Слуга Земли

Я выждала ещё долгое время после их ухода, слишком напуганная, чтобы двигаться. Только убедившись, что комната действительно пуста, я выбралась наружу.

***

— Кенна.

Я спешила в человеческие кварталы, чтобы забрать доставку ткани для Дома Земли, но, услышав оклик, замерла. Сердце болезненно сжалось.

Друстан стоял позади меня, непривычно мрачный.

Щёки вспыхнули жаром. Мы не обменялись ни единым словом с той ночи, но дело было не только в неловкости или желаниях. Меня охватил страх — страх, что он догадался: крыса на потолке — это была я.

Я присела в реверансе.

— Принц Друстан.

— У меня послание для леди Лары. — Он кивнул, приглашая следовать за ним.

Мы пришли в ту самую комнату возле Дома Огня, где впервые поцеловались. Как только дверь закрылась, стены, пол и потолок окутал мерцающий оранжевый свет.

Он резко развернулся, сжав мои плечи в сильных пальцах. Я вскрикнула, захваченная врасплох его неожиданной яростью.

— Ты подслушивала, — обвинил он.

Я замотала головой.

— Я… я не…

— Не лги мне. — Он встряхнул меня. — Я почувствовал твой запах прошлой ночью.

— П-почувствовал мой запах?

— В борделе. От тебя всегда пахнет медовой жимолостью. Сначала я подумал, что это совпадение. Но ты подслушивала, не так ли?

Предана собственным пристрастием к косметике. Я раскрыла рот, чтобы возразить, но он снова встряхнул меня.

— Ты мне нравишься, Кенна. Но это вопрос жизни и смерти — не только для меня, но и для тысяч фейри и людей. — Его голос опустился до угрожающего рычания. — Подумай очень хорошо, прежде чем соврать мне снова.

Я не могла дышать. Это был тот самый человек, с которым я провела ночь… и он угрожал мне.

Я заставила себя глубоко вдохнуть, цепляясь за логику. Я знала Друстана всего несколько месяцев. Осрик правил восемь веков, погружая Мистей в тиранию, а теперь появился первый настоящий шанс его свергнуть. Конечно, дело Друстана было важнее меня.

— Да, я была там, — призналась я.

Он разжал пальцы и провёл ладонью по лицу, прерывисто выдохнув.

— Как?

Я не могла рассказать ему о туннелях.

— Я… следила за тобой.

— Зачем?

— Услышала, как ты говорил за обедом. — Я ненавидела, как ревниво это прозвучало… так же, как ненавидела, что тогда действительно ревновала. — Я не могла поверить, что ты ходишь в бордель после всего, что говорил про Гектора и его жестокость.

— Кенна, ты убьёшь себя, если продолжишь так безрассудно поступать. — Он зашагал по комнате, а я с трудом удержалась, чтобы не напомнить: единственная угроза для меня сейчас — он сам. — Как ты слышала? Эти комнаты защищены от звука, а дверь я зачаровал.

Это был сложный момент.

— В стенах есть ходы… ещё с давних времён.

Друстан выругался.

— Конечно. Какой-то древний правитель хотел шпионить за своими подданными. — Его глаза впились в меня, острые, проницательные. Он оценивал, правду ли я говорю. — Откуда ты узнала о них?

— Услышала слух.

Он рассмеялся — смех вышел сухим, почти жестоким.

— От кого ты это услышала?

— От Тварей. Я снова спускалась к ним, чтобы поговорить.

Это была ложь, но что ещё я могла сказать? Если бы Благородные Фейри знали о потайных тоннелях, Друстана схватили бы задолго до этого.

— Зачем ты туда вернулась?

Я постаралась выглядеть раскаявшейся.

— Мне не следовало этого делать, но я всё ещё пыталась узнать больше о испытании дома Крови. В прошлый раз кое-кто из Тварей выглядел сочувствующим, и я подумала, что, если держаться подальше от дворца Далайды…

Он не выглядел убеждённым.

— И они просто так рассказали тебе о проходах?

— Они знают многое о том, что происходит на верхних уровнях, и я спросила, откуда. Они сказали, что по всему Мистей есть пустотелые стены, где можно спрятаться и подслушивать. — Достаточно близко к истине, чтобы звучать убедительно, но достаточно далеко, чтобы не выдать Дом Земли. — Их любимое место для подслушивания — бордель. Они рассказали мне, где находится вход.

Друстан выругался и запустил руки в волосы.

— Больше никаких встреч в этом месте. Далайда, вероятно, уже знает куда больше, чем надо.

Я не хотела, чтобы она разрушила историю, которую пыталась выстроить, поэтому уклончиво добавила:

— Не уверена. Те, с кем я говорила, не особенно ей сочувствовали. Не все Твари едины.

— Конечно, не едины. — Он скривился. — Крысы и чудовища, грызущие друг друга в борьбе за выживание.

Друстан устало опёрся на стол и изучающе посмотрел на меня.

— Что же мне с тобой делать, Кенна?

— Позволь мне помочь.

Я опустилась на колени, сцепив пальцы у груди. Подчинённая поза вызывала у меня раздражение, но мне нужно было, чтобы он понял: я на его стороне, я никогда не предам его дело.

— Я не знала, что у тебя там была встреча. Я просто…

— Просто что?

Я ненавидела даже мысль о том, что сейчас скажу, но ещё сильнее ненавидела стоять перед ним на коленях.

— Ревновала.

Он тяжело вздохнул и, обхватив мои руки ладонями, поднял меня на ноги.

— Ревность — слишком человеческое чувство, Кенна.

Я поморщилась.

— Я знаю.

Повисла тишина. Я задержала дыхание, боясь, какие слова вот-вот будут произнесены.

Наконец, напряжённость в его лице исчезла, уступив место выражению, которое я узнавала.

— Признаюсь, — сказал он, — будь наши роли поменяны, мне тоже не понравилась бы мысль, что ты идёшь к другому.

Сердце замерло, а затем дрогнуло.

— Правда?

Он провёл пальцами по моей щеке, и я наклонилась к его ладони.

— Мне пришлось принять много тяжёлых решений за эти годы. Угрожать тем, кому не хотел угрожать. Заключать сделки, которых никогда не хотел. Всё, что я делаю, — ради лучшего будущего для всех в Мистей. Для людей и фейри. Ты веришь мне?

Я кивнула.

— Я не могу позволить себе отвлекаться на собственные желания. Но когда я смотрю на тебя… — Он выдохнул. — Осколки, Кенна, ты засела у меня под кожей. Это опасно. Для нас обоих.

Нас разделяли считанные сантиметры. Я приподняла голову, прикрыв глаза, ощущая, как его горячее дыхание касается моих губ.

— Мне всё равно.

Он натянуто улыбнулся.

— Иногда мне тоже. И именно поэтому это опасно.

— Вот почему ты не говорил со мной с Бельтейна?

— Ты тоже не говорила со мной.

Обвинение было нелепым.

— Потому что я слуга. У меня нет причин заговаривать с тобой первой.

— Ты делаешь столько вещей, которых тебе не следует делать, Кенна. Почему бы не добавить это в список?

Он был прав. Щёки загорелись, когда в памяти всплыли некоторые из этих вещей. Я сделала шаг назад, но его руки сжались крепче, не давая мне уйти.

