— Эй, посмотри на меня, — произнес он, когда девушка отвернулась. Когда она снова посмотрела на него, Дайр надеялся, что Серенити увидит в них честность, с которой он произнес: — Тебе нечего стыдиться. Я был очень близко к тому, что бы умолять тебя снять с себя одежду, чтобы я смог сделать тебя своей, во всех возможных смыслах этого слова. Если кто-нибудь из нас двоих и должен стыдиться, так это я. Еще несколько мгновений, принцесса, и мои руки трогали бы тебя там, где тебя касаться может только твой муж. — У нее не было слов. Ее рот раскрылся от удивления, и ей пришлось его закрыть, и повторить эти движения еще несколько раз. Дайр усмехнулся и нежно поцеловал ее в губы. — Ты же, конечно, не удивлена, тем фактом, что настолько можешь быть желанной?

— Ну, если честно, мне всегда было все равно, нравлюсь я парням или нет.

— Это жестоко будет с моей стороны, если я скажу, как рад, что ты не испытывала таких чувств к какому-нибудь другому мужчине?

Серенити рассмеялась.

— Тогда я тоже жестока, так как я рада, что, несмотря на твой внушительный возраст, у тебя никогда не было отношений с женщинами.

Дайр обнял ее обеими руками и притянул к себе, благодаря его большой комплекции, он нагнулся и положил голову на ее волосы. Цветочный запах ее шампуня был приятным, но именно из-за ее истинного запаха, у него во рту пересохло. Дайру никогда раньше не приходилось сталкиваться с желанием, и он должен был признать, что не знал, как с этим справляться. Желание было настолько сильным чувством, чем он мог себе представить, и парень действительно удивился, как обычные смертные с ним справлялись. Его тело практически тряслось от желания. Серенити подняла голову и посмотрела на него, хмуря свое красивое лицо.

— Все в порядке? — спросила она.

— Помимо того факта, что мне очень нравится обнимать тебя; что из-за того, как ты пахнешь, у меня во рту пересохло, будто не пил воды веками; и все мое существо кричит, чтобы я овладел тобой и заявил на тебя свои права как дикое первобытное животное? То да, в остальном все хорошо.

Его глаза стали шире, пока он делал свое признание, и он был уверен, что сейчас девушка гадала, как лучше ему на это ответить.

— Наверно, будет лучше, если я слезу, — предложила она, начав слезать с его колен.

Дайр обнял ее крепче, и медленно покачал головой.

— Я не готов тебя отпустить.

Эти слова касались не только происходящего: ему не только не хотелось, чтобы Серенити слезла с его колен и легла в кровать, покинув его оберегающие объятья. Он знал, что на самом деле никогда не сможет ее отпустить. Дайр понял, как ему на действительно хочется стать человеком, и провести свою человеческую жизнь с Серенити. Он хотел жениться на ней, любить ее, вместе с ней родить детей и состариться. А ведь когда-то было время, кода он задумывался, как люди могли стоить отношения, когда они прекрасно знали, что дни их вместе сточены.

У них не было впереди целой вечности, и только сейчас он понял, что это делало любовь и отношения еще более ценными. Две, стремящееся к совершенству души становились одной, делили радость, боль, горе, любовь и на много большее, и все это без уверенности, что у них будет завтра. Им этого не обещали. Количество прожитых ими дней определял Создатель, и пусть их жизнь на земле и не могла сравниться в великолепии с жизнью дома, рядом с Создателем, она все равно была бесценна сама по себе. Отношения между мужчиной и женщиной, парой, супругами были бесценным подарком. Это было заветом между мужчиной, женщиной и Создателем. Эти отношения должны были быть сохранены любой ценой и превалировать все другие отношения, кроме их отношений с Создателем. И Дайр так хотел таких отношений, что это пугало. И хотел этих отношений не с какой-нибудь женщиной. Он желал, чтобы такие отношения были у него с Серенити, с его любовью, с его принцессой.

Серенити положила свою голову ему на грудь и слушала успокаивающее биение его сердца. Испытав что-то такое интенсивное и личное с Дайром, она чувствовала себя ранимой и уязвимой. Где-то глубоко, она была уверенна, что то чувство, которое рождалось между ними, было не обычным увлечением, которое происходит ежедневно. Это было глубокое, страстное и полностью поглощающее чувство. Серенити была уверенна, что она почувствовала, как слились воедино их души, когда Дайр требовательно поцеловал ее, а она была более чем рада ответить ему взаимностью. Неужели так оно и было? Серенити не знала ответа.

Это все было бессмысленно. Но она почувствовала с невероятной радостью связь, образовавшуюся между ними, которую не испытывала до этого ни с кем другим, и знала, что может никогда больше этого не пережить. Он сказал, что не готов отпускать ее, но и она была далека от того, чтобы быть отпущенной. Серенити хотела, чтобы его объятья оберегали ее вечно, укрывали от плохих вещей в этом мире. С Дайром она снова почувствовала себя в безопасности, первый раз после смерти родителей. С ним она ощутила себя обожаемой и любимой. Она не знала, что будет с ней, когда он уйдет, потому что понимала, когда-нибудь ему придется уйти. Об этом не могло быть и речи. Он был бессмертным, который выполнял задания Создателя, а она была человеком. Она просто не могла представить, что есть способ, чтобы они смогли быть вместе.

Серенити чувствовала, как он гладит ее волосы, успокаивая, как будто понимая ее боль. Может быть, это было и правдой, как то, что она почувствовала его душу. Она обнимала его и чувствовала, как под ее руками двигаются его мышцы спины. Он был таким сильным, крепким, и девушка подумала, что если бы все сложилось по-другому, то Дайр был бы мужчиной, который будет всегда рядом. Он был бы мужчиной, который женившись, никогда бы не расстался с ней. Он всегда был бы рядом, помогал бы преодолеть все трудности и перенести любую боль, и не довольствовался тем, что имел, добивался бы процветания своей семьи. Дайр хотел бы, чтобы в отношениях была страсть и желание, жажда и любовь. Да, он бы определенно был мужчиной, который всегда был бы рядом, но все же, не для нее.

— Тебе завтра в школу, — прошептал он в темной комнате. — Я бы хотел, что бы ты немного отдохнула.

— Ты останешься? — спросила она прежде, чем смогла себя остановить.

Дайр встал, держа ее на руках, как будто Сара весила не больше ребенка, и уложил в кровать. Он накрыл ее покрывалом до подбородка, затем, обошел кровать с другой стороны. К ее удивлению и удовольствию, он лег рядом с ней, поверх покрывала, и крепко обнял за талию, прижав к себе.

— Пусть тебе приснюсь я, Принцесса, — прошептал Дайр ей на ушко.

— Тогда, сплети мне сон, Песочный человек, — тихо ответила она, — и мы сможем увидеть его вместе.

Пока ее веки тяжелели, она слышала, как Дайр желал ей спокойно ночи и просил впустить его в ее разум. «Это было не так уж и сложно», — подумала она, когда к ней, наконец, пришел сон.


Глава 7


«Увидеть во сне белку означает, что вскоре у тебя появятся один или несколько новых друзей. Тебе следует этим воспользоваться, но будь осторожна доверять слишком рано. Позаботься о том, чтобы не открыть место своего тайника с орехами.»


Первый день Эммы в школе в Йеллвиле и близко не был таким страшным, как она поначалу себе представляла. Конечно же, это могло быть из-за огромного ангела, хотя и невидимого остальным, но остававшегося с ней целый день и следившего за тем, чтобы все прошло гладко. Эмма говорила ему несколько раз, что ей не нужна нянька. А ответом Рафаэля было то, что он мог бы тоже что-нибудь выучить, ведь он никогда не ходил в начальную школу.

Она не представляла, что может узнать во втором классе ангел, который был на этом свете с незапамятных времен, но с другой стороны, она и ее родители раньше смотрели шоу «Ты умнее четвероклассника», и родители постоянно отвечали на вопросы неправильно. Так что, возможно, и ангел может узнать что-нибудь. Однако она должна была быть осторожна не заговорить с ним случайно, потому что это выглядело бы так, будто она разговаривает сама с собой. Было довольно плохо и то, что большинство уже знали, что она жила в лачуге со своей пьяной тетей, и девочка совершенно не хотела тоже казаться сумасшедшей. Эмма могла заметить тот особенный взгляд в глазах учителей, который бы ее мама назвала жалостью, и это заставляло ее стискивать зубы. Она не хотела ничьей жалости. Эмма всего лишь хотела, чтобы к ней относились как к нормальной девочке.

К обеду она познакомилась с двумя девочками, которые могли бы стать ее подругами. Пенни Джейн и Шарлотта, казалось, взяли Эмму под свое крыло.

— У тебя есть братья или сестры? — спросила Пенни Джейн, вытаскивая свой сэндвич и чипсы из коробки для ланча «Хелло Китти». Эмма не смогла удержаться от завистливого взгляда на сэндвич, после того, как ей не удалось определить варево на своем подносе, которое школа пыталась выдать за еду. Осознав, что они все еще ждут ответа, Эмма заставила себя отвести глаза от ланча Пенни Джейн.

— Нет, я единственный ребенок.

— Это должно быть потрясающе, — сказала Шарлотта с благоговением в ее голосе. — У меня шесть братьев и сестер. Шесть! И я четвертая, так что мне никогда не достается ничего нового. Всю мою одежда носили старшие сестры, со всеми моими игрушками играли сначала они, и даже моя расческа раньше принадлежала моей старшей сестре. Это должно быть приятно, когда тебе не приходится получать использованные вещи.

Слушая, как Шарлотта продолжала сыпать свои претензии (это слово было одним из ее словаря, которому ее мама постоянно учила), она ничего не могла поделать, как снова услышать голос своей матери. «Ты не должна забывать быть благодарной в любых обстоятельствах, Эмма Джин, потому что неважно, насколько ты думаешь, что хочешь чего-то другого, другое не всегда значит лучшее». Ее мать была права. Как много раз Эмма хотела уехать из Мемфиса, из огромного города в загородный дом, где бы у нее могли быть лошади и кролики? И вот сейчас она в маленьком, провинциальном городке, и положение вещей определенно не стало лучше.

Обед продолжался с постоянным потоком болтовни Шарлотты и Пенни Джейн. Она никогда не слышала, чтобы две девчонки говорили так быстро. И половину времени они заканчивали предложения друг друга, так что этот поток ни разу не прервался; они просто продолжали болтать. Эмма взглянула на Рафаэля краешком глаза и едва не рассмеялась, когда увидела, как он широкими глазами смотрит на девочек. Было очевидно, что он проводил не слишком много времени с восьмилетними девчонками. Бедный парень не знал, на что он пошел.

К концу дня Эмма была готова удрать от пристальных взглядов учителей, шепота и показывания пальцем ее недоразвитых одноклассников. Мама Эммы всегда говорила, чтобыть умной благословение и проклятие одновременно. Благословение потому, что школа всегда была для нее легкой, почти слишком легкой, но и проклятие, потому что это делало ее чужой для остальных. Находиться с детьми своего возраста часто было для нее трудно, потому что они казались ей такими бестолковыми. Эмма пыталась никого не судить, особенно потому, что они не были виноваты в своем низком, по сравнению с ее уровнем, коэффициенте интеллекта. Они были лишь результатом их генетики, так же как и она. Как только она и Рафаэль покинули здание, Эмма глубоко вздохнула, позволив холодному воздуху наполнить ее легкие. Это освежало после целого дня, проведенного в школе.

— Я пока что не очень хочу идти обратно к Милдред, — сказала она Рафаэлю, в то время как они начали идти. Основываясь на нескольких взглядах других детей, она знала, что Рафаэль стал видимым. Она не бросала завистливых взглядов на тех, кто садился в теплые салоны машин, ее единственным средством передвижения была прогулка, если только она не хотела поехать на автобусе, чего она не хотела сейчас. Ходьба была хороша для нее, так она говорила себе каждый раз, когда ей хотелось ныть по этому поводу. «Будь благодарно за то, что ты можешь ходить, Эмма Джин». Это то, что сказала бы ее мама. Ох, она скучала по своей маме. Словно пустота была врезана в ее сердце в том месте, где раньше была ее мать, и теперь сердце не билось так, как надо. Пропал ритм, как если бы кто-то хлопал в ладоши под музыку, но руки все время запаздывали за тактом. И Эмма не знала, будет ли оно когда-нибудь снова в порядке.

— Как насчет того, чтобы сходить в библиотеку и навестить ту приятную библиотекаршу? — предложил Рафаэль.

Эмма решила, что это звучит намного лучше, чем вернуться в дом, где живет ее тетя. Она не могла назвать это домом. У нее больше не было дома.

— Так ты узнал что-нибудь? — Эмма, наконец, спросила Рафаэля, пока они шли по скрипящему снегу. Эмма любила звук снега под ее ботинками. Скрип снега был приятным, потому что когда ты идешь по снегу, то можешь видеть свое продвижение вперед. Если бы Эмма обернулась, она увидела бы свои следы в примятом снегу, и как далеко ушла. Временами, когда снега не было, и тротуары были сухими, прогулка казалась бесполезной, как если бы она стояла на месте — идя никуда — и просто переставляла ноги. Да, ей нравился снег под ее ботинками; пока не нападал новый снег, или другие не затоптали ее следы, существовало физическое доказательство, что она, и в самом деле, куда-то идет. И по какой-то причине для нее было важно, чтобы она не оставалась закоснелой, другое слово в ее словаре от ее мамы. Ее внимание было оторвано от поскрипывания, когда Рафаэль начал отвечать.

— Поначалу нет, но потом мы пошли не обед. Потом я узнал, что некоторым восьмилетним девочкам не нужен воздух, когда они говорят.

Эмма так расхохоталась, что ей пришлось держаться за бока, пока Рафаэль остановился с ней на тротуаре. Отчаяние на его лице лишь заставило ее смеяться сильнее. Когда она, наконец, смогла себя контролировать, выражение безраздельности на лице Рафаэля усилилось.

— Ты закончила?

— Я почти так же закончила, как замороженная рождественская индейка, — улыбнулась Эмма.

— Что именно это значит?

— Это значит, что я еще даже не начинала смеяться над твоим противным выражением от восьмилетних зайцев-энерджайзеров.

— Не похоже, что тебе восемь, — уточнил Рафаэль.

Эмма пожала плечами.

— На бумаге, так мне около двадцати — во всяком случае, так говорят тесты.

