В том районе, где находился корабль Чужих, довольно долго вертелась парочка аборигенов, которые высматривали, где же спряталась подраненная ими антилопа, или как там они называли это парнокопытное животное с ветвистыми рогами, бурой шкурой и бело-черной полоской на спине.
Торговцы хоть и нарушили закон о деградирующих колониях, все-таки намеревались сохранить некие рамки приличия и не садиться на планету прямо на глазах у туземцев, рискуя тем самым породить какой-нибудь религиозный культ. Впрочем, туземцы, прознав о совершившем посадку корабле, могли и не впасть в религиозное поклонение, а напротив, обвесившись всем возможным оружием, попробовать перебить экипаж корабля. Закон о деградирующих планетах принимался как раз после одного из таких случаев.
Глупый, глупый закон, принятый несколько сотен лет назад сенатом после трагедии с экипажем разведбота «Крикун». Нечего в чужие дела соваться! О чем и чем они думали, садясь на планете с деградировавшей колонией? Что все обойдется? Их примут с цветами и музыкой, а их-то приняли за демонов и поспешили прикончить, пока они не спрятались в своей страшной штуке, извергающей огонь. Они даже не подумали включить защиту на своих скафандрах, так что аборигены нашпиговали их стрелами и копьями быстрее, чем они успели что-то сказать. Что с ними потом делали одичавшие потомки колонистов, доподлинно неизвестно. Хотелось бы верить, что их не постигла участь капитана Кука. Вот еще один пример того, что предки поступали дальновиднее своих потомков. Ведь выходило, что после убийства Кука ни один мореплаватель не должен был ступать на земли аборигенов. Это кого-то остановило? Нет. Никто и не думал, что так надо поступать. Напротив. Деградируют не только отдельные колонии, но и весь мир. Зоран в этом не сомневался. Чтобы в этом убедиться, достаточно оглядеться по сторонам и посмотреть, во что он выродился.
Любой малокалиберный и маломощный парализатор способен обездвижить все население этой планеты, включая стариков, женщин и детей грудного возраста. За подобное деяние торговцев, в лучшем случае, объявили бы персонами нон грата в доброй половине обитаемых миров, подписавших конвенцию о деградирующих планетах, в худшем же правительства этих же планет начнут за ними охоту, не дадут им нигде покоя, а изловив в конце концов, отберут корабль и отправят весь его экипаж на принудительную прочистку мозгов, после которой человек по уровню развития не сильно опережает малолетнего ребенка.
Вряд ли у этих охотников, всецело поглощенных своей антилопой, а поэтому не обращавших внимания на то, что творится у них над головой, была подзорная труба или какой другой оптический прибор. Но яркая точка в небе на постоянной орбите, видимая и днем, могла вызвать у них некоторые вопросы. Что, если они захотят остаться здесь, пока не получат ответы?
На «Пиноте» все сидели в рубке и смотрели на трансляцию с планеты.
Антилопа так хорошо спряталась в одной из пещер, что охотники наткнулись бы на нее, разве что когда она околеет и либо уже сгниет, либо мумифицируется.
— Они могут искать свою антилопу до второго пришествия, — сказал Александр.
— Замечу. Есть мнение, будто второе пришествие уже было, — возразила Суок.
— Тогда до третьего, — не раздумывая, согласился с этим Александр и остановил жестом Суок, а та хотела сказать, что и третье уже дело прошлого.
— В любом случае, надо форсировать события, — сказал Капитан.
Робота-разведчика запрограммировали для не свойственного ему задания. Он не стал колоть антилопу в мягкие части тела, вживляться в ее шкуру, чтобы она от боли потеряла ощущение реальности и выскочила из пещеры. Нужного результата он добился более гуманным способом, не причинив антилопе никакого физического вреда. Он спроецировал перед ней изображение страшилища и сопроводил его появление угрожающим шипением. Этого было достаточно, чтобы антилопа посчитала охотников менее опасными, нежели этот страшный зверь. Охотники едва не упустили ее. Она пронеслась возле них ураганом. Стрела догнала ее и пробила бок уже на излете, погрузившись только на длину наконечника. Антилопа упала, но тут же поднялась. Бежала она теперь помедленнее. Охотники смогли догнать ее, всадив в бока по две стрелы. Она барахталась на земле, густо орошая кровью все вокруг, еще минут пять.
— Не смотри на это, — сказал Александр Суок, когда охотники принялись свежевать тушу.
— Дорогой, в студенческие годы я проходила практику на фабрике по утилизации андроидов и насмотрелась там такого, что меня не вырвет, даже если у тебя сейчас голова треснет, переполнившись гениальными идеями, а мозги разлетятся во все стороны.
— Ого, я и не знал, что ты была студенткой. Тебя, наверное, выперли за плохое поведение с первого же курса, или нет, все-таки держали до конца, потому что ты была хорошей спортсменкой и выступала за сборную института.
— Ага, выступала. И неплохо. Тут ты угадал. Но почему была хорошей спортсменкой? Я и сейчас ничего.
— Кто бы сомневался.
— Но до выпускного меня держали не по этой причине, а как выразился руководитель моего дипломного проекта: «За ярко выраженные математические способности». Он предложил мне без экзаменов продлить обучение в аспирантуре, но я отказалась.
— Почему же?
— Ой, господи. Я ведь тебе об этом рассказывала. Ты не помнишь?
— Нет.
— У тебя амнезия. Может, тебя похищали и промывали мозги? Ой, или тебя подменили, и ты — это не ты, а специально засланный к нам андроид, полностью идентичный. Он должен выведать у нас, где находится корабль Чужих. Теперь ты узнал это и что сделаешь дальше?
— Перво-наперво тебя задушу, а дальше... Кстати, эти ребята, — Александр ткнул в трансляцию, — закончили разделывать тушу. Извини, — сказал он Суок, — мне надо заняться моими непосредственными обязанностями.
— Ой, труженик ты наш. Что бы мы без тебя делали? — не унималась Суок, но поскольку Александр на ее нападки уже не отвечал, замолчала.
Непосредственные обязанности Александра заключались в том, что он несколько раз ткнул в кнопки клавиатуры, управляющей корабельным оснащением. Секундное дело, когда за клавиатуру брался настоящий пианист. К таковым Александр относился, но он отчего-то сделал вид, что забыл партитуру, и тыкал в кнопки медленно, словно ученик.
В конце концов он сбросил за борт контейнер размером с табакерку. Войдя в плотные слои атмосферы, тот распался, и из него высыпалось несколько десятков песчинок. Их подхватил ветер и попробовал разметать в разные стороны. Как бы не так. Песчинки, равномерно распределившись по периметру круга диаметром в десять километров, опустились на поверхность планеты. Они были набиты микроэлектроникой, которая должна отвадить любых существ, как разумных, так и не очень, от места грядущих раскопок. У всех, кто приближался бы к ним, рождалось тревожное ощущение. Будь они здесь раньше, это место давно бы обозвали «проклятым» и, чтобы не нарваться на неприятности, обходили бы его стороной.
Бастиан вот уже несколько дней, с того самого момента, когда узнал, куда и зачем они летят, находился в возбужденном состоянии. Ему не верилось, что все это происходит с ним. Все казалось нереальным. Похоже, с остальными творилось то же самое, даже с Зораном, потому что и для него спасение на Альбеде было фантастикой. Огонек привел его в склад с криогенными камерами. Там его ждала голография Лю Чена.
— Я твой должник, — сказал Зоран, — зачем ты меня спасал и как смог все предвидеть?
— Интуиция.
Интуиция подсказывала и Зорану, что он должен рассказать о корабле Чужих. Он ничего не утаил. Кажется, Лю Чен этому не очень удивился.
— Я ждал чего-то подобного, — сказал он.
— Почему?
— Просто ждал, — ответил китаец. — Я полечу с тобой. Корабль готов. С нами полетят еще пять человек.
— Кто они?
— Хорошие люди. Этого достаточно. Им сейчас тяжело.
Зоран почувствовал к нему расположение с самого начала и не боялся, что, ложась в криогенную камеру, уже никогда не проснется.
— Зачем ты взял нас с собой? — спросил у Лю Чена Капитан, когда тот рассказал ему об экспедиции.
— У меня такое чувство, что мы должны держаться вместе. Тогда все получится. Именно мы. Все вместе. И все будет хорошо. Поверь мне.
— Разве у меня есть выбор? — спросил Капитан.
Практической надобности сразу же высаживаться на планету не было, поскольку работу выполняли роботы. Вот только «Пинота» за время полета всем поднадоела. Сидеть в ней, как в склепе, желания ни у кого не было. Даже у Капитана, хоть он и возглавлял формально эту экспедицию, но корабль все равно был для него чужим. Перспектива провести еще несколько дней в замкнутом пространстве никого не вдохновляла.
Корабль припарковали на одном из спутников. От выхлопных газов маневровых дюз поднялось облако пыли, осев на иллюминаторы ровным слоем. Пыль улеглась, иллюминаторы вытерли, но от вида каменной равнины через пятнадцать минут взвыл бы любой, за исключением, быть может, геолога. Он бы нашел, чем здесь занять свободное время. Но таковых на борту корабля не оказалось. Выбираться на поверхность спутника можно было только в защитном скафандре. Не погуляешь. Дилемму высаживаться на планету сейчас или немного подождать каждый решал сам. Все пришли к одному и тому же выводу.
Но кому-то все же пришлось бы сторожить корабль. Оставить его на попечение автоматики и примитивных роботов Капитан не желал. Почетная миссия сторожа выпала на долю Александра, к радости всех остальных членов экипажа. Александр же, напротив, восторга не испытывал и что-то бубнил вполголоса о несправедливой судьбе. Правда, не очень долго. Он знал, что его заточение на корабле не станет вечным, как было у того лодочника, который перевозил через реку путников до той поры, пока кто-нибудь из них не поддастся на его просьбы и не возьмет у него весла. Душу Александра грела мысль, что через пару-тройку суток на вахту заступит кто-то другой.
— Не скучай, — сказала Суок на прощание, мило улыбаясь.
— Я постараюсь, — процедил Александр, — ну иди же, иди. Нечего мне здесь мешать, — он замахал на Суок руками.
— А что это ты меня прогоняешь? — театрально возмутилась Суок.
— А что, ты хочешь остаться?
Он слишком рано задал этот вопрос. Попререкайся он чуть с Суок, возможно, она в запале и не заметила бы, как дала утвердительный ответ. Это могло бы послужить эквивалентом того, как мифический лодочник обманом заставил одного из бедолаг схватиться за весла.
Но Суок была начеку. Гневное выражение на ее лице застыло на секунду, губы окаменели, чтобы они, не дай бог, не сказали что-нибудь лишнее и необдуманное.
— Нет уж, увольте. Не сейчас. Но когда дойдет очередь и до меня, я непременно приду сюда и освобожу вас, прекрасный рыцарь, из заточения, хотя, кажется, наоборот — это смелый рыцарь должен спасать прекрасную принцессу? Или я ошибаюсь?
Александр видел, что Суок загнала его в очередную логическую ловушку, и теперь не спешил с ответом. Времени на обдумывание у него было поменьше, нежели у шахматиста, попавшего в цейтнот, да и Суок над ним смилостивилась, сделав, вопреки правилам, еще один ход.
— Да, да, понимаю, что ты хочешь сказать сейчас об эмансипации, о том, что женщины давно добились равных прав с мужчинами во всем, и теперь они не просто должны, а обязаны спасать их из заточения и...
— Входить в горящие избы и на скаку останавливать коней, — развил эту мысль Александр.
— В горящую, простите, что? И кого я там на скаку должна останавливать? Да и зачем мне это делать?
— Не знаю. Но это цитата.
— Вероятно, из тех глупых трактатов по геополитике, которыми ты изредка забиваешь оперативную память своего мозга, и надо заметить, что это крайне отрицательно сказывается на твоих умственных способностях. Тебе нужна перезагрузка или просто немного прочистить оперативную память. Дам совет. Излучение местной звезды, не отфильтрованное атмосферой, может послужить в качестве превосходного очистителя. Когда тебе наскучит сидеть взаперти в корабле, выберись из него, но ни в коем случае не надевай скафандр, а возьми только респиратор с баллоном сжатого воздуха — иначе все оздоровительное воздействие излучений для твоей засоренной головы будет нулевым.
— Непременно так и сделаю.
Бастиан, со стороны наблюдая за этим разговором, ждал одного — когда же Суок, чтобы более весомо аргументировать свои суждения, выпустит коготки, но язычок ее был не менее действенным оружием, которому Александр сопротивлялся все слабее. Наконец его оборона рухнула. Свое полное поражение он не признал, но для других это было очевидно.
Бастиан был слишком незначительной фигурой, чтобы Суок на нем тренировала свое остроумие. А жаль. Он пришел к мысли, что пусть она камня на камне не оставит от его доводов, но хоть заговорит с ним, не будет воспринимать, как элемент окружающей обстановки, а опыт общения с таким сильным собеседником, безусловно, пойдет ему на пользу.
— Не грусти. Здесь не так уж и плохо, — продолжала Суок.
— А я и не огорчаюсь, — ответил Александр.
— Молодец какой. Я ведь знала, что ты мечтаешь подежурить на корабле, так, может, и мою смену возьмешь на себя? Ты ведь не станешь отказывать слабой, хрупкой девушке? А? — Суок смотрела на Александра, состроив на лице невинное выражение, с каким, видимо, Золушка перерезала горло крысиному королю. Или в сказке все было чуть иначе?
— Ну-у-у, — протянул он в раздумье.
— Ладно, ладно, я тебя поняла. Ты опять хочешь заговорить об эмансипации и равных правах. Ведь так? Все, все, умолкаю.
Песчинки начали действовать еще до того, как коснулись земли. Об этом можно было судить хотя бы по тому, что охотники вдруг перестали свежевать тушу, чем увлеченно занимались на протяжении последних пятнадцати минут, не замечая ничего вокруг. Подберись к ним сейчас более-менее крупный хищник, то они заметили бы, что их проглотили, только оттого, что стало темно и тесно и неудобно разделывать тушу.
Охотники одновременно посмотрели в небеса с каменными, настороженными лицами, потом друг на друга и, обменявшись взглядами, понятными без слов, подхватили пожитки, куски мяса, благо отрезали они от туши уже столько, что тащить добычу приходилось с заметным трудом, и поспешили побыстрее убраться прочь. При этом бежали они довольно быстро и, пожалуй, могли выиграть в забеге на среднюю дистанцию с отягощением, куда допускают только некибермодифицированных спортсменов.
— Ты можешь быть такой нудной, что общаться с тобой сущая каторга, — наконец заявил Александр.
— Я ненадолго избавлю тебя от своего общества.
Суок чмокнула Александра в щеку. Кажется, только Зоран находил с ней общий язык.
Она уж если и подначивала его, то делала это скорее по инерции, а поймав себя на этом, старалась говорить без колкостей. Более того, однажды Бастиан слышал, как Зоран рассказывал Суок о деградировавшем племени. Упоенно, уже не замечая — слушают его или нет. Бастиан и сам, зачарованный этим рассказом, притих, опасаясь, что если он начнет слишком громко дышать или кашлянет, то это собьет Зорана с мысли.
— Ты весь светишься, когда рассказываешь, — сказала тогда Суок.
Удивительно было слышать от нее такие глупые слова.
«Как это весь светишься? Что, он святой? У него нимб на голове?»
Бастиан думал, что не расслышал, и Суок сказала совсем другое, но когда посмотрел на нее, то увидел, что и она вся светится, а взглянув в ее глаза, кажется, понял, отчего это происходит. Этим объяснялось и смятение Александра, проступающее в каких-то несвойственных ему вялых движениях, отрешенности, появляющейся в глазах, будто он уходил в виртуальность. Он невзлюбил Зорана. Старался не замечать его. Такими методами ситуацию только ухудшишь.
Бедный, бедный.
Бастиану стало жаль своего друга, но ведь утешить его он не мог. Заговори он, к примеру, о том, что в обитаемых мирах так много красивых девушек, которые будут смотреть на него с таким же восхищением, с каким Суок слушает Зорана, это еще больше расстроит Александра и заставит его впадать в виртуальность все чаще и чаще. Лучше вовсе промолчать и ничего не замечать, но ведь так... ведь так ситуацию не изменишь.
Бастиан вдруг понял, что Александр пришел к этой же мысли, и от этого ему стало жалко не только своего друга, но и себя, он даже чуть не заплакал.
Вацлав однажды рассказал Бастиану, что Суок и Александр когда-то встречались. Он и в команду попросился из-за нее, но ее чувство к нему быстро пропало, чего нельзя сказать о нем.
— Ты видел у него на спине несколько шрамов? — как-то спросил Вацлав, когда Бастиан спросил его о Суок и Саше.
— Да, — ответил Бастиан.
— Их оставили коготки Суок, когда она его обнимала. Он их не убрал. Сохранил как память. Никому не говорит, откуда они, но все и так знают. У них форма очень специфическая.
— А-а-а, — глубокомысленно протянул Бастиан, покачивая головой.
— У него есть фантом Суок и ее клон. Там, дома. Он об этом тоже никому не говорит, но об этом тоже все знают. Суок из-за этого клона бесится, иногда даже закатывает Саше скандалы, когда их никто не слышит, требует уничтожить свой дубль, а он ни в какую. Тебе, наверное, неприятно слышать о клонах?
— Нет, нет, ничего. Никогда не считал себя человеком второго сорта.
— И чего он ее забыть не может? Есть клон, и ладно. Зря он в нашу команду попросился. Он хороший парень, очень хороший. Мы с ним уже почти год летаем. Но ему тяжело. Так, когда она всегда рядом, когда он ее постоянно видит, он ее никогда не забудет, только себе и ей хуже делает. Был бы далеко, нашел бы уже давно кого-то другого, а Суок забыл.
— Разве ее забудешь? — вдруг проронил Бастиан.
— Пожалуй, — после паузы согласился Вацлав.
Собирались все с такой поспешностью, точно потерпевшие кораблекрушение, когда вода, быстро вливаясь в огромную пробоину, вот-вот отправит смертельно покалеченное судно на дно, а в такой ситуации не до семейных драгоценностей и бабушкиного золота — самим бы унести ноги.
Багаж запихнули в два посадочных флаера. Александр наблюдал за этой суетой с кислой миной на лице, но не вмешивался даже советом после того, как Суок обожгла его взглядом и сказала: «Не мешайся под ногами».
— Что мне может там понадобиться? — напевала она себе под нос.
— Пляжный костюм, — в такт с ней попробовал пропеть Александр.
Вот после этого она и разозлилась, посмотрела на него так, что Александр язык прикусил.
— Счастливой посадки, — только и буркнул он.
Флаеры, по крайней мере этой модели, в стандартную комплектацию корабля не входили. Кто-то умыкнул их не иначе как с яхты представительского класса, а после тайком перепродал прежним владельцам корабля. Подобные флаеры делали ограниченными партиями — слоистый корпус с амортизаторами и гироскопами между оболочками сглаживал самую жесткую посадку. В таком флаере даже новичок, впервые севший за пульт, почувствует себя асом, не растрясет своих пассажиров до полуневменяемого состояния, думая, что это именно он совершил посадку, и самоуверенно не заметит, как включился автопилот.
Кресла обволакивали тела коконом. На поверхности оставались только головы. Будь эти коконы прозрачными, Бастиан испытал бы некое чувство брезгливости. Пока он испытывал только неудобства. Что делать, если ему захочется почесать нос или протереть глаза, начни они слезиться? Руки-то у него точно привязаны. Дернув рукой, проверяя, насколько сильно его спеленали, Бастиан понял, что может без каких-либо усилий вытащить ее. Он так и сделал, посмотрел на пальцы, проверяя, не объела ли их до костей агрессивная среда, в которой они оказались. Кожа даже не вспотела. Материал кресел пропускал воздух. Он ощущался меньше, чем легкая одежда.
Бастиан совсем успокоился, как вдруг кокон стал увеличиваться, полез вверх, поглощая и голову. Его первой мыслью было вскочить. Но он все равно не смог бы распрямиться в полный рост. Мешал потолок кабины. Пока он думал, что же ему предпринять, кокон добрался до подбородка, а когда он стал закрывать нос, уши и глаза, Бастиан набрал побольше воздуха, заполнив легкие до отказа, так что их стало покалывать, и опустил веки. Будь что будет.
Он пробовал считать удары своего сердца. Так он следил за временем. Но сердце билось слишком быстро.
Когда держать воздух в легких больше не осталось сил, он выдохнул и попробовал втянуть в себя, сквозь сомкнутые зубы, новую порцию. Бастиан отчего-то думал, что вместо воздуха заглотнет кусок кокона и тот забьет ему глотку кляпом. Не продохнешь. Но вместо этого рот заполнился кислородом, сдобренным каким-то ароматом. Чтобы получше распробовать, Бастиан втянул его носом, нашел эти ощущения приятными и стал вдыхать воздух в невообразимых количествах, совсем как обжора, который не остановится, пока не съест все, что есть на столе.
Коконы с головой накрыли и всех остальных.
Открыв глаза, Бастиан увидел, что кокон на головах — прозрачный, а на всем остальном теле — синий. Они похожи на насекомых в коконах. Какие же чудища выползут из этих оболочек, когда флаер приземлится?
Бастиан не чувствовал, как флаер взлетел, не чувствовал ускорения и торможения. Он заработал кислородное опьянение. Голова у него кружилась. Стало легко. Тело превратилось в воздушный шар, готовый вот-вот оторваться от земли.
Лобовое стекло обожгло огненными сполохами, когда флаер, сделав пируэт, как прыгун с трамплина, развернулся, чтобы войти в атмосферу не крышей, а носом.
Бастиан закрыл глаза. Он был уверен, что языки пламени обязательно пробьются через пластик и слизнут с него и кожу, и мышцы. Возможно, превратить в пепел и кости с черепом будет для них не очень сложной задачей.
Он ощутил легкое покачивание, гораздо меньше того, что он испытывал, когда его флаер попадал в турбулентные потоки воздуха, приходящие с равнин. Горячий воздух ощущался, даже если ты напяливал на себя гермошлем и герметичный костюм, в котором обязательно оказывалась неисправной система кондиционирования, и ты уже через несколько минут покрывался с ног до головы противным маслянистым потом.
На этот раз он не почувствовал даже перегрузки. Он любовался тем, как огненные сполохи расходятся в разные стороны перед его лицом.
У него захватило дух, когда они прошли плотные слои атмосферы и начали проваливаться в бездну без конца и края, на дне которой едва различались остроконечные пики, покрытые снегом, и тонкие сверкающие прожилки рек.
— Ух, — только и произнес Бастиан, надеясь, что кокон не выпускает звуков.
Справа накатывала кромешная темнота. Пространство перед ней медленно розовело, будто это кровь растворялась в воздухе и оседала на поверхность планеты.
Темнота походила на огромный — в сотни километров высотой вал, который все сметает на своем пути, и даже самые огромные сооружения, созданные человеком или природой, казались смехотворно маленькими по сравнению с ним. Самое огромное в мире цунами.
Темнота подбиралась к флаеру. Но не успевала поймать его на лету. Он опускался слишком быстро.
Под ногами сновала орда роботов, и Бастиан, прежде чем шагнуть, высматривал, куда же ему ступить, чтобы не задеть малыша. С ними ничего не случилось бы, наступи на них хоть многотонный погрузчик, и лишь раскаленные выхлопы дюз могли бы оплавить их тонкие ножки. Бастиан хорошо это знал, но идти, не разбирая дороги, не мог. Ему все казалось, что, наступи он на робота, услышит, как трескается его оболочка, точно она не металлическая, а хитиновая.
Роботы выдолбили в морских отложениях углубления со ступеньками, ушли под поверхность и рыли систему пещер — с округлыми потолками, чтобы людей, когда они отключат голографическую проекционную систему, не раздражала угловатость их обиталища. Они устали от этих форм еще на корабле.
Роботы вырубали громадные, по сравнению с их размерами, куски отложений, извлекали их из пещер, но не складывали в пирамиды, а равномерно растаскивали по окрестностям. В их коллективной программе оставалась информация о нахождении каждого куска и то, откуда его извлекли. При желании слой отложений можно было бы восстановить почти в первоначальном варианте, причем это не потребовало бы ни много времени, ни усилий.
Роботами управлял коллективный мозг, наподобие того, какой имеется у насекомых, живущих общиной. Каждый робот в отдельности оснащался мыслительным самообучающимся процессором с большим объемом памяти, которая позволяла действовать ему и самостоятельно.
Люди сгрудились возле входа в пещеру, из которой в одну сторону тянулась цепочка роботов с окаменелостями, а с другой шли те, кто уже освободился от своей ноши и спешил за следующей.
— Эй, бездельники и тунеядцы, когда же вы соорудите нам приличное жилье?! — выкликнула Суок, но обращалась она не к роботам, а к небесам. Там на черном фоне сверкал спутник, на котором обитал повелитель этой механической орды.
— Вот что значит поспешить, — имплант, вставленный в барабанные перепонки, передал ей голос Александра, — подождали бы немного и приземлились как раз, когда роботы отроют пещеры. Вы бы тут же смогли справлять новоселье, распаковывать багаж и вселяться.
— Ты что, уже успел соскучиться без людского общения? Прошло-то всего ничего, а ты тараторишь, точно не слышал людскую речь не меньше года и теперь рад до смерти, что отыскался собеседник. При этом на мой вопрос ты так и не ответил. Опять амнезия проявилась? А? Ну тогда повторяю: «Когда твои роботы соорудят нам жилье?» Хоть какое-нибудь. Слово «приличное» я опущу.
— Они такие же мои, как твои.
— Сути это не меняет. Так когда?
— За час они отроют пещеры, и еще минут тридцать понадобится, чтобы смонтировать проекционную аппаратуру.
— Черт, ты в своем уме? Это же целых полтора часа. И что ты нам предлагаешь все это время делать?
— Сходить на экскурсию. Красотами местными полюбоваться. Ножки свои длинные размять, а то, поди, засиделась на корабле. Я за тобой буду наблюдать, чтобы ничего с тобой не случилось, но далеко не заходи. Помни, что психозащита, которую я поставил, тоже имеет свои границы.
— Благодарю за заботу, но если ты будешь за мной наблюдать, я начну испытывать неловкость, а вдруг мне захочется... Ну об этом дамы не говорят, но ты понимаешь, что я имела в виду. Так вот, как же я это сделаю, если буду знать, что ты следуешь за каждым моим шагом?
— Как только ты захочешь это сделать, я отключусь. Но у меня вопрос. На всякий случай, чтобы я не ошибся. Что ты подразумеваешь под словом «это».
— Ты не догадался?
— Нет.
— Жаль. Я не думала, что ты такой тупой. Подумай все-таки.
— Ладно, но когда надумаешь это делать, подай мне какой-нибудь знак. Кулак, например.
— Кулак я тебе и сейчас могу показать. Даже кое-что другое. Видишь?
Она подняла руку, сомкнув в кулак все пальцы, за исключением среднего.
— Вижу.
— Отлично. Так что лучше не наблюдай за мной.
— Слушаю и повинуюсь.
Суок отвернулась от спутника, стала оглядываться.
Но было слишком темно. Воздух еще не остыл. Ветер приносил крохотные песчинки, бросал их в лица людей, будто хотел что-то стереть с них и посмотреть, какие они на самом деле. Песчинки въедались в кожу, кололи ее, и Суок время от времени непроизвольно отмахивалась от них, словно от мошкары.
Пыль разъедала нос. Все надели респираторы и очки ночного видения.
— Все интересное лежит под нами, — сказал Зоран, подойдя к Суок, а там, — он махнул рукой в ту сторону, куда смотрела Суок, — в ста двадцати километрах остатки колонии. Помнишь, я рассказывал тебе о ней.
Он загрустил. Опять, наверное, вспомнил о стертых записях.
— В мозгу робота сохранились воспоминания о казни. Ты мог бы переписать их. Это потерю твоих записей не компенсирует, но хоть что-то будет. Обычай-то все равно интересный, и случается это нечасто. Будем считать, что тебе немного не повезло, и само жертвоприношение ты не застал.
— Я думал над этим. Работа будет похуже, чем могла бы стать. Не такая яркая, но ведь о том, что она могла быть лучше, никто, кроме меня, не знает, — он сделал паузу, посмотрел на Суок, — и кроме тебя, — добавил он, — но ведь ты никому об этом не расскажешь?
— Буду молчать, как могила, — с серьезным видом пообещала Суок.
Окажись на месте Зорана Александр, интересно было бы узнать, как ему ответит Суок на подобный вопрос. Создавалось впечатление, что, когда Суок и Зоран оказываются рядом и начинают разговаривать, в мозгу у них стирается половина извилин. Они изрекают банальности и не замечают этого. Их движения становятся заторможенными. На лицах появляются глупые улыбки, словно у психически больных людей, отрешенных от этого мира и пребывающих большую часть своей жизни в нереальности...
Глаза понемногу привыкали к темноте. Чтобы разглядеть роботов, инфракрасные сенсоры уже не были нужны. На спинах роботов играл свет звезд и спутника. Он завораживал. Хотелось пойти вдоль цепочки работящих малышей. Точно это путеводная нить, которая обязательно выведет к сокровищам, а если она закончится, пойти дальше, надеясь, что и роботы пойдут за тобой и будут семенить возле ног, словно проводники, с которыми и в кромешной тьме не заблудишься, всегда выйдешь к дому и не испугаешься, кого бы ни повстречал.
От безделья люди сами выгрузили сумки с пожитками из флаеров, чем вызвали недовольство роботов. При всем старании потянуть время разгрузка заняла не более десяти минут. Нужно было придумать, куда потратить еще больше часа.
