Служу Советскому Союзу 4

Глава 20

Ждать выстрела?

Да вот хреном по глупой роже!

– Замри! – гаркнул я, собрав воедино все силы и послав мощный гипнотический удар.

Рука Вишневского зависла в нескольких сантиметрах от рукоятки. Всего несколько сантиметров и…

– Возьми нож! – велел я.

Зависшая в воздухе рука дернулась вправо и потянулась к лежавшему возле селедки ножу. Остроту этого ножа я успел уже оценить со своего места – куски хлеба были нарезаны так филигранно, как будто их строгали на слайсере.

Пальцы Вишневского сжались на рукояти. В его глазах я видел злобу и ненависть. Он успел понять, что это не я попался в ловушку, а он. Это не он охотник…

Его губы подергивались, пытаясь что-то спросить, но мне было не до разговоров. Я тоже не мог держать его вечность в таком состоянии… Да и осталось ему всего ничего…

– Режь веревку!

При гипнозе самое главное – давать минималистичные задания. Такие, которые можно было бы сделать при обычной жизни. И командовать коротко, чтобы у загипнотизированного не возникало разбрасывания внимания. Чтобы мог акцентироваться только на команде.

Вишневский сделал два неуверенных шага ко мне. Он наклонился и ощутимо покачнулся в сторону.

Эх, как бы он не дал дуба раньше времени…

Холодная сталь коснулась кожи на кисти и мне пришлось чуть подвинуться, чтобы острие легло на волокна веревки. Дальше под напором ножа волокна начали распадаться.

Я прислушивался – не послышится ли скрип снега на улице? Но видимо сегодня Фортуна была на моей стороне. Сегодня мне повезло не только не умереть, но ещё и освободиться. Вскоре веревка расползлась, а Вишневский от усердия качнулся вперёд.

Пришлось ловить его, чтобы не рухнул на пол. Я усадил его на свой стул. Отошел к столу. Теперь мы поменялись местами. Уже он находился в плену, а я был на свободе и хозяином положения.

– Оставайся на месте! Можешь говорить, – разрешил я.

– Что… Что ты со мной сделал? – Вишневский с трудом сглотнул.

На его лбу выступили капли пота. Одна капля повисла на левой брови, готовясь сорваться вниз.

– Всего лишь отвесил «леща», – пожал я плечами. – Да, признаюсь, хотел дать пощечину возможным поборникам, чтобы нейтрализовать их на время, но… Мне попался ты. Так что я не мог не воспользоваться случаем. Уж слишком резво ты прыгнул навстречу официанту для своих якобы преклонных лет, дедушка.

– Что было…?

Слова уже давались с трудом.

– А я предупреждал, что алкоголь укорачивает жизнь, – покачал я головой. – Если бы не пил, то мог бы прожить на пару часов дольше. А так… Яд под номером одна тысяча семьсот сорок два отлично работает. Достаточно попасть на кожу и в течение одних суток жертва умирает.

– Но ты… Ты тоже…

– А я успел проглотить ампулу антидота. Да, их было зашито две. И одну я специально оставил, чтобы показать, что я в твоих руках. После такого ты не мог меня оставить на улице. А что до того, что ты хотел перетянуть меня на свою сторону… Нет, Дмитрий Вишневский, не перейду я на сторону Плохишей.

– Сволочь, – процедил Вишневский, откинувшись на стуле.

– Нет, просто Родину люблю. И это не высокопарные слова, а то, что идет из сердца. Тут моя память, тут мои предки, тут всё, что я люблю и чем дорожу.

– Дура-а-ак…

– Может быть и дурак. Но знаешь… В начале семидесятых был проведен такой эксперимент… Женщина-экспериментатор сказала учительнице самого обычного шестого класса, что будет проведен социальный эксперимент. Она рассказала, что будет изучено самостоятельное решение детей даже под влиянием негативных факторов. Не закрывай глаза, ты ещё не умер. Ты успеешь услышать то, что я скажу.