Эмма продолжала хихикать себе под нос, когда они пошли дальше. Когда они добрались до библиотеки, она была уверена, что ее пальцы настолько замерзли, что просто могут сломаться пополам. Они с Рафаэлем отряхнули снег с обуви перед входом в библиотеку. Теплый воздух охватил ее, когда она вошла в фойе с Рафаэлем, следующим по пятам. Эмму немедленно встретила улыбка Дарлы, которая была такой же теплой, как и воздух в комнате.

— Я надеялась, что ты вернешься, — Дарла улыбнулась и обогнула конторку, уже распахнув руки. Эмма выяснила, что Дарла любила обниматься. Когда добрая женщина опустилась на колени и обняла ее, Эмма закусила губу, чтобы сдержать эмоции, которые постоянно грозили вырваться из-под контроля. Раньше ее обнимали каждый день. Она приходила домой к болтающей и улыбающейся маме, которая расспрашивала, как прошел ее день в школе. Но эти дни остались только в воспоминаниях.

Дарла отстранилась и взяла Эмму за плечи, изучая ее лицо. Эмма встретила взгляд женщины, ее учили смотреть людям в глаза, когда они говорят.

— Я думаю, ты сможешь помочь мне с небольшой проблемой, не так ли, Эмма?

Эмма подумала, какие проблемы могут быть у Дарлы, и решила, что они не могут сравниться с проблемами ее тети.

— Конечно, я могу помочь.

— Да! — воскликнула Дарла с таким энтузиазмом, который только она могла выдать за естественный. — Так получилось, что я испекла слишком много печенья, и я бы очень не хотела их выбрасывать.

Эмма улыбнулась библиотекарше.

— Ну, тогда вам повезло, миссис Дарла, поедание печений как раз мое лучшее умение в решении проблем.

— Никаких этих «миссис», просто Дарла, — сказала она, подмигнув и предложив им идти за ней.

Через час и десять съеденных песочных печений, Эмма и Дарла сканировали книги, которые вернули в библиотеку, чтобы обновить базу данных, и складывали их на тележку, при помощи которой, объяснила Дарла, они потом вернут книги на их законные места на полках. Эмма же просто была рада, что занималась чем-то полезным, вместо того, чтобы прятаться в гардеробе или разговаривать с мышью и котом. Прошлой ночью, когда нарисованная на ее стене мышь остановилась и, посмотрев на нее, заговорила с ней, девочка решила что ей действительно надо чаще выбираться из дома. Радио играло рождественскую музыку и Дарла с Серенити подпевали. Эмма была уверенна, что если бы она не могла приходить в библиотеку каждый день, то ее жизнь была бы несчастной. Она и так была ограниченной, но это только когда девочка была в доме своей тети.

Эмма с Дарлой обе подняли головы, когда дверь в библиотеку открылась и вошла девушка из сна, которую Эмма немедленно узнала. Это была Сренити во плоти. Она улыбнулась ей значимой улыбкой, и Эмма поняла, что Серенити ее тоже узнала.

— Я вижу, моя тетя заставила тебя ей помогать, — произнесла Серенити, подойдя к стойке.

Дарла цокнула языком на племянницу.

— Ты же прекрасно знаешь, что это неправда. Эмма не принимает ответ — нет. У меня было несколько поделок для нее, и она настояла на том, чтобы их сделать.

— Ах, так ты встретила достойного соперника? — спросила ее Серенити.

Дарла подмигнула Эмме, перед тем как снова посмотреть на Серенити.

— Как прошел твой день?

Серенити пожала плечами.

— Обычный день. Не могу дождаться рождественских каникул. Мне нужно отдохнуть от школы.

— Ну, осталась всего неделя. Я думаю, ты справишься, — ответила ей Дарла.

— Ну, Эмма, — сказала Серенити и посмотрела на нее. — Дарла говорила, что тебя может заинтересовать программа обучения школьников старшеклассниками. У меня сейчас нет ученика. Ты не против, если я буду с тобой заниматься?

Эмма решила не говорить, что если обучение касалось школьных предметов, то Серенити просто потратит свое время зря. Скорее всего, знания Эммы превосходили знания Серенити. Но Эмме хотелось с кем-то подружиться; это было то, в чем нуждался каждый человек, вне зависимости от его коэффициента интеллекта.

— Было бы здорово, — ответила она.

— Замечательно! — обрадовалась Серенити, и Эмма заметила, что энтузиазм Серенити был явно результатом влияния Дарлы. — Тогда давай начнем. Ты можешь пойти со мной в ветклинику и помочь мне ухаживать за животными.

Эмма обрадовалась такому предложению.

— За какими животными?

— В основном за собаками и кошками, но иногда бывают и разные рептилии, козы, лошади и коровы.

— Лошади? — улыбнулась Эмма.

Серенити рассмеялась.

— Значит у нас тут любитель лошадей?

Эмма кивнула.

— Я всегда хотела иметь лошадь. Я столько про них читала. Говорят, что они лучшие животные-компаньоны для инвалидов и душевнобольных людей. У них очень развита интуиция, и они очень точно угадывают эмоции своих компаньонов.

— Я тоже об этом слышала, — подтвердила Дарла, кивая. — Ну, ты иди с Серенити, а когда закончите, приходите к нам домой поужинать. Не переживай из-за своей тети, Эмма. Я сообщу ей, где ты будешь находиться.

Эмма не хотела, чтобы милая Дарла разговаривала с ее тетей, но она так же не хотела сама объясняться с Милдред.

— Лучше с ней не спорить, — сказала Серенити, протягивая руку маленькой девочке. — Она все равно сделает по-своему, вне зависимости от твоих пожеланий.

— Ладно, — наконец, согласилась Эмма, встав и надев свое пальто.

Она взяла Серенити за руку и пошла за ней к выходу. Когда они уже выходили на холод, она повернулась и посмотрела на Дарлу.

— Не ходи туда, Дарла, — сказала она, стараясь не показать беспокойства. — В дом моей тети, я имею в виду. Не ходи к ней домой, ладно?

— Дорогая, не переживай за меня. Я раньше имела дело с такими как Милдред Джонс. Ты просто иди с Серенити и развлекайся, увидимся вечером с вами, девочки.

Неожиданно около нее появился Рафаэль. Она даже не заметила, что он исчезал, но она быстро поняла, что она была единственной, кто мог его видеть.

— Не переживай за Дарлу. Я прослежу, чтобы с ней ничего не случилось. А Дайр будет с тобой и Серенити, — заверил Рафаэль.

Эмма слегка кивнула и затем повернулась обратно, следуя за Серенити в машину.

Серенити подождала пока Эмма сядет в машину и пристегнется, чтобы выехать с парковки. Она была рада, что Эмма согласилась пойти с ней, особенно если учесть, что они познакомились во сне. Серенити беспокоилась, что она будет слишком нервничать. Когда тетя Дарла упомянула об Эмме, и попросила стать наставницей для девочки, хотя она знала, что Серенити больше не берет учеников, Серенити промолчала, что она уже знает об Эмме. Хотя Сара согласилась стать ее наставницей без колебаний. Из разговоров с Дайром, она знала, что Эмма сделает в своей жизни, что-то очень важное, что, скорей всего, изменит жизни и других людей.

— Я не хочу предполагать, поэтому спрошу, — начала Серенити. — Ты помнишь, мы видели друг друга во сне, что сплел для нас Дайр?

Эмма кивнула.

— Ага, но я уже знала, что ты здесь живешь. Дайр мне рассказал.

— Ага, он мне тоже про тебя рассказывал. Мне очень жаль, что ты потеряла родителей, Эмма. Я хочу, чтобы ты знала, тебе всегда рады в доме Дарлы и Уэйна. — Серенити надеялась, что Эмма услышит в ее голосе только беспокойство, а не жалость к ней.

— Спасибо, — это все, что Эмма ответила. — Ну, а что насчет клиники… ты там работаешь?

Серенити кивнула.

— Да, я там работаю на полставки. Мне на самом деле очень нравится работать с животными. Они прекрасные слушатели, и кроме редких случаев возмутителей спокойствия, они редко жалуются или ворчат на нас.

— А еще они очень верные, — заметила Эмма. — У меня никогда не было животных, но я много читала про собак. Мне очень интересно, как они тренируют собак, чтобы те могли спасать людей, находить наркотики, и утешать тех, кто болен. Животные просто необыкновенные создания.

Серенити была удивлена познаниями маленькой девочки. Ей не часто приходилось сталкиваться с восьмилетними девочками, которым нравилось читать про лошадей и собак. Те восьмилетки, с которыми обычно сталкивалась Серенити, увлекались блестящими вещами и куклами-американками.

Когда они остановились на стоянке, губы Серенити расплылись в улыбке, из-за того, что она увидела перед собой.

— Ты втюрилась, скверная девчонка, — заметила Эмма, сидя рядом с ней.

Серенити резко повернула голову в ее сторону.

— Это так заметно?

— Вытри слюни, перед тем как выйти из машины, — ответила Эмма, улыбнувшись, и открыла дверь.

Дайр стоял, прильнув к зданию, он выглядел так расслабленно, как будто на улице не стоял мороз в –2 градуса. Серенити вышла из машины и пошла за Эммой, которая направлялась к Дайру.

— Рафаэль сказал, что ты будешь здесь, — сообщила она ему.

Серенити посмотрела на Дайра, потом перевела взгляд вниз на девочку.

— Рафаэль, это ангел, да?

Эмма кивнула и пожала плечами.

— Он, вроде как, мой ангел-хранитель.

Серенити с благодарностью посмотрела на Дайра, потому что знала, что это его собственная инициатива, присматривать за Эммой, когда этим никто не занимался.

— Как поживают мои две любимые леди? — спросил Дайр, открывая им дверь, чтобы они могли скрыться с этого морозного ветра.

— Замечательно, — ответила Серенити, которой пришлось побороть желание кинуться к нему в объятья.

Эмма покачала головой и Серенити услышала ее бормотание.

— Девочке нужен слюнявчик.

Дайр посмотрел вниз на нее и рассмеялся.

— Эмма, я так понимаю, ты пришла сюда, чтобы помочь Серенити вычистить питомник и позаниматься с собаками?

Эмма кивнула.

— Убирать какашки собак намного лучше, чем сидеть в моей комнате и весь день разговаривать с мышью или котом.

Услышав эти слова, у Серенити заболело сердце, но она не собиралась дать Эмме заметить. Когда умерли ее родители, единственное, что она ненавидела, так это видеть жалость, когда на нее смотрели. Она никогда бы так не поступила с Эммой.

— Давай приступим к работе. Чем раньше начнем, тем раньше закончим, — сказала Серенити и предложила им пройти за ней.

Она была рада, что у Джексона был выходной; ей не хотелось наблюдать, как они бы общались с Дайром.

— Похожей, ей здесь нравится, — произнес Дайр шепотом, почти касаясь кожи девушки, из-за ее спины.

Серенити купала одного из их постоянного клиента, маленького и постоянно веселого пуделя по имени Пагсли. Иногда ее удивляло, насколько неоригинальными бывают хозяева собак, когда это касалось имен для их питомцев. Она почувствовала, как руки Дайра, обнимающие ее, трясутся, его большие ладони лежали у нее на животе. Серенити хотелось откинуться ему на грудь. Ей хотелось раствориться в его объятьях, и посмотреть, к чему это может привести, но мокрый и дрожащий Пагсли смотрел на нее умоляющими глазами. Когда она закончила мыть пуделя, Дайр отпусти ее, чтобы она смогла взять Пагсли и поставить на стол. Она начала вытирать его, а Дайр встал напротив нее и следил.

— У тебя есть привычка пристально наблюдать, — сообщила она ему.

Не было похоже, что его заботит ее заявление. Он сложил руки на своей широкой груди и оперся плечом на стену.

— Я хочу, чтобы мне было о чем подумать, когда тебя нет рядом.

Хорошо, вот и как девушка должна реагировать на такие слова? Серенити закусила нижнюю губу, и иногда поглядывала на него, пока вытирала пуделя. Тлеющие глаза Дайра встретились с ее, и она быстро опустила взгляд. Он был таким интенсивным, иногда таким всепоглощающим, что ей было трудно дышать. Серенити прокашлялась, перед тем как сказать.

— Ты не мог бы пойти проверить, как там Эмма? — попросила она.

«Да, трусишка», — подумала она, но ей нужно время, чтобы собраться, прийти в себя, и она не могла этого сделать, когда парень так ее разглядывал.

Она не слышала, как он приблизился и неожиданно прижался губами к ее уху. Он касался ее только губами, но его теплое дыхание обжигало кожу, как будто разжигая страсть, было такое ощущение, что прикосновения были по всему телу.

— Хочешь избавиться от меня, Принцесса? — его голос звучал низко и мягко, склоняя ее к ответу.

— Нет, — она почти пищала, поэтому ей пришлось прокашляться, чтобы продолжить. — Я не хочу избавиться от тебя, просто мне нужно иногда дышать.

— Ты не можешь дышать, когда я рядом с тобой? — Серенити услышала боль в его голосе.

Девушка была рада, что Пагсли был самой послушной собакой, потому что он просто сидел и терпеливо ждал, когда Дайр схватил ее за бедра и повернул к себе лицом. В его глазах снова отражалась дымчатая крутящаяся воронка. Она заставила его нервничать.

— Я…. просто, — Серенити начала объяснять запинаясь, но у нее не получалось выговорить и слова.

Напряженный взгляд Дайра лишил ее слов. Он подошел еще ближе, и когда Сара попыталась отвернуться, он нежно, но уверенно взял ее за подбородок, и заставил взглянуть на него.

— Первый раз, за все мое долгое существование, я, наконец-то, чувствую, что могу дышать, благодаря тебе. Ты задыхаешься из-за меня? Ты это имеешь в виду?

Серенити видела, что Дайра действительно обеспокоили ее слова, Дайр неправильное понял их. Серенити должна была ему объяснить, что имела в виду, но у нее редко это хорошо получалось, особенно когда была возбуждена, а Дайр пробуждал в ней очень глубокие и сильные чувства. Но ей не хотелось, чтобы он думал, будто делает что-то неправильное, поэтому она постаралась ему объяснить.

— Я не задыхаюсь, из-за тебя, Дайр, — наконец, произнесла она. Но его тело не расслабилось, а в глазах все еще бушевала воронка. — Я хотела сказать, что твое присутствие рядом иногда бывает настолько насыщенным, что все это так поглощает. У меня такое чувство, что в комнате совсем нет воздуха, и единственное, что это может исправить, так это либо твой уход, или если я сдамся и… — она сделал паузу, не зная, если ей стоит заканчивать предложение.