Лучшим вариантом могла стать обзорная экскурсия на флаере. Включив камуфляжный режим, флаер станет незаметен с земли. Без радаров его не обнаружат. У местных жителей имелись только естественные оптические приборы — глаза. Но на экскурсию так и не решились, прождали все время возле флаеров, о чем-то бестолково переговариваясь. Бастиан и припомнить не мог тему разговоров.
Роботы установили силовую мембрану в тон с поверхностью планеты. Она беспрепятственно пропускала людей, фильтровала воздух, отсеивая песчинки. Ступеньки и пол в комнатах подземелья были гладкими, даже слишком гладкими. Пол казался скользким. Роботы его зачем-то отполировали. После сухого воздуха на поверхности в подземелье чесался нос. Воздух здесь был влажным и чуточку прохладным. Его хотелось пить и пить, не отрываясь, все равно, что родниковую воду после трудного перехода по пустыне.
Кондиционеры гудели, стараясь побыстрее отсосать из пещер всю пыль, которая появилась здесь, когда роботы дробили отложения. Потом их работа станет бесшумной, но тогда будет слышно, как роботы прокладывают туннель к кораблю. Вырыв жилище для людей, они тут же приступили к своему основному заданию, причем в этот туннель из пещер вел небольшой коридор, закрытый звуконепроницаемой мембраной, но через нее все равно можно было расслышать, как тысячи ножек семенят по камню.
— Здесь хуже, чем у туземцев, — заявила Суок, появившись в пещере.
— Не «Хилтон», конечно, — согласился Вацлав, — но откуда ты знаешь, как живут туземцы? Ты, что, успела с ними познакомиться?
— Нет, но я делаю такой вывод из рассказов очевидца.
— А-а-а, — протянул Вацлав, посмотрев на Зорана. Тот от этого взгляда смутился.
— Подождите чуть-чуть, милая Суок, — заговорил Лю Чен, — мне нужно всего несколько минут, чтобы настроить аппаратуру. Тогда вы сможете заказать любые проекции и виды.
— Ага, — кивнула Суок, — но я притомилась. Выбери что-нибудь сам.
— Ты слишком капризна, — сказал Вацлав, — тебе не понравится.
— Посмотрим. Я верю в способности Лю Чена в отличие от твоих.
— Спасибо, — Лю Чен не отучился от этой глупой привычки кланяться по поводу и без него, — сейчас будет светло.
Он добавил, что надо снять очки, слишком поздно, когда уже включил проекционную аппаратуру. Свет ослепил Бастиана. Какое-то время он ничего не видел, за исключением расплывчатых разноцветных пятен, да и то потому, что зажмурил глаза, и пятна эти скорее были кровью в его веках, нежели модернистской раскраской пещер.
— О, как красиво! — услышал он и только после этого решился чуть приподнять веки, посмотреть на мир сквозь маленькую щелочку.
— Надо снять очки. — Бастиан понял, что это говорят ему.
— Я забыл, — произнес он, снимая очки.
— Извини, — сказал Лю Чен, — это я виноват. Поздно предупредил тебя. Думал, что ты знаешь.
— Ничего, ничего.
Бастиан проморгался. Разноцветные круги пропали.
Суок сидела на полу, вытянув ноги, опираясь на руки, слегка отклонившись назад и запрокинув голову. Она смотрела на потолок. Бастиан проследил за ее взглядом. На потолке светились звезды, как в планетарии, но некоторые из них соединялись прямыми линиями, чтобы становилось заметно стилизованное изображение существ, в честь которых назывались эти созвездия. Ни одного из них Бастиан не знал. Впрочем, в астрономии он разбирался на бытовом уровне. На небе собственной планеты назвал бы лишь с десяток самых ярких звезд, а вот показал бы их правильно не все.
Ноги Суок утопали в траве. Она прорастала сквозь ее ладони, и казалось, что девушка сидит здесь много дней и ночей, как приклеенная, и поскольку трава проросла через ее тело, она уже не может встать.
Стены остались каменными. В них появились окна, прикрытые мутными мембранами, точно их давно не мыли, а по другую их сторону виднелась желтая река, воды которой несли слишком много глины. Из-за воздушных потоков, создаваемых кондиционерами, казалось, что траву колышет настоящий ветер.
— Что это? — спросила Суок. — Интересно. Но я сомневаюсь, что кто-то мог заказать подобный пейзаж.
— Ты права, — откликнулся Лю Чен, — я сделаю что-нибудь привычное и... — он сделал паузу, — и уютное. А это, если тебя еще интересует, развалины императорского дворца. Здесь нет крыши и трава на полу, а еще в окно должен заглядывать дракон. Он спустится прямо с небес. Но чуть позже, чуть позже, — рассказывая это, Лю Чен точно старался оттянуть время, и, может быть, тогда остальные попросят его оставить проекцию, но никто намеков этих не понял.
Лю Чен взглянул на Капитана, ища у него поддержки. Тот развалился в кресле, откинув голову и закрыв глаза. В небеса он не смотрел. Он насмотрелся реальных звезд. Они снились ему по ночам, и во сне он шептал их названия, а огоньки, имитирующие звезды, его совершенно не интересовали. Но он еще не дошел до той стадии старения, когда не остается ничего другого, кроме как мучить окружающих своими воспоминаниями. Маленьким детишкам подобные рассказы были бы интересны, но взрослые поспешили бы увести их прочь, чтобы они, не дай бог, не захотели стать космонавтами, когда-нибудь бросив на произвол судьбы своих стареющих родителей. Капитан прошел через это.
— Нет ничего хуже, чем быть космонавтом, — будут они внушать своим чадам и, скорее всего, убедят их в обратном...
Кресло вырастало за пять минут. В него превращался небольшой кубик, впитывая влагу и свет. Вариантов программирования его формы существовало множество. Но Капитан, пока Лю Чен настраивал аппаратуру, экспериментировать не стал, удовлетворившись креслом самой простой формы.
Вацлав сидел в кресле чуть побольше.
— Что ты здесь развалился? — Суок подошла к Вацлаву. — Разве ты не знаком с правилами хорошего тона?!
— Странно слышать такое от тебя, — он догадался, что Суок потребует уступить ей место. — Ты ведь всегда была за равноправие полов. А места здесь хватит на двоих. Хочешь — присаживайся.
Он пододвинулся на край кресла.
— Нет, увольте. Не хочу. Сама себе сделаю.
— Вот и славненько.
Запертые в корабле, а сейчас снова очутившиеся в замкнутом пространстве, они вымешали раздражение друг на друге.
— Чего же ты хочешь? — спросил у девушки Лю Чен.
— Что-нибудь помасштабнее. Небо оставь. Оно не давит. Но хотелось бы, чтобы и стены не давили.
— Некоторые влачат свое существование в сотах размером в восемь кубических метров. Вот это, — Вацлав обвел рукой комнату, — показалось бы им сказочным дворцом, о котором они могли только мечтать.
— Это и есть дворец, — вставил Лю Чен.
— Разрушенный, — напомнила Суок. — У меня совсем другие мечты, и там, где я родилась, к счастью, проблемы с жизненным пространством были не столь остры, чтобы жить в восьми кубометрах. У моих родителей было жилище в пятьдесят раз больше.
— Удивительно, как ты после этого жила в корабельной каюте?
— С трудом, но что ни сделаешь, чтобы убежать из сот, какими бы большими они ни были.
— Лю Чен, я не понимаю, зачем вы спорите, — вмешался Вацлав. — Сделай каждую комнату в стиле, который выберет ее жилец. Здесь не до дизайнерских изысков. Зато любой почувствует себя комфортно. Даже эта неугомонная девушка, от которой больше проблем, чем пользы.
— Отлично, отлично. Надеюсь, что тебя, Вацлав, я долго не увижу.
Суок подошла к Лю Чену и зашептала ему на ухо свои пожелания. Тот кивал, не переспрашивал. Суок вряд ли могла поведать все нюансы. Что-то ему придется додумывать.
Когда Лю Чен обратился к Бастиану, тот застеснялся и не придумал ничего лучшего, как дать описание дома, в котором жил раньше. Удивительно, но Лю Чену удалось воспроизвести даже книжные полки, казавшиеся настолько реальными, что, увидев их, Бастиан хотел потрогать книги руками. Но пальцы проходили сквозь корешки книг и наталкивались на чуть холодноватые, шершавые стены. От неожиданности Бастиан отдернул руку, точно его укусило ядовитое насекомое.
Он обхватил запястье ладонью другой руки и смотрел на свои пальцы, только что появившиеся из проекции, поворачивая из стороны в сторону, будто сейчас они должны были начать трансформироваться, а он не хотел упустить этот момент.
Кровать отличалась от его прежней, но была удобнее той, на которой он спал на корабле. Когда он сел на нее, его потянуло в сон. Он даже не успел задуматься, а не впрыскивается ли в воздух снотворное, чтобы те, кто лежит на кровати, побыстрее засыпали. Ему показалось, что он слышит, как за стеной кто-то шуршит. Но мысли его уже настолько тяжелели, что он подумал, будто это сверчок завелся у него в доме, совсем забыв, что это перебирают маленькими ножками роботы, роющие без сна и отдыха туннель к кораблю Чужаков...
Он провалялся в кровати до неприличия долго, а открыв глаза, увидел, что вся комната залита светом, льющимся из окон. В тех мирах, которые Лю Чен воспроизвел в каждой из комнат, сутки различались по продолжительности. Ему пришлось их синхронизировать. Иначе в одной комнате было бы утро, а в другой уже вечер, и члены команды стали бы жить в противофазах. Впрочем, кажется, именно на это и намекала Суок. Ведь тогда они смогут реже встречаться и круглосуточно следить за роботами.
Бастиан откинул одеяло, сел на кровати, заметив, что раздет до нижнего белья. Спать-то он, если не подводит память, повалился в одежде. Но она была сложена рядышком на спинке кресла. Робота-дворецкого они с собой не брали. Кто же о нем позаботился?
Неожиданно ему показалось, что все, что стряслось с ним за последние недели, — это всего лишь сон. Сердце его учащенно забилось от подобной догадки. Поначалу он и не понял, хорошо это или плохо, если все окажется сном. Но тут же пришло ощущение огромной утраты и уныние, от которого чуть не появились слезы. Он вовремя понял, что комната эта — другая. Похожая на ту, в которой он жил когда-то, но все-таки другая.
Как он мог так ошибиться? Наверное, не до конца проснулся.
В комнате было тепло. Бастиан не спешил натягивать одежду. Он подошел к имитации окна, заглянул в него. Голова прошла сквозь стекло, лбом он уткнулся в камень, едва не набив шишку.
— Черт, — поглаживая ушибленный лоб, Бастиан отвернулся от окна, но от желания посмотреть, что же там, за ним, так и не избавился.
Если не прикасаться к окну, а смотреть на него с небольшого расстояния, то за ним виднелась равнина, а вдалеке вздымались невысокие горы, вершины которых покрывали совсем уж низкие облака.
Бастиан не рассказывал Лю Чену о таких подробностях. Узнать их тот мог, разве что считав часть воспоминаний, а среди них могли оказаться и те, которыми Бастиан ни с кем делиться не хотел.
Он готов был идти искать Лю Чена, ссориться с ним, но, право же, тот рылся в его памяти не затем, чтобы выведать пикантные подробности его жизни, а чтобы комната стала более удобной. Интересно, а у Суок в воспоминаниях он тоже копался? Вряд ли. Прознай она об этом, не избежать скандала.
Никто его не звал. Никому он не был нужен. Опять самая большая проблема — каким способом убить время? Впасть в спячку, благо на корабле криогенных камер хватит на всех, вырезать фигурки животных из камня, который можно позаимствовать у роботов. Они обрадуются тому, что от ноши можно избавиться пораньше, и натаскают в комнату Бастиана такую кучу камней, что хватит для армии камнерезов на годы вперед. Пока роботы отроют туннель, он сотворит набор шахмат. Учитывая материал, из которого сделаны фигурки, их впоследствии можно будет выдать за антиквариат и выгодно продать не очень опытному туристу. При удаче вырученных денег хватит, чтобы сносно протянуть пару месяцев. Но думать о таких пустяках, когда под тобой целое состояние... Когда под тобой мина замедленного действия... Когда под тобой...
Бастиан топнул ногой, будто от этого твердь земная треснет, и из пролома забьет нефтяной фонтан. Захлебнуться в этом богатстве — смерть, достойная той, что настигла индийского раджу. Он был завален грудой золотых изделий, которые рухнули на него с прогнивших полок, когда он пришел полюбоваться содержимым своей сокровищницы.
Ознакомление с окрестностями. Это самая лучшая идея. Но придется ли совершать прогулки пешком или ему доверят один из флаеров? К Зорану, что ли, пристать? Пусть покажет заброшенную колонию. Он-то здесь уже знает все.
Бастиан и не догадывался, какое сейчас время по внутрикорабельному расписанию. У него в окне утро. У всех должно быть то же самое. Он надел комбинезон, пошел в душ, там пришлось опять разоблачаться. Все отходы человеческой деятельности расщеплялись, выделившаяся энергия поступала в генератор, а влага — в душ. Они не наносили никакого ущерба природе. Это из-за того, что Лю Чен такой чистюля. У него в крови бережное отношение к окружающей среде. Лю Чен утилизирует даже крошки со стола и заставляет роботов всасывать пыль. Они так и перегореть могут от переутомления.
Взбодрившись, Бастиан отправился в центральную комнату. Там сидели Суок и Зоран и что-то смотрели. Вацлав готовил. Бастиан все никак не мог определиться со временем суток, поэтому не знал, завтрак это, обед или ужин.
— Что у нас на завтрак? — рискнул он и, кажется, не попал впросак.
— А что ты хочешь?
Теоретически приготовить можно было все что угодно. Даже внешне блюда походили на естественные. Часть из них хранилась в порошках, недостающие компоненты приходилось бы сублимировать из протеиновых смесей.
— Омлет, поджаренный хлеб, кофе с сахаром и сливками, — выдал Бастиан. Все порошковое, все естественное, все быстро готовится.
— Отличный выбор. Я заказал почти то же самое. Сейчас будет готово. Я отдам тебе свою порцию. Себе закажу новую.
— Ну, — Бастиан хотел было отказаться от такой жертвы, но тут его внимание привлек Зоран.
— Смотри, вот голова того робота.
Он произнес это так громко, точно обращался ко всем находящимся в комнате. Сам-то он смотрел на Суок и знать, наверное, не знал, что рядом есть еще кто-то, помимо них.
— Хлам, — сказал Вацлав.
«Значит, они запустили в поселение «муху» и наблюдают за тем, что происходит в племени. Интересно», — подумал Бастиан.
Из кухонного автомата выехал поднос с омлетом, хлебом и кофе. Вацлав отвлекся, не успел убрать рук. Поднос наткнулся на них, чуть не упал. Оканчивая свою реплику, Вацлав крикнул «Ой!». Реплика эта к голове робота не относилась. Зоран же этого не понял.
— В том то и дело, что «ой». В этой голове мозгов и полезной информации побольше, чем в твоей.
— Тогда замени свою голову на эту. Так ты в несколько раз увеличишь собственный коэффициент умственного развития.
— Зачем же так радикально? — встряла в диалог Суок. — И что это ты взялся подтрунивать над коллегой?
— Чувствуется твое влияние, — сказал Вацлав.
— Не поняла?
— Ну, Зоран стал говорить так же ехидно, как ты. Вот я и говорю, что чувствуется твое влияние.
— Хо. Хо. Хо, — Суок сморщила носик.
— Ты с таким воодушевлением говоришь, будто сама намереваешься заняться научными исследованиями. Остановись. Это не приносит много денег. Посмотри на своего приятеля.
— Как раз, когда я на него смотрю, у меня появляется мысль, что научные исследования — очень интересное занятие, а что касается денег, напомни-ка мне, ради чего мы здесь?
— Тебе напомнить с того момента, как бандиты хотели отнять у нас портал, или пораньше?
— Ладно, не надо. Я уже все вспомнила. Что ты застыл с подносом в руках? Все остынет, холодное есть — вредно для желудка.
— Ой, да! — Вацлав вспомнил о завтраке, протянул поднос Бастиану, а сам стал набирать на панели кухонного автомата повтор заказа.
— Вот отдал холодный завтрак другому, чтобы тот потом таблетки глотал, избавляясь от язвы желудка. Бастиан, будь аккуратнее с этим типом. Он только что проиллюстрировал поговорку — отдай завтрак врагу. Теперь ты знаешь, как он к тебе относится.
Зоран что-то зашептал Суок на ухо.
— А какая разница — завтрак, ужин, — отмахнулась она, — суть от этого не меняется.
Бастиан вызвал из стены складной столик, водрузил на него поднос с завтраком и уселся прямо за спинами Зорана и Суок, но догадались они об этом, только когда до них дотянулся запах еды.
— Что ты сидишь у нас за спиной? Подсматривать нехорошо. Разве тебя этому не учили? — подпустила шпильку Суок.
— Да ладно тебе, — сказал Зоран и, втягивая ноздрями дразнящий аромат, добавил: — Я бы не отказался от кофе.
— Я тоже, — сказала Суок, — Бастиан, дорогой, ты же знаешь, какое я люблю. Будь лапочкой, сделай.
От «лапочки» Бастиана передернуло, будто он съел какую-то гадость.
— Вы не боитесь, что туземцы прихлопнут вашу «муху», начнут в ней ковыряться, догадаются, что она искусственная, ну и все такое прочее? — спросил Вацлав.
— Ты же знаешь, что эту «муху» прихлопнуть трудно.
— Вот и я про то же. Ударит по ней туземец, когда, скажем, «муха» сидит на стене, и что? «Мухе» ничего. В стене дыра. А в голове аборигена масса вопросов, на которые хочется получить ответ. К чему это приведет? К возможному прогрессу местной колонии, — сам себе ответил Вацлав.
— Ни к чему это не приведет, — заявил Зоран. Бастиан протянул ему чашку, другую подал Суок, выслушал слова благодарности, сел доедать уже остывший завтрак. Омлет стал клейким. У едва теплого кофе почти не ощущался вкус, будто его сделали из самых дешевых суррогатов.
— А где Капитан? — спросил Бастиан.
— Гуляет, — ответила Суок, — говорит, что ему неспокойно. Ну да. Немудрено, что на душе неспокойно, когда под ногами такое лежит.
— Он какой-то странный стал, — сказал Вацлав, — вряд ли он думает о корабле Чужих. Это что-то другое. Он испытывает какую-то тревогу.
— Откуда ты знаешь? Он же не говорил об этом, — удивилась Суок.
— Я чувствую, — сказал Вацлав. — Я знаю его уже лет тридцать, почти с детства. С моего детства, — уточнил он. — Научился чувствовать.
Расправившись с завтраком, Бастиан выбрался наружу.
По-прежнему завывал ветер. Не так сильно, как ночью, но все равно звук этот пробирал до самых костей, совсем как холод, и от него бежали по спине мурашки, а если закрыть глаза, то казалось, будто ты очутился в окружении голодных хищников, которые набросятся на тебя, как только ты откроешь глаза.
Бастиан поискал взглядом Капитана, но того нигде не было.
Он пожалел, что не надел шлем. Песчинки, так же неприветливо, как при высадке, жалили лицо. Мембрана ловила все песчинки и все звуки. Без нее пещеру уже засыпало бы. Без нее Бастиан и, заснуть бы не мог, все слушал бы завывание ветра.
Сделав пару шагов и оглянувшись, Бастиан мембраны не нашел. Она идеально сливалась с поверхностью. Ветер тут же стирал следы, похожий на уборщика, который не терпит ничего, кроме идеальной чистоты. Только вереница роботов, сейчас тусклых, оттого, что света было мало, вытекала из-под земли. Всегда отыщешь вход в технический туннель по этой струйке роботов.
Бастиан постоял несколько минут, глядя на линию горизонта, развернулся, сделал шаг, другой. Ноги его погрузились в землю, точно он провалился в болото, но оно не затягивало его. Аккуратно нащупывая ступеньки, он стал опускаться. Ему хотелось сделать это побыстрее, потому что на поверхности было неуютно, так что он присел и скрылся под мембраной с головой, затем, не вставая с коленей, спустился на несколько ступенек и только после — разогнулся.
Лоно Гелиагли давно не совершал подобных поездок. Тело его плохо адаптировалось к изменениям внешних условий, если, к примеру, гравитация была больше привычной. В космопорте он провел всего лишь час, необходимый для регистрации, таможенного досмотра и прочих формальностей, будто местные служители закона не доверяли своим коллегам, работающим по ту сторону портала, ведь несколькими минутами ранее там тоже проверяли и багаж, и документы пассажира.
С него лило в три ведра. Хорошо, что многослойная одежда мгновенно удаляла пот. Иначе ткань давно бы прилипла к телу, и ко всем прочим неприятностям добавилось бы еще и ощущение, что он покрыт жесткой хитиновой оболочкой, как насекомое.
Он думал, что таможенники, узнав о принадлежности его к следственным органам, будут с ним более обходительны, чем с другими путешественниками. Но все происходило совсем наоборот.
— Цель визита, — монотонно спрашивал таможенник.
— Деловая, — ответил Лоно.
На эту должность поставили человека. Ему надо предоставлять служебное жилье, зарплату, социальный пакет. Андроид выполнял бы таможенные функции гораздо эффективнее, а учитывая, что сроки их эксплуатации исчисляются столетиями, то и затраты на приобретение окупятся сторицей. И главное — андроид неподкупен, а для человека — это место само по себе являлось неплохой кормушкой, дававшей доход помимо официального вознаграждения. Местные законодатели приняли специальный закон, по которому все должности в космопорте, связанные с непосредственным общением с путешественниками, должны занимать люди, дескать, большинство путешественников после перехода испытывают стресс, и общение с роботами им противопоказано. Чтобы этот закон был принят, таможенникам пришлось всучить взятку доброй половине депутатов. Но затраты окупились.
— Вы остановитесь на планете? — То, с какими интонациями говорил таможенник, наводило на мысль, что это все же робот, причем очень примитивной конструкции, у которой не предусмотрена мимика лицевых мышц.
— Нет, я транзитом.
Полиглотами таможенники не были, не удосуживаясь даже записать на подкорку знания нескольких языков. Ограничивались двумя. Если путешественник не понимал, о чем его спрашивают, таможенник либо прибегал к помощи киберпереводчика, либо вручал прибывшему список вопросов, воспроизведенных на всех известных языках и наречиях, и тот, трогая пальцем один из заранее заготовленных ответов, вел диалог. При желании он мог отойти от схемы и дать свой ответ. По тому, с какой скоростью человек отвечает, можно было определить, часто он путешествует или нет. В отношении Лоно такое наблюдение было ошибочным. Он почти не выбирался за пределы планеты, но много раз видел перечень вопросов и знал ответы на них.
— Имеете ли родственников на планете или в ближайших системах?
— Нет.
Лоно еще раз убедился в истинности выражения: «Правоохранитель правоохранителю не друг, а конкурент. Взаимоотношения между ними соответствующие».
Как долго. Как нудно. Как нерационально. Всю информацию можно считать с сетчатки глаз, получить ее за мгновение, не задавая глупых вопросов, но что тогда делать таможенникам?
Искусственные вкрапления в мышечные волокна уже справились с неприятным ощущением от пятипроцентного превышения привычной гравитации. В начале разговора с таможенником слова давались ему с трудом. Лоно приходилось их прямо выплевывать дозированными порциями и потом ждать, когда наберутся силы, чтобы выплюнуть следующую фразу. Обычно времени, пока таможенник задавал очередной вопрос, на это хватало. Теперь он мог изъясняться более пространно. Но этого уже не требовалось. Допрос закончился.
В космопорте он не задерживался. Все они похожи один на другой, будто их клонировали, делали по одному и тому же шаблону, и даже если это на первый взгляд было незаметно, суть все равно не менялась. Здесь было неинтересно даже праздным туристам.
Одна из поп-групп уже успела выпустить композицию, в которую вмонтировала звуки взрывающейся «Королевы Мэри Седьмой». Эта песня стала безумно популярной и крутилась повсюду. Лоно слушал ее, чуть кривясь, когда шел к стоянке планетарных беспилотных модулей.
Таккер оставил свой корабль на границах системы. Он не хотел подходить слишком близко к планете, опасаясь, что кому-то в голову придет идея осмотреть судно на рейде, пройди он орбиту спутников. Обнаружить, что оружия на борту несколько больше, чем это нужно для самозащиты, труда не составит. А если еще и выяснится, что стандартные орудия, внешне схожие с теми, которые используются в метеоритных потоках, переделаны под плазменные разряды, прожигающие броню даже патрульных кораблей, возникнет масса вопросов, на которые Таккер без приличной мзды ответить правильно не сумеет.
Один модуль парковался, плавно опускаясь и чуть покачиваясь на четырех столбах синего холодного пламени, вырывавшихся из опущенных вниз сопел двигателей маневрирования. Ветер, поднятый пламенем, лучше любого дворника сдувал мусор со взлетно-посадочной площадки. Кружились конфетные обертки, кусочки пластика, отколовшиеся от какого-то другого модуля. Их прибивало к стенкам стоянки или забрасывало под днища флаеров и модулей. Пустых мест было много. Стоянка заполнилась едва ли на четверть.
Лоно не беспокоился, что не найдет модуль, присланный за ним. Тот был запрограммирован на его появление. В модуле зажглись сигнальные огни. Не забираясь в салон, Лоно понял, что и одному здесь тесно.
Гравитация вдавила его в жесткое кресло, потом пришло наслаждение от невесомости.
Следуя инструкциям, светившимся над лобовым стеклом, он оставался пристегнутым к креслу.
— Чертов конспиратор, — мычал Лоно через час полета, уже до омерзения устав сидеть в кресле.
Он стал изворачиваться, извиваться, чтобы не затекли мышцы, подумал, что табло вышло из строя, и постучал по нему пальцем, но предупредительная надпись не исчезала. Он повторял свое ругательство со все уменьшающейся периодичностью, а поскольку лететь ему предстояло пять часов, то, еще не добравшись до пояса астероидов, он произносил эту фразу беспрерывно.
— Чертов конспиратор, — сказать бы это при встрече с Таккером вместо приветствия.
Еще до того, как тело его окончательно окаменело, он заснул и не проснулся, когда модуль влетел в ангарное отделение корабля, опустился на палубу. Спустя пару минут автопилот посчитал, что пассажира надо будить.
Модуль едва уместился между двумя другими, и когда дверь ушла в сторону, Лоно стоило большого труда выбраться из него наружу. Он протискивался между модулями и думал, что застрянет.
Сохрани потолок чуть больше отражательных способностей, он не казался бы таким низким. Лоно чувствовал себя здесь неуютно. Между крышами модулей и потолком оставалось полметра — грязный, покрытый мутными разводами на потускневшем металле, он нависал почти над самой головой. На ручном управлении сюда и не втиснешься, обязательно заденешь борт, каким бы искусным пилотом ни был. Подобная теснота в ангаре наводила на мысль, что и в корабле жизненного пространства мало, и человек здесь чувствует себя немногим лучше рыбы, закатанной в консервную банку. Лоно не обиделся бы, приди его встречать робот-посыльный. Но к нему пришел сам капитан корабля Иохим Таккер.
— Прошу прощения, что не встретил вас в порту. Я не рискнул там показываться. Но, думаю, вы не будете за это на меня сердиться.
— Не стоит извинений.
— Как прошел перелет?
— Бывает хуже.
— Вижу, вам пришлось несладко. К сожалению, у меня на борту нет более комфортных модулей. Мы привыкли здесь к спартанскому образу жизни. Излишеств мало.
— Я заметил, — сказал Лоно, вспоминая низкий потолок ангара.
— Зато мы дадим фору в скорости любому крейсеру, а это поважнее, чем комфорт. Вы не проголодались?
— Э... проголодался.
— Отлично. Я предвидел это. Стол в моей каюте накрыт.
— Каюта тоже в спартанском стиле, а продукты сублимированы?
— Вы очень проницательны.
Прежде Лоно никогда не видел Иохима Таккера в полный рост. Только верхнюю часть туловища. Он ловил себя на мысли, что взгляд его постоянно опускается к ногам собеседника — неестественно длинным, наверняка вытянутым искусственно и усиленным биоприставками, иначе они подгибались бы в коленных суставах при каждом шаге. Он должен был ходить широкой поступью, делая один шаг, в то время как остальным, чтобы покрыть это расстояние, пришлось бы шагнуть не меньше двух раз, и от этого казалось, что все семенят следом, стараясь не то чтобы обогнать Таккера, а хотя бы не отстать.
Лоно, с его весом и неповоротливым телом, за Таккером было не угнаться. Сейчас его взгляд упирался в пряжку ремня с изображением существа с тигриной головой и перепончатыми, словно у летучей мыши, крыльями, которые заканчивались крючковатыми когтями. Лоно так и подмывало спросить, что это за зверь. Он сам с собой поспорил, что существо это мифическое, в реальных условиях на свете не жившее и в лучшем случае его вывели в частном питомнике для какого-нибудь коллекционера.
Иохим Таккер внешне не напоминал персонажей мусорных виртуальных постановок с неизменной киберприставкой вместо ноги, сделанной из низкокачественных полимеров и чудовищной по дизайну, а то и вовсе металлической, совершенно неподъемной, поэтому ее постоянно приходится подволакивать, будто в ней сломались все сервомеханизмы, и со странным оптическим прибором вместо глаза, более похожим на старый телескоп.
Таккеру стоило бы выбелить кожу лица, тогда его цвет более соответствовал бы утонченной и хрупкой фигуре. Его речь еще разительнее не соответствовала штампам из виртуальных постановок. Там капитаны пиратских кораблей общались короткими репликами, плоско шутили, сами смеялись над своими шутками и пили какую-то гадость. Таккер был не таким.
