Собрание сочинений. Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 1

Рэмси Кэмпбелл ПЕРЕД ГРОЗОЙ

Над городом солнце напряглось в серой пустоте; из-за горизонта с грохотом приближалась гроза. По всей Уолтон-Стрит люди вырывались на открытое пространство, чтобы отдышаться, тщетно пытаясь избежать жары в своих офисах. Ослепляющее солнце словно застыло над зданиями.

Внезапно он понял, что ещё до того, как в город ворвётся гроза, жара высвободит жизнь, шевеление которой где-то в темноте он ощущал даже сейчас. Куда он мог спрятаться? Следует выбраться из толпы покупателей, самое лёгкое прикосновение которых вызывало у него мучительную боль; но как он мог покинуть раскалённую улицу? Мужчина повернулся, чтобы посмотреть на размытые здания, и сумел сфокусироваться на входной двери слева. Он нырнул в низкий вестибюль, задев банку с деньгами, которые рассыпались на столе газетчика, и увидел лифт.

Стены были безликими, за исключением ряда кнопок перед его лицом. Инстинктивно он нажал пылающим от боли пальцем на самую верхнюю кнопку. Двери закрылись, и лифт поехал наверх, незанятые ничем руки мужчины безвольно опустились. Его бегающие глаза упёрлись в потолок; ему показалось, что нечто маленькое и круглое столкнулось с крышей. Он пополз через пещеру, потолок которой находился всего в тридцати сантиметрах над ним. Здесь не было света, но он как-то мог видеть пауков, которые роились над его головой, покрывая всю крышу. Периодически пауки мягко падали на него. Затем появился конец пещеры: изогнутая стена от пола до потолка, отсекающая все пути к бегству. Раздалось громкое шуршание. Мужчина перевернулся на спину и увидел, как шаровидные тела падают с потолка и мчатся к нему через пещеру, кусаясь. Его охватило безысходное отчаяние, когда пауки стали пробираться в его рот.

Его пылающая рука ударилась об открытую дверь лифта. Он упал в пустой вестибюль. Окна сияли впереди него, но, по крайней мере, солнечные лучи уже не светили прямо в помещение. Нарисованный на стене указательный палец с неразборчивыми словами над ним направил мужчину в нужную сторону. Здесь было лучше, чем на улице; через одно открытое окно даже немного дул ветер. Мужчина повиновался пальцу и захромал по короткому коридору, в конце которого он последовал указанию другого светящегося табло. Оно привело его в комнату, похожую на приёмную.

Справа он увидел дверь, которая приглашала его войти. Слева открылась перегородка, и лицо качнулось в окошке. Имелось ли какое-нибудь укрытие в том направлении? Нет, окошко было слишком высоко, чтобы в него можно было пролезть, и мужчина отвернулся, его голова закружилась, и, спотыкаясь, он прошёл через правую дверь.

У него не было чёткого представления о комнате за этой дверью, но его это не беспокоило. У него сложилось впечатление, что рядом с ним стоят шкафы, длинная, высокая комната, и вдалеке кто-то переговаривается шёпотом. Только одна вещь имела значение: стул впереди, возле стола. Мужчина пошатнулся и мучительно опустился на стул. Затем он закрыл глаза. Но тут же спохватился и открыл их; но всё же на мгновение его затянуло вниз на изрытую ямами равнину с разрушенными башнями, из которых высовывались робкие руки. Лихорадочный жар прожигал мужчину. Он в отчаянии моргнул и обнаружил молодого человека, сидящего рядом за столом, возможно, из множества людей он находился ближе всех. Мужчина крикнул, как мог, и увидел, как молодой человек вопросительно смотрит на него, медленно встаёт, подходит, постепенно вырываясь из жидкой дымки.

— Кто это?

— О, извините, — добавила Джоан, поняв, что Боб отвечает на телефонный звонок. Молодой человек что-то подтвердил и взял другую трубку, дав ей сигнал, что он открыт для обращений.

