Конечно же, даже после всех этих событий наше путешествие не стало похоже на плавание под парусом по спокойной воде, потому как нам все еще предстояло прорваться через основную массу орочьей армии, — только тогда мы могли оказаться в безопасности. Но когда начала разлетаться весть о смерти их вожака, орки вокруг нас, казалось, совершенно лишились скреплявшего их силы боевого духа. Каждый из них в отдельности оставался таким же сильным и яростным, как и раньше, ведь, в конце концов, орками они быть не перестали, однако трещины, пробежавшие по всему их хрупкому содружеству, которое спаивалось Корбулом и чистой силой его личности (или чем уж она заменялась у военного вождя орков), начали показываться все более явно и едва ли не по всей их армии одновременно.[114]
Несколько раз на протяжении последнего отрезка пути мы приближались к чему-то напоминающему зону активных боевых действий, чтобы обнаружить, что все сражавшиеся были орками, выяснявшими свои разногласия единственным путем, что был отточен долгим существованием их рода, совершенно не заботясь о вреде, который они причиняли этим достижению своей главной цели.
Не то чтобы мы собирались жаловаться на подобный поворот событий. Чем больше они убивали один другого, тем меньше их оставалось на нашем пути. Более организованные группы врага, которые нам не удавалось обойти, мы просто походя сметали с дороги, и в целом задача продвижения вперед была в немалой степени облегчена для нас тактическими сведениями, которые мы начали получать из имперской командной сети, дававшими нам гораздо лучшее понимание того, что нас ждет на пути, чем в начале этого долгого странствия. По ходу дела Маркони наконец сумел достучаться до кого-то среди имперских сил, кто с весьма похвальной скоростью передал связь вверх по цепи командования, пока вокс-оператор не информировал меня с таким выражением, будто сам себе не верил, что кто-то по имени Алкас, оказавшийся главнокомандующим армиями западного континента, желает переговорить со мной.
— Каин на связи, — сказал я, повышая голос, дабы перекричать рев двигателя «Химеры», и вкладывая в него ровно отмеренную дозу собственного комиссарского достоинства. — Чем могу быть полезен вам, генерал?
— Для начала мне не помешал бы полный рапорт, — откликнулся голос на другом конце с некоторым оттенком веселья. Никогда раньше мне не приходилось говорить ни с кем столь высокого ранга, кроме как на местных светских приемах, так что я был приятно удивлен, что юмор входил в число его качеств. — Но это подождет. Вы можете подтвердить смерть Корбула?
— Оставлял его определенно мертвым, — произнес я, понимая, что чем менее многословным буду сейчас, тем больше доверия мне будет, когда выдастся время придумать красивую историю, объясняющую, почему я вообще столкнулся с военным вождем орков.
Голос на другом конце вокса ненадолго исчез, но я мог слышать, что он передает полученную информацию кому-то поблизости. Когда генерал вернулся к разговору со мной, то, казалось, сделался еще более доброжелательным.
— Как следует из доклада вашего сержанта, вы покинули защищенную позицию, чтобы лично уничтожить вражеского лидера.
Как хорошо, подумалось мне, что Тайбер так полагает: он, должно быть, решил, что я покинул «Химеру», когда заметил орочьего военачальника, — мне самому никогда не придумать лучшей трактовки. Теперь оставалось лишь подтвердить впечатление, созданное у командования Тайбером.
— Когда я его заметил, размышлять времени не было, — произнес я, и это была чистая правда. — Но, полагаю, по зрелом размышлении более верным решением было бы не покидать позиции и дождаться подхода подкреплений.
— Нам всем очень повезло, что вы так не поступили, — произнес Алкас, и я почувствовал по голосу, что он в довольно большой мере впечатлен моим поступком. — Предвкушаю услышать всю историю целиком, когда увижу вас. Наши передовые части должны выйти на соединение с вами в любую минуту.
— Если зеленокожие будут так добры, чтобы подвинуться и дать нам пройти, — отозвался я, затем взглянул на тактический дисплей.
Первая волна имперских войск уже двигалась через перешеек, орочьи оборонительные рубежи сметались воздушными налетами и прицельными ударами бронетанковых подразделений. Продвижение наших сил почти не встречало помех, и мне пришлось признать, что я впечатлен тем, как быстро им удалось прорвать орочьи ряды.[115]
Но едва я оценил наше нынешнее расположение, как мои ладони снова объял знакомый зуд, ощущать который теперь мне уж совершенно не хотелось.
— Похоже, довольно большая часть их направляется к нам.
Конечно же, пока еще далеко не все орочьи силы дрогнули и обратились в бегство, но те, к которым это относилось, казалось, все как один бежали как раз в нашу сторону.
— Я уверен, что после всего, через что вам довелось пройти, это не станет для вас такой уж проблемой, — радостно заявил Алкас, и мне пришлось поднапрячься, чтобы голосом не выдать своего отношения к его словам.