Ноги. Ноги. Даже глядя в глаза Таккера, серебристые, под цвет брони его корабля, Лоно думал о его ногах. Почему? Они напоминали ему лапы птицы, которая бродит по болоту, ищет себе еду, а любит она жаб и лягушек. На кого похож сам Лоно? Ответ очевиден. На жабу или лягушку. Исходя из этого логического построения следовало, что Иохим Таккер его враг. Пока они находились по одну сторону.
Капитанская каюта оказалась на удивление просторной, а Лоно уже настроился, что беседовать придется в некоем подобии клетушки дешевого многоквартирного дома. На стенах висели голографические репродукции картин. Лоно в искусстве почти не разбирался. Эти картины он видел, но кто написал оригиналы — не припоминал.
На столе стояло несколько плошек с чем-то очень напоминающим по виду губки для ванн.
Разговор поначалу не клеился из-за той неудачи с захватом портала. Они потеряли на этом приличные деньги, обвиняя друг друга в неудаче. Таккер держался отстраненно, напустив на себя психозащиту, которая генерировалась микропередатчиком, вставленным в пряжку его ремня, на тот случай, если Лоно захочет прощупать его мысли. Удивительно, что, изменив ноги, он не имплантировал себе микропередатчик, а носил его в пряжке пояса. Для того чтобы защита всегда действовала, с поясом нельзя было расставаться ни днем, ни ночью. Это неудобно. Таккер предполагал, что у Лоно имеются телепатические способности, врожденные или полученные искусственным путем, они ведь очень помогали в общении с допрашиваемыми. Таккер слишком переоценил способности Лоно, но со временем, догадавшись об этом, психозащиту не убрал.
— Так чем я обязан вашему визиту? Вы говорили, что вам нужен мой корабль. Свой, очевидно, вы не смогли снарядить из-за того, что террористы разрушили ваш портал. Арендовать чей-то другой — рискованно. Да?
— Вы проницательны не менее моего.
— Ну, для этого не надо быть семи пядей во лбу. Теперь рассказывайте подробности.
Внешность Лоно тоже была обманчива. Глядя на него, многие воображали, будто он страдает обжорством, съедает столько, что этого хватит на несколько человек, а затем глотает таблетки, которые помогают желудку побыстрее расщепить проглоченное и вывести из организма то, что не усвоилось. На самом деле он был равнодушен к еде. Мог подолгу обходиться только питательными растворами.
— Хм, у вас отличный повар, — не удержался Лоно от похвалы, попробовав губку. — Вы его сами настраивали или оставили заводскую программу?
— Сам.
Продукты оказались естественными. Лоно ошибся. Неужели Таккер забил складские помещения корабля овощами, выращенными на гидропонных станциях, кусками охлажденного мяса, пряностями и крупами?
— Дело очень простое и не рискованное.
— То же самое вы говорили мне, когда сообщали о персональном портале на борту торгового судна.
— Но разве я был не прав? Разве вы подвергались хотя бы минимальному риску? Торговец был безоружен, а поблизости не было ни одного патрульного судна. То, что они ускользнули от вас, простите, это не мой, а ваш просчет. Надо было предусмотреть возможность того, что они активируют портал. И если вы станете каждый раз упоминать об этой неудаче, нам будет трудно вести дела в дальнейшем.
— Хорошо. Забудем это. Однако мне хотелось бы заниматься чем-то более надежным.
— Это как раз тот случай.
— Вы что-то говорили о торговцах? Что я опять смогу с ними встретиться? Им доверили перевозить еще один портал?
— Нет.
— Я так и думал. После той неудачи им вообще ничего не доверят. Тогда зачем? — Таккер сделал паузу, чуть сощурил глаза, посмотрел на Лоно, но ответа не ждал. — Встретиться с торговцами, чтобы принести свои извинения за то, что так скверно обошелся с ними во время нашей первой встречи? Ни мне, ни им такие извинения не нужны, а больше я и не знаю — что мы могли бы обсуждать. Если вы думаете, что я хочу отомстить им за то, что они не стали ждать, пока мои люди вскроют защитное поле их корабля, перебьют весь экипаж и захватят портал, а сами взорвали корабль, в результате чего два моих флаера получили такие повреждения, что восстанавливать их встанет дороже, нежели купить новые, то здесь вы ошибаетесь. Месть — чувство плохое. Лучше ему не поддаваться. Многие, кто не сумел с ним справиться, прожили гораздо меньше, чем могли бы прожить, если бы подходили к решению проблем спокойнее и взвешеннее. И наконец, у этих торговцев ничего не осталось. Или я ошибаюсь, и они смогли раздобыть что-то более ценное, чем портал? Иначе зачем вы прилетели сюда и так хотите, чтобы я с ними встретился?
Он еще не выговорился, сощурил глаза, внимательно посмотрев на Лоно, точно хотел проникнуть в его черепную коробку и покопаться в мыслях собеседника, как копаются на старом чердаке, перебирая там всеми забытые, никому не нужные вещи.
Глаза Лоно стали стеклянными, почти безжизненными. Взгляд Таккера отразился от них, словно от зеркала. Чуть подержав паузу, которая и так была слишком длинной, он продолжил:
— Вы ведь знаете, что, если удастся доказать хоть часть из того, что я сделал, меня ждет пожизненное заключение. Каково это — болтаться на орбите богом забытой планеты, заточенным в капсулу, размером чуть больше твоего тела, обездвиженным, не чувствуя ни рук, ни ног? Только можешь открывать и закрывать глаза. Но смотреть-то некуда. В капсуле нет обзорных окон. Сколько ни пялься, ничего, кроме темноты, не увидишь. Каково это — находиться в таком состоянии и чувствовать, как из тебя утекает жизнь? Тебе помимо питательного раствора впрыскивают в вены какую-то гадость, чтобы мышцы не атрофировались, чтобы ты не сошел с ума слишком быстро, чтобы ты подольше помучился, воспринимая реальность такой, какая она есть. Знаете, что за чувство появляется, когда видишь эти капсулы с заключенными, нанизанные на разветвленную конструкцию мачт, как виноградины на ветках, и в каждой из них находится человек или то, что когда-то было человеком? Страх. Сильный страх. Такой не испытываешь, даже если у тебя вышел из строя двигатель где-то очень далеко от населенных миров. Корабль больше этой капсулы, твое тело полностью, а не только веки и глаза, принадлежит тебе, и ты знаешь, что рано или поздно, пусть через год, или два, или три, но ты кого-то встретишь, кто-то прилетит за тобой... Все стараются обойти эти тюрьмы подальше, будто от одного их вида заболеешь неизлечимой болезнью. Я разговаривал с одним человеком, который провел в капсуле почти десять лет. Десять лет, представляете, в темноте и без движения. Он не сошел с ума в капсуле, но когда его выпустили по амнистии, посчитав, что пожизненное заключение для него было слишком суровым наказанием, и десятью годами он свою вину искупил, он говорил мне, что там, в капсуле, он думал, как бы было хорошо, если бы метеорит, крохотный метеорит размером с песчинку, пробил обшивку капсулы и прекратил его мучения. Он молился об этом все время. На свободе он выдержал меньше месяца, а потом спрыгнул с крыши полуторакилометрового небоскреба. Вы не боитесь, что и с вами может произойти то же самое? Ведь и у вас заслуг хватит на пожизненное заключение.
— Лучше не попадаться и не думать об этом. Так спокойнее. Вы собираетесь завязать и перейти к спокойной жизни?
— Не знаю. Может быть.
— После этого дела. Уходите на покой после этого дела. Вы давно не были у психолога. У вас накопилась усталость. Ее надо снять. Тогда будет легче.
— Я могу наговорить психологу такого... м-м... а он может нарушить закон о тайне исповеди и доложить обо мне правоохранителям.
Лоно нечего бояться патрульных. При осмотре они примут его за торговца деликатесами. Может, чего попросят, сославшись на маленькую зарплату. Зато, получив в подарок кусок охлажденного мяса, проверять корабль будут спустя рукава, а если чего и найдут, то сделают вид, что не заметили. Зря он боялся встречи с патрульными. Они тоже люди. И человеческое им не чуждо, даже в большей степени, чем многим остальным.
Лоно хотел избавиться и от Таккера, и от его людей сразу же, как только они убьют торговцев. Ему не нужны были свидетели. После этого только он один знал бы о корабле Чужих. Брать кого-то в долю не входило в его планы. Лоно приучил себя к тому, что обмануть может любой. Лучше не доверять людям.
Лоно не открывал Таккеру карт. Взяв отпуск, он никому не сказал, куда отправляется. Если он не вернется в срок, возможно, через какое-то время его объявят в розыск, не очень-то и пытаясь найти — есть много желающих занять его место. Камера слежения зафиксировала, как он сел в модуль. Дальше можно строить предположения, что корабль, который его ждал, находился на орбите внешних планет системы. Найти его — безнадежное дело.
Какой из этого напрашивался вывод?
Даже для такого поборника справедливости, каким казался Таккер, если не знать о всех его прегрешениях, станет когда-нибудь ясно, что лучше ему со временем от Лоно избавиться. С трупом возиться не придется. Тело бросят в конвектор вместе с другим мусором, а следы пребывания Лоно на корабле выжгут.
Когда же он осуществит эту затею и какой придумает способ?
Хватит ли у него ума выдумать нечто нестандартное, или он прикажет одному из своих подчиненных, когда Лоно повернется спиной, проломить ему череп...
— Вам нравится еда?
— Вполне, — искренне ответил Лоно.
Подсыплет отраву? Не получится. Организм Лоно вырабатывал антитоксины, способные справиться с большинством известных отрав.
Давно он не ощущал себя таким незащищенным. Прямо как цыпленок, выбравшийся из скорлупы и рассматривающий внешний мир, оказавшийся таким огромным. Таким огромным...
Лоно осмотрел каюту. При желании он мог взять власть на корабле в свои руки. Он накопил богатый опыт воздействия на сознание людей. Он сумеет переманить экипаж на свою сторону. Он убил бы всех без разбора, но проблема в том, что одному управлять кораблем сложно.
— Вы один на корабле? Я не видел никого из экипажа.
— Еще познакомитесь с ними. Так куда мы отправляемся? И как с оплатой перехода?
— Пополам.
— Э-э-э, дороговато. Я ведь не знаю, что вы мне хотите предложить. Весь переход должны оплачивать вы.
— Пополам, — настаивал Лоно.
Они торговались еще несколько минут, пока не пришли к соглашению.
Лоно назвал нужный портал.
На спутнике не было никакой атмосферы. Ищейка, приближаясь к его поверхности, не оставляла за собой шлейф, предвещавший несчастья.
Она приземлилась по касательной и успокоилась, полностью погрузившись в грунт. Поднятая ищейкой пыль и мельчайшие песчинки еще долго клубились в пустоте, медленно, очень медленно оседая и закапывая разведчика еще глубже.
Внешне это был камень, насквозь промороженный. Возьми его кто в руки, и тогда его невозможно было бы отличить от тех, что встречаются в космосе. Вот если распилить его или просверлить дыру.
Ищейке потребовалось секунд тридцать, чтобы прийти в себя, приступить к проверке аппаратуры и, если возникли неполадки и повреждения, выяснить, сумеет ли она их исправить. Слои амортизаторов смягчили удар. Аппаратура не пострадала. Ищейка не гасила скорость при падении.
Она рисковала. Но корабль возвышался всего в километре от нее, и задействуй ищейка тормозные двигатели, аппаратура корабля это зафиксирует и сообщит человеку, который находился на его борту. Тогда ее миссия закончилась бы, еще не начавшись. Она успела бы сообщить хозяину, что нашла людей, за которыми ей приказали следить. Сейчас они прятались в только что отрытой пещере, готовясь ко сну. Примитивные роботы рыли туннель к сгустку металла. Она принесет больше пользы, сообщая хозяину о том, чем они здесь занимаются.
Копошатся в норах. Как крысы. Ищейка ощутила брезгливость.
— Эй, Александр, чем занимаешься?
— С тобой разговариваю.
— Я этого и не заметила бы, не скажи ты об этом. О нет, — Суок заговорила с совсем другой интонацией, наморщив лоб, — неужели ты опять сосканировал меня и теперь общаешься с моим фантомом? Да? Да? Ответь мне. Предупреждаю, что сканирование личности без разрешения преследуется по административному законодательству, а если это используется в коммерческих целях, то по уголовному. Тебя могут привлечь к суду.
— Твой фантом никому не нужен. За него никто не даст ни гроша. А тебя я сканировал только визуально.
— И много отложилось в памяти?
— Достаточно, чтобы любое упоминание твоего имени вызывало у мены спазмы.
— Непременно буду лично желать тебе приятного аппетита. Расскажи, когда ты принимаешь пищу, или у тебя нет графика?
— Нет.
— Ясно. Ясно. Ты потерял аппетит от общения с фантомом Мии Альбины. Я знаю, он у тебя имеется. Но я об этом никому не скажу.
— Ты рылась в моих файлах?
— Что это ты так заволновался? Неужели я угадала? Ля, ля, ля. Угадала. Тебе надо научиться сдерживать свои эмоции. Про Мию Альбину, — Суок приложила указательный палец к губам, — я никому не скажу. Развлекайся, сколько хочешь. У тебя масса свободного времени. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Суок что-то запела себе под нос.
— Я слышал, что Мии Альбины на самом деле не существует. Что она виртуальная. Фантом полностью искусственный, — сказал Бастиан.
— Ты подслушал, — возмутилась Суок, — это плохо, — а то, что она ненастоящая, глупости.
— Но ты видела ее сама, в жизни?
— Я — нет. Вот Вацлав видел.
— Да. Она приезжала на Геранду, когда я там был, за что-то агитировала. Я не помню, но толпа на площади собралась внушительная.
— Но ведь это ничего не доказывает. Ты до нее ведь не дотрагивался?
— Нет, не дотрагивался. Если бы я дотронулся... — у него на лице появилось мечтательное выражение. — А как же образцы ее тканей на черном рынке? Клоны? Это тоже виртуальность?
— Искусственное выведение.
— Нет. Не думаю. Ерунда.
Лоно увидел, что пол каюты под его ногами расплывается, исчезает, сквозь него проступают звезды. Он перевел взгляд на стены, на потолок — там творилось то же самое. Инстинктивно он затаил дыхание, удерживая в легких остатки воздуха. Через эти огромные дыры воздух с корабля улетучится в один миг. Ворвись сюда космос, его разорвет от внутреннего давления, или скорее холод превратит его в ледяную статую, скрючившуюся за столом. Но Таккер был спокоен и дышал как ни в чем не бывало. Все это его шуточки.
«Черт, черт, черт!» — ругал себя Лоно за эту непроизвольную реакцию. Он думал, что Таккер не успел заметить страх в его глазах.
— Вы ведь редко бываете в космосе. Мне показалось, что вам будет интереснее проходить через портал, когда на вас не давят стены каюты. Чувствуется простор, а вы ощущаете себя повелителем космоса. Туристы очень это любят, — Таккер говорил немного высокопарно.
— Я не турист, — зубы Лоно были стиснуты.
Можно было и сразу догадаться, что это лишь проекция. Он по-прежнему ощущал под ногами твердую поверхность, а если он встанет и чуть пройдется, то наткнется на не видимые сейчас стены. Право же, глупо думать, что корабль, да еще в освоенной системе, попал в облако ядовитых газов, мгновенно разъевших его борта.
Звезды окружали его со всех сторон. Он никогда не испытывал трепет, глядя на них, как бывает это у многих, особенно в детстве, когда они по ночам потихоньку выбираются из дома, чтобы не разбудить уже спящих родных, и глядят в небеса, пока предрассветные сумерки не сотрут с них все звезды. Он был равнодушен к звездам.
— Обернитесь. Мне следовало бы уступить вам место. В портал лучше входить лицом вперед. Правда, я знаю, что многие при этом закрывают глаза.
Обернувшись, Лоно опять испытал страх. Ему почудилось, что его несет в огромную пасть с тонкими, подкрашенными серебром губами. Темнота внутри приковала его взгляд, все его внимание.
Там, в пасти, должно быть сыро, как в подвале старого дома, где постоянно текут трубы водоснабжения, или грунтовые воды пролегают слишком близко от поверхности, а на стенках подвала нет гидроизоляции. После нескольких минут в таком подвале суставы начинают ныть, будто ты попал в камеру, где время течет слишком быстро, и за несколько минут старишься на десяток лет.
Там должна быть кромешная тьма, залитая желудочным соком, растворяющим без следа все, что в него попадает, — будь то металл, пластик или органика.
Таккер не сказал ему, что большинство из тех, кто при переходе не закрывает глаз, кричат от страха или от восторга. Они и сами толком не могу рассказать потом, почему кричали. Ощущение такое, будто ты прыгаешь с огромной высоты. У тебя все замирает внутри. Душа проваливается и, свернувшись клубочком, вжимается в кресло, на котором ты сидишь.
Лоно показалось, что его волос коснулся ветер.
Звезды исчезли, а темнота, неощутимая, сколько ни хватай ее руками, давила, точно он оказался на дне глубокой океанской впадины, но давила скорее не просто на тело, а на каждую его частицу, на то, что делает из бесконечного количества органических соединений человека.
Темный туннель.
Полет по темному туннелю.
Он где-то уже слышал об этом. Но никак не мог вспомнить, где, потому что мысли его погрузились в лед. Говорилось там не о переходе, вернее, о переходе, но о другом. От жизни к смерти! Каждый переход через портал — это полет от жизни к жизни, через туннель, который на самом деле должен вести к смерти!
Еще он ослеп. Но, скорее всего, он закрыл глаза и не заметил этого. Кричал ли он в тот момент, когда казалось, что тело его разваливается на мелкие кусочки, он так и не узнал, постеснявшись спрашивать об этом у Таккера.
Люби он хоть чуточку звезды, то, увидев, как проступают они в темноте, не позволяя упасть в бездну, которая почти поглотила его, Лоно подумал бы, что видел свою смерть, но сумел от нее ускользнуть.
Так бы он думал, если бы хоть чуточку любил звезды.
А для Таккера каждый переход был чудом. Когда они оказались по ту сторону портала, и он посмотрел в глаза Лоно, то понял, что нет смысла спрашивать его об испытанных ощущениях. Похоже, он все-таки нажил себе врага. Мстительного врага, который никогда не забывает нанесенной обиды и ждет случая, чтобы за нее расплатиться. Единственное, что остается в этой ситуации, опередить врага...
Проекция исчезла. Стены, пол и потолок вновь стали видимыми.
Где-то на корабле находились еще два человека. То ли корабль был их продолжением, то ли их вживили в его микроэлектронику. В любом случае, друг без друга они существовать не могли, превращаясь по отдельности либо в металлополимерный хлам, либо в органический.
Они жили в симбиозе с кораблем. Он был им также необходим, как воздух или даже больше, потому что обогащать кровь кислородом можно, не только вдыхая воздух в легкие, но и множеством других способов.
Борт корабля они старались не покидать. Если это и происходило, они становились похожи на рыб, которых выбросило на берег, — глаза их вылезают из орбит, а рот беззвучно открывается, будто у андроидов с частично сгоревшими мозгами и сохранившими контроль только над частью лицевых мышц и телом.
Но на корабле с ними надо будет считаться.
Перспектива провести две недели в замкнутом пространстве Лоно не нравилась. На работе он безвылазно сидел в своей комнате по многу дней. Но там замкнутость была другой. Не абсолютной. В любое время он мог выбраться наружу, пройтись по городу, не заботясь о том, чтобы основные системы жизнеобеспечения скафандра функционировали. Он вообще в городе обходился без средств защиты и с некоторым пренебрежением смотрел на тех, кто надевал, чтобы ядовитые примеси в воздухе не обожгли им гортань и легкие, респиратор, делавший их похожими на слонов с частично отрубленным хоботом. Глаза они закрывали плотно прилегавшими к коже очками. Часто все эти средства защиты объединялись в одно целое, растекавшееся по лбу, макушке и затылку как болезненная опухоль, неузнаваемо изменявшая человеческое лицо.
— Вы можете провести две недели в криогенной камере, — пробовал разрешить проблему Таккер, — некоторые утверждают, что короткая заморозка положительно влияет на состояние организма и ее периодически следует применять в лечебных целях.
— Хм, — проронил Гелиагли, наморщив лоб, точно раздумывая. На самом деле он скрывал усмешку, обязательно проступившую бы на его лице, сострой он любую другую гримасу.
«Он все не может избавиться от мысли загнать меня в ловушку, обездвижить тело и получить над ним власть. К криогену подмешает еще что-нибудь, что никогда не даст мне проснуться».
— Некоторые используют дни полета, чтобы сделать косметическую операцию. Вы ведь знаете об этом. Такие операции распостранены. В криоген добавляют препараты, которые выкачивают из организма... — Таккер замолчал. Он хотел сказать «жир», но вовремя подумал, что это может обидеть собеседника, — э... избыточный вес.
Он и сам знал, что это не очень удачное словосочетание. Далеко не на всех планетах ценилось поджарое, мускулистое тело.
«Значит, препараты».
— Можно добиться структурных преобразований всего тела. Криоген даст время организму окрепнуть.
Таккер точно лекцию читал перед клиентом, решившим изменить свою внешность, но еще не выбравшим способ. Сам Таккер, вероятно, какое-то время в криогене проводил.
— Нет, меня устраивает моя внешность. Отдохнуть я еще успею, и надеюсь, что не в криогенной камере, а в более уютном месте.
— О, непременно, — подмигнул Таккер, — но чем же вас занять?
— Об этом не беспокойтесь. Я вызову в своей каюте проекцию пляжа. Освещение — ультрафиолет. Возможно, призову несколько фантомов, чтобы было с кем пообщаться. У вас есть фантомы?
— Да. Правда, не очень большой выбор.
— Ничего, я с вашего позволения покопаюсь в них.
— Конечно.
— Спасибо. О моем досуге не беспокойтесь, я отлично проведу время.
— Позвольте один вопрос. Что вы хотите сделать с торговцами?
— Я не хочу с ними делиться. Ведь и вы должны придерживаться старой пословицы, появившейся в то время, когда подобные вам разбойничали не в космосе, а на воде. «Чем нас меньше, тем больше достанется на каждого». — Лоно поздно понял двусмысленность этой фразы. Сократить число претендентов можно было как за счет его самого, так и за счет Таккера с его людьми. — Поверьте, для вас тоже будет лучше, если они исчезнут без следа и больше никогда о себе не напомнят. Тогда меньше вероятность, что кто-то выяснит, кто же напал на их корабль.
— Да, мир очень тесен.
Воздух был наполнен влагой, а еще йодом, солью и какими-то ароматами. Закрыв глаза, Лоно Гелиагли слушал, как плещутся волны, и воображал, что они настоящие и если он положит на песок руку, то волна подбежит к нему, лизнет, как верная собака, а потом чуть отпрыгнет, оставив добычу, которую она нашла, — гладкий ярко-желтый камешек, много лет назад поймавший насекомое, отполированную ракушку или монетку.
Лоно не припоминал, когда он в последний раз так долго отдыхал. Возможно, что такое случилось впервые. Его состояние мало отличалось от анабиоза. Он походил на животное, готовящееся к спячке.
Время текло незаметно.
Гелиагли не сомневался, что Таккер за ним следит. Когда придет время выбора, он переметнется на сторону торговцев. Те, кто большую часть своей жизни проводит в космосе, легче найдут друг с другом общий язык, пусть они и начали диалог, стоя по разные стороны, нежели с теми, кто обычно обитает на поверхности планет.
Приближающийся корабль насторожит торговцев, только когда он подойдет к границам системы и начнет гасить скорость. У них не хватит времени подготовиться и что-то предпринять, если только Таккер не решит ворваться в планетарную систему с грохотом и молниями, да еще предупредить о своем появлении заранее, как делали это в стародавние времена, не нападая на врага без официальной ноты об объявлении войны.
О торможении Лоно напомнили за час, но он так и не забрался в амортизационное кресло, оставшись сидеть на полу, даже когда включился посекундный обратный отсчет. Голограмма пляжа пропала. Его протащило к стене. Навалившаяся тяжесть буквально раздавила его, заставляя тело расплываться студнем. Попробуй он сейчас приподнять руку или пошевелить ею, не смог бы, и только кожа и складки жира под ней колыхались, как вода, по которой гуляет ветер.
Он нашел, что эта тяжесть даже приятна, если представить, что на самом деле твое тело массируют, а потом наступит невообразимая легкость, которую он не чувствовал уже очень давно. Блаженная улыбка появилась еще до того, как перегрузка исчезла. Прижавшись щекой к полу, он ощущал, как дрожит под ним палуба, хотел погладить ее, будто ворсистый ковер — это шкура огромного животного. Он распластался на ней, как клещ, и несется неведомо куда. Ему удалось лишь поскрести по ковру пальцами, да и это далось ему с таким трудом, что все его тело покрылось от напряжения потом.
Красная лампочка, напоминавшая о том, что следует оставаться в амортизационном кресле, погасла.
Встав, Лоно уставился на дверь каюты. Та ползла в сторону. В коридоре свет был погашен. Таккер возникал из темноты, появлялся из космической бездны, похожий на бога, ведь, чтобы выжить в пустоте, скафандр ему был не нужен.
— Мы прилетели. Птичка в клетке. Что будем делать?
— Я уже кое-что сделал без вашего участия.
У торговцев не было ни одного шанса. Ни одного на миллион. Ни одного на миллиард. Лоно сделал эту вероятность и вовсе астрономически малой. Задолго до того, как корабль влетел в пределы планетной системы, он активизировал рой шершней, гнездившихся в ищейке. Их укус для органического существа — смертелен. Все торговцы были обречены.
Лоно удивился, как быстро может меняться выражение лица — только что губы Таккера были раздвинуты в улыбке, и вдруг в одно мгновение она превратилась в оскал. Таккер не остановился, изуродовав ноги, а запрятал под кожу уйму биоприставок. Чужим он их не показывал, но сейчас не удержался.
— Что ты сделал?! — закричал Таккер, совсем не похожий на самого себя в эту секунду.
Хотя вот он — настоящий! Это его внешность была биоприставкой. Теперь она сползла, как старая кожа со змеи. Ему бы шагнуть назад, задвинуть дверь и напустить в герметически закрытую каюту отравляющий или сонный газ, а он сделал все наоборот — бросился на Лоно, вытянув вперед руки с тонкими пальцами, из которых уже высунулись острые когти. Они завязнут в туше Лоно, и пока он доберется до сердца или какого-то другого жизненно важного органа, пройдет много времени.
Это была не самая удачная секунда, чтобы рассматривать трансформацию Таккера. Лоно все еще чувствовал легкость. Подпрыгни он сейчас, глядишь, еще и перелетит через голову Таккера, развернется в прыжке, а опустившись за его спиной, ударит ногой. Он не стал рисковать, ушел в сторону, одновременно убирая от себя когтистые руки. Они задели его бок, порвали одежду и порезали кожу.
Таккер проскочил мимо, хотел остановиться, но Лоно его толкнул. Этого стало достаточно, чтобы Таккер со всего маха влетел в стену каюты. Ее опять укрывала проекция голубого безоблачного неба, под ногами плескались волны, и Таккер, ступив в воду, один шаг прошел по ее поверхности, не погружаясь, как посланец господень, но небеса разгневались на такое кощунство и остановили его. Он упал на пол, замотал головой, точно отряхивался, думая, что вот так голова побыстрее придет в норму, а под черепной коробкой все уляжется на свои места. Он оперся на руки, хотел встать, но Лоно вовремя успел прижать его и стал молотить головой об пол, об этот виртуальный песок, такой твердый на самом деле, пока Таккер не перестал сопротивляться и пока не обмякло его тело.
— Так-то, — сказал Лоно, отпуская голову Таккера, Он пошарил на поясе и на груди лежащего. У Таккера не было даже самого примитивного оружия.
Он взвалил Таккера на плечо, точно тело это было единственной гарантией его безопасности, поспешил прочь из каюты, пока остальные члены команды не додумались его здесь заблокировать.
В него поостерегутся стрелять, опасаясь задеть Таккера. Черты его лица разгладились, стали прежними, человеческими, то ли приставки, когда Таккер перестал их контролировать, убрались, то ли Лоно обманулся, вообразив, что эти приставки вообще у него имеются.
Поначалу Лоно подумал, что в коридоре темно, но просто слишком ярко было в его каюте. Глазам потребовалось несколько секунд, чтобы привыкнуть к более слабому освещению.
— Идиоты, идиоты, — приговаривал он, — неужели они за ним не следили. Или...
Его поразила новая догадка. Он остановился, привалившись спиной к стенке коридора. Ведь он никого не видел, кроме Таккера. Вернее, видел, но не удостоверился, люди ли это. Может, это фантомы. Значит, может оказаться, что они на корабле с Таккером одни. Одни. Значит, и корабль сейчас в полном его распоряжении. Но радости от такой мысли Лоно Гелиагли не испытал, потому что понимал — в одиночку управлять кораблем он не сможет.
Он не знал внутреннее строение корабля. Его могли перепланировать, чтобы в случае абордажа, если кому-либо вообще придет в голову захватить корабль, оснащенный лазерными орудиями и торпедами, оказавшиеся на его борту пришельцы заблудились в коридорах и не добрались до рубки управления.
Коридоры делились на более мелкие отсеки с убирающимися перегородками. Минуя их, Лоно думал, какая же из них наконец-то придет в движение и захлопнет его, как в клетке. Есть ли здесь люди? Впору кричать, чтобы привлечь их внимание. Если они ничего не видели, то можно сказать, что Таккеру стало плохо. Это даст ему время.