— О чём ты думаешь? — спросил он.

— Ни о чём.

— Лгунья.

Я глубоко вдохнула, собираясь с духом. Об этом рано или поздно пришлось бы поговорить.

— Бельтейн.

Его пальцы сжались на моих плечах, и жар, исходивший от него, стал почти нестерпимым.

— Я не переставал думать о Бельтейне с того самого момента.

— Это было… приятно, — выдавила я.

— Приятно? — Его брови взлетели вверх. — Ты, конечно, знаешь, как подбодрить.

— Больше, чем приятно.

Он рассмеялся.

— Это было нечто. Потрясающе. Непереносимо. Дико. Первобытно. Можно подобрать тысячу слов, которые описали бы это лучше, чем «приятно».

— Мне понравилось.

Я вспыхнула, чувствуя, как жар заполняет меня изнутри. Или это была его магия, охватывающая меня, сжигающая дотла?

Он зарычал и поднял меня на руки. Я ахнула, когда он прижал меня к стене, прижимая к себе.

— Я заставлю тебя признать, насколько это было хорошо.

Его руки подняли юбки, и я тут же обвила ногами его талию. Когда его напряжённое тело прижалось к моей промежности, я не сдержала стона.

— И как же ты это сделаешь? — выдохнула я.

В ответ он лишь толкнулся в меня бёдрами. Я зажмурилась от наслаждения, выгибаясь к нему, вцепившись в его плечи, двигаясь в унисон с ним.

— Вот так… — Голос его хрипел. — Твоя страсть — это нечто невероятное.

Я открыла глаза. Он смотрел на меня с благоговением. Неужели фейри настолько пресытились, что забыли, как теряться в подобном? Для меня же всё это было новым, незнакомым — и я хотела ещё.

Я запустила пальцы в его волосы, крепко удерживая его на месте, и впилась в его губы, с жадностью вторгаясь языком в его рот. Он застыл на мгновение, поражённый, а затем ответил с таким же жаром. Его поцелуи были стремительными, как пляшущий в темноте огонь, а его тело прижимало меня к стене, не оставляя пространства, между нами.

Я ахнула, когда он оторвался от моих губ и впился зубами в мою шею. Его язык скользнул по моей коже, пробуя меня на вкус, а затем он сомкнул зубы на передней части моего горла — словно он был волк, а я его добыча.

Я хотела быть его добычей.

Он развернулся, неся меня через всю комнату к дивану и бросил, прежде чем я успела сесть. Опустившись, он задрал мои юбки до талии, срывая с меня нижнее белье, прежде чем прильнуть губами ко мне, горячей и мокрой.

Я вскрикнула, и защитные чары зарябили, когда звук ударил в них. К тому времени как он ввел в меня палец, я была более чем готова принять его, но сначала мне хотелось кое-что сделать.

Я оттолкнула его от себя. Он упал обратно на колени, с недоумением наблюдая, когда я с трудом поднялась и опустилась на пол лицом к нему. — Встань, — приказала я.

Его дыхание участилось, когда он повиновался. Я расстегнула брюки, стянула их до щиколоток и сняла с него нижнее белье. Его член предстал передо мной, толстый и красивый. По бокам извивались вены, а головка блестела от жидкости.

Я наклонилась и взяла его в рот.

Он вскрикнул, откинув голову назад, а его руки вцепились в мои волосы. Его кожа была солоноватой на вкус, запах экзотических специй, которыми он обычно пах, концентрировался в этом тайном месте. Я лизала и сосала, восполняя то, чего я не знала о технике, с необузданным энтузиазмом. Его бедра дернулись, и он вцепился в мои волосы так, словно я была единственной опорой в кружащемся мире. — Стой, — выдохнул он.

Я неохотно отстранилась, лизнув его в последний раз, прежде чем подняться.

Лицо Друстана было диким от похоти. Он оскалил зубы и схватил меня, толкнув так, что я перегнулась через край дивана. Он задрал мои юбки, а затем зашел сзади и раздвинул мои ноги.

Я вцепилась в подушку, пока его руки поднимались по моим ногам. Когда два его пальца вошли в меня, я застонала, выгибаясь назад. — Ты готова.

Я кивнула, тяжело дыша.

— В этот раз нет противозачаточного огня, — сказал он, нажимая пальцами на потайную точку, отчего я издала возбужденный стон.

Это было то, о чем я думала после Бельтайна. Я мечтала снова трахнуть Друстана, но не была уверена, хочу ли я детей сейчас или когда-либо, а Мистей, конечно, не то место, где можно рисковать родить смешанного ребенка от человека и фейри. Я с трудом подбирала слова, пока он продолжал меня гладить. — Есть… особый чай. Чтобы предотвратить это. — Эйдан — он всегда был в восторге от такого развития событий — рассказал мне об этом варианте, который был распространен в Мистее, а Мод, к счастью, знала, как его заваривать. Она подняла бровь, но не стала задавать вопросов о том, зачем мне это вдруг понадобилось, а просто вложила мне в руку пачку трав с указанием заваривать чай в одно и то же время каждое утро.

Друстан хмыкнул — Хорошо. Но я буду осторожен.

Он убрал пальцы. На одно мучительное мгновение я ничего не почувствовала, а затем широкая головка его члена вошла в меня, заполняя меня резким толчком.

Я заглушила свой крик рукой, укусив от удовольствия.

Он не остановился, чтобы дать мне привыкнуть, а резко и быстро вошел в меня, схватив мои бедра. Я принимала его с жадностью, даже когда он вошел так глубоко, что это было почти больно. В этот момент я принадлежала ему.

Он наклонился надо мной, сцепив руки у моей головы, когда его ритм увеличился. Вскоре он уже безжалостно входил в меня, и мои крики удовольствия больше не могли сдерживаться рукой.

Друстан резко отстранился. Я вздрогнула, затем ахнула, когда его пальцы сильно сжали мой клитор. Я содрогнулась, и в моих глазах взорвались миллиард звезд.

Я облокотилась на край дивана, не в силах пошевелиться даже для того, чтобы поправить одежду или посмотреть ему в глаза. Его неровное дыхание было громким в тишине. Когда я наконец подняла щеку с подушки, то увидела, что он лежит на ковре, а его ошарашенные глаза устремлены в потолок. Он кончил в руку.

Мои ноги подкосились, когда я опустилась на пол рядом с ним.

— Видишь? — сказал он неровным голосом. — Более чем хорошо.

Я хихикнула и зарылась лицом в его бок. — Я не уверена. Может, тебе стоит попробовать убедить меня еще раз?

***

Мы с Друстаном оставались в той комнате несколько часов. Но в конце концов нам пришлось уйти.

Я дрожащими пальцами пыталась застегнуть пуговицы на платье.

— Дай мне, — Друстан перехватил мою руку и взялся за дело сам, хотя его пальцы дрожали ничуть не меньше. Он выглядел потрёпанным: обычно гладкие волосы спутались и падали на плечи, кожа лоснилась от пота. Его тонкая белая рубашка была порвана, а одна из пуговиц на брюках оторвана.

Я была не в лучшем виде. Платье, к счастью, осталось целым, но на нём виднелись следы пота, а волосы превратились в спутанный клубок. Я осторожно коснулась их, содрогнувшись при мысли о том, сколько времени уйдёт на их расчёсывание.

