Смерть старого мира. Том 1. Том 2

Глава 28

Гостиная, в которой мы всей семьёй обычно собираемся была молчалива. Девочки смотрели на новоиспечённую богиню, что устроилась на моих коленях и всё так же счастливо пыхтела, зажмурив глазки и положив голову на мою грудь. Я же её обнимал, чтобы это чудо не свалилось. На всё это ревниво смотрела Алиса, возмущённая что «какая-то там» приватизировала её законное место, так ещё и претендует на место дочки. Сона в это время меланхолично пила чай, наслаждаясь запахами что источала богиня, Агата преданно смотрела не неё же, проигравшая битву с собственными инстинктами, а Оля убежала в свою лабораторию, сразу же как выклянчила у новорождённой прядь волос, листок что заменяет ей одежду и цветок из волос. Всё вышеперечисленное тут же отросло.

— Так. — Задумчиво сказал я, лишь сейчас отметив что зарылся одной рукой в золотой водопад волос. — Надо придумать тебе имя. — Привлёк я внимание девушки, чей чистый взгляд смотрел в мой. — Есть идеи?

— Нет, папочка. — Тут же ответило это милое создание, даже на секунду не задумавшись. Хотя с её физиологией секунда — это как несколько дней для простого человека, так что не аргумент.

— Почему ты называешь папу папочкой? — Надувшись от возмущения как бурундучёк, спросила Алиса.

— Потому что он мой отец. — Тут же ответили ей, нежно и ласково улыбнувшись, словно вспоминая что-то, невероятно ценное и вызывающее тепло и нежность внутри. — Я была рождена из дыхания его души, моя личность была рождена из его эмоций ко мне, мой ум был рождён из его гения, а моя магия была рождена из его. Я его дочь, его творение, а также его личная богиня. — Улыбнулась она. — А он мой избранник, мой защитник, и мой господин. — Закончило говорить божество опять уткнувшись носиком мне в шею, при это чуть ли не мурлыкая. А я кажется придумал как её назову.

— Ну раз у тебя идей нет, то нарекаю тебя Евой. — Снова я начал гладить эту прелесть, ещё крепче прижав ту к себе. Её речь что-то задело в сердце. — Ева Иванова.

Алиса. В своей комнате.

Лёжа на кровати она смотрела в потолок. Ей нужно было подумать. Сама ситуация с Евой была… нормальной. Алиса была не против нового пополнению в семью, её вкусы вполне позволяли спокойно относиться к новой женщине у папы. Да та же Оля была притащена изначально из-за неё, папа просто хотел создать очередного болванчика с редким классом, вот и всё, а ей Оля понравилась и в итоге та стала членом семьи. В общем, наличие других женщин у своего мужчины Алиса воспринимала нормально. Она любила папу, его властные и сильные руки, его мужественное и волевое лицо. То чувство безопасности за его спиной было лучшим что она испытывала в жизни. И она любила маму, её нежные и чувственные поцелуи, чувство её заботы и любви, её желание доставить ей как можно больше удовольствия которая может понять только женщина. И Алиса понимала, что это не совсем нормально, но какое ей дело до серой массы? Уже в десять она совершила столько сколько не каждый человек за всю жизнь способен сделать. Она жила и была счастлива, она и сейчас счастлива, но… Ева.

Ева была ей симпатична. Да что там, из-за связи с источником она буквально чувствовала её отношение к себе и было там столько тепла и любви что в них можно было бы утонуть. Но именно данная связь и вызвала проблему. Алиса так же чувствовала и отношение самой Евы к отцу. То, что данная особа назвала того папой это лишь пол беды. Главная проблема заключается в том, что она заявляет прав на папу больше чем они все вместе взятые. Это буквально чувствовалось! Эта Ева буквально источала превосходство над их «плотской» связью! Будто занятие любовью это что-то низменное, что-то что никогда не сможет превзойти их с папой отношения! И это бесило. Она его дочь! Его продолжение, его воспитанница, наследница и ученица! Его главное творение и главный смысл его жизни! А он её.

Последняя мысль что-то всколыхнула в памяти. И точно. Всё что она только что перечислила это не она придумала. Она была согласна с каждым словом и не думая подписалась бы под каждой буковой, но впервые произнесла их не она, а мама. При воспоминании о матери как обычно подступила грусть с тоской, но они быстро отступили. Магия разума позволяла контролировать и такое. Сейчас её больше интересовал другой их разговор, который случился после её первого раза с папой.

(Минутку внимания. На всякий случай. В данном отрывке произошла пространственно-временная аномалия и все персонажи стали совершеннолетние, а люди резко прибавили +100 лет к сроку жизни. Спасибо за внимание)

Четыре года назад. Пентхаус Ивановых.

