Сны над Байкалом

ДРОБИНКА

Вечер сгустился до темноты, и только за деревьями сада, за лесом рдела, затухая, оранжевая заря. Когда же на веранде зажгли электричество, заря исчезла, ступеньки веранды ушли во мрак, точно в океанскую глубину, где смутно, как водоросли, маячили ветви яблонь. Зато стол, покрытый скатертью, ослепительно вспыхнул, чайные чашки, ваза с вареньем заблестели, как горсть самоцветов.

— Всегда так, — сказала Надежда Юрьевна. — Включишь — и становится уютно и весело. Восхитительно, Ваня!..

Иван Федорович молча усаживался за стол. Экспрессия в словах жены его мало трогала. Ему хотелось свежего горячего чая. День, как всегда, выдался многословный и хлопотный: начиналась экзаменационная сессия, консультации, коллоквиумы. Все это утомляло его, Фастова, доцента кафедры биохимии. К вечеру Иван Федорович валился с ног. Тут еще поездка на дачу пока доберешься, ни на что не обращаешь внимания, кроме как на желание поесть и отдохнуть,

— Дима! — позвала между тем Надежда Юрьевна. — Чай пить!

Груша, домработница Фастовых, внесла самовар, поставила на середину стола. Фастовы пили чай по-русски: из самовара, из блюдец. Вовсе не купеческая привычка — мода. Самовары во всех окрестных дачах, отставать от других Фастовым не хотелось.

— Спасибо, Груша, — сказала Надежда Юрьевна.

Вошел девятилетний Дима. Карманы его были подозрительно оттопырены.

— Опять яблоки? — спросила Надежда Юрьевна. — Сколько раз говорю — не ешь зелень!

Дима поморгал глазами, уселся за стол рядом с отцом.

Надежда Юрьевна начала разливать чай.

— Как Светлана Петровна? — спрашивала она у мужа. — Мария Георгиевна вернулась из отпуска?

Интересовалась она женами сослуживцев Ивана Федоровича. Светлана Петровна к тому же ее дальняя родственница, а К Марии Георгиевне у нее интерес особый: Мария Георгиевна должна вернуться из командировки в Финляндию.

— Мария Георгиевна вернулась, — ответил Иван Федорович.

— Вот кому счастье! — сказала Надежда Юрьевна. — Привезла небось…

Надежда Юрьевна, как всякая женщина, была неравнодушна к нарядам.

Иван Федорович знал слабости жены, привык к подобным вопросам, пропустил слова мимо ушей.

Наступила пауза, тишина, нарушаемая лишь громким прихлебыванием: Дима с видимым удовольствием тянул из блюдца чай.

— Дима!.. — сказала Надежда Юрьевна, строго посмотрела на сына.

Тот перестал тянуть, подлил из чашки в блюдце. Надежда Юрьевна обернулась к мужу спросить о чем-то еще и вдруг громко ойкнула:

— Ой!..

Иван Федорович и Дима оторвались от чая, подняли на нее глаза. Лицо Надежды Юрьевны исказилось, зубами она прикусила губу от боли, медленно оборачивалась боком то ли посмотреть в сад, то ли на что-то неизвестное сзади себя.

— Что с тобой? — спросил Иван Федорович.

Надежда Юрьевна повернулась спиной к мужу и сыну — при этом через плечо она закинула руку назад, ощупывая что-то, — Иван Федорович и Дима увидели, как на белой блузке из-под пальцев ее текла кровь.

— Ты ранена? — вскочил Иван Федорович.

— Мама!.. — Дима тоже вскочил.

— Ой!.. — произнесла еще раз Надежда Юрьевна, поднесла пальцы к глазам и, увидя кровь, медленно опустилась лицом на стол. — Что это, Ваня? — спросила она.

Иван Федорович уже стоял возле нее, рассматривал пятно на блузке. Потом повернулся к саду, поглядел в темноту.

— Что это, Ваня?.. — повторила Надежда Юрьевна.

— Спокойно, — сказал Иван Федорович и тут же, отвечая на вопрос Надежды Юрьевны, признался: — Сам не знаю, что это.

Обернулся к двери, ведущей в комнаты, крикнул:

— Груша!

Груша немедленно появилась.

— Бинт! — сказал он. — И йод! И сейчас же позвони «Скорой помощи»!

— Что случилось? — спросила Груша, видя склоненную к столу Надежду Юрьевну.

— Бинт немедленно! — крикнул ей Иван Федорович.

Через минуту бинт и склянка с йодом были в его руках. Груша кинулась к телефону. Иван Федорович и Дима повели Надежду Юрьевну в комнаты и здесь уложили на диван.

— Это опасно? — спросила Надежда Юрьевна.

«Скорая» должна прибыть из Москвы, Москва от дачного поселка в сорока километрах, прикидывал Иван Федорович. Врачи приедут не раньше, чем через полчаса.

— Больно? — спросил он жену.

— Больно, — ответила Надежда Юрьевна.

— Потерпи, — сказал Иван Федорович.

