Соглашение вора

Глава одиннадцатая

— Ай!

— Хватит ерзать, Шинс. Я бы уже закончила, если бы ты постояла смирно минуту!

— Не могу, — пожаловалась воровка, ощущая дежавю, отходя от умелых, но не нежных рук подруги. — Ты меня ранишь.

— О, во имя Банина, Шинс! Ты все время ноешь! — возмутилась Женевьева, прижимая к ране полоску ткани, пытаясь в третий раз впитать кровь. — Будет болеть дольше, если мне придется начинать каждый раз заново, так что хватит шататься, дай мне это доделать! И было бы лучше, если бы ты сразу пошла ко мне.

Виддершинс стиснула зубы, отчасти от боли, отчасти, чтобы не выпалить что-то. Не стоило злить человека, что тыкал и вытирал рану.

После ее прыжка в окно архиепископа и падения на землю поместья Ритье она поспешила по переулкам Давиллона к одному из укрытий, пробыла там почти весь день, пока не убедилась, что ни стража, ни искатели не проследовали за ней от поместья. Только тогда она с неохотой пошла в «Дерзкую ведьму». Больше ей идти было некуда, хоть она не обвинила бы хозяйку таверны, если бы она выставила ее за дверь.

Женевьева, конечно, так не сделала. Она устала от ночи в таверне, но Жен обвила подругу руками и провела к столу. Жен зажгла лампы, собрала вещи и дала Шинс крепкий напиток, чтобы заглушить боль, а потом начала обрабатывать рану смущенной воровки и читать нотации.

Виддершинс почти не слушала ее. Она спорила со своим напарником.

— Скажи-ка, — шипела она, — почему ты не можешь исправить это, как в прошлый раз?

Она знала ответ еще до того, как ощутила раздраженный вздох Ольгуна. Ее ранили достаточно, чтобы она знала, что божество могло исцелить только так, как могло выдержать ее смертное тело.

То есть, нужно было терпеть, как обычный человек. Все было не так плохо.

— Тебе легко говорить! — прорычала она ему. — Не тебе зашивают ребра! Ай!

И разговор словно прошел по кругу.

— Хорошо, — сообщила Жен, выпрямившись и хрустнув спиной. — Думаю, почти все я обработала. Нужно еще раз промыть рану, перевязать, и ты будешь в порядке.

Виддершинс открыла рот, чтобы задать вопросы, но к ее губам прижали графин с настойкой. Она удивленно выпила, чуть не подавившись. Ее грудь вздымалась, слезы катились по лицу, горло хотело выползти изо рта и уйти в протесте.

— Чт…? — прохрипела она.

— Я подумала, что так будет лучше, — сказала Жен, сжимая в одной руке бутылку, а в другой — бинты.

— Чего? — охнула Виддершинс.

— Вот, — Женевьева налила на рану настойку. Крик прозвучал, будто банши ударила носок. — Ого, — воскликнула Женевьева, опуская бутылку, затыкая пальцами уши. — Я не знала, что люди могут издавать такие звуки.

Виддершинс сжалась, как зародыш, могла даже впиться зубами в сапоги. Она скулила что-то невнятное, но в конце прозвучали слова:

— …убью тебя или сожгу.

— Ладно тебе, Шинс, — нежно сказала Жен. — Снова пойдет кровь, если будешь тревожить рану, и мне еще нужно ее перевязать, — она закончила быстро, перевязала рану так плотно, что Виддершинс казалось, что ребра треснут или вылетят, как зажатый в руке кусок мыла.

— Что ж, — выдохнула Виддершинс, заставив себя сесть на твердом (и кровавом) столе, — это было не самое приятное в моей жизни, но…

Дверь таверны щелкнула и открылась. Ренард Ламберт в сине-лиловом наряде с пером бросился в проем.

— Виддершинс! — громко позвал он, плащ развевался за ним. — Я… а-а-ах! — он пригнулся, едва успев избежать удара графином, который разбился о стену над его головой. Стекло зазвенело вокруг него.

— О, — сказала Женевьева, почти не смутившись, — это твой друг. Прости, Ренард.

— Прости? Прости?! Что ты… ах, кхм, привет, ах, Виддершинс.