Он вошел в рубку управления неожиданно. Ввалился, уставившись на возвышающийся над спинкой кресла человеческий затылок с коротким ежиком черных волос. Человек обернулся. В глазах его появилось недоумение, потом он все понял, начал вставать. По его резким движениям Лоно сообразил, что это андроид.
— Оставайся на месте и не рыпайся, — сказал он, скинул с себя Таккера и обхватил его голову руками. — Еще одно движение, и я сверну ему шею.
Андроид воспринял его слова буквально. Он остановился в нелепой позе с поднятой правой ногой и согнутыми в локтях руками, точно приказ Лоно заставил его окаменеть. Был ли у него исправен блокиратор, запрещавший нападать на человека? Скорее всего, Таккер его удалил. Но ведь сейчас сам Таккер подвергался смертельной опасности.
Лоно положил Таккера на пол.
Человек, даже натренированный, в такой позе выдержит лишь несколько минут. Андроид мог находиться в ней часами, да что там часами — неделями. Лоно не испытывал угрызений совести, заставляя его мучиться. Он находил это забавным.
— Сколько еще людей на корабле?
— Людей — нет.
«Отлично. Значит, не нужно опасаться, что кто-то, пока андроид отвлекает внимание, подкрадется сзади и в лучшем случае огреет по голове, а в худшем — поджарит из пистолета, выпустит кишки какой-нибудь железякой или сломает позвоночник. Черт. Людей нет. Людей».
— Тогда кто есть?
— Вас интересуют все жизненные формы?
«Он что, собрался сказать мне, сколько в трюмах корабля обитает крыс, или решил подсчитать забившихся в межкаютные перекрытия тараканов?»
Ростом андроид доходил Лоно до плеча. Без доспехов он казался обманчиво хрупким, так что и ударом кулака пробьешь его грудную клетку или раскрошишь кости. Но под пластиковой кожей, которую металлом не разрежешь, наверняка каркас из очень прочного сплава, а в маленькую фигурку труднее попасть из лучемета, чем во что-то массивное и неповоротливое.
— Андроиды, роботы?
— Еще два андроида.
— Где они?
— В боксах. Дезактивированы. Я могу показать.
— Не надо. В тебя вмонтировано оружие?
— Только для ближнего контактного боя. Все остальное съемное. Оно сейчас не на мне. Мешает управлять кораблем, — андроид пожал плечами, точно извинялся. — Что вы сделали с капитаном Таккером?
— Молчи. Вопросы задаю я. Таккеру стало плохо.
— Я могу его осмотреть? Я могу ему помочь?
— Не стоит. Он сам придет в себя.
Их отделяло всего три метра. Приведи себя андроид в боевое состояние, это расстояние он преодолеет так быстро, что Лоно увидит, как к нему метнулась тень, а то и этого не сможет уловить, и не поймет, что вонзилось ему в грудь, почему мутнеет в глазах и жизнь покидает его. Глупый андроид. Как же он не понимает, что Лоно, каким бы ловким он ни был, просто не успеет свернуть Таккеру шею.
Мозг андроида обрабатывает колоссальные объемы информации с недоступной для обычного человека быстротой. За то время, что они говорили, он мог сделать расчеты, на которые у человека без компьютера не хватит всей жизни, но он никак не мог понять элементарные вещи. Но все-таки надо подбросить ему немного информации для переваривания, чтобы мысли его не пошли по опасному для Лоно руслу.
— Где переносное оружие?
— Что вам нужно?
— Черт.
Лоно выругался, не выдержав тогда, что андроид почти каждый раз его переспрашивает, прося уточнений. Как еще сформулировать вопрос, чтобы андроид ответил четко?
— Лучемет.
— В каюте капитана Таккера. Там их несколько. Еще есть мое съемное. И других андроидов. Но вам оно не подойдет. Вы не сможете им воспользоваться.
— Как пройти в каюту капитана?
— Я могу проводить. Но в нее без приглашения вход воспрещен.
— Ты что, ослеп? Не видишь, кто это?
Взглядом Лоно указал на все еще бесчувственного Таккера, полулежащего у его ног. Лоно испытывал огромное желание ткнуть ногой его за ту обиду, которую Таккер ему нанес при переходе через портал.
— Он не может пригласить. Не беспокойся, я его возьму с собой. Мы войдем в каюту капитана в сопровождении его самого. Ты понял?
— Да.
Андроид запрограммирован на подчинение Таккеру. Будь это человек, можно было бы попробовать переманить его на свою сторону, пообещав долю в деле. Что служит эквивалентом этого для андроида? Ничего. Ему ничего не нужно. Без трепанации черепа, такой же, как та, во время которой Таккер или кто-то по его заказу убрал из андроида блокировку, не позволявшую причинить вред человеку, не обойтись. Лоно такую операцию делать не умел. Его тяготил разговор с андроидом. Все торговцы уже мертвы. Должны быть мертвы. С каким удовольствием, будь у него лучемет, он всадил бы заряд в голову андроида и смотрел, как разваливается она на куски и как разлетается в разные стороны то, что когда-то составляло мозг. Это самый простой способ трепанации черепа. Вот это Лоно умел.
— Как ты выключаешься?
— Голосовой сигнал. Он настроен на модуляции капитана Таккера.
«Это слишком сложно».
— Есть другой способ?
Лоно напрягся, чуть втягивая голову в плечи, готовясь услышать, что помимо голосового есть только ментальное управление, а это и того хуже. Тогда, чтобы отключить андроида, придется вырвать у него все энергетические блоки.
— Да.
«Фу, словно гора с плеч».
— И как же? Назови те, какими я могу воспользоваться.
— У капитана Таккера на левом запястье браслет. Там находится сенсор. С его помощью меня можно выключать и включать.
Лоно нашел сенсор, потыкал в него пальцем, замечая с удивлением, что на андроида это никак не подействовало.
— Сломался, что ли?
— Не думаю.
— Тогда почему у меня ничего не вышло?
— Сенсор действует только от прикосновений пальцев капитана Таккера.
— Ясно.
Пока Лоно пробовал скрюченными, плохо шевелящимися пальцами Таккера попасть в сенсор, он представлял из себя легкую добычу. Настолько легкую, что его обезвредил бы не то что андроид, но и человек, обладающий далеко не самой быстрой реакцией.
У него долго ничего не получалось, потому что одновременно он хотел удерживать в поле зрения и андроида, и браслет, и пальцы Таккера. Чем-то требовалось пожертвовать. Исключив из этого ряда андроида, Лоно опять напрягся, приготовившись в любой миг получить удар по голове. Руки из-за этого дрожали, точно их поразила старческая немощь, и он попал пальцами Таккера в его же браслет только с третьей попытки. Взглянув на андроида, Лоно подумал, что у него опять ничего не получилось. Робот остался в прежней позе, но, присмотревшись, Лоно понял, что глаза его стали тусклыми, потухшими, а кожа побледнела, будто от нее отхлынула кровь.
— Эй, ты как? — спросил Лоно, чтобы окончательно удостовериться в том, что андроид выключился.
Ответом ему была тишина.
Лоно толкнул робота. Его кожа была холодной, будто у трупа.
Александр все чаще выбирался из корабля. Там ему становилось неуютно, стены давили, прижимали, да и как можно сидеть взаперти, когда тебя окружает такая красота. Ему стал нравиться этот голый спутник. Когда закончилось его дежурство, он сам остался здесь. Он хотел быть один и не видеть никого, даже Суок. Ее особенно. Что-то в нем изменилось.
Остроконечные горные пики резко выделялись на фоне черного неба, слегка светясь на самых вершинах, точно маяки, манящие чужие корабли. Однажды он решил добраться до них пешком, даже не позаботившись выкатить из ангара вездеход. Он шел и шел, но горные пики, казалось, совсем не приближались, и когда он обернулся, то почти потерял из вида свой корабль, и только четкая вереница следов, отпечатавшихся на поверхности в пыли, которые останутся здесь и тогда, когда тело Александра давно распадется на атомы, похороненное на одном из обитаемых миров, указывала ему дорогу к возвращению.
Может, он и доковылял бы до этих гор, точно, доковылял бы, но кто-то постоянно отодвигал и отодвигал их, точно заманивая его в ловушку, заставляя подальше отойти от корабля. На обратный путь сил у него не хватит. Пришлось вызывать вездеход.
Он и ни с кем не спорил, что дойдет до этих гор, чтобы признаваться в проигрыше. Какое-то время он шел рядом с вездеходом, смотрел под ноги, чтобы не наступить на свои же следы. Потом это ему наскучило. Он забрался в вездеход. Мягкие шины почти не оставляли следов.
На душе было грустно. Он знал, что потерял Суок, гнал прочь эти мысли, но они возвращались, нападали, как стая мошкары, но кусали куда больнее.
Мошкара? Откуда ей взяться здесь?
Он услышал жужжание, противное, режущее уши, как бывает в тайге, где, какими бы мазями ты ни натирал кожу, от гнуса не избавишься и наутро проснешься весь в укусах.
Звук этот впивался в него через наушники. Что-то пронеслось перед ним. Песчинки, поднятые ветром. Откуда здесь ветер? На скафандре, в районе сердца, стали разбегаться пульсирующие зеленые силовые волны. Защитное поле включилось автоматически. Силовые волны обтекали тело, защищая его, наплывали на стекло гермошлема, слепили глаза, и из-за этого Александр не заметил, как эти волны слизнули со стекла гермошлема маленькое насекомое. Оно вспыхнуло, превратившись даже не в пепел, а в пустоту. Еще одно они нашли на спине скафандра. Оно само нырнуло в силовое поле, продержалось там мгновение, пытаясь добраться до тела. Оно завязло, его сначала сплавило в комок, а потом поле выбросило его прочь. На лету комок рассыпался черной пылью.
Все происходило слишком быстро.
Александр ничего не понимал. Он успел лишь подумать, что это не метеоритный дождь, потому что тогда бы он видел, как крохотные камешки шлепаются о поверхность спутника, оставляя на ней вмятины, словно капли дождя в лужах, мгновенно каменея, а не затягиваясь. Они должны биться и в вездеход, пробивать насквозь обшивку, превращая его в груду мертвого металла.
Но отчего-то все доставалось ему одному.
«Нападение, — стал просыпаться его мозг. — На него напали!»
На внутренней стороне стекла появились характеристики насекомых.
«Боевые шершни!»
Вездеход он не останавливал. Но выбраться из-под обстрела никак не мог. Александр хотел отдать приказ ехать по прямой на максимальной скорости, чтобы побыстрее добраться до корабля и спрятаться там, хотел выяснить, кто же на него напал, и сообщить об этом друзьям. Чтобы выполнить первые пункты, всего-то понадобилось бы несколько секунд. Но у него их не было. Один из шершней, уже погибая, нашел-таки брешь в силовом поле и укусил Александра.
Он не чувствовал боли и совсем не мучился, не успел закрыть глаза и изменить позу. Смерть пришла к нему мгновенно. Он унес в своем взгляде кусочек спутника. Руки повисли вдоль тела, наклонилась голова. Возможно, он добрался бы до корабля, но что-то разладилось в вездеходе, тот отклонился от первоначального курса, забирая в сторону — к скалам. Пока они были невысокими — переваливал через них, успевая выровняться в воздухе, а потом он накренился, встав на два колеса, проехал несколько секунд в равновесии, но тело, мертвое тело, сдвинувшись, вывело вездеход из этого состояния, и он стал заваливаться, скользя бортом по поверхности, а потом опрокидываясь на крышу. Поддерживающие ее стойки пропахали в пыли глубокие борозды. Встревоженные песчинки из-за маленькой гравитации опадали очень медленно. Вездеход весь покрылся туманным облаком, тянувшимся за ним, словно шлейф. Когда облако пыли рассеялось, вездеход лежал днищем вверх, и только колеса его еще продолжали крутиться. На нем осел тонкий слой пыли. Это все, на что ее хватило. Даже маленький курган над могилой не возвести без чужой помощи.
С выключенной проекцией каюта Таккера выглядела слишком бедно. Немногим лучше тех помещений, в которых вынуждены ютиться небогатые колонисты, отправляющиеся на освоение новых планет.
На стыке стены и потолка проступило пятно то ли ржавчины, то ли плесени. Кровати нет. Видимо, Таккер использовал вместо нее силовое поле. Не спал же он на полу. На стене небольшая полочка с несколькими безделушками; маленький слоник, сделанный, судя по цвету, из кости, глиняный кувшинчик с узорчатой росписью и прочее в том же духе — набор, которым обычно обзаводятся не очень притязательные туристы, побывавшие на нескольких планетах. Интересно, зачем Таккер сохранил их? О чем они ему напоминали, если он выставил их в этой убогой каюте?
Было искушение порыться в личных вещах Таккера, полазить в памяти его компьютера.
Лоно уже отключил двух других андроидов. На корабле в рабочем состоянии остались только он да Таккер. Тот сидел, прижавшись спиной к стене, раскинув руки и ноги, совсем не изменив позы после того, как Лоно надел на него ошейник. Лоно присел рядышком на корточки, посмотрел на прикрытые веки, уловил, как едва заметно Таккер втягивает воздух, но так и не дождался, чтобы тот сам открыл глаза.
— Эй, эй, — сказал Лоно, а когда слова его не подействовали, закатил Таккеру звонкую пощечину, — просыпайся. Хватит отдыхать.
Веки дрогнули, приподнялись. Глаза какое-то время оставались пустыми, оледеневшими, словно у выключенного андроида, пока затеплившийся в них свет не стал растапливать лед.
Лоно предусмотрительно отодвинулся назад и смотрел на метаморфозы Таккера в отдалении. Он догадывался, что, когда Таккер его увидит, с губ его сорвется что-то наподобие: «Гад или сволочь». Или еще какое там ругательство он припас, чтобы выразить свою ненависть? Может, Лоно и слов таких не знал, а поэтому если Таккер и произнесет их, то он ничего не поймет и о смысле проклятий догадается только по тем интонациям, с какими их произнесут.
Таккер ничего не сказал. Только смотрел.
— Эй, Таккер, вы прямо готовы испепелить меня своим взглядом. Не советую. Вначале обратите внимание на то, что у вас вот здесь.
Лоно пальцем показал на свою шею. Таккер не замечал ошейника до тех пор, пока не пощупал его, провел по нему ладонями.
— Что это?
— А вы не знаете?
Таккер отрицательно мотнул головой.
— Нет? — продолжал Лоно. — Не верю. Ну что ж, простите меня за это украшение, но я понял, что доверять вам не могу, поэтому пришлось подстраховаться. Примитивное устройство. Взрывается, если вы захотите его снять. Но не только. Если со мной что-то случится — тоже взорвется. Причем произойдет это даже в том случае, если я не умру, а получу лишь серьезные повреждения. Оно взорвется автоматически. Теперь, чтобы сохранить свою жизнь, вам придется оберегать мою. И не просите меня снять его силой. Тоже взорвется. Оно реагирует на мое ментальное состояние. Действие — направленное. Голову в куски не разорвет, а аккуратно отделит от туловища. Срез будет ровным, словно от гильотины. Впрочем, что я выкладываю вам все эти подробности. Вы и без меня, по глазам вижу, хорошо представляете, как работает этот ошейник. Так ведь?
— Чего вы хотите?
— Раскрою свои карты. Такой уж я открытый человек, — Лоно попробовал изобразить подобие улыбки, но она получилась какая-то злая, оскал скорее, а не улыбка. — Мне не обойтись без вашей помощи и без помощи ваших андроидов. Мне нужно, чтобы и вы, и они не мешали мне и выполняли мои просьбы, подчеркиваю — просьбы, а не приказы. О, я чувствую, что вы хотите меня шантажировать. Сказать, что не согласны, что я все равно ошейник не активирую, потому что в этом случае ваши андроиды меня убьют. Так ведь? Вот и ошибаетесь. Андроиды выключены. Они ведь не включатся автоматически после вашей смерти?
— Вы не сможете управлять кораблем.
— Так я о чем и говорю. Мне нужна ваша помощь. И я еще не отказываюсь делиться с вами. Соглашайтесь, пока я прошу, а не приказываю.
Корабль, каким бы примитивным ни был его мозг, наверняка синхронизирован с капитаном, чувствует его боль и, как преданная бойцовая собака, готов убить любого, кто угрожает Таккеру. Но почему же, почему же он так ничего и не сделал, чтобы обезвредить Лоно, когда это еще было возможно? Самый примитивный способ — впрыснуть легкий паралитический газ, чтобы Лоно и понять не успел, что с ним происходит, незаметно впадая в сон. Включить андроидов, запереть Лоно, откачать газ, разбудить Таккера. Так просто. Отчего он этого не сделал? Теперь поздно.
Они должны быть единым целым, пусть не вживленным друг в друга, но все равно единым целым. Таккер должен кривиться от боли, когда метеорит, пробив силовое поле, увязнет в обшивке. Рука его невольно метнется туда, где он почувствует боль, точно это его укусили, а не корабль. И наоборот — корабль должен чувствовать боль Таккера.
— Я гадаю, почему ты сразу меня не убил. Как только узнал, куда и зачем я отправляюсь. Ты не хочешь рассказать мне об этом?
Таккер молчал.
— Я не сказал тебе, что ошейник можно использовать для разных целей. Например, как шокер. Его разряд, очень слабый разряд, развяжет язык кому угодно, но мне кажется, я догадался, почему ты не убил меня. Ты думал, что я тебя обманул. Корабль Чужаков. Ха. Кто поверит в такую глупость. Ты думал, что я, чтобы проверить тебя, указал неверные координаты, что, когда мы прилетим, окажется — планета пуста. На ней ничего нет. Ни торговцев, ни тем более корабля Чужаков. Ха. По твоим глазам вижу, что догадался правильно. Но ты обманулся. Я сказал тебе правду. Корабль Чужаков находится именно там, где я и сказал. Иногда надо верить людям, чтобы не оказаться в такой ситуации, в какой сейчас ты. Верить. Запомни. Не все же такие подлецы, как... я.
«Что-то я разболтался. Давно собеседника не было. Даже фантома. Да теперь сколько угодно можно говорить. Вот только шершни почему-то молчат...»
Шершни молчали. Не все. Но большинство. О выполнении задания доложили только те, кто должны были убить дежурного на корабле. Остальные безмолвствовали. Это настораживало.
Никто не заметил, как в какой-то миг у Лю Чена закатились глаза, остались лишь одни белки. Он обхватил ладонями голову, сжал ее, точно почувствовал, что она сейчас расколется, а уж когда он закричал, все вздрогнули. На лицах появилось недоумение, затем тревога.
— Ты что? — спросил Вацлав.
— Заиками нас всех сделаешь, — добавила Суок. Лю Чен не счел необходимым давать пояснения.
Чуть пошатываясь, он поспешил в свою комнату, удерживая какое-то клокотание в горле, будто он подавился.
— Да что с ним такое случилось? — забеспокоилась Суок, оглядываясь, то ли рассчитывая получить ответ, то ли ожидая одобрения своих дальнейших действий. — Пойду посмотрю, что с ним.
— Я с тобой, — сказал Зоран.
«Ну, да. Я в этом не сомневался», — подумал Бастиан, тут же устыдившись своих мыслей. Может, и вправду Лю Чену плохо стало. Ему теперь помощь нужна. Но чем я могу ему помочь? Я ничего не умею. Буду стоять, глупо пялясь на то, что делают остальные, и только мешаться.
В комнате Лю Чена что-то сыпалось, гремело. С одинаковой вероятностью он мог разбрасывать свои вещи, впав отчего-то в буйство, и тогда лучше скрутить его побыстрее, а то наделает бед, или он хватался за все, что попадало под руку, пробуя удержать равновесие, но сознание покидало его. Он падает, катается по полу от боли.
— Эй, Лю Чен, что с тобой?
Суок все не могла решиться заглянуть в комнату, боялась чего-то и будто спрашивала разрешения войти, но, похоже, Лю Чен ее не слышал, всецело поглощенный тем, что старался расположить стеклянный шар на стуле так, чтобы тот не катался. Он подпер шар с нескольких сторон какими-то коробочками, критически посмотрел на эту конструкцию, почмокал губами и, видимо, не удовлетворившись проделанной работой, схватил шар и, чтобы получше его пристроить, стал оглядывать комнату.
— Э-э-э, Лю Чен, — протянула Суок и остановилась, когда Лю Чен, посмотрев на нее, вытянул навстречу ладонь с распластанной пятерней.
Суок поняла, что сейчас не самое лучшее время для расспросов. Она решила остаться в комнате и посмотреть, что же Лю Чен собирается делать. Тот ведь не гнал ее прочь, только просил не мешать.
Наконец Лю Чен закончил осмотр комнаты, опять посмотрел на Суок, но в глазах его проступило такое удивление, словно он ее впервые увидел и не понимает, каким образом она здесь оказалась. Суок покраснела, словно маленькая девочка, которую застали за чем-то непристойным, например, за тем, что она подсматривает за взрослыми.
— У тебя стол есть? — спросил Лю Чен.
— Стол?
— Да, да, стол. Только соображай быстрее. Времени очень мало. Если нет у тебя, у кого есть стол?
— За... — хотела она спросить, осеклась, вспомнив о том, что времени мало. Ей захотелось узнать, почему его вдруг стало мало. Один вопрос начнет цепляться за другой. Она прервалась в самом начале первого. — Есть.
— Пошли.
Одной рукой Лю Чен обхватил шар, прижимая его к себе, как футбольный мяч, другую — протянул Суок, взял ее за запястье так, чтобы она не вздумала от него убежать и проводила к себе. Будь ситуация иной, Суок стала бы размышлять, а стоит ли его вести к себе. У нее там не убрано. Но сейчас у нее и мысли такой не возникло.
— Что? — спросили все хором, увидев их.
— Не заходите ко мне, — отмахнулась Суок.
Знаками она всячески пыталась дать понять остальным, чтобы они больше ни о чем не спрашивали, точно звуки человеческой речи могли вернуть Лю Чена из полузабытья, в которое он начинал впадать. Его глаза опять закатывались. Он, похоже, уже ничего не видел, и Суок была нужна ему как проводник.
Когда они вошли в комнату, она не стала извиняться за царивший там беспорядок, но пока Лю Чен увлеченно устраивал на столе шар, стала убирать наиболее интимные из тех вещей, что валялись на кровати. Зачем? Он ведь их не замечал.
— Выйди, пожалуйста, — голос Лю Чена был очень низким, будто замедленным. Он всегда говорил мягче, плавнее. — Ты мне мешаешь.
От такой наглости надо было задохнуться, сказать что-то колкое, но Суок молча, чуть ли не на цыпочках, поспешила убраться.
— Что там? — спросил Зоран.
— Откуда я знаю, — ответила Суок. — Он взял свой шар, поставил его на стол и на него смотрит. Колдует, не иначе.
— М-м, похоже, решил увидеть будущее.
— Лучше ему не мешать. Говорите потише, — сказал Капитан.
На него посмотрели с удивлением.
Заглядывая в комнату, Суок видела, что Лю Чен водит над шаром растопыренными ладонями, но не прикасается к нему, точно греется у костра. В шаре разгорался красный огонь.
У Суок похолодело все внутри, по спине забегали мурашки, когда Лю Чен уставился на нее закатившимися глазами. Он был страшен. Это был совсем другой человек. Суок попятилась, попробовала закрыть лицо руками, может, тогда Лю Чен перестанет ее видеть.
Из-под век стали появляться зрачки. От этой перемены лицо стало приобретать знакомые черты. Он шел, слегка качаясь, точно почва под его ногами ходила ходуном в предвкушении тектонических сдвигов. Лю Чен натолкнулся на Суок, прошел мимо, даже не извинившись. Он был на голову ниже Суок. Натолкнувшись на нее, он должен был отлететь в сторону, а вышло наоборот. Он что, вообразил, будто находится на футбольном поле, и ему во что бы то ни стало надо пробиться через плотные ряды защитников, занимая выгодную позицию, и затащить в зачетное поле противника этот чертов мяч, который вот-вот должен подать ему кто-то из партнеров?
Суок потеряла дар речи. Остальные тоже молча следили за тем, как Лю Чен включает защитное поле, перекрывая вход в пещеру. Он обезопасил и стены, и пол, и потолок — защитное поле растекалось по ним, искажая виртуальные картинки. Они начинали колебаться, будто возле них возникло марево раскалившегося воздуха.
Лю Чен хотел еще что-то сделать, шагнул, но силы покинули его, и он опустился на пол. По его лицу обильно тек пот, губы дрожали, а опустившиеся веки оставили почти незаметную полоску вместо глаз.
— Опасность, опасность. Быстрее скажите Александру. Пусть сидит в корабле и не высовывается. Быстрее, быстрее, — шептал он.
Тут и вправду все поняли, что переспрашивать «Что?» да «Почему?» — времени нет. Они стали вызывать Александра. Он не отзывался.
В защитном поле стали расцветать крохотные вспышки — там, где через него кто-то хотел пробиться. Маленькие бездумные насекомые продолжали наскакивать на него, точно его и вовсе нет, как это делают мотыльки или бабочки, натыкаясь на прозрачное стекло, которое не дает им обжечь крылья в манящем их огне.
Сенсоры спроецировали на стену многократно увеличенное изображение этих насекомых... Стали видны коленчатые железные лапки, прозрачные слюдяные крылышки, песочного цвета брюшки, фасеточные зеркальные глаза, служившие объективами вмонтированных в них камер, и острые граненые жала, похожие на древнее оружие или на щуп хакера, обычно имплантированный в руку вместо мизинца.
Кончиками своих жал они вспорют даже обшивку корабля, если у них будет достаточно времени для этого.
Пять насекомых натолкнулись на защитное поле. Раздался треск, словно от радиопомех. Все рассыпались пеплом. Остальные от лобовых атак пока отказались, зарылись в землю, чтобы обойти преграду, но и под землей их ждало защитное поле. Не нападут ли они на роботов, продолжавших рыть туннель? Те не смогут себя защитить. Потерять их было бы равносильно катастрофе.
Проекция показывала, из чего сделаны насекомые, их массу, функциональные способности. Если они не модифицированы, то через защитное поле не проберутся. Пока оно работает, люди в безопасности. Но смотреть на то, как эти насекомые, будто смертники, стараются до тебя добраться и убить, становилось страшно. У Бастиана по спине пробежал холодок.
Капитан перевел поле в жесткий режим. Оно затягивало насекомых, не отпускало, высасывало у них энергию, прежде чем превратить в бесформенные комки, разрушало систему регенерации, а потом выбрасывало.
— Не отключайте поле, — прошептал Лю Чен.
Он, похоже, еще не вышел из транса, если говорил такое, точно вокруг него собрались члены клуба самоубийц.
Поле убило пятнадцать насекомых. Новых атак не последовало, и когда сканеры ощупали пространство, выяснилось, что искусственных насекомых поблизости нет.
Но все оказалось хуже, гораздо хуже, чем можно было предположить после отражения первой атаки. А они-то чуть не обрадовались, что самое худшее позади. Нет. Все еще только предстоит.
— О черт, — только и прошептала Суок. Остальные и этого сказать не могли.
Чужой корабль, уже знакомый, однажды встречавшийся, приближался к планете, гася скорость. В прошлый раз у них был портал, и пусть даже потеряв свой корабль, они ушли, а теперь у них ничего не было. Абсолютно ничего.
Они знали, что влипли очень серьезно, и тут не отделаешься, даже если выкинешь белый флаг и, упав на коленочки, начнешь ныть, что готов забыть и о находке, и о прошлых обидах, точно с тобой сотворили частичную лоботомию, только бы разрешили убраться прочь на своем корабле.
«Ах, вы не оставите нам корабль? Отлично, отлично. Пусть он вам останется. Дайте нам хоть какое-нибудь ржавое герметичное корыто, на котором мы сможем добраться до ближайшего портала. Пусть корыто это вы захватили во время налета на антикварную лавку или исторический музей, и на нем стоят ионные двигатели. Ну что ж, до портала тогда лететь полгода вместо двух недель. Это даже лучше. Вам ничего не надо опасаться. А мы раздобудем питательный концентрат, чтобы не подохнуть от голода, и уж простите нас великодушно, что мы не отдали вам портал при нашей первой встрече».
Глупые мечты. С ними не будут вступать в переговоры. Им осталось только ждать, когда бортовые лазеры корабля пробьют защитное поле и превратят все, что находится в убежище, включая и людей, и приборы, и камень, — в инертный газ.
Оставалась слабая надежда на то, что Александр закупорится в корабле, как в консервной банке, и успеет поднять его до того, как тепловыми орудиями в нем прожгут внушительную дыру, которую не смогут закрыть пластиковыми заплатами системы регенерации. Он выгадает немного времени. Уйти — не уйдет. Двигатели корабля пиратов процентов на двадцать мощнее. Они догонят Александра даже в том случае, если в погоню бросятся не сразу, а предварительно расправившись со всеми свидетелями.
Как же они узнали о находке?
Никто не говорил ни слова, но Бастиану казалось, что он слышит, как в головах его спутников мысли прокручиваются с такой фантастической скоростью, что они едва успевают их понять. Эти мысли наваливаются, затапливая и покрывая с ног до головы холодным потом, из-за которого одежда, несмотря на специальную прослойку, начинает липнуть к телу.
Александр возьмет корабль на абордаж, захватит его экипаж, скует их наручниками и этапирует на Альбеду. Там их до отвала накормят сывороткой правды, и каких бы продажных и дорогих адвокатов ни нанимала страховая компания, страховщики будут обязаны компенсировать торговцам их потери.
Черт. Какое там. Унести бы ноги.
В довершение всех бед приборы показывали, что Александр не подает признаков жизни, сердцебиение отсутствует, дыхание тоже, а температура его тела быстро понижается, причем стремится она к отметке абсолютного нуля, а это означало, что он оказался вне пределов корабля, когда на него напали шершни. Не вызывало сомнений, что на него тоже напали. Скафандр его разгерметизирован, система отопления вышла из строя. Александр мертв.