А Дима спросил, как давеча спрашивала Надежда Юрьевна:

— Что это?

«Ранение, — думал Иван Федорович, — пулевое. По-видимому, из малокалиберки. Развелось этих охотников — ночью и то нет покоя… А жена молодцом — не хнычет, не закатывает истерику». Но Надежда Юрьевна сказала с раздражением:

— Ответь же ты сыну!..

Иван Федорович сказал Димке:

— Иди отсюда, тут тебе не место.

Обнажил ранку чуть пониже белых пуговиц лифчика, смазал вокруг йодом. Надежда Юрьевна опять заойкала.

— Терпи, — сказал Иван Федорович и стал накладывать на рану бинт.

Димка стоял в дверях комнаты и глазел. Иван Федорович поглядел на него, ничего не сказал. Вошла Груша.

— Сейчас приедут, — сказала она. — Дайте мне, взяла катушку бинта из рук Ивана Федоровича.

«Скорая» приехала не через полчаса и даже не через час — почти через два часа. На возмущенный вопрос Ивана Федоровича врач — «Ольга Яковлевна», отрекомендовалась она, как только вошла в комнату, ответила:

— Вы у нас не одни. Машины были в разгоне.

Тут же обернулась к больной:

— Что у вас?

Через пять минут из-под белой шелковистой кожи Надежды Юрьевны была извлечена дробинка.

— Вот и все! — сказала Ольга Яковлевна. — Простая дробинка. Но вам повезло, — улыбнулась она Надежде Юрьевне, — стреляли, по-видимому, далеко, дробь была на излете. Могло быть хуже.

— Негодяи!.. — выругался Иван Федорович по адресу охотников.

— Да, — подхватила Ольга Яковлевна, — столько несчастных случаев!..

Ранка была прочищена, заклеена. Надежде Юрьевне введен кубик противостолбнячной сыворотки.

— Не волнуйтесь, не беспокойтесь, — говорила на прощание Ольга Яковлевна. — Через три дня как рукой снимет. Останется на память пятнышко.

Иван Федорович благодарил Ольгу Яковлевну. Надежда Юрьевна тоже благодарила. Дима благодарил, Груша благодарила, а когда взрослые пошли провожать врача к машине, Надежда Юрьевна тоже пошла, Димка сгреб лежавшую на белом бинте дробинку и сунул ее в карман.

Так выглядело начало величайшего события, потрясшего землян в последней четверти двадцать первого века.

В дальнейшем все шло некоторое время подспудно, ничего не обещая, не вызывая волнений у окружающих, тем более у человечества.

Ранка на спине Надежды Юрьевны зажила. В самом деле осталось пятнышко, как предсказала врач Ольга Яковлевна, шрамик. В семье Фастовых перестали говорить о происшествии, о дробинке. Тем более что дробинка в тот же вечер исчезла — так, во всяком случае, решили взрослые.

— Надя, — спросил тогда Иван Федорович, — тут была дробинка, где она?

— До этого мне, Ваня!.. — с досадой ответила Надежда Юрьевна. — Глаза б мои не смотрели!

Димку еще от машины отправили спать, дробинку искать не стали — все равно не определишь, из какого она ружья, не найдешь охотников. Засыпая, Иван Федорович обратил было внимание на деталь: никакого выстрела, когда пили чай, он не слышал. Надо было спросить у Димки, не слышал ли он. Но этот вопрос Иван Федорович заспал, и на том дело окончилось.

В сентябре Фастовы переехали в город, суетность жизни увеличилась еще больше. Димка пошел в школу.

У Ивана Федоровича прибавилось работы в лаборатории. Потекла привычная, обычная жизнь.

И только в ноябре Надежда Юрьевна заметила, что ей нездоровится. И то, пожалуй, не она заметила, Мария Георгиевна.

— Надя, — сказала она, — ты похудела. У тебя изменился цвет лица. Заболела?

— Так, легкое недомогание… — призналась Надежда Юрьевна.

— Как аппетит? — спросила Мария Георгиевна.

— Аппетит хороший.

— Больше гуляй на воздухе, — посоветовала Мария Георгиевна. — Лыжи ты совсем забросила, а ведь была спортсменка.

Надежда Юрьевна грустно улыбнулась: мало ли что было в молодости?

— Пойдем в театр? — предложила Мария Георгиевна. — У меня два билета. Один… — тихонько вздохнула, — лишний.

Надежда Юрьевна согласилась пойти в театр.

Пьесу она смотрела рассеянно, мало обращала внимания на доверительный шепот подруги в антракте сплетни. Кажется, жалела, что пошла, лучше было бы посидеть дома.

— Ты какая-то странная, — заметила Мария Георгиевна, — без огонька. Что у тебя во рту?

— Пуговица… — ответила Надежда Юрьевна.

— А ну.

Надежда Юрьевна выплюнула в кулак пуговицу, показала подруге. Пуговица была жестяная, старая, порядком обсосанная.

— Что это ты?.. — удивилась Мария Георгиевна.

— Не знаю, — ответила Надежда Юрьевна.

— Так и сосешь?

— Сосу.