— Конечно же, мы что-нибудь придумаем, — произнес я, остро осознавая, что любая другая реакция опасно подорвет доверие ко мне, хотя внутренне бранился так, как вы едва ли можете себе представить, затем посмотрел на Пирса, который все еще купался в лучах славы после нашего удачного нападения на штаб Корбула и, казалось, полагал меня в результате лучшим тактическим умом со времен Махариуса.
Молодой капитан кивнул на мои последние слова.
— Непременно, — согласился он.
В конце концов же, тот план, к которому мы пришли, совершенно нельзя было назвать идеальным, но это было лучшее в текущих обстоятельствах. Мы уже далеко продвинулись по прибрежной равнине, устремившись со всей возможной силой и скоростью в сторону занятой нашими войсками дуги, которая продолжала расширяться продвигавшейся по перешейку, подобно приливной волне, имперской армией. К счастью, мы уже оставили за спиной пахотные земли на перешейке, выйдя на относительно открытые вересковые пустоши, примыкавшие к самому берегу моря, по которым наши машины способны были продвигаться с хорошей скоростью, сохраняя правильный оборонительный строй (со мной, расположившимся, конечно же, так близко к его центру, насколько можно было себе позволить). Когда основная масса удирающих зеленокожих приблизилась, мы вывели бронетанковое подразделение вперед, готовясь пробить их скопление в самом тонком месте, которое только могли обнаружить.
Показания ауспика подсказывали мне, что последний термин будет, в лучшем случае, условен. Настоящая метель контактных значков усеивала экран прибора, и я высунулся в верхний люк, чтобы оценить ситуацию более непосредственно с помощью ампливизора.
Вскоре я уже пожалел, что подобное вообще пришло мне в голову. Прохладный ветер побережья, благоухающий солью и острым запахом водорослей, пахнул мне в лицо. Я поднял оптический прибор и обнаружил, что неясная колеблющаяся линия на горизонте — это идущие волна за волной орочьи машины, набитые солдатами и приближающиеся к нам со всей возможной для них скоростью. Впрочем, менять решение было уже поздно, потому как пытаться бежать от них в другую сторону, впереди этого стремящегося на восток потока, было бы совершенно бессмысленно, да и организовать оборону на едва холмистом, поросшем лишь пятнами папоротника пространстве было совершенно негде. Скорость и огневая мощь теперь были нашими единственными союзниками вместе с надеждой, что страх перед имперскими силами, наступающими им на пятки, окажется для орков сильнее порыва остановиться и уничтожить нас.
— Проредить строй врага! — приказал я.
И наши танки открыли огонь, едва приблизившись на оптимальное расстояние, пробивая бреши в крупных соединениях зеленокожих, в то время как противопехотное вооружение наших машин било с прицелом на то, чтобы не дать им более воссоединиться.
Позади орочьих машин, второй волной, бежали бесчисленные фигуры — те из орков, кому не повезло найти себе транспорт, без устали спешили вслед за своими более везучими собратьями. Заряды наших минометов, рискованно расположенных в открытых орочьих машинах, начали рваться в гуще врага — как и ожидалось, провоцируя у них приступ неконтролируемой ярости, с которой зеленокожие бросились на нас, едва не догнав разношерстное собрание багги и грузовиков, идущее впереди, прежде чем те прибавили газу, а их стрелки принялись вести огонь куда-то в нашем направлении, как и обычно, совершенно не заботясь о его точности.
— Не позволяйте им сплотить ряды! — подбадривал я, надеясь, что мы сможем преодолеть инстинкт орков к групповым действиям, как мы это сделали в пустыне несколько недель назад.
Если бы мы сумели повторить это, то можно было бы просто пройти через их строй как сквозь масло…
Один из наших багги взорвался всего в нескольких метрах от нашей несущейся вперед «Химеры», пав жертвой случайного попадания, и я нырнул под защиту люка, как раз когда остатки машины и ее несчастного экипажа забарабанили по нашей броне, затем поспешил к недавно покинутому мной экрану ауспика:
— Работает?
— До определенной степени, — отозвался Пирс, указывая на мерцающие точки.
Наша атака, несомненно, вызвала замешательство в рядах зеленокожих, но, кажется, они восстанавливали свои порядки, несмотря на все наши усилия предотвратить подобное развитие событий, и делали это до отвращения успешно. На моих глазах им удалось подбить один из наших «Леман Руссов». Теперь в любой момент они могли сосредоточить огонь на центральной части нашего конвоя, и все было бы кончено. Я начал ощущать горький вкус желчи во рту. После всего, что нам удалось пережить, споткнуться здесь, почти избежав опасности…
— Приближаются воздушные объекты, — доложил Орилли, указывая на кучку быстро движущихся пятен на экране, утешительно помеченных имперскими символами.
Еще несколько дружественных значков появилось на самой границе экрана, и эти двигались медленнее, предположительно являясь нашими наземными силами, преследующими тех самых орков, с которыми мы столкнулись. Возможно, ситуация все же не была настолько безнадежной. Несмотря на врожденную осторожность, я снова выглянул поверх люка, как раз вовремя, чтобы увидеть, как подоспел имперский авианалет.