— Сдашься и что, Принцесса? — его глаза сузились, вынуждая ее ответить ему честно.

— Сдамся и подойду к тебе. Сдамся своему желанию, чтобы ты обнял меня. Сдамся и попробую тебя на вкус, чтобы ты поделился со мной воздухом, целуя меня. Когда ты меня целуешь, такое ощущение, что нет ни меня, ни тебя; есть только мы, как будто мы…

— Единое целое, — перебил ее он.

Она кивнула, с широко раскрытыми от удивления глазами, потому что поняла, что он чувствовал то же самое.

— И почему же ты не сдашься? — спросил он, и она заметила, как его плечи немного расслабились.

Серенити знала, что им нужно поговорить о ее опасениях, но она еще не была готова к такому трудному разговору. Прошло только несколько недель, но у них уже были такие насыщенные отношения.

— Я не готова ответить на этот вопрос.

Она ждала его реакции на свой ответ, предполагая, что она обидит его тем, что не захочет поделиться своими опасениями с ним. Но его ответ удивил ее.

— Скажи мне, когда будешь готова, — он сделал шаг назад, но продолжал смотреть ей в глаза. — Просто не затягивай. Я не могу что-то исправить, если не знаю, в чем проблема.

Серенити смотрела ему в след, когда Дайр направился в комнату для купаний. Ее сердце сильно стучало в груди, и пришлось даже опереться на стол, который стоял позади, чтобы не упасть на пол. Он принесет ей смерть, или, как минимум, смерть ее сердцу. Как она придет в себя, когда он уйдет? Как она могла ему объяснить, что причина, по которой она не сдается, заключается в ее страхе перед своими чувствами к нему? Если Серенити не сдержится, и сдастся, то она влюбится в Брудайра. Она отдаст ему частичку своего сердца, своей души, и когда он уйдет, она останется с зияющей пустотой внутри. Она бы попросила его уйти сейчас, до того, как это все произойдет, но ее тело как будто противилось одной только мысли об этом. Губы не могли произнести этих слов, а легкие прекращали снабжать голос воздухом. Она хотела, чтобы у нее было то малое количество времени, которое она сможет с ним провести. По крайней мере, тогда у нее останутся воспоминания.

Серенити услышала скуление, раздавшееся позади нее, и повернулась, чтобы посмотреть на маленького мопса. Она рассмеялась, взглянув на его жалобную, такую страшненькую и такую милую мордашку.

— Я выгляжу жалко, да, Пагсли? — он наклонил голову, как будто слушал ее. — Ты думаешь, я должна отпустить его? — он наклонил голову в другую сторону. — Ну вот, я прошу совета у собаки, — сказала она, взяв его на руки, и отнесла в клетку.

Дайр стоял на пороге в ванную комнату. Вокруг него мерцал воздух, как всегда, чтобы смертные не могли его видеть. Ему должно было быть стыдно, что он стоял тут и подслушивал слова Серенити, но его очень мучило незнание того, о чем она не хотела говорить. «Я должна отпустить его?» — спросила она у маленькой собачки. Что она имела в виду? Неужели она думала, что как-то удерживает его насильно? Неужели она не понимала, что он пытался найти способ, чтобы остаться с ней?

— Почему ты стоишь здесь, а Серенити внутри? — голос Эммы заставил его напрячься.

Он забыл, что девочка могла видеть его даже тогда, когда был невидим для всех остальных, мог стать невидим для нее, только если он этого хотел.

— Она сказала, что ей нужно подышать, — честно ответил Дайр.

Эмма посмотрела на него и кивнула, как будто поняла, о чем он говорил. Ему стало любопытно.

— Что? — спросил он.

Она пожала плечами.

— Ничего, просто иногда бывает, что тебя слишком много.

— Слишком много? Что это значит?

— Это очевидно, что ты любишь ее, и когда ты находишься рядом с ней, ты как будто используешь любой доступный тебе способ, чтобы постоянно тянуться к ней.

Подняв брови, Дайр посмотрел вниз на маленькую девочку. Она была слишком проницательна, для своих лет. Но надо было признать, что когда он был с Серенити, ему было трудно контролировать подвластную ему силу. Как будто тьма, которая его везде сопровождала, стремилась укутать Серенити с ног до головы, чтобы она находилась в безопасности. Он предполагал, что это происходило из-за его собственного желания оберегать ее.

Дайр наблюдал, как Эмма продолжала вытирать пустые клетки, и он не мог не задуматься, что этот выдающийся ребенок сделает, чтобы изменить ход истории. Он подумал, что чтобы это ни было, это будет что-то существенное.

— Ты придешь сегодня на ужин? — спросила Серенити, когда они направлялись к машине.

Они очень быстро справились с заданиями Серенити, когда Дайр вместо того, чтобы любоваться ею, начал помогать. После того, как он потратил около часа на чистку маленьких клеток, решил, что предпочитает наблюдать за тем, как работает его маленькая Принцесса, чем копошиться самому.

— Я сегодня буду занят допоздна. Передай мои извинения своей тете. Мне нужно заняться делами.

Дайру не хотелось уходить, но ему нужно было продолжать выполнять свою работу. Если он не будет этого делать, ему придется расстаться с ней намного скорее, чем этого хотелось бы.

— Хорошо, я ей передам, — произнесла Серенити, открыв дверь и собравшись сесть в машину.

Прежде чем она успела это сделать, Дайр обнял ее за талию и притянул к себе.

— Мне не нравиться оставлять тебя, — сказал он ей. — А еще больше мне не нравиться, когда со мной не прощаются соответствующим образом.

Она тут же посмотрела ему в глаза.

— Чего же ты хочешь, Песочный человек? — спросила она, и он был рад, что его уверенная в себе принцесса вернулась.

— Знак внимания, на память, пока меня не будет рядом, — она рассмеялась, из-за его галантной манеры речи.

От звука ее смеха, ему захотелось простонать. Ее смех странно влиял на него.

Серенити обдумала его просьбу, и в ее глазах зажегся озорной огонек. Она встала на носочки и крепко обняла его за шею, заставив его нагнуться к ней. Для окружающих, и даже для Эммы, которая сидела в машине, это были простые объятья парня с девушкой. Но Дайр знал, что это было не так. Если бы он не спрятал свое лицо в волосах Серенити, все кто наблюдал за ним, тоже поняли бы это. Вместо того, чтобы просто обнять его, Серенити прижалась лицом к его шее.

Он чувствовал ее теплое дыхание, прежде чем покрыть ее рот своими губами. Его руки сжались вокруг нее, на что отвечала Серенети, а после поцелуй внезапно стал более интенсивным. Дайр не был полностью уверен в том, что она делает, но он надеялся, что она никогда не остановиться. Так же как и эти мысли заполняли его голову, прохладный воздух врезался в его шею, когда Серенити вырвалась. Он сжал зубы не в силах просить еще о продолжении. Дайр закрыл глаза, пытаясь успокоиться, и когда открыл их, то увидел безмятежное море зеленых глаз Серенети.

— Что это было? — Дайр практически рычал.

Она улыбнулась.

— Это называют по-разному. Кто-то называет это засосом, кто-то укусом любви. Но ты можешь называть это моим знаком внимания. Может теперь, тебе будет не сложно, вспоминать обо мне.

— Мне точно не будет сложно вспоминать о тебе, но, моя леди, скажи мне на милость, как я теперь смогу уйти?

Глаза Серенити широко открылись от удивления, как будто она только сообразила, как ее «фокус» подействовал на него.

— Тебе понравилось?

— Разве ты не заметила этого сама? — Дайр опустил свои руки ей на бедра, хотя не был уверен, сделал ли он это, чтобы удержать свое равновесие или ее.

Чувства, которые он испытывал к Серенити, были ему в новинку, как и физическое влечение, пробужденное в нем. Это было намного сильней, чем он мог себе когда-либо представить.

Она улыбнулась ему, явно довольная собой.

— Я запомню это.

Она попыталась сделать шаг назад, но он понял, что не хочет ее отпускать. Серенити нежно накрыла его руки своими и оторвала от себя. Она подняла на него взгляд своих больших глаз, полные беспокойства.

— Все хорошо?

Сделав глубокий вздох, он сделал шаг назад, чтобы прийти в себя и не чувствовать ее запаха.

— Просто я в замешательстве, как реагировать на чувства, которые никогда не испытывал, — он махнул рукой в сторону машины. — Ты, наверно, замерзла. Мы увидимся вечером. Будь внимательна.

— Ты тоже, — ответила она ему перед тем, как закрыть дверь.

Дайр наблюдал, как она выезжает с парковки на улицу. Напряжение в его груди росло, как машина Серенити удалялась от него. Он знал, что скоро ему придется поговорить с Создателем. Дайр понятия не имел, что он скажет, или что он сделает, если Создатель не разрешит ему быть с Серенити. Но его чувства к Серенити росли с каждым днем, и одна мысль о том, чтобы оставить ее была ему ненавистна.

Он закрыл глаза, и сосредоточился на своем следующем задании, позволяя информации наполнить его мысли и привести туда, где Песчаный человек должен оказаться. Когда Дайр открыл глаза он стол посреди комнаты в дышавшем на ладан старом ветхом доме, который был пропитан запахом затхлых сигарет и старой одежды. Сама комната была аккуратной и чистой. Узкая кровать в углу была заправлена покрывалом, которое выглядело слишком тонким, чтобы согревать от настоящего холода. Напротив стены стоял стол, и он выглядел так, что если на него положить хотя бы еще один предмет, то все рухнет на пол. На самом верху стола находились книги, но при ближайшем рассмотрении, Дайр увидел, что все они расположены в алфавитном порядке по фамилии автора.

Все книги были о науке и здоровье: развитие клеток, исследования ДНК, исследование стволовых клеток. Кем бы ни был этот человек, его очень интересовало строение человеческого тела. Дайр занял свое место для наблюдения у окна, и собирался ждать, пока появиться проживающий в этой комнате человек. Дайр появился на месте для выполнения своего задания раньше, чем это было необходимо, но знал, что чем быстрее он его выполнит, тем быстрее сможет вернуться с Серенити. Он простонал и потер лицо, когда подумал, до чего докатился. Он не понимал этого постоянного желания находиться рядом с ней. Это было чем-то обычным или свойственным только ему из-за того, кем он являлся? Дайр не знал ответа, поэтому добавил этот в список вопросов, которые хотел задать Создателю. Дайр был уверен, что только Всемогущий Бог знал ответы на его вопросы.

Два часа спустя, и давно после заката, когда звезды освещали зимнее небо, подопечный Дайра пришел домой. Это был молодой парень, которому на вид было лет 19–20. Он был высокий, худощавый, и его круглые очки придавали ему прилежный вид. Его нос был похож на острый клюв, и у него был узкий рот. Несмотря на его непритязательный и явно непривлекательный вид, у него было доброе лицо. Он был обычным парнем, просто прохожим, который пройдет мимо и его никто не заметит, потому что этот молодой человек ничем не выделялся.

Когда, наконец, молодой человек решил ложиться спать, Дайр увидел, сон, который начинал сплетаться, и он заметил, что, несмотря на то, что это был обычный парень, однажды, его поступки сделают его выдающимся человеком.

Дайр показывал ему сон, в котором он выпускник колледжа. Потом он получает письмо о зачислении в медицинское училище. Дайр почувствовал его эмоции и воспользовался своим даром, чтобы усилить их, надеясь повлиять на него настолько, чтобы он перестал гадать, если это его судьба, и вместо этого начал следовать этому пути всеми силами своей души. Этот человек должен был окончить медицинское училище; он должен стать одним из ведущих исследователей мутации и развития клеток.

Он должен был все это сделать, потому что однажды он и его исследовательская группа найдут лекарство от многих смертельных болезней. Затем перенесет свои исследования в страны третьего мира, и использует свои собственные деньги, чтобы финансировать помощь детям. Дайр узнал предназначение этого человека, его вклад в историю и в его целостность, и Брудайр задался вопросом, почему Создатель так поступает. Он продолжал плести для него сон, иногда показывая маленькие картинки из его будущего и возможности, которые будут у него, если он последует своей судьбе. Ему надо преследовать свои мечты, и не обращать внимания на ложь, когда ему говорили, что он никогда ничего не добьется, потому что никто из его семьи никогда этого не делал.

Когда Дайр покинул сознание человека, он несколько мгновений стоял и смотрел на юношу, в благоговении наблюдая за человеком, которому Создатель доверил такое важное задание. Он не был богатым. Его семья никогда не училась в школе Лиги Плюща. Он не был сыном известного человека или политика. Он был никем, и жил в бедной части города, и его история появления на свет была обыкновенной. И, как всегда, Создатель удивил Дайра, выбрав для такого почти непосильного задания скромного аутсайдера-человека, который в глазах общества был ничтожен. И вот, Создатель хочет, чтобы он стал достойным человеком, который будет служить обществу.

— Будь сильным, Уилсон Тернер, — прошептал Дайр, узнав его имя. — Не позволяй другим диктовать тебе, как ты должен прожить свою жизнь. Несмотря на сложность и бескорыстность твоего пути, только ты сможешь его пройти. Будь сильным.

Дайр наполнил сознание будущего ученого видениями, надеясь, что Тернер на самом деле выполнит свое предназначение. Не было никакой гарантии, что молодой человек воспримет в всерьез образы, которыми Дайр наполнил его сон, но, может быть, это заставит его задуматься дважды, прежде чем решить, что он не добьется успеха.

Дайр только подумал о Серенити, и тут же оказался напротив окна ее спальни. В комнате еще горел свет, и он видел, как ее тень двигается за тонкими занавесками. Ему очень хотелось ее увидеть и обнять, и он, не задумываясь, воспользовался своим даром, чтобы тут же оказаться в ее комнате. Он почувствовал, как его тело окутывает тепло дома, и открыл глаза, которые тут же остекленели. «Отвернись!» — мысленно кричал он самому себе, но его тело не повиновалось. Когда он, наконец, посмотрел Серенити в глаза, то был удивлен, что девушка была спокойна, и не паниковала, в отличии от него самого.

— Может, было бы лучше, если б ты стучал в дверь, перед тем как просто появиться? — спросила она с легкой ухмылкой.