Мария Георгиевна удивилась еще больше. Сказала:

— Такую гадость…

Пуговица действительно была не из лучших. Но Надежда Юрьевна преспокойно отправила ее в рот.

— Надя!..

— Хочется, — сказала Надежда Юрьевна.

— Давно?

— С месяц…

Бывает, что дети едят известку со стен, какую-нибудь траву. Это Мария Георгиевна знала. Тут железная пуговица. Может быть, Надя в положении?

Поговорили на эту тему.

— Кажется, нет, — сказала Надежда Юрьевна.

— Значит, в твоем организме не хватает железа, сделала вывод Мария Георгиевна.

Надежда Юрьевна поводила языком во рту пуговицу, ответила:

— Наверное, не хватает,

— Ешь побольше яблок и помидоров, — посоветовала Мария Георгиевна.

— Яблоки ем.

— Надя!..

Они уже вошли в зал после антракта, сели. Мария Георгиевна искоса взглянула на подругу;

— Ты какая-то странная.

— Повторяешься, — ответила Надежда Юрьевна.

Поднялся занавес, и обе подруги досмотрели действие без интереса.

Пуговицу во рту Надежды Юрьевны заметил и Иван Федорович.

— Так и сосешь? — повертел он пуговицу в руках.

— Сосу, — ответила Надежда Юрьевна.

— Брось, — посоветовал муж.

Надежда Юрьевна взяла у него пуговицу, положила в рот под язык.

Иван Федорович поглядел на жену внимательно: побледнела, под висками появились вмятины — похудела.

— Завтра же сходи к врачу, — сказал он.

— Зачем?

— Что у тебя за мания — сосать пуговицу? — возмутился Иван Федорович.

— А врач чем поможет?

— Посоветует что-нибудь. Может, у тебя малокровие.

— Вот еще… — сказала Надежда Юрьевна. Но к врачу пойти согласилась.

— Ну и что? — спросил Иван Федорович вечером, возвратившись с работы.

— Обслушала, обстукала, — начала рассказывать

Надежда Юрьевна. — Говорит: вы здоровы.

— А пуговица? Ты сказала про пуговицу?

Пока разговаривала с мужем, пуговицу Надежда Юрьевна держала в руке.

— Сказала.

— И что? — нетерпеливо спросил Иван Федорович.

— Ничего особенного. Недостаток в организме железа.

— Господи! — воскликнул Иван Федорович. — И ты об этом говоришь спокойно!

— Прописала таблетки Бло, ферамид, — рассказывала о беседе с врачом Надежда Юрьевна. — А больше, говорит, кушайте шпината и свеклы. В сыром виде.

— В сыром виде!.. — воскликнул Иван Федорович. — Ты больна?

— Здорова. Сказала же врач…

Каждый день Груша подавала ей тертый шпинат и свеклу. Надежда Юрьевна безропотно поедала то и другое. Но главным ее удовольствием была железная пуговица, которую она обсосала уже наполовину.

Иван Федорович беспокоился. Как ни был занят работой, он не мог не заметить ухудшения здоровья жены. Надежда Юрьевна худела, у нее появилась апатия — даже разговаривать ей не хотелось. Всякий раз, приезжая с работы, Иван Федорович спрашивал жену о здоровье:

— Ну как?

— Ничего, — отвечала Надежда Юрьевна односложно.

— В санаторий поедешь?

— Не хочу.

— Надя!

— Не смотри на меня так, — говорила Надежда Юрьевна.

В январе у Ивана Федоровича осуществилась мечта. Он перешел с преподавательской работы на исследовательскую, стал заведующим лабораторией. Работа над диссертацией быстро пошла вперед, подходила к заключительной стадии. Предстояло поставить ряд опытов, работал Иван Федорович в области изучения мозга, была изготовлена тончайшая аппаратура по биотокам. Случалось, Иван Федорович сутками не появлялся дома — обедал в институте, спал в лаборатории. Естественно, Надежда Юрьевна была от этого не в восторге, но Иван Федорович умел успокаивать супругу: в конце концов главное, говорил он, работа.

— Это ненадолго, Наденька. Через месяц освобожусь. Даже возьму отпуск, если хочешь. Как твоя пугозица? — попытался он шутить.

— Замолчи!.. — говорила Надежда Юрьевна. Какое-то равновесие в ее организме наступило: худеть она перестала. По-прежнему ела шпинат и свеклу недостаток железа в организме ощущался. Но теперь по советам близких Надежда Юрьевна больше ела мяса, яиц, и все надеялись, что дело идет к перелому, Надя наконец начнет поправляться.

Так думал и Иван Федорович. Приналег на работу, по неделе не появлялся дома.

В такое вот время, ощущая нужду в деньгах. Надежда Юрьевна зашла к мужу в лабораторию.

— Ты, Надя! — отвлекся он от приборов. — Садись. Я сейчас.

Надежда Юрьевна села на стул. Муж возился с аппаратурой.

— Что такое? — ворчал он. — Откуда поле? Не было ничего — и вдруг…

Надежда Юрьевна сидела на стуле, ждала, когда Иван Федорович оторвется от приборов.