Но это того стоило.

Когда мы наконец привели себя в порядок, мы просто стояли и смотрели друг на друга. В его взгляде всё ещё читалось какое-то ошеломлённое изумление, и вдруг мне стало до смешного весело. Я прижала ладонь ко рту, с трудом сдерживая смешок.

— Что тебя так развеселило? — прищурился он.

— Честно? Понятия не имею.

Он покачал головой, уголки его губ дрогнули в улыбке.

— Кажется, я понял.

— Что именно?

— Почему с тобой всё по-другому.

Я замерла. Друстан жил века, а я… всего два десятилетия. Сколько женщин было у него за эти годы?

— Почему? — выдавила я.

— Ты заставляешь меня снова чувствовать себя молодым.

Я сглотнула. Иногда было так легко забыть, насколько он древний. Его лицо не имело ни единой морщины, взгляд оставался ярким, а тело — сильным и выносливым. Но сейчас… Сейчас я чувствовала пропасть, между нами.

Я не знала, что ответить, поэтому просто смотрела на него, запоминая каждую деталь.

Друстан усмехнулся:

— Пойдём, тебе пора возвращаться в Дом Земли.

Я шагнула к двери, но он вдруг остановил меня:

— Подожди. Ты сказала, что хочешь помочь. Больше, чем сейчас, я так понимаю?

Я кивнула. В самом деле, разве можно назвать помощью то, что я сплю с ним и изредка делюсь мелкими наблюдениями?

Его взгляд стал серьёзным.

— Теперь ты знаешь всё. Я бы хотел, чтобы это было не так, но уже не могу взять свои слова обратно. А это значит, что если ты поможешь, то станешь частью заговора. — Его серые глаза потемнели. — Если мы проиграем, тебя ждёт та же расплата, что и нас.

Я знала. И знала, что худшая судьба — это остаться здесь, в этом жестоком дворе, служанкой при короле Осрике.

— Я готова, — тихо ответила я.

Друстан колебался, но в конце концов кивнул.

— У нас есть весь Дом Огня и примерно четверть Дома Света. У нас есть Даллаида и Твари, которыми она управляет, но она известна своей непредсказуемостью и действует только в своих интересах. А у Осрика — весь Дом Иллюзий, большая часть Дома Света и лояльность всех, кто боится ему перечить. Его охраняют защитные чары. Он один из самых могущественных фейри, когда-либо рождённых, и у него армия, прославившаяся своей жестокостью. Даже со всеми, кого мы смогли привлечь на свою сторону, это неравный бой.

В таком изложении ситуация звучала куда менее обнадёживающее, чем мне казалось.

— Что я могу сделать?

Друстан посмотрел на меня долгим, испытующим взглядом.

— Мне нужны союзники. В частности, мне нужен Дом Земли.

Я покачала головой:

— Они нейтральны. Это не изменится.

— Исторически нейтральны, — поправил Друстан. — Но это не значит, что так должно быть всегда. У тебя есть доступ к принцессе Ориане и леди Ларе, и я знаю, что их не устраивает нынешний порядок. Всё уже готово — осталось лишь переубедить Ориану.

— Как мне вообще объяснить принцессе Ориане, что я работаю с тобой? Она воспримет это как предательство.

— Не начинай с Орианы. И не рассказывай никому прямо о том, что ты делаешь. Но попробуй выяснить, готова ли Лара рассмотреть возможность перемен. Если да — дальше я разберусь сам.

— Я попробую, — пообещала я. Ради него. — А что насчёт Дома Пустоты?

Друстан поморщился:

— Гектор хочет трон и, по слухам, готовит собственный переворот, хотя как он собирается удержать власть без союзников внутри, я не представляю. Я надеюсь, что его всё же можно переубедить, но пока считаю всех в Доме Пустоты врагами, пока не доказано обратное.

Враги повсюду. Я задумалась о том, что ждёт Дом Земли, если мне удастся втянуть их в этот конфликт.

— Что именно произошло с Домом Крови после последнего восстания?

Тень пробежала по лицу Друстана — отголосок былых трагедий.

— Думаю, ты и так уже знаешь достаточно, — сказал он наконец. — Но, Кенна, это нельзя повторять. Никогда. Здесь мы в безопасности, под защитой моих чар, но в любом другом месте одно лишь упоминание об этом поставило бы твою жизнь под угрозу.

Я кивнула, подтверждая, что поняла.

— Дом Крови владел тайнами плоти, — произнёс он. — Они были и воинами, и целителями. Безжалостными, неумолимыми, но превыше всего они ценили силу и правду. В этом они были полной противоположностью Дома Иллюзий — Иллюзии ткут ложь и грёзы, а Кровь дорожила тем, что реально и осязаемо. Конечно, это означало, что они презирали друг друга.

— Целители? — удивилась я. — Я думала, с таким названием они просто кровожадные убийцы.

— Когда Осрик взошёл на трон, никто не попытался его остановить. Он ещё не показал своего истинного лица, а по силе превосходил всех остальных фейри. Лишь когда он начал казнить несогласных, стало ясно, кто он есть на самом деле. Только три дома осмелились выступить против него: Пустота, Огонь и Кровь. Они объединились, и началась гражданская война.

Я слушала, затаив дыхание. Наконец-то мне открывалась правда о самой большой загадке Мистей — о доме, о котором было запрещено говорить.

— Тогда Осрик ещё был уязвим. Он не знал, как наложить охранные чары, которые ты видела в ночь весеннего равноденствия, и ещё не заточил всех под землёй, хотя большинство фейри и так жили в Мистей. Поэтому у восстания был шанс на победу. Всё началось с убийств и мелких стычек, затем переросло в крупные сражения, а в итоге армии сошлись в последней битве глубоко под землёй.

— Под землёй?

— Есть огромная пещера — настолько просторная, что с одного конца не видно другого. — Его ладонь скользнула по воздуху, будто рисуя перед собой этот образ. — Война зашла в тупик, и обе стороны решили поставить всё на одну битву. Свет и Иллюзия против Огня, Крови и Пустоты. Дом Земли, как всегда, воздержался.

— Иллюзия победила, — тихо сказала я.

— Да. — Его рука опустилась. — Несмотря на численное преимущество, несмотря на продуманную стратегию, Осрик оказался слишком жесток, а его иллюзии — слишком обманчивы. Он не знал пощады. Даже убивал детей, чтобы сбить фейри с толку и сломить их боевой дух. В конце концов мы проиграли.

Он не был свидетелем тех событий, но говорил так, словно сам стоял среди павших.

— Твоя семья сражалась в той битве.

— Да.

— Как им удалось выжить? Почему Осрик не казнил их всех?

— Осрик так же умен, как и жесток, — с горечью сказал Друстан. — Он хотел, чтобы Мистей оставался могущественным перед лицом внешних угроз, и понимал, что дома нуждаются в сильном правителе, чтобы предотвратить новые мятежи. Поэтому он дал каждому главе дома выбор: принести клятву вечной верности — или наблюдать, как их дома будут уничтожены. Лидеры Огня и Пустоты покорились, обменяв честь на благополучие своих семей и подданных. Принцесса Корделия из Дома Крови — нет.

