Этот дым словно бы всасывался в самом центре гладкой белой стены, что располагалась лицом к шестерым мужчинам. Всасывая дым, стена тоже засветилась, и сверкающий вихрь красок стал распространяться из единственной точки в самом ее центре, пока вся поверхность стены не сделалась бурлящим психоделическим водоворотом.

Внезапно краски стеклись в движущийся образ молодой женщины, красивой, но гневной, которая грозно сверкала взглядом на шестерых мужчин. Прежде чем кто-то из них успел заговорить, она повелительно указала пальцем, и вспышка света, вырвавшись из стены, пронеслась по комнате, чтобы вонзиться в потрясенные глаза старой ведьмы. На краткое мгновение показалось, будто голова ведьмы вдруг выросла вдвое против ее первоначального размера, а затем она взорвалась, осыпая комнату и шестерых мужчин тысячами липких кусочков мозга. Молодая женщина улыбнулась и пробежала рукой по гриве рыжеватых волос, после чего снова обратила презрительный взор на мужчин. Ее глаза засияли волшебным светом, и пятеро мужчин окоченели от страха, однако шестой торопливо заговорил:

– Шикара, прошу тебя, выслушай. Мы представляем чрезвычайно могущественную организацию, и у нас есть к тебе предложение. Если ты согласишься нам помогать, это принесет тебе славу, богатство и гораздо больше власти, чем тебе кажется возможным. Все мужчины обратят к тебе свои взгляды, и…

– Все? – резко перебила она. Шестой мужчина кивнул, а затем с явным трудом сглотнул и сунул палец за воротничок, вдруг показавшийся ему слишком тугим. Последовала пауза, которая для шестерых мужчин длилась целую вечность. Наконец Шикара улыбнулась, и свет в ее глазах угас.

– Давай дальше, – велела она.