— Не пойму… — бормотал тот. — Откуда фон? Несомненно, наведенный. Не было же минуту назад!

Надежде Юрьевне надоело сидеть. Встала со стула, подошла к шкафам поглядеть на приборы.

— А… — удовлетворенно сказал Иван Федорович. — Чисто, никаких помех. Надя! — позвал жену.

Надежда Юрьевна подошла.

— Я совсем забыл, — признался Иван Федорович. Зарплату получил. Вот деньги.

При этом он случайно взглянул на приборы и выругался:

— Что за черт! Извини… — обернулся к жене. — Не ладится тут, в аппаратуре.

Опять стал копаться в приборах. Надежда Юрьевна заскучала, отошла к окну. За окнами лаборатории был маленький сквер, из детского сада вывели малышей на прогулку.

— Надя! — позвал Иван Федорович.

Надежда Юрьевна подошла.

— Вот деньги, — вынул он наконец из кармана. Передавая жене конверт, он искоса поглядывал на стрелки, на счетчики. Что-то опять там не ладилось.

— Фокусы! Прямо фокусы! — недовольно восклицал Иван Федорович.

Надежда Юрьевна взяла деньги, пошла прочь. Дошла уже до двери, когда Иван Федорович окликнул ее:

— Надя!

Надежда Юрьевна обернулась. Муж стоял, наклонясь над столом, позвал ее:

— Вернись, пожалуйста.

Надежда Юрьевна вернулась.

— А-а-а… — протянул Иван Федорович, не отрываясь от приборов.

— Чего тебе? — спросила Надежда Юрьевна.

— Отойди… — Иван Федорович стоял к ней спиной, впившись глазами в аппаратуру,

Надежда Юрьевна отошла.

— Подойди!

Надежда Юрьевна неуверенно подошла.

— Вот как! — сказал Иван Федорович. — Отойди!

— Ты что, Ваня, считаешь меня маятником? — спросила Надежда Юрьевна. — Туда-сюда…

— Отойди! — Иван Федорович по-прежнему стоял к ней спиной, глядел на приборы.

Надежда Юрьевна пожала плечами, пошла к двери.

— Надя!..

Это был крик. Так кричал Архимед «Эврика!».

Надежда Юрьевна испуганно обернулась.

Муж глядел на нее расширенными глазами и уже не кричал — шептал:

— Подойди еще раз…

Надежда Юрьевна испугалась, медленно пошла к нему. Он оглянулся на приборы, потом на нее и внезапно опустился на стул, на котором только что сидела Надежда Юрьевна. Лицо его было бледно.

— Тебе плохо? — наклонилась к нему Надежда Юрьевна.

— Нет, нет, Надя… — сказал он скороговоркой. Дай подумать. Дай мне подумать.

Опять взглянул на приборы.

— В чем дело? — спросила Надежда Юрьевна.

— В чем дело? — переспросил он. — В том-то и дело, в чем дело…

— Иван Федорович! — Надежда Юрьевна готова была рассердиться.

— В том и дело… — машинально повторял Иван Федорович. Поглядел на жену и сказал: — Ты излучаешь!

— Что излучаю? — испуганно спросила Надежда Юрьевна.

— Излучаешь и все!.. — Иван Федорович был растерян.

— Поясни, Ваня, — ласково попросила Надежда Юрьевна.

— Как будто в тебе работают, знаешь… сто радиостанций сразу, — пояснил Иван Федорович.

Надежда Юрьевна не нашлась, что сказать мужу.

— Феномен какой-то… — смотрел на жену Иван Федорович.

— Глупости, — наконец произнесла Надежда Юрьевна.

— Тебя надо исследовать, — сказал муж. И прибавил: — Невероятно!

Надежда Юрьевна повернулась и молча вышла из лаборатории.

В этот день Иван Федорович приехал домой рано.

Тотчас приступил к жене с расспросами: как самочувствие, есть ли улучшение, как она питается, чем, как с пуговицей. Надежда Юрьевна отвечала на вопросы мужа, показала пуговицу — тоненькую пластинку: иссосала почти всю.

— Да… — кивал при этом головой Иван Федорович. — Да…

Он столько раз повторял это «да…», что Надежда Юрьевна пришла в раздражение и спросила, к чему ведет этот допрос.

— Видишь ли… — Иван Федорович не находил нужных слов.

— Ничего не вижу! — сказала жена. — Потемки!

— Правильно, — согласился Иван Федорович. Потемки.

— Что же все это значит?

— Ты вся излучение, — сказал наконец Иван Федорович. — Приборы словно сошли с ума. Токи мозга пе сравнению с твоим излучением — невнятный шепот.

Надежда Юрьевна слушала.

— Вот я и думаю: в чем дело? — продолжал Иван Федорович. — Может быть, ты железом перенасытилась? Железо, оно знаешь, имеет магнитные свойства… Ты не беспокойся, пожалуйста! — заверил он, видя, как смотрит на него Надежда Юрьевна. — Ничего опасного нет, если ты и намагнитилась.