— Она пожертвовала всеми своими людьми? — Я едва осознавала, что говорю. Одна только мысль об этом ужасала. В Доме Земли жили тысячи, включая слуг и союзников.

— Думаю, она просто не верила, что Осрик способен довести угрозу до конца. Но в любом случае весь Дом Крови поддержал её. Они предпочли погибнуть, но сохранить честь. — Друстан покачал головой. — Осрик позволил принцессе вернуться домой, прекрасно понимая, что она попытается спасти свой народ. Когда они покинули дом через тайный ход, о котором, как им казалось, знали только знатные семьи Крови, их уже ждали. Принцессу убили, когда она пыталась перевести своих детей через болото в смертные земли. Затем Осрик прорвался через чёрный ход и перебил всех, кто отказался склонить перед ним голову.

Это была бойня, масштабы которой я даже не могла представить.

— Кто-нибудь подчинился ему?

— Конечно, Твари. — Губы Друстана скривились в мрачной усмешке. — Дом Крови держали их при себе, как диких зверей, но равными им никогда не считали. Они не собирались умирать за ошибку принцессы. Осрик заставил их поклясться в верности, а затем сослал в подземелья, чтобы никогда их не видеть. А после запретил кому-либо упоминать о преступлениях Дома Крови. Если бы кто-то услышал наш разговор, нас обоих тут же казнили бы.

Казнь — просто за то, что говоришь правду. Осрик убил не только принцессу и её наследников. Он вырезал всех слуг, всех фейри-прислужников, даже младенцев, которые были слишком малы, чтобы понять, что происходит. За одну ночь он уничтожил шестую часть населения Мистей.

— Если ты хочешь знать, способен ли он повторить это, — тихо сказал Друстан, — ответ — да.

— Значит, Дом Земли тоже может быть уничтожен.

Перед глазами тут же всплыла картина: Лара и Селвин с перерезанными глотками. Элоди, пронзённая мечом. Дети Земли, лежащие грудой, кровь их впитывается в воды родников и рек.

— Да. Я не стану тебе лгать. Но альтернатива — оставить всё, как есть. А вскоре всё может стать ещё хуже. Ходят слухи, что Осрик ищет способ проникнуть на территорию каждого дома. Тогда ему просто повезло с тайным выходом Дома Крови, но теперь он хочет иметь возможность свободно входить куда угодно. Насылать шпионов, следить за недовольными. Если это произойдёт, в Мистей не останется ни одного безопасного места.

Ставки этой войны были невообразимыми. Сколько жизней висело на волоске… но скольких ещё можно было бы спасти, если бы этот мятеж состоялся?

Я вспомнила бордель, людей с вырванными языками, публичные казни, заколдованные выходы, украденных младенцев, потому что определённая любовь считалась непозволительной. Люди продолжат умирать. Они проживут всю жизнь в страхе, под землёй, а их потомки никогда не узнают, что могло быть иначе.

Дом Земли — не мой, не мне решать его судьбу. Но это не означало, что его судьба не могла быть решена.

Я сглотнула, подавляя тревогу, и кивнула:

— Я поговорю с Ларой.

Глава 28

Мне снилась Аня.

Она смеялась надо мной, её волосы сверкали на солнце, словно редкий металл, а улыбка была настолько заразительной, что я тоже не смогла удержаться от смеха.

Но когда я проснулась посреди ночи, в воздухе всё ещё звучал её голос.

Нет. Не смех. Плач.

Я тихонько постучала в дверь Лары, прежде чем войти.

Она сидела в постели, торопливо вытирая слёзы.

— Что случилось? — спросила я мягко.

Она всхлипнула.

— Мне страшно.

Как далеко мы зашли, если теперь она могла признаться в этом без колебаний. Я села рядом и провела рукой по её волосам.

— Из-за испытания?

— Я не хочу, чтобы на меня охотились. Что, если они найдут меня? Что, если Гаррик убьёт меня?

— Я не позволю.

— Но даже если я выживу… что, если я окажусь недостаточно хороша, и Осколки решат, что я недостойна? Я не хочу терять свою силу. Я не хочу умирать.

Её голос сорвался.

— Ты не умрёшь, — сказала я. — Ты справляешься с испытаниями. И принцесса Ориана всё равно бы любила тебя, даже если бы ты утратила свою силу.

Лара покачала головой, и кончик её длинной косы шурша скользнул по простыням.

— Ты не понимаешь. Благородные Фейри ненавидят слабость. Никого из тех, кто терял силу, никогда не принимали обратно.

— Правда? — Я содрогнулась. — Как жестоко… Но твоя мать не такая, как остальные. Она не настолько жестока.

— Может быть. Я не знаю. — Лара вздохнула. — Я хочу прогуляться. Пойдёшь со мной?

Я кивнула, накинула плащ поверх ночной рубашки и сунула ноги в тёплые тапочки.

Лара повела меня по коридору, но, вместо того чтобы спуститься по лестнице, надавила на небольшой узел в деревянной панели. Скрытая дверь скользнула в сторону, открывая узкую лестницу. Как только за нами закрылась панель, нас окутала кромешная тьма. Я следовала за ней, ведя ладонью по холодному камню стены.

Вскоре сверху пробился слабый свет, и я увидела, как Лара остановилась перед гладким, стеклянным потолком.

— Держись рядом, — предупредила она, касаясь поверхности.

Потолок беззвучно разъехался в стороны, обнажая ещё несколько ступеней. Они были влажными, как и гладкие стены, которых я коснулась рукой, — граница воды, такая же, как в коридоре, ведущем в дом.

— Любой из Дома Земли может сюда подняться? — спросила я.

— Нет, только семья правителей и те, кого мы сами впустим. Магия знает.

Мы поднялись к поверхности озера, где лестница заканчивалась рядом с плоскими камнями, образующими дорожку к крошечному острову, усыпанному деревьями.

У Дома Земли был тайный выход — как и у Дома Крови.

Меня пробрал озноб при мысли, что король Осрик мог бы однажды найти сюда путь.

На острове мы сели на траву и взглянули вверх. Луна светила ярко, почти полной, а звёзды сверкали, словно осколки льда и хрусталя. Никакая магия фейри не могла заменить настоящее ночное небо.

— Я прихожу сюда, когда мне грустно, — сказала Лара. — Селвин тоже. Ориана запретила нам это делать, но иногда иначе нельзя.

— Ты часто приходишь?

— Нет. Если бы я приходила чаще… Не знаю. — Она взяла небольшой камень и бросила в озеро, наблюдая за расходящимися кругами. — Боюсь, что это место перестанет быть особенным. Или станет настолько важным для меня, что я уже не смогу терпеть жизнь под землёй.

— Думаю, я понимаю.

Для меня болото было таким же убежищем. Я использовала каждую возможность, чтобы пройтись по его скрытым тропам. Там я чувствовала себя свободной, не связанной жестокой реальностью за его пределами. Болото привело меня в Мистей — и забрало Аню. Но таков был ход вещей. Можно любить что-то и всё равно испытывать боль от этой любви.

Я рассказала Ларе о болоте: о насыщенном, влажном запахе земли, о мягкости торфяного мха под босыми ногами, о дорогих мне, но на первый взгляд ничем не примечательных вещах, поднятых со дна его тёмных вод.