В брошенный на произвол судьбы корабль еще никто не вторгся, но это дело времени.
Лю Чен совсем регрессировал, из ума не выжил, но впал в детство. Как иначе объяснить то, что он первым нарушил тишину, издав реплику еще глупее предыдущей:
— Ну, что будем делать?
Они договорились, что сядут возле корабля торговцев, в пределах видимости, но это ли приказал Таккер андроиду-пилоту? Лоно пришлось его включить на время посадки.
Спутник наплывал катастрофически быстро, заполняя иллюминаторы, будто корабль проваливался в бездну с каменными стенками.
В приборной панели сам черт ногу сломит. Ни одна из кнопок не была снабжена надписью, а нажимать их наобум гораздо рискованнее, нежели вообще ничего не предпринимать.
Корабль чуть развернулся. Он садился на автопилоте. Лоно отключил андроида. Тот остался за пилотским креслом.
Лоно ощутил легкий толчок, палуба под его ногами накренилась. Он чуть не упал, успев схватиться за спинку кресла. Андроид рухнул, оставшись лежать в нелепой позе.
Таккер сидел на полу, прислонившись спиной к стене и наблюдая за Лоно.
Есть ли на корабле ментальный шлем, надев который человек, раньше никогда в глаза не видевший космический корабль, сможет им управлять? Пусть не так хорошо, как пилот, в теле которого больше биоприставок, чем натуральной плоти, но вполне сносно, на уровне любителя, потратившего на обучение не один десяток часов в тренировочном зале.
Шарлатаны убеждали своих клиентов, что металлопластовое напыление на черепной коробке обезопасит их от любого вторжения телепатов, но это было так же неверно, как неверно суждение о том, что крест остановит любителя человеческой крови. Ведь он мог оказаться приверженцем религии, в которой крест ничего не значит. У Таккера напыление было. Но Лоно все никак не мог сосредоточиться, чтобы прочитать его мысли. Он что-то замышлял. Это было видно по глазам.
Спросить у него напрямую о шлеме?
Таккер ведь все еще надеется выжить. Он не стал бы изменять команду автопилота, не стал бы активировать системы, которые при посадке превратят корабль в груду металла. Зачем это ему?
Силовое поле под днищем корабля слегка примяло пыль. Человеческая нога, обутая в ботинок, оставила бы на ней более четкий и глубокий след. Из корпуса выдвинулись суставчатые лапы, от этого корабль задрожал, точно попал в турбулентный воздушный поток, они разогнулись, опускаясь на поверхность.
Когда исчезло силовое поле, корабль чуть просел, даже не на сантиметры, а на микроны, но Лоно, давным-давно забывшему это ощущение, показалось, что палуба уходит из-под ног, и он невольно согнул ноги в коленях, опять вцепившись в спинку кресла.
— Во время посадки лучше сидеть в амортизационном кресле, — сказал Таккер. В его голосе проступило плохо скрываемое презрение и насмешка, свойственная тем, кто большую часть своей жизни находится в космосе.
— Спасибо, учту на будущее.
Сказать бы ему, чтобы заткнулся и не очень-то умничал, учитывая положение, в котором он оказался, а то ведь дождется, что после очередного подобного замечания в голове у Лоно что-нибудь переклинит, и он потеряет над собой контроль на секунду-другую, а когда возьмет себя в руки, то окажется, что он активировал ошейник — на полу валяется обезглавленное тело, из раны толчками вытекает отвратительная липкая бура» жидкость, голова же откатилась в сторону, под пульт управления.
Чего доброго из стен каюты появятся щупальца гибких шлангов, которые потянутся к телу и голове, стараясь заткнуть все перерезанные вены и артерии, пока вся кровь из них не вытекла, но Таккера тогда не спасет никакая операция.
У Лоно уже случались такие помутнения на допросах. Раза три. В двух случаях Всевышний или кто-то еще уберег его собеседников, и они отделались только ушибами да синяками, а вот один, сидевший на допросе молчком, будто мгновенно забыл абсолютно все слова, не понимая, что от него хотят, и не помня, как его зовут, говорить уже не смог никогда. Голова его оказалась проломленной, а кости черепа вошли в мозг, после того как Лоно ударил допрашиваемого об стену. На ней сохранилась кровавая отметина.
Судмедэксперт зафиксировал смерть от несчастного случая. Нашлись и свидетели случившегося. Какой-то забулдыга, задержанный за мелкий проступок, видел, как подследственный поскользнулся и врезался головой в стену. Забулдыгу на следующий день после свидетельских показаний выпустили на свободу, пометив его маркировкой правоохранителей, дававшей ему индульгенцию на совершение других незначительных проступков. Лучше бы он остался в камере. Да кто там знает, что стрясется в следующую минуту. В общем, спустя неделю он перешел дорогу кому-то, у кого имелся лучемет, которым он и разнес бедолаге голову.
А может, и вправду активизировать ошейник? Зачем ему теперь нужен Таккер?
Свет искрился на корпусе корабля торговцев и был таким ярким, что, если глядеть на него долго без фильтров или темных очков, начинали слезиться глаза. Похоже, он ни разу не садился на планеты с атмосферой. Тогда бы его борта закоптились, покрылись окалиной — такой же, как на корабле Таккера. Или после каждого рейса его полировали до зеркального блеска.
Из-за этого сияния Лоно не сразу разглядел картину, которая заставила бы учащенно биться сердце любого некрофила. Удивительно, что и у него, хоть он и не причислял себя к любителям мертвечины, безжизненное тело, валявшееся под перевернутым вездеходом, вызвало тот же эффект.
Лоно приказал увеличить изображение.
Колеса продолжали крутиться. Во втулках трение, если уж и не приблизилось к бесконечно малым величинам, все-таки было незначительным, колеса будут крутиться еще долго.
Вездеход занял весь экран. Но этого Лоно Гелиагли было мало. Он еще больше увеличил один из фрагментов, взирая теперь на рельефные, перевернутые носками вниз подошвы сапог с оттиском морды какого-то непонятного зверя.
— Отлично, отлично.
Ищейка говорила, что на спутнике остался один торговец. Значит, корабль пуст.
Пробрались ли шершни в убежище к остальным торговцам? Превратили ли они убежище в склеп? Лоно готов был взять на себя работу запечатать его, чтобы находящихся там мертвецов никто не тревожил.
— Мы из-за этих чертей теряем второй корабль, — возмущался Вацлав, — они нас со свету сжить вздумали? Не успокоятся, пока не сделают этого?
— Второй корабль мы еще не потеряли, — возразила Суок.
— У тебя есть идеи, как его вызволить?
— Пока нет. Но впору задуматься о том, что у кого-то из них имеется ментальное влечение к кому-то из нас.
Бастиан физически ощутил, что у всех, кроме Капитана, появилось желание взглянуть на него.
— Ой, заканчивай это заумное занудство, — сказал Вацлав. — Догадываюсь, куда ты клонишь. Случайных встреч не бывает. Ну, значит, нас кто-то сдал. Кто-то, кто знал и о портале в первый раз, и о корабле Чужаков во второй.
Суок кивнула в сторону Бастиана.
— Он о портале ничего не знал. Зоран и Лю Чен — тоже. Думаю, что тут никто спорить со мной не будет. Александр — мертв, — она замолчала.
— Ты намекаешь на то, что информатор среди нас? Что кто-то из нас троих, меня, тебя и Капитана, работает на два фронта? И своим, и чужим?
— Такой вывод напрашивается. Проклятье. Он напрашивается. Но я ничего никому не говорила. Тебя, Капитан, и тебя, Вацлав, я знаю не первый год и не верю, что кто-то из вас это сделал.
— Мы не там ищем врага. Это называется охотой на ведьм. Просто кто-то на Альбеде вынюхал наши планы и в первый раз, и во второй, — сказал Капитан. — И мы слишком много спорим.
— Извини, — сказала Суок, — стресс. Саша погиб, — что-то в ее глазах проскользнуло, когда она произнесла это имя. Тоска, что ли?
— Они сели?
— Да, — сказал Вацлав, — прямо возле нашего корабля. Метров пятьсот, не больше.
— Отлично, — сказал Капитан, — шансы у нас есть.
Лоно вдруг увидел, что под кораблем торговцев появляется синее свечение, а сам корабль вздрагивает, точно отряхиваясь от насевшей на него пыли, слегка приподнимается и начинает убирать посадочные лапы.
— Таккер, — закричал Лоно слишком громко, будто капитан находился на другой стороне света, — он взлетает! Быстрее. Заряд в двигатель. Не дай ему взлететь. Не уничтожай его. Он нам еще пригодится. Быстрее. Только не дай ему взлететь.
— И тогда ты снимешь с меня ошейник? — спокойно произнес оказавшийся рядом Таккер.
— Нет.
Лоно кричал, не понижая голоса, уже почти на ухо Таккеру. Видя, что ноги корабля почти втянулись, он активизировал болевой разряд в ошейнике, но не так сильно, чтобы Таккер потерял сознание или чтобы его скрутило и он не смог двинуть ни рукой ни ногой. Нет. Чуть слабее, чтобы он только почувствовал на миг эту отупляющую, выворачивающую наизнанку боль.
Таккера выгнуло дугой, глаза вылезли из орбит, а через стиснутые скрипящие зубы вырвалось приглушенное рычание. Пальцы его вцепились в спинку кресла. Окажись вместо него под рукой плечо Лоно, пальцы порвали бы одежду, а когти оставили глубокие раны.
Функции организма разладились в одно мгновение. Он должен был опустошить желудок и мочевой пузырь. В его желудке была только желчь. Она стекала по подбородку и капала на пол. То, что было в мочевом пузыре, впитала одежда.
Когда боль чуть отпустила Таккера, он осел тряпичной куклой на пол прямо в лужу собственной желчи, непонимающе оглядываясь по сторонам, будто впервые увидел и эту каюту, и это некрасивое, склонившееся над ним лицо. Жабьи губы что-то произносили, но слух к Таккеру возвращался постепенно, и вначале он ничего не слышал, кроме гула, а потом догадался, что это кровь шумит в венах и бьется сердце. Тело чуть вздрагивало от последних, уже совсем слабых, приступов боли.
Лоно приподнял Таккера, обхватив его за подмышки, тот оказался легким, усадил его в кресло, стал тыкать пальцем в проекцию со взлетающим кораблем.
— Сбей его, сбей его, — наконец услышал Таккер сквозь шум крови.
Таккер не понимал, что делает, даже когда борт взлетавшего корабля стала разъедать отвратительная язва — белая посередине и черная бугристая по краям. Она должна пахнуть мертвечиной. Из нее вырвалось пламя, чуть закоптило борт, и если прежде корабль все еще поднимался, то теперь он начал оседать, растекаясь по поверхности. Днище гнулось, от него отваливались куски обшивки, они отлетали, вспахивая пыль. Один из кусков, отскочив от поверхности, как плоский камешек отскакивает от воды, врезался в вездеход, будто это была городошная фигура, собранная из нескольких, не закрепленных между собой элементов. Он расшвырял покореженные трубы, оси со все еще вращающимися колесами, смял мертвое человеческое тело в скафандре. Оно вертелось и кувыркалось, сгибаясь в таких местах, в которых человеческое тело сгибаться не должно. Когда оно успокоилось в странной для человека позе, с согнутыми в трех, а то и четырех местах руками и ногами и выгнутым назад позвоночником, его накрыла плотная волна пыли.
Посадочные ноги так и не убрались до конца, но они не удержали корабль, когда он стал заваливаться на бок. От страшного удара они прогнулись. У них частично вышли из строя амортизаторы.
Пыль, медленно оседая, заметала следы катастрофы.
У Таккера выступили бисеринки пота на лице.
— Молодец, молодец. Ты не дал ему уйти.
Лоно чувствовал возбуждение, какого никогда не испытывал. Он уже не кричал, а только шептал, но Таккер опять его не слышал.
Казалось, что корабль простоял здесь много-много лет. Его остов врос в землю.
Шершни не отзывались, трансляция с их видеокамер прекратилась, когда они начали биться в защитное поле. Они были слишком глупы и самостоятельно, без чужого вмешательства, не могли изменить свою программу, а Лоно в то время, как насекомые погибали, занимался умиротворением Таккера. Тот зашевелился, издал какой-то странный звук, который можно было идентифицировать и как насмешку.
— У тебя ничего не получилось.
Таккер разомкнул губы. Похоже, он еще не научился хорошо это делать. Голос его стал хриплым. Лоно не узнал бы его, не знай он, что, кроме них двоих, никого в каюте нет. Ошейник болтался свободно, не стягивая горло. Он не мог так повлиять на голос.
Лоно правильно поступил, что не воспроизводил запись на своей сетчатке. Все эти вспышки, которые сопровождали попытки насекомых пробиться сквозь поле, и еще более яркие, когда они превращались в бесформенные комочки, раздражали глаза даже на трансляции. После каждой вспышки на сетчатке ему еще долго мерещились бы белые пятна света, точно это души мертвых насекомых явились к нему, чтобы спросить, зачем он послал их на верную смерть. Дело в том, что он-то как раз на смерть их не посылал, а напротив, это они были посланниками смерти, а из-за Таккера все перепуталось.
— Я хочу пить, — сказал Таккер.
— Я тебе не прислуга. Я не ограничиваю тебя в перемещениях. Пойди и налей себе сам.
Таккер поднялся, кряхтя больше для вида, потому что притяжение на спутнике было раз в семь меньше того, к какому он привык. Слишком примитивная попытка продемонстрировать свою слабость.
Лоно не оборачивался. За его спиной что-то загудело, зажурчала струйка жидкости. Таккер посуду не искал, подставив под струйку рот. Забавно будет наблюдать, когда следом за соком туда влетят два кубика льда.
— Глотнешь?
— Что это?
В дрожащих руках Таккера были два пластиковых стакана с чем-то мутным, похожим на грязную воду с примесью глины и стирального порошка. Чтобы понять, не забыл ли Таккер, как Лоно активизировал ошейник, достаточно было взглянуть в его холодные глаза. За льдом пылала ненависть. Пойло он, конечно, не отравил. Слишком рано.
— Энергетический напиток. На вид не очень аппетитный. Я названия ему еще не придумал. Алкоголя ни грамма. Выпьешь — вся усталость долой. Голова светлая и работает без сна не меньше суток.
Что, что, а светлая голова Лоно не помешала бы, да и пить он хотел, к тому же на вкус напиток оказался намного привлекательнее, нежели на вид.
— Стимуляторов и прочей дряни — тоже нет. Экологически чистый продукт, хотя ты ведь в городе без фильтров ходишь, за каждый вдох в тебя проникает столько гадости, что я удивляюсь, как ты до сих пор еще не умер от какой-нибудь формы рака. Делаешь прочистку от шлаков?
— Нет. Привыкание организма.
— Ну да, полная отключка обонятельных рецепторов? Я, к примеру, без фильтров после пары-другой вдохов-выдохов загнусь от аллергии на ваш тамошний воздух, пришлось бы лекарства глотать, а они, знаешь ли, имеют побочные эффекты, накапливаются в организме, и прочистку почаще делать приходится. Хреново у вас жить.
Последняя фраза не подходила Таккеру. Она удивила Лоно.
— Да нет, жить можно везде.
— Позволь спросить тебя, что ты тянешь время? Выстрел из малокалиберного орудия решит все твои проблемы с лишними свидетелями. У них слабое защитное поле. Твоих шершней оно уничтожило, но против заряда продержится несколько секунд.
Этическая сторона вопроса заключалась в том, что на деградирующих планетах запрещается применение современного оружия. Нарушение этого закона влекло за собой уголовное наказание. Но не по этой причине Лоно пока не использовал корабельное орудие.
Разговаривали они таким тоном, словно вели светскую беседу, у Таккера на шее был не ошейник со взрывателем, а новомодный шарфик странного дизайна, а Лоно никого не убивал.
— У них в защитное поле черт знает что понапихано. Я не могу определить их точное месторасположение ни по тепловым датчикам, ни по каким-то другим. Все в убежище однородно. Одна темнота. Они дорыли туннель до корабля и сейчас наверняка находятся где-то возле него. Я не удивлюсь, если они липнут к его бортам. Боюсь, что корабельное орудие повредит корабль. Мне этого не хочется.
— А я-то грешным делом подумал, что ты решил сохранить им жизнь. Поле у них проработает до второго пришествия. Подождешь, пока они начнут загибаться от голода.
— Капитан, взорви корабль, пока они не додумались, что находятся в опасной близости от него! Взорви! — закричала Суок, увидев, что корабль оседает после того, как в него угодил заряд теплового орудия.
— Тогда мы не сможем улететь, — сказал Зоран.
— Мы и так не сможем улететь.
— Что, корабль совсем вышел из строя?
— К черту корабль. Ты что, не понял — они перебьют нас всех. Нам отсюда не выбраться. Мы в ловушке, а взрыв корабля кто-нибудь зафиксирует. Сюда рано или поздно прилетят патрульные. Взрыв корабля — это нарушение закона о деградирующих колониях, но черт с. ним. Я согласна посидеть в тюрьме за это преступление. Может, откупимся. Взрывай скорее!
Таккер еще до того, как включил тепловое орудие, знал, что сделают торговцы, когда поймут, что двигатели их корабля разрушены. Лоно потребовалось на это больше времени. Когда палуба дрогнула, он стал спрашивать: «Взлетаем? Зачем?» Он-то думал, что Таккер сидит в кресле с закрытыми глазами из-за того, что устал, а оказывается, пилот отдавал кораблю приказы.
Торговцев придавило свалившимися на них бедами. В таких случаях, после временной апатии и безразличия, начинаешь действовать с увеличившейся во много раз энергией, сжигая все, что накопил. Потом опять придет апатия. Потом.
— Сейчас они его взорвут! — кричал Таккер.
— Откуда ты знаешь? — спросил Лоно. Вопрос был глупым. Таккер не ответил.
Лоно никак не мог оторвать взгляд от изувеченного корабля. Знал ведь превосходно, что это опасно, что вспышка от взрыва может повредить сетчатку и пройдет какое-то время, прежде чем она восстановится.
Он смотрел на корабль как загипнотизированный.
Таккер взлетал слишком резко. Перегрузка исказила его лицо, оттянув книзу кожу. Руки Лоно повисли плетьми вдоль тела, и даже армированные мышцы не могли их поднять, а только заставляли вздрагивать, точно их перебили или подключили к источнику слабого тока. Он не заметил, как опустился на пол, вспоминая, что Таккер говорил ему об амортизационном кресле, так необходимом при взлете и посадке. Кто ж тут поспорит. Вот только он не доберется до кресла. Кровь отлила от головы, кожа на ней побелела, а глаза помутились.
Много лет назад, обучаясь в приюте, Лоно видел компьютерную модель сверхновой — корабль взрывался так же красиво, даже еще более впечатляюще, учитывая, что масштаб катастрофы во много раз превосходил компьютерную модель.
Корабль накачался светом, как футбольный мяч воздухом, раздуваясь, а потом швы, соединявшие пластины корпуса, не выдержали внутреннего давления и разошлись все разом. Яркая белая вспышка поглотила корабль, стала вспухать огненной полусферой, а от нее разбегалось плоское кольцо, меняющее свой цвет от белого к красному на кромке и похожее на вращающийся диск с острыми зубьями, которым режут стволы деревьев. С его приближением поверхность спутника расплавлялась. На ней лопались пузыри, камни растекались, словно куски льда на жарком солнце.
С замиранием сердца Лоно понял, что сейчас красная кромка врежется в борт корабля, вскроет его, словно консервную банку, и все, что в нем находится, сгорит, превратившись в пар. Сам же корабль станет пустой, обгоревшей оболочкой. Он даже ощутил, как боль вгрызается в его тело, разрезая его на две половины в районе тазобедренного сустава. На самом деле смерть придет так быстро, что он ничего не успеет почувствовать.
Лоно закрыл глаза. Он не мог больше смотреть на этот огонь.
Корабль тряхнуло. Пока еще не очень сильно. Будто проверяя, насколько он крепкий, стоит ли на него тратить силы, или он развалится от легкого прикосновения. Потом Лоно показалось, что он попал в шейкер, который бармен неистово трясет в руках, чтобы превратить в однородную массу заведомо несмешивающиеся ингредиенты. Центрифуга по сравнению с этой болтанкой — ничто. Там хоть можно предсказать, что в следующее мгновение станет полом, а что потолком. Он не ощущал ударов. Его уже должно размазать по стенам, пусть они покрыты чем-то мягким и упругим, пусть он будет отскакивать от них, как мячик, но сила ударов все равно будет такой, что все его кости треснут, поломаются, как тонкие палочки.
Что-то притягивало его к палубе. Неужели он успел пристегнуться? Это была его последняя мысль до того, как он потерял сознание, и на него накатилась темнота.
— Отчаянные ребята. Они мне нравятся. Но наивные. Хотят меня второй раз поймать на один и тот же трюк. Слишком примитивно, — Таккер поцокал языком. — Правда, придумать что-то поинтереснее у них времени не было.
Лоно с трудом различал звуки.
— Вам следовало бы позаботиться о себе самом. Знаете ли, не очень удобно и кораблем в экстренном взлете управлять, и думать о том, чтобы встряска не помяла пассажиров.
Таккер походил на преподавателя, распекающего нерадивого ученика за малую шалость.
— Вы так заботитесь о моем здоровье?
— Вынужденная мера. Это не доставляет мне никакого удовольствия, но приходится.
Лоно догадался, что они стоят на том же месте. Все вокруг разительно изменилось. Поверхность расплавилась на несколько десятков сантиметров в глубину, застыла гребнями волн, а когда стала остывать — пошла трещинами.
Угол, под которым Лоно смотрел на огромный кратер, на том месте, где раньше находился корабль торговцев, не позволял определить глубину. Диаметр его был колоссальных размеров. Взрыв этот нанес спутнику неизмеримо больше вреда, чем метеориты, которые в течение миллионов лет бомбардировали его поверхность. Удивительно, что не расколол его на несколько кусков.
— У нас мало времени, — сказал Таккер.
— А у нас когда-нибудь было его много?
— Да. Но сейчас его мало.
— Почему?
Лоно еще не совсем пришел в себя, иначе не стал бы переспрашивать, а догадался сам.
— Взрыв, да еще в непосредственной близости от деградировавшей колонии. Его зафиксировали. Скоро сюда прибудет патрульный корабль — проверить, что стряслось. Может, у нас есть неделя. Не больше. Мне не хочется с ними встречаться. Ты знаешь почему.
— Мне тоже не хочется.
— Патрульные не в ладах с правоохранителями? Нездоровая конкуренция между силовыми структурами?
— Что-то вроде этого.
— А я и не знал. Думал, вы все заодно.
— Заблуждение.
— Да. Теперь буду знать. Наш корабль получил незначительные повреждения. Регенерация займет пару суток. Тепловые орудия в полном порядке. Максимальной энергии они сейчас не дадут, чуть попозже, но ведь этого и не надо. Силовое поле они пробьют и сейчас Таккер не стал в очередной раз просить снять с него ошейник. Хотя мог. Он все-таки спас корабль. Это многого стоило. Но он знал, что Лоно ошейник не снимет. Не будь на Таккере ошейника, Лоно был бы уже мертв.
Даже без приставок, связывающих его с кораблем, Бастиан почувствовал боль от взрыва — тупую и ноющую, прокатившуюся по всему телу, словно разряд от электрошока. Остальным досталось несравнимо больше, чем ему. У них тоже не было приставок, но ведь они чувствовали корабль гораздо лучше, чем Бастиан. Их всех точно прибило к полу взрывной волной, и теперь они барахтались, как выброшенные на берег рыбы, хватая открытыми ртами воздух, и все силились подняться, но получалось лишь перебирать конечностями.
Страшное, отталкивающее зрелище. Чем-то схожее с массовым эпилептическим припадком. У Лю Чена и Капитана глаза вылезли из орбит, тела выгнулись дугой. Суок скребла выступившими когтями по полу, оставляя глубокие борозды. Вацлав делал то же самое, но только обломал себе ногти, не оставив на полу и следа.
Зоран уже пришел в себя и смотрел на Бастиана. В глазах его была такая безысходность, что хоть накладывай на себя руки.
Из оружия у них только переносные лучеметы — до корабля дотянутся, но по дороге вся энергия иссякнет. На броне они не оставят и ожога.
Наконец все пришли в себя.
— У кого какие идеи? — выдохнула Суок.
— Против боевого корабля — мы бессильны, — подавленно произнес Вацлав.
— Сама знаю, что бессильны. Но что, вот так сидеть и ждать, пока они не надумают пробить наше поле?
— Да, именно, — сказал Вацлав, — все так и будет. Можно еще обвязаться всем, что взрывается, и попробовать пробиться на флаерах к кораблю. Когда-то это был очень эффективный способ ведения боевых действий. Но нас всех перебьют еще на подлете.
— Это будет хоть что-то, — мрачно проговорила Суок.
— Можно робота послать, — сказал Зоран.
— Какого робота? — спросил Вацлав.
— Того, что ты вырыл из могилы? — спросил Капитан.
— Откуда ты узнал о нем? Я ведь... — Зоран смутился, — ты следил за мной?
Зоран почувствовал себя нашкодившим школьником, который сотворил маленькую шалость и теперь ждет, что же с ним сделает за это директор школы. Ну и что он сделает ему за эту провинность, когда их всех рано или поздно аннигилируют?
— Не красней, как девица, — бросил Капитан, — я за тобой не следил.
— Это ты ему сказала? — Зоран повернулся к Суок.
— Больно надо. Я тебе обещала не рассказывать. Так-то ты обо мне думаешь?
— Извини.
— И что там с роботом? — прервал этот ненужный, особенно сейчас, диалог Капитан.
Зоран посчитал, что вскрывать могилу вождя аборигены не будут, а если и сделают это, то через много лет, когда все уже забудут, был там робот или нет, так что вряд ли они начнут думать о таких глупостях, как вознесение робота на небеса. Выкопать его он отрядил нескольких роботов из тех, что рыли туннель к кораблю Чужих. С задачей они справились быстро, прокопали к могиле лаз и утащили тело. Увидев его, Зоран и вправду подумал, что это полуразложившийся труп. За отслоившимся пластиком виднелись местами изъеденные разноцветные шланги гидроприводов, похожие на вены, и стальной, покрытый оспинами ржавчины, каркас. В растворе, которым аборигены залили могилу, без доступа воздуха и влаги, робот пролежал бы в неизменном виде не одну сотню лет, а может, и того больше. Голова разрушилась бы гораздо быстрее. Отрубленную голову, висевшую в хижине вождя, Зоран заменил точной копией, сделанной из всякого хлама, вот только под черепной коробкой у нее ячейки памяти были девственно чисты. Роботы подменили ее ночью, когда вождь спал.
«Варвары», — шептал Зоран, разглядывая останки бедняги.
Соединив голову и тело, скрепив между собой все перерезанные артерии, а позвоночник с черепом, Зоран спрятал робота у себя в комнате под кроватью, для верности прикрыв его тряпками.
Размышляя над тем, как ему незаметно протащить это тело на корабль, Зоран нашел несколько способов, но ни один из них теперь не понадобится.
Гробокопатель. В своей жизни он занимался и более мерзкими делами, так что клеймо «гробокопатель» вряд ли могло расцениваться как оскорбление.
Бастиан совсем не испугался, увидев этого робота. У него уже был опыт, когда он, бродя по улицам столицы Альбеды, встретил в арке перед входом в какое-то увеселительное заведение человека, облаченного в плащ с капюшоном, скрывающим его лицо. Он был похож на католического монаха, погруженного в раздумья, но когда Бастиан хотел пройти мимо, человек повернулся на звук его шагов и откинул капюшон. Вначале Бастиан увидел, что его рука высохла, под пергаментной кожей, прилипшей к костям, ничего не осталось, но еще страшнее было его лицо, точнее, лица вообще не было, а только череп с пустыми глазницами и клочками сгнившей кожи. Массивная цепь приковывала его ногу к кольцу, вмонтированному в стену здания.
— Заходи повеселиться, — произнес безгубый рот.
Иссохшая рука потянулась к Бастиану, тот попятился, потом отвернулся и, ускоряя шаг, слышал, как за его спиной страшилище гремит своей цепью. И чего он так испугался? Это ведь был робот или вовсе голограмма. Теперь его таким не проймешь.
— Хм, чем нам поможет этот хлам? Или ты хочешь сказать, что это боевой робот?
Вацлав плохо разбирался в истории и конструкциях раритетных роботов.
— Нет, — ответил Зоран.
Надежда в глазах Вацлава стала гаснуть. Воодушевление прошло.
— Ну и что тогда?
— Я уберу у него запрет на причинение вреда человеку.
Зоран говорил это самому себе, надеясь, что мысль потечет сама, и он придумает, как же использовать этого робота. Взорвать его топливные элементы? Это повредит корабль лишь в том случае, если робот проберется внутрь. Но как он это сделает? Его успеют сжечь не один раз. Он сможет лишь отвлечь на себя внимание преступников, да и то ненадолго.
Несколько раз, когда Зоран знал, что его никто не увидит, он вытаскивал прикрытое тряпками тело робота и осматривал его с каким-то мистическим трепетом, как мог бы смотреть археолог, извлекший из гробницы мумию фараона. По слухам, она приносила смерть тем, кто ее потревожил. Лучше избавиться от такой находки побыстрее, вернуть на прежнее место. Но Зоран не мог найти в себе сил расстаться с этим роботом. Он пожалел, что не вырыл его в прошлый раз, и тут же одернул себя. Ведь он потерял свой корабль, а значит, потерял бы и все, что на нем находилось, в том числе и этого робота. Он так хотел оставить его себе, довезти до дома, спрятать там и иногда на него смотреть как на украденную из музея реликвию. Если кто узнает, что она у тебя, — не избежать больших неприятностей с правоохранителями. Пусть. Пусть. И вот теперь он предлагает принести его в жертву. Бедный, бедный робот. Его уже приносили в жертву однажды. Сколько же выпало на его долю! Но в первый раз у него еще была возможность воскреснуть, а теперь ничего уже не будет.