– Не надо… ты выиграл… дай умереть спокойно…

– Ага, сейчас. Чтобы ты отправился на тот свет с мыслями о том, что сделал всё правильно? Ну уж нет. У тебя будет время «на подумать» над тем, что я сейчас скажу. Так вот. Суть эксперимента заключалась в выстреле из духового ружья по одной из двух мишеней. Как мальчишка или девчонка попадает, так на мишени загорается световое пятно. Но если стреляешь в левую мишень, то тебе выпадает рубль в карман. А если в правую, то падает рубль в общую кассу класса. А рубль – это пять мороженых или семь походов в кино. Заманчиво, правда?

– Сука ты… И эксперименты сучьи…

– Нормальные эксперименты, – пожал я плечами. – Однако, была небольшая хитрость – экспериментаторы заранее зажгли на левой панели шестнадцать попаданий, мол, одноклассники выбрали забрать рубль себе. И только два световых пятна справа, мол, два рубля упали в общую копилку класса. Представляешь, какое давление оказывалось на школьников? Они были одни в комнате с двумя мишенями и видели, что большинство из класса забрали деньги себе…

– Я бы тоже забрал…

– В Америке этот эксперимент с треском провалился – дети стреляли в левую мишень, – улыбнулся я. – А вот в СССР… В СССР из тридцати только двое выстрелили в левую мишень, а двадцать восемь попали в правую. Вот ради этих людей я и хочу сохранить СССР. Не ради торгашей, думающих о сиюминутной выгоде, а ради людей, которые думают о других.

– Тварь…

– Может быть и тварь. Но я живая тварь, а ты сейчас сдохнешь. Есть какие-нибудь пожелания?

– Сдохни, гнида…

– Ну, это пожелание я исполнять не буду. У тебя посинели губы. Осталось ещё минут пять. Есть что сказать? Или так и будешь ругаться?

– Зачем что-то говорить? Ты победил… тварь…

– Ну вот, опять ругаешься.

Неожиданно Вишневский через силу раздвинул посиневшие губы в улыбке:

– А всё-таки я успел поднасрать…

– И с этой мыслью ты пойдешь на небо?

– Да… Я оказался… В России я оказался никому не нужен… Никто меня не понимал… Все считали павлином, а я… Я всего лишь хотел признания… И… И чтобы меня заметили… Я хотел заработать много денег, хотел жить так, как живут олигархи… Но я не мог… И надо мной смеялись… Поэтому я возненавидел всех… Возненавидел тех, кто просто жил и работал… Они черви, а я король… Я просто… просто родился не в то время… И они… суки…

– Да ни хрена ты не сделал. По твоей вине оказались убиты люди, но в целом страна движется в правильном направлении. Я сделаю всё от меня возможное, чтобы она и дальше двигалась также уверенно. А вот ты и тебе подобные… Знаешь, чем такие как ты опасны? Не тем, что можете убить, нет… Вы опасны тем, что разлагаете неокрепшие детские умы под видом псевдогероического антуража борцов с системой. Тем, что презираете свою страну и пытаетесь переписать её историю в худшую сторону. Тем, что пытаетесь принизить Россию и русский народ, сделать из наших людей своего рода отверженных, вынужденных стыдиться собственной истории и чувствовать себя всегда и во всём виноватыми. От вас появляются мальчики Коли из Нового Уренгоя, которые, выступая в Бундестаге, рассказывают о бедных и безвинно убитых немецких солдатах, об их неимоверных страданиях на русской земле. А я… Я хочу, чтобы мои сограждане были советскими людьми и стреляли в левую мишень.

Вишневский что-то попытался сказать, но вместо слов из его рта донеслись нечленораздельные звуки, а после показалась белая пена. Он обмяк на стуле, его голова бессильно упала на грудь. На пиджак закапали белые хлопья.

Вот и кончилось пребывание одного из попаданцев моего времени в СССР времен застоя. Так, тихо и без криков ушел из жизни тот, кто хотел разрушить Союз раньше срока.

Я проверил пульс сидящего на стуле. Сердце не стучало. Вишневский был мертв.

Ну что же, пришло время подготовиться к тому, что вскоре придет посланец за водкой. Я весь обратился в слух, а сам начал обыскивать дом. Мало ли что тут можно было найти – пароли, явки, секретные данные?

На полатях среди тряпья лежал новенький дипломат. Он даже не был поцарапан, что намекало на бережное хранение. Его возраст подчеркивали помутневшие застежки, но вот углы не были стесаны и на алюминиевых полосках не видно характерных царапин.

