Снова на Луне

На сцене вновь появляются столь зловещие фигуры, что г-н Пупс в сравнении с ними кажется нам просто милашкой

На северо-восточной, самой дальней оконечности полуострова Клушка, в лесной болотистой местности, кишащей комарами и гнусом, располагался посёлок так называемых «ссыльных доброхотов» — коротышек, имевших преступное прошлое, но под действием порошка раскаявшихся и добровольно явившихся в полицию.

Ссыльные жили в бревенчатых избушках и работали на заготовке клюквы, которая произрастала здесь круглый год. Каждый поселенец должен был каждый день собрать и сдать ведро клюквы. А если кто-то не выполнял норму, то долг его накапливался, и в конце недели за него рассчитывались остальные.

Бежать отсюда было некуда, потому что с трёх сторон полуостров окружала вода, а путь в глубь материка преграждали непроходимые болота.

По воскресеньям в посёлок прилетал грузовой вертолёт. Он забирал большой металлический контейнер с клюквой, а взамен оставлял продукты питания и ширпотреб. Посадочная площадка находилась на единственной здесь сухой каменистой возвышенности. Единственным коротышкой, представлявшим здесь власть, был разжалованный когда-то за нерадивость полицейский Пфигль. Он ненавидел свою работу до такой степени, что время от времени специально наедался предназначенных для поселенцев обогащённых порошком продуктов. И тогда ему всё становилось безразлично. Большую часть остального времени он спал.

Самую большую и крепкую избу в посёлке занимали Жмурик, Тефтель и Ханаконда.

Мощное преступное сообщество, которое они называли «семьёй», было полностью разрушено. При них остались только два охранника да некстати для себя подвернувшиеся Мига и Крабc, которых в последнее время буквально на каждом шагу преследовали неудачи. Теперь оба прохвоста вместе с охранниками, которых звали Хорёк и Губошлёп, были при Ханаконде чем-то вроде прислуги. Они прибирались в доме, мыли посуду и собирали норму клюквы не только за себя, но и за своих шефов. Жмурик и Тефтель хотя и не ходили в лес, но сидели целыми днями за переборкой ягод. Ханаконда ни к какой работе не прикасался. Он только слушал радиоприёмник и постоянно о чём-то напряжённо думал.

Вообще-то находящийся под действием порошка коротышка не мог думать самостоятельно. Он выполнял свои обязанности согласно подробнейшим служебным инструкциям и радовался жизни согласно бодрым установкам, звучащим по радио и телевидению. Но в том-то и дело, что Ханаконда уже не находился под действием гипнотического порошка. Ни он сам, ни Жмурик с Тефтелем, ни четверо работавших на них простофиль.

Оказавшись здесь, на Клушке, Ханаконда однажды могучим усилием воли заставил себя отказаться от привозимых на вертолёте продуктов. По прошествии суток он полностью восстановил ясность ума и память. Он снова стал злым, коварным и чрезвычайно опасным для окружающих. Мысль о побеге и жестоком мщении поглощала его целиком, не оставляя места ни для чего другого. Время от времени он шипел, как змея, и скрипел зубами.

Конечно, он не мог действовать без сообщников, а потому вернул ясность мысли оказавшимся рядом с ним по недосмотру полиции Мигсе, Крабсу, Хорьку и Губошлёпу.

Семеро понимавших что к чему коротышек уже представляли собой значительную силу, а под руководством умного и жестокого Главаря, вырвавшись на свободу, они могли наделать неисчислимых бед.

Для того чтобы постоянно находиться в форме и быть готовыми к решительным действиям, этим негодяям приходилось пить болотную воду и питаться исключительно грибами, клюквой и дикорастущим чесноком. Из-за этого у них постоянно болели животы, всё валилось из рук, а любая мелочь вызывала приступ раздражения. То и дело они дрались между собой, оставляя друг другу на физиономиях синяки и ссадины. Свой паёк, состоящий из разнообразных, вкусных, но щедро сдобренных порошком продуктов, они выбрасывали в специально вырытую за домом и прикрытую ветками глубокую яму.