— Хватит! — оборвала разговор Надежда Юрьевна. — Скоро ты скажешь, что твоя жена — слесарная мастерская. Так?

Иван Федорович так не думал. Но и что думать, не знал.

Решили, что надо идти опять к врачам исследоваться.

В поликлинике Надежде Юрьевне предложили пройти анализы.

— Вот талончик на кровь. Это можно сегодня. Спуститесь вниз, в кабинет одиннадцатый.

Надежда Юрьевна сдала на анализ кровь.

— Придете завтра, — сказали ей, — в девять часов.

Но удивительные события развернулись раньше этого срока.

Лаборант Вятлов закончил анализ крови Надежды Юрьевны в час дня. В четверть-второго он вошел к главному врачу Сергею Наумовичу.

— Удивительно, — сказал он с порога. — Знаете, что я обнаружил в крови Фастовой?

Сергей Наумович поднял голову от бумаг.

— Не поверите! — сказал Вятлов.

Сергей Наумович молча ждал..

— Спуститесь, взгляните сами!

То ли недоумение в глазах Вятлова, то ли дерзость, так подумал Сергей Наумович, с какой Вятлов вошел к главному врачу: не каждый и не по всякому поводу решится беспокоить Сергея Наумовича да еще приглашать его к микроскопу, — подсказали главному врачу, что у лаборанта есть к этому основания. Сергей Наумович поднялся и пошел вслед за Вятловым.

Так они и шли — лаборант впереди, главврач за ним, какая-то невидимая нить связывала обоих. Лаборант шел, озабоченно, это можно было заметить по его напряженно выпрямленной спине; главный врач шагал трудно, в походке чувствовались его шестьдесят восемь лет, и еще чувствовалась озабоченность, которая передалась Сергею Наумовичу от лаборанта. Надо было бы всему миру поглядеть, как они шли — лаборант и Сергей Наумович. Но мир пока ничего не знал, хотя стрелки часов уже отсчитывали секунды эпохального времени.

В маленькой тесной лаборатории никого не было. Микроскоп стоял у окна, в зажимах стекло с небольшим ржавым пятнышком. Сергей Наумович подошел к микроскопу, тронул винт, приподнял тубус, применяя к своему зрению.

То, что он увидел, было невероятным. Сергей Наумович оторвался от микроскопа, протер глаза. Опять наклонился, чуть-чуть пошевелил винт. На ржавом коричневом фоне растекшейся крови в двухсоткратном увеличении линз Сергей Наумович увидел блестящие металлом обломки машин: шестерни, колеса, гнутые скобы и рычаги.

— Что это? — спросил Сергей Наумович.

— Третья проба, — ответил Вятлов.

Вынул из-под микроскопа стекло с ржавым пятнышком. Взял из коробки другое, чистое. Выдавил из мензурки на него каплю крови, вновь поставил под тубус.

Сергей Наумович приник к окуляру. Увидел он то же самое: шестерни, металлические детали. И еще он увидел — нет, не привидение, не фантом — миниатюрную микроскопическую подводную лодку…

Действительно, это было невероятно. За долгую практику Сергей Наумович ничего подобного не наблюдал.

— Чья кровь? — спросил он, не отрываясь от окуляра.

— Фастовой… Надежды Юрьевны, — лаборант взглянул на листок.

— Супруги Ивана Федоровича Фастова?

Лаборант Ивана Федоровича не знал.

Сергей Наумович знал. Отсюда же, из лаборатории, позвонил Ивану Федоровичу.

Через полчаса Иван Федорович приехал.

— Взгляните, — сказал ему главный врач.

Их отыскали через неделю с помощью микроскопа, дававшего увеличение в шестьсот раз. Похожими на людей они не были: голова, туловище с двумя рядами щупалец — один ряд вверх, другой вниз. Увидели их города, заводы.

Надежде Юрьевне пришлось претерпеть массу исследований. Для нее одной отвели целый этаж загородной больницы. Палаты превратили в лаборатории, нижний этаж — в жилье для научных сотрудников. Надежду Юрьевну осматривали, выстукивали, просвечивали, опрашивали, обследовали, переобследовали, доследовали… Ею восхищались, восторгались, ужасались. Все это она сносила терпеливо и молча — послушный кролик науки.

Выводы были ошеломляющими: в теле Надежды Юрьевны обосновалась внеземная цивилизация.

— Как?.. — был всеобщий вопрос и другие вопросы: — Откуда? С каких пор? Почему?

Все это выяснялось и в конце концов выяснится. Но как войти в контакт с пришельцами? Кто они?

— Радио! — предложил Иван Федорович.

Действительно, Надежда Юрьевна излучала поток радиоволн. Цивилизация в ее теле обосновалась со всеми удобствами, вплоть до телевидения.

Была определена частота радиоволн, диапазоны. Передачи велись на микроволнах. Аппаратуры работать с такими волнами не было. Техники тут же создали аппаратуру — приемники, телевизоры. Услышали голос гомункулов — пришельцев назвали гомункулами, увидели их самих.

