Все оказалось хуже чем-то, о чем предупреждала меня Изабель. Вернувшись домой, я долго металась по квартире не зная чем себя занять. За эту пару дней я до блеска выдраила свою квартиру, накупила продуктов, убралась в гараже, выкинув кучу ненужного мне хлама, и под конец второго дня я почувствовала, что у меня температура. Только я умудрилась заболеть летом при тридцатиградусной жаре. К ночи я вся пылала, у меня ломили все кости и болело все вплоть до кончиков волос. Потом у меня пошли месячные, вслед за которыми, пришло дикое неконтролируемое желание секса и свободы. Стены давили на психику так, что хотелось выть и разобрать их по кирпичику. С каждой секундой становилось все хуже. Неуверенная что смогу в таком состоянии управлять машиной, схватила деньги и, захлопнув дверь и кинув ключи под коврик, ринулась на улицу. Кругом люди, от жуткого запаха которых сводило мышцы лица. Не думая, я поймала машину и попросила отвезти ближе к лесу. Под удивленным взглядом водителя я кинула ему деньги и помчалась в лес. Я бежала словно летела, не чувствуя под собой ног и наслаждаясь тишиной. Оглянувшись вокруг, я обратила внимание, что даже темнота перестала быть темнотой как раньше. Столько красивых богатых оттенков ночи я не видела никогда. Я шла по земле и босыми ногами чувствовала теплую нагретую за день почву, оказывается, из дома я выскочила босиком, носом впитывала ароматы леса. Внезапно все тело скрутила судорога. Затем еще одна и еще. Я уже перестала их считать, потому что все силы уходили на то, чтобы пережить очередную волну и не раствориться в нечеловеческой боли, которая раздирала все мое тело. Меня словно выворачивало наизнанку, на живую перестраивая и перекраивая каждую клеточку моего организма, ломая каждую косточку. Я не могла кричать и только корчилась, зарываясь лицом в землю, вспарывая ее своими обломанными кровавыми ногтями. Я уже не надеялась выжить, я надеялась быстрее умереть, чтобы прекратить эти муки. В какой-то момент все прекратилось, и я на какое-то время отключилась. Когда пришла в себя, просто лежала, боясь лишним движением спровоцировать новый приступ, а потом увидела это. И этим были лапы, такие здоровые черные лапы, на которых в данный момент покоилась моя голова. Резко вскочив, посмотрела себе под ноги, пытаясь определить, на чем же это я так не осмотрительно развалилась или точнее на ком. Не веря своим глазам и разумом пытаясь следить за своим собственным взглядом, поняла, что это не глюки! И лапы мои, причем все четыре! И хвост тоже мой! Скосив глаза к носу, заметила, насколько он стал длиннее и волосатее. И только спустя минуту сидения на своей новой хвостато-волосатой заднице, я заметила разорванные вещи, в которых еще пару часов назад выскочила на улицу. Тупое разглядывание этого рванья, сменилось озарением. И наконец все пазлы сложились в одну картину. Клан Макгрантов! Объединение! Пираты! Да, вот влипла! Еще раз уже более спокойно осмотрела себя, и внезапно в голову пришла мысль, навеянная разговором с Изабель. Ведь я могу не вернуться обратно. Вторая мысль придала надежду. Надо позвонить Изабель, она поможет! Зато третья надежду на корню уничтожила, заставив нервно полурыкнуть, полухмыкнуть. Мне вдруг представилась картинка, как я на оживленной улице подбегаю к кому-нибудь и рычу: "Извините, не одолжите свой телефончик, мне надо друзьям позвонить, выяснить, как обратно человеком стать". Ладно, будем потихоньку свои проблемы сами решать.
