София, Анна, Мара...

8.

Как и говорил, месяц бесновался я от злобы и отчаянья, сея смерть в ночной столице. Будто невидимая пружина сорвалась и запустила адскую машину уничтожения. Только одно могло остановить зверя – женщина, но особая. Как в песне: «Я ищу в этом городе женщину –

единственную, свою». Кто она, было известно только пришлому злу, жившему во мне. А пока все особи оказались лишь пустышками, ненужными вместилищами человеческой плоти.

Поздний звонок в дверь не удивил меня, хотя я вёл жизнь затворника и свёл скудное общение только к контактам с коллегами по работе и больными. Сладостная дрожь и ужас охватили всю мою сущность. Зверь знал, что за неоткрытой ещё дверью его ждёт вожделенная добыча, а меня ужасало знание, что сладостная добыча – моя сестра! Что за жестокий жребий привёл Софию к порогу ада? Или было то предначертано, когда две наши бабки развлекались со старинными книгами и заигрались с чёрным колдовством? А может гораздо раньше сам нечистый, писавший свои дьявольские труды, заложил наши судьбы на жертвенный алтарь?

Так что, поворачивая задвижку замка и открывая дверь, я знал, что на пороге стоит та, кого так жаждал монстр, спрятанный во мне. Моя сестра София! От вида её моё дыхание сбилось. Она стала прекрасна. За годы разлуки из четырнадцатилетнего подростка сестра выросла в женщину чудесной красоты. Высокая стройная блондинка с прозрачными голубыми глазами на иконописном лице, которое будто светилось изнутри. Кожа её была свежа и чиста, как у младенца, а запах сводил зверя с ума от охватившего вожделения. Он хотел наброситься на неё прямо на пороге и мучить, мучить молодое сладкое тело, причиняя невыразимое блаженство, доводя до умопомрачения.

Но голос крови был сильнее, и тварь присмирела. Увы, не навсегда! Что мог сделать я – жалкое ничтожество, чтобы она ушла, исчезла, если чудовище во мне ликовало. Я мог только ненадолго отсрочить приближающееся несчастье, впитывать в себя радость встречи, излучаемую сестрой любовь и пытаться навсегда запомнить её счастливой.

София долго пеняла мне, что я совсем пропал из жизни семьи. Рассказывала о родителях и о произошедших в местечке событиях. Я слушал в пол уха, просто наслаждаясь звуком её голоса, улыбкой, грацией жеста, которым она поправляла пряди роскошных длинных волос. До позднего вечера говорили мы и не могли наговориться. Усталость брала своё, а я боялся уснуть. Я пытался помешать дьяволу, но проиграл поединок потустороннему присутствию. Той ночью, как ни странно, чудовище проявило несвойственное ему сострадание и отключило моё сознание, так что очнулся я только ранним утром.

София спокойно спала в комнате, где я оставил её. Спящая сестра выглядела ангельски прекрасной. На лице её играл легкий румянец, губы приоткрылись, и зубы блестели матовым перламутром. Софи спала, а я сидел возле её постели, как часовой. А она спала, спала и спала. Вот тогда страх начал сжимать мне сердце. Сестра не просыпалась. Поначалу я осторожно попытался разбудить её. Затем всё сильнее. Я похлопал Софию по щекам, потряс за плечи – она спала. И тут с запозданием я почувствовал, что не ощущаю в себе больше чужеродного присутствия. Я – это я, а демон исчез! Ужас пробрал меня до костей. Что произошло ночью с моей малышкой? Почему нечто покинуло моё тело? Я терялся в догадках. Через двое суток тщетных попыток разбудить сестру, я начал понимать, что разум Софи не вынес встречи с инкубом. Она впала в летаргический сон.

О летаргии до сих пор нет у медицины однозначных знаний. Она так и остаётся пока неразгаданной загадкой. Забвение и бездействие – вот что значит летаргия. Врачи называют её заболеванием мозга, которое делает вас уставшим.

Да, образование мне помогло. Я мог делать необходимые процедуры, чтобы поддерживать жизнь в теле человека в летаргическом сне. Вот чего добивался демон, когда заставил меня связать жизнь с медициной. Но самое ужасное открытие меня ещё ожидало впереди. Пока же моё существование ограничилось работой в клинике и уходом за сестрой. Зонды, капельницы, уколы – так и шла бесконечной изматывающей полосой череда дней. Я не имел возможности нанять сиделку. Впутывать в страшную историю, подвергать кого-то ещё опасности, нет, мне хватало жертв. А вдруг София очнётся в моё отсутствие? И останется ли она человеком? Мысли терзали меня постоянно. Я чувствовал – зло не исчезло. Оно вернётся, и возвращение его будет неожиданным и страшным.