— Просто похоже, что кто-то странный пришёл на собеседование, — сказала она. — Вон там, возле стола для приёма. Он выглядит очень больным.

— Да, мне сообщили по коммутатору. Кажется, он проигнорировал девушку в окне справочной и пришёл прямо сюда. Выглядит как налогоплательщик, у которого проблемы. Пусть с ним поговорит кто-то другой. Если найдётся кто-нибудь. Я не провожу консультации.

— Ну, ты же не думаешь, что я буду им заниматься! Во всяком случае, — заметила она, — похоже, что он закреплен за Берни.

Это будет сложно и неприятно, подумал Бернард Коэн, садясь за стол. По крайней мере, стол являлся барьером между ним и мужчиной напротив. Бернард видел, как тот вошёл; было бы невозможно не заметить его появления, так как ботинки мужчины неловко стучали по полу в смехотворно кривоногой походке. Неприязнь Бернарда усилилась, когда мужчина подошёл ближе. По городу ходит много небритых людей, но они выглядят несомненно лучше, чем этот мужчина; пальто пришельца было грязным; всё его тело было бледным и раздувшимся, как у утопленника, а в его выпученных глазах полопались капилляры. Он, казалось, находился на последней стадии какой-нибудь гадкой болезни.

— Вы за справкой о подоходном налоге? — спросил Бернард.

И он увидел, что беседа будет хуже, чем он ожидал. Рука мужчины поднялась и слегка хлопнула по уху; он открыл рот, и нижняя челюсть его повисла. Бернард с удивлением подумал: умственно неполноценный? Затем рот мужчины задвигался, и из него понеслись громкие звуки. «Уа-уу… эээ» разнеслось по офису. Сотрудники стали удивлённо оглядываться по сторонам. Бернард ничего не мог понять.

Он попробовал снова обратиться к посетителю.

— Не могли бы вы сказать мне своё имя? Это помогло бы.

Но теперь углы рта у мужчины повернулись вниз, а руки дико затряслись. Он снова начал издавать звуки, хриплые, более раздражающие. Бернард кашлянул.

— Простите, — сказал он и поспешил выйти из комнаты.

Оставшись в одиночестве, изолированный стенами из оптического тумана, мужчина положил подбородок на руки; даже от этого действия у него закололо в локтях. Его одежда сморщилась до состояния второй кожи и свободно оттопыривалась всякий раз, когда он двигался. Мужчина огляделся, напрягаясь от неопределённости. Впереди и слева от него был недавно освобождённый стол, усыпанный образцами заявлений; рядом с ним устало висели закрытые шторы. Его голова качнулась вправо; глазам удалось распознать металлический шкаф с высокими двойными дверцами. Высокие двойные двери — как в том доме…

Он поверил, когда его впервые вовлекли в Сообщество однажды ночью в пабе; весь его скептицизм испарился, когда возле одного из маленьких близлежащих городов они повели его вниз по ступенькам в яму; и к тому времени, когда он поднялся из этой ямы, испытав прикосновения и шёпот невидимых обитателей чёрных озёр внизу, он был отгорожен от любого вида мирского знания. Поэтому, когда он спустился по Саут-Стрит в ту ночь и пришёл в дом за дорогой, он принял в качестве истины легенды, на которые намекали местные жители — об огромных лицах, которые выглядывали из окон этого дома; о формах, видимых на его крыше в свете луны. Ведь этот дом служил резиденцией ведьмы, которая однажды десять лет назад с криком выбежала из дома, стряхивая фигуры, копошащиеся на её теле, и исчезла в близлежащем лесу. Но если бы он ушел с сомнениями в голове, то такие сомнения исчезли бы при виде дома. Искривлённая остроконечная крыша и шаткая дымовая труба вырисовывались на фоне почерневшего неба, передняя дверь висела открытой на скрученных шарнирах, окна смотрели в небо; дом словно поджидал гостей.