Дайр кивнул. Он попытался ответить хоть что-нибудь, но у него ничего не вышло. Поэтому, он просто стоял там, как идиот, а точнее как идиот-извращенец.

— Ты не мог бы отвернуться на секунду?

Дайр видел, что она очень старалась не рассмеяться, и это было единственной причиной, почему ему удалось все-таки, наконец, прийти в себя и выйти из оцепенения. Дайр кивнул, и усилием воли заставил себя отвернуться от очень красивой, но очень раздетой Серенити, на которой было только полотенце.


Глава 8


«Если вам приснилось, что вы стоите голым в парке, то, скорее всего, это значит, что вам нужно больше времени проводить на природе, подальше от современных неудобств этого мира.»


Серенити прикусила губу и быстро переоделась в пижаму. Она очень старалась не смеяться над Дайром, но это было сложно. Он обычно был такой спокойный и сдержанный. Она очень хотела сфотографировать его в тот момент, он выглядел абсолютно потерянным, а на его лице застыло выражение шока и восхищения. Девушка знала, ей должно быть стыдно, ведь он увидел ее в одном полотенце, но она подумала, что полотенце прикрывало намного больше, чем купальник, так что нечего было стесняться. И по правде говоря, ей на самом деле льстила реакция Дайра и то, как он на нее смотрел. Когда он оглядывал ее, в пучине его черных глаз, она безошибочно угадала вспыхнувшее желание. Девушка может привыкнуть к такому взгляду.

— Хорошо, я оделась, — наконец, сказала она ему.

Она наблюдала, как он медленно разворачивается, будто ожидая, что девушка резко закричит: «Шутка, я теперь такая же голая, как в день моего появления на свет!». Когда он, наконец, стоял к ней лицом, у нее перехватило дыхание из-за его взгляда.

— Мне очень жаль, что я ввалился вот так, Серенити, — произнес Дайр низким и нежным, как шелк, голосом.

Серенити не была уверенна, специально хотел свести ее с ума таким голосом или нет, но у него это получалось.

— М-м-м, Дайр, тебе лучше прекратить себя так вести.

Он наклонил голову и вопросительно поднял бровь.

— Вести себя как?

— Говорить таким ужасно сексуальным голосом и смотреть на меня бесстыжими спальными глазами, — сказала Сара, размахивая рукой возле его лица, словно это все объясняет. — Прекрати.

Ее слова возымели противоположный эффект. Комната внезапно потемнела, свет, как будто, приглушили, и стало настолько прохладно, что все ее тело покрылось гусиной кожей. По многочисленным рассказам дяди Уэйна, Серенити знала, что когда перед тобой хищник, худшее, что ты можешь сделать — это бежать. Но Дайр смотрел так, что все внутри нее кричало: «БЕГИ!» Самое ужасное, что девушка не знала в каком направлении бежать: от него или к нему. «Гормоны просто взбесились, явно делая нехорошее одолжение…нет», — подумала она.

— Мы и находимся в твоей спальне, — невозмутимо произнес Дайр и сделал шаг к ней.

— Твоя наблюдательность просто поражает. А теперь, не мог ли ты немного поубавить свою сексульность до обычной нормы?

— Ты сказала, что у меня спальные глаза, и я подумал, что ты должна была заметить, что это вполне адекватно, так как мы находимся в твоей спальне, — его слова звучали настолько логично, как будто и она должна была прийти к такому же выводу.

Серенити оглянулась вокруг, чтобы найти что-то, что выведет его из этого состояния «Дон Хуан» и приведет в чувство, что «может быть это не такая уж и хорошая идея, использовать свой дар на своей девушке». Серенити заметила стакан с водой, на ночном столике, как раз когда Дайр сделал еще один шаг в ее сторону, Серенити схватила стакан и выплеснула Дайеру в лицо. Серенити стояла и смотрела на мокрого, и, черт побери, еще более сексуального Дайра. Ее рот открылся и представлял собой посадочную полосу для любых летающих насекомых в комнате, а рука так и застыла протянутая в воздухе со стаканом, находящимся напротив лица бессмертного. Неужели она только что выплеснула ему в лицо стакан с водой? Она смотрела, как он поднял руку и вытер свои глаза, нос и рот. Да, она только что так и сделала.

— Теперь ты пришел в себя? — спросила она сомневаясь.

Отвечая, Дайр продолжал попытки вытереть свое лицо рукавом куртки.

— Похоже, что у меня проблемы с контролем, когда дело касается моего влечения к тебе. Я могу предположить, что вода, это единственное, что ты могла придумать?

Серенити почувствовала, как покраснела.

— Ага, кстати, по этому поводу. Ты приближался ко мне с таким «я тебя сейчас съем» взглядом, что я действительно не знала, как могла тебя остановить. Поэтому, мне пришлось сделать хоть что-нибудь, пока ты не успел ко мне прикоснуться. Я подумала воспользоваться лампой, но мне она нравится, так что… — произнесла она, сделав акцент на последнем слове.

— Прости меня, если я тебя напугал.

Серенити видела, что он действительно думал, будто испугал ее, но чего Дайр не понимал, так это того, что девушка боялась совсем не его действий. Она боялась того, что сама позволит ему это с ней сделать.

— Я не боюсь тебя, Дайр. Я просто считаю, что наше с тобой влечение слишком пылкое, и может сейчас нам лучше не приближаться друг к другу.

— Ты девственница?

Серенити распахнула широко глаза от удивления. Хорошо, это не то, что она ожидала услышать.

— Да, я совершенно точно девственница. И это не то, что я хотела бы отдать просто кому-нибудь.

— Ты хочешь отдать это человеку, которого ты любишь? — спросил он.

— Да, но не только из-за любви. Это для человека, с которым я решу провести всю свою жизнь.

— Твоему партнеру? — он сделал паузу и исправился. — Своему мужу?

Она кивнула.

— Это еще одно, что отличает тебя от остальных, — произнес парень.

— Ну, по правде говоря, это вообще-то не было для меня каким-то бременем. Но, с тобой, это… я… — Сара сделала глубокий выдох. — Ну, скажем так, я могу понять, почему люди отказываются ждать. Я не говорю, что согласна с этим и что передумаю, но действительно понимаю их.

Они сидели, уставившись друг на друга в течение нескольких минут. Молчание не было неловким, но Серенити не нравилось расстояние между ними. В конце концов, она покорно вздохнула и передвинулась по кровати до тех пор, пока их колени не соприкоснулись.

— Ты не сочтешь меня приставучей, если я попрошу подержать меня?

Дайр улыбнулся ей, и от его привлекательного лица у нее перехватило дыхание.

— Я всегда хочу держать тебя. Ты считаешь меня приставучим из-за этого?

Она отрицательно покачала головой. Ее не удивило, когда бессмертный с легкостью взял ее на руки, как будто она весила не больше перышка, и усадил к себе на колени. Сильными руками мужчина держал ее за талию и крепко прижимал к себе. Несмотря на то, что Серенити считала, что это звучало слишком приторно, она чувствовала, как это правильно, быть в его объятьях. Складывалось такое чувство, что ее место в его объятьях — всегда было в его объятьях. Серенити почувствовала его дыхание на своей шее, когда он зарылся лицом в ее волосы. Перед тем как прошептать, Дайр сделал несколько глубоких вздохов.

— Ты удивительно пахнешь.

Она не знала, что ему на это ответить, поэтому только сильней прижалась к нему.

— Как прошел вечер с Эммой? — голос Дайра прозвучал приглушенно, потому что он все еще обнимал ее, и его голова находилась около ее шеи.

— Ну, Дарла была счастлива, что у нее есть с кем возиться. И я думаю, что Эмма хорошо провела время. Это действительно тяжело — отвозить ее назад домой.

— Ты сама отвезла ее домой?

По его резкому тону Серенити могла сказать, что он не одобрял идею.

— Нет, мы все отвезли ее. Дарла пыталась убедить Эмму попросить разрешения остаться у нас переночевать, но Эмма упорствовала, что не хочет раскачивать лодку. Полагаю, она беспокоилась о том, как может отреагировать Милдред. Честно говоря, я не думала, что тетя Дарла собирается позволить ей выйти из машины. Она продолжала напоминать, чтобы та положила что-нибудь перед дверью, когда будет спать, и держала обувь поблизости, если придется быстро уходить. Эмме пришлось напомнить ей, что у нее есть ангел-хранитель, что, казалось, немного успокоило Дарлу, учитывая, что она ни минуты не сомневалась, что Рафаэль действительно ангел. Я спрашивала Дарлу об этом, и она сказала: «В нем есть чистота, которой нет в остальных, так что я с ним заодно».

— Как бы я хотел, чтобы было что-то еще, чем я мог бы ей помочь, — ответил Дайр. Печаль в его голосе разбила сердце Сары. И она понимала, что парень чувствовал, потому что не хотела ничего больше, чем вырвать Эмму из рук ее тетки и не дать ей вернуться к этой женщина. Серенити было интересно, как Милдред оказалась такой, в то время, как с ее сестрой, очевидно, дела обстояли значительно лучше. Какой выбор она сделала, который повернул ее так далеко в направлении, противоположном направлению сестры? Частично ей стало жалко женщину, но в то же время, другая часть девушки знала, что жизнь полна вариантов, и это не просто так легли карты и определили их судьбу. Скорее, это было что-то, что они сделали сами. Когда-то был момент, в который Милдред Джонс имела возможность выбрать что-то лучшее для себя. По какой-то причине она упустила эту возможность.

— О чем ты думаешь? — спросил Дайр.

Серенити почувствовала, как он начал гладить ее руки, и поежилась от его нежного прикосновения.

— О выборе, — тихо ответила она.

— А что с ним?

— Я просто думаю, как наш выбор никогда не влияет только на нас самих. Решения, которые мы принимаем, всегда влияют на окружающих нас людей, на наших близких, даже если это влияние не сразу можно заметить. В конечном счете, любой выбор сопровождается последствиями.

— Значит, ты никогда не принимаешь решений, основываясь только на своих желаниях или нуждах? Или ты считаешь, что ты всегда должна думать о тех, на кого может повлиять твое решение? — Дайр поднял голову и теперь смотрел ей в глаза.

— Вопрос на миллион долларов, да? — Серенити повернулась, чтобы взглянуть на него. — Неужели бывают такие случаи, когда я должна думать только о себе? Это звучит очень нехорошо, если это так сформулировать.

— Я думаю, что пока твой выбор не вредит кому-нибудь или не подвергает их опасности, то иногда он должен быть полностью твоим, несмотря на воздействие на чужую жизнь. Я не хочу сказать, что никогда не нужно рассматривать других, но времена меняются, обстоятельства меняются, и приходит время, когда тебе нужно позаботиться о себе, не волнуясь за каждого вокруг.

Серенити хотела согласиться с Дайером, но что-то не давало ей покоя. Она до сих пор не знала, может ли она уехать от дяди с тетей, когда закончит школу. Может ли она, в таком случае, решать только за себя? Не будет ли это бессердечно с ее стороны, уехать от них, когда они столько сделали для нее?

— Я должен дать тебе поспать, — сказал Дайр, наклонился и смахнул волосы с ее лица. Кончики пальцев коснулись кожи, и Серенити прильнула к нему. Он усмехнулся и не сделал ничего, чтобы облегчить ее влечение.

Выбраться с его колен потребовало усилий, потому что она на самом деле скорее спала бы в его объятиях, чем одна в своей постели. Но она понимала, что это, вероятно, было не совсем уместным для нее, спать с парнем в своей комнате, даже если они просто спали. Ладно, это было совершенно неуместно, и тетя Дарла могла бы упасть в обморок, если бы увидела его, но это никак не уменьшало ее желания.

— Чертовы гормоны, — пробурчала она себе под нос.

— Они только усугубляют дело, да? — Дайр улыбнулся, услышав ее недовольное ворчание.

Она чувствовала тепло на шее, как покраснело ее лицо, а волоски встали дыбом. Она легла на спину и посмотрела вверх на мальчика, ну, точнее мужчину, который занимал ее сердце. Девушка решила, что это было намного больше, чем гормоны, которые усложняли все между ними.

— Сладких снов, Принцесса, — прошептал Дайр и склонился, чтобы поцеловать ее.

Поцелуй не был таким долгим, как ей хотелось, но она подумала, что ей всегда будет мало его поцелуев. Даже если Песочный человек будет целовать ее миллион раз в день, ей все равно захочется еще.

— Увидимся завтра?

Он погладил пальцем ее по щеке и кивнул.

— Несомненно.

— Дайр, — быстро произнесла она, пока он не исчез.

— Да, красавица? — ее глаза засияли от ласкового обращения.

— То, о чем мы говорили ранее, это все про партнера и брак, — она сделала паузу, не зная, как задать свой вопрос, не смутившись. — Ты когда-нибудь думал о… То есть, ты был бы не против… я просто… — слава Богу, он спас ее от этого, продолжив за нее.

— Думал ли я жениться на тебе? — он встал на колени около ее кровати так, что его лицо было напротив ее. Он сверлил ее своими черными глазами и нагнулся ближе. — Да. Я не буду отрицать, что я мечтал сделать тебя своей во всех смыслах. Это мое самое сокровенное желание, дать обет перед Создателем и людьми, что ты моя, и дать тебе такую же клятву. Разделить с тобой интимный момент физической близости и быть тем мужчиной, которому ты подаришь свое тело, сердце и душу — это подобно чуду.

Серенити не могла дышать. Она не ожидала такого ответа. И когда его слова проникли в ее разум и сердце, девушка надеялась, что он не задаст ей тот же вопрос, потому что боялась выкрикнуть «да» в ответ! «Пожалуйста, возьми меня сейчас!» Разве это не будет выглядеть немного неловко теперь? Он, должно быть, видел все это в ее глазах, потому что стрельнул в нее одой из своих сексуально ухмылок и, быстро поцеловав на прощание, ушел. Она потянулась вверх и выключила светильник, позволив тьме поглотить комнату. Когда она коснулась головой подушки, слова Дайра продолжали сеять хаос в ее разуме, и образы свадьбы, брачной ночи, и всей жизни с ним поглотил ее мысли.

«Ты просто должен был пойти и закончить то, что начал, не так ли, Песочный Человек?» — она ворчала в пустую комнату, когда пыталась улечься удобней. С мыслями о Дайре и возможностях того, на что это походило бы, быть его во всех отношениях, танцевавшими в ее голове, лечь удобно — было заранее проигранным сражением. Она почувствовала дуновение прохладного воздуха, который предполагал его присутствию, но когда осмотрела свою комнату, его нигде не было видно.

