– Ты еще не готов, Леон!
Леону редко доводилось видеть Антона в настолько возбужденном состоянии. Обычно тот предпочитал степенно сидеть, закинув ногу на ногу и сложив руки домиком, изображая как минимум профессора. Сейчас же он мерил шагами комнату, ходил из одного угла в другой, то и дело бросая недовольные взгляды на стоящего у холста Леона. Спокойствие последнего раздражало его еще сильнее.
– Чего ты добиваешься? – уже повышая голос, говорил Антон. – Ты хочешь умереть?
– Если бы я хотел умереть, разве я согласился бы на твою… авантюру? – невозмутимо поинтересовался Леон, обмакивая кисть в темно-коричневую краску. Он не рисовал этим утром ничего конкретного, просто оставлял полосы на холсте. Его всегда успокаивали такие медитативные занятия.
– Тогда попытайся дожить до конца этой авантюры!
– Я пытаюсь.
– Каким образом? Не восстановившись окончательно – лезть в место с потенциально злобным призраком?
– Что ты мне предлагаешь?
Антон наконец остановился и уставился Леону в спину. Тот чувствовал его взгляд, но не оборачивался.
– Я предлагаю тебе немного подождать.
– У этой семьи нет времени ждать, – ответил Леон. – Я видел по отчаянию женщины, чувствовал. Ждать они не могут. Более того, на приеме у мэра я пообещал кое-кому заняться его делом. Это значит, что потом семью с призраком придется снова отложить.
– Ну и черт с ними! – бросил Антон.
Леон наконец медленно обернулся.
– Если бы ты не был таким гениальным врачом, я бы уволил тебя, – спокойно, и оттого с еще более ощутимой угрозой в голосе, произнес он.
Пыл Антона мгновенно угас. Он примирительно поднял руки.
– Прости. Прости, я не должен был этого говорить. Я знаю, что для тебя помогать в таких случаях тоже важно.
– Важно, – согласился Леон. – Мы выезжаем завтра. Разговор окончен.
Антон снова поднял руки, опустил голову, признавая капитуляцию.
– Я соберу тебе аптечку, – только и сказал он, выходя из мастерской.
Леон кивнул, возвращаясь к холсту. Рисовать расхотелось. Теперь нанесение темных линий на холст уже не успокаивало, а, наоборот, раздражало. Леон видел свою бездарность, осознавал, что таланта к рисованию у него нет и никогда не было. Вспомнилось, как мама в детстве со смехом забирала у него кисточки и говорила, что он найдет призвание в чем-нибудь другом.
– Не расстраивайся, дорогой, – говорила она, передавая кисть его младшему брату, который с детства демонстрировал талант, унаследованный от родительницы. – Возможно, природа наделила тебя каким-то другим даром. Может быть, ты станешь гениальным музыкантом или ученым.
Он стал гениальным собирателем душ.
Леон швырнул кисть на подставку, покачнулся, удержался рукой за холст. Антон прав, у него еще мало сил. Изготовление амулета для мэра и затем столкновение с бездушным, попробовавшим крови, едва не убило его. После таких потрясений ему бы месяц, а то и два не касаться потустороннего, но это слишком большой срок. Такого отдыха ему никто не даст. Ни с этой стороны, ни с той.
Антон был прав, потому что лучше всех остальных знал, чего Леону стоит каждый такой амулет, каждые поиски пропавших детей, каждое избавление дома от разгневанного призрака. Антон был тем гениальным хирургом, который двенадцать лет назад собрал разбившегося на мотоцикле Леона по кусочкам. Антон был тем, кто шесть лет назад собрал по кусочкам уже жизнь Леона, на которую тот махнул рукой. Если бы не Антон, не было бы всего того, что сейчас окружает Леона. Леон платил ему столько, сколько не платил ни одному своему работнику. И только Антон позволял себе говорить ему вещи, которые он не стал бы слушать ни от кого другого.
Тем не менее последнее слово всегда оставалось за Леоном. И сейчас это слово было «завтра». Завтра они отправятся в соседний город, чтобы разобраться с проблемой несчастной женщины.