На кровати сидели двое, мать и дочь. Первая была прекрасной и обворожительной блондинкой с ясными голубыми глазами и прекрасной фигурой. Не смотря на то что ей было уже прилично за тридцать, но выглядела она на пике своей красоты. На её же коленях сидела её дочь, это было понятно по одному взгляду. Такие же золотые волосы и голубые глаза, перед ней сидела её маленькая копия. Которой та сейчас расчёсывала волосы. Но малышку интересовало не это, а дверь из-за которой был слышен шум воды. Там находился тот, кто был одним из самых важных и любимых людей в её жизни и нынешний объект её дум. Не смотря на возраст малышка было очень умна и уже по-своему мудра.

— Мам, а ты не будешь ревновать папу ко мне? — Спросила малышка задрав голову вверх, тем самым упираясь в объёмную и обнажённую грудь матери.

— Нет Золотце. — Лишь улыбнулась ей женщина. — Как я могу ревновать к своей кровиночке? Ведь твоё счастье это и моё счастье. — Погладив ту по головке и вернув её в прежнее положение, женщина продолжила расчёсывать своего ребёнка.

— А я буду ревновать папу? — С детской непосредственностью спросила она. — Если не к тебе, то к другим девушкам? — Устраиваясь поудобнее спросила она.

— Ко мне? Вряд ли. — Ещё раз улыбнулась женщина. — А вот к другим женщинам скорее всего. Но… — Тон женщины неуловимо изменился. Теперь в нём была надежда и смирение. — Я бы хотела, чтобы наш папа нашёл ещё кого-то, хоть это и почти невозможно.

— Что? — С шоком и огромными голубыми глазами посмотрела дочь на лицо матери. Но та лишь грустно улыбнулась и обняла малышку, зарывшись в её шелковистые волосы.

— Золотце, наш папа… он почти сломанный человек. — Грустно говорила она. — Он пережил в своей жизни столько горя и предательств, столько потерь. Что он не мог не измениться. — После этого она лишь сильнее сжала дочку в объятиях и замолчала.

— Что… ты имеешь в виду? — С трудом спросила малышка. Для неё было шоком узнать такое о её сильном папе, который всю её жизнь казался несокрушимым.

— Когда я только встретила твоего папу, он мало напоминал себя нынешнего. — Погружаясь в воспоминания начала рассказ мать. — Полубезумные волчонок, не доверяющий никому и не надеющиеся ни на что хорошее в жизни. Полностью разочаровавшийся в жизни, мире и людях. Живущий скорее вопреки, не желая сдаваться и просто умереть. Но не из-за того, что он чем-то дорожит в жизни, а просто из-за упрямства. И… мне тогда стало так жалко его. — Перед мысленным взором женщины пронеслась их первая встреча. Красивый и ухоженный молодой человек, только-только ставший подростком, но уже имеющий прекрасную внешность. На него можно было бы смотреть и умиляться, а то и пускать слюни, что она с успехом и сделала бы… если бы не глаза. Холодные и пустые, как у мертвеца. А также наполненные страхом вновь привязаться и довериться. Таких глаз не должно быть у ребёнка. — Знала бы ты, сколько сил и времени мне пришлось потратить чтобы наш папа ожил. Вновь стал наслаждаться жизнью. Но даже так его душевные шрамы не исчезли, и он никогда не подпустит к себе чужого, и сам так же не пойдёт на контакт. Боясь снова обжечься.

— Но… разве это не хорошо? — Не понимала девочка. — Папа всегда будет с нами и никогда не предаст. Сколько ещё семей может похвастаться тем что уверена в своём отце настолько же насколько и мы?

— В чём-то ты права, милая. — Грустно ответила ей мать. — Но что будет с нашим папой если он потеряет нас? Пусть ты ещё маленькая чтобы думать о таком, но вот я не могу. — Улыбка на её лице стала ещё более грустной. — Я старею Алиса. — На выдохе произнесла та. — Я уже не могу рожать и подарить тебе братика или сестричку. И скорее всего уйду раньше папы и что с ним тогда будет боюсь даже представить.

— Не говори так. — Дочь развернулась к матери и уткнулась лицом ей в грудь. Ребёнок не хотел слушать что её мама может умереть. Но сама Ирина должна была рассказать ей, чтобы в случае чего Алиса могла помочь Ване. Недавнее покушение почти удалось и Ире было страшно представить, чтобы случилось с психическим здоровьем её любимого в этом случае.