Что же, его обязательно надо прихватить. Как только я потянул за ручку, то за ним двинулась какая-то тряпка, лежащая чуть в стороне. Я замер…

Растяжки ставили ещё со времен мамонта, так что и тут могла таиться ловушка. Аккуратно я поднял тряпку и под ней обнаружил натянутую леску. Ещё бы пару сантиметров, и я мог бы отправиться составлять компанию Вишневскому в его походе на небеса. Пришлось оставить намерение вытащить дипломат.

Со стула я бы не смог обезвредить растяжку, поэтому пришлось придвинуть стол. Чуть сдвинул на край остатки пиршества, ставшей Вишневскому последней трапезой. Поставив на стол стул и чуть пошатав всю эту непривычную конструкцию, я пришел к выводу, что если не дергаться и не танцевать гопака, то вполне выдержит.

Дальше началось действо разминирования. Эх, не раз я в своей жизни обезвреживал похожие растяжки, но впервые руки дрожали так сильно.

Как бы не допустить ошибки, слегка переволновавшись или поддавшись влиянию яда. Что ни говорил бы я про антидот, но эта пакость ещё не скоро из меня выйдет. Придется брать во внимание и её…

Я аккуратно убрал тряпки, обнажая спрятанную гранату. Вот и она, мерзкая груша, которую нельзя скушать…

Пару раз вздохнул, выдохнул и приступил к деактивации. Аккуратно обжал гранату ладонью, блокируя спусковой рычаг запала. Теперь даже если чека вылетит, то граната не взорвется.

Дальше я чуть сдвинул гранату в сторону натяжения, чтобы его ослабить. Сам дипломат пока трогать не стал – вдруг моё усилие рвануло бы чеку из гнезда?

Неожиданно для себя заметил зависшую на брови каплю пота. Совсем как ну Вишневского недавно… Неужели это яд начал выходить? Да нет, никаких иных ощущений кроме предсказанного легкого головокружения и озноба я не заметил.

Не могли же Вягилев и Зинчуков осознанно послать меня на смерть, предложив «обмылок» яда и дав плацебо вместо антидота?

Вот с такими мыслями я и развел в стороны усики шплинта, удерживающего чеку. Дальше уже можно было выдохнуть и перерезать леску тем же ножом, каким Вишневский освободил от веревки.

Я забрал «уснувшую» гранату с полатей и аккуратно стянул дипломат. Никаких больше «сюрпризов» не было.

Сколько прошло времени? Должно быть не меньше получаса с той поры, как ушел посланец.

Когда он вернется? Да вот хрен его знает.

Я повертел гранату в руке. Взглянул на опустившего голову Вишневского. Что же, если граната должна была взорваться, то почему бы не предоставить ей такой шанс?

Леску я нашел на тех же полатях, её незатейливо оставили возле гранаты. Металлическая «груша» прекрасно улеглась во внутреннем кармане попаданца из моего времени. Обрезанную леску я наживил новой и аккуратно протянул до двери. Привязал к ручке. Тонкая нить поблескивала при тусклом свете лампы под потолком.

Выйти же я решил огородами. Так меньше шансов встретить посланца и меньше шансов попасть на глаза местным жителям. Содрать с заднего окна ткань и открыть окно в задней комнате было делом пары минут.

Перед уходом я тщательно протер все поверхности, каких мог касаться пальцами. Оделся и полез в наметенные сугробы, придерживая дипломат. На дворе уже был глухой вечер. Скрытая тучами луна стала моим подельником.

Я огляделся. Высотных зданий поблизости не было. Виднелась темная полоса леса на севере. Низенькие избушки стояли вразнобой. В некоторых окнах горели огни. А вот фонарей на столбах не видать, что не могло не радовать.

Позади дома, в котором умер Вишневский, находился участок величиной с половину баскетбольного поля. На нем росли три дерева у левой стороны забора и кустарники у правой. Чтобы не путаться в переплетении колючих прутьев, я направился влево.

В морозном воздухе пахло свежестью снега с горьковатым привкусом сгоревших дров. Я приблизился к забору из горбыля. Да, на снегу остались следы, но плевать – когда приедет милиция и начнется расследование по делу о прогремевшем взрыве, я уже буду далеко.

По крайней мере, я так рассчитывал.