Вымыв руки, Леон покинул мастерскую. Если уж решил ехать завтра, то нужно начать готовиться. За технику в таких поездках всегда отвечает Влад, за бытовые вещи и проблемы – Софи, а ему предстояло собрать то, в чем не разбирались эти двое: амулеты, камни, воду… Все это так или иначе могло пригодиться. Леон справился бы и сам, всегда справлялся, но, раз уж взял на работу Алису, следовало привлечь ее. Чем больше времени они будут проводить вместе, тем быстрее она подготовится к своей работе. А еще ей можно поручить собрать то, к чему он не может прикасаться. Раньше в этом помогала Аллочка или Софи, но опять же: именно для этого он и нанял Алису. По крайней мере, все должны так думать, в том числе и она сама.
Из гостиной слышались голоса, и среди них Леон сразу распознал голос брата. Остановился, набрал в грудь воздуха сквозь стиснутые зубы. Видеть Рафа сейчас не хотелось. Он был неплохим малым, в детстве какое-то время они даже ладили, пока Леона не «понесло», а Раф так и остался милым маминым мальчиком. Позже, когда оба выросли, они с переменным успехом налаживали отношения. Сейчас как раз находились в стадии перемирия, и Раф порой наведывался в гости.
Брат сидел на диване, закинув ногу на ногу, и держал в руках высокий стакан с чем-то ярко-оранжевым. Тамара Ильинична, женщина добродушная и больше всего на свете жаждущая всех накормить и напоить, помнила вкусы не только домочадцев, но и гостей, поэтому Леон не сомневался, что в стакане лимонно-апельсиновый домашний лимонад без сахара, с тремя кубиками льда и листиком мяты. Раф, одетый в светло-бежевый костюм, с модно подстриженными светлыми волосами, был полной противоположностью мрачному старшему брату. Он умел улыбаться во все тридцать два зуба и очаровывать как мужчин, так и женщин. Раф художником тоже не стал, к огорчению их матушки, вел какую-то новостную передачу на местном телевидении и стал звездой гораздо раньше, чем Леон. Ему были рады на каждом приеме, и Леон только сейчас удивился, вспомнив, что брата не было на вечеринке у мэра. Обычно на подобных приемах они пересекались чаще, чем встречались дома у родителей.
В кресле напротив сидела Алиса, и Леон, увидев обоих, испытал совершенно нелогичный укол ревности. Это не было ревностью к девушке, скорее, к человеку. Подобные уколы он испытывал почти всегда в присутствии брата. Тот, в отличие от него, умел очаровывать людей: родителей, друзей Леона, случайных знакомых. Этим талантом Раф обладал с рождения и не растерял его с годами.
Алиса в кресле сидела очень прямо, улыбалась напряженно, и на долю секунды Леону показалось, что она не слишком рада его разговорчивому брату, но в следующее мгновение Раф заметил его и, раскинув руки в стороны, поднялся навстречу.
– Леон, братишка! – радостно поприветствовал он, в последнюю секунду сменив неуместные объятия на крепкое рукопожатие. – А у меня выдался свободный день, и я решил заглянуть к тебе, поздравить с очередным успехом.
– С самого утра? – поинтересовался Леон, бросив недвусмысленный взгляд на часы, показывавшие лишь начало девятого.
О каком успехе идет речь, он не спрашивал. Знал. Раф был одним из немногих, кто наверняка понимал, благодаря кому мэр получил новое назначение.
– Я пташка ранняя, ты же знаешь, – ничуть не смутился Раф, плюхаясь обратно на диван. – С четырех утра уже на ногах. Я веду утреннее шоу на местном канале, – последнюю фразу он сказал уже Алисе, снова элегантно закидывая ногу на ногу. – Привык вставать еще до рассвета, даже по выходным. Знаю, что брат не спит долго, поэтому и заскочил. Знал бы, что у него такая прелестная новая помощница, приехал бы раньше. – Он подмигнул Алисе, но та будто бы еще сильнее напряглась, совсем стерла улыбку с лица, и Леон почувствовал нечто вроде удовлетворения.
Несколько лет назад, когда Леон только строил Волчье логово, когда нанимал персонал, в его жизни появилась Софи. Леон никогда не позволял себе ни единого намека в ее сторону, но себе признавался: девушка ему нравилась. После аварии он сложно сходился с людьми, и, может быть, однажды, заметив какие-то признаки того, что тоже нравится Софи, он и сделал бы шаг навстречу, но не успел. Раф, не стесненный никакими моральными принципами, пригласил ее на свидание при первой же встрече. Леон видел, как потеряла голову его помощница. И видел, как ей было больно, когда она наскучила Рафу. Но Леон за то и ценил Софи: она умела держать лицо и переступать через эмоции в любых случаях. Разделяла работу и личную жизнь, разделяла братьев.