Проходили дни, месяцы, но ничего не изменилось в состоянии Софии. Разве что, румянец совсем пропал с её чудесного лица. Как-то бережно моя сестру – она была такой лёгонькой, что я частенько на руках относил её в ванную и мыл, я заметил, что у неё наметился небольшой животик. Но сразу не придал этому особого значения, ведь София совсем не двигалась, а за её искусственным питанием я строго следил. Но с каждой неделей она прибавляла в талии, и пора мне было уже перестать обманывать самого себя, закрывать глаза на очевидный факт. София была беременна, и даже не стоило говорить, кто отец её ребёнка! Жуткий монстр, что владел моим телом. Моё сознание расщепилось в один момент. Одна часть требовала убить сестру немедленно, другая необдуманно надеялась, что всё разрешится благополучно. Я слушал сердцебиение плода, и не замечал в его ритме никаких отклонений, наоборот, этот тихий ритм словно завораживал меня. «Хочу жить, дай мне жить».- Эти слова постоянно преследовали мой слух в утробном биении. И я говорил себе, что ужас закончился, больше не произойдёт ничего плохого. Ребёнок родится нормальным, Софи очнется от зачарованного сна, мы будем жить долго и счастливо. Таким образом я и проуговаривал себя до срока родов.

Мне ничего иного не оставалось, как задействовать всё влияние и связи, чтобы уложить Софию в клинику. Провести подобную операцию в домашних условиях я не имел возможности. Наконец, час икс наступил.

В операционной я справился один и за анестезиолога, и за медсестру, и за хирурга. Не мог же я рисковать чужим рассудком и жизнью, не зная, что произведёт на свет моя несчастная сестра! Мои руки дрожали, а внутри меня всё трепетало от страха перед неизвестностью. Операция проходила в обычном порядке, состояние Софии было стабильным и не внушало опасения. Делая надрез на матке сестры, я неистово молился: «Господи, только бы не ужасного уродца выносила в себе бедная девочка!» И какое же счастье я испытал, когда извлёк на свет очаровательного младенца. Это была девочка, абсолютно здоровая без видимых отклонений. Единственное, что насторожило меня – дитя не закричало, когда я шлёпнул его по крохотной попе. Она лишь широко распахнула необыкновенные фиалковые глаза. И я погиб. С той минуты я стал рабом, инструментом, подданным, безвольной тряпкой – не знаю, как ещё себя назвать, прелестной крохи. Я с трудом оторвался от ребёнка –

мне срочно пришлось заняться Софией. Закончив оперировать, я отвез сестру в реанимацию, а сам не смог покинуть клинику и просидел всю ночь в детском отделении, не отводя взгляда от малышки. Она большее время спала, но если глазки её открывались, то пристально, с не младенческим разумом разглядывали меня. И какой же зачаровывающий у неё был взгляд! Я пропадал в её фиалковых глазах, у меня просто отключался рассудок. Когда ребёнок засыпал, я удивлялся, думая, что прошли минуты, а пролетали часы.

Наутро в детское отделение вихрем влетела реанимационная сестра Аннушка. Она сбивчиво прошептала мне на ухо: «Она очнулась, скорее, скорее, Андрей Геннадьевич!»

Ну, вот и познакомились, дорогой читатель. Андрей это я – ваш покорный слуга. Бабушка назвала меня в честь апостола, пыталась защитить от нечистой силы святым именем. Это всё равно, что махать чесноком перед вампиром, глупые поверья. Но продолжу, ни к чему отвлекаться, когда не знаешь, сколько тебе отпущено.

Вместе с Анной я поспешил в бокс, где лежала сестра, и нашёл Софию в полном сознании. Крупная дрожь сотрясала её худенькое тело. Увидев меня, она приподняла с подушки голову, и горячечно зашептала пересохшими губами: «Убей её, Андрюша, убей чудовище! Убей! Убей! Убей!» Аппаратура бешено замигала и начала противно пищать. «Электрошок! Адреналин!» – Выкрикнул я, как безумный. Полчаса мы с Анной пытались реанимировать сестру, посылая разряды тока в её неподвижное тело и делая массаж сердца. Увы, всё было тщетно. Моя помощница заметила, что я не в себе, и пробовала остановить меня – тянула в сторону от кровати за полу халата, причитая: «Хватит, Андрей, хватит! Она умерла!» Я, казалось, обезумел от горя. Упав на колени возле любимой сестры, я заливался слезами, и горечь переполняла всё моё существо. Я давился этой горечью. Мне хотелось исторгнуть её из себя – выблевать, как несвежую еду. Анна, тихо поскуливая, плакала в углу, усевшись прямо на пол. Сколько времени прошло не знаю. Вся наша жизнь пронеслась перед моим мысленным взором. Детские шалости и секреты, смех сестры, поворот её головы, загадочная полуулыбка и то восхищение и обожание, с которым она всегда смотрела на меня.

Вот так не стало моей дорогой Софии.