В деревне было тихо. Только где-то на окраине лениво брехали две собаки. Я пробрался по забору, осторожно перелез через него и оказался на протоптанной между домами тропинке, которая вела на параллельную улицу. Что же, натянуть повыше воротник, опустить уши на шапке и можно идти.

Слегка поплутав по деревне, я вышел к дому, возле которого стоял «ГАЗ М-72». Дорожка у дома была расчищена, сама «Победа» не занесена снегом. Значит, на ходу и, судя по внешнему виду, хозяин ухаживает за машиной. Наверное, какой-нибудь научный сотрудник примчал с работы и оставил во дворе, чтобы завтра снова отправиться в путь.

Что же, мне это пригодится. Вскрыть машину, взломать панель и соединить провода было делом нескольких минут. Я больше оглядывался и смотрел, чтобы никто не пошел. Не хватало мне ещё словить люлей от неожиданно появившегося хозяина.

Нет, я бы мог и попросить, заплатить и прочее, но тогда бы засветил свою физиономию, а связать грядущий взрыв и молодого незнакомца с дипломатом могут даже местные Эркюли Пуаро.

Машина завелась с характерным треском. Я не зажигал фары, но всё-таки шум работающего мотора долетел до жильцов дома. Иначе я не могу объяснить тот факт, что в доме распахнулась дверь, а наружу выскочил упитанный мужчина в майке и трико. Он быстро оценил обстановку и схватил стоящую возле крыльца лопату для снега.

Да, тут бы дать машине прогреться, но времени не было – получать черенком по башке мне не улыбалось, поэтому я нажал сцепление и выжал газ. Машина тут же выбросила из-под колес снег, подалась в сторону сугроба.

Вот жеж зараза!

Пришлось срочно выкручивать руль в другую сторону. Ох, как же тяжело… но всё-таки смог!

– Стой! Стой, ..ба полосатая! – выкрикнул вслед мужчина, когда машина вырулила на наезженную дорогу и потянулась вперед.

Ага, так я и встал. Извини, мужик, потом я машину оставлю возле какого-нибудь отделения милиции, но сейчас… Сейчас она мне нужнее!

Упитанный мужчина не собирался так просто отставать. Он бежал следом за мной, а я старался от него убраться побыстрее. Это в моём времени чистились улицы и даже в отдаленных деревнях проходили грейдеры, а тут… Тут я рисковал при каждом неверном движении сесть на пузо в накатанной колее и придется тогда ломиться по сугробам от разъяренного пузанчика, который уже пару раз заехал лопатой по багажнику.

Плохо ещё было то, что я не ориентировался на местности. Любой неожиданный поворот мог стать ловушкой. Поэтому приходилось ехать под ободряющие крики обездоленного автолюбителя.

Он даже почти настиг меня и уже собрался дернуть за ручку задней двери, когда позади прогремел взрыв. Мощный хлопок прокатился по полусонному поселку. От неожиданности хозяин машины запнулся, поскользнулся и завалился в придорожный сугроб.

Я не стал дожидаться, пока он вылезет и продолжит гонку. Вместо этого я завернул на более-менее очищенную улицу и прибавил газу. Машина послушно начала набирать скорость, оставляя позади матерящегося автолюбителя.

В зеркале заднего вида я видел, как в темное небо начинает подниматься зарево пожара. Ну что же, Вишневский по крайней мере дрался до конца. Я устроил ему погребальный костер. Проводил своего современника в последний путь. Дальше будущее станет развиваться без него.

Поселок кончился вывеской «Жулебино». Я выдохнул. Значит и в самом деле недалеко от Москвы. Осталось только определить направление и поехать туда.

Думаю, что Вягилев с Зинчуковым успели соскучиться. И на хрена я только заставлял водителя «Волги» портить другие машины, если за всё прошедшее время на меня так и не вышли?

И снова предательская мыслишка о том, что я отравлен ядом, пробежала холодком по спине. Да нет, не может этого быть. Мы же в одной упряжке и делаем одно дело!

Я вздохнул и поерзал на диванчике, который был сиденьем машины. Неудобное, но какое есть. Вот доеду до Москвы и всё спрошу и про яд, и про дипломат, который везу в подарок. Да, доеду и спрошу. Если доеду…