Больше всего поразило землян, что они великолепно устроились в человеческом теле. Лимфа крови была для них питательным веществом. Кислород для технических нужд они добывали из красных телец, не уничтожая, однако, их, а высасывая атомы кислорода то из одного, то из другого эритроцита. Из лимфы они получали кислоты, металлы, в том числе и железо для машин, цивилизация у них оказалась технической.

На экранах телевизора можно было видеть их информационные передачи, искусство. Гомункулы оказались существами деятельными и жизнерадостными. Жизненное пространство они осваивали энергично, не встречая сопротивления. Антитела оказались нейтральными к ним, фагоциты их не трогали, микробы ке поражали. Почему? Было миллион почему.

Города-колонии они основали в легких Надежды Юрьевны, под левой лопаткой, там, где остался шрамик после ранения дробинкой. Города просвечивались рентгеном в виде округлых пятнышек с поперечными и продольными полосами: это оказались улицы и проспекты. Средством передвижения служили закрытые лодки, похожие на наши подводные, и открытые лодки-гондолы. Передвигались при помощи тока крови, предпочитая артериальную кровь, но могли передвигаться и против тока крови: лодки у них были моторными.

Телепередачи у них, особенно развлекательные, очень забавные: во-первых, шли круглые сутки (гомункулы не знали сна), во-вторых, предпочтение отдавалось пляскам-хороводам, индивидуальным пляскам с затейливыми движениями рук и ног. Разыгрывались сцены с декорациями, наверное, детективные, потому что одни гомункулы гонялись за другими, а те улепетывали и прятались. Все это сопровождалось своеобразной музыкой — электронной. Музыкальных инструментов, кажется, у гомункулов не было: звучали электрические и магнитные поля. Металлургия у них атомная: строили машины и механизмы из атомов железа и других металлов, извлекая их из тела Надежды Юрьевны.

При этом никаких отходов термической обработки не замечалось: атомы складывались по программе, и получалась деталь или машина, по мнению землян, удивительно и завидно быстро.

Время у гомункулов было не наше — другое. По наблюдениям, каждая особь жила семь-восемь дней. Каждый наш час равнялся для них примерно году.

Откуда гомункулы появились, так и не выяснено. Но очевидно, планета их покрыта океаном, растворившим все вещества. В человеческой крови они оказались как бы в родной стихии. Да ведь и кровь по составу сродни океанской воде. Что касается размера их планеты большая она или маленькая — судить тоже нельзя.

Наша Земля большая, а микроорганизмы живут на ней вместе с людьми. Возможно, цивилизация гомункулов появилась и развилась в среде микроорганизмов.

Вопрос о том, как войти с гомункулами в контакт, возник в тот момент, когда они были обнаружены. Но был и другой вопрос — боже, сколько этих вопросов! как сохранить здоровье Надежды Юрьевны? Гомункулы могли расселиться — и расселялись — по всему телу. Могли высосать из Надежды Юрьевны все соки. Женщине назначили усиленное питание. В общем, Надежда Юрьевна была здорова, не считая некоторой апатии и усилившегося аппетита. Но ей надоели исследования, надоела больница. Когда же ей сообщили, что микробы, да еще разумные, расселились в ее мышцах и печени, она ответила:

— Надеюсь на медицину. Она выдворит их оттуда. Конечно, надо было их выдворить.

Опять вопрос: как?

Может быть, уничтожить?

Цивилизацию?..

Вступить в переговоры было единственным разумным решением. Тем более это сулило землянам множество выгод: контакт обещал открытия в медицине, в космонавтике, астрономии.

Задачу контакта разрешили с помощью радио, телевидения — электроники.

Было замечено, что теле- и радиопередачи, особенно информационные, начинаются у гомункулов одними и теми же фразами. Резонно предположили, что эти фразы эквивалентны нашим. В начале: «Уважаемые радиослушатели, начинаем последние известия». В конце: «До свидания, до скорой встречи!»

Электронные счетно-решающие устройства подтвердили, что это так. Был найден ключ к освоению языка гомункулов.

Когда накопился достаточный запас слов и была сконструирована передающая аппаратура, к гомункулам обратились с обычной их вступительной фразой:

— Уважаемые радиослушатели!

Какой переполох возник в стане пришельцев, когда электронная машина передала через их радиостанции эту фразу! Возможно, от неожиданности, возможно, оттого, что фраза прозвучала необычайно громко, гомункулы буквально попадали с ног. Гром с ясного неба!

Но это деталь. Контакт удался, начались разговоры.

— Кто вы? — спросили земляне — вопрос с виду простой и ясный.

— А кто вы? — спросили гомункулы.

Кто мы? Надежда Юрьевна? Человечество? Венец творения?..

Так-то задавать простые вопросы: гомункулы тоже считали себя венцом творения.

Поделом.

Второй вопрос был такой:

— Откуда вы?

Гомункулы ответили:

— Зачем вам это нужно?

У пришельцев был характер!

Терпение. Начались многословные пояснения, кто мы такие.