Мужчина прошёл под навесом со странными резными символами. Всё выглядело так, будто он перевернул камень в каком-то тёмном влажном месте; он почувствовал, что вещи оживают и отступают в темноту. Его охватил страх, который он подавил только вспомнив о сделке, на которую согласился. Место было живым — мужчина почувствовал, что жизнь пульсировала и смотрела на него из каждой неосвещённой комнаты. Когда он прошёл мимо железной балюстрады лестницы, что-то переместилось над его головой в отфильтрованном лунном свете, и он подумал, что видит объект, похожий на хвост чего-то огромного, что быстро исчезло за изгибом лестницы. Двери в зале за балюстрадой были закрыты; возможно, их закрыли только что, потому что из одной комнаты раздалось хлопанье, словно кто-то расправлял крылья. Дверь последней комнаты зияла темнотой; мужчина поспешил пройти мимо неё, но не мог не заметить кровать в глубине комнаты и бледную неподвижную фигуру, сидящую на кровати. Теперь мужчина оказался перед высокими двойными дверьми в конце зала. Он стоял в нерешительности, но вдруг услышал, как что-то тяжёлое стало с грохотом стало спускаться по лестнице. Мужчина распахнул двери и прыгнул вперёд.

Он провалился в полную темноту и закричал, когда одна его нога машинально выдвинулась, чтобы избежать падения, и не нашла пола для опоры. Казалось, что падению никогда не будет конца. Он тщетно пытался отдышаться, когда невидимые порывы ветра завыли над ним. Он летел вниз по туннелям, покрытым мягким веществом, и ему не хотелось знать, что это за вещество. Но, наконец-то, он ударился о дно: круговую область из какого-то резинового материала. От неё мужчина отполз вниз по проходу, ощущая формы в темноте, которые пульсировали и отскакивали от его рук. Он вышел в огромный склеп с арочным потолком; сюда вели бесчисленные проходы и все они сходились на тёмном колодце в полу. Мужчина похолодел при виде этого колодца, и, пока он стоял в нерешительности, то увидел, как из проходов к краю колодца выскользнули белые существа. Он понял, что это те самые, которые вытолкнули его из его убежища. Затем что-то зашевелилось на стене. Из темноты вылез раздутый побледневший овал, который поддерживали бесчисленные бесплотные ноги. В студенистом овале сформировались глаза и посмотрели на мужчину. И он поклонился, как ему сказали, и обратился к ужасу по имени — Эйхорт — и под арочной крышей посреди ночных туннелей сделка была заключена.

Он снова почувствовал стол перед собой, сиденье под ним, голоса, которые стихли, и жар, который мучал его, — всё это так же внезапно появилось, как и исчезло до этого. Он старался держаться, но это было не воспоминание о колодце и туннелях, а реальность.

Он пробирался по спиральному пандусу из какого-то сверкающего металла, и не знал, с какой целью. Он подтянулся к краю, его тело реагировало на незнакомые движения и на одну головокружительную секунду он выглянул наружу. Пандус поднимался по внутренней части башни, которая простиралась вниз и вверх намного дальше, чем он мог видеть. Пытаясь разглядеть, что находится в самом низу, мужчина заметил фигуру, которая с ужасающей скоростью по спирали поднималась к нему. В слепом ужасе он отпрянул назад. В стене не было ни одного окна, и он был почему-то даже рад тому, что не видит мира снаружи, потому что в своём бегстве он проносился мимо фресок, изображающих городские башни, которые поднимались из болота — город, по улицам которого ходили высокие скелеты, лица которых всегда были закрыты. Слабая надежда вновь подтолкнула мужчину к краю, чтобы посмотреть наверх, но крыша всё ещё находилась за пределами его поля зрения, и когда он повернул назад, металлическая поверхность отразила его и то существо, что мчалось к нему снизу, но теперь оно стояло в одном шаге позади него. Мужчина вскрикнул.

Бернард отвёл глаза от Джоан и Роберта, которые жаловались ему:

— У нас тут псих какой-то.