Зорана поразил приступ клаустрофобии, такой сильный, что он и понять не мог, как еще может находиться в этой норе. Все на него здесь давило. Не лучше ли прямо сейчас выбежать прочь, встать перед входом, раскинуть широко руки, запрокинуть вверх голову с закрытыми глазами и ждать, когда же небеса прольются огненным дождем. Сколько он вот так простоит? Минуту, две, три? Может, у него осталось чуть больше времени. А способов, чтобы встретить смерть незаметно, очень много.
— Вацлав уберет запреты лучше. Он хорошо знает, как это делать, — сказал Капитан.
Герой виртуальной постановки давно нашел бы способ, как выбраться из этой передряги, потому что каждый из них не раз оказывался в более трудных ситуациях. Бастиан набирался опыта, как раз просматривая подобные постановки, и сейчас перебирал в голове эпизоды запомнившихся серий, ища подсказку.
Ничего странного не было в том, что с торговцами не выходили на связь и ничего от них не требовали. Это означало, что их уже списали со счетов. Тянуть время — в интересах торговцев. Взрыв корабля — засекли. Рано или поздно сюда прилетят патрульные.
Пока Вацлав убирал защитные блоки, роясь под черепной коробкой робота, Лю Чен возился с ретрансляционной аппаратурой, пробуя подключиться к системе связи пиратского корабля. Знай он заранее, что ни черта из этого не выйдет, все равно продолжал бы тыкать на кнопочки своей аппаратуры, что-то напевая себе под нос на языке, похожем на кошачье мяуканье. Этими звуками он будто завораживал аппаратуру, как делают это со змеями заклинатели, играя на дудочках. Вот только в девяносто девяти случаях из ста, или даже во всех ста случаях, змеи у факиров искусственные, и никакой опасности, по крайней мере для своих хозяев, они не представляют.
Лю Чен нацедил себе стакан кофе и держал его в левой руке. Для работы осталась только правая, но она летала над кнопками с такой скоростью, что успевала выполнять функции двух рук.
Бастиану хотелось встать за спиной Лю Чена, последить за тем, как тот ловко работает, а заодно и подслушать звуки, которые тот извлекал из своей глотки. Но если это и вправду голосовой код, даже запомнив его, Бастиан все равно не смог бы его безошибочно воспроизвести без операции на голосовых связках.
Лю Чен взломал защиту переговорного канала неожиданно для самого себя, и когда на стене появилось изображение двух людей — одного толстого, похожего на раздувшуюся до человеческих размеров жабу, а другого тонкого, как кузнечик, Лю Чен смотрел на них молча, разинув рот, — не оттого, что два эти человека в сочетании друг с другом представляли комичную картину. Нет. Вовсе нет. Будь так, Лю Чен не молчал бы, а смеялся. Они тоже удивились тому, что увидели у себя на стене. У них глаза на лоб полезли, точно их застукали с поличным за чем-то противозаконным.
Они о чем-то разговаривали. Лю Чен весь извелся, не слыша, о чем они так эмоционально беседуют, потом они замолчали, увидев, что канал связи взломан, и уставились на обратную проекцию. На шее у одного из них был тонкий ободок. Украшение, несколько аляповатое, что не с лучшей стороны характеризовало вкус его владельца. Ошейник резко отличался от всего остального, что тот носил.
«Любопытно».
Трансляция прервалась.
— Они не хотят с нами говорить. Зря ты давал обратную трансляцию, — сказала Суок.
— Сам знаю, что зря. Иначе не получалось, — ответил Лю Чен. — Они поставили еще несколько защитных блоков, — он возобновил ритуал над аппаратурой, — боюсь, что на этот раз все. Мне к ним не пробиться.
— Мир так тесен, — сказал Вацлав.
— Это ты о чем? — спросила Суок.
— Эту мерзкую жабью физиономию трудно забыть, — ответил Вацлав.
— Точно, — встрепенулась Суок, — он нас допрашивал после того, как ты, Зоран, вломился в наш номер на Альбеде. Вот только о тебе мы тогда ничего не знали и о корабле Чужаков тоже.
— Мне кажется, что в нем причина всех наших бед, — сказал Капитан, — он мог знать о портале. У него наверняка свои люди в службах космопорта. Они докладывают ему обо всех грузах. Вот он и навел на нас своих дружков.
— Сейчас куш оказался таким большим, что они что-то не поделили, — продолжал Капитан. — Заметили ошейник у худощавого? Стандартная модель, применяемая правоохранителями для транспортировки особо опасных преступников. При определенных условиях взрывается. Башку сносит очень неаккуратно. Обратно пришивать — хлопот не оберешься.
— Так они в ссоре, — воодушевилась Суок, — надо это использовать.
— Да, разделяй и властвуй, — добавил Вацлав, но никто на эту реплику не прореагировал.
Бастиан вот уже несколько минут наблюдал за роботом-пылесборником. Тот ползал по полу, останавливался на несколько секунд, точно принюхивался, в эти мгновения у него ходуном ходила насадка на носу, сокращался и вновь раздвигался маленький гофрированный хобот. Так и не убравшись до конца, робот замер. Похоже, у него сели аккумуляторы. Фирма-производитель утверждала, что они вечные и подзаряжаться могут от чего угодно. Вдруг Бастиан понял, что его друзья ходят вокруг да около, ищут какие-то обходные пути, не замечая главного — самого простого и надежного. Он почувствовал, что тело его дрожит, а по коже пробегают мурашки, но не от холода, а от легких прикосновений какой-то энергии. Неужели это он высосал ее из робота-пылесборника? Прежде подобных вампирских качеств он в себе не замечал.
— Корабль, — сказал он тихо, но этого стало достаточно, чтобы все разговоры прекратились.
— Корабль? — спросила Суок.
Она посмотрела на Бастиана, слегка приподнимая брови и прокручивая в голове эту идею. На первый взгляд — не самая лучшая. Будь это человеческий корабль, тогда, конечно, вопросов бы не возникло, а в чужой лезть все равно, что у себя на шее петлю затягивать.
Древние цивилизации в некоторых областях часто превосходили последующие, и корабль мог оказаться мощнее современных. Но как его открыть? Только попробуешь это сделать, как выплеснется какая-нибудь неощутимая гадость, которая разъест тебя до атомного состояния, а ты этого и не заметишь. Хуже ничего не придумаешь — лезть в такое пекло. По сравнению с этим все дома с привидениями, монстрами и прочей потусторонней живностью, которыми сдабривают свои шедевры режиссеры виртуальных блокбастеров, покажутся премилыми созданиями, потому что родились они в головах людей, и следовательно — все их действия предсказуемы. Но что можно ожидать от корабля Чужаков, даже если удастся вскрыть его и забраться внутрь? Мозг корабля наверняка настроен на своих хозяев. Всем остальным он подчиняться не будет. Они его никогда не поднимут в космос. Это было бы лучшим из вариантов. Но, возможно, они хоть в живых останутся и пересидят внутри беду. О худших думать не хотелось.
— Пошли, — сказал Капитан, посмотрев на Бастиана.
Капитан знал, что ни старый робот, похожий на вставшего из могилы мертвеца, ни флаер, даже если они набьют его взрывчаткой, им не помогут. Бастиан не сопротивлялся, не стал причитать: «А почему это должен идти я?» Пусть кто-то другой пойдет к кораблю Чужаков. Но ведь сам предложил. Сам и отдуваться должен.
Округлые спины роботов, выстроившихся вдоль стенок туннеля, светились неоном. Некоторые забрались на стены и потолок, но даже будь здесь полная темнота, Бастиан смог бы дойти до корабля и с закрытыми глазами, на ощупь. Он часто ходил по этому туннелю, утыкался в глухую стену, которую скребли роботы, все ближе и ближе подбираясь к кораблю, стоял, наблюдая за их работой.
Ручейки роботов, которые несли куски камня, обтекали его ноги, расступались перед ними, смыкаясь позади опять в сплошной поток. Иногда он испытывал желание нагнуться, дотронуться до их спин и погладить, но когда он однажды все же это сделал и только занес руку над спиной робота, тот замер, будто испуганный зверек. Бастиан так и не поднес к нему ладонь, тоже чего-то испугавшись.
В тот день, когда роботы наконец-то пробили ход к кораблю, Бастиан пришел в туннель примерно за три часа до этого события, сразу после завтрака, гораздо раньше всех остальных. Они чуть было не пропустили момент, когда обвалился огромный кусок камня, обнажая борт корабля. Он сверкал серебром, совсем нетронутый ржавчиной. На обшивке не было окалины, которая обычно покрывает борта корабля после нескольких посадок или взлетов в слоях атмосферы.
Роботы выбрались из завала, стали его разгребать.
Гладкий, без швов и иллюминаторов, веретенообразный с чуть приплюснутым носом. Не скажешь, что представлял он собой зрелище захватывающее. Неказист. Бастиан на Альбеде видел более представительные корабли, но на те глядел мимоходом, а перед этим стоял столбом и смотрел, как кусок за куском роботы заканчивают обдирать с него камень. Что-то в нем было притягивающее, действующее даже не на глаза, а на сознание, заставляющее рисовать в голове то, что располагается за этими сверкающими бортами.
Бастиан не успел сделать соскоб, чтобы выяснить, из чего сделан корабль. Скорее всего, этот сплав окажется незнакомым.
Роботы освободили корабль полностью. Теперь он стоял в уютной пещере, сделанной, казалось, специально для него. Непонятно, где у него вход в шлюзовую камеру.
Капитан пребывал в сомнениях. Самый простой способ попробовать попасть на корабль — это приказать роботам проделать в нем дыру, через которую в него смогли бы пробраться люди, а потом заделать эту пробоину пластоидом. Пусть первые из роботов изломают свои насадки, но они будут вгрызаться в корабль, сменяя друг друга, и в конце концов его вскроют. Вот только сколько времени на это уйдет? Есть ли оно у осажденного экипажа?
Бастиан уже испытывал похожее чувство, когда стоишь перед не видимой для тебя дверью, но точно знаешь, что она есть, что она перед тобой и должна открываться, но тебе неизвестно, что для этого надо сделать. Наугад перебираешь в голове, пока не надоест, сотни слов, тысячи словосочетаний, думая, что одно из них как раз и приведет дверь в движение, как это было в старой сказке, где вход в пещеру открывался после фразы: «Сезам, отворись!» Бастиан произнес-таки эти слова. Раньше корабль Чужаков казался Бастиану мертвым или скорее спящим, а сейчас он чувствовал, что тот медленно просыпается.
Воздух вокруг стал плотнее. Бастиан точно пил его ноздрями и не захлебывался. В голове чуть мутилось, словно от антидепрессанта или легкого нейровозбудителя.
Капитан что-то говорил. Но, пройдя через этот плотный воздух, звуки доходили до Бастиана такими искаженными, что он ничего не понимал.
Медленно, очень медленно он стал протискиваться в узкий проход между бортом корабля и стенкой пещеры, стараясь не задеть ее спиной. Чего он уж там боялся, и ему самому было непонятно. Гладкий камень одежду не разорвет. Он опять испытал легкий приступ клаустрофобии, испугался, что, сдвинься сейчас немного корабль в сторону, и его раздавит, как букашку. Приступ прошел, стоило Бастиану увидеть свое отражение на борту корабля. Поверхность слегка изгибалась, поэтому лицо Бастиана исказилось, расплылось в разные стороны, точно сделанное из резины, которую теперь растягивают, проверяя, какую нагрузку она выдержит. Когда отражение стало мутнеть, точно лицо его растворялось в воздухе, он даже вздернул к нему руки, чтобы его ощупать. Сердце замерло от мысли, что ладони наткнутся на что-то желеобразное. Он обмер от страха, когда пальцы продавили кожу лица и остановились, наткнувшись на кости. Будь у него что-то в желудке, выплеснул бы его содержимое прямо на борт корабля.
С секунду ушло на то, чтобы понять — пальцы не прошли сквозь кожу, не порвали ее, а только прижали к костям. Лицо оставалось прежним. Это с кораблем что-то происходило.
Овальный кусок стены размером метр на два трансформировался. Он не растекался. Нет. Он становился прозрачным, похожим на мембрану, вроде тех, что закрывают входы в подводных поселениях. Они не пропускают воду, но через них можно протащить все что угодно.
Бастиан отшатнулся, не будь за его спиной стены, убежал бы, а так бежать было некуда. Он поднял руку, потянулся вперед и смотрел, как исчезают в мембране пальцы, кисть, при этом на лице его появилось странное выражение, которое бывает у детей, когда они повстречают что-то неведомое.
Ему казалось, что все происходит не с ним, и он со стороны наблюдает за тем, как, человек, похожий на него, словно две капли воды, медленно погружает в борт корабля руку.
Капитан что-то кричал, но Бастиан по-прежнему не понимал слов, а когда тот дернулся, чтобы остановить его, то двигался очень медленно, как будто это была голография, воспроизведенная с многократным замедлением.
Сперва руку по ту сторону мембраны слегка покалывало, потом Бастиан перестал ее чувствовать, но не отдернул в страхе, проверяя, не остался ли вместо руки обрубок, обрезанный точно по линии, до которой она погрузилась в мембрану. От этого места волнами разбегалось голубое, постепенно затухающее свечение.
Бастиан обернулся. Нашел взглядом Капитана. У того на обычно бесстрастном лице было такое выражение, будто он стал свидетелем, как его соплеменник намеревается покончить жизнь самоубийством, а он никак не может этому помешать.
Бастиан шагнул вперед, полностью погружаясь в мембрану. Он почти не ощутил этого перехода, потому что все его тело, за исключением рук и головы, покрывала одежда. На открытые участки тела дохнуло приятной влагой.
Страшная безответственность. В герметичном корабле даже земного происхождения атмосфера без очистки могла испортиться и стать смертельно опасной для человека. Что уж говорить о корабле Чужих. В нем атмосфера изначально должна быть ядовитой. Но Бастиан не позаботился о том, чтобы надеть скафандр, и полез в корабль без средств защиты. Безответственность, граничащая с глупостью или с желанием побыстрее поставить все точки и покончить с жизнью, не дожидаясь, пока за тебя это сделают тепловые орудия пиратского корабля.
Бастиан видел темноту, красные пятна, подумал, что ослеп, а это еще не выжженные до конца нервные окончания посылают в мозг последние картинки, которые вскоре закончатся, и тогда в них останется только кромешная пустота. Страха не было. Биоприставки восстановят зрение, выберись он отсюда. Он просто закрыл глаза и еще задержал дыхание, точно входил в воду без фильтров или имплантированных жабр. Он долго не решался вдохнуть и сделал это, только когда отработанный воздух больно впился в его легкие и готов был их прорвать.
Бастиан думал, что воздух здесь будет застоявшимся, тяжелым, с тучами пыли, которая при каждом вздохе все больнее и больнее начнет щекотать ноздри, пока не расчихаешься. За миллион лет воздух мог сгуститься до консистенции желе, и сквозь него пришлось бы пробиваться, как через огромный пудинг, заполнивший весь корабль. Но воздух был вкусным. Во всем он ошибся. Неужели очистители исправно работали все эти годы?
По ту сторону мембрана была прозрачной, похожей на очень чистую воду, в которой, будь до дна несколько десятков метров, все равно, присмотревшись, увидишь и разросшиеся колонии кораллов, и водоросли, и резвящиеся стаи рыбок. Мембрана чуть волновалась. По ней прокатывались легкие волны, словно от слабых порывов ветра, делая ее еще больше похожей на водную поверхность.
По другую сторону, впритык, стоял Капитан. Кажется, он уже ощупал мембрану, но его руки сквозь нее не прошли. Он навалился на эту преграду плечом, а потом и вовсе прыгнул в нее. Мембрана спружинила, откинув Капитана. Он ударился спиной в стену. На его лице промелькнула боль и обида, словно у ребенка, которого взрослые не взяли смотреть интересное представление, оставив дома. Он только что проверил, сможет ли открыть запертую дверь. Он уперся спиной в камень, чтобы оттолкнуться получше, и у него еще был шаг для разбега. Не очень-то и много. Эту преграду не пробьешь и тараном.
«Пропусти», — мысленно приказал Бастиан.
Никаких внешних изменений не произошло. Капитан понял, что ему надо притормозить, когда уже пролетел через мембрану, поскользнулся и растянулся на полу внутри корабля. Он обязательно сбил бы Бастиана с ног, если бы тот не посторонился.
— Вы не ушиблись? — Бастиан бросился поднимать Капитана.
— Нет, самоубийца, — ответил Капитан. — Не думал, что увижу тебя еще раз.
Он был немного раздражен, оттого что Бастиан заставил его нервничать и совершать необдуманные поступки. Но ведь они вошли в корабль и до сих пор живы.
— Все-таки надо быть поосторожнее, — наконец заявил Капитан, точно это не он, а кто-то другой несколькими секундами ранее ломился через мембрану. — Мне пару раз приходилось оказываться в брошенных кораблях. На них уйма ловушек. Бывает, что и взрываются, но то были человеческие корабли. Представляешь, что можно ожидать от этого?
Ни Бастиан, ни Капитан этого не представляли, тем не менее они глубокомысленно кивнули друг другу. Бастиану интересно было узнать, где же Капитан осматривал брошенные корабли. На свалке утильсырья? Или он нашел древнее судно, потерпевшее крушение. На нем водились призраки мертвой команды, охранявшей золотоносную руду, которую они перевозили. Видимо, Капитан насмотрелся виртуальных постановок и все никак не мог отделаться от штампов.
Капитан дышал поначалу крохотными глотками. То ли вспугнуть кого боялся, то ли отравиться. Но при каждом даже самом крохотном глотке воздуха он получал невообразимое количество микробов, которые, будь они опасны для организма, уже давно убили бы его. Смекнув это, Капитан затянулся поглубже.
— Для тебя здесь темновато, — сказал Капитан.
У него глаза автоматически адаптировались к любому освещению. В кромешной темноте он мог ориентироваться по тепловому излучению или по отраженному от стен ультразвуку, как летучая мышь. Подобное модифицирование стоило копейки, и Капитан сделал его самым первым, еще когда учился в школе, сэкономив деньги на завтраках.
Стало светлее. Бастиан поймал себя на мысли, что ему здесь не только не страшно, а даже нравится. Правда, он пока почти ничего и не видел.
По полу пробежала тусклая волна света. Одна, другая, третья. Они указывали, куда идти. До Бастиана это дошло не сразу.
— Туда, — он наконец ткнул пальцем в пока еще темный коридор.
— Откуда ты знаешь? — спросил Капитан.
— Волны света на полу. Они идут туда, — и он опять махнул рукой в темный коридор.
— Волны света? Я ничего не вижу.
Пол слегка прогибался под ногами, словно ковер. Идти по нему было приятно. Поверхность его казалась чем-то схожей со льдом, сковавшим пруд.
— Туда, — произнес Бастиан, радуясь от мысли, что его кто-то слушает и идет следом.
Капитана раздражала ситуация, когда его вели, как слепого. Он все ждал, когда пол под ногами разверзнется. Он отчего-то вообразил, что именно так закончатся его мучения.
Бастиану роль поводыря очень нравилась. Он шел, словно по течению, по световой реке, заключенной в коллектор, как делают это с обычными реками в городах. На стенах коллектора проступали мембраны, пока еще очень тусклые, едва заметные. Бастиан не останавливался возле них, потому что свет звал его вперед.
Он втекал в небольшую комнату. Пол по ее краям закруглялся, поднимаясь вверх, плавно переходя в стены, которые в свою очередь так же плавно перетекали в потолок. Идеальное место для проведения соревнований по могулу на досках с силовым полем. Таким оно было всего секунду, потом пол набух, в нескольких местах из него стало что-то расти, бугристое, похожее на грибы.
«Вот и все», — почему-то обреченно подумал Капитан.
Сверкнула мысль, что, пока «грибы» эти не успели превратиться во что-то страшное, надо схватить Бастиана за шиворот и потащить его за собой, но тот прямо прирос к полу и смотрел на происходящее завороженно, точно оказался под гипнозом. Он так и не сдвинулся с места.
Пока «грибы» росли, Бастиан успел продумать не один десяток вариантов того, во что они могут превратиться. От фантомов, которые либо охраняют мертвый корабль от непрошеных гостей, либо, напротив, готовы рассказать всем и каждому все, что их заинтересует, до того, что «грибы» это и есть истинные хозяева корабля. Ни один из вариантов не оказался правильным.
— Что это? — спросил Бастиан, глядя на два кресла.
Формой и размерами они напоминали те, что стояли в большинстве привычных Бастиану кораблей, будто их сняли с одного из них, и если поискать на них маркировку, то окажется, что они сделаны на какой-нибудь знакомой Бастиану планете.
Бастиан то ли не расслышал ответ Капитана, то ли тот не счел необходимым что-либо отвечать.
Корабль, видимо, считал информацию из их мозга. Иначе как он смог так точно воспроизвести эти вещи? Вероятность того, что у Чужаков были точно такие же кресла, равнялась нулю. Более того, корабль учел особенности фигуры обоих. Кресла были неодинаковы.
— Ты что, ждешь словесного приглашения? — спросил Капитан. — Садись, а то хозяев обидишь.
Ну должна же здесь быть охранная система, или хозяева так любвеобильны, что готовы открывать дверь каждому встречному? А может быть, корабль — хитроумная ловушка, в задачу которой входит поиск интересных видов инопланетной фауны. Их затем выставляют на всеобщее обозрение. Капитан содрогнулся, представив себя сидящим за силовым полем, по другую сторону которого собрались любопытные фасеточно-глазые и перепончатокрылые инопланетяне, тыкающие в него клешнями и о чем-то верещащие. Инопланетян он представлял именно так и никак иначе, а теорию о том, что они неотличимы от человека, на корню отметал. Он бывал на многих планетах, и все они отличались друг от друга. Даже те, что подверглись терро-формированию. Разумные существа тоже должны быть разными.
Остальные «грибы» срослись между собой и образовали нечто схожее с панелью управления, на которой стали проступать кнопки, дисплеи. С надписями на понятном им языке. Если бы Капитан не видел, как эти «грибы» трансформировались, то, оказавшись в этой каюте, никогда не поверил бы, что это корабль Чужаков. Легче было поверить, что это судно-призрак, никогда не значившееся в реестрах, никогда не проходившее через порталы и не швартовавшееся ни в одном из космопортов. Фантом, который никто никогда не видел, или... или информацию о нем стерли из всех общедоступных источников. Чудовищная работа. Зачем это нужно? Какие секреты он хранил? Да и все секреты со временем становятся известны. Вот только все, что построили люди — египетские пирамиды, маяк в Александрии, — все превратилось в развалины, причем не за ту уйму лет, что пролежал здесь корабль, а гораздо раньше. Впрочем, и у него микроэлектронные внутренности уже должны были рассыпаться в прах.
Индикаторы на панели были привычны. Капитану не пришлось бы тыкать наугад в незнакомые кнопки, чтобы понять, как же приводится в движение корабль, да и вообще возможно ли это сделать.
Капитан посмотрел на панель. Он-то в самых светлых своих мечтах видел, как снимает с флаера остатки топлива, тащит их на корабль, абсолютно не зная, подойдет ли оно, или корабль от него аннигилирует вместе с экипажем. Но с таким запасом топлива, что имелся на корабле, доберешься и до ближайшего портала, и до следующего тоже.
Бастиан садиться в кресло не стал, постоял рядом, посмотрел на панель. Прежде он кораблем не управлял, но все ему казалось таким простым. Случись что с Капитаном или с другими членами команды... О них-то они совсем забыли.
— Пойду приведу остальных, — сказал Бастиан.
— Давай, давай.
Капитан похрустывал пальцами, разминая их, как пианист перед игрой.
— Какое здесь архаичное управление, — сказал он, осмотрелся, точно кто-то тут был кроме него. Бастиан-то уже ушел. Но никто не принес ему ментального шлема.
Стрелки в коллекторе указывали теперь в обратную сторону. Бастиан, сгорая от желания побыстрее рассказать обо всем, пустился бежать по световому потоку. Воображая, как он начнет рассказ, Бастиан и не заметил, что проскочил сквозь световую мембрану. Понял он это только потому, что бежать теперь пришлось не по ровному, чуть пружинящему полу, а по каменистой дорожке, идущей в горку.
В воздухе носились крохотные песчинки каменной пыли. Бастиан привык к тому, что они щекотали нос. Прежде он внимания на них не обращал. Но, подышав отфильтрованным воздухом, чувствовал теперь неудобство и старался вдыхать не очень глубоко. Легкие его вскоре взбунтовались от недостатка кислорода. Им-то из-за того, что Бастиан бежал, приходилось работать в усиленном режиме. Песчинки хрустели на зубах, точно это крошились сами зубы.
— Собирайтесь. Пошли! — Бастиан еще не отдышался, поэтому говорил с паузами.
— О, я и не думал тебя увидеть.
— Мне это уже говорили.
— Ты запыхался. За тобой чего, монстр какой-то гнался? — с каждой фразой Вацлав становился все серьезнее. — Что случилось? Где Капитан?
Он предположил, что Капитан первым решил проникнуть на корабль, а не предоставил эту миссию из-за своего никому не нужного благородства наименее ценному члену экипажа.
— Всю хорошо. Мы открыли корабль.
— Открыли? Ого. Да?
Все эти слова Суок, Вацлав, Лю Чен и Зоран произнесли одновременно с одной интонацией и громкостью, поэтому они слились в нечто целое.
Вацлав сидел на корточках, разложив перед собой какой-то хлам. От чипов до странного инструмента, внешним видом наводившего на мысль, что его могли применять инквизиторы для дробления костей. Откуда он его достал?
— Идите, идите! — замахал рукой Вацлав. — Я попозже приду.
Вниз бежать было полегче. Приходилось только осторожничать, чтобы, не дай бог, не оступиться и не покатиться кубарем, набивая себе синяки и шишки.
Так что Бастиан не бежал, а быстро шел, делая шаги как можно шире.
— Ого, как это вы так разъели борт? — спросила Суок, увидев мембрану. — У вас ведь ничего не было.
— Сама открылась.
— Как все легко. Капитан там?
Увидев, что Бастиан утвердительно кивнул, больше ничего не выясняя, Суок вломилась прямо в мембрану. Перед этим она отряхнула каменную крошку с брюк. Она и подошвы ботинок вытерла бы, положи кто-нибудь перед мембраной коврик. Не скажи Бастиан на всякий случай «Пропусти», очевидно, результат был бы такой же, что и с Капитаном. Приказ ли этот помог, или мембрана уже не действовала избирательно, пропуская всех подряд, но, в любом случае, Суок никакой преграды не встретила. Синие круги разбежались по всей мембране за ее спиной.
Сомнения исчезли, когда в мембрану уткнулся Зоран, чуть продавил ее, а потом она оттолкнула его.
— Что за хрень?
У Зорана в голове что-то перемкнуло от мысли, что с Суок, пока он снаружи, может что-то случиться. Ему любым способом надо попасть на корабль как можно быстрее.
Похоже, он намеревался навалиться на мембрану всем телом. На первый взгляд она производила впечатление чего-то легкого, воздушного и непрочного, как занавеска из шелка, возле которой и дышать-то побоишься, потому что она может повредиться из-за порывов воздуха.
— Ты чего не идешь? — сказал Зоран, наткнувшись на Бастиана.
— Вацлава подожду.
— Жди. Только отойди тогда в сторону и не мешай.
Бастиан уже решил, что будет делать дальше. Зоран нагнулся, как бегун на короткие дистанции, оттолкнулся от камня, сгруппировавшись так, чтобы толкнуть мембрану левым плечом, но только и успел от неожиданности проронить «Ох», проваливаясь внутрь. Скорее всего, Зоран остановился, только врезавшись в стену коридора. Но мембрана не пропускала ни грохота, ни ругательств.
Лю Чен прошел в мембрану без помех.
Бастиан все втягивал голову в плечи не оттого, что свод был слишком низким, до него, пожалуй, и не дотянешься, а просто он ждал, что с секунды на секунду должны наконец-то выстрелить тепловые орудия пиратов. Не могут ведь там на корабле сидеть без дела. Есть же у них датчики, фиксирующие перемещение сгустков органики и тепла по туннелю. Не вообразят же они, что это бегут крысы. Хотя как раз сейчас они очень напоминали крыс, бегущих, правда, не с корабля, терпящего крушение, а напротив — на корабль, потому что всему остальному миру грозила катастрофа. Удивительно, что за библейские мысли приходят в голову так не вовремя.
— Сюда, сюда! — закричал Бастиан, услышав шаги, а помимо этого еще и какое-то журчание, будто где-то в толще отложений еще сохранилась вода, роботы докопались до нее, и теперь она устремилась в туннель.
Его и вправду окатила волна, но не воды, а роботов. Некоторые из них забрались к нему на ступни. Каждый нес на спине по небольшой коробочке.
— Вот жалко стало их бросать на произвол судьбы, — пояснил Вацлав.
Роботов было не больше десятка. Выходило, что многих он все-таки оставил. Интересно, по какому принципу он отбирал этих, решив их спасти.
— Остальных я загрузил во флаер. Пользы будет не так уж много. Долети они до спутника, то, рассредоточившись, конечно, отвлекут на себя внимание. Сканеры быстро определят, что это не боевые роботы. Но вдруг их модифицировали. Пока их всех сожгут одного за другим, пройдет кое-какое время. А ты чего не заходишь? Меня, что ли, ждал?