И теперь Леон с мрачным удовлетворением замечал, что Алиса не поддается на чары Рафа, хотя тому, казалось, было плевать на это, он продолжал играть на любимой скрипке.
– Как вы оказались на этой работе, прекрасная Элис? – широко улыбаясь, спросил он.
Алиса едва заметно поморщилась.
– Я предпочитаю Алису, – вежливо, но с заметным холодом в голосе произнесла она.
– У вас такое красивое имя, что можно предпочитать что угодно, – ничуть не смутился Раф. – Вам с этим повезло, не то что нам, да, Леон? – Раф улыбнулся Леону, и тот едва заметно выдохнул. Пошла в ход любимая история. Однако он промолчал, зная, что несущийся с горы поезд все равно не остановить.
– У вас и у Леона красивые имена, – вежливо заметила Алиса, клюнув на приманку.
– Не скажите! – расхохотался Раф, откидываясь на спинку дивана. Сколько раз Леон видел такие спектакли? Сбился со счета. Знал каждую фразу, которую произнесет брат в течение следующих десяти минут. – Вы знаете, как полное имя Леона?
Алиса взглянула на Леона, будто ждала, что имя высветится у него на лбу, а затем осторожно предположила:
– Леонид?
– Леонардо! – не дав тому и рта раскрыть, радостно возвестил Раф. – Представляете? Назвать сыновей Леонардо и Рафаэль! Наша матушка – та еще шутница, да, Леон?
– Наша мама – художница, – пояснил Леон спокойно. – Не очень известная, но очень увлеченная. Во времена нашего детства интересовалась эпохой Возрождения, отсюда и имена.
– Так звучит официальная версия! – перебил брата Раф. – Я же считаю, что она интересовалась не эпохой Возрождения, а черепашками-ниндзя. И стоит быть благодарными Богу, что у нее лишь двое сыновей, а не четверо. Представляете, как мучались бы остальные два с именами Микеланджело и Донателло?
Раф рассмеялся так заразительно, что Алиса тоже улыбнулась. Леон тут же резко поднялся с кресла, заметил холодно:
– Если ты приехал просто поболтать, Раф, то я вынужден тебя огорчить: у нас с Алисой много работы.
Брат сел прямее, перестал смеяться.
– Вообще-то я приехал пригласить тебя на свою передачу, – сказал он.
– У меня нет желания появляться в сводках новостей.
– Нет. – Раф мотнул головой, поставил стакан с лимонадом на стол, превращаясь из балагура в профессионала. – Мы начинаем цикл передач с известными людьми нашей области. Культурные деятели, бизнесмены, политики. Все в таком роде. И я приглашаю тебя.
– Спасибо, но нет, – отрезал Леон.
Раф поднялся с дивана. Очевидно, не хотел смотреть на брата снизу вверх. Он все равно был на полголовы ниже Леона, но такая разница уже не казалась катастрофической.
– Твои рейтинги падают, Леон, – заметил он. – Ты все больше превращаешься в затворника. Мало куда выходишь, мало где бываешь. Не будешь светить лицом – останешься без работы.
– Без работы я не останусь, поверь, – криво усмехнулся Леон, а затем повернулся к помощнице: – Алиса, у нас с вами еще много дел на сегодня, нет времени рассиживаться.
Алиса тут же подскочила на ноги, а Раф заметил:
– Держишь девочку в ежовых рукавицах, Леон? Смотри, сбежит.
– Не сбежит, – припечатал Леон. – Она подписала контракт на год. И у нас действительно много работы.
Раф не стал больше настаивать на шоу.
– Пойду поищу Софи, – хмыкнул он. – Она мне всегда рада.
Леон замер на мгновение, собираясь сказать, что Софи давно ему не рада, но промолчал. Софи, в отличие от Алисы, хорошо знает Рафа, не стеснена никакими приличиями и сможет постоять за себя, не боясь разгневать ни Рафа, ни Леона.
Так ничего и не сказав, Леон направился к лестнице, ведущей в его лабораторию, краем глаза замечая, что Алиса следует за ним.
Алиса видела, что Леон чем-то недоволен, но не могла представить, чем именно вызвала его гнев. Она не позволила себе ни единого жеста или взгляда по отношению к его брату, который можно было бы принять за флирт.