Мистер Видалл поспешил к ним.

— Что случилось с тем парнем? Кто им занимается?

— Я, но я не мог с ним справиться, — ответил Бернард.

— Ну, кто-то же должен иметь возможность иметь дело с ним! Боже! — прошипел мистер Видалл. — Что подумают налогоплательщики за другими столами? Чей это клиент?

— Я даже не выяснил этого… или скорее, не смог…

— Кажется, вы работаете в нашем отделе достаточно давно, чтобы справиться с такой процедурой. Хорошо, я сам поговорю с ним.

Видалл направился к дальнему концу комнаты, оглядываясь, пока сотрудники не разошлись по своим местам, и подошёл к столу. Но глаза сидящего человека были словно стеклянные и ничего не выражали. Это был очень больной человек, решил мистер Видалл, и коснулся его запястья, чтобы пробудить посетителя, но тут же с тревогой отдёрнул свою руку, потому что кожа мужчины пульсировала, как будто под ней ожили все нервы и мышцы.

Ночное небо было не таким, как на Земле. Чёрный город вокруг него был разрушен; его столбы лежали на каменных лестницах; стены с маленькими окнами покрылись ледяными сосульками. Какова бы ни была миссия мужчины, ему не следовало входить в эти лабиринты улиц; чем более мёртв город, тем больше жизни он скрывает. Что-то выглядывало из-за столба; позади мужчины послышался шорох мусора, и он обернулся, чтобы увидеть, как к нему приближается фигура в лохмотьях и капюшоне. Пока он беспомощно стоял, фигура скользнула ближе, капюшон наполовину раскрылся и под ним оказалась голова из летающей паутины. У мужчины не было шанса закричать, когда голова прижалась к его лицу.

Рука на его запястье пробудила картину из стола и стула. Напротив него всплыло видение человека; он что-то выспрашивал у него. Это не походило на предыдущий опрос; манеры этого человека были слишком официальными. Человек наклонился ближе и спросил шёпотом, который пронзил мужчину насквозь:

— Скажите, пожалуйста, что случилось?

Может быть, это слуга Эйхорта или, возможно, член какого-то культа? Если это так, он может вытащить его из тени на солнце — он должен тянуть время. Объяснить. Но его горло словно сжалось, и он не мог выдавить из себя ни звука. Он резко повернулся в кресле и увидел стол, обрывки бумаги, разбросанные шариковые ручки. Рукой, которая свисала, как вырванный зуб, он нащупывал их так отчаянно, что в конце концов сгрёб всё перед собой.

Его кожа зудела, но он не осмеливался прикоснуться к ней. Боль в руке подавила все другие ощущения. Мужчина теребил ручку и пытался думать о том, какие вещи из его памяти помогут описать его бедственное положение. Но совсем другие образы теснились в его голове, то, что он видел, места, которые он посетил: колоссы охраняли чёрные каналы на Югготе — свистящие головы — звуки рога, которые преследовали его в лесах Тонда — гигантский глаз, выглядывающий из-за деревьев — лицо, которое изрекало слова в бездне за краем — мёртвые существа на орбите вокруг миров за пределами Шаггаи — закрытые потайные склады в портовом городе — последнее откровение у озера Глааки — выгоревшие на солнце здания забытого города, на стенах которого пульсировало слово «ТРАК», и в углах которого белые фигуры слабо двигались…

Мистер Видалл был непонимающе встревожен. Мужчина перед ним начал писать, его лицо скривилось от напряжения, затем его глаза потускнели, и он застыл от паники. Почти ритмично ручка в его руке боролась с бумагой, медленно выписывая слова:

«Заключил сделку с Эйхортом, Богом Лабиринта. Дал мне другие жизни. Жизнь торговца бумагами не имела значения, потому что я мог перейти в другие тела, оставляя своё, чтобы оно продолжало работать. Но люди сказали мне, что я не всё знаю о сделке. Никто не делал этого больше, ведь те, кто долго занимался перемещением своей души, использовались Эйхортом, для чтобы отправлять Своих детей в наш мир. Теперь я не могу контролировать свои перемещения. Когда Его слуги умирают, они входят в моё тело и заставляют меня входить в их тела и умирать там. Не смогу контролироватьЕго детей, когда они придут, есливы не позволитемне остаться…»

Ручка дрогнула; больше нечего было сказать, и опухшая рука положила её на стол.