— Да.
— Спасибо за заботу.
Мумии этой ходячей, которую нашел Зоран, тоже не было. Видимо, Вацлав, как и роботов, напичкал ее взрывчаткой и отправил на спутник устраивать там фейерверк и развлечения для тамошних обитателей, чтобы скучно им не было. Зоран опять остался без материала для своей работы. Уже во второй раз. Так и руки опустятся. Делать ничего не захочется. Пусть все горит синим пламенем.
Пока Вацлав говорил, роботы жались к его ногам, как домашние зверушки. Знали ведь, что он только что отправил на верную смерть большую часть их соплеменников.
Мембрана после приказа пропустила и Вацлава, и роботов.
В каюте выросли еще два кресла, и намечалось третье, появившееся здесь, вероятно, сразу же, как только Вацлав вошел в корабль. Сидел только Капитан.
— Ну не кипятись ты так, — успокаивала Суок Капитана, только что сыгравшего без какого-либо результата сложную композицию на клавиатуре пульта управления.
Облокачиваясь на спинку кресла, Суок нависала над капитаном.
— Я ведь знал, что это только имитация. Все хлам. Черт. Не могло все складываться так хорошо. Нюни распустили. В корабль вошли. Пульт управления. Все хлам.
— Успокойся. Может, еще чего получится.
— Я спокоен.
Бастиан знал, что здесь произошло, знал причину случившегося и даже как все исправить.
— А здесь уютно, — заявил Вацлав, озираясь по сторонам.
— Отличная тюрьма, — съязвила Суок.
— Почему тюрьма? — удивился Вацлав.
— Да потому что все здесь имитация. Ничего не работает.
Суок пихнула ногой спинку ближайшего к ней кресла, отчего-то побоявшись стукнуть кулаком по панели. Ведь все равно думала, что эти приборы — только видимость, оболочка. Капитан вот уже несколько минут пытался вдохнуть в корабль жизнь, и ничего у него не выходило. Корабль не реагировал на его приказы.
Лоно думал, что все еще не проснулся, что все еще видит обрывки кошмарного сна, отчего-то такие четкие, что их можно перепутать с реальностью. К кораблю полз живой мертвец. Кожа в нескольких местах отвалилась, обнажая красное переплетение мышц.
Лоно протер глаза тыльными сторонами ладони. Что за дешевая постановка?
Мертвец лег на живот. Он полз, как паук, сгибая руки и ноги в тех местах, где у человека не было суставов, а шла сплошная кость. Распластавшись по поверхности и забивая свои распоротые внутренности пылью, робот хотел обмануть систему слежения.
Его мутные глаза, точно тронутые катарактой или скорее похожие на давно немытое стекло, не выпускали из вида корабль. Он наверняка плохо видел. Все перед его глазами должно мутиться.
— Ты не хочешь устроить небольшое развлечение? — услышал Лоно.
— А?
— Сжечь этого робота тепловыми орудиями просто и неинтересно. Так вот, ты не хочешь устроить небольшое развлечение?
— Нам что, больше заняться тут нечем? Как ты думаешь, кто послал сюда этого робота?
— Меня больше интересует, где они его взяли. Вряд ли у них хранился такой хлам на корабле. Правда, я слышал историю о том, что при постройке огромного флаероносца одного из роботов потеряли. Нашли его только через очень много лет, запаянного между стенами внешнего отсека. Как это случилось, никто так и не выяснил. У него все аккумуляторы сели. В остальном с ним все было в порядке. Выглядел как новенький. Но вряд ли они нашли этот хлам у себя на корабле. Их корабль не такой старый, как этот робот. Значит, они взяли его в колонии.
— Заткнись, — прервал его Лоно, — что ты хочешь предложить?
— Активизировать андроида. Послать его разбираться с этим роботом. Он его быстро одолеет. Но зрелище будет неплохое. Я давно не видел ничего подобного. Я знаю, ты любишь такие зрелища. А чего бояться торговцев? Они не улетят. Не на чем. Флаер мы засечем.
Слишком много слов, точно за ними Таккер прятал основную мысль.
Лоно вспомнил окровавленный ринг, вырванную из сустава руку киборга. Андроида лучше выслать на планету и смотреть, как он станет расправляться с торговцами. Вот только случай для этого не совсем подходящий. Да и через мембрану он не пройдет. Тоже сгорит, как шершни.
— Активизировать андроида, говоришь? Чтобы потом ты его на меня натравил?
— Как ты мог такое подумать? Да и если бы натравил, какой от этого толк?
— Так что активизировать не будем.
— Смотри-ка, они никак не успокоятся. Флаер прислали. К массированной атаке подготовились основательно, — Таккер скривился.
Флаер был неуклюж. Летающая корова, да и только. Из его брюха, словно из перезрелого стручка гороха, высыпали роботы и стали зарываться в спутник, похожие на семена стагмита, использующие вместо транспорта метеориты и кометы и всякий другой хлам, странствующий между звезд. Перебираясь на новую планету, они начинают бороться за жизненное пространство.
Высадив десант, флаер пошел на низкой высоте, неся на борту тепловую бомбу, которую Вацлав соорудил из подручных материалов. Мощность ее во много раз уступала типовым образцам, но все-таки ее было достаточно, чтобы относиться к ней как к реальной угрозе, а не как к безвредной хлопушке. Вот только флаер был слишком медленным и заметным, чтобы рассчитывать на успех этой миссии.
— Могли бы чего-нибудь поизобретательнее сотворить. Двигатели с флаера на бомбу переставить. — Таккер определил, что именно несет флаер на борту. — Так бы она хоть сама сюда долетела.
— Заткнись, — Лоно ткнул Таккера в плечо, — я тебе сказал, заткнись! Если бы не твой словесный понос, ты бы сбил этот флаер до того, как он выпустил роботов.
— Ну и что с того? Ты что, их боишься? Они же не боевые.
Таккер издал странный звук, то ли хрип, то ли стон, а потом стал стонать и кататься по полу, потому что Лоно активизировал ошейник в состояние болевого шока.
— Работай! — бросил ему Лоно, когда болевой шок прошел.
Таккер сбил флаер первым же выстрелом. Ослепительная вспышка расцвела в небе, затмевая и звезды, и планету, следом в борт корабля ударилась тепловая волна, слегка покачнув его, но не сдвинув ни на миллиметр. Пол каюты неприятно задрожал, словно в судороге, и эта дрожь передалась Лоно. Флаер испарился. Под ним на поверхности спутника осталась неглубокая воронка с оплавленными краями.
Робот все время прятался за выступами скал. Информацию о его передвижениях сперва получали, сканируя радаром, потом над ним завис наблюдатель, передающий на борт корабля визуальное изображение.
— Глупая машина, глупая. Прячется за возвышенностями. Думает, что мы его не заметим. У него реактивный ранец на спине. Он сам сюда долетел, — комментировал Таккер.
— Реактивный ранец? Я знаю, откуда он у него, — злобно проговорил Лоно.
Ему захотелось взять лучемет и самому пристрелить этого робота. Лучемет пробьет и скалу, за которой прятался робот, разбрызгивая расплавленные мозги по поверхности спутника. Таккер затих, а то непременно ввернул бы сейчас что-нибудь под руку. Вот кого надо отправить драться с этим роботом, причем без всякого лучемета, а так — голыми руками.
— Уничтожить! — приказал Лоно наблюдателю.
Робот давно заметил наблюдателя, а теперь уловил и переданный ему приказ, и возможно, даже смог его расшифровать. Он с удивительной для его состояния проворностью вскочил на ноги, подпрыгнул очень высоко, ведь на спутнике была низкая гравитация, включил двигатель, приваренный к спине, и замахал руками, чуть было не поймав замешкавшегося наблюдателя. Тот завертелся, потеряв ориентацию.
— Надо было послать несколько наблюдателей, — напомнил о своем существовании Таккер.
Лоно дернул ногой. Носок ботинка пришелся точно по животу лежащего на полу Таккера. Тот хрюкнул, стал глотать воздух, но что-то внутри у него замкнулось, и воздух никак не хотел попадать в легкие. Раз на третий ему наконец-то удалось прорвать образовавшуюся плотину. Его легкие затопила волна воздуха. Таккер закашлялся, захрипел, отвлек Лоно, и тот не увидел, как лучик, вырвавшийся из хоботка наблюдателя, косо перерезал робота от левого плеча до пояса, заодно разделив на две половинки и двигатель у него на спине. По корпусу потекла жидкость из прорезанных артерий. Жидкость двигателя не взорвалась. Случись это, робот сгорел бы за мгновение. По одной руке на каждой его половинке все еще продолжали ловить пустоту, надеясь, что в ней окажется и наблюдатель, лотом, когда они уже почти упали, робот попробовал соединить куски своего тела, но у него ничего не получилось, потому что его руки опять ловили только пустоту.
Нижняя часть приземлилась на ступни и стояла так, чуть раскачиваясь, пока на нее не грохнулась верхняя половина, подминая под себя. Ползая по поверхности, робот старался приладить друг к другу половинки, ощупывая пальцами гладкий, ровный разрез, сделанный с хирургической точностью. Живая органика после такой раны срослась бы. Пальцы его копали пыль, впитавшую жидкость, которая прежде текла в его венах. Он все никак не мог понять, что ему себя не починить. Наблюдатель завис точно над ним и выжег все, что находилось под черепной коробкой, пробив в ней едва заметную дырочку и прекратив мучения робота. Позитронные мозги вскипели, забурлили, превращаясь в пенистую массу, которая стала изнутри давить на черепную коробку, наподобие взрывных газов в гранате. Она потекла через носовое отверстие, просочилась через остатки челюстей, тут же застыв пеной на губах, а глаза вылезли из орбит и повисли на тоненьких разноцветных жгутиках.
Руки еще с секунду шарили вокруг себя, загребая пыль, потом замерли и они.
Сканеры зафиксировали еще три десятка объектов, подбирающихся к кораблю. Эти роботы рыли туннели. Отбить эту атаку тоже не составило труда. Лоно послал наблюдателей к началу туннелей. Они забирались внутрь и уничтожали там роботов, вскрывая лучами их стальные корпуса и разделяя на симметричные половинки. Такое развлечение они для себя придумали, выполняя приказ.
В лучшем случае, роботы в туннелях успевали развернуться, но у них все равно не было серьезного оружия. Пилы, сверла и прочая дребедень необходимы в обычных работах, но абсолютно бесполезны в драке, если противник не дает подобраться к себе слишком близко.
Порадоваться быстрой победе Лоно не успел.
— А это что такое?
Таккер молчал. Лоно сам знал, что это, но не хотел этому верить.
Происходящее с роботом проецировалось на левый глаз Зорана. К счастью, все этим и ограничивалось. Задействуй он биоприставки, которые передавали еще и ощущения, так катался бы сейчас по полу каюты, затыкая несуществующую дырку во лбу и пытаясь остановить вытекающие через нее вскипевшие мозги. Но он слишком долго не отключался от робота. Смерть его ввергла Зорана в отвратительное состояние. Кожа его стала серой. Вид такой, как бывает при отходняке после некачественного галлюциногена.
Впрочем, у остальных вид тоже был не лучше.
— Ну как-то он должен управляться, — сказал Лю Чен, потом продолжил: — Все равно лучше сидеть здесь. Корпус крепкий. Луч его не прожжет.
— Откуда ты знаешь? Может, борта корабля тоже имитация, — возразила Суок. — В одном ты прав. Здесь лучше.
— До второго пришествия досидим, — сказал Вацлав.
— Так долго не понадобится. Пару недель бы высидеть, — сказала Суок. — Через пару недель патрульные, какими бы ленивыми они ни были, должны сюда прилететь. Они обязаны проверить, отчего здесь произошел мощный взрыв.
— Мы-то как сможем узнать, что они прилетели? Сканеров нет, — сказал Лю Чен.
— Вылезем, в ладоши захлопаем, а в нас из теплового орудия как раз и шарахнут, — попробовала пошутить Суок. — Кстати, кто-нибудь додумался захватить продукты? — вдруг сменила она тему.
— Да, — сказал Вацлав.
В коробочках на слинах роботов, которых он привел за собой, хранился пищевой концентрат. Штука не очень приятная на вкус, но весьма питательная. Каждой из коробок хватило бы человеку на полгода, а то и больше. Таких коробок было десять, то есть по две на каждого. Деликатесов нет, но смерть от голода — не грозит.
— Лечение язвы желудка потом мне оплатишь, — сказала Суок.
— Договорились.
За этим разговором никто не обратил внимания на то, что Бастиан уселся на пустующее кресло перед пультом. Только Капитан посмотрел на него. Судя по выражению его лица, хотел прикрикнуть, но передумал.
— Поиграйся, поиграйся, — проронил он, отворачиваясь от Бастиана.
Бастиан, прежде побывавший в рубке корабля только в качестве зрителя и абсолютно не представлявший, для чего нужны все эти кнопки и в какой последовательности их надо нажимать, чтобы корабль взлетел, тронул сперва одну, все равно ведь Суок сказала, что они имитация, а значит, ничего опасного он не сделает, потом другую, уже более уверенно, наконец еще несколько, значения которых хоть и были обозначены, но все равно были ему непонятны. Он просто знал теперь, что надо нажимать.
Он так увлекся, что и не заметил, как в каюте стихли голоса и все молча уставились на него.
— Корабль к старту готов, — неожиданно для самого себя сказал Бастиан, проделав все необходимые предстартовые мероприятия.
Корабль чуть дрожал.
— Черт, где ты этому научился? — Суок спросила это с таким выражением, которое должно быть у следователя на допросе.
— Чему? — не понял ее Бастиан, смутившись.
— Управлять кораблем. Черт. Чужим кораблем.
— Я не умею.
— Врешь. Ты только что подготовил его к старту. Знаешь, сколько этому обучаются?
— Нет, я, правда, не умею. Все получилось как-то само собой.
— Что это? — Капитан указал на желтую кнопку, где был нарисован четырехугольник с буквой «В» в центре.
— Не знаю.
— Но ведь ты только что дважды нажал на нее.
— Я же говорю, все получилось само собой.
— Ты что-то скрываешь. Ладно, потом разберемся. Все в кресла. Сейчас взлетим.
После этих слов Капитан нажал еще несколько кнопок, но, как и в прошлый раз, когда он бился с пультом, ничего не произошло.
— Колдовство какое-то, — Капитан посмотрел на Бастиана, — теперь ты попробуй. Ты запомнил, что я делал?
— Нет. Я и не смотрел.
— Тогда я тебе покажу.
— Не надо. Я сам.
Капитан стал подозревать, что все их мытарства, начиная с того момента, как их сбили, когда они везли портал, были необходимы только для того, чтобы они привезли сюда Бастиана. Эта комбинация была очень сложной. Чтобы просчитать все факторы, не хватило бы возможностей самого мощного компьютера. Кто же тогда ими двигал? В голову полез всякий бред о том, что Бастиан — Мессия, а они сделаются его последователями. Церковники ведь говорили о скором приходе Мессии. За свою жизнь Капитан побывал во многих мирах и многое видел. Будь у него в душе самые стойкие религиозные устои, они бы давно выветрились.
Ха. Курам на смех все эти религиозные бредни! Он так и сказал, когда какой-то идиот пристал к нему на улице, мазнув по глазам виртуальным рекламным слоганом: «Бог живет в Черной дыре и наблюдает за всеми нами. Никто не избежит расплаты, когда придет время платить по счетам».
— Ты что, брат, из налоговой службы? — спросил тогда Капитан.
— Нет, — ответил сектант, — я хочу, чтобы и ты поверил во Всевышнего.
— Брат, я спешу, — он тогда был моложе и тратил попусту много времени. Нет чтобы пройти мимо, ничего не говоря, так зачем-то ввязался в ненужный разговор.
— Нет ничего...
Капитан толкнул его легонько в плечо, но, видимо, не рассчитал свои силы или сектант оказался неправдоподобно слабым для своей внешности. В общем, тот отлетел в сторону, натолкнулся спиной на стену дома, сполз по ней и затих, раскинув руки и ноги.
Капитан склонился над ним, проверяя, не стал ли нечаянно убийцей. Сектант дышал ровно. Он просто потерял сознание. Проулок был пуст. Будь в нем люди, все равно вряд ли кто-то стал вмешиваться, начни он выгребать содержимое карманов этого человека.
«Бог живет в Черной дыре. Отличное место. Навевает мысли о других дырах. Тоже темных. В них-то богу самое место, если он сотворил такой отвратительный мир».
Бастиан почувствовал, что мембрана опять потемнела, стала неотличимой от борта. Он ощущал весь этот корабль, точно был вживлен в его нервные окончания. Корабль походил на еще не проснувшегося зверя, долго, очень долго провалявшегося в спячке. Он потягивался, проверяя, все ли его конечности исправно работают.
— Чего ты ждешь? Тебе приказ нужен?
Бастиан покачал головой. Он вдруг понял, что ему и на кнопки нажимать никакие не надо. Корабль все исполнит и так, но, чтобы уж совсем не повергать Капитана в шок, он набрал на панели стандартную команду, продублировав ее на всякий случай мысленным приказом.
С приближением к Плохому месту вождь чувствовал, что в душе у него возникает тревога, точно такая же, какая бывает, когда смотришь, как темнеет на горизонте небо в преддверии очень сильной бури. Но здесь было хуже. Теперь Скаурус не сомневался, что охотники не соврали, а он-то поначалу, услышав их скомканный через пень колоду рассказ о каком-то неведомом существе, не поверил, подумал, что они вместо того, чтобы искать антилопу, напились, нанюхались ароматных трав, и все им привиделось.
Но, должно быть, местный воздух пропитал их одежды тревогой, и, когда они ушли из его хижины, вождь ощутил ее. Он понял, что ему надо сейчас же, не откладывая даже на день, собрать отряд из лучших воинов и двинуться в Плохое место. Иначе оно начнет разрастаться, поглощая вокруг себя пространство, как разрастается зараженная рана, не посыпь ее снадобьями. Оно доберется до поселения, став к тому времени слишком сильным, и даже позови вождь на помощь соседей, с которыми у него были не очень хорошие отношения, им не остановить эту беду. Надо уничтожить ее сейчас, пока она не окрепла и не разрослась. Но откуда она пришла? Ведь он совсем недавно был в том месте и никакой тревоги не чувствовал.
В племени не все в порядке. Умный человек остался бы решить внутренние проблемы, разобрался бы с недовольными, отправил их в одиночку ловить какого-нибудь хищника, а когда тот порвет их на части, так, для вида, чтобы родственники погибших не затаили обиду, сказать, что да, они были хорошими воинами, и память о них в племени сохранится надолго. Так нет же, узнав об этом Плохом месте, собрал преданных людей и пошел неведомо куда. Может, и не вернется никто из этого похода. А недоброжелатели сделают все, чтобы в памяти поход этот остался не как героическое деяние, а что-то малосущественное, что легко можно и позабыть. Может, когда они вернутся, то в племени будет уже другой вождь, и встретят его не как победителя, а изгоя. Да ладно, чего там загадывать, что будет, а что нет.
Удивительно, но спать никому не хотелось, поэтому они шли и днем и ночью, останавливаясь на короткие привалы, чтобы перекусить и чуть отдохнуть.
Страх становился все сильнее. Он подкрадывался к ним, как зверь, и только потому, что люди жались к костру, он не решался наброситься на них. Страхом пропитался воздух. Страхом и тревогой. Вождь чувствовал, что он натыкается на что-то невидимое и упругое. С каждым его шагом противодействие становится все сильнее, заметнее. Останавливаться приходилось все чаще. Но не возвращаться же обратно, поджав хвост, как побитая собака.
Скаурус отлично знал, что не все старейшины хотели, чтобы именно он стал вождем. Многие воины были сильнее его, но ведь не в силе дело. Управлять племенем — это тебе не зверя убивать. Спорили старейшины долго. К общему мнению так и не пришли. Переругались и чуть не передрались. Вот потеха бы была посмотреть, как таскают они друг друга за длинные бороды. Кости бросали. Кому из претендентов больше выпадет, тот и будет вождем. Расценить это можно было как то, что небеса поставили победителя возглавлять племя, но больше в этом было слепого случая. В общем, вождем он все-таки стал, но появление Плохого места усилило позиции его противников. В открытую они еще не стали связывать эту напасть с тем, что именно он стал вождем. Но ведь обязательно будут. Особенно, когда его нет в племени, и он не может пресечь эти разговоры. Перерезать ему ночью горло, воткнуть в спину копье — беды сами по себе исчезнут. Старейшины на ладан дышат. Ни у кого не возникнет вопросов, если кто из них помрет. Из тех, что его поддерживали. Оставшиеся устроят перевыборы вождя, и результат может оказаться совсем другим, чем в прошлый раз.
Какой подарок он подкинет недоброжелателям, если сгинет. Напрасно он так опрометчиво отправился в этот поход. Пока он здесь хочет добиться славы, созреет заговор, и когда он вернется, окажется, что его ждет палач, который принесет его в жертву точно так же, как полтора месяца назад сам он лишил жизни последнего из искусственных людей.
Да и здесь ему голову проломить попроще, чем дома.
В общем — есть множество способов доказать, что небеса ошиблись, когда сделали его вождем. Решить эту проблему тоже можно. Надо сделать так, чтобы подобные вопросы задавать было некому.
Лучше бы поспать. Отвратительно мучаться от бессонницы. Плохие мысли лезут в голову. Закрой глаза и попробуй уснуть, начинают донимать комары. Небольшой выбор. Плохие мысли или комары.
На привале он выставлял охранение. Из тех, кто так же, как он, не могли заснуть. Днем они становились вялыми, едва передвигались. Нападений не было, но страх заставлял вождя каждую ночь выставлять все большее охранение. Придет день, когда сделает дозорными весь отряд.
Весь день они шли, не выпуская из рук оружие, оглядываясь по сторонам и глядя себе под ноги, точно из воздуха могут появиться демоны, а земля провалится, и они начнут падать в преисподнюю.
Еще накануне Скаурус заметил, что воины перестали шутить, подсмеиваться друг над другом — так они снимали напряжение. Больше всего на них повлияла не усталость, а случившееся минувшим днем событие. В небе зажглась еще одна звезда, причем она была настолько яркой, что затмила все остальные. Многие отводили от нее глаза, вовсе не оттого, что смотреть на ее сияние было больно, а из-за страха.
— Что это? — телохранители поглядывали на вождя, как будто он мог ответить на этот вопрос.
Они знали, что это предзнаменование, но истолковали его совсем не так, как хотелось вождю. Он и сам понимал, что это плохой знак. Но если воинов не переубедить, они потеряют душевные силы слишком быстро и начнут разбегаться кто куда, не дойдя до Плохого места.
Скаурус забрался на плоский камень, чтобы его лучше было видно. Ростом он уступал многим воинам. Те его обступили полукольцом.
— Небеса подают нам знак, что мы одержим победу, — он старался, чтобы голос его был твердым, — они хотят подбодрить нас и придать сил.
Словно в подтверждение его слов воздух заволновался, потеплел, тугой ветер обрушился на людей, а вместе с ним пришел гром, какой бывает, когда в небесах бушует гроза и идет дождь. Вода с небес не закапала.
— Небеса проверяют нас. Они помогают смелым и не любят трусов.
Он смотрел на лица воинов, выясняя, сумел ли произвести нужный эффект, или ему придется говорить еще что-то.
— Да, да, небеса боятся трусов! — закричал кто-то в толпе.
Скаурус метнул взгляд к этому человеку, всмотрелся в его лицо, запоминая, чтобы потом приблизить к себе. Несколько неглубоких шрамов, полученных не на охоте и не в стычках с соседями, а во время детских забав, делали его лицо старше. Говорившему было лет пятнадцать. Не больше. Шкура с нашитыми кусками железа и вымоченными в укрепляющем растворе костями досталась ему от родственника, погибшего или умершего. Тот был пошире в плечах, и теперь шкура не облегала тело юноши, а висела на нем.
— Да, добудем славу! — разнеслись с нескольких сторон одиночные голоса.
Этот крик подхватили и все остальные. Он слился в гул, в котором отдельные слова уже было не разобрать.
Звезда потускнела, погасла.
Это еще больше воодушевило воинов. Они подумали, что с честью прошли проверку и небеса ими довольны.
Вот как надо оборачивать плохие приметы себе на пользу. В этот момент Скауруса больше интересовало настроение воинов, нежели то, что примета и действительно была скверной. После такого лучше повернуть обратно, придумав для этого любой предлог, например, что дела племени срочно потребовали его возвращения, а во главе отряда оставить кого угодно.
Шанс сплотить вокруг себя этих людей тоже нельзя было упускать. Сын прежнего вождя вынашивал планы захвата власти после смерти отца. Знал бы он, что кости, помешавшие ему сделать это, были с изъяном.
На ночь Скаурус помимо костров приказал зажечь и факелы, большим кругом обнеся лагерь. Не надо тешить себя иллюзиями, что зверь побоится переступить эту черту. Она поможет только увидеть его пораньше.
До Плохого места осталось не больше одного перехода. Все были возбуждены и шатались бы по лагерю всю ночь, беспокоя тех, кто еще мог заснуть, поэтому Скаурус пошел на маленькую хитрость и подсыпал в ужин легкое зелье. Оно усыпляло, но неглубоко. Ночные кошмары не тревожат, а от звуков боевого рога вскакиваешь со свежей головой. Наутро у его воинов прибавится сил. Через пару дней навалится усталость, но к тому времени они все будут либо мертвы, либо одолеют врага.
К счастью, ночь прошла без приключений, никто их не тревожил, спали все как убитые, а наутро все выглядели бодрыми и, попадись кто сейчас на пути, разорвали бы на части или попробовали разорвать, если бы сил не хватило, что ж... небеса знают, кому давать победу, а кому нет.
— Как звать тебя, воин? — спросил Скаурус у того юноши, что накануне первым его поддержал.
Тот встрепенулся дважды. В первый раз, когда к нему обратились, а в другой, когда вождь назвал его воином. У него лицо залилось румянцем, будто он впервые поцеловал девушку.
— Глен.
Хорошее имя. Умное. Скаурус улыбнулся, чем вверг юношу в еще большую краску, а потом чуть не рассмеялся, потому что со стороны этот диалог мог родить в головах воинов мысли, будто вождь стал отдавать предпочтение не женщинам, а молоденьким мальчикам. Только поэтому он и не похлопал его по плечу.
Земля под ногами покрылась тонкой корочкой, как покрывается корочкой тушка зверя, которого поджаривают на огне. Она трескалась, не выдерживая человеческого веса, а из разломов появлялась серая пыль, похожая на прах, в который обращается человеческое тело на костре.
Становилось страшно от мысли, что там, под ногами, все превратилось в прах и, сделав очередной шаг, начнешь проваливаться в бездну. Вот где врата ада. Таинственные врата ада.
Поле изъели грызуны. Множество выступающих над поверхностью кучек земли показывали, где начинаются их норы, но сколько Скаурус ни присматривался, ни разу не заметил, чтобы хоть из какой-то норы высунулась мордочка одного из этих любопытных зверьков. Обычно они, увидев что-то новое, выбирались полностью, садились на задние лапки перед норками, застыв в такой позе, словно каменные изваяния, и разглядывали пришельцев до тех пор, пока не понимали, что это становится опасным. Люди убивали их в очень редких случаях, когда не удавалось добыть более крупную дичь. В племени жило много таких зверьков. С ними забавлялись детишки, таскали их за хвосты, кормили с рук и водили по поселению на ремешках.
Скаурус давно здесь не был. Но все-таки не настолько, чтобы эти места так разительно изменились. Нет. Поле, горы — все осталось прежним. Тут даже деревья и кустарник выросли чуть-чуть. Изменения были в ощущениях. Такой тревоги Скаурус не испытывал еще никогда. Чем-то она походила на чувство, появившееся у него, когда он отправился в развалины древнего поселения. Увидев выступающие из земли, изогнутые каркасы зданий, похожие на обглоданные стервятниками и непогодой скелеты, он остановился, а справившись с сильным сердцебиением, пошел крадучись, будто эти развалины все еще кто-то населял и он мог спугнуть их или потревожить их отдых. Они могущественны, если смогли построить такие здания. От мысли о том, что они сделают с тем, кто побеспокоил их, становилось жутко. Ноги не шли дальше. Он закрывал глаза и делал еще один шаг, как будто если он ничего не видит, то и те, кто, возможно, сейчас за ним наблюдает из развалин — призраки тех людей, что жили здесь много-много лет назад, — тоже не увидят его. Он чувствовал, что они где-то поблизости. Подойдя к границе поселения, он долго сидел, не переступая ее, прося прощения за то, что сюда пришел.
Он подобрал нужные слова. Призраки позволили бродить по поселению, пока у него хватило сил. И вот сейчас он испытывал схожие ощущения. Тогда они его не тронули. Чтобы они не тронули его и сейчас, надо попросить у них прощения за беспокойство. Никакое это не Плохое место. Таким оно могло показаться лишь тем, кто обходил древние поселения стороной. Возможно, здесь оно полностью скрыто землей. Его построили под землей! Как все просто! Но отчего же он здесь ничего не испытывал раньше? Неужели раньше древние спали, а теперь проснулись? Зачем?
Жестом Скаурус попросил своих людей остановиться, раздвинув в стороны руки. Он опустился на колени и закрыл глаза. Он слышал по тому, как шуршат одежды и гремят доспехи с оружием, что воины сделали все то же самое, что и он. Догадались ли они закрыть глаза и произнести те слова, что шептали сейчас его губы?
— У нас гости, — сказал Вацлав, указывая на проекцию с внешнего радиуса отпугивающих маячков.