Она взглянула на меня с сочувствием.

— Мне жаль, что ты потеряла свою коллекцию.

У меня защипало глаза.

— Спасибо.

Из всего, что я утратила, это казалось самым незначительным, но я всё равно скучала.

Ночь, шёпот ветра, уединённость — всё это словно приглашало к откровенности. Может быть, если бы Мистей изменился, Лара могла бы приходить сюда, не боясь, что свобода сделает её жизнь под землёй ещё невыносимее.

— Ты когда-нибудь желала, чтобы всё было иначе? — спросила я.

Лара рассмеялась.

— Постоянно. Не могу дождаться, когда испытания закончатся.

— Не так… — Я прикусила губу. — Я имею в виду… по-настоящему иначе.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты никогда не желала, чтобы границы были открыты? Или чтобы правителем стал кто-то другой?

Слова были опасными, балансируя на грани измены, но Лара была моей подругой. Да и какой прок от меня в восстании, если я не готова рисковать собой?

Она огляделась, будто проверяя, не подслушивает ли кто-нибудь, а затем понизила голос:

— Не говори так.

— Здесь никого нет. Мне просто любопытно. А что, если бы существовал лучший Мистей? Такой, где все свободны и счастливы?

Она фыркнула:

— Ты говоришь, как Селвин.

— Правда?

— Он вечно твердит о том, как хочет всё изменить. — Лара сорвала травинку и расколола её ногтем. — Честно говоря, это меня тревожит. Если он заговорит об этом за пределами Дома Земли, долго не проживёт.

В её бесстрастном тоне было что-то болезненное.

— Так не должно быть, — тихо сказала я. — Люди должны иметь право говорить, что думают.

— Ты не понимаешь.

— Понимаю. Или, по крайней мере, вижу, как это выглядит для вас. Но что, если Дом Земли перестал бы хранить нейтралитет? Что, если бы вы начали бороться за себя?

Лара резко прижала ладонь к моему рту.

— Тсс!

В её глазах мелькнул испуг.

— Мы на территории Земли, но всё равно… Никогда, слышишь, никогда больше не говори этого вслух.

Только когда она осторожно убрала руку, будто боялась, что я тут же начну выкрикивать слова измены на всю округу, я снова заговорила:

— Помоги мне понять. Почему этот нейтралитет так важен?

— Сила Дома Земли всегда была в его беспристрастности. Мы были советниками королей и королев, судьями в спорах. Нас уважали.

— Но теперь всё не так.

Лара смяла травинку в пальцах.

— Нет. Но если мы останемся нейтральными, пусть другие и насмехаются над нами… Мы переживём их всех.

Может быть, их нейтралитет был необходимостью. А может, они просто боялись занять сторону, которая окажется неправильной в глазах истории.

Как бы то ни было, это выглядело трусостью.

Но я не сказала этого вслух. Сегодня я не стала бы больше давить на неё.

— Спасибо, что рассказала мне, — сказала я. — Мне ещё так много нужно понять о вашем мире.

Мы сменили тему. Говорили о детстве, о мечтах, о людях, которых знали.

Когда спустя несколько часов мы поднялись, чтобы вернуться, Лара протянула мне сжатую ладонь:

— Вот, возьми.

В мою ладонь упало что-то маленькое.

Я разжала пальцы и увидела пуговицу с её домашнего халата — изумрудное дерево с золотым стволом.

Ворсинка разорванной нити торчала сбоку.

— Ты за что-то зацепилась? — спросила я.

Лара улыбнулась — светло, радостно, как луна в небе.

— Это для тебя.

Я посмотрела на неё в недоумении.

— Не понимаю…

— Это первый предмет в твоей новой коллекции.

Глава 29

По мере того, как приближалось Испытание Земли, меня всё больше тревожило ощущение, что время ускользает сквозь пальцы. Я давно не передавала Каллену никакой информации. Более того, с того самого пикника, когда он спас меня от Гаррика и Маркаса, я не сказала ему ни слова и старалась держаться как можно дальше.

Воспоминания о той встрече до сих пор сбивали с толку. Почему я обрушила на него весь свой гнев? Почему не смогла сдержаться? Он был опасен. Он мог бы убить меня за дерзость… и всё же не сделал этого.

Я гадала, случится ли это когда-нибудь в будущем, когда моя полезность в качестве шпионки иссякнет.

Я не хотела, чтобы Каллен снова искал меня и жаловался на недостаток информации, поэтому накануне испытания отправилась в Дом Крови. Ожидая в тёмном вестибюле, я вспоминала слова Друстана. Пустая комната больше не казалась зловещей. В застывшем воздухе чувствовалась лишь скорбь.

Когда-то в этих стенах смеялись семьи, здесь росли дети, бегали и играли, как и в Доме Земли. Фейри, жившие здесь, были не только воинами — среди них были и целители.

Название и тайны, окутывающие это место, заставляли меня ожидать чего-то куда более мрачного. В воображении я рисовала логово убийц, пьющих кровь невинных, подпитывающих свою магию человеческими жертвами. Но реальность оказалась совсем иной: жители Дома Крови были гордыми, честными, и они предпочли смерть покорности тирану.

Это напомнило мне, как сильно я ошибалась в Кайдо. Я приняла его жажду крови за зло, но на деле это была всего лишь глубоко укоренившаяся голодная боль. Он не мог изменить свою природу. Но теперь, когда я начала регулярно поить его кровью животных, его жажда насилия почти исчезла.

В Мистей мало что было таким, каким казалось на первый взгляд. Дом Крови оказался столь же благородным, сколь Дом Иллюзий был прогнившим. Мой кинжал научился сдерживаться. Принц-фейри мог желать смертную. Даже Лара оказалась куда сложнее, чем я думала.

Кайдо дрогнул на моём предплечье, предупреждая о приближении постороннего.

Ещё один фейри, который был не тем, кем казался. Беспощадный Месть Короля, который пощадил простую смертную.

Каллен скользнул в вестибюль — стремительная тень, которую я, не ожидая, могла бы и не заметить.

— Удивлён, что ты пришла, — сказал он, наложив мерцающее обсидиановое заклятие на вход.

— Я стараюсь быть хорошей шпионкой. — Я шагнула ближе, жалея, что не могу разглядеть его лица. — Тебе, наверное, приятно осознавать, что ты видишь в темноте, а я нет?

Он вздохнул.

— Зажги факел.

Этот уголок Мистей с наступлением ночи погружался во мрак: настенные факелы едва тлели, и я заранее позаботилась о своём — небольшой, незажжённый, он был зажат на поясе. Разумеется, Каллен это заметил. Он, кажется, замечал во мне всё.

— Тебя не беспокоит, что кто-то узнает, что мы здесь?

— Никто не подойдёт ближе, чем я позволю. Я наложил теневые заклятья в коридоре. Как только их пересекут, я узнаю.

У него было слишком много странных способностей, и наверняка те, о которых я знала, составляли лишь малую их часть.

Я зажгла факел и подняла его. Пламя очертило резкие углы его лица, высветив выражение, которое меня удивило: Каллен не казался таким бесстрастным, как обычно. Он выглядел усталым.

— Ну? — напомнил он. — Что такого важного, что ты вытащила меня из дома посреди ночи?