— Как вы появились у нас? — спросили земляне.

— На этом острове?.. — спросили пришельцы.

Надежду Юрьевну они считали островом! Разговор велся в присутствии Надежды Юрьевны, и она возмутилась:

— Какая наглость!

Ее попросили молчать. Гомункулам пояснили, что они в человеческом теле.

— Этот остров — человек? — спросили они.

— Человек, — подтвердили земляне.

— Такой большой?..

— Все люди большие.

— Сколько вас? — спросили гомункулы.

— Пять миллиардов. А вас сколько?

— В теле?

— Да, в теле.

— Двести семнадцать.

— Миллиардов?..

Электроника перевела ответ:

— Штук.

Потом гомункулы поставили вопрос:

— В каждом из вас можно жить, как в этом теле?

Вопрос заставил задуматься: нет ли тут опасности для человечества?

— Видите ли… — Как им ответить, что они ведут в теле паразитический образ жизни? Кто-то придумал нейтральный ход: — Вам нужно выйти из тела.

Ответ последовал тотчас;

— Нам и здесь хорошо.

Еще бы — на всем готовом!

Последовал очень долгий разговор о том, что тело можно довести до истощения, используя его соки для заводов и городов. Тело может умереть, а вместе с ним погибнут и гомункулы.

Подумав немного, пришельцы ответили:

— Можно переселиться…

Похоже, что пришельцев не так легко убедить в очевидных для нас вещах. Тогда им сказали:

— Подумайте об этике.

— Что такое этика? — спросили гомункулы.

Пришлось очень долго разъяснять, что вторжение в чужой мир вопреки желанию и воле хозяев не совсем приятная вещь. И о том, что человек, в теле которого они поселились, страдает, а страдание и насилие вещи дурные, и это, наверно, понятно любому разумному существу.

Гомункулы подумали и спросили:

— А лишать нас корабля, в котором мы прилетели, — это этично?..

В лагере землян произошло замешательство: что за корабль? Какой корабль?.. Пока сыпались эти восклицания, сверкали недоуменные взгляды, гомункулы выдвинули требование:

— Верните корабль.

Земляне ничего на это ответить не могли, гомункулы повторили:

— Верните корабль, и мы улетим.

Тогда Иван Федорович и Надежда Юрьевна вспомнили о чаепитии на веранде, о ранении — происшествие это в потоке нахлынувших необычайных событий было забыто. Вспомнили о враче «Скорой помощи»

Ольге Яковлевне, о дробинке, которую она вынула из-под кожи на спине Надежды Юрьевны. По-видимому, дробинка и есть корабль.

Где дробинка?

Вспомнили, что Ольга Яковлевна положила ее на кусок бинта возле кровати в спальне. Куда делась дробинка, не могли вспомнить.

Призвали домработницу Грушу. Груша уверяла и клялась, что дробинки не видела.

— Может быть, вымела с сором?..

— Да нет же, — отмахивалась Груша. — Видеть не видела!

Позвали Димку,

С первого вопроса глаза у мальчишки забегали, Димка раза два шмыгнул носом, но промолчал.

— Мальчик… — упрашивали его.

Димка стоял, размышлял: подумаешь — дробинка.

Другое дело найти гильзу с порохом, с пулей или, на худой конец, осколок мины, проржавевший з земле.

— Вспомни, мальчик, — просили члены комиссии.

Нет, думал Димка, весь этот народ не понимает ценности настоящих вещей. Вот бы найти зажигалку времен Великой Отечественной войны. Находят же. ребята…

— Ты, кажется, последним выходил из спальни, напомнил ему отец. Интонация была вкрадчивая, мягкая по аналогии с другими случаями, вспомнил Димка, не обещала ничего доброго. Лучше признаться.

— Я ее в карман положил, — сказал Димка.

— В какой карман? — спросил отец.

— Штанов.

— Каких?

— С яблоками.

— Каких штанов?..

Пришлось напрячь память.

— Синих, в полоску.

— Там она и лежит?

Димка опять пошмыгал носом:

— Не знаю.

Понятно, что члены комиссии, в присутствии которых велся допрос, переходили от отчаяния к надежде и от надежды к отчаянию. Тем более что гомункулы заявили ультимативно: «Никаких разговоров. Верните корабль!»

— Дима, — сказали ему, — от этой дробинки зависит жизнь или смерть твоей мамы. Понимаешь? Дробинку надо найти.

Между тем сведения о гомункулах просочились на страницы газет. Полосы пестрели заголовками один удивительнее другого:

— Женщина-галактика.

— Откуда пришельцы?

— Ультиматум: не улетим, пока не будет найден корабль.

— Где корабль?..

Обсуждались подробности: их всего двести семнадцать особей. Неужели земная техника бессильна против горсточки наглецов?.. Как они живут? Присмотритесь, как они живут! В их городах два-три десятка особей. Каждый занимает целый квартал!..

Действительно, гомункулы жили просторно — к чему им такой размах?.. У них атомная металлургия. Заводом-городом управляют трое гомункулов. Металлургии и автоматике надо у них учиться.