По правде говоря, Рафаэль ей не понравился. Он был из тех людей, что родились с золотой ложкой во рту, полностью это осознавая: красив, удачлив, уверен в себе. Было видно, что он не знал отказа у женщин, а потому не сомневался в собственной для них привлекательности. Алиса таких людей терпеть не могла. Они не понимали слова «нет», позволяли себе неуместные жесты и фразы и искренне удивлялись, когда получали отпор. Мрачный, строгий Леон вызывал в Алисе куда бо́льшую симпатию, чем его жизнерадостный брат в светлом костюме и с модной стрижкой.
Леон молча открыл перед Алисой дверь, и она впервые попала в эту часть дома. Не то чтобы она чем-то сильно отличалась от остальной. Была такой же темной, матовой, но в ней словно бы ощущалось что-то потустороннее, необычное.
Как ты вообще тут работаешь?
Алиса мотнула головой. Что за глупости? Коридор как коридор, такой же, как и остальные. А к остальным она привыкла.
Леон обернулся, будто почувствовал ее замешательство.
– Эта часть дома стоит на границе, – сухим тоном проинформировал он. – Комната, в которой вас поселили в первую ночь, как раз сверху. Поэтому вы можете ощущать что-то необычное.
Вот оно что! Теперь Алиса поняла, что ощущения у нее точно такие же, как были в первую ночь. Больше Леон ничего говорить не стал, молча шел по длинному коридору, чеканя шаг, и Алиса решила спросить сама. Она терпеть не могла невысказанное недовольство, предпочитала решать проблемы сразу.
– Леон, я сделала что-то не так?
Он остановился, но не обернулся.
– Нет, все в порядке, – ответил таким же сухим тоном.
– Это из-за вашего брата? – продолжила Алиса.
Он обернулся, повторил:
– Все в порядке. Вы действительно ни при чем.
На этом стоило бы замолчать, но Алиса уже сформулировала вопрос и не успела остановиться:
– Его рассказ о ваших именах уже сидит в печенках?
Леон наконец усмехнулся.
– Как вы догадались?
Алиса тоже улыбнулась, пожала плечами.
– Это очевидно по тому, с какой легкостью он рассказывал. Быстро, без запинки, будто давно выучил каждую фразу и делал так уже не раз.
– Все именно так. Он действительно рассказывает эту историю каждому новому человеку. Особенно девушкам, когда хочет произвести впечатление.
Последнюю фразу Леон произнес с несколько другой интонацией, и Алису вдруг осенило: ты что, ревнуешь? Да ну…
Впрочем, дело могло быть не в ней конкретно, а в целом в отношениях братьев с девушками. Не нужно быть слишком догадливой, чтобы понимать, что если между ними когда-то и возникало соперничество, то решалось оно определенно в пользу Рафаэля. За нее они соперничать совершенно точно не могли, но сработала многолетняя привычка, видимо.
Больше ничего спрашивать она не стала, и Леон тоже не захотел развивать тему. Остановился перед очередной дверью, открыл ее, пропуская Алису вперед.
Кабинет был большим. Нет, кабинет был огромным. Занимал, наверное, не меньше трех, а то и четырех обычных комнат. Только окон Алиса насчитала шесть. Один угол занимали стеллажи с книгами и какими-то бумагами, в другом стояли столы, заваленные всем, чем только можно: коробками, банками, растениями, даже камнями. Но больше всего Алису удивил мольберт, стоящий у одного из пустых столов недалеко от входа. На закрепленном холсте были нарисованы непонятные ей линии, но Алиса не слишком хорошо разбиралась в искусстве, чтобы понимать их ценность. Может быть, перед ней будущий шедевр.
– Вы тоже рисуете? – удивилась она и тут же исправилась: – То есть пишете?
Леон хмыкнул.
– Я как раз рисую. Пишет у нас в семье моя матушка, как вы уже знаете, и Раф для настроения. Меня Бог талантом обделил. Но это помогает переключиться и немного сбросить переизбыток энергии, когда работаю над заказами, поэтому держу тут и мольберт, и краски. Ценности же мои рисунки никакой не имеют.
Будто в доказательство своих слов Леон сорвал с мольберта лист, скомкал его и бросил в угол к куче уже валяющихся там бумаг.
– Кстати, я видел ваши рисунки в библиотеке, – заметил он. – Вот у вас точно есть талант.
Алиса пожала плечами.
– Я люблю рисовать, но никогда не училась этому. Не знаю правил композиции, светотени. Рисую как чувствую.
