Создания света и тьмы

ПОДОШВЫ НА АЛТАРЕ

Войдя в зеленую дверь, открытую поэтом, и прибыв наконец на мир Интерлюдии, Оаким и Фрамин оказываются в безумном мире дождей и религий. Уставшие, они стоят на влажной траве рядом с городом, окруженным мрачными черными стенами.

– Сейчас мы войдем, – размышляет поэт, поглаживая свою изумрудно-зеленую бороду. – Мы войдем через эту маленькую дверь слева, которую я заставлю открыться. Останется загипнотизировать или подчинить охранников, если они там окажутся, и пройти к великому храму...

– ...Чтобы выкрасть сандалии для Принца, – говорит Оаким – Странное это для меня дело. Если бы он не обещал мне вернуть мое имя – мое настоящее имя, – прежде чем я убью его, я бы не согласился.

– Это я понимаю, лорд Рэндалл, сын мой,[2]– говорит Фрамин, – но скажи мне, что ты намерен делать с Гором, который также хочет убить его – и который сейчас работает на него, только чтобы заполучить эту же возможность?

– Убью, если потребуется, сначала Гора.

– Твоя решимость бесподобна, но позволь узнать – какая тебе разница, кто его убьет – ты или Гор? Он ведь в любом случае будет одинаково мертв.

Оаким молчит, явно озадаченный.

– Это моя миссия, – говорит он наконец.

– Он в любом случае умрет, – повторяет Фрамин.

– Но не от моей руки.

– Правильно. Но я не улавливаю разницы.

– И я не улавливаю, но убить Принца поручено мне.

– Возможно, Гору тоже кто-то поручил.

– Но не мой хозяин.

– А почему у тебя есть хозяин, Оаким? Почему ты не хозяин сам себе?

Оаким трет лоб.

– Я... действительно... не знаю... Но я должен сделать то, что мне сказано.

– Понимаю, – говорит Фрамин, и пока сбитый с толку Оаким раздумывает, крошечная зеленая искра слетает с кончика трости поэта и касается шеи посланца Дома Мертвых. Оаким раздраженно чешется.

– Что это?..

– Местное насекомое, наверно, – говорит поэт. – Пошли!

Дверь перед ними открывается от постукивания трости, а охранники засыпают после короткой зеленой вспышки. Позаимствовав у них два плаща, Оаким и Фрамин направляются к центру города. Найти храм легко. Войти – куда сложнее. Ибо перед входом – охранники, обезумевшие от наркотика.

Двое в плащах подходят и требуют впустить. Восемьдесят восемь копий наружной охраны нацелены на них:

– Публичного поклонения не будет до закатных дождей, – воины дергаются марионетками в такт своим словам.

– Мы подождем.

И – ждут.

С закатным дождем они присоединяются к процессии промокших паломников, входят во внешний храм и пытаются пройти дальше.

Их останавливают триста пятьдесят два копьеносца, охраняющие следующий вход.

– У вас есть знаки молящихся внутреннего храма? – спрашивает капитан.

– Конечно, – говорит Фрамин, поднимая свою трость.

После этого капитан, очевидно, решает, что знаки у обоих есть, и им дарован вход.

Затем, на подходе к самой Святая Святых, они остановлены офицером, командующим пятьюстами десятью стражниками, также одурманенными наркотиком, которые охраняют последний проход.

– Оскоплены?! – спрашивает он.

– Оскоплены, оскоплены, – уверяет Фрамин звучным сопрано. – О, дай нам пройти, – глаза его сверкают зеленым, и офицер отступает.

Войдя, они видят алтарь с его пятьюдесятью охранниками и шестью странными жрецами.

– Сандалии там, на алтаре.

– Как их заполучить?

– Лучше по-тихому, – говорит Фрамин и, пока не началась телевизионная служба, проталкивается поближе к алтарю.

– Как по-тихому?

– Хорошо бы подменить их нашими собственными, а священные надеть и без суеты уйти отсюда.

– Подходит.

– Что если бы они были украдены пять минут назад?

– Я понял тебя, – говорит Оаким и склоняет голову, как в молитве. Служба начинается.

– Аве, Сандалии, – лепечет первый жрец, – владеющие ступнями...

– Аве! – поют остальные пять.

– Добрые, благородные и блаженные Сандалии...

– Аве!

– ...пришедшие к нам из хаоса...

– Аве!

– ...просветить наши сердца и уберечь наши ноги.

– Аве!

– О Сандалии, несущие человечество с начала времен...

– Аве!

– ...превосходные вместилища ступней.

– Аве!

– Аве, удивительные, носившие бога Котурны!

– Мы поклоняемся вам.

– Мы поклоняемся вам!

– Мы обожаем вас в величии вашей сущности!

– Слава!

– О, изначальная обувь!

– Слава!

– Высшая идея Сандалий!

– Слава!

– Что бы мы делали без вас?

– Что?

– Наши пальцы были бы исколоты, пятки исцарапаны, и мы бы страдали плоскостопием.

– Аве!

– Защитите нас, ваших обожателей, добрые и блаженные Сандалии...

– Пришедшие к нам из хаоса...

– ...в день мрака и скорби...

– ...из пылающей бездны...

– ...пылающей, но не опалившей вас, о Сандалии?..

– ...вы пришли успокоить и поддержать нас...

– ...укрепить и ободрить нас...

– Аве!

– ...вы понесете нас открыто и смело вперед...

– ...ныне, присно и во веки веков!..

Оаким исчезает.

Ледяной вихрь проносится над залом. Это – ветер изменения времени; и на алтаре возникает туманная тень.

За пять минут до того семь безумных копьеносцев лежат, странно вывернув шеи, а появившийся из воздуха Оаким торопит Фрамина:

– Открой нам дверь, быстро!

– Ты надел их?

– Разумеется.

Фрамин поднимает трость, но медлит.

– Боюсь, будет небольшая задержка, – и взгляд его делается изумрудным.

Все глаза в храме вдруг оказываются обращенными на них.

Сорок три безумных копьеносца, как один, с боевым кличем бросаются вперед.

Оаким пригибается и вытягивает руки.

– Таково есть царство небесное, – комментирует Фрамин, и испарина, как капли дождя, блестит на его челе. – Интересно, как все это запишется на видеолентах?