— Это не совсем ночь.

— Я жду.

Я вздохнула.

— Я хотела, чтобы ты знал: я пытаюсь добыть информацию, но пока мне не везёт. Единственное, что я услышала о возможных волнениях — это слух, что Дом Пустоты планирует восстание.

Я тщательно отрепетировала ложь, чтобы она звучала естественно. У меня было две цели: выполнить свою часть сделки с Калленом, не выдав заговор Друстана, и разузнать хоть что-то о планах Пустоты.

— Кто тебе это сказал? — Когда я не ответила сразу, его губы изогнулись в полуулыбке. — Друстан, конечно же. Я знаю, что вы двое слишком часто разговариваете.

Я проигнорировала его намёк.

— Это правда?

— Он рассказал тебе что-то ещё?

Я раздражённо выдохнула.

— Немного о старом восстании. Раньше Дома Огня и Пустоты были союзниками. Что изменилось?

Сначала я подумала, что он вообще не ответит.

— Всё сложно, — сказал он наконец. — С тех пор прошло пятьсот лет, и альянсы меняются. К тому же я служу королю. Огонь играет в верность, но на самом деле они этого не чувствуют.

— Зачем ты ему служишь? — спросила я, искренне любопытствуя. — Твой брат почти не появляется при дворе.

Каллен пристально вгляделся в меня, словно пытаясь разглядеть мои истинные мысли.

— Меня никто об этом не спрашивает. Да и о Гекторе тоже. Все боятся.

— Или ты просто скучный, — пробормотала я, а в следующий миг захотела дать себе пощёчину. Почему я продолжала провоцировать его?

К моему удивлению, он рассмеялся — сухо, натянуто, словно давно этого не делал.

— Меня так же никто не дразнит. Они боятся, что может сделать пёс короля.

Я опустила взгляд, вспомнив, как назвала его.

— Прости, что сказала это. — Извинение было хотя бы наполовину искренним. Я действительно жалела, что подвергла себя опасности, разозлив его. — Я была зла на ситуацию.

— Мне триста с лишним лет, — сказал он с лёгкой насмешкой. — Я всю жизнь собираю секреты. Думаю, я понимаю, почему люди срываются.

Я подняла взгляд, удивлённая его странной мягкостью. Сегодня я собиралась успокоить его и завоевать благосклонность, но в нём, казалось, вообще не было гнева. Опять я заметила в его лице тень усталости, лёгкую печаль. Что-то тревожило Каллена, но спрашивать об этом я не осмелилась.

— Так как ты начал служить королю?

Долгая пауза.

— Это было частью цены за выживание моего дома.

— Что ты имеешь в виду?

— После восстания из всей нашей семьи выжил только мой отец, — сказал он. — Его супруга, его дети… никого не осталось. В конце концов он склонился перед королём, и за это его пощадили. Но для короля этого было мало.

Лёгкий холодок пробежал по моей спине. Королю Осрику никогда не бывает достаточно.

— Он взял новую супругу, и вскоре после войны родился Гектор, наследник. А потом родился я. И король настоял, чтобы я служил ему. Это должно было гарантировать лояльность Дома Пустоты.

— Значит, ты был скорее заложником, чем добровольцем, — пробормотала я. — Ты хоть получаешь от этого удовольствие?

Каллен снова усмехнулся, его улыбка была едва заметной.

— А кто-нибудь здесь вообще чему-то радуется?

— Значит, ты лоялен королю? — спросила я.

Его улыбка стала шире.

— Ты очень настойчива. Я служу своему королю и люблю свой Дом, как и должен каждый хороший фейри. Почему тебя так интересует этот вопрос?

Потому что меня интересовало всё, а Каллен становился всё более странной загадкой.

— Я просто пытаюсь понять, как всё связано между собой. Почему ты спрашиваешь меня о Друстане, если слухи о мятеже касаются Дома Пустоты? Я не смогу определить, какая информация тебе наиболее полезна, если не буду знать твоих мотивов.

— Удобная логика. Однако я никогда не просил приносить только ту информацию, которую ты сочтёшь полезной. Я просил рассказывать мне всё. Так что, что ещё у тебя есть?

Я судорожно пыталась найти что-нибудь, что можно было бы добавить.

— Дом Земли намерен оставаться нейтральным, — сказала я. Неудивительно. — Насколько мне известно, они не осведомлены ни о каком волнении.

— Значит, Дом Земли всё ещё нейтрален, Дом Пустоты, по слухам, готовит заговор против короля, а ты теперь лучше знаешь историю Мистей. Это всё?

В его устах моя информация звучала совсем незначительно, и я неуверенно кивнула.

Он чуть наклонил голову.

— Благодарю, что пришла, как только посчитала, что тебе есть что сказать. Мои интересы остаются прежними. Продолжай следить за действиями Друстана, включая тех, с кем он встречается. Рассказывай мне обо всём, что узнаешь, даже если это кажется несущественным. Слушай внимательно, если услышишь хоть намёк на беспорядки.

Он ушёл, а я осталась в тёмной прихожей, размышляя над нашей встречей. Он… поблагодарил меня?

Я ожидала напряжённого разговора, вспышки гнева, но, похоже, моя инициатива успокоила его. Или же он просто был в дурном настроении в наши прошлые встречи.

Но была ещё одна возможность. Те у кого есть шпионы должны знать множество способов заставить свои источники говорить. Возможно, он проверял, как я реагирую на разные методы. Он уже понял, что моё любопытство относительно Мистей требовало хотя бы небольшой подпитки, что объясняло его готовность отвечать на некоторые вопросы. А теперь его вежливость лишила меня возможности сказать что-то колкое. Не то чтобы я планировала дерзить, но иногда мой характер брал верх.

Его меланхоличный, почти мягкий тон вызывал во мне больше беспокойства, чем его обычная холодность. Жестокий фейри — это понятно. Разгневанный — тоже. Я знала, чего они хотят и на что способны, чтобы этого добиться.

Но Кален… Он оказался сложнее. От его скорби по подменышу до того, как он спас меня от Гаррика, а теперь — его почти учтивое поведение. Последнее, чего мне хотелось, — чтобы один из самых запутанных моих врагов становился ещё сложнее… или, что хуже, вызывал сочувствие.

Глава 30

Лара отправилась на испытание Земли незадолго до рассвета.

Я не могла последовать за ней — никто не имел права видеть, куда уходят кандидаты. Место проведения держали в секрете, чтобы предотвратить жульничество; всё, что знали участники, — им предстояло провести неделю под открытым небом. Правила они узнают уже в лесу. Выжить в течение семи дней, используя магию. Охота на других кандидатов поощрялась. И впервые за всю историю испытаний убийство соперников было разрешено.

Лара наверняка постарается уйти как можно дальше, замаскирует запах, обмазавшись грязью, и найдёт убежище. Я отправлюсь за ней ночью и найду её, используя тот же сигнал трели, что и в лабиринте.

А пока мне оставался целый день тревожных размышлений о том, как она справляется.

Ближе к вечеру в мои приготовления неожиданно вмешалась принцесса Ориана. Она уселась в моё кресло и молча наблюдала за тем, как я перебираю одежду в гардеробе.

Я скривилась, увидев наряд древесной нимфы.

— Нет.