— Если ты здесь, то это по твоей вине я не могу заснуть. Сделай же что-нибудь.

Она накрылась одеялом до подбородка и свернулась под ним клубочком, когда почувствовала, уже знакомые ей действия дара Дайра, она улыбнулась и подумала: «Пусть это будет хороший сон, Песочный человек, сплети мне хороший сон».

Дайр стоял у подножия кровати Серенити, наблюдая за ее сном. Неуловимая улыбка была на ее губах, когда она проскользнула в сон, что он сплел для нее. Он чувствовал, что получит завтра по уху, но видеть ее румянец — отличная цена за это. Он терпеть не мог оставлять ее, но понимал, что если останется дольше, особенно зная, что девушка видела во сне, он бы залез в ее кровать, чтобы прижаться к ней. Дайр был также уверен, что они начнут целоваться после того, как он разбудит ее. Нет, он определенно не мог остаться. Взглянув последний раз на свою любовь, он закрыл глаза и отправился в дом Эммы.

— Я задавался вопросом, покажешься ли ты сегодня вечером, — сказал Рафаэль, выйдя из темного угла захудалого дома.

— Все тихо?

Рафаэль пожал плечами.

— Пока да. Приходил какой-то мужчина, но у Милдред было то, что он хотел, поэтому не было никаких ссор. Хотя они таки вместе накурились, и Милдред звала Эмму, чтобы она приготовила им какую-то еду. Я не разрешил Эмме выйти из комнаты, и под конец пошел к Милдред и ее гостю, и тонко намекнул, чтобы он ушел, а она пошла спать.

— И под «тонко» ты подразумеваешь…? — спросил Дайр, сузив глаза.

— Может я и использовал свой дар, но я не выдал своего присутствия, — ответил Рафаэль, фыркнув.

Дайр усмехнулся.

— Ты так перейдешь на темную сторону.

— Нет, я защищал ребенка. Я ни в какой мере не навредил им, хотя эта мысль мелькала в моей голове, — ангел взглянул на небо и потом снова на Дайра. — Как твоя женщина?

Дайр знал, что он хотел узнать больше.

— Все хорошо, — он сделал паузу и ждал, зная что Рафаэль не сможет сдержать любопытства.

— Что ты будешь делать?

— Я пойду к Создателю.

Глаза Рафаэля расширились от удивления.

— Когда?

— Скоро.

— И чего же ты попросишь?

— Честно говоря, понятия не имею. Но я бы не хотел скрывать это от него, особенно когда Он уже и так все знает.

— А что если Он скажет, что она не для тебя?

Дайр чувствовал, как будто невидимый кулак обернулся вокруг его сердца и стал сжимать. Он не хотел даже рассматривать вариант, что Создатель скажет ему позволить Серенити уйти.

— Я не знаю, что. Я чувствую, как будто я принадлежу ей. Я ходил по этой земле с начала времен; всегда чего-то не хватало, до встреч с ней. Как существо не может жить без воздуха. Она мой воздух, Рафаэль.

— Тогда, ради твоего же блага, брат, я надеюсь, ты сможешь быть с ней.


***

Эмма не могла поверить, как быстро пролетели дни. Но были и ночи, которые тянулось бесконечно. Она проснулась в то утро и достала небольшой календарь, который дала ей мама, и к своему удивлению поняла, что был Сочельник. Как она не заметила, что Рождество наступит уже так скоро? Школа не работала уже неделю, и она проводила каждое мгновение в библиотеке или с Серенити. Со всеми теми подарками, которые она заворачивала для Дарлы в библиотеке, как она могла забыть, что Рождество уже на носу.

Она поднялась с постели уже одетая и даже в обуви. Это была просьба Дарлы, и она так этим гордилась. Девочка перекинула через плечо свои длинные волосы и заплела в косу, как учила мама, а затем направилась к двери спальни. Как обычно она остановилась и прислушалась, прежде чем открыть. В доме было тихо, это означало, что тетя Милдред еще спала или ушла. Она надеялась на второе. Когда она открыла дверь и вышла в коридор, она кивком поприветствовала Рафаэля, стоящего на страже, как всегда между ее комнатой и гостиной. Ее удивляло, как ему не надоедало стоять там всю ночь. Однажды она спросила его, уставал ли он когда-либо, и он сухо уведомил ее в своей серьезной манере, что ангелам сон не нужен.

Эмма направилась в ванную, чтобы привести себя в порядок, а затем вернулась в свою комнату. Рафаэль последовал за ней, и она увидела, что Дайр тоже появился.

— Милдред ушла этим утром, но вернется очень рано. Нам, наверное, лучше уйти до ее возвращения. Я видел список бакалейных товаров у нее в руке, — сказал им Рафаэль.

— Она пошла за продуктами? — нахмурилась Эмма. — Вот это да!

Дело в том, что Эмма никогда не видела, чтобы тетя приносила домой продукты, которая она купила бы сама. Как правило, тетя получала еду в качестве оплаты «товаров», проданных из дома. Эмма поняла, что тете было намного проще принимать продукты в качестве оплаты, чем мучиться от необходимости выходить из дома и совершать какие-либо действия, которые могут потребовать хотя бы чуточку энергии.

— Почему ты так хочешь уйти до ее возвращения? — спросила Эмма. Раньше Милдред никогда не запрещала ей уходить из дома.

— Она бормотала что-то по поводу того, чтобы заставить тебя отрабатывать твое содержание.

Эмма видела, что Рафаэлю не нравилось говорить ей это, но данная новость совсем не задевала ее чувств. Почему она должна была обижаться на женщину, которую едва знала и которая не имела для нее никакого значения. Для Эммы жизнь с тетей была просто периодом, который рано или поздно пройдет. Она не всегда будет ребенком, и не всегда будет нуждаться в комнате, которую Милдред так неохотно предоставляет. Однажды Эмма сможет сама о себе заботиться, и тогда сможет забыть, как страшный сон, время, проведенное у тетушки.

Быстро покинув дом, Дайр и Рафаэль не спускали настороженных взглядов с потрепанной временем, когда-то бывшей голубым эстейтом, тетиной машины. Они шли быстрее обычного, и Эмма поймала себя на том, что ей приходилось обращать особое внимание на скользкие тротуары и дороги. Ей очень хотелось узнать, что Дарла запланировала на сегодня, и хотя любила проводить время с Дарлой, Эмма надеялась, что Серенити будет неподалеку и возьмет ее в ветеринарную клинику, где она сможет побыть с животными. Девочка знала, что независимо от того, как пройдет этот день, он будет хорошим, если она проведет его как можно дальше от тети.

Как только они вошли в библиотеку, знакомый запах книг ударил в нос, и Эмма почувствовала, что улыбается. Это место стало ее настоящим домом. Дарла и другие сотрудники всегда встречали ее с распростертыми объятиями. Точно так же они относились и к Рафаэлю, несмотря на его огромные размеры и в некоторой степени пугающие манеры.

— Я так рада, что вы пришли, — голос Дарлы донесся из маленькой комнаты справа от стойки регистрации. Она появилась стремительно в ее обычной энергичной манере, улыбаясь, как будто Эмма и оба хранителя были супергероями.

— Привет Дайр, Рафаэль, — она кивнула им и заключила Эмму в объятия.

— Дарла, — прогрохотал голос Рафаэля.

Дайр же просто кивнул в ответ.

— Как твои дела этим прелестным утром накануне Рождества? — спросила ее Дарла.

— Я вообще забыла, что сегодня Сочельник, а завтра Рождество. Даже не верится, что я здесь уже две недели.

— Время летит, когда ты хорошо проводишь время, — вздохнула Дарла.

— Почему же ты так рада, что мы пришли? — спросила Эмма.

— Хорошо, — Дарла соединила ладони и потерла ими друг о друга, словно пытаясь согреть. Дарла собиралась сказать что-то еще, но визг шин на стоянке прервал ее. Они обернулись и посмотрели в окно, чтобы узнать, что стряслось. У Эммы перехватило дыхание, когда она увидела машину ее тети, припаркованную прямо перед главным входом в библиотеку.

— Эмма, иди в другую комнату, пожалуйста, — сказала Дарла тоном, который Эмме раньше никогда не приходилось слышать.

Эмма покачала головой.

— Простите, мэм, но я не могу этого сделать. Я не могу оставить вас здесь разбираться с моей проблемой.

Дверь распахнулась, с оглушительным треском ударив стену позади. Милдред Джонс ворвалась в библиотеку совершенно обезумевшая от ярости. Эмма никогда не видела тетю в таком состоянии и могла поклясться, что если бы она была собакой, то у нее в тот момент шла бы пена изо рта.

— Милдред, ты не можешь парковать машину напротив центральной двери, это пожарный выход, — спокойно сказала Дарла.

Рафаэль и Дайр подошли ближе к Эмме, создав вокруг нее защитный барьер. Эмма знала, что они хотели защитить ее от тети, но они ничего не смогли бы сделать. Милдред была ее легальным опекуном и ни разу не причинила ей вреда. Они ничем не могли помочь ей. По крайней мере, в тот момент.

— Я ненадолго. Я пришла забрать свою подопечную. Я не разрешала ей выходить из дома, так нет, полюбуйтесь, как она вышагивает по улице с двумя мужиками. Как не больше, — взгляд тети переместился на Эмму и ее стеклянные глаза сузились. — Как, ты думаешь, это выглядит, девчонка, когда ты разгуливаешь с двумя мужиками, которые тебе в отцы годятся? Я разве шлюху ращу?

Эмма удивилась, что Милдред помнила, как видела их, учитывая способность Рафаэля влиять на разум. И она задумалась, было ли это как-то связано с употреблением наркотиков и алкоголя. Может она просто была слишком сумасшедшей, и на нее невозможно влиять как на остальных.

— ХВАТИТ! — голос Дайра прогрохотал над голосом Милдред и отвлек Эмму от размышлений о тете. — Ты больше не будешь называть ребенка такими грубыми словами или тебе придется иметь дело с моим гневом.

— Да кто ты вообще такой, чтобы меня волновало твое мнение? Это отродье — мое. Она живет в моем доме, на моих харчах, спит в кровати, которую я ей даю, и скоро начнет платить за свое содержание. Так, давай, девочка, слышишь, нет? Я жду гостей к ужину и не дам им остаться голодными.

Эмма сделала шаг, чтобы последовать за тетей, но Дарла осторожно взяла ее за руку.

— Тебе не обязательно идти с ней, Эмма. Она пила и, скорее всего, пьяна в стельку.

Эмма посмотрела во встревоженные глаза женщины, которую считала своей настоящей тетей и мягко улыбнулась.

— Я в порядке, Дарла. Я не жертва, и я сильная. Если я не пойду с ней сейчас, то, я чувствую, дальше мне будет только хуже, — Эмма видела, каких неимоверных усилий стоило Дарле отпустить ее и дать девочке выйти из библиотеки. Она не хотела расстраивать Дарлу, но знала, что тетя сорвала бы всю свою злость на Эмме, если бы та не пошла с ней. Готовить ужин для тети и ее сомнительных друзей не так уж невыносимо, если Эмма сможет запереться в своей комнате до того, как они приедут.

Она слышала, что Дарла велела Рафаэлю убедиться в том, что она доберется до дома в целости и сохранности, но, не смотря на это, Эмма даже не оглянулась, когда залезла на заднее сиденье тетиной машины. Она не хотела видеть беспокойство на их лицах. Вместо этого девочка облокотилась на спинку, закрыла глаза и подумала о счастливых временах. Она унеслась мыслями в прошлое Рождество с ее родителями. Если бы ее мама и папа были живы, они бы готовили Рождественский ужин на кухне, где громко играла бы Рождественская музыка.

Мама разрешила бы ей помочь сделать соус и полить жиром индейку, она даже разрешила бы ей съесть немного теста для печенья, которое они делали каждый год. Весь дом был бы наполнен ароматом вкусной еды, смехом и музыкой. Они не были идеальной семьей, но ее родители делали все возможное, чтобы сделать праздники особенными. Мама всегда говорила: «Эмма, воспоминания важны, порой только умение создать хорошее воспоминание помогает увидеть разницу между счастливой жизнью и выживанием в череде сложных ситуаций». Теперь, сидя на заднем сидении машины, в кружении спертого сигаретного дыма, Эмма поняла, о чем говорила мама.

Спустя два часа Эмма стояла на кухне дома тети Милдред, любуясь подготовленным ею «пиром». Подготовка эта в большинстве своем состояла из разогревания блюд, потому что тетя покупала только ту еду, которую достаточно было разогреть на сковородке или засунуть в микроволновую печь. Стручковая фасоль, пюре, а также макароны с сыром — все можно было просто положить в микроволновку. Купленная ею индейка уже была готова, и ее нужно было только разогреть в духовке. Соус быстрого приготовления из коробки. Не было ничего, с чем Эмма не могла бы справиться. Просто следовала инструкциям на упаковках. Тетя оставила ее одну и заглянула только несколько раз, чтобы поворчать и пожаловаться, что Эмма решила, будто может приходить и уходить, когда ей вздумается. Эмма просто игнорировала ее и слушала Рождественскую музыку, которая играла в ее голове.

Как только стол был накрыт, Эмма попыталась проскользнуть в свою комнату. Но тетя схватила ее за руку и повернула лицом к себе.

— И куда это мы собрались?

— Я думала, ты захочешь, чтобы я убралась и не мешала тебе и твоим гостям веселиться, — сказала Эмма. Она боролась с желанием высвободить руку из тетиной крепкой хватки. Ее родители никогда не обращались с ней так грубо. Хотя ее и шлепали иногда за дело, но мама никогда не поднимала на нее руку просто от злости.

— Я хочу, чтобы ты была здесь, где я смогу приглядывать за тобой. Ты можешь служить нам и делать что-то полезное.

Эмме не понравилась такая перспектива.

— Ты уверена? Я бываю ужасно неуклюжей временами, — она привирала, но знала, что в этом нет ничего плохого, поскольку пыталась защитить себя. Эмма чувствовала, что не в ее интересах проводить время в кругу того типа людей, которые бывали у тети.

— Тогда лучше тебе ничего не проливать на моих гостей, а то будешь наказана. Разве моя сестренка не говорила тебе, что «пожалел розгу — испортил ребенка»?