— Погода портится, — хрипло произнёс Ханаконда, барабаня пальцами по мутному стеклу небольшого окошка. — Где ещё носит этих идиотов?

Тефтель и Жмурик сидели на табуретках и, как обычно, не спеша перебирали ягоды, бросая листики и мусор прямо на пол. На плите кипела кастрюля с грибами, от одного запаха которых всех уже давно воротило.

— Сегодня утром Губошлёп опять залезал в яму, — доложил Жмурик. — Слопал две банки консервов и булку с маком, хе-хе.

— С-скотина, — прошептал Ханаконда. — Пусть только явится. Имейте в виду, господа сообщники: не будет дисциплины — не будет побега. Другой жизни вам не видать, подохнете все здесь, на болоте… — И он злобно заскрипел зубами. Он всегда скрипел зубами, когда злился, и шипел, как змея, изображая смех.

— А уже есть какие-нибудь соображения насчёт побега, а, шеф? — поинтересовался Тефтель.

— Соображения? Так я вам и сказал, чтобы вы завтра же всем растрепали. Сегодня Губошлёп залез в яму, а завтра кто-нибудь ещё нажрётся дряни и побежит докладывать обо всём старшему надзирателю.

— Обижаете, начальник, — возразил Тефтель. — Гадом буду, если побегу к надзирателю. А может, всё-таки махнём через пролив? Пилы и топоры у нас есть — доберёмся до берега и сколотим плот. Дождёмся попутного ветра, поднимем парус — и мы уже на том берегу…

— Ты — дурак. Ещё ни одно судно не смогло преодолеть течение в проливе. Плот унесёт в Северный океан и затрёт во льдах. Не мешайте мне думать.

Ханаконда снова забарабанил по окну и заскрипел зубами.

На пороге послышался топот сапог, и в дом вошли Хорёк, Губошлёп, Мига и Крабc.

Рожи у них были красные и распухшие от укусов комаров. В руках они держали ведра с клюквой, наполненные не более чем на две трети.

— Почему раньше времени? — произнёс, не поворачиваясь к ним, Ханаконда.

— Погода портится, шеф, — объяснил Хорёк. — Поднялся ветер, и дождь вот-вот начнётся. Завтра встанем пораньше и наверстаем.

— Если не сделаете план, накажу.

— Сделаем, шеф, всё будет в порядке.

«Как бы этот ветер не испортил всё дело, — проворчал про себя Ханаконда. — Если завтра погода будет нелётная, придётся сидеть здесь ещё неделю…»

— Губошлёп, — позвал он щуплого и лопоухого коротышку, — подойди ко мне.

Тот встал перед шефом, глядя на него счастливыми, бессмысленными глазами-пуговицами.

— Зачем ты лазил в яму, Губошлёп? Ты ведь знал, что этого нельзя делать:

— Знал, шеф, конечно знал. Да уж только очень болел живот от этих грибов, будто выпил целое море бензина пополам с керосином, а после всё это дело какая-то сволочь подожгла спичкой…

Приступ боли обжёг внутренности Ханаконды, он стиснул зубы и прикрыл глаза.

Такие приступы случались последнее время с ним довольно часто. Он проглотил горсть таблеток и произнёс сдавленно:

— А теперь, стало быть, всё в порядке?

— Да, шеф, чувствую себя хорошо.

— И что же ты теперь собираешься делать?

— Вот думаю сходить к старшему надзирателю и донести, что мы тут собираемся сбежать и на воле сколотить банду, — простодушно отвечал Губошлёп.

Тефтель выронил ковшик, из которого пил воду.

— Что-что? — удивлённо вскинул брови Ханаконда. — Как ты говоришь — «донести старшему надзирателю»?

— Именно так, шеф. Господин старший надзиратель каждый раз говорит об этом на построении. Он говорит, что, если мы не будем доносить друг на друга, он урежет всем пайки. А продукты в нашем пайке первый сорт, поверьте мне, шеф.