— Тебе нужно слиться с окружением, — спокойно сказала Ориана.

— С должным уважением, моя принцесса, но это точно не тот способ. — Этот «костюм», если его вообще можно было так назвать, представлял собой жалкую, оборванную юбку и два куска ткани, прикрывающих грудь. Это выглядело ещё хуже, чем мой наряд на Бельтайн. — Я умру от холода ещё до того, как смогу помочь Ларе.

Она тяжело вздохнула:

— Люди такие хрупкие.

— Можно ли надеть что-то вроде того, что на Ларе? — Коричнево-зелёные штаны с пятнистым узором, подходящая по цвету рубашка с длинными рукавами, прочные ботинки и меховой плащ для тепла. — Если вымазать лицо грязью, а в волосы вплести ветки и листья, я, вероятно, сойду за какую-нибудь Тварь.

Её оценивающий взгляд сказал мне, что она вполне представляет себе такую картину — и, кажется, находит её слишком правдоподобной.

— Хорошо. Но запомни: если тебя разоблачат, ты умрёшь, не успев покинуть этот лес.

По спине пробежал холодок.

— Я понимаю, моя принцесса.

Ориана удалилась, а я в молчании закончила приготовления.

Элоди пришла за мной незадолго до заката. Я только что съела плотный ужин, прекрасно понимая, что он может оказаться последним за долгое время. Водная нимфа провела меня через катакомбы, и лишь спустя час мы остановились перед простой лестницей, ведущей прямо в лес.

После короткого прощального объятия она исчезла.

Лестница заканчивалась внутри полого дерева. Я затаилась, прислушиваясь к звукам снаружи, но слышала только шёпот ветра. Осторожно открыла дверь в стволе и выбралась в погружённый в темноту лес.

Элоди говорила, что неподалёку течёт ручей. Я уловила слабый звук журчания и вскоре нашла тонкую, ледяную струю воды — едва ли шире моей ладони. Опустилась на колени и стала выгребать в ладони грязь с берега, содрогаясь от холода, когда размазывала её по лицу, рукам, одежде и волосам. Потом увенчала мокрые липкие пряди листьями и веточками и поспешно двинулась вглубь леса, время от времени издавая трель, надеясь, что Лара рядом.

Задача казалась невыполнимой. Она обещала идти на восток, но могло пройти несколько часов, прежде чем я окажусь в пределах слышимости. За это время меня могли найти любые монстры. Кандидаты тоже не спали, высматривая подозрительные движения. Если меня заметят, могут убить на месте — даже не разобравшись, кто я и что мне нужно.

Я шла долго, сверяясь со звёздами в редких просветах кроны, чтобы убедиться, что держу правильный курс. Однажды что-то зашипело в кустах, но стихло, когда я прошла мимо. В другой раз впереди послышались голоса — два кандидата о чём-то совещались. Я вжалась в ствол дерева, затаив дыхание, пока Гаррик и Маркас не прошли в каких-то десяти шагах от меня.

— Начнём завтра, — пробормотал Гаррик, и они скрылись в темноте.

Я и так знала, что начнётся завтра. Они явно заключили союз и собирались устранить соперников. Лара, как одна из самых успешных участниц, была у них в приоритете.

Спустя долгие часы в ночи, наконец, раздался слабый ответ на мой зов.

Луна висела высоко над головой, небо стало густым, бархатно чёрным, и я была так утомлена, что готова рухнуть в первый же попавшийся куст.

Я, пошатываясь двинулась на звук, снова подала сигнал и вскоре услышала ответ — на этот раз намного ближе.

Когда я, наконец, нашла Лару, то едва не наступила на неё.

— Кенна.

Её шёпот заставил меня замереть. Под ногами что-то шевельнулось, земля подалась, и вдруг вверх поднялась потайная дверца, открывая мне верхнюю часть её лица.

Я быстро протиснулась в тесное укрытие рядом с ней. Оно было вырыто под поваленным деревом — не выше нескольких футов, но достаточно широкое, чтобы в нём могли лежать двое. Когда Лара закрыла люк, темнота стала полной.

— Нет огня? — прошептала я.

— Н-нет. — Её зубы стучали. — Я раньше пыталась его разжечь, но не смогла.

Было слишком поздно, слишком темно, чтобы пытаться исправить это сейчас.

— Разберёмся утром.

Мы прижались друг к другу в попытке согреться.

Сначала было странно ощущать чужое тепло так близко, но вскоре мне стало всё равно.

Теперь, когда я перестала двигаться, холод стал почти невыносимым. Мы объединили наши плащи в одно подобие одеяла и держались друг за друга, как сёстры, пока я наконец не провалилась в тревожный сон.

***

Я проснулась с первыми лучами солнца, хотя в нашем убежище не было ни малейшего просвета. Тело привыкло к такому распорядку, и стоило мне лишь приподнять крышку люка, как я увидела, что лес окутан нежным золотом нового утра.

Зная, что на рассвете выходят на охоту и звери, я отправилась в лес добывать пищу. Кайдо принял свою любимую форму — смертоносного кинжала, и его предвкушение охоты слилось с моим, пока сердце бешено билось в такт вибрациям, исходившим от рукояти. Было странно и в то же время приятно вновь оказаться в дикой природе, полагаясь только на себя.

Я двигалась осторожно, почти не поднимаясь с земли. Плащ остался в укрытии — и чтобы согревать Лару, и чтобы лишняя ткань не мешала мне. В запачканной грязью одежде я сливалась с окружением. Кусочки засохшей глины осыпались с меня при каждом шаге — позже придется обновить маскировку.

Впереди, в небольшом просвете между деревьями, дрейфовали два светящихся зелёных огонька.

Я замерла за деревом, наблюдая. Они были похожи на пикси, хотя из-за их маленького размера и свечения рассмотреть детали было трудно. Пикси не представляли угрозы, но я не собиралась рисковать.

Шорох в зарослях привлёк их внимание. Одна из крохотных фигурок устремилась вниз, и спустя мгновение пронзительный писк возвестил о гибели какого-то мелкого зверька. Вторая тут же последовала за первой, и когда они взмыли обратно в воздух, между ними безвольно болтался мертвый кролик.

Когда они пролетали мимо, я разглядела их лица. У них были такие же утончённые черты лиц, как у пикси, но рты… Рты представляли собой огромные зияющие пасти, занимавшие всю нижнюю половину лица. Кровь стекала по заострённым, словно иглы, зубам и длинным когтям. Их тела были покрыты чешуей, а крылья напоминали крылья летучей мыши, с когтями на кончиках.

Значит, это были не фейри прислужники, а Твари — неведомая, но явно кровожадная разновидность пикси, которая, вероятно, в мгновение ока могла бы перегрызть мне горло. Я правильно сделала, что спряталась.

Дождавшись, пока они исчезнут, я осторожно вышла в просвет. Где есть одна добыча, там могут быть и другие, и вскоре я обнаружила признаки звериных троп — утоптанную землю, сломанные веточки, клочки меха, застрявшие в кустах. Я затаилась и стала ждать.

Терпение окупилось — спустя время появился ещё один кролик. Он нервно шевелил носом, обнюхивая листья и траву.

Я метнулась вперёд, и алые капли брызнули на листву.