Эмма почти фыркнула от смеха. Мысль о том, что эта женщина извергала строчки из Библии, была такой же нелепой, как политик, клянущийся на Библии, что будет честным и поставит интересы народа на первое место. Это, правда, было смешно. Но Эмма проглотила смех и просто кивнула тете.

Один за другим друзья Милдред начали появляться, и с каждым новым гостем количество косых взглядов и ехидных комментариев увеличивалось. Но Эмма не могла заставить себя казаться кроткой или напуганной. Она не доставила бы им удовольствия думать, что они как-то задевали ее. Напротив, она смело встречала их взгляды и смотрела в ответ с вызовом. Ее мама и папа не растили из нее трусиху, и она ни за что не унизилась бы перед подобными людьми.

— Она хорошенькая, Милли, — сказал один особенно скользкий тип, разорвав свой кусок индейки и облизывая пальцы. Эмма стояла на кухне в ожидании приказаний тетушки. Время от времени тетя кричала: «Наполни бокал, девчонка» или «Принеси еще еды, неблагодарная». Эмма прикусывала язык снова и снова, чтобы не сказать ничего, что могло бы вызвать тетин гнев. Она стойко переносила взгляды мужчин и насмешливые комментарии женщин. Но последней каплей стала выходка мужчины, которого тетя называла Рэтом. Он протянул руку и погладил Эмму пальцем по щеке, когда она наполняла его бокал. Никто не смел дотрагиваться до Эммы без ее разрешения. Ее мама всегда говорила ей, что ее тело принадлежит только ей и никто не имеет права прикасаться к нему.

Рука Эммы взлетела и с силой оттолкнула мерзкую лапу подальше от лица. Сузив глаза, она посмотрела на Рэта и произнесла сквозь зубы:

— Разве ваша мама не научила вас хорошим манерам? Я не хочу, чтобы вы ко мне прикасались. Не делайте этого, пожалуйста, — только постоянные настойчивые напоминания мамы о том, что нужно быть вежливой заставили Эмму произнести слово «пожалуйста», хотя девочка знала, что этот мужчина не заслуживал ее уважения.

— А она шустрая, Милдред, — засмеялся Рэт, продолжая наблюдать за Эммой. — Тебе надо продать ее, она бы принесла тебе копеечку.

— Продать ее, — зло отозвалась Милдред. — Она же… — женщина прервалась и посмотрела на Эмму. — Сколько тебе лет, девочка?

Эмма расправила плечи и отошла от стола.

— Мне восемь.

— Видишь, ей всего восемь. Чтобы я получила за нее?

Взгляд Рэта так долго задержался на Эмме, что она почувствовала приступ тошноты.

— Ей не так уж и далеко до детородного возраста, а пока ее можно заставить готовить и убирать в доме какого-нибудь мужчины.

— Почему же ей нельзя просто готовить и убирать в моем доме? Она вообще-то моя родственница, — сказала Милдред, чавкая.

— Только мужчина сможет сделать из нее хорошую рабыню.

Эмма чувствовала, что если ей придется слушать отвратительную болтовню Рэта о ее продаже и рабстве у мужчины, то ее стошнит прямо на пол. Девочка не была глупой, она прекрасно понимала, какое рабство он имел в виду. Но она бы сбежала до того, как это произошло. «Я не жертва», — сказала она себе. Эмма повторяла эти слова как мантру, пока слушала этих мерзких, гнусных людей, сидящих за столом и поглощающих еду, отмечая праздник, значения которого они не понимали. Когда Милдред подняла бокал и завопила: «С Рождеством и прочей фигней», Эмме захотелось топнуть и сказать им, как бессовестно они ведут себя в такой день. Они должны были радоваться рождению Иисуса, но вместо этого предпочитали обсуждать гнусные поступки и незаконные вещи, о которых восьмилетний ребенок даже слышать не должен.

К ночи компания, не стесняясь Эммы, накачалась изрядным количеством наркотиков и алкоголя и стала вялой и медлительной. Когда они, наконец собрались, в гостиной и улеглись на полу, словно куча толстых ленивых крыс, Эмма начала медленно продвигаться к своей комнате, не спуская с них глаз ни на секунду. Проходя по коридору и оглядывая толпу усталым взглядом, она задумалась о том, где был Рафаэль. Она ни разу не видела его, поэтому предположила, что, скорее всего, он охранял ее, используя какую-то особую способность маскироваться, которой обладали ангелы. Но девочка была слишком усталой, чтобы долго размышлять об этом.

Добравшись до своей комнаты, Эмма заперла замок, прижалась спиной к двери и медленно съехала по ней на пол. Она не была жертвой, но это совсем не означало, что она не была напугана. Эмма знала, что было бы глупо не бояться. По ту сторону стены были бесстыжие, морально несостоятельные выродки, которые понятия не имели о том, что такое совесть; по крайней мере, ее мама назвала бы их так. Им было нечего терять. По словам ее отца, это был самый опасный тип людей. Ей всего восемь лет. До ее совершеннолетия еще целых десять. Как выжить десять лет с женщиной, которая совсем о ней не заботится и даже не пытается защитить ее от Рэта и подобных ему типов?

Эмма не заметила, как уснула, сидя на полу и проснулась от того, что кто-то дергал дверную ручку. Она потянулась, чтобы убедиться, что дверь была заперта и облегченно выдохнула, хотя даже не осознавала, что задержала дыхание. Ручка продолжала дергаться, и Эмма слышала цепочку проклятий, произносимых низким, очень невнятным голосом. Она встала, но ее живот, казалось, остался лежать на полу, когда она медленно пятилась от двери к окну. Ее взгляд метнулся на кровать, где лежало ее пальто, и Эмма заметила, что Рафаэля по-прежнему нет. Ручка, наконец, перестала дергаться, но теперь кто-то пытался выломать дверь плечом, и Эмма поняла, что ей нужно срочно выбираться из комнаты.

Эмма схватила пальто и быстро засунула руки в рукава. Она открыла окно, стараясь двигаться как можно тише, хотя была уверена, что человек за дверью мог слышать ее испуганное дыханье. К счастью, Рафаэль предусмотрительно смазал старое ржавое окно, чтобы оно не скрипело, если Эмме когда-нибудь придется использовать его для поспешного бегства. Девочка перелезла через подоконник и почувствовала холодный воздух на лице. Она не вздрогнула, когда услышала, что с очередным ударом плеча дверь начала поддаваться, а лишь постаралась двигаться быстрее. Эмма знала, что была только в шаге от земли, но колючие листья кустов, растущих под окном, замедляли ее движение. Одна нога уже стояла на земле, и она уже начала опускать вторую, когда он схватил ее.

— Попалась, — прорычал низкий голос. Она узнала его — это был Рэт.

Эмма попыталась вырвать ногу из его хватки, но он был слишком силен. Свободной рукой он схватил ее за косу и резко дернул вниз. Острая боль лучами разошлась по голове, и девочка не смогла сдержать крика. Рэт затолкал ее через окно обратно в темную комнату. Эмма отчаянно перебирала руками перед собой в поисках предмета, который помог бы ей оттолкнуть нападавшего. Бесполезно. Ее руки слишком короткие. Когда он бросил ее на кровать, она продолжала судорожно оглядывать в комнату в поисках предмета, которым можно было использовать в качестве оружия. Рука ударила ее по лицу. Эмма даже не успела поднять руки, чтобы защититься. Внутри она кричала и звала Рафаэля. Он был ее ангелом-хранителем, сам назначил себя ее защитником, и пусть она не знала, почему его не было в эту ночь, но была уверена, что он появится. Он должен был появиться, иначе могло произойти что-то намного более ужасное, чем пощечина.

Рафаэль резко вздохнул, когда отчаянье крика Эммы наполнило его разум. Он стоял на коленях, голова склонена в почтении перед Создателем. Это было единственной причиной, почему он оставил Эмму в тот вечер. Он сделал все, как просила Дарла, убедившись, что девочка добралась до дома без происшествий, но затем Создатель призвал его, и он не мог не откликнуться. Рафаэль знал, что речь пойдет о Брудайре, но, тем не менее, вопросы Создателя удивили его.

— Девочка нуждается в помощи, — произнес глубокий голос, проникая прямо в душу Рафаэля и даруя спокойствие, которое способен дать только Создатель. — Ты защищаешь ее?

— Да, — честно ответил он.

— Продолжай. Я уготовил ей великую цель, и ей придется пройти через множество испытаний, чтобы достигнуть ее. Теперь ступай, береги ее, но не вмешивайся в ее волю. Помни, Рафаэль, то, что случится сегодня, должно случиться. Отчасти именно ее жизненный опыт позволит ей стать той женщиной, которой ей предназначено быть.

— Как скажете, — ответил Рафаэль. Он не посмел подняться с колен, пока не покинул Создателя. Добравшись до дома Милдред, он немедленно почувствовал тьму и порок, которые пропитывали воздух вокруг хибары. Рафаэль резко повернул голову в сторону окна комнаты Эммы и немедленно переместился туда.

— ОСТАНОВИСЬ! — сила, данная ему Создателем, обездвижила мужчину, чья рука уже замахнулась, чтобы ударить Эмму в очередной раз. — Иди сюда, Эмма, — она быстро встала с кровати, но закинула ногу обратно и пнула мужчину по голени, прежде чем пойти к Рафаэлю.

— Вот тебе, урод, — выпалила она и поторопилась спрятаться за Рафаэлем.

Губы Рафаэля дернулись, как и у молодой девушки. Она была борцом и на основе того, что Создатель сказал о трудностях, с которыми она столкнется, ей придется быть борцом.

Усилием воли Рафаэль повернул огромного мужчину лицом к себе. Страх в его глазах был очевиден, так же как и абсолютная ненависть. Этот тип мужчин не выносит, когда их унижают и всегда стремятся отомстить за это. Глаза мерзавца расширились, когда Рафаэль приблизился к нему.

— Эта девочка находится под моей защитой по воле Создателя. Противиться Создателю значит уничтожать себя. Ты не посмеешь прикоснуться к ней снова. А если попытаешься — узнаешь мой гнев. Теперь иди, — Рафаэль осторожно подтолкнул мужчину по направлению к двери. Он знал, что Рэт отчаянно пытался повернуться к нему лицом, но был бессилен сделать что-либо, находясь под властью Рафаэля. Как только дверь закрылась, Рафаэль повернулся и посмотрел на Эмму. Несмотря на огромный синяк на лице, напоминавший Рафаэлю об ударе, который он не смог предотвратить, ее голова была высоко поднята, а плечи расправлены. Она была побита, но не побеждена.

— Прости, что меня здесь не было, — сказал он, опускаясь перед ней на колени. Рафаэль старался, чтобы его голос звучал как можно мягче.

— Главное, что ты появился вовремя, — ответила Эмма. — Все могло бы закончиться похуже, чем один удар по лицу.

— Ты в порядке? — он был рад, что Эмма держалась молодцом, но тот факт, что случившееся, казалось, вообще никак не повлияло на нее, беспокоил его. — Хочешь, пойдем к Дарле?

Раздался грохот и неразборчивый крик, и они невольно повернули головы в сторону гостиной. Эмма посмотрела на Рафаэля и кивнула:

— Думаю, это отличная идея.

Они тотчас оказались у двери Дарлы и Уэйна. Эмма нахмурила брови:

— Почему нам все еще приходится ходить по городу, если ты можешь запросто перемещать нас вот так?

— Потому что, возможно, люди заподозрят, что я не совсем нормальный, если мы будем внезапно появляться из ниоткуда. Конечно, они вряд ли бы запомнили что-то, случись это только раз, но чем чаще это будет происходить, тем сложнее будет заставить их забыть увиденное.

— Ну да. В этом есть смысл.

Рафаэль постучал в дверь, хотя в доме не горел свет, и было очевидно, что внутри все спали. Было уже поздно, но он знал, что Дарла не придаст этому значения. Через несколько минут замок защелкал. Когда дверь, наконец, открылась, перед ними стояла сонная Серенити. Она посмотрела на Эмму, и сосредоточила взгляд на припухших щеках.

— Кто это сделал? — спросила она Рафаэля, жестом приглашая их войти. В ее голосе чувствовалось напряжение, и Рафаэль понимал, что она старалась держать себя в руках только ради ребенка.

— Один из дружков Милдред, — ответил он.

— Где был ты? — упрекнула его Серенити. — Ты обещал, что будешь защищать ее. Как это могло произойти?

Лицо Рафаэля осталось спокойным.

— Я был призван Создателем, и был у него, когда на Эмму напали. Как только я узнал о произошедшем, Создатель сразу отправил меня к ней.

— Ты опоздал на целый удар, тебе не кажется? — с каждым вопросом ее голос становился громче. Она имела право злиться, он не мог отказать ей в этом праве. Но его ответ только разозлил бы ее еще больше, поэтому он промолчал. Он опоздал, но его утешала мысль, что с этого момента он будет защищать Эмму с благословения Создателя. Да, она по-прежнему будет сталкиваться с неприятностями, но он сможет защитить ее от большинства несчастий, которым суждено выпасть на ее долю.

Внезапно щелкнул выключатель, гостиная озарилась ярким светом, и в комнату влетели Дарла и Уэйн. Дарла быстро осмотрелась и заметила Эмму.

— Это она с тобой сделала? — Дарла поспешила к ней и присела на корточки рядом с девочкой. — Это твоя тетя обидела тебя?

Эмма покачала головой.

— Это был ее приятель, которого они звали Рэт. Я заперла дверь, но видимо, этот тип замка не испытывался против мерзких, пьяных мужчин. Я пыталась вылезти в окно, но он меня поймал.

Дарла обняла Эмму и крепко прижала к груди. Девочка внезапно стала похожа на восьмилетку, которой и являлась. Она положила голову Дарле на плечо и, когда она посмотрела на Рафаэля, тот увидел блеск слез в ее глазах. Он был благодарен за эти слезы, потому что для нее было бы хуже держать эти эмоции запертыми внутри. Слезы были нормой; они были словно очищающий водопад для души, и однажды пролившись, уносили с собой боль.

— Я не люблю плакать, — она шмыгнула и закрыла глаза, позволив слезинкам упасть. — Это заставляет чувствовать себя жертвой, а я не жертва.

Дарла покачала головой.

— Плач не делает тебя жертвой, Эмма, — заверила она, поглаживая девочку по спине, чтобы успокоить. — Ты становишься жертвой, когда позволяешь поражению захватить твою жизнь, вместо того, чтобы справиться и отпустить его.