— Алиса, послушай меня. — Нежно взяв личика дочки в свои ладони, заговорила Ирина нежным и ласковым голосом. — Наш папа очень сильный. Любой другой бы уже давно сломался окончательно, просто расхотев жить. Но наш папа упорно шёл вперёд, а потом у него сначала появилась я, а потом и ты. И с тех пор он снова живёт, снова счастлив. — Она нежно провела рукой по щеке дочери. — Но ещё одной потери он может и не выдержать, у всего есть предел прочности. Особенно у рассудка человека. Даже вся эта ситуация. — Ира провела рукой по смятой кровати, на которой были видны капельки крови. — Это моя попытка ещё больше стабилизировать его состояние, на случай если со мной что-то случиться.

— Мм-м. — Алиса на это снова уткнулась ей в грудь, возмущённо замычав. Ей был неприятен весь их разговор, но такие моменты особенно.

— Поэтому, — Но Ирина лишь начала гладить её головку, нежно улыбаясь, совершенно не обращая внимание на возмущённое пыхтение себе в грудь. — я и хочу, чтобы наш папа нашёл ещё кого-то близкого себе. Даже если это будет другая женщина. Ведь чем больше у него будет якорей для сознания, тем меньше я буду переживать за него. И тем стабильней он будет. А потому… — Ирина вновь взяла лицо дочери в ладони и посмотрела ей в глаза. — …пообещай мне что если такая найдётся, то ты сделаешь всё возможное чтобы с ней поладить. Хорошо?

— Ладно. — Нехотя согласилась дочь после минуты раздумий. — Но в обмен пообещай, что больше не будешь говорить о своей смерти. — Снова уткнулся ребёнок в грудь своей матери. — Не хочу этого слышать.

— Обещая. — Улыбнулась Ирина, стараясь не засмеяться. Алиса пробубнила свои последние слова прямо в её груди, что было очень щекотно и мило. Но она смогла.

Настоящее. Комната Алисы.

Из воспоминаний Алиса вынырнула с мокрыми глазами. Каждый раз вспоминая маму она понимает насколько ей её не хватает. И пусть с появлением Соны ей стало полегче, но даже не смотря на все старания мечница она не могла заменить родную мать. Хоть и делала всё возможное чтобы помочь своей маленькой хозяйке, за что та была ей искренне благодарна.

Встав с кровавити, она выпила воды, что было трудно, руки немного тряслись от эмоционального напряжения, и пошла к картине. Она её сделала как тренировку по магии земли. Синтезировать нужные краски и нарисовать ими картину было сложно, но контроль при этом прокачивался бешенными темпами. И как финал тренировки она нарисовала этот портрет, на котором она, папа, Сона, Оля и Агата, стоят вместе и обнимаются с улыбками на лицах. Ей нравилось видеть свою разросшуюся семью, особенно после того как начала видеть изменения в папе. Она помнила их с мамой разговор, но особенно часто стала вспоминать его после апокалипсиса.

Тогда и года не прошло как убили маму. И она до сих пор помнит состояние отца в момент извещения о её смерти. Мелкий тремор рук, закаменевшее лицо, расширенный бегающий зрачок и ненормальная бледность, словно у трупа. А вспоминая первые дни после того трагического события, она понимает, что папа вёл себя странно. Особенно когда смотрел на неё. В те времена она не видела у него во взгляде привычной любви, обожания и желания потискать, а лишь бешенный страх, настолько сильный что папа даже не смог спрятать его. Удержать лицо да, но вот взгляд нет. А уж когда всё началось… она видела, как сложно папе переступать через себя и подвергать её опасности.

Посмотрев на портрет ещё раз, она мысленно представила на нём Еву и была вынуждена признать, что смотреться она будет гармонично. А потому…

Подойдя к своему шкафу с дисками, она достала оттуда несколько фильмов. Титаник, Хатико и им подобные заняли её руки, но лишь для того чтобы быть облачёнными в бумагу, которая тут же полетела в их домашний кинотеатр. А сама Алиса пошла за вкусняшками к фильму на кухню. В том числе и готовить их. Раз уж появился новый член семьи то она должна с ним сблизиться, особенно если это поможет папе. А что Ева там себе надумала она достоверно не знала, но тем не менее рассказать ей должна. Во избежание неприятностей.

Взгляд со стороны.

В огромном зале, в котором был размещён огромны артефактный монитор что переводил все 2D фильмы и сериалы в 3D формат, сторонний наблюдатель мог заметить двух девушек невероятной красоты. Они были похожи словно сёстры. Перед ними стоял столик, на котором было множество пустых тарелок, мисочек, чашечек и ведёрок с мороженным. И в данный момент они самозабвенно обнимались и рыдали.