Некоторое время все молча и с ужасом смотрели на Губошлёпа, который как ни в чём не бывало простодушно улыбался. Ханаконда медленно шагнул к нему и погладил по голове:

— Хорошо, хорошо, молодец. Только ты вот что… Ты не ходи сегодня к этому старшему надзирателю, ладно?

— Как прикажете, шеф.

— Сейчас ты вот что сделай: бери ведро и отправляйся в лес, за дальнюю просеку.

Тут без тебя вышло новое, особо важное распоряжение: чтобы клюкву по ночам собирать. Она, видишь ли, именно в это время особенные соки набирает, целебные, понимаешь?

— Да, да, да, понимаю…

— Вот и молодец. Так что одевайся потеплее — и вперёд.

Губошлёп покосился на своих товарищей, которые теперь едва сдерживали смех.

— Один?

— Один, один. Работа эта, видишь ли, очень ответственная, не всякого пошлют. Тут без тебя старший надзиратель приходил, он прямо так и сказал: только тебе, мол, он и доверяет.

Лицо Губошлёпа осветилось гордостью. Он набросил поверх ватника плащ с капюшоном, подхватил вёдра и, весело насвистывая, зашагал из дома в сторону леса.

Проследив за ним через окно, Ханаконда повернулся к оставшимся:

— Что, господа мазурики, ещё кому-нибудь охота набить брюхо?

Все понимали, для чего шеф отправил провинившегося на ночь в лес. Действие порошка ограничивалось сутками, и ближайшим утром этот срок истекал. Оставлять недотёпу в посёлке было опасно, потому что Пфигль мог в любую минуту нагрянуть с обходом. Ночёвка же в холодном лесу должна была послужить Губошлёпу и всем остальным хорошим уроком на будущее.

— Загнёмся мы здесь, шеф, честное слово, загнёмся, — заскулил Крабc, нервы у которого были на пределе. — У меня в животе будто ежи завелись, гнездо там себе свили. За что, за что мне такое наказание!

— Молчать! — крикнул Ханаконда, которого самого то и дело скрючивало от боли. — Все зубы выбью!.. Все, завтра рванём, понятно? Уйдём на продуктовом вертолёте, век воли не видать. Всем тихо, слушайте сюда внимательно…

Когда далеко за полночь в радостном волнении все улеглись спать, Хорёк подсел к кровати Ханаконды и прошептал:

— Такое дело, шеф. В нашем посёлке есть ещё один коротышка, который сам догадался про порошок.

— Это кто же?

— Зовут Тихоня, он здесь всего несколько дней, новенький.

— Это маленький такой, дохлый?

— Вроде того, шеф. Только вы не смотрите, что он дохлый, руки у него сильные, будьте-нате.

— А ты уже и это знаешь?

— Да так… Нагнулись за одним грибом и стукнулись лбами. Я ему хотел щелбана вкатить, а он мою руку схватил и так сжал… будто клещами. Согнул меня одной рукой и на землю положил.

— Ну а что же ты?

— А он вдруг заулыбался, помог подняться. Слово за слово, разговорились. На свободе он один работал, специалист по кредитным карточкам. Говорит, что грёб денежки лопатой.

— Значит, он тоже грибы собирал? Ладно, приведи его, прямо сейчас. Посмотрим, что это за специалист.

Новенький показался Ханаконде коротышкой умным и скрытным, но как раз такие ему и нравились. Полицейские провокаторы, втираясь в доверие, обычно ведут себя шумно и развязно — так они себе представляют настоящих бандитов. А этот говорил мало и только по делу. Кроме того, новенький разбирался в электронных банковских системах, а такому специалисту в преступном мире цены не было. И конечно, Ханаконде захотелось непременно заполучить его к себе в банду.

Выслушав план побега, Тихоня внёс несколько дельных предложений и, поскольку времени на раздумья уже не было, согласился войти в банду. Старшего надзирателя Пфигля он предложил усыпить настоем из мухоморов, а четверых охранников из вертолёта выманить наружу, не причинив им вреда. Вертолёт в два счёта перенесёт их через болота, а уж потом они знали, что им делать.