Солдат

Глава 17

По синеватому лезвию опасной бритвы скользнул лучик света.

Иван неловко оттопырил локоть, примерился к щеке трофейным «Золингеном», но тут же отдернул руку и зло выматерился.

— Бля… — сразу же машинально оглянулся, после чего еще раз ругнулся. — Совсем зашугал, мудила косоглазый…

Обещание Петрухе он исполнял твердо, прекратив материться при нем. Но якут еще со вчерашнего вечера ушел в разведку и до сих пор не вернулся. Иван уже даже начал волноваться, так как понимал, что без Петрухи ему придется очень несладко.

— Ну и где ты лазишь? — Ваня вздохнул и принялся взбивать помазком мыльную пену в маленьком алюминиевом стаканчике. — Зарежусь, да и хрен с ним… — бурчал он. — Не могли придумать нормальные станки, уроды…

За кустами раздался веселый визг, женская часть отряда, который Иван уже успел образно окрестить: «Три бабы, якут и Ванька-дурачок», решила устроить банно-прачечный день. Иван не возражал, благо за сутки они успели забраться в жуткие ебеня, да и сам он чувствовал себя так, словно не мылся полгода. А тут еще на пути попалась старое охотничье зимовье, на берегу маленького озерца, с чистой как слеза водой.

Женщины устроили помывку прямо рядом с избушкой, а Иван отошел подальше.

Бельишко с портянками он быстро постирал и вывесил на ветках кустов, сам тоже отдраился до скрипа, а теперь, сидя голяком на плоском камне, все никак не мог решиться сбрить опасной бритвой пушок на подбородке.

В очередной раз прикоснувшись бритвой к щеке, он снова отвлекся, теперь уже на хоровод едва заметных в небе самолетов, далеко северней и на глухие взрывы, ощущавшиеся легкой дрожью земли.

Скорее всего, бомбили все еще оказывающие сопротивление разрозненные остатки советских частей в котле, но Ваня справедливо побаивался, что фрицы нащупывают как раз его группу, так как немцы не могли не прореагировать на убийство пленного командарма.

— Угу… — хмыкнул он себе под нос. — Небось успели отрапортовать, что целого генерала в плен взяли, а тут на тебе — херак и нет генерала. Облом, однако. Да уж… умным меня никак нельзя назвать. Девки одно, но нахрен мне сдался этот мудак в очках? Теперь, мало того, фрицы не отстанут, так еще и наши за жопу возьмут.

Термин «наши», он уже использовал атоматически, успев свыкнуться с момента попадания, а немцев именовал, соответственно, «фрицами», «гитлеровцами», «гансами», «колбасниками», а то и вовсе матерно. И даже начал гордиться тем, что волей-неволей отправил в Валгаллу, или куда там попадают дохлые арийцы, два с половиной десятка представителей избранной арийской расы.

Собственноручные отправки «фрицев» на тот свет, тоже уже не вызывали никаких нравственных терзаний, Иван точно знал — если придется еще пополнять свой личный список убиенных — рука не дрогнет.

«Все справедливо… — спокойно подумал он. — Либо ты — либо тебя. И вообще, поделом, нехер лезть. Конечно, знатно дойчи со времен войны успели перекрасится. Хотя… очень сильно подозреваю, дай им подходящего «фюрера» сейчас — вмиг станут прежними. Уроды, мать вашу…»

Позади раздался шелест, Иван схватился за автомат и резко обернулся.

— Это я, Ваня, — тихо сказала военврач второго ранга Елистратова.

Она была одета в одну солдатскую нательную рубаху, мокрая ткань подчеркивала очертания стройного тела, отчетливо просвечивались маленькие соски и темный треугольник в паху, а мокрые волосы были распущены.

Несмотря на полное несоответствие ее одежки современным канонам эротического белья, Варвара Сергеевна выглядела так соблазнительно, что Иван машинально сдвинул колени и закрылся руками.

— Я хотела посмотреть твою рану, — спокойно сказала Елистратова и присела рядом с Ваней.

Иван машинально мазнул глазами по округлой, белоснежной груди в разрезе нательной рубашки и отвернулся.

— Ты меня стесняешься? — Варвара Сергеевна улыбнулась. — Не стоит…

Тот факт, что Иван был обнаженным, похоже, саму Елистратову никак не смущал.

Ее руки ласково заскользили по коже, Иван стиснул зубы от дикого желания, вздыбившийся член прорвался сквозь ладони и гордо уставился вверх.