— В слезах нет ничего плохого, — сказал Рафаэль. Когда она открыла глаза, он был на коленях. Его огромная фигура, казалось, заставила комнату сжаться. Его лицо было почти на одном уровне с ее, когда их глаза встретились. — Слезы — это дар Создателя его творениям. Они высвобождают эндорфины в твоей голове, которые помогают успокоиться и облегчить страдание. Они очищают глаза и снимают стресс, тем самым снижая давление крови и уменьшая нагрузку на сердце. Он создал тебя со слезами, а созданное им не может быть плохим. Слезы, которые ты сдерживаешь, нужны, Эмма. Пусть они падают и лечат, и каждая из них напоминает тебе, что ты не одна.


Глава 9


«Видеть во сне Рождество, в то время как на улице весна или лето, значит, что вы подсознательно вспоминаете давно забытые приятные детские впечатления. Видеть во сне Гринча, означает, что вы подсознательно хороните неприятные воспоминания.»


Серенити жестом указала Рафаэлю пройти с ней на кухню, как только Дарла уложила Эмму спать в комнате для гостей. По настороженному выражению лица ангела Серенити поняла, что он ожидает от нее очередной нагоняй за свое отсутствие в тот момент, когда Эмма в нем нуждалась. И хотя Серенити все еще злилась на него за это, она осознавала, что, от ее крика события этого вечера не изменятся. Она хотела поговорить о чем-то куда более важном.

— Завтра Рождество, — Рафаэль просто стоял и моргал. Серенити закатила глаза. — В этот день Санта оставляет подарки под елкой для маленьких мальчиков и девочек.

— Эмма не получит никаких подарков в доме тети, я уверен, — мрачно произнес Рафаэль.

— Да, я знаю. Мы кое-что припасли для нее от нас, но мы же не хотим, чтобы она думала, будто Санта забыл про нее, правда?

— Ты хочешь, чтобы я пошел и купил ей подарок?

— Динь, динь, динь, приз для ангела в студию, — сухо произнесла Серенти. — Да, мы хотим, чтобы ты купил ей подарки, — она протянула ему список и немного денег, но он взял только листок.

— Мне не нужны твои деньги.

Серенти нахмурила брови.

— Уверен? Ты же понимаешь, что эти вещи не бесплатные. Ты не можешь прийти и сказать: «Эй, я ангел, так что дайте мне все, что я хочу».

На этот раз Рафаэль закатил глаза. Серенити не смогла сдержать смешок — слишком человеческим был этот жест.

— Я провел на Земле гораздо больше времени, чем ты. Веришь или нет, но мне без проблем удалось постичь идею торговли и товарообмена.

Глаза Серенити расширились.

— Ты только что использовал сарказм? Ничего себе, я впечатлена. Это было немного неуклюже, но ты делаешь успехи.

— Я даже не подозревал, что пытался делать успехи.

— Рафаэль, любому из нас есть чему поучиться. А теперь, как бы ты ни любил поболтать, тебе пора. Покупки ждут.

— Не люблю я болтать, — возразил Рафаэль, слегка нахмурив лоб.

— Мы как-то отвлеклись, — выдохнула она. — Раф, это же был сарказм, смирись.

Он просто ненадолго задержал на ней взгляд, прежде чем исчезнуть.

— Куда он делся? — входя в кухню, спросила Дарла. Серенити давно не видела ее такой взволнованной.

— Во-первых, разве тебя не пугает, что человек, назвавшийся ангелом, просто берет и исчезает с твоей кухни? А во-вторых, я дала ему задание. Он будет Сантой.

Дарла улыбнулась.

— Отличная идея. А тебе, Серенити, нужно помнить, что некоторые события из нашей жизни заставляют нас знать о существовании другого, незримого мира вокруг. Я думаю, что Библия объясняет это как «Не забывай оказать гостеприимство странникам, ибо через них ты неожиданно примешь ангелов» Некоторые это просто знают, и все.

Серенити слишком устала, чтобы лезть в эту кроличью нору вслед за тетей. Дарла просто приняла все, как данность. Она не была сумасшедшей и все же легко восприняла существование сверхъестественного мира. Серенити снова подумала о Рафаэле и подарках. Девушка надеялась, что такой мелочи, как сделать Рождество для Эммы чуть радостнее, будет достаточно, чтобы залечить душевную рану, нанесенную девочке этой ночью. Но Серенити знала, что, надейся она хоть до второго пришествия, части невинности Эмму лишили. И поэтому девочка никогда не станет прежней.

— Иди спать, Дарла, — сказала Серенити тете. — Я дождусь Рафаэля и заставлю его помочь с упаковкой подарков. Это меньшее, что он может сделать.

— Не будь слишком строга с ним, Сара Серенити. Мы даже представить не можем, какая ответственность на нем лежит.

И снова Дарла так обыденно заговорила о Рафаэле, что это сбило Серенити с толку.

— Иногда я забываю, что ты слишком клевая для взрослого.

— В наше время говорили «классный», а не «клевый», — улыбнулась Дарла, направившись в свою комнату.

— В ваше время и брюки-клеш считались кла-а-ассными, — протянула Серенити последнее слово. — Так что не уверена, что стала бы гордиться тем, что было тогда.

Дарла только засмеялась и, пожелав спокойной ночи, ушла. Серенити осталась стоять в пустой кухне, желая, чтобы рядом был Дайр, а Рафаэль поторопился.

— Ну и Рождество, — чуть слышно пробормотала она.

— Точно, ну и Рождество, — тихо раздалось у нее из-за спины.

Серенити обернулась и увидела, что в дверном проеме, где только что стояла ее тетя, теперь стоит Эмма.

— Почему ты не в постели, зайка?

Эмма пожала плечами.

— Не спиться.

Серенити вздохнула:

— Понимаю. Но ты же знаешь, что пока ты не уснешь, Санта не придет?

Губы Эммы тронула улыбка. Она покачала головой.

— Ты же не думаешь, что человек с таким IQ, как у меня, может все еще верить в Санта Клауса?

— Я же не знаю твоего IQ, так что… — выкрутилась Серенити.

— Логично, — согласилась Эмма. — Он на два балла меньше, чем у Эйнштейна.

Серенити уперла руку в бедро и озадаченно улыбнулась.

— IQ Эйнштейна я тоже не знаю.

Восьмилетка повторила позу Серенити, дополнив ее наклоном головы.

— А что ты знаешь?

Серенити посмотрела на девочку, которая через многое прошла, и у нее внутри все сжалось. Что она знает? Знает, что если бы была на месте Эммы, то сейчас была бы не в состоянии непринужденно болтать, стоя в кухне людей, с которыми знакома всего неделю. Знает, что была бы по полной программе в слезах и соплях, если бы какой-то жуткий отвратительный мужик напал на нее. Но она, естественно, не стала делиться своими мыслями с Эммой.

— Я знаю, что если маленькая девочка хочет, чтобы к ней пришел Санта, она должна быть в постели, — наконец, ответила Серенити.

Эмма убрала руку с бедра и покорно вздохнула.

— Ладно, пойду в постель, хотя и знаю, что никакой Санта Клаус не прискачет ни на каком олене, не плюхнется ни в какой дымоход и не начнет распаковывать мешок, который похоже, никогда не пустеет, — она договорила уже в коридоре по пути к спальне.

— Эй, Эмма, — позвала Серенити, когда девочка уже поворачивала в сторону свободной комнаты Уэйна и Дарлы. Эмма посмотрела на девушку своими огромными доверчивыми глазами. — Даже если Санты нет, о тебе все равно не забыли.

Огонек, мелькнувший в глазах Эммы, Серенити могла назвать только надеждой. Девочка с широченной улыбкой ответила:

— Конечно, нет. Бог не мог создать меня только для того, чтобы пойти и забыть обо мне.

— Думаю, ты права, — прошептала Серенити вслед уходящей по коридору Эмме.

Все ушли спать, и дом погрузился в тишину. Серенити осталась сидеть в кухне за крохотным обеденным столом наедине со своими мыслями. Она пыталась не думать о том, что бы случилось, если бы Рафаэль не успел. Она знала, что нельзя зацикливаться на том, что не произошло, и на том, чего не изменить. Поэтому Серенити вместо этого стала думать о Дайре и о том, как проходит его ночь. Он сказал, что может задержаться дольше, чем на ночь, потому что ему нужно выполнить несколько заданий.

Серенити спросила его, откуда он знает, что ему нужно к следующему человеку, на что Дайр пожал плечами и ответил: «Просто знаю». Серенити поняла, что он никогда не задумывался над этим. Да и с чего бы? Так было с самого его появления. Создание снов для Дайра было как дыхание для Серенити. Итак, вместо того чтобы сидеть и думать о том, чего она не в состоянии изменить, девушка вытащила из кармана фланелевых пижамных штанов телефон и набрала номер Глори. Она уже несколько дней не болтала со своей лучшей подругой, а если кто и знал, как отвлечь Серенити, то это она.

— Уже поздно, — ворвался голос Глори в динамик, когда она, наконец, сняла трубку.

— И это все, что ты можешь мне сказать? Потому что у меня тут кризисная ситуация.

— Да?

Серенити закусила губу.

— Ну ладно, после кризисная.

— После кризисная — это не кризисная, так что она не требует тех же любезностей, как если бы у тебя был кризис. Так что повторяю: уже поздно.

— Тебе совсем не интересно, что у меня был за кризис? — поддразнила Серенити.

Последовала долгая пауза, потом Глори вздохнула:

— Бог мой, Сара Тиллман, рожай уже, наконец. Вытягивать из тебя информацию — то же самое, что пытаться подоить улитку.

— Эм, Глори, улитки не дают молока.

— Вот именно, понимаешь теперь, как мне тяжко? А теперь рассказывай о своей после кризисной ситуации во всех подробностях.

— Ворчунья.

— Уже поздно.

— Ты уже говорила.

— А ты все еще ничего не рассказала мне о своем кризисе. Какого. Черта. Серенити?

— Ладно, ладно. Господи, иногда просто невозможно поверить, что ты настоящий взрослый, — не дав Глори, вставить свои пять копеек, Серенити торопливо продолжила: — Сегодня вечером у нас под дверью оказалась Эмма…

Она рассказала Глори каждую деталь, начиная с того момента, как тетя Эммы пришла за ней в библиотеку к Дарле, чтобы забрать девочку домой. Во время рассказа Серенити чувствовала, как закипает кровь. К окончанию истории девушка была готова пойти с битой к Милдред в поисках Рэта.

— Она в порядке? — голос Глори определенно стал мягче, чем когда она только ответила на звонок. — Я еще не знакома с малышкой Эммой, но по твоим рассказам поняла, что она умница и крепкий орешек. Как она справляется?

— Если честно, я слегка в шоке от того, как хорошо она держится. Я бы на ее месте была рыдающей развалиной. Да, она немного поплакала, и, само собой, какое-то влияние на нее ситуация оказала, но Эмма отлично справляется.

— У нее нет выбора, — сказала Глори. — У Эммы нет плана Б. Ее родители умерли, и кроме этой Милдред у девочки никого нет. Эмма знает, что должна извлекать лучшее из того, что есть. Думаю, она понимает: что сделано, то сделано, и нужно просто двигаться дальше.

— Мне кажется, вам с Эммой давно пора встретиться, — отметила Серенити.

— Вынуждена с тобой согласиться, котенок. Ты недобросовестно относишься к своим обязанностям лучшей подруги и совсем не докладываешь мне о своих делах.

— Ты же понимаешь, что дружба работает в обе стороны? Ты мне тоже телефон не оборвала.

Серенити даже не сомневалась, что подруга в ответ пожала плечами.

— Это да, но у меня есть оправдание. Я работаю. А ты только и делаешь, что в школу ходишь. Как будто это важно.

Серенити рассмеялась.

— Ну, конечно, ты права, мой аттестат не имеет никакого значения. Как я посмела идти в школу и на работу, не убедившись, что ты получила всю информацию.

— Наконец, ты делаешь прогресс, — заявила Глори. — Завтра приду знакомиться с ребенком.

— Ты странная.

— Ты меня любишь, — пропела Глори.

— Да-да, люблю. Уже поздно, иди спать, — Серенити рассмеялась, когда Глори, перед тем как повесить трубку, выдала парочку своих любимых ругательств. Серенити не удивило, что подруга так мало сказала о случившемся с Эммой. Она знала, что для Глори это больная тема. Серенити чувствовала себя виноватой, что ей пришлось рассказывать такое по телефону, но Глори хотела бы знать обо всем до того, как встретиться с Эммой лицом к лицу.

Звякнул мобильный, оповещая о сообщении. Оно было от Глори.

«Я в порядке. Не беспокойся обо мне».

Серенити улыбнулась. Глори слишком хорошо ее знала.

Она написала ответ: «Не льсти себе. Я больше беспокоюсь о нас с Эммой. Если ты не выспишься, будешь завтра злой, как медведь».

Глори ответила: «Гр — р–р. Спокойной».

Серенити вздохнула, положила телефон на столик и вытянула руки перед собой. Она не сомневалась, что Глори справится, и все-таки была расстроена, что тема разговора всколыхнула кое-какие воспоминания подруги. Жизнь Глори не была простой. У нее были замечательные родители, которые любили ее. Но, к сожалению, родители не выбирают членов своей семьи и не все в семье дружелюбные и любящие. Серенити не хотела сегодня об этом думать, поэтому запихнула воспоминания поглубже до другого раза. Когда она собралась вставать, в комнате похолодело на несколько градусов.

— Привет.

Серенити обернулась на звук глубокого бархатистого голоса.

— Что ты здесь делаешь? — прошептала она, улыбаясь во все лицо. До этого момента девушка не осознавала, как отчаянно ей хотелось увидеть его и насколько она в нем нуждалась.

— Что случилось? — спросил Дайр, опускаясь перед ней на колени.

Серенити только покачала головой. Она не могла ничего сказать, боясь, что разрыдается, рассказывая ему о событиях прошедшего вечера, и станет умолять его все исправить. Вместо этого девушка молча потянулась к нему, а Дайр, как она и предполагала, крепко ее обнял. Его ладонь гладила Серенити по волосам, а тихий голос успокаивал:

— Я тебя почувствовал.

Серенити отстранилась и посмотрела на Дайра.

— В каком смысле почувствовал?

Дайр хотел было пожать в ответ плечами, но, заметив, как нахмурилась Серенити, передумал.