– Мой брат бы вас с удовольствием научил, – хмыкнул Леон будто бы даже не ей, а куда-то в пустоту.
– Это не то, чем я могла бы зарабатывать на жизнь, – ответила Алиса. – Искусство остается тем, кому не нужно думать, как оплатить коммуналку.
Леон обернулся, посмотрел на нее внимательно, будто хотел что-то сказать, но затем передумал.
– Не будем терять время, – заключил он. – Сегодня вечером у нас визит господина Ленского, а завтра утром отправляемся в соседний город разбираться с проблемой той женщины. Пока Софи собирает информацию о семье и ищет, где мы будем жить, наша с вами задача подготовить необходимое. Я предполагаю, что мы будем иметь дело или со злобным призраком, или с полтергейстом, или с обманом.
– И такое бывает? – приподняла бровь Алиса.
– Чаще, чем вы думаете, – усмехнулся уголком губ Леон. – Вообще чаще, чем все остальное вместе взятое, на самом деле.
– Но зачем?
– По-разному бывает. Кто-то таким образом привлекает к себе внимание, страдая от одиночества, кто-то решает свои проблемы: хочет сменить жилье, вернуть ушедшего партнера. А бывают просто люди с нездоровой психикой. Поэтому мы должны иметь в виду все три варианта и еще парочку тех, о которых пока не думаем, и подготовиться к каждому. Сейчас у меня есть несколько дел, в которых вы не сможете мне помочь, поэтому для начала я выдам вам список литературы, – Леон указал на стеллажи с книгами. Прочитайте, что успеете, времени у вас немного. Книги, которые можно будет взять с собой, я помечу галочкой, остальные выносить нельзя.
– Почему? – удивилась Алиса.
– Некоторые издания слишком старые и редкие. Некоторые… опасные.
– Поэтому вы держите их здесь, а не в общей библиотеке? – догадалась Алиса.
Леон кивнул.
– Даже домашним не стоит о них знать. Кстати, – он вдруг обернулся к ней и улыбнулся так, как никогда не улыбался до этого: чуть менее сдержанно, чуть более лукаво. – Вы дочитали «Замок Броуди»?
Да не может быть!
– Почти, – ответила она и, на секунду задумавшись, добавила: – Значит, это вы прислали мне ту корзину?
Леон кивнул.
– Зашел в библиотеку, увидел книгу на столе. Захотелось сделать для вас что-то приятное.
– Почему?
– Потому что вы спасли мне жизнь. И Владу тоже. В первый же день работы.
– Вы мне за это платите.
– Не все в этой жизни измеряется в деньгах.
Алиса промолчала, но подумала, что так легко говорить тому, кто в них не нуждается.
– Спасибо, – произнесла она. – Мне было очень приятно.
Леон кивнул, не став продолжать тему, сел за стол и пять минут спустя протянул Алисе небольшой список книг.
Времени на чтение действительно оказалось немного. Алиса успела только прочитать несколько объемных статей про призраков, причины их появления и способы борьбы с ними. Изучить явление полтергейста, о котором упоминал Леон, времени почти не осталось. Но книга про него была помечена галочкой, что означало возможность взять ее с собой, поэтому Алиса с чистой совестью положила между страниц закладку, когда Леон позвал ее.
– Теперь нам нужно собрать кое-какие вещи, – загадочно сказал он, подзывая ее к еще одной двери, ведущей не в коридор, а в другую комнату.
За дверью оказалась небольшая темная кладовка, не имеющая ни окон, ни других выходов. Крохотное помещение было уставлено стеллажами, на которых стояли пронумерованные картонные коробки. Леон внутрь заходить не стал, остановился на пороге. Протянул Алисе еще один список.
– Здесь указаны номера стеллажей, полок и коробок. Сложите все необходимое вот в эту сумку, – он указал на небольшой чемодан в углу. – И поторопитесь, скоро закат, нам нужно идти к пруду.
Алиса осторожно вошла в тесную кладовку. Она по-настоящему переживала, что в коробках окажутся сушеные мыши. Или того хуже – живые. Но нет, в них лежали всего лишь кресты разных видов и размеров, свечи разной толщины, какие-то книжицы и брошюры. Впрочем, последние ей оказались не нужны. Она догадалась, что все эти вещи – церковная атрибутика. Наверняка освященная, поэтому Леон и отправил собирать нужный инвентарь Алису. Человеку, контактирующему с демонами, едва ли пристало трогать такие вещи. А то, может, и вовсе невозможно. Вспомнился крест и надписи на двери в медотсеке. И церковная свечка, которую ей вручила Мария Антоновна.