Я неуклюже поднялась и, путаясь в собственных лапах, начала осваивать новое тело. Надеюсь, охотничий сезон на волков еще не открыт и по ночам всякие придурки по лесу не ходят. Кстати про придурков. Через пару часов, когда со своим телом я наконец разобралась и теперь чувствовала только нужду моей волчицы на спаривание, я наконец смогла понять, что до сих пор чувствовала не свое желание, а ее, и вот в этот момент на мою полянку выскочила пара волков. Мой новый инстинкт подсказал, что это не просто волки, а одного со мной вида. Я до сих пор не могла поверить, что все, что со мной происходит, — это не плод моего больного воображения, ведь все знают, что Веров не существует. А они вон стоят, принюхиваются жадно и так нагло на меня смотрят. УУУУ морды волосатые! Так, судя по всему, их привлек мой запах гулящей самки. Да, да гулящая самка на данный момент — это я. Свою волчицу я назвала Милкой, и вот сейчас это подлое животное пыталось радостно подставить им свой зад для снятия первой пробы. И аж скулила от нетерпения. Самцы от такого радостного приема пришли в полный единодушный восторг и, подбежав ближе, начали кружить вокруг меня. Моя человеческая половина, мысленно отвесив оплеуху и приводя себя в порядок, хотя получилось плохо, прижала попу к земле, сев спиной к дереву, и пристально следила за происходящим, судорожно выискивая варианты побега. О драке не было и речи. Меня сразу подомнут, и прощай моя девичья честь, которая достанется группе мохнатых товарищей. Я все-таки в большей своей части человек, и хитрости у меня тоже человеческие. Я резко округлила глаза и втянула в грудь воздух, делая вид, что кого-то увидела позади них и испугалась, в тот момент, когда их человеческие инстинкты тоже сработали и они развернулись, готовясь к встрече нежданных гостей, я рванула прочь со всех лап. Они гоняли меня по лесу больше суток, не давая даже секундочки отдохнуть. Когда пришло понимание, что сил не осталось и меня скоро поймают, увидела небольшую речушку и меня озарило. Вываляв голову в грязи, я по самые глаза и нос залезла в воду, где и просидела следующие сутки, боясь выйти наружу и быть пойманной. Ведь я для них фонила словно ничейный уран для террористов. К утру третьего дня я почувствовала, что жажда секса отходит, зато на смену ей пришел лютый голод, который полностью выключил человеческий контроль над животной половиной. Голод — не шутка!
Чувствуя во рту солоноватый теплый привкус свежей крови только что убитого и съеденного мной зайца, Милка во мне урчала от сытости и приятной усталости, а моя человеческая часть от ужаса содеянного никак не хотела приходить в себя. Так я и заснула, пытаясь выяснить, кто же я сейчас. Проснулась уже под вечер и обнаружила, что я снова человек. Причем абсолютно голый человек. Проплутав несколько часов, по запаху вышла к небольшому населенному пункту. Это оказался дачный поселок практически за сто верст до Москвы. В темноте я обокрала какой-то домик и, кое-как одевшись и умывшись, пешком направилась в город. Под утро я поймала попутку и уговорила водителя подвезти, пообещав расплатиться с ним возле дома. Зайдя в подъезд и поднявшись на свой этаж, наклонилась, чтобы достать ключи из под коврика и очень удивилась, не обнаружив их там, но еще больший шок у меня, вызвал вид Николаса, стоявшего в дверях моей квартиры, и пристально разглядывавшего мою скромную персону. Помолчав мгновение, я неожиданно для себя поняла, что дико рада его присутствию, при этом не испытывая в отношении него никаких плотских желаний, но ощущая себя рядом с ним в безопасности и умиротворенно. Сделав шаг, крепко прижалась к нему, обвив его талию двумя руками, и прошептала:
— Это были самые ужасные дни в моей жизни, но, слава богу, ты здесь. Прости, что сбежала, я не хотела причинять тебе боль, но и дать то, что ты хотел, не могла. И не смогу! Но я так рада, что сейчас ты здесь со мной, что даже описать не смогу.
Задрав голову, посмотрела на него и увидела, что он улыбается нежно и немного печально.
— Детка, я уже это понял, но мы тебе пообещали защиту и никогда не заберем свое слово. И нам потребовалось целых двое суток, чтобы найти тебя. Хвала господу, Изабель, пока ты спала, записала твой сотовый телефон. И я тоже очень рад, что нашел тебя и теперь ты в безопасности. Пока мне достаточно и этого, а там, может, ты передумаешь?
Я печально посмотрела на Николаса и спросила:
— Тебе Изабель не передавала наш с ней разговор? Ой, и, кстати, мне надо спуститься вниз, там возле подъезда машина стоит, мне надо денег дать, он меня из пригорода довез.