— Ого, — присвистнула Суок, увидев несколько десятков грязных лохматых существ, лишь отдаленно напоминавших людей. Оттого, что одевались они в шкуры, — это еще больше роднило их со зверьем. — Что они делают? Молятся, что ли?
— Похоже на то. Не думал, что наши отпугиватели приведут к совсем противоположному результату, — проворчал Лю Чен.
— Надо их прогнать, — засуетилась Суок. — Если нас опять начнут обстреливать тепловыми волнами, то их это сожжет.
— Паломники. Паломники. Они похожи на паломников, пришедших на святое место, — сказал Вацлав.
— А я что говорил, — добавил Лю Чен.
— Всегда мечтала быть для кого-то богиней, — размечталась Суок. — Но их надо прогнать. Немедленно. Иначе мы станем для них демонами.
— Отпугиватели на них подействовали. Я их на полную мощность включил.
— Нам своих неприятностей мало, чтобы еще думать и о дикарях?
Вместе с тем Суок хотела, чтобы трансляция передавала не только изображение, но и звуки, чтобы она могла услышать, что же произносят сейчас аборигены. Впрочем, язык колонии так сильно изменился, что без переводчика она и слова не поймет. Суок все же включила аудиотрансляцию. Для себя. Чтобы не отвлекать остальных. Аборигены по-прежнему перебирали губами беззвучно, и если бы не слабые, почти неслышные завывания ветра, то Суок могла бы подумать, что аппаратура вышла из строя. Будь у нее время, будь обстановка другой, она попробовала бы прочесть слова по губам, а потом их перевести, но сейчас...
— Они нас чувствуют, — сказал Зоран, — считают, что мы прародители колонии. Что мы спали, а сейчас проснулись.
Кто, кто, а он-то знал, о чем говорит, так что никто и переспрашивать не стал, с чего он все это взял. Кажется, Зоран впал в не меньший экстаз, чем эти охотники.
— Мы их сожжем, если взлетим, — сказал Капитан.
— Нет, им ничего не будет, — заверил Бастиан.
— Откуда ты все это знаешь, — рассердилась Суок, — откуда? Ты прикидывался паинькой, ничего, дескать, не знаю, возьмите меня с собой, и что же выходит — ты единственный, кто может управлять этим кораблем. Кто ты?
— Я действительно не знаю, почему так происходит. Я клон, и никто другой, — ответил Бастиан. — Капитан, я могу взлетать?
Земля дрожала. В полный рост на ней не устоять. Все давно попадали на колени, но смотрели не себе под ноги, а на небеса, моля у них защиты. Все бросились бы бежать, но ноги перестали слушаться, стали слабыми, как после изнурительной болезни.
Земля пошла трещинами, будто под ее поверхностью скопился гной и теперь она его выдавливает, как это делает она, когда прорывается расплавленная магма через жерла вулканов.
Теперь поздно бежать. Скорость у лавы такая, что любого человека догонит. Осталось только ждать, когда она тебя затопит.
Скаурус не закрывал глаза, как это делают трусы, которые боятся увидеть свою смерть. Напротив, ему было очень интересно. И возможно, он будет помнить эти секунды, оказавшись в местах вечной охоты, встретит там прежнего вождя, тех, кто жил до него и кого Скаурус знал только по рассказам. Жаль, что он побыл вождем так мало.
— Вот оно.
Земля треснула, из нее появилось что-то серебристое. Оно высунулось на три человеческих роста, когда до Скауруса наконец-то дошло, что никакая это не лава, а что-то другое, напоминающее те заржавевшие непонятные предметы, которые он видел в заброшенном поселении древних. Но они были мертвы, а это — живое.
Оно разрывало землю, расшвыривая в разные стороны куски камня.
— Смотрите, смотрите! — закричал он.
Стоял такой шум, что он и себя не слышал, и, возможно, кричал совсем не то, о чем думал. Он не боялся сейчас, что один из камней может проломить ему череп. Он думал о другом. Первой его мыслью было, что он видит рождение бога, который проклевывается из яйца, как цыпленок. В древнем поселении ветер и дождь превратили их в ржавые скелеты. Люди растаскивали их по частям и делали наконечники для копий и стрел. Выходит, что они убивали зверей останками богов? Мертвых богов? Какой смысл тогда им поклоняться, если сами они смертны? Совета у них иногда просить стоит, но старейшины, получая ответ, часто толкуют его так, как им выгодно.
Огромный. Веретенообразный. Серебристый. Внизу у него появился синий огонь, похожий на хвост.
Земля все осыпалась и осыпалась. Края бездны, постепенно подбирались к Скаурусу, а он гадал, станет ли избранником богов или его ждет смерть. Он бы уверен, что это зависит от того, дрогнет он сейчас или нет. Если бросится бежать, то бездна его все равно настигнет, а если останется на месте, то это ее успокоит, она его не заметит, как бывает это со слишком большим хищником, который не обращает внимания на людей, если те стоят с подветренной стороны и не двигаются.
В эти секунды, когда его вначале с ног до головы осыпало каменной крошкой, а потом слегка овеяло огнем, но не сильно, только кожа чуть раскраснелась, а веки и волосы не опалились, он на слишком многое в этой жизни стал смотреть иначе.
— Спасибо, спасибо, — шептали его потрескавшиеся губы.
Не зря он подгонял свой отряд. Задержись они хоть чуть-чуть, то увидели бы только глубокую яму с остывшими краями и не знали бы, что здесь родился бог...
Роботы забирались в проходы по двое, а то и по трое, шли по ним гуськом друг за другом. Последних шершни резали на две половинки. Их останки забивали проход, и дальше шершни пробраться не могли. Но ведь тогда они должны вспарывать поверхность или каким-то другим способом добираться до роботов. Их нельзя было отпускать. Поздно теперь ломать над этим голову. Поздно. Когда Лоно увидел, как взлетает чужой корабль, под днищем его собственного так полыхнуло, что нижние секции осели. Корабль завалился набок, а внутри все, что было не закреплено, в том числе и Лоно с Таккером, повалилось на накренившуюся палубу и стало сползать.
Он прикусил губу, не сильно, не до крови, но все-таки было больно. Сверху на него упал Таккер, вдавливаясь всеми угловатостями своего тела.
Лоно отпихнул Таккера, поднялся, успел проводить взглядом ускользающий от него корабль. Будь он один, затопал бы от бессилия. Он почти забыл, что рядом Таккер, но тот напомнил о себе, заворочавшись, поэтому Лоно сдержался.
— Поломки, похоже, существенные, — сказал Таккер, — времени для ремонта надо много. Не успеем. Правоохранители раньше нагрянут.
У Лоно взгляд был странный, стеклянный какой-то, точно у него глаза искусственные, и они после встряски перестали функционировать. К перемене он адаптировался быстро. Только что, казалось бы, он владел ситуацией, и вот теперь все наоборот.
— Вот он, — прошептал Таккер завороженно, — какой красивый. Но как смогли они его поднять? Как? — в его глазах была такая тоска, которая бывает в глазах человека, который навсегда потерял цель в жизни.
Какая отличная мишень этот корабль. Лучше желать нельзя. На охоте загонщики вот так же выгоняют зверье прямо под ствол архаичного оружия, набитого древними реактивными зарядами. Остается только спустить курок. Даже с кресла вставать необязательно. Вот только в тепловых орудиях не осталось энергии. Ее словно высосали во время взрыва, а того, что уже накопилось, не хватит, чтобы оставить на борту корабля даже отметину.
Лоно не верил, что это конец. Мозг его лихорадочно искал выход из ситуации.
Раньше Бастиан и не подозревал, что можно получать удовольствие от перегрузки. Может, оттого, что раньше от него ничего не зависело. Роли в пьесе ему не полагалось, и в каюте он был не более чем декорацией. Теперь же у него была главная роль, поэтому и вел он себя соответственно. Приготовился к тому, что когда навалится давление, корчить не будет, но вышло, что кресла в корабле чужаков компенсировали нагрузку даже лучше, чем антиперегрузочные ванны. То, что корабль поднимается, Бастиан заметил, только когда тот пробил выход из пещеры, стряхивая с себя камни. Холодное пламя колебалось под его брюхом, удерживая его над поверхностью.
Никто не почувствовал характерной встряски при взлете, ни у кого не натянулась кожа от перегрузки, не сделалось слишком тяжелым сердце, готовое сорваться с удерживающих его сосудов и покатиться, стукаясь о ребра вниз — к ногам, и прочее, прочее. Все эти чудеса приписали внезапно проснувшимся талантам Бастиана, будто в нем спала генетическая память о прошлых жизнях, в одной из которых он был капитаном корабля. Этого ли корабля?
Легкая тяжесть все же была, но она не превышала ту, что давит на тебя, когда поднимаешься на скоростном лифте на самый верх небоскреба, крыша которого задевает облака. Когда и эта тяжесть пропала, они поняли, что забрались на самые небеса и даже еще выше.
Стены каюты стали прозрачными, а может быть, на них спроецировалось окружающее пространство.
Их окружала черная пустота с вкраплениями звезд, с медленно уходяшей из-под ног планетой и уже оставленным позади спутником. Бастиан слышал, как за его спиной тихо, словно стесняясь, Лю Чен излагает свою гипотезу случившегося.
— Этот корабль похож на ребенка, который, кого первым увидит, того и посчитает своим родителем и станет подчиняться. Мы же пробовали проверить его блоки памяти. Никакой информации. Пусто. Все чисто. Все стерто, и когда открылась мембрана, запись пошла по новой. Бастиан был первым, кто к нему подошел, кто попробовал в него проникнуть. Хорошо еще, что это был Бастиан. Представляете, как бы нам пришлось несладко, посчитай корабль своим хозяином кого-нибудь из подсобных роботов.
— Черт побери, но при таком раскладе, докопайся я до корабля первым, то мог бы тоже им управлять! — воскликнул Зоран.
— Ты упустил шанс, который дается раз в жизни, — подбросила дров в топку Суок и выжидательно посмотрела на Зорана.
Тот намек понял и ответил правильно, чем ввел Суок в очень приятное расположение духа.
— Ну тогда бы я вас всех не встретил, и тебя, Суок, тоже, а корабль-то все равно наш. Мне одному он зачем?
Бастиан слушал эти разговоры с интересом.
— М-да, такое предположение попроще и более реалистично, чем то, о котором я сперва подумала, — сказала Суок.
— О чем же ты подумала? — спросил Вацлав.
— Да что Бастиан прямой потомок этих чу... о...
Бастиан почувствовал, что после этого чуть не вырвавшегося слова она огляделась, точно где-то поблизости могли прятаться прежние хозяева корабля. Они могли рассердиться и обрушить на нее небеса.
— Ну, что он прямой потомок инопланетян. У него этот ген доминантный, а у нас рецессивный. Вот корабль и подчиняется ему, а нам нет.
— Bay, ты замахиваешься на основы теории эволюции, считая, что человек на самом деле произошел не от обезьяны, а от инопланетных пришельцев, — попытался одернуть ее Вацлав.
— Это я не обо всех, — съязвила Суок. — Возможно, некоторые и произошли от обезьяны. Я ведь не настаиваю на своей правоте. Просто излагаю вполне правдоподобную теорию. Но твоя, Лю Чен, мне нравится больше. Гораздо больше. Выходит, теперь корабль готов перед Бастианом прямо наизнанку вывернуться, выполнить все, что он пожелает.
— Думаю, что да, если это в возможностях корабля. Мы ведь не знаем, какого уровня развития достигли его создатели.
— Можно пойти методом проб и ошибок, — предложила Суок.
— Очень рискованно, — засомневался Вацлав.
— Да. Но какого бы уровня они ни достигли, когда мы доберемся до портала, у нас возникнут проблемы, — сказал Капитан.
— Проблемы? Какие проблемы? — удивился Лю Чен. Судя по тому, что удивление проявилось только у него, остальные о грядуших проблемах догадались. Капитан тем не менее пояснил:
— Корабль не зарегистрирован. Его нет ни в одном реестре. Документов на него у нас тоже нет. Как мы, спрашивается, будем проходить портал? Нас задержат, пока правоохранители станут выяснять, откуда мы взяли этот корабль. Уверяю вас, что именно так и произойдет. Выяснять, думаю, они будут долго. Корабль конфискуют, и мы его больше не увидим. Нам надо легализовать этот корабль, подождать, пока мои друзья раздобудут необходимые документы. Подойдут документы одного из списанных, который более-менее походил на этот внешне. Обозначить, что был проделан капитальный ремонт корпуса и оборудования. Потом набить маркировки, номера на двигатель и прочее, чтобы все соответствовало тому, каким он записан в документах. Работы непочатый край, но иначе у нас его отберут. Надо подождать, не доходя до портала.
Капитан еще и не знал, насколько он прав. После того как террористы взорвали портал, правоохранители получили от своих правительств строжайшее указание — они никого не пропускали без тщательного досмотра.
— Спрятаться? — проронил Вацлав. — Трудновато будет. Сюда ведь должны подойти патрульные.
— Попытаемся, — сказал Капитан. — Надо улететь подальше отсюда, чтобы не столкнуться с ними.
— Найдут по инверсионному следу, — напомнила Суок. — Ох, если они надумают проверить его, ты представляешь, что с ними будет? Топливо незнакомое, инверсионный след — тоже. Они, может, и не догадаются, отчего так вышло, но нас-то в покое не оставят.
— Душечка, ты можешь оторваться от пульта? — обратилась она к Бастиану.
— Могу, — ответил Бастиан.
— Чем ты хотел заниматься после того, как закончится все это, ну, я имею в виду нашу одиссею.
— Не знаю. Может, литературой.
— И не думай. Не получится. Ну, если только занятия литературой не помешают тебе заниматься основной твоей деятельностью. Знаешь, какая будет у тебя основная деятельность? — Суок сделала паузу, ожидая ответа, но Бастиан отграничился только репликой «нет», чем удивил Суок. — Ах, ты не знаешь! Так вот, ты словно раб на галере будешь прикован к этому кораблю, будешь летать на нем и управлять им. Надеюсь, ты и нам позволишь быть рядом. Ведь ты не выгонишь нас в шею? Оставишь бедных, бездомных сироток на этом великолепном корабле?
— Конечно, конечно, — смутился Бастиан и покраснел.
— Ты ведь теперь очень важная персона, — продолжала Суок.
— Ты совсем засмущала парня, — вмешался Капитан.
Сознание Бастиана все глубже проникало в мозг корабля, растекаясь по его нервным окончаниям, пронизывающим корпус. Он все больше и больше убеждался, что этот разумный искусственный организм чем-то похож на собаку. На собаку, способную в определенных ситуациях принимать решения, до которых и человеку не додуматься, самоусовершенствующуюся и вместе с тем боящуюся остаться без хозяина. Корабль оставался в одиночестве слишком долго. Ожидая, когда его найдут, он отключил свой мозг и все это время спал. Он не знал, куда ушли его прежние хозяева, и не помнил свою прежнюю жизнь.
Он так обрадовался, когда его нашли, что прямо и не знал, как угодить своему хозяину и его друзьям. Он старался прочитать их желания и рассеять их страхи, а сейчас он перестраивался, чтобы люди чувствовали себя на его борту комфортно. Хорошо, что они не пошли осматривать его сразу. Он не успел бы подготовиться. То, что было в его каютах прежде, могло их испугать.
«Все хорошо. Все хорошо», — мысленно подбадривал его Бастиан.
Внешний корпус тоже был пластичен. Бастиан пока не решил, какой вид ему придать. Это будет зависеть от тех документов, которые достанет Капитан. Эти документы будут нужны. Но не сейчас. Потом. Корабль изменится так, чтобы в точности соответствовать какой-нибудь давно развалившейся космической посудине, некогда именовавшейся, к примеру, «Пожирателем стихий» или как-то похоже. Ничего не надо будет к нему приваривать. Корабль все сделает сам.
— Нам не нужно никого ждать, — неожиданно заявил Бастиан.
— Что ты сказал? — спросил Капитан.
— Нам не нужно ждать ваших друзей с липовыми документами на корабль.
— Это почему? — встряла Суок.
— Знаешь, что это такое? — Бастиан указал на несколько кнопок, только что появившихся на панели.
— Нет, представь себе, — сказала Суок. — И вообще — хватит умничать.
— Их раньше не было, — заметил Капитан.
— Корабль может перемещаться в пространстве без портала, — пояснил Бастиан.
— Черт! Сам, что ли? — возбудилась Суок.
— Да.
— И как? — спросил Капитан.
Над задачей построить корабль, способный перемещаться в пространстве без всяких порталов, бились и крупнейшие корпорации, и ученые-одиночки. Деньги на это выделяли и преступные кланы, и госбюджеты. Это продолжалось столетиями. Почти безрезультатно.
Войти в подпространство могли многие. Но вот выйти из него получалось не у всех, и никогда сколько-нибудь близко от заданной точки, даже когда вся она была буквально облеплена маяками, расположенными на спутниках, астероидах, планетах. Корабли все равно не могли просчитать точку выхода. Их запускали снова. Уже модифицируя, но на этот раз они либо исчезали, либо выходили из подпространства с мертвым экипажем.
— Мне нужны координаты, — сказал Бастиан после продолжительной паузы.
Впереди была темнота.
— Нас засекут, когда мы выйдем из подпространства, — Капитан диктовал координаты.
Он оставался Капитаном, никто не ставил под сомнение его руководство, а Бастиан был пилотом. Он вдруг понял, что всегда мечтал об этом. Именно об этом.
— Не беспокойся. Мы войдем и выйдем из подпространства незаметно.
Бастиан дрожал от возбуждения и чувствовал, что то же самое происходит с его друзьями. Им оставалось только верить, что этот корабль не подведет их.
— О-о-о! — только и успел выкрикнуть Бастиан, когда подпространство поглотило корабль...
Андроид, словно надсмотрщик, только хлыста ему не хватало, подгонял маленьких роботов, латавших прохудившуюся обшивку корабля с вогнутыми внутрь краями, оплавленными по бокам.
Они не останавливались ни на минуту, ни в тот момент, когда локаторы уловили приближавшийся корабль, ни когда он опустился рядом.
— Повезло тебе, — сказал Лоно незадолго до этого.
— Мне? — удивился Таккер. — Да в моем корабле забито столько информации о различных правонарушениях, что избежать пожизненного заключения будет трудновато.
— Сотри память.
— На это не хватит недели. Быстро я могу стереть только все подчистую. Все. Мозг корабля станет абсолютно пустым. Он не сможет даже взлететь на автомате.
— Отлично. Потом заново загрузишь. Все равно это единственный выход.
— Ты все еще не хочешь снять с меня ошейник?
— Так тебе будет удобнее чистить память?
— Конечно.
— Я тебе все еще не доверяю.
— Жаль.
Таккер провозился минут десять. Едва успел. Корабль патрульных уже заходил на посадку.
— Все! — сказал Таккер. — Девственно чисто. Пусть уж лучше нас обвинят во вторжении на деградировавшую планету. Выкрутимся. У тебя ведь есть связи?
— Да, — ответил Лоно.
Он улыбнулся. В этой улыбке Таккер с ужасом прочитал, какова будет его дальнейшая судьба. Закричать он не успел. Лоно активизировал ошейник. Он ждал хлопка, вспышки, но ничего этого не произошло, и то мгновение, пока голова Таккера все еще оставалась на плечах, в глазах несчастного сохранялась частичка сознания, а лицо не исказилось от боли. Лоно испугался, что ошейник вышел из строя. Выражение лица Таккера менялось, боль в нем так и не появилась, а только удивление.
Резким толчком зафонтанировавшей крови голову снесло с плеч, подбросило на несколько сантиметров, а потом она упала на палубу и завертелась, похожая на неразорвавшееся ядро. Тело постояло несколько секунд, раскачиваясь, точно выбирая, куда лучше упасть, и безвольно рухнуло, заливая палубу кровью. Лоно отошел в сторонку, чтобы не запачкаться, но кровь все лилась и лилась, подбираясь к его ногам.
Мозг Таккера не хотел умирать так быстро. Он все еще надеялся услышать ответ, но губы уже не могли воспроизвести вопрос.
— Ты спрашиваешь «почему?» — Лоно присел на колени и заглянул в стекленеющие глаза. — Неужели ты не понял? Все так просто.
Он увидел озарение в помутившихся глазах, а потом все в них померкло.
Лоно отрядил несколько ремонтных роботов, чтобы они выломали кресло в каюте, вытащили его и поставили возле корабля. Он садился в него как раз в те секунды, когда корабль патрульных опускался на планету, поднимая выхлопами из дюз маневровых двигателей тучи пыли, укрывавшие его почти непроницаемым пологом.
Лоно молился, чтобы патрульные не встретились с торговцами и не поговорили с ними. Тогда вся его затея рухнет.
Он глядел, как из корабля выбрались трое патрульных в тяжелых боевых скафандрах, в которых они двигались неуклюже, даже несмотря на пониженную гравитацию. Он встал, только когда патрульные подошли к нему, направив в его сторону жерла лучеметов.
— Ну, чего тут стряслось?
Лоно так и не понял, кто из них с ним заговорил. За темными стеклами гермошлемов он не видел лиц, а только свое отражение на их поверхности. Его-то стекло было прозрачным. Он знал, как общаться с патрульными.
— Поломка.
— Неужели?
Лоно понял, что патрульные думают, будто он помутился в рассудке.
— Там труп. На корабле. Не удивляйтесь, когда увидите. Голова от тела отделена чисто, — он хмыкнул, — аккуратно. Это преступник. Я его убил. Не сумел взять живым. Я Лоно Гелиагли — правоохранитель с Альбеды.
Прежде патрульные держались вальяжно, вальяжно опустив руки на никелированные приклады и стволы лучеметов. После того как Лоно сказал, что он правоохранитель, они напряглись, встали поровнее, и хотя Лоно по-прежнему не видел их лиц, он знал, что с них сходит гримаса снисходительности.
— Ого.
В один голос воскликнули патрульные, ворвавшись в каюту.
Кровь на полу запеклась коркой.
Они сняли шлемы, но лучше бы в них оставались, потому что хоть в каюте и была пригодная для дыхания атмосфера, но ее густо пропитал кислый запах испарившейся крови. Он неприятно щекотал ноздри, и от него быстро начинало мутиться в голове.
— Напачкал я тут немного, — сказал Лоно, чтобы разрядить ситуацию. Использовать ошейник в правоохранительных целях ему позволялось законом.
— Это точно.
Без шлемов хоть стало видно, кто из патрульных говорит. У этого было чуть полноватое лицо, быстро покрывающееся испариной.
Лица двух других были схожи. Время наложило на каждого свой отпечаток, обозначив морщины, немного оттянув кожу под подбородками.
— Это не ты напачкал, а он. Кто это был? — патрульный, стараясь не вляпаться в лужу крови, подошел к голове, пнул ее ногой, чтобы получше разглядеть лицо. Смерть совсем не исказила черты покойного.
— Капитан Таккер. Промышлял разбоем. Мне известно, что он напал на корабль торговцев с моей планеты, хотел захватить персональный портал, который они перевозили. Но у него это не получилось.
— М-да, — кажется, патрульных мало интересовали такие подробности, — а ты, значит, его выследил?
— Именно.
— Молодец. А чего он тут делал?
— Вел какие-то изыскательские работы. Я точно не знаю. Он всю память в корабле стер. Когда вы появились, совсем голову потерял. — Произнося последнюю фразу, Лоно понял ее двусмысленность, но прыснул только тогда, когда это дошло и до патрульных и они рассмеялись.
— Голову потерял? Ха. Ха. Метко сказал. Точно. Мы тут взрыв зафиксировали. Приличный. Потом второй. Прилетели проверить, что случилось. Знаешь ведь, после взрыва портала в твоей системе везде усиление режима. Работаем как проклятые. Без выходных, отгулов и отпусков. На каждый чих приходится реагировать. Вот. Ну, второй взрыв понятно откуда. А чего вначале-то взорвалось?
— Мой корабль. Его Таккер взорвал.
— Ну и сволочь! Этот Таккер еще и вздумал вести какие-то работы на деградировавшей планете. Попадись он нам, статей на него навешали бы, хватило бы на десяток пожизненных заключений. Повезло ему. Легко отделался. Пшик, и готово. Да и нам повезло. Нет человека — нет проблем. Молодец ты, Лоно. От своего руководства наверняка чего-нибудь да получишь.
— Надеюсь.
— Правильно делаешь, что надеешься. Это только дураки рискуют головой за идею. Умные стараются рисковать не своей головой, а чужими, а если уж своей, то никак не за идею, а за ее материальное воплощение. — Патрульный помолчал, что-то обдумывая, но Лоно и так догадался, куда то клонит. — Слушай, у нас начальство строгое, постоянно на нас давит, упрекает, что мы ничего не делаем. Может, для галочки скажешь, что мы эту операцию совместно провели. Ну, что ты опасного преступника обнаружил, выследил его и все такое, тут, конечно, твоя заслуга. Тут ты герой, одно слово. Ну а потом мы к тебе присоединились. Правоохранители ведь должны помогать друг другу? А?
— Отличная идея, — согласился Лоно.
Попадись ему патрульный поумнее, который вместо панибратства стал бы разбираться в ситуации, задавать вопросы, тот вскоре обнаружил бы много любопытного и подозрительного.
— Правда, отличная? — патрульный не верил, что Лоно отдаст ему часть своей славы. — Это хорошо. А если и ты тут какие-то работы вел — ну и бог с ними. Зачем нам лишняя головная боль? Так ведь?
— Конечно, — закивал Лоно.
— Вот и славненько. Ты-то и сам бы корабль починил. Дуболом этот Таккер, — он кивнул на андроида, — да? Теперь вот на тебя трудится. Хорошо ты его запряг. Но все равно еще месяцок пришлось бы попариться, пока он все исправит. Ты уже сколько здесь?
— Две недели.
— Тоже срок. Надоело, поди?
— Да не очень, но еще месяц тут париться, конечно, не хотелось бы.
— Мы своих ремонтников подключим. Корабль тогда побыстрее починишь. Бросать его здесь не стоит. Трофей. Тебе пойдет.
— Не думаю.
— Ну, хоть часть.
— Нет. Продадут его, чтобы возместить материальный ущерб торговцам, тем, на которых Таккер напал, чтобы портал заполучить.
— Эх ты! Портал штука дорогая.
— Да. Они еще и свой корабль потеряли.
Его подмывало спросить, не встретили ли по пути патрульные еще один корабль. Но они сами заговорили бы о нем. Так куда же он делся? Затаился? Его можно поискать, захватить, но Лоно не хотел о нем рассказывать, почему-то думая, что ничего из этой затеи не получится. Отчего у него появились такие мысли? Он и сам не мог бы ответить. Возможно, у него еще будет шанс найти этот корабль.
— Эх ты. В уплату все пойдет, да еще и не хватит.
— Не хватит, — согласился Лоно.
— Тогда чего нам этот корабль тащить? Пусть страховщики его и забирают. Их проблемы, а вообще-то, что ни говори, но нам процент положен, — мечтательно протянул патрульный. — Ну, не нам лично, так в бюджет. Надо и о государстве подумать. Не все же о себе. Bay, ребята, посмотрите, что на планете-то творится. В поселении колонистов, — и он указал на трансляционные экраны.
Скаурус проводил взглядом яркую точку, пока она не затерялась в небесах, и не опускал его до тех пор, пока не стали слезиться глаза. Потом он вдруг понял, что страх исчез. Место это перестало быть плохим. — Возвращаемся, — сказал Скаурус своим воинам. Он оглянулся. У большинства на лицах был испуг. Только из-за того, что ноги их приросли к земле, они не побежали прочь, иначе, посмотрев назад, он не увидел бы никого, подумав, что огненный ветер всех расплавил, оставив жизнь только ему одному.
Только ему одному. Он понял свое предназначение. Споры среди старейшин о том, что он не самый достойный вождь, теперь казались ему пустыми, незначительными. Он легко пресечет их, когда вернется.
Кто помог богу проснуться? Они своим появлением? Или кто-то другой? Сколько еще таких богов спит в развалинах старого города. Может, это древние люди впали в спячку, как гусеницы, чтобы потом превратиться в богов. Значит, и он станет богом. Он их потомок. Он.
Огненный ветер встряхнул содержимое его головы. Мысли летали, кружились, как пылинки, и только когда они стали успокаиваться, Скаурус начал что-то понимать.
Пыль, налипшую на лицо и тело, он не стирал, жалея, что она не может вот так пристать к нему навсегда, превратив кожу из коричневой в пепельную. Пыль отваливалась сама по себе. Струйки пота проделывали в ней борозды. Под ногами пыли — хоть купайся в ней. Но это другая пыль. Обычная. Не освященная огнем родившегося бога.
Когда Скаурус вернулся в поселение, та пыль, что еще оставалась на его лице, походила на странный ритуальный рисунок.
Люди, вышедшие его встречать, без подсказок упали на колени, стали протягивать к нему руки, старались коснуться его ног.
Он криво усмехнулся.
Этим вечером он собрал всех, кто выступал против него, и приказал своим воинам их убить. Никто не сопротивлялся. Трупы подвесили на центральной площади поселка, и каждый мог бросить в них камнем. Желающих собралось много, и вскоре повешенные стали напоминать освежеванные туши. Их закопали, как закапывают падаль, чтобы она не стала источником заразы.
Скаурус вынашивал планы похода к заброшенному городу, покорения соседних племен. Он хотел присоединить их к себе вместе с их землями. Кто не сделает это добровольно, будет уничтожен. Время пустых забав закончилось.
Он чувствовал себя избранником богов. Возможно, когда-нибудь они возьмут его на небеса. Теперь он любил смотреть в ночное небо в поисках огненной линии, которая возвестит о том, что боги возвращаются. Он еще не решил, как их встретит.