Но учить землян, даже разговаривать с ними гомункулы, по-видимому, не имели никакого желания. Их оскорбило и вывело из себя три положения: намек, что они ведут паразитический образ жизни за счет Надежды Юрьевны; то, что им предложили покинуть остров, и, наконец, корабль. Они были убеждены, что корабль похищен существами, которые называют себя землянами, и что земляне применили при этом грубую силу.

— Почему вам не построить другой корабль? — обратились к ним члены комиссии.

— Потому что нам не хватает молибдена, титана и тория, — ответили они.

Вводить в тело Надежды Юрьевны перечисленные металлы, особенно радиоактивный торий, комиссия не решалась — это было бы равносильно убийству.

Оставалось одно: найти дробинку.

Поисками занялись трое: Димка, Груша и Иван Федорович.

В кармане синих штанов дробинки не оказалось. Да и как она могла там остаться, если Груша после дачного сезона стирала их неоднократно?

— Вспомните, — умолял Иван Федорович, — может, была дробинка? Может, вы ее куда положили?

Груша начисто отрицала: дробинки не видела.

— Дима, может быть, ты се съел с яблоками?..

— Ну как же, папа… — возражал Дима.

— Что у тебя было еще в карманах?

Дима был собирателем сокровищ: карманы его всегда набиты рыболовными крючками, железками, подобранными на улице, резинками от рогаток, самими рогатками и вообще всякой дребеденью. Отец об этом хорошо знал, у него возникли мысли, предположения.

— Куда ты разгружаешь свои сокровища?

У Димки был специальный ящик для всех этих предметов. И на даче у него был ящик.

— Где этот ящик? — спросил отец.

— На даче, — ответил Димка.

К первому сентября он уехал в город. Когда родители перебрались с дачи, он уже ходил в школу. Куда из-под кровати делся ящик, Дима не имел представления.

— Надя, — примчался к жене Иван Федорович, — где ящик из-под Димкиной кровати?

— Выбросила в сарай, — ответила Надежда Юрьевна.

— Что там было?..

— Хлам какой-то.

Из больницы отец с сыном и с Грушей поехали на дачу. Сарай был открыт, все перевернуто, перебито побывали местные мародеры-мальчишки в поисках бутылок: бутылки можно было сдать в магазин, подработать… Ящик тоже был наполовину разбит — кто-то подфутболил его ногой.

С горестным восклицанием Димка кинулся собирать свои сокровища. Иван Федорович упал духом: где тут найти дробинку?.. Однако предмет за предметом они перебрали содержимое ящика до дна. Дробинки не было. Обстукали ящик руками со всех сторон — может, дробинка застряла в пазах или в стенках ящика. Ничего.

— Все пропало! — в отчаянии сказал Иван Федорович.

Но тут появилась Груша:

— Иван Федорович. Эта, что ли?

На ладони у нее лежал металлический шарик.

— Груша!.. — воскликнул Иван Федорович.

Пока отец с сыном копались в сарае, Груша осмотрела Димкину спальню, уголок, где стояла его кровать, и здесь, в трещине под отставшим плинтусом, нашла дробинку.

— Груша! — Иван Федорович, зажав дробинку в ладони, восторженно целовал домработницу.

Димка, как скромный мальчик, отвернулся от этой сцены.

— Спасена! — растроганно повторял Иван Федорович. — Спасена! — Это относилось к Надежде Юрьевне, и это понимали Груша и Дима.

Дима не выдержал, сказал как взрослый:

— Поздравляю!

— Поздравить бы тебя… — сказал отец, но не очень строго, и Дима понял, что печальных последствий для него не предвидится.

Гомункулам сообщили, что корабль найден.

— Возвратите, — сказали они.

— Куда возвратить?

— На место посадки.

— Это будет совсем несложная операция, — успокаивали Надежду Юрьевну врачи. — Маленький надрез, и мы введем дробинку под кожу.

Комиссия по контакту выработала программу обмена с пришельцами научным и техническим опытом. Но гомункулы не пожелали никакого обмена. Прекратили работу радиостанций, размонтировали заводской комплекс. Потянулись к месту, где под кожу Надежды Юрьевны был введен их корабль-дробинка.

Через пару часов в теле Надежды Юрьевны прекратилась деятельность гомункулов, организм выводил микроскопические обломки зданий, машин и другой инопланетной техники. Земляне наблюдали это катастрофическое разрушение с болью в сердцах. Тщетно взывали к гомункулам задержаться, дать хоть какие-то сведения о себе, о своей звезде и планете. Гомункулы молча заканчивали эвакуацию.

Когда все было закончено, Надежду Юрьевну из палаты вывезли на открытую террасу больницы. Была теплая майская ночь.

Земляне приготовились заснять старт корабля, одновременно и направление.

Корабль стартовал в двадцать три часа пять минут по направлению к Полярной звезде.

Откуда-то, уже из пространства, гомункулы попрощались с Землей по радио:

— До свидания!

Второго такого свидания землянам, откровенно сказать, не хотелось. Особенно Надежде Юрьевне.