Сосуд (СИ)

Глава 15. О том, что в лес лучше не ходить. Даже если волков не боишься

Я не спеша шла по кладбищу, огибая одно надгробие за другим. Их было много. Разных. Простые каменные плиты мне по пояс. Гладкие гранитные камни, плашмя лежащие на земле. Мраморные, вычурные, с элементами декора в мой полный рост. Но объединяло их одно — исключительно женские имена. С одинокой фамилией отца или же родовые с длинным перечнем имен знатных предков. В сырой земле, покрытой серо — зеленым мхом, лежали и леди, и простолюдинки. Горожанки и селянки. И ни одного мужчины. Ни одного ребенка. Ни одного старика.

Это было кладбище разбитых сердец. Почему?! Потому что все эти женщины поплатились за свою любовь. Откуда я это знала?! Просто знала.

Вопрос только в том, к кому?! Или, вероятнее всего, к чему? Что привело их к этому бесславному концу? Любовь или то, что они таковой считали? Может быть их сгубили жажда власти, богатства, славы?! Страсть или безумие?!

Вопросы. Вопросы. И еще раз вопросы. Нужны ли мне ответы? Не думаю. Во всяком случае, не сейчас.

Я шла через кладбище, не торопясь, но целеустремленно и дойдя до границы обители мертвых, наконец, вздохнула с облегчением. Существует своя прелесть в определенности, не правда ли?!

Не понимаете? А всё просто: мне хотелось знать только одно — есть ли среди шедевров каменотесов и скульпторов моё надгробие?!

Не буду вас томить ожиданием, отвечу сразу: есть! Вот оно, передо мной.

Мои ноги сами привели меня к серой плите, с которой вспорхнул кречет. Не ворон. Но меня мало заботило, что делала эта, по сути, хищная лесная птица на безмолвном пустыре.

Вонзив меч в землю на половину, больше — сил не хватило, я опустилась на колени. Ах, да, совсем забыла упомянуть, всё это время я судорожно сжимала в моей руке меч.

Согласна, к антуражу окружающей действительности немного не подходит, но зачем‑то же я его с собой взяла?

Смахнув пыль и грязь с холодного камня, я узрела то, к чему была несмотря на ожидания не готова. Надпись гласила:

'Рокьяра Дахрейн. Герцогиня Даремская. Возлюбленная жена и мать'!

— Твою мать! — именно с этим воплем я и проснулась.

Оголенные ветви деревьев, словно стражи, нависали надо мной в серых предрассветных сумерках. Светало. А сна ни в одном глазу. Ещё бы, после такого сна…

Попыталась встать, но ничего не вышло. А всё почему?! А потому, что одна довольно тяжелая мужская рука держала меня за талию, а вторая, не менее тяжелая, покоилась на… ну на том, что ниже талии и со спины. В общем, меня не то, что подгребли под себя, а еще и навалились. Чувствую себя лепешкой, распластанной по сковороде.

Лепешка… При мысли о еде мой многострадальный живот заурчал. Ели‑то мы еще у Клима в таверне. Вздохнув, я осторожно повертела головой. Подергала правой ногой. Затем левой. Аккуратненько поелозила спиной и тем, что пониже. Затем мысленно дала себе команду, медленно, совершая вращательные движения всем телом, выскальзнуть из профессионального захвата мага.

— Да, милая, еще чуть — чуть ниже, и это утро станет самым прекрасным в моей жизни! — горячие дыхание опалил моё итак раскрасневшееся от напряжения ухо. — Ну, что же ты замерла?! Я как раз‑таки готов… приятно провести время!

— Мне дышать трудно! — просветила я некоторых насчет насущных телесных потребностей. — И есть хочется! И еще я хочу…

— Я тоже хочу! — вкрадчиво прошептали куда‑то в район моей шеи.

— Есть?! — уточнила с надеждой я.

— Можно и так сказать! Ужасно голоден!

— Ну, тогда, может, ты меня отпустишь? — для верности я еще раз поелозила.

— Не — а, у меня идея получше! — в тот же миг меня опрокинули на спину и, огладив шершавой ладонью щеку, поцеловали. Нежно. Сладко. Не торопясь.

— Доброе утро, малыш! — шепнули прямо в припухшие губы.

— Доброе… — ошарашенно прошептала я, всматриваясь в его синие — пресиние глаза. Вот не могу я привыкнуть к его постоянным прикосновениям. Каждый раз удивляюсь, что за блажь такая? О чем и спросила.

— А то, что мне просто нравится, тебе в голову не приходило?! — м — да, лучше бы я и не спрашивала. Вот что мне теперь делать? — Видимо, нет! Что ж, учтем на будущее.