Из кустов вывернулась Машка, увидев Елистратову с Ваней, скорчила уничижительную гримассу, резко обернулась и убежала.

Варвара Сергеевна тоже заметила Курицыну, но даже не пошевелилась, только на ее губах мелькнула уверенная, торжествующая улыбка.

Сам же Иван, не знал куда деться. В прошлом, он никогда не терялся с женщинами, в списке его побед числилась даже одна голливудская звездочка, не считая бесчисленного количества отечественных звездулек и всяческих моделек. Но Варвара Сергеевна вызывала у него чуть ли не священный трепет. А если честно, он ее даже немного побаивался.

— Воспаление почти прошло, — тихо сказала женщина. — Завтра я сниму последние швы… — она провела рукой по предплечью Ивана, убрала в сторону его ладонь и, с нарочитым удивлением шепнула: — Ой, а что это такое, красноармеец Куприн? У вас что, опять встал член на старшего по званию? Какое безобразие…

Иван чуть сквозь землю не провалился.

— Клинический случай, надо с этим немедленно что-то делать… — Варвара Сергеевна озабоченно покачала головой, смущенно улыбнулась, сжала рукой член Вани…

И ушла.

Легкой стремительной походкой, дразняще покачивая бедрами.

— Твою мать!.. — прошипел Иван, скрипя зубами от бешенства. Женщины прошлого ему представлялись совершенно другими, более целомудренными, что ли. Но от Елистратовой целомудренностью даже не пахло. Да и Машка с Динарой, купались голяком, совершенно не стесняясь.

— Твоя обесяла не лугатися! — позади раздался сердитый голос Петрухи. — Обесяла?

— Сука… — Иван с перепуга чуть не свалился с камня. — Обесяла, обесяла. Где тебя носило?

— Ласведка ходил, — спокойно ответил якут, присаживаясь на корточки и доставая из-за пазухи свою трубочку.

— Ну и что выходил? — Иван натянул на себя мокрые подштанники и вернулся на камень. — Рассказывай…

— Холосая баба! Осень холосая, класивая… — мечтательно прошептал Петруха, пристально уставившись через прореху в кустах на голую Хусаинову, плескающуюся в воде.

Тощая, худосочная и голенастая, Динара, с сиськами, похожими на прыщики, у Ивана особого восхищения не вызывала, но он своего мнения высказывать не стал и поощрительно ткнул якута в плечо.

— Так в чем проблемы? Подойди и скажи. Может что и обломится. Главное — не стрематься. Ищите и обрящется.

— Моя не понимает, сто ты болтаесь… — хмыкнул Петруха. — Много непонятная слова…

— Тьфу ты… короче, не стесняйся. Вперед!

— Потом. — отрезал якут, сосредоточенно пыхтя трубочкой.

— Потом так потом, говори, что выходил.

— За нами идут, — коротко бросил Петруха. — Многа идут немса. Калта давай.

Иван быстро расстелил карту.

Якут долго смотрел на нее, потом покачал головой и досадливо поморщился.

— Непонятно, однако.

— Мы примерно вот здесь, — Ваня ткнул пальцем в карту. — Видишь, болото Михайловский Мох? А это — болото Грядовский мох. Вот где-то между Михайловским Мхом и Грядовским мхом. Скорее всего на этом выступе. Или здесь. Короче, но точно в этом районе.

Якут вздохнул, собрал несколько веточек и начал раскладывать их на траве.

— Отсюда идут и отсюда идут. Много, сто, двести, мосет больсе, но не немса и не наса, сюдно говолят, не по немески и не по лусски, но командила у них немса, они — выдавливают нас сюда, а сдесь настоясий немса, сдесь тосе немса… а сдесь, сельезные, умеют леса ходить. Плохо, но луссе сем остальная немса. Наса пловодник с ними есть, быстло идут, савтла весер будут сдеся.

— И что? — Ваня озадаченно почесал в затылке.

— Не уйдем, — спокойно ответил якут. — Я сам — уйду, с тобой — тосе уйду, с бабой не уйдем.

— И что ты предлагаешь? — зло буркнул Иван. Женщин он бросать не собирался в любом случае, один для него уже успели стать жизненным фетишем, знаменем, утрата которого, означала полную потерю лица, потерю смысла дальше жить.

— Ты сам говоли, — спокойно предложил Петруха. — Твоя командила — ты и говолить.