Мистер Видалл перечитывал криво выписанные буквы, которые темнели на фоне наступающей грозы, и не видел в них никакого смысла. Он был уверен, что мужчина и физически, и психически нуждается в медицинской помощи, и что его следует сопроводить из офиса, так или иначе, и как можно скорей. Он наклонился к мужчине и сказал: «Думаю, теперь я понимаю. Подождите, я свяжусь с тем, кто сможет вам помочь».

Таким образом, он был одним из слуг Эйхорта и призвал других начать вторжение. Мужчина вскочил на ноги, чувствуя, как боль разрывает его конечности. Он должен уйти, разыскать другое убежище. Комната становилась темнее, как будто кто-то поглощал стены. Спотыкаясь, он добрался до двери и распахнул её. Болезненно качаясь, он вышел через приёмную в вестибюль. Сзади зазвучал голос. Куда идти? Лифтам потребуется время, чтобы отреагировать на нажатие кнопки. Мужчина увидел дверь справа, бросился к ней, его ноги отяжелели и закипели.

— Не туда! — крикнул мистер Видалл.

Выйдя из офиса с папкой, Роберт увидел, что произошло. Он не упал в обморок, но бросился обратно в приёмную и рывком открыл дверь кабинета. Джоан уже выходила, но он толкнул её назад и каким-то образом уговорил её и остальных сотрудников не подходить к двери. Наконец, появился мистер Видалл, очень бледный, пытаясь успокоить людей, сказав им, что вызвал скорую. Он не позволил никому выходить из комнаты.

Но вскоре он дал Роберту знак рукой, чтобы тот вышел из кабинета, и позвал обыскивать открытые комнаты, лестницы и залы здания на предмет чего-то, что он не уточнил. Струи дождя извивались на окнах, пока они обыскивали комнаты; гром торжествующе грохотал над зданием. Они ничего не нашли. Тем не менее, мистер Видалл устроил себе переезд в другой офис, а Роберт убедил его переместить также себя и Джоан. Оставшиеся сотрудники не нуждались в переезде, они даже не заметили объект, от которого врачи из скорой помощи отводили глаза, когда поднимали его с пола вестибюля. Роберт не любит думать о том, что может угрожать людям, работающим в этом высоком офисном здании, особенно после наступления темноты.

Ибо хромой посетитель распахнул дверь, несмотря на предупреждение мистера Видалла, и оказался лицом к крышам города, видневшимся за пожарной лестницей. В дверной проём ворвался застоявшийся воздух, и в мужчину ударил последний чистый луч солнца, настолько точно, что это казалось преднамеренным. Луч поймал мужчину, который издал ужасный вой и развернулся к Видаллу и Роберту; его голова безумно тряслась. Позже мистер Видалл заболел, а Роберт вернулся к рассудку и тому, что он когда-то принимал за повседневность.

Возможно, он не видел того, что пытался забыть всю оставшуюся жизнь: лицо человека разорвалось от виска до подбородка, щека повисла; но крови не было, только что-то бледное, как у существа, которое никогда не видело солнца, что-то стекающее по телу мужчины, который рухнул на пол. Конечно, Роберт не мог успеть разглядеть, как поток жидкости разделился на движущиеся объекты, которые катились вниз по лестнице вглубь здания, но это было воспоминание, которое он всегда старался отбросить; ибо какой-то инстинкт подсказывал ему, что если он когда-нибудь вспомнит ясно, что он тогда видел, это будет чем-то ещё более худшим, чем полчище огромных, толстых, белых пауков.