— Какое будущее?! — о, еще один вопрос из моей большой копилки 'слабоумие'.

— Совместное, котенок, совместное! — одним плавным движением Рихард поднялся, потянулся и подхватил седельные сумки. — Сейчас перекусим и в путь. В Сумрачном лесу лучше не задерживаться.

Я села и потерла глаза. Так, либо я сплю, либо с лесом что‑то не так.

— Ри — ри — ри- хард! Что происходит?! — заикание — это нормально, когда видишь такое. — Почему на деревьях листья?!

— Девочка моя недалекая, листья на деревьях летом — это норма! — невозмутимо пояснил маг, разворачивая свертки со съестным у разведенного костра.

— Ну да… Только почему они красные?! — мой голос осип, а руки дрожали. — И с прожилками! Синими!

Подо мной что‑то зашевелилось. Что‑то живое. Движение ощущалось даже сквозь ткань плотного шерстяного плаща. Я вскочила на ноги, ткнув пальцем в красно — бурую траву и мох, устилавшую землю вокруг, и со всех сил проорала:

— Какого демона здесь происходит?!

— Не ори! — мужчина демонстративно поковырялся пальцем в ухе. — Лес просыпается. Живой он. Как тот, в котором ты выросла. Но несколько по — другому. Он же питается…ммм… кровью. Отсюда и цвет, который тебя так поразил.

— Как кровью?! — кажется, у меня шок.

Питается, говорите? А я только вчера на дереве сидела. И на траве. Мамочки, меня ж сожрать могли! Ах, да, меня и без леса сожрать могли! Мертвяки! Что‑то много стало тех, для кого я — обед… Или завтрак? А — а, не важно.

— Как‑как, обыкновенной кровью! Сумрачный лес после гибели Хранителя Леса изменился. Дриады покинули его. Животные тоже, — Рихард поднял глаза к небу. — Ну, почти. Остались только мертвые. Ночью они встают и бродят, выискивая заплутавших путешественников или же случайно забредшую овцу. То, что остается после трапезы умертвий, поглощает лес. А если сильно голоден, то и сам съедает. Вернее выпивает.

— И какой же нормальный сунется в этот лес? — уточнила я. Ну, кроме нас, конечно. Нас я нормальными изначально не считала. — Что ему здесь искать? Смерть?!

— И смерть в том числе! — Рихард обвел рукой пространство вокруг себя и лес как будто утих. Затаился. Там где ступал маг, даже трава становилась обыкновенной серо — зеленой травой. — Здешние растения обладают невиданной магической силой, приносящей либо исцеление, либо смерть. Они ценятся среди магов и людей. Охотников на них много. Не все, правда, возвращаются домой, но риск оправдан. Букетик трав — цена богатства? Каков может быть выбор?!

— Не соваться сюда! — весьма поздно предложила я, наблюдая за тем, как ветви деревьев пытаются увернуться от шедшего к лошадям мага.

— Вчера ты смело вошла в лес. Правда, тебя поманила дриада, но деревья и кустарники тебе казались обычными, так? — герцог оседлал лошадей, продолжая объяснять. — Не сочно — зелеными, как в твоем лесу, но и не кроваво — красными. А сейчас ты видишь лес таким лишь благодаря мне и рассвету. Скоро всё станет на свои места.

— Но почему тогда мы и лошади остались в живых? Почему нас не выпили? — удивилась я, догрызая краснобокое яблоко. Аппетит у меня все‑таки зверский. Ничем не перебьешь.

— Потому, что я — Хозяин. Этот лес — моё дитя! — с некоторым самодовольством сообщил мне маг. — Когда он умирал, я спас его, превратив в живой организм. Бездушный, но все‑таки живой!

— Ничего себе дитятко у тебя! — удивилась я. — И не страшно по такому бродить? Окрестность замка, называется…

— Малыш! Лес — естественный защитник Сумрака, — меня усадили в седло, заботливо поправив плащ. Утром‑то прохладно. — В мой родовой замок можно попасть, пройдя сквозь него. Ни портал, ни левитация, ни Грани, что связывают живой и потусторонний миры, здесь не действуют. Абсолютная защита.

— То есть, пройти могут только те, кому ты позволяешь?! — что‑то мне всё это не нравиться. Очень.

— Да. Либо тот, кого лес считает своим. В ком течет моя кровь.

— А такие есть?!

— Да. Я!

Как‑то всё совсем нехорошо. Походу, с побегом в случае непредвиденных обстоятельств, придется повременить. А может быть и отказаться. Грустно.

Вот так мы и ехали по тропе видимой только самому магу. Я размышляла над тем, что ждет меня в замке Сумрак. А о чем думал Рихард, мне неизвестно. Но хмурился он всю дорогу.