Ваня взял карту, положил ее рядом со схемой из палочек, покрутил, а потом предположил:

— Попробуем просочится на стыке? Вот здесь, или здесь. Нам на юг, к Новым Вишерам. По-другому не получится никак.

Якут молча покачал головой.

— Ну а как? — вспылил Иван. — Не идти же навстречу этим, которые, умеют леса ходить, как ты говоришь. Кто они такие? Диверсанты, разведчики?

— Сельезные, — якут уважительно поджал губы. — Луссе сем остальная немса. Но их мало. Тли десятка, мосет сетыле или пять.

— И что?

— Я восьму на сибя их, — спокойно и серьезно заметил якут. — Уведу столона. Ты баба выводить. Потом плямой путь куда надо. Немса уже мало-мало.

— Да иди ты нахрен! — взорвался Ваня. — Хватит уже. На себя он возьмет. Второй раз может уже не получится.

— Не ругаисся!

— Да пошел ты…

— Сам посол…

Последующий спор ни к чему не привел. Ваня серьезно поругался с Петрухой, но так ни о чем с ним не договорился.

Якуту словно вожжа под хвост попала, да и сам Иван никогда не отличался покладистостью. Но немного поразмыслив, Ваня решил немного сгладить конфликт, ругаться с единственным человеком, который мог спасти группу, показалось ему совершенно идиотской затеей.

— Пойми, Петруха, без тебя мы сгинем. Не потяну я сам, не выведу женщин. Зачем тогда спасали?

— Ты быстло бегаис, — ехидно бросил якут.

Иван хотел в ответ в очередной раз послать его куда подальше, но сдержался:

— Я хорошо, да, ты прав, но они — плохо. А бросать их я не буду. Сам понимаешь, что получится. Впрочем, поступай как знаешь. Заставлять я тебя не буду. Приказать тоже не могу.

Якут помолчал, а потом тихо сказал:

— Я сколо умилай…

— Что случилось? — Иван ошарашенно уставился на него. — Заболел?

Петруха опять помедлил и признался.

— Деда скасал.

— Чего? Какой деда? Местный дед? Где ты его встретил?

— Моя деда говолил! — якут зло зыркнул на Ваню. — Не понимаис?

— Понятно… — Ваня начал подумывать, что Петруха свихнулся или обожрался мухоморов, которые тайком собирал.

— Во сне с ним говолить, я спать, он плиходить, — буднично пояснил якут, словно разговаривать с умершими родственниками было для него совершенно обычным делом. — Деда осень умный был, когда есе сивой был, умел говолить с пледками и духами, саман его осень не любить, потому сто людь не к нему, а к деду ходить, совет спласивать.

— Тогда все понятно, — на всякий случай поддакнул Ваня. — А раньше, раньше ты с ним уже лазговаливал… тьфу ты, то есть, разговаривал?

Петруха кивнул.

— Один лас. Совет спласивал. Сениться хотел, сплашивал на ком. Было две девка, котолый хотел, какой сам не снал.

— И что он сказал?

Петруха обиженно нахмурился, помолчал и нехотя выдавил из себя:

— Скасал — я дулак, сказал на тыхы эхэ сенис. Баба медведь сенис. На… мед… медведиса по лусски…

— Ну… — Ваня не нашелся что ответить.

— Вледный дед был, — посетовал Петруха. — Вледный остался, когда умел. Еще больсе стал вледный и слой. Но плавда скасал, тот девка совсем дулной стал, сениться не хотел, комсомолка посел, класный косынка баска надел, много говолить стал. Совсем дулной.

— А сейчас что ты спрашивал? И что он ответил?

— Спласивал — как дальсе быть. Он скасал… опять скасал — я дулак. Есе скасал помилать будес сколо, потому что дулак. Вот я и хотел умный дела делать, стобы не дулак…

«Пошли в жопу твоего деда!» — посоветовал Ваня Петрухе, но только мысленно.

— Ты, навелное, плав, Ванюска, — вдруг кивнул якут. — Надо думать свой голова, не деда. Засем сталый дулак слусать? А помилай… помилай успею всегда. Давай делать так… севодня посно усе, савтла лано выходим, будем плобовать выходить сдеся… — он показал веточкой на карту. — Севодня много кусать и спать, стобы сильный быть…

Из кустов малины появилась Динара Хусаинова, застенчиво застыла, не доходя пары шагов до Вани с Петрухой и тихо, отчаянно стесняясь, пробормотала.