Я попыталась вырваться из его рук, чтобы добраться до своих денег, но мне не дали. Николас, чуть повернув голову, тихо рыкнул вглубь коридора моей квартиры:
— Трент, оплати счет и сразу назад. И посмотри вокруг.
Из-за его спины протиснулся огромный мужик, похожий на тяжелоатлета, и, проходя мимо меня, не скрывая втянул в себя мой запах, и блаженно улыбнувшись, подмигнул мне. Его шаг ускорил недовольный рык Николаса, который втянул меня в квартиру и закрыл за нами дверь. Войдя в гостиную, я испуганно юркнула за его спину, увидев еще двоих, как две капли воды похожих на Трента. Николас чуть повернувшись и обняв меня, смеясь, представил нас друг другу:
— Это Расти и Калеб, они с Трентом из одного помета, поэтому так похожи. Они лучшие защитники клана, и ты не должна их бояться. Со временем ты поймешь, что любой мужчина из нашего клана опасен для тебя словно трехмесячный щенок. Я неуверенно улыбнулась и кивнула им обоим, а потом решила, что пора наконец заняться своим внешним видом, когда рядом столько очаровательных мужественных индивидуумов. Поэтому быстро зайдя в спальню и собрав необходимые вещи, извинилась перед всеми и пошла отмывать трехдневную грязь, не забыв попросить приготовить их что-нибудь поесть. Ведь я-человек не ела уже три дня, а то, что ела я-волчица, я даже думать об этом не хочу. Через час мы сидели и уминали большие вкусные бифштексы с макаронами, причем мне приходилось не только жевать, но и рассказывать, что произошло, пока их не было со мной. Когда я закончила, Трент заявил:
— Если ты сможешь показать то место, где встретила их, мы их найдем и накажем. Очень сильно накажем.
От его тона мне самой стало холодно.
— Я думаю, это молодняк, потому что взрослый волк на такую удочку никогда не клюнет, да и молодую самку из рук не выпустит. Так что тебе очень повезло, что на каких-то идиотов напоролась. Были бы постарше да поумнее, так просто бы не отделалась. Но решение с ручьем просто супер. Ты достойная дочь Макгрантов, — Расти довольно хмыкнул и осклабился, показав приличный набор зубов и довольно острые клыки.
Николас нахмурился, услышав эти слова, а я удивленно повернулась к нему в ожидании пояснения про дочь.
— Милана, мы сегодня же улетаем из Москвы, и ты вместе с нами. В данный момент мы находимся без разрешения на территории чужой стаи, и нам бы не хотелось вызывать конфликт интересов. Глава нашего клана, отец Коннора, дал свое согласие принять тебя в нашу стаю, дав статус приемной дочери.
Я не стала слушать дальше и спросила, тревожно ожидая ответ:
— Почему? Какой вам интерес так со мной возиться? И зачем мне нужен подобный статус, неужели у вас всех таких найденышей как я в родственники записывают?
Ник замолчал, и было заметно, что он думает, как правильно ответить на мои вопросы.
— Ну, начнем с первого вопроса. Потому что ты уникум — полукровка. Таких, как ты, вся наша история насчитывает всего двадцать три особи. На самом деле потомство от союза вера и человека получить практически невозможно. Только восемнадцать человеческих женщин смогли зачать и выносить детей от веров. Твоя мать восемнадцатая, а ты двадцать третий ребенок за несколько тысячелетий существования нашего вида. До сих пор мы не смогли выявить, как это произошло. Но факт остается фактом, более того, каждый из этих детей наделен каким-либо даром, но обделен нашей неуязвимостью. Вы от природы более слабые, хотя так же, как обычные веры, вы очень сильно отличаетесь от человека по многим параметрам, но в свою полную силу вы входите во много раз медленнее, чем мы. Видишь, даже половое созревание у вас происходит в двадцать пять, а иногда и в тридцать лет, а у нас это происходит в двенадцать- четырнадцать. С возрастом веры становятся все более сильными и неуязвимыми, после пятой сотни нас практически не возможно убить обычным способом, а уж когда мы разменяем тысячелетний рубеж, то даже для регенерации практически не требуется времени, да и особых усилий. А вот тебе придется прожить не одно столетие, чтобы твое тело приобрело хотя бы половину наших способностей. Хотя тебе это практически и не понадобится, ведь ты самка и в боях ты участвовать не будешь.