Три быстро движущихся точки, едва ли не слишком стремительные, чтобы за ними вообще мог уследить глаз, отвесно рухнули к земле, превратившись в знакомые силуэты «Молний», которых мы видели раньше (или, конечно, очень похожих). Они пронеслись над орочьими рядами, завывая, подобно демонам мщения, и их орудийные пилоны сверкали, будто роса на ярком утреннем солнце, сея за собой смерть и разрушение. Густой столб дыма поднялся из самого центра вражеского построения, и оглушенные выжившие бестолково закружились на месте в крайнем смятении.
— По слабому месту! — приказал я, и наши стрелки взяли прицел на выживших орков, как никогда хорошо помня о необходимости удержать их от восстановления сплоченного строя (конечно же, «сплоченного» в понимании лишь самих орков).
Наш, подобный ярости берсеркера, прорыв, едва ли менее отчаянный или безумный, чем только что демонстрировали противостоящие нам орки, снова начал набирать силу, метя в ту брешь, которую нам так заботливо открыли пилоты Имперского Флота. В то время я просто вознес благодарность Императору за подобное счастливое стечение обстоятельств, мало представляя себе, как плотно следили за нашим продвижением вперед в эти последние дни и как велико было желание высших эшелонов командования заполучить нас живыми для рапорта.
Сближаясь с врагом, мы, конечно же, оставались под его огнем и потеряли еще несколько отрядов ополчения и даже пару «Химер»,[116] но основная часть наших машин продолжала движение вперед, несмотря ни на что, нанося врагу не меньшие, если не сказать большие потери.
Я увидел, как орочий дредноут получил от «Лисичек» снаряд в грудь и исчез в яростном взрыве, прихватив с собой несколько оказавшихся поблизости байков, боезапас которых тоже воспламенился от жара.
Внезапно мы очутились в самой середине вражеских рядов, и я вцепился в установленный на турели болтер, поливая огнем все зеленое, что появлялось в поле моего зрения. Было уже слишком поздно нырять обратно и позволить позаботиться об этом Юргену, потому как те несколько секунд, которые на это потребовались бы, могли дать оркам достаточную передышку, чтобы собраться с теми мыслями, которые у них еще были, и снова открыть по нам сколько-нибудь эффективный огонь. Попадал ли я тогда вообще во что-то, не имею ни малейшего понятия, но мой облик, кажется, воодушевил идущих за мной людей, которые продолжали действовать в том же духе, заставляя выживших орков поплясать, и я постепенно осознал, что плотные группки слабо отстреливающихся врагов, которые появлялись в моем прицеле, становятся все меньше и меньше и что в перекрестие больше не попадает ни одной их развалюшной машины. Стрелок нашей «Химеры» уничтожил залпом из мультилазера последнюю кучку врагов, и я внезапно понял, что мы прорвались.
— Дружественные войска приближаются с запада, — доложил Орилли с ноткой неверия самому себе в голосе. — Вражеских единиц впереди не видно.
— Прорвались! — хлопнул меня по спине Пирс, едва я соскользнул обратно в машину, и спонтанный крик радости поднялся по всей длине нашего побитого, но выжившего конвоя.
Гораздо больше половины солдат и большинство ополченцев, кажется, все еще были с нами,[117] и, когда наша машина остановилась вместе с остальными, а Пирс опустил пандус, оказалось, что выкрикивают они все не что иное, как мое имя.
— Хорошо сработано, Кайафас. — Фелиция перегнулась из кабины своего «Часового», который теперь выглядел еще более помятым, чем раньше, и наградила меня такой знакомой бесшабашной улыбкой. — Кажется, из-за вас у нас все-таки вышел весь запас орков.
— И вовремя, — произнес я, вкладывая в эти слова все, что чувствовал в тот момент.
Знакомая смесь запахов появилась возле моего плеча.
— Рекафа, сэр? — вопросил Юрген, как всегда безукоризненно выбирающий время для подобных вопросов, и я с благодарностью отхлебнул предложенного напитка, прищурив глаза, наблюдая за отрядом «Часовых», спешащих в нашу сторону.
Что-то в их маркировке мне показалось знакомым, и, когда они подобрались ближе, я выдохнул благодарение Императору. Издали я мог ошибиться, но все же…
— Комиссар Каин? — спросил командир эскадрона, спускаясь на землю подле нас и подтверждая своим акцентом заключение, сделанное мною минутой раньше.
Я кивнул, четко возвращая его салют.
— Капитан Ренкин, Триста шестьдесят второй Вальхалльский, — представился он. — Я послан, чтобы сопровождать вас. — Он показал на запад, где нарастал рев двигателей «Химер». — Вы в чем-нибудь нуждаетесь?
— В медицинской помощи для раненых, — без раздумья отозвался я, с легкостью долгой практики играя на свою аудиторию.
Капитан немного расслабился, несомненно ободренный моей заботой о солдатах, и кивнул:
— Будет сделано. Что-то еще?
Я эхом повторил его жест, в свою очередь легко склонив голову.
— У вас не найдется немного танны? — с надеждой спросил я.
[На коем, типично эгоцентричном, пассаже Каин обрывает описание данного инцидента в своем архиве.]