— Я там еду приготовила…

Хусаинова тоже особо не обременила себя одеждой, на ней, как и на Елистратовой, была одна нижняя рубаха, размеров эдак на три больше, сидевшая на ней как колокол. Из этого «колокола» торчали тоненькие, кривоватые ножки, казавшиеся еще более тонкими и кривоватыми, оттого, что икры болтались в широких голенищах сапог.

Но Петруха, похоже, испытывал то же самое, что Ваня часом раньше при виде Варвары Сергеевны. Якут широко вытаращил на девушку глаза и даже открыл рот.

Хусаинова совсем засмущалась, что-то буркнула и сбежала.

— Нравится? — Ваня толкнул Петруху локтем в бок.

— Ага, нравися, — якут судорожно сглотнул. — Класивый девка. И умный. Молсит больсе сем говолит…

— Так поговори с ней. Просто поговори, — посоветовал Ваня, вставая. — Только сначала вымойся.

— Засем?

— Затем.

— Холосо, идем кусать…

Женский личный состав уже собрался около покосившейся избушки. В зимовье нашелся древний, медный котелок и этот котелок сейчас булькал на костерке.

Машка при виде Ивана сразу же скорчила недовольную рожу и даже отвернулась. Варвара Сергеевна, выглядела, как всегда, прекрасно и, как всегда, невозмутимо. Правда в ее глазах играли лукавые смешинки, когда она смотрела на Ваню.

— Вот, возьмите, — Динара подала Ивану большую деревянную ложку, выстроганную по пути якутом.

Ваня чертыхнулся про себя, как командир отряда, он автоматически право распределять пайку, что сильно смущало Ивана.

Маша и Варвара Сергеевна тут же протянули крышки от котелков и требовательно, с намеком, уставились на Ваню, мол, делай выбор, кому первой набирать.

Иван плюнул мысленно и первой навалил варева Хусаиновой, потом Петрухе, а уже дальше, Маше и Варваре Сергеевне, за что был удостоен крайне пренебрежительных взглядов.

Еще раз ругнувшись про себя, Иван вылил себе в котелок остатки похлебки, отошел чуть в сторону и принялся за еду.

С пополнением отряда запасы провизии стали стремительно иссякать, к примеру, на ужин Ваня выделил всего половинку брикета горохового концентрата, щепоть соли и по две маленькие галетки каждому. Но сильно выручали грибы, ягоды и рыба, которую якут просто с виртуозной ловкостью добывал в болотах. Вот и сейчас, варево вряд ли отличалось особым гастрономическими достоинствами, но зато, было горячим, сытным и калорийным.

Дохлебав варево, Ваня схрумкал галетку и тоскливо прошептал:

— А в «White Rabbit» сейчас пасту пенне с соусом арьята дают… и сметанник с запеченной хурмой… а у нас скоро вообще жрать будет нечего. Надо срочно какого-нибудь жирного «Ганса» на гоп-стоп брать…

Когда он вернулся, все уже поели, Динара сидела в сторонке с Петрухой и тихо разговаривала с ним. Маша сразу кинулась навстречу Ивану и предложила:

— Давай я тебе обмундирование зашью, у меня иголка с ниткой есть.

Ваня сходил за вещами и молча отдал их Курицыной. Та счастливо улыбнулась, но Варвара Сергеевна, со снисходительной усмешкой эту тактическую победу немедленно дезавуировала.

Она встала и повелительным тоном скомандовала.

— Красноармеец Куприн, прошу сопроводить меня…

И не оборачиваясь пошла в лес.

От выражения на лице Маши, могло скиснуть молоко на километр в округе.

Ваня пожал плечами и поплелся за военврачом.

Елистратова отошла на лагеря и присела на кочку. Обмундированием, как и все, она по-прежнему не озаботилась, оставаясь босиком и в рубахе, правда волосы уже причесала и собрала их в гульку.

Ваня чувствовал себя очень неуютно в одних подштанниках, да и при виде округлых ягодиц врачихи, мужское естество опять начало волноваться.

— Ты очень красиво сложен, Ваня… — Варвара Сергеевна улыбнулась и поманила к себе Ивана. — У тебя, наверное, было много женщин…

Ваня немного поколебался, подошел к Елистратовой и спустил с себя подштанники.

— Вот даже как? — Варвара Сергеевна склонила голову на бок, рассматривая Ивана, а потом…

А потом в небе послышался гул и сверху посыпались бомбы…