— У-а-а-а-а-а. — Плакала Ева, чьи слёзы падая на землю тут же прорастали цветами невероятной красоты.

— Г-глупая соб-бака. — Прерываясь на всхлипы говорила Алиса. Культовая классика кинематографа и её заставила расчувствоваться.

— … -А за ними стояла Третья и так же рыдала, но беззвучно. Её тоже проняла верность и преданность собаки. Но долг возобладал, и она телепортировалась на кухню, чтобы сделать своим хозяйкам успокаивающий чай.

Петрович. Уже не старик.

Сознание выходило из беспамятства медленно, но верно. И вообще не походило на ожидаемые «приятные» последствия от анестезии, к которым бывший вояка успел привыкнуть. Богатый боевой опыт во времена без магии гарантировал прохождение парочки операций, в которых человек не предполагается бодрствующим. И просыпаться после них было тем ещё удовольствием. Но не сейчас, сейчас у Петровича было просто ощущение что он поздно лёг и рано встал. Иными словами, тоже не приятно, но вполне привычно и легко терпимо.

Кое-как усевшись на мягкой кровати, первое что он обнаружил, это капельницу. Со странной синей жидкостью, которая ещё и светилась немного. Вторым что бросилось в глаза это кожа на руках. Гладкая, без привычных родинок и старческих пятен. Ну а присмотревшись он заметил прилично возросшую мышечную массу и что мышцы стали более плотными и твёрдыми. Оглядевшись же по двухместной палате, вторая койка которой была пуста, он нашёл в ней две двери. Первая была в коридор, а вот вторая в душевую с туалетом и раковинной. И зеркалом, которое его сейчас и интересовало.

Дойдя до зеркала бывший старик увидел перед собой себя молодого, но… более красивого. Мелкие дефекты кожи исчезли, когда-то карие глаза стали более яркими, став оттенка молочного шоколада. Гладкая и даже на вид приятна на ощупь кожа удивительно хорошо легла на мужественные и немного грубоватые черты его лица. Которые тоже подправились, став более прилизанными что ли? Петрович не мог точно описать свои ощущения от лицезрения своей новой-старой рожи, но то что общее впечатление от его лица стало более приятным понимал, хотя в мужской красоте и был дуб дубом. Всё-таки рос он во времена, когда мнение что мужик должен быть пахуч, вонюч и волоса, и было оно тогда единственно верным в его окружении. Были конечно всякие аристократики, но те же аристократики и в жопу с удовольствием давали, так что не аргумент. Но вот понять, что выглядеть он стал как какой-то мужик с обложки мужского журнала он мог. И косметические изменение могли бы вызвать у него небольшое недовольство, всё-таки он со своей рожей прожил более века и был к ней привязан, но опустив взгляд вниз и заметив, что его верный друг прибавил пару сантиметров, всё простил. Тем более покопавшись в памяти бывший старик вспомнил что после генной терапии может измениться внешность. Единственное что напоминало о его истинном возрасте это седые волосы. От дальнейшего разглядывания себя его отвлёк шум в палате.

Войдя же внутрь он увидел молодую девушку. Поправочка, молодую, голую и чертовски красивую девушку. Грудь с его кулак, а это не мало, большие карие глаза и пышные чёрные вьющиеся волосы до лопаток. А ниже упругая и подтянутая попка с длинными прямыми ножками.

— Насмотрелся. — Спросила красавица, подперев объёмную грудь сложенными руками. А Петрович понял, что так же голый и что его верный, прибавивший пару сантиметров, друг проснулся впервые за несколько десятков лет. И красавица смотрит на него с вполне себе заинтересованным видом.

— Ещё нет, но не думаю, что мне дадут ещё поглазеть. — Ответил Петрович, мимоходом отметив что из его голоса ушла старческая немощь и хрип, вернув привычный командный и сильны лай.

— Ну это зависит от того что ты предложишь девушке. — Ехидно ответили ему.

— Хм. — Задумался в ответ он. — Прогулка по Москве, потом охота и пикник под хороший коньячок, а после ночь безудержного и умопомрачительного секса подойдёт?

— Да. — Странным тоном ответила ему собеседница. — Но предлагаю внести некоторые коррективы. — Продолжила она, начав подходить ближе, пока в итоге и вовсе не упёрлась в него своей шикарной грудью.

— И какие же? — Не растерялся Петрович и обхватил её за талию руками, став спускаться ниже.

— Шикарный секс у нас будет сейчас. — Ответить он не успел, его заткнули поцелуем. А дальше кровать клиники была испытана на прочность не один раз. Как и подоконник. И тумбочки. И душ.