Виддершинс, вскочившая, когда дверь открылась, вдруг вспомнила из-за потрясенного вида Ренарда, что Женевьева раздела ее, чтобы обработать рану. Краснея, как монахиня в борделе, она спряталась за подругой и отчаянно потянулась за туникой.

— Не хотела лишить тебя головы, Ренард, — сказала Женевьева, отвлекая его. — Но ты напугал нас.

— Ясное дело, — ответил рассеянно щеголь, безумно озираясь.

— Ты по делу? — спросила холодно Женевьева. — Или просто пришел поглазеть на мою подругу?

— Лучше по делу! — крикнула Виддершинс из-за Женевьевы, ее голос приглушала туника, которую она натягивала через голову. — Если, — продолжила она, выходя из-за подруги в мятой одежде, — хочет уйти отсюда целым.

Ренард выпрямился.

— Я пришел сюда по важному делу, милые дамы, хотя, если бы меня приучили «глазеть», я бы надеялся увидеть двух таких красивых…

— Хватит! — рявкнули они хором.

— Да, — помрачнел Ренард. — Виддершинс, — серьезно сказал он, — гильдия скоро придет за тобой.

— Я это знаю, Ренард.

— Они уже убили стража, пока делали это.

Боль и потеря крови не были причинами ее бледности.

— Что?

Яркий вор преувеличенно описал историю, которую рассказывали по улицам Давиллона, закончив с:

— Тебе повезло убежать раньше, чем он пришел.

— Да, но Брок затаил обиду. Я не…

— Уже нет. Может, до этого была личная вендетта, но теперь вся гильдия вовлечена. В следующий раз они придут за тобой с позволения лорда.

— Почему? — прозвучало как скуление ребенка.

— Кто-то рассказал, что ты глупо пыталась ограбить архиепископа.

— О, Шинс, — возмутилась Женевьева, опускаясь на ближайший стул.

— Нет! Ренард, это невозможно! Никто меня не видел, кроме самого архиепископа! — она не заметила, что сама подтвердила Ренарду правдивость истории. — Кроме…

— Да?

Виддершинс рухнула на стул.

— Де Лорен мог описать меня Джулиену Бониарду. Или у убийцы был помощник, который заметил, как я предупредила архиепископа.

Ренард моргнул.

— Убийца?

— Да. Долгая история. Потом расскажу.

— Но…

— Долгая. История. Потом. Расскажу.

— Ладно, Шинс, — сказал Ренард. — Но тебе нужно убираться отсюда. Я вряд ли опередил их дольше, чем на час. Им приказали взять тебя живой и относительно невредимой, но ты знаешь, как все может развернуться. Особенно, когда один из отрядов ведет Брок.

— Хорошо, идем, — Виддершинс ловко встала, скривилась, поднимая рапиру и отмычки с пола. — Жен, ты со мной.

— Что? Я…

— Слушай, Жен. Обычно наша дружба не привела бы гильдию к тебе. Торговцев трогать плохо, если они никак тебе не вредили. Но сейчас они могут так злиться, что заглянут к тебе. Ты идешь со мной. Ты вернешься позже, когда будет безопасно.

— Но…

— Сейчас.

Женевьева вздохнула, но не спорила. Странное трио вышло тут же за дверь, оставив лишь тряпки в крови и грязный стол за собой.

Люк и Генри Робе встретились в небольшом кафе на улице, озаренные свечами на столах, где друзья не привлекали внимания, а никто из прохожих не рассмотрел бы их лица. Остальные наемники Апостола сидели неподалеку, фигура в бинтах нависала за ними.

— …звучит радостно, — докладывал Робе. — В первую ночь ее там не было, а когда они решили последить за таверной, там было пусто. Им не хватает людей, чтобы следить весь день, но они будут возвращаться туда. Они уверены, что она появится рано или поздно, а сейчас Брок хочет следить и ждать.

— У таверны есть название? — спросил Жан Люк, потягивая чай, оттопырив мизинец.

— «Дерзкая ведьма».

— Покажи.

Мужчины посмотрели на существо, что заговорило под маской бинтов, от его голоса столик задрожал, пламя свечей заплясало.