Я сидела молча и с открытым ртом, пыталась переварить полученную информацию. Особенно об их продолжительности жизни. Потом у меня в голове родилась мысль, которую я тут же озвучила:
— Хмммм. А сколько тебе лет? — и пристально уставилась на него, пытаясь прикинуть, на сколько же он выглядит. Я с трудом наскребла тридцать. Но его ответ намертво прибил меня к стулу, а мою челюсть к паркету.
— Мне триста двадцать два года, братьям, — он кивнул в их сторону, — по триста, Изабель четыреста тридцать восемь, Коннору уже семьсот сорок, а вот его отцу Рэнулфу недавно стукнуло тысячу четыреста тридцать шесть лет. Кстати, близнецам Коннора и Изабель по восемьдесят шесть, так что они такие же малолетки, как и ты, я думаю, вы найдете общий язык, — немного помолчав, заметив, что его слова вызвали у меня информационный шок, улыбаясь, продолжил. — Не волнуйся, я не такой старик, как тебе сейчас кажется. Веры, как вино, с возрастом становятся только крепче и вкуснее, — он лукаво посмотрел на меня, а потом они вчетвером заржали словно кони.
— Ну а теперь отвечу на твой вопрос. Зачем? Ты же понимаешь, что природа никогда ничего не дает просто так. Мы получили практически бессмертие и неуязвимость, и если бы мы еще и размножались как люди, то скоро на земле кроме нас никого бы не осталось. Поэтому природа ввела сдерживающий фактор для размножения. Чтобы получить потомство мы должны быть полностью совместимы со своей женской парой, ее мы узнаем по запаху, на который срабатывает наш инстинкт. После спаривания со своей парой, извини за грубость, стоит только на нее, так что измены со стороны мужчины полностью исключены, что не гарантирует верности самой женщины, так как она подобной фигней не ограничена. Ну и самое печальное, что дети у нас рождаются редко, и чаще мальчики, чем девочки. Да еще наша волчья натура, сама понимаешь, спокойную жизнь не гарантирует. Вот и страдает наш генофонд и общая численность. Мы заинтересованы в тебе, потому что ты женщина-вер, причем свободная и ничейная. Может так случиться, что среди нашего клана ты найдешь свою пару. Но даже без потомства ты сможешь осчастливить любого вера наличием в его долгой и чаще всего бессмысленной жизни, став центром его вселенной. Например, МЕНЯ! Сейчас нет ни одной свободной женщины вера. По крайне мере мы о таких уже много лет не слышали, хотя отслеживаем такие новости очень внимательно, сама понимаешь. Ну и наконец, ответ на твой третий вопрос про статус. Коннор пообещал тебе полную независимость, защиту клана и полное отсутствие обязательств с твоей стороны в отношении клана, он, конечно, немного погорячился, но слово он уже дал. В жизни веров честь имеет самое большое значение. Чтобы ты получила подобные привилегии официально, тебе придется стать дочерью главы клана Макгрант. Вот и все тайны. Если ты согласна поехать с нами, просто одень клановый перстень.
Он протянул ладонь, на которой лежал перстень с большим сапфиром посередине, по краям которого были изображены витиеватые символы, выполненные из золота. Я смотрела на эту красоту и думала. Я не знаю всех правил этой новой для меня жизни, но это возможность получить семью, отделаться от одиночества и однообразия жизни. Возможность развить свой дар свахи и помочь им хоть чем-нибудь. Да к тому же мне просто страшно оставаться здесь одной, а рядом с Ником я чувствую себя в безопасности. И пока это главное. Я взяла кольцо и, надев его на безымянный палец, попросила:
— Ник, мне надо обязательно написать заявление на увольнение на работе, прежде чем к вам ехать, и еще вещи собрать.
Он облегченно вздохнул и, пересадив меня к себе на колени и крепко обняв, зарылся в мои волосы.
— Я до сих пор не могу поверить, что мы встретили тебя, что теперь ты с нами, со мной. Что ты смогла выдержать и не прошла случайное спаривание. Твой запах невинности такой сладкий, что дурманит голову и рождает дикие фантазии. Ты просто чудо.