Это была защита от… Леона?
Расправившись с вещами из кладовки, они взяли две пустые бутыли и отправились к пруду. Глядя на то, как Леон набирает в бутыль зеленую, плохо пахнущую воду, Алиса не удержалась:
– Странно это.
– Что именно? – уточнил Леон, не отрываясь от своего занятия.
Берег в этом месте оказался довольно крутым, одно неосторожное движение – и можно запросто свалиться в воду, поэтому он оставался настороже.
– То, что мы берем с собой и церковные вещи, и воду из пруда. Я не сильна в религии, но уши и глаза у меня есть, читать и слушать, что говорят вокруг, умею. И мне всегда казалось, что церковь против такого рода… колдовских вещей. То есть либо ты принадлежишь лону церкви, и тогда она главная твоя защитница, либо веришь в сглазы, амулеты и ворожбу. Но тогда в церковь не ходи.
Леон набрал полную бутыль воды, осторожно выпрямился, отступил на шаг назад, обернулся.
– Мы с вами не в лоне церкви, имеем право игнорировать ее советы, – сказал он, протягивая бутыль Алисе. Та оказалась тяжелой, Алисе пришлось ухватить ее двумя руками. Разве обычная вода может весить так много? – Но не имеем права игнорировать опыт. А он показывает, что в разных случаях помогают разные вещи. Иногда сильнее церковная свеча, иногда – вода из болота. И поскольку мы пока не знаем наверняка, с чем будем иметь дело, нужно запастись разными… кхм, предметами. Давайте вторую.
Алиса поставила на землю полную бутыль, подала ему вторую.
– Кстати, можно вопрос? – снова спросила она, когда Леон подошел ближе к воде.
– Слушаю, – отозвался он, не оборачиваясь.
– Что за избушка на том берегу?
Леон вопросу удивился. Выпрямился, посмотрел сначала на Алису, затем на едва виднеющийся в тумане домишко.
– Вы ее видите? – уточнил он.
– Я же не слепая, – пожала плечами Алиса.
– Конечно, не слепая, просто обычно ее начинают видеть несколько позже, – загадочно ответил Леон, снова возвращаясь к своему занятию. – Знаю, что вы много гуляли по парку в первые дни. Подходили к ней?
Алисе показалось, что вопрос с подвохом. Пожалуй, даже если бы она подходила, сейчас стоило бы ответить отрицательно. Благо врать не пришлось.
– Нет. Собиралась, да все как-то никак.
– И не нужно. Нет там ничего интересного.
Конечно, а то, что за мной оттуда наблюдают, мне просто показалось.
– Влад говорил, там никто не живет, – заметила она.
– А вы думаете иначе?
Алиса пожала плечами, хотя Леон не мог этого видеть.
– Мне однажды показалось, что я видела свет в окне этой избушки, – сказала она, не признаваясь в собственных ощущениях.
Леон молча наполнил вторую бутыль, отошел от края берега, закупорил сосуд и лишь после этого повернулся к Алисе.
– Не ходите туда, – предупредил он. – Тот, кто обитает в этом доме, не будет рад вашему появлению. Он вообще не рад, что мы тут поселились. И лучше нам как можно меньше контактировать друг с другом.
И вроде Леон не сказал ничего страшного, напротив, его слова не были угрожающими, голос звучал почти мягко, не строго, но Алиса почувствовала, как в очередной раз волоски на затылке встали дыбом. Она порой творила сумасбродные вещи, не слушалась предупреждений ни людей, ни собственного внутреннего голоса, но сейчас поняла, что к избушке не приблизится ни на метр. Что бы там ни обитало.
Домой они вернулись уже в темноте. София предупредила, что господин Ленский ждет в приемной. Леон лишь сменил один плащ на другой, вручил Алисе наполненные бутыли и велел отнести их в кабинет. Алиса ожидала, что ее позовут на аудиенцию с неудачливым директором строительной компании, но на этот раз Леон предпочел взять с собой Софию.
Очевидно, Алиса уже годилась на то, чтобы собирать в сумку кресты и свечи, но пока не доросла до бесед с влиятельными людьми. Впрочем, после того, что она учинила на вечеринке у мэра, не стоило ожидать иного.