— Я почувствовал, что ты расстроена, и что я тебе нужен. Словно ты потянула за ниточку, соединяющую наши души.

— А почему я тебя не чувствую?

Дайр закрыл глаза и расслабился. Серенити не понадобилось много времени, чтобы понять, что он делает, потому что она почувствовала его. Ее окатили волны беспокойства, и она поняла, что Дайр волнуется за нее.

— Почему? То есть как? — неуверенно проговорила Серенити, когда Дайр открыл глаза и посмотрел на нее.

— Не знаю, — поняв, о чем она спрашивает, ответил Дайр. — Мне это тоже неясно. Но я не жалуюсь.

Серенити улыбнулась.

— И я.

— А теперь расскажешь мне, что тебя так расстроило?

Серенити закусила щеку и задумалась, как рассказать о событиях прошедшего вечера Дайру так, чтобы у того не снесло крышу. В итоге она пришла к выводу, что как бы она ни преподнесла историю о нападении на Эмме, Дайр все равно будет взбешен. Лучше сорвать пластырь резко.

— На Эмму сегодня напал один из ублюдков Милдред, — слова слетели с губ Серенити раньше, чем она успела подумать, что, наверное, стоило бы сначала сказать ему, что Эмма в порядке и в безопасности. Дайр начал вставать, и Серенити почувствовала, как по мере закипания Дайра воздух вокруг него холодеет. — Подожди, подожди, Дайр, — она вскочила и схватила его за руку. — Мне стоило упомянуть, что она здесь и в безопасности.

— Как это произошло? — по мере того, как сила Дайра росла, комната, казалось, тускнела, и Серенити видела, что он на грани потери контроля. Она понятия не имела, какими еще сверхъестественными способностями, кроме управления снами, наделен Дайр, но догадывалась, что бессмертный очень могущественный.

Серенити рассказала ему все, что узнала от Эммы, и в ожидании замолчала. Дайр стоял в центре крохотной кухоньки. Он был неподвижен, как камень, и по-прежнему сурово красив, злость и расстройство ничего не смогли с этим поделать.

— Он не… — Дайр умолк. Серенити понимала, что он не сможет закончить фразу, и не могла его за это винить. Девушка тоже не могла думать о том, что могло произойти.

— Нет, он к ней не притронулся. Не в этом смысле.

Дайр с облегчением вздохнул и, кажется, немного взял себя в руки.

— Мне жаль, что меня не было рядом. Я знаю, что тебе было тяжело с этим справиться.

Серенити знала, что он очень серьезен, и ценила его желание быть рядом, чтобы поддержать ее, также как и то, что ему была небезразлична не только ее судьба, но и Эммы.

— Мы справились. А Эмма вообще невероятная маленькая леди. Она кремень.

— Где, черт побери, носило Рафаэля? — прорычал Дайр, снова закипая. — Он вроде говорил, что присмотрит за ребенком.

— Он сказал, что его призвал Создатель, — Серенити заметила, как напряглись плечи Дайра.

— Это единственное, что могло отвлечь этого ангела. Он очень серьезно относится к своим обязанностям. Полагаю, ему сейчас нелегко.

— Я его отчитала, — призналась Серенити. Дайр стрельнул в нее взглядом и чуть заметно улыбнулся.

— Как он с этим справился?

Серенити пожала плечами.

— Принял это как мужчина.

— Кстати об ангеле, — наклонил голову Дайр. — Где он?

Пришла очередь Серенити коварно улыбнуться.

— Я дала ему поручение. Он сегодня Санта.

— Подарки для Эммы?

— Ага. Он такой веселый. Мне показалось, эта роль как раз для него.

Дайр рассмеялся.

Спустя всего пару минут в кухне появился Рафаэль, весь обвешанный сумками. Глаза Серенити поползли на лоб:

— А ты не валял Ваньку.

— Не уверен, что понял, о чем ты.

Серенити отмахнулась:

— Неважно. Давай глянем, что тут у тебя.

Они начали перебирать подарки, и девушка была приятно удивлена тем, насколько хорошо справился Рафаэль. Он принес Эмме пару головоломок, миленькие зимние сапожки, стильный комплект из шарфа, шапки и варежек, несколько девчачьих наборов для рукоделия и книги. И не просто какие-то заурядные семь книг. Это была классика вроде «Беовульфа», «О мышах и людях», «1984», «Иллиады и Одиссеи».

— Думаешь, ей понравятся такие книги? — спросила Серенити листая томик «Алой буквы».

Рафаэль наморщил лоб.

— Она говорила, что очень умна. Мне показалось, что книги из детского отдела будут для нее слишком простыми. Эти кажутся более подходящими.

Серенити только покачала головой. Потом она взяла из шкафа в коридоре оберточную бумагу и скомандовала Дайру и Рафаэлю помогать заворачивать подарки и складывать их под елку. Когда работа была закончена, Серенити поблагодарила Рафаэля за помощь и повернулась к Дайру:

— Я спать. Если Эмма хоть немного похожа на меня в ее возрасте, она слишком взволнована, чтобы спать, и проснется уже через пару часов.

Глаза Дайра озорно блеснули.

— Намекаешь, чтобы я зашел подоткнуть тебе одеяло?

Щеки Серенити вспыхнули. Она краем глаза взглянула на Рафаэля, но он не обращал на них ни малейшего внимания. Тогда она осторожно кивком дала Дайру знак следовать за ней.

Дайр проследил взглядом за Серенити, отправившейся к себе в комнату. Не отводя от нее глаз, он обратился к Рафаэлю:

— Спасибо, что был рядом с девочками.

После продолжительной паузы ангел ответил:

— Мне жаль, что я не смог ее защитить.

— Никто не ждет, что ты будешь идеален, дружище, — тихо сказал Дайр. Он не ждал от Рафаэля ответа и понимал, что никакие слова не смогут успокоить ангела. Рафаэлю придется самому справиться со своей оплошностью.

Войдя в комнату Серенити, Дайр осторожно закрыл за собой дверь. Он улыбнулся, когда девушка напряглась, услышав щелчок замка. Дайр стоял и смотрел, как она расчесывает свои длинные каштановые локоны. Она была прекрасна. Ее внутренняя красота делала внешнюю просто невероятной, и то, что она выбрала Дайра, начисто выбило из него дух.

— Так и будешь там стоять? — спросила Серенити Дайра, стараясь не встречаться с ним взглядом.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал, принцесса?

— Почему ты так меня называешь?

— Это твое имя. Сара Серенити буквально означает принцесса мира. И тебе, кстати, очень идет. Спрошу еще раз: что ты хочешь, чтобы я сделал?

Серенити замерла на мгновение, а потом посмотрела на него. Ее глаза были наполнены теми же тоской и болью, которые Дайр тоже ощущал на душе. И его боль могла утолить только она. Дайр не помнил, чтобы когда-нибудь за свое долгое существование его охватывали такие сильные чувства, как в этот момент. Он хотел держать ее, знать, что она в безопасности у него в руках. Дайр сделал шаг в сторону девушки, затем, не отводя от нее взгляда, еще один и еще, пока не оказался всего в нескольких сантиметрах от девушки. Серенити пришлось задрать голову, чтобы продолжать смотреть ему в глаза. Его руки сами по себе потянулись к ее волосам, пальцы убрали пряди от ее лицо и зарылись глубже в волосы девушки, обхватывая ее голову.

— Что ты со мной делаешь? — прошептал Дайр, поедая глазами лицо девушки. — Вдали от тебя я не могу думать ни о чем, кроме тебя. Будучи рядом с тобой, я хочу быть еще ближе. Сара Серенити, что ты со мной делаешь?

Дыхание Серенити участилось, а руки неожиданно оказались на груди Дайра. Девушка так сильно вцепилась в его рубашку, как будто иначе упала бы. Серенити не могла отвести взгляд от Дайра.

— Я ничего не делаю, — наконец, выдохнула она, и у Дайра внутри все сжалось от желания.

Он приблизился своими губами к ее. Теперь он мог чувствовать тепло ее дыхания и сладкий запах, еще больше разжигавший страсть.

— Я хочу попробовать тебя на вкус, — прошептал Дайр, его рот стал наполняться слюной. Серенити кивнула, не в состоянии ничего сказать. Дайр, прижавшись к ней губами, ощущал собственное дыхание. Девушка прижалась к нему плотнее, и его обдало теплом. Свободной от роскошных волос Серенити рукой он обхватил девушку за талию и притянул к себе еще сильнее. Когда Серенити приоткрыла рот, впуская его глубже, Дайр с трудом подавил желание уложить ее на кровать, зная, что тогда случится то, к чему они еще не готовы. Он чуть не умер, когда Серенити скользнула ладонями вверх по его груди и плечам и зарылась пальцами ему в волосы. Но ее тихий стон дал Дайру знать, что пора остановиться.

Дайр оторвался от губ Серенити и прижался лбом к ее лбу. Он не мог говорить, мог только дышать, пытаясь не упасть. Глаза Серенити были совсем рядом, ее грудь вздымалась и опускалась в такт дыханию. Девушка прижалась к нему, и Дайр почувствовал, как бьется ее сердце. Он проследил глазами, как она медленно ведет языком по губам.

— Осторожно, любимая, — почти простонал Дайр. — Мое терпение не безгранично.

К его удивлению Серенити хихикнула, открыла глаза и отодвинулась, чтобы посмотреть ему в глаза.

— Уверяю, что испытываю тебя не намеренно.

— Принцесса, одно твое существование — уже пытка для меня. Боюсь, ты ничего не можешь сделать, чтобы я перестал желать тебя.

Серенити слегка улыбнулась, задумавшись над его словами.

— Могу поспорить, что придумаю способ быть менее притягательной. Что если я перестану расчесываться или мыться? Спорим, тогда ты не захочешь быть со мной рядом?

— Твой запах — самая дурманящая вещь на свете. Мне кажется, тогда бы меня тянуло к тебе еще сильнее.

— Даже не знаю, польщена я или чувствую отвращение.

Дайр пожал плечами.

— Я просто сказал правду.

Они несколько минут стояли и молча смотрели друг на друга. Никто не был готов уйти. Дайр вообще не думал, что когда-нибудь будет к этому готовым: в этой жизни или в следующей. Убирая прядь волос от ее лица, он прошептал:

— Я должен дать тебе немного поспать.

Серенити кивнула и, приподнявшись на носочки, нежно поцеловала его в губы. И тут же ускользнула из его объятий. Дайр дождался, пока она заберется в постель, и выключил свет.

— Сладких снов, Принцесса, — сказал он. Серенити улыбнулась и сонно закрыла глаза. К удивлению Дайра, он получил задание и понял, что это сон для Серенити. Он нахмурился от мысли, что понятия об этом не имел. Закрыв глаза, Дайр потянулся к разуму девушки и начал создавать для нее сон. Дайр видел, как Эмма и Серенити вместе идут в библиотеку. Сон в основном был о том, как Серенити заводит дружбу с Эммой. Дайр не понял, зачем был нужен этот сон, раз Серенити уже на этом пути.

У Дайра не было времени долго размышлять над этим. Как только сон был окончен, его призвал Создатель. У Дайра в груди все сжалось, когда он в последний раз взглянул на Северин перед путешествием из ее реальности в реальность чистого света. Оказавшись перед Создателем, Дайр встал на колени, и ощутил, как его обволокло мирным теплом. Он постарался унять дыхание, ожидая сам не зная чего. Создатель не призывал его уже несколько веков, и он не был глуп, поэтому понимал, что это не совпадение. Дело в Серенити.

— Брудайр, — при звуке этого глубокого голоса Дайр сжал кулаки, пытаясь успокоиться. — Давно не виделись. Ты хорошо делал свою работу.

— Спасибо, — осторожно поблагодарил Дайр.

— В последнее время я замечаю твое влечение к одному из заданий. Сара Серенити Тиллман особенная. Ее предназначение значительнее, чем ты можешь себе представить.

— Меня не просто влечет к ней.

— Ты ее любишь, — произнес Создатель. — И все же, любовь — не та эмоция, для которой ты создан.

У Дайра из груди словно пинком вышибли воздух. Знать что-то самому — это одно, но когда тебе об этом говорит тот, кто тебя создал, — это совершенно другое.

— Я не способен любить? — спросил Дайр, не смея поднять головы.

— Этого я не говорил. Я сказал, что ты создан не для этого. Ты верно служил мне, спас бесчисленное количество жизней, помог повернуть историю в лучшую сторону и даже не представляешь, какое влияние оказываешь, создавая воодушевляющие и направляющие сны.

— Это честь служить вам. А не могу…, — Дайр сделал паузу и пару раз медленно вдохнул и выдохнул, — не могу я любить ее и одновременно служить вам?

— Иногда тебе дозволяется увидеть весь пазл, а не только тот его кусочек, над которым ты работаешь. Иногда ты видишь, что в точности случится, если твое задание будет успешно выполнено. А иногда я считаю, что тебе лучше не знать. Сейчас я думаю, что тебе стоит увидеть больше касательно Сары Серенити Тиллман и Эммы Уайтмор.

Это все, что он успел узнать, прежде чем в его сознание нахлынул поток видений. Серенити вышла из машины возле дома Милдред. Вид дома открылся перед ним, пока Серенити направлялась к входной двери. На ее лице читался сдержанный гнев. Она поколотила в дверь и позвала Милдред по имени. Но когда дверь, наконец, распахнулась, перед ней стояла не Милдред.

Дайр почувствовал, как каждая мышца в его теле напряглась от того, как мужчина, открывший дверь, плотоядно смотрел на Серенити. Весь его вид говорил о том, что он не мылся неделями: сальные волосы, желтые зубы, которых, к тому же, явно не хватало. Но именно его глаза Дайр никогда не сможет забыть. Они не были тусклыми, как у типичных наркоманов. Глаза этого человека были темными, бездушными и источали абсолютное зло. Чем дольше он пялился на Серенити, тем неистовее становился его взгляд. Он явно был очень рад такому вторжению. Дайр чуть ли не видел, как он пускал слюни, и это еще сильнее подтвердило то, что перед Серенити стоял человек, не знающий угрызений совести.

— Я пришла за Эммой, — твердо сказала Серенити.

Мужчина рассмеялся.

— Что ж, она не сможет выйти поиграть, но ты… — его взгляд прошелся по телу девушки сверху вниз и обратно. — Ты точно можешь войти и поиграть.

Загрузка...