Я, пытаясь отвлечь всех от этих пагубных для меня мыслей, наигранно удивленно сказала, делая вид, что принюхиваюсь к себе:
— Да, а я почему то не чувствую никакого запаха?
Напряженно следящие за нами братья, чуть расслабившись, рассмеялись, а Ник насмешливо щелкнул меня по носу. Собралась я за пару часов, доверив квартиру своей хорошей соседке, и мы поехали ко мне на работу увольняться.
Собрав все свои личные вещи, написав заявление и заверив его в отделе кадров, отправилась к ген. директору получать его визу. Зайдя в приемную, заметила странно бледную секретаршу, которая с выпученными глазами смотрела на меня. Я положила ей на стол свое заявление и спросила, где начальство. И тут краем глаза заметила движение в стороне двери в кабинет директора. Повернув голову, увидела интересную картину, от которой на загривке встала шерсть и заорала система оповещения о грядущих неприятностях. В кабинете я заметила трех веров, один из которых в данный момент держал на весу, сжимая горло, нашего генерального, от чего у него вылезли из орбит глаза и кожа начала отливать синевой, а двое других, стояли, подпирая косяки кабинета. В одном из них я с ужасом опознала Берлинского знакомого, брюнета, который караулил мою дверь и бегал за лифтом, и до меня дошло, что, скорее всего, это по мою душу. Широко улыбнувшись грозной троице и махнув ручкой, как будто ничего страшного не происходит, повернулась к выходу и, сделав пару шагов, рванула на спринтерской скорости на выход. Скинув туфли на бегу, рванула вниз по лестнице, не рассчитывая в этот раз на лифт. Я слышала за собой тяжелый бег моих преследователей и, несясь как ненормальная, пыталась анализировать смысл этой погони. Зачем я им понадобилась? Выяснять это лично я почему-то опасалась особенно после увиденного. Что-то слишком часто мне приходится использовать свои ноги, чтобы избавиться от назойливого внимания. Если так и дальше будет продолжаться, я скоро марафон бегать смогу, так натренируюсь. Я уже чувствовала дыхание преследователей, когда, преодолев последний пролет, выскочила в фойе, а потом и на парковку. Заскочив в ожидающую меня машину, я крикнула:
— Давайте скорее сматываться, а то у нас сейчас компания образуется, причем нежелательная.
Трент нажал на газ, а Ник, резко обернувшись, заметил моих преследователей в заднем окне. По тому, как он резко выдохнул, я поняла, что он узнал, кто это, и знание это не принесло ничего хорошего.
— Ты знаешь, кто это, я права? — спросила я, пытаясь отдышаться.
Сощурив глаза, он молча переглядывался с остальными, потом, достав телефон, позвонил:
— Макгрант, за ней началась охота. Первыми на охоту вышли Морруа. Я только что видел Жака, Поля и кажется Рене. Мы на пути в аэропорт, и, судя по всему, нам потребуется дополнительная охрана. Я думаю, они скоро узнают, у кого она. Заявите о ней перед советом. Судя по виду Морруа, они не остановятся ни перед чем, чтобы вернуть ее.
Послушав собеседника, Ник повернулся ко мне и спросил:
— Малышка, ты видела этих волков раньше до сегодняшнего дня?
Я огорченно кивнула и пояснила, где и когда встречала одного из них. Ник задумался на мгновение и, кивнув, продолжил разговор по телефону.
— Да, дядя. Ты слышал? Так вот, судя по всему, в Берлине был Жак с кем-то еще, надо это выяснить. Но так стараться он будет только для себя либо для главы, — Ник потемнел лицом, вслушиваясь в речь собеседника, а потом прорычал. — Мне все равно, она Макгрант, и они ничего больше не смогут сделать, главное — заявить ее совету, и она будет свободна в своем выборе. Хорошо, дядя, до встречи.
Я с тревогой смотрела на Ника, а потом прильнула к нему всем телом, положив голову ему на грудь, и заглянула в глаза:
— Ну что, у меня новые проблемы?
Он расслабился и, запустив пятерню в мои волосы, крепче прижал мою голову к своей груди:
— Не волнуйся, солнце мое, мы решим все твои проблемы. Расслабься и отдыхай. Расти, договорись о зеленом коридоре, нам в аэропорту не нужно лишнее внимание.