Спустя пять часов.

— Так значит ты тоже пришла на омоложение? — Гладя шелковистые волосы развалившейся на его груди красотки спросил он. — Но почему тогда у тебя волосы чёрные, а у меня всё ещё седые?

— Это временно. — С блаженной улыбкой ответили ему. — Старые скоро выпадут, а новые будут такого же цвета, как и в твоей молодости.

— И сколько это примерно займёт? — Зарывшись пальцами в чёрные локоны и начав почёсывать голову девушки спросил он.

— Дня три или четыре. Мр-р. — Благосклонно приняли его почёсывания. — Но может и подольше, зависит от возраста омолаживаемого.

— И сколько же тебе? — Спросил бывший старик бывшую бабку, за что тут же получил по рёбрам острым кулачком.

— Между прочим спрашивать такое у девушки неприлично. — И ради большего веса своих слов, она даже подняла лицо, чтобы посмотреть ему в глаза. — Но так уж и быть. Мне было шестьдесят восемь. А тебе?

— Хм. — Предвкушающе хмыкнул Петрович. — Сто двенадцать. — С гордостью сказал он. И получил в награду ошалелый взгляд.

— Брешешь. — Не спросили, а скорее утвердили ему в ответ.

— Не-а. Если хочешь можем после выписки ко мне зайти, паспорт покажу, а заодно продолжим знакомство. — Закинул он пробную удочку. Всё-таки искать кого-то ему было лениво, а тут рыбка сама к нему в руки заплыла. — Кстати, а чего ты вдруг так на меня накинулась? Вроде ты не похода на девиц лёгкого поведения.

— У меня небыло секса восемнадцать лет! — Возмущённо, вкладывая в тон всё наболевшее от данной ситуации сказали ему. — Стресса же со всей этой магической дрянью по саму макушку! А игрушки уже задолбали!!! — Последнее было криком души.

— Так они вроде же и должны это делать.

— Смешно тебе, да? Ну ничего, ты у меня ещё отработаешь. — Многообещающе пообещала она.

— Да я разве против? — Лишь обнял в ответ мягкое девичье тело Петрович. — Меня кстати Петром Нечаевым звать. А тебя?

— Нина. Нина Князева.

От дальнейшего диалога их отвлекла открывшаяся в палату дверь.

— Вы тут закончили? — Спросил вошедший в палату врач. — Или мне ещё немного подождать и пойти заниматься своими делами?

— Закончили, Олег Викторович. — Ответила Нина. — Дайте только минутку одеться.

— Да что я там не видел? Но ладно, можете пока приводить себя в порядок, а мы Петра Александровича пока проверим. — Нина же лишь кивнула, стащила одеяло, повязав то на манер халата, и прошмыгнула в душевую. А врач культа уже наложил первое диагностирующее заклинание и начал накладывать второе. После десятого Петрович утомился. Да и вообще чувствовал себя не очень комфортно, всё-таки лежать в чём мать родила перед мужиком ему было не привычно.

— Ну что док, я буду жить? — Решил разбавить собственное смущение за разговором Петрович. На врача надежд небыло, тот стоял с постной рожей и плёл заклинания.

— Будете, куда денетесь? — Ответил ему после двадцатого заклинания. Петрович даже специально считал — Чтож, могу поздравить, все модификации легли успешно и почти прижились, омоложение организма тоже прошло без проблем, неделька под капельницей магического раствора и всё закончиться.

— А со мной как? — Спросила Нина, войдя в комнату уже переодетой.

С вами Нина Павловна всё ещё лучше. — Улыбнулся доктор. — Пусть ваш класс и оказался достаточно проблемным из-за сопротивляемости к магии, но тут всё решилось грубой мощью. Результат же ничуть не хуже, чем у остальных. — Успокоил он свою пациентку, с которой промучился в три раза дольше чем со всеми остальными. — Хотя конечно общее время реабилитации от этого увеличилось, из-за ослабления магических лекарств. Так что выходить вам от нас вместе с Петром Александровичем. Пока же вот. — Вытащил доктор из кармана с расширенным пространства восемь браслетов. — Вам обоим на руки и ноги. Они будут создавать дополнительную нагрузку на ваши мышцы, что простимулирует организм. — И ушёл. В конце концов у него ещё пациенты есть, при том куда более сложные. Хотя бы тот, кого принесли его сокомандники. От несчастного аристократа осталась лишь голова, которую поместили в стазис. А ведь он не Создатель, он не имеет такого же мастерства в магии жизни и вырастить целое тело из одной только головы та ещё з