— Конечно. Можно мы закончим…?

— Покажи сейчас.

Во главе был Жан Люк. Но они с Робе быстро встали на ноги, не желая спорить.

Они пошли по улицам, и Робе задумался на миг, что случилось с ворами, что шли с Жаном Люком и его союзником-демоном. Но он решил, что не хотел знать.

— Это глупо, Шинс! — прошипела Женевьева в шестой раз, пока трио шло по грязному переулку в мусоре. Запахи гнилого мусора, алкоголя, рвоты и испражнений сплелись в жуткий аромат, что ласкал сырые улицы. Он даже крыс отгонял. Под ногами хлюпало, запах добавлялся к уже невыносимой вони, что почти отравляла.

— Я готов согласиться с мадемуазель Маргулис, — добавил Ренард, замирая, чтобы поднять сапог и осмотреть грязную подошву. — Если не учитывать опасность нашему здоровью — хотя это тоже важно — тут проблем все равно много. Эту одежду не спасти. Мне придется сжечь ее.

Виддершинс тихо шла по переулку перед ними, замерла, и ее плечи поднялись от вдоха.

— Ладно, хватит уже! Это важно, так что молчите и двигайтесь. Чем быстрее дойдем…

— …тем быстрее уйдем, — ответили хозяйка таверны и вор. — Ты это уже говорила, — добавила Женевьева. — Но это если ты выживешь, Шинс.

— Слушайте! — Виддершинс повернулась, кривясь, задев повязки. — Нам нужно спрятаться, да? Может, на какое-то время. Потому нам нужны деньги. Что не ясно?

Ренард кашлянул, поднеся кулак к лицу.

— Думаю, Виддершинс, тебе лучше пойти домой и забрать монеты, хоть те, кто охотятся на тебя, могут знать, где ты живешь.

Девушка лениво пнула кусок чего-то на дороге. Он ударился о стену переулка со шлепком и прилип.

— Я же говорила, я тут не живу. У меня есть несколько комнат в городе. Под чужими именами, — добавила она, когда Женевьева открыла рот, но позеленела, когда вдохнула запах переулка. — У меня везде запасы. Нам хватит на какое-то время. И это безопасно! — заявила она, увидев их хмурые лица. — Люди не могут знать об этом месте. Они не могли связать его со мной. Никак! Если это вас успокоит, — продолжила она, — можете постоять тут, пока я сбегаю за деньгами, — она указала на перекошенное здание в четыре жутких этажа. Дыр там было больше, чем кирпичей. Деревянная лестница сбоку здания напоминала мертвую лозу — отклонялась от стены в нескольких местах, прочность ее была как у стеклянного тарана.

— Знаешь, — ответила потрясенно Женевьева, — так будет лучше.

Виддершинс невольно улыбнулась.

— Я на пару минут, обещаю. Не о чем переживать.

— Переживать? — спросила Женевьева у Ренарда, когда их подруга пропала в тенях. — С чего нам переживать?

— Даже не представляю.

Они долго стояли, пытаясь не дышать, боясь, что легкие взбунтуются и убегут от них. Женевьева повернулась к Ренарду, впервые посмотрев ему в глаза.

— Она не знает, да?

— Прошу прощения, милая? Кто чего не знает?

— Виддершинс. Она не знает о тебе.

Глаза Ренарда расширились на миг, а потом сузились.

— Уверен, я понятия не имею, о чем…

— О, ладно тебе. Ты — профессиональный вор, член гильдии на хорошем счету, но рискуешь жизнью и положением, пребывая тут. Я люблю Виддершинс, Ренард, но порой она такая дура. Но я не такая.

Щеголь сдулся, даже яркие краски его наряда потускнели (хотя дело явно было в атмосфере переулка).

— Ты же ничего не скажешь? — взмолился он.

— Почему это? — спросила Жен.

— Посмотри на меня, мадемуазель. Я — всякий, и я за это не извиняюсь, но разве Виддершинс может воспринять меня серьезно?

— Ты будешь удивлен, — сказала она ему. — Но я ей не скажу. Говорить тебе.

— Спасибо.

Казалось, сказать им больше было нечего.

Уверенность Виддершинс прожила до середины лестницы, именно там вся лестница застонала и сдвинулась на пару дюймов влево. Она застыла, сжимая гнилое дерево так крепко, что оно стало раздавливаться в ее кулаке.

— Ольгун? — прохрипела она. — Ольгун, ты… кхм, можешь сделать так, чтобы эта штука не рухнула подо мной?

Ответа не было, но лестница подвинулась. Пыль сыпалась сверху, на волосы Виддершинс, щекотала ее нос. Она вдохнула пару раз, не дав себе чихнуть, ведь от этого все могло рухнуть.

— Ольгун? — шепот, ведь она боялась, что даже мелкий звук разобьет лестницу.

С тихим смехом Виддершинс ощутила знакомые иголки в воздухе, ощутила, как гниющее дерево твердеет под ее ногами, поднимаясь.

— Очень смешно, Ольгун! — прорычала она, лицо пылало от смеха, что звенел в ее душе. — До истерики.

Божество продолжало смеяться.

— Когда закончишь, — едко сказала Виддершинс, — будет поздно нас поднимать.

Божество взяло себя в руки через миг — и миг был долгим, Виддершинс в это время раздраженно смотрела на созвездия, которые не затмила луна и не скрыли облака. Она отметила, что к утру мог пойти дождь.

Ольгун решил перестать шутить, и они полезли вверх по прочной лестнице.

Виддершинс замерла наверху, не у двери, а в правом углу площадки. Пальцы умело нашли трещины в стене, ноги скользнули в выбоины, что были лучше лестницы. Она полезла, как паук, миновала несколько окон, замерла у четвертого. Она подвинула скрытый крючок на окне, подняла окно и проникла внутрь тихо, как лунный свет.

— Хорошо, — сказала она скорее себе, чем Ольгуну или пустой комнате. — Это было просто, — тьма не мешала, она пошла по комнате, собирая вещи. Она сразу замерла у дешевого шкафа в углу. Золото лежало за его стенкой. Она опустилась, чтобы подвинуть шкаф и забрать припасы. — Сделаем это и уйдем отсюда.

— Согласен.

Голос был твердым, гудящим, словно кто-то говорил с полным ртом гравия и битого стекла. Виддершинс откатилась и вскочила на ноги с рапирой в руке. Было слишком темно, чтобы увидеть противника, хоть она была уверена, что миг назад тут никого не было. Кто это был? Как он прошел?

И почему Ольгун не предупредил ее?

И как они вообще нашли ее?

— Невозможно! — прошептала она, готовясь к атаке, не замечая, что говорит вслух.

— Думаю, ты сказала товарищам ждать снаружи в грязном переулке, — его голос бил по ней. — И ты права была.

Виддершинс бросилась, направляя клинок на жуткий звук, но не попала по чему-то плотному.

— Кого ты решила уколоть иголкой, девочка? — вопрос донесся справа. Виддершинс не ощущала ничего человеческого в этом жутком голосе, только опасность.

— Тебя, если тебе хватит смелости показаться! — это была бравада, но ей нужно было видеть, против кого она бьется.

— Так лучше?

Виддершинс не могла говорить, едва дышала. Скуление сорвалось с ее губ.

Оно было высоким, сгибалось, чтобы не задевать потолок. Четыре конечности были длинными и тонкими, словно маг взял обычного человека и растянул. Его плоть была неровной и коричневой, когти напоминали ржавое железо, а голова была бесформенным смешением человека и кабана. Тонкая перепонка трепетала между его рук и грудной клеткой, змеиный отросток торчал между ног, а еще торчали клыки и раздвоенный язык.

И, что ужасно, оно пахло медом.

Но ни ужас, ни страх вызвали отчаянный звук у Виддершинс. А узнавание.

— Здравствуй, Адрианна, — проурчало адское существо, задумчиво потирая кривой подбородок когтями. Виддершинс показалось, что вокруг нее все стало темнее, тяжелее, словно тень существа была осязаемой. — Или лучше Виддершинс? Я бы не хотел оскорбить тебя после стольких лет разлуки.

Оно бросилось огромным прыжком, перелетело комнату, и Виддершинс было некуда бежать.