Этого хватит нам на день, а оставлять Лару одну дольше было рискованно, поэтому я поспешила обратно. По пути заметила импа — небольшое существо с заострёнными ушами и оленьими рогами, копавшееся в земле в поисках грибов. Фейри прислужники вроде него были отпущены в лес, чтобы вредить кандидатам. Импы славились своей склонностью к воровству, а значит, нам придётся тщательно прятать вещи. Я затаилась в кустах и выждала, пока это существо, набив себе руки добычей, не скроется.

Лара шевельнулась, когда я подняла крышку люка. Он был сделан искусно: переплетённые прутья, обмазанные землёй, образовывали прочную, почти незаметную крышку для убежища, которое она выкопала в земле.

— Хорошее укрытие, — сказала я, заглядывая внутрь. Я ощупывала его стенки ночью, но только сейчас заметила в дальнем углу небольшое озерцо воды. Должно быть, она вызвала его из-под земли.

Лара посмотрела на меня красноречивым взглядом. Она не стала размазывать грязь по лицу, как я, но на её щеке виднелось небрежное пятно земли.

— Это отвратительно.

— Всё скоро закончится. Давай позавтракаем.

С её помощью развести костёр оказалось куда легче. Она избавила меня от долгих раскопок, просто создав два отверстия в земле: одно побольше для огня, другое поменьше рядом, чтобы обеспечивать тягу. Так пламя получало кислород и не гасло, несмотря на слой почвы. Я зажгла огонь с помощью техники, которой меня научила мать, высверливая искру вручную.

Я вспомнила её тёплую улыбку, натруженные руки, мягкий голос, когда она объясняла мне основы выживания и делилась знаниями о травах. Наверное, она бы сочла это испытание великой честью — её единственный ребёнок, выбранный, чтобы служить Благородным Фейри.

— О чём ты думаешь? — спросила Лара.

Я вздрогнула. Всё это время бессмысленно вглядывалась в языки пламени.

— О матери. Когда я была маленькой, она учила меня разводить костёр.

Лара кивнула и больше ничего не сказала, за что я была ей благодарна.

Я быстро освежевала кролика и насадила его на палку. Лара, наблюдая за мной, заметно побледнела. Но вскоре мы уже ели сочное, горячее мясо.

— Это вкусно, — удивлённо заметила она. Сок стекал по её подбородку, и она поморщилась, вытирая его. — И в то же время отвратительно.

— Мне нравится есть то, что я сама добыла. Оно кажется вкуснее, когда понимаешь, сколько усилий потребовалось, чтобы его достать.

— Я стараюсь не думать о том, каким милым оно было до того, как ты его убила.

— Ну уж нет. Ты ведь постоянно ешь мясо.

— Да, но обычно я не вижу, через что оно проходит, прежде чем оказывается у меня на тарелке.

Я озадаченно взглянула на неё.

— Ты никогда не бывала на кухнях?

— Нет. Ориана не хочет, чтобы мы слишком сближались с фейри прислужниками.

Типичная высокомерная прихоть Благородных Фейри.

— Селвин иногда наведывается туда.

— Ну, конечно. Уверена, он чувствует себя ужасно великодушным, посещая слуг.

— Он довольно справедлив.

— Легко быть сторонником равенства, когда сам остаёшься в привилегированном положении. Интересно, понравился бы ему мир, в котором все действительно равны.

Она чертила на земле узоры: кролик, огонь, две маленькие фигурки.

— Лео был таким же.

Она редко говорила о старшем брате.

— Он хотел равенства?

— В целом, да. Но при этом не собирался отказываться от своего титула. Он мечтал использовать своё влияние, чтобы улучшить жизнь всех, объединить дома, отменить человеческое рабство.

А потом он влюбился в девушку из другого рода и поставил всё на карту.

— Жаль, что ты его не встретила.

— Все говорят, каким он был смелым и благородным. Он стал бы прекрасным принцем.

Теперь наследницей была она.

— Ты станешь прекрасной принцессой.

Лара покачала головой.

— Нам лучше вернуться внутрь. Не хочу, чтобы нас заметили.

Мы явно подошли к грани её терпения, обсуждая семью и будущее. Я не винила её. Чувствовала то же самое, когда речь заходила о моих собственных трагедиях. Меня тоже преследовал голос в ночи — злобный шёпот, твердящий, что я настолько никчёмна, что даже отец бросил меня, настолько бесполезна, что не годилась даже в слуги, настолько неприятна, что у меня был всего один друг… друг, которого я не смогла спасти.

Мы оставили несколько тлеющих угольков, чтобы в следующий раз легче было разжечь огонь, а затем снова забрались в наше укрытие под землёй и стали ждать.

Мы ждали днями. Такова была наша стратегия — скрываться от более жестоких претендентов, добывать еду и воду с помощью магии Лары и моих охотничьих навыков и продержаться до конца недели невредимыми.

Я не ожидала, насколько мучительно скучным окажется это ожидание. На второй день мы уже огрызались друг на друга, на третий наши откровенные разговоры превратились в споры, на четвёртый мы почти не разговаривали.

На пятый день пропал вертел, на котором мы жарили кролика, вместе с половиной самой туши — добычей какого-то импa, которого Лара заметила, когда тот поспешно уносил украденное. Мы яростно, но шёпотом, препирались, кто должен был лучше следить за провизией.

На шестой день я не могла вынести даже мысли о том, чтобы провести ещё хоть одну минуту в этой вонючей яме с ней.

— Я на охоту, — бросила я.

— Ты уже охотилась утром.

— Мне всё равно. Пойду ещё раз.

— Только не попадайся никому на глаза, — крикнула она мне вслед.

Я подавила желание показать ей неприличный жест. Будто я не понимаю, в каком положении мы находимся.

Вместо охоты я ушла исследовать окрестности, забравшись дальше, чем осмеливалась прежде.

Слои вонючей грязи покрывали меня так плотно, что моя кожа напоминала кору дерева. Всё тело невыносимо зудело, и я злилась на Лару ещё больше за то, что она отказалась так же тщательно замаскироваться.

Впереди раздались голоса.

Я мгновенно пригнулась, прячась в зарослях. Это снова были Маркас и Гаррик, они шептались между собой. Когда они вышли из тени, у меня сжалось сердце.

Оба были забрызганы кровью.

— Не могу дождаться, когда увижу лицо Гектора, — злобно ухмыльнулся Гаррик. — Обязательно всем скажу, что это дело рук Дома Света.

— И Иллюзий, — недовольно вставил Маркас.

— Ты помог, но последний удар нанёс я.

Их голоса затихли, а вскоре они скрылись из виду. Я осталась лежать в укрытии, сердце гулко колотилось в груди.

Кого они убили?

Вариантов было немного: либо Уна, либо Уилфрид.

Я знала Уилфрида плохо — он всегда держался особняком, но казался приятным. А вот Уну я уважала. К тому же я заметила, что она пыталась помешать Маркасу и Гаррику напасть на меня.

Неужели Гаррик решил отомстить?

Я осторожно пошла по их следу, надеясь, что, возможно, ещё не поздно помочь.

Но вскоре стало ясно, что я уже ничем не могу помочь.

Уилфрид лежал посреди поляны в огромной луже крови, его застывший взгляд был устремлён в небо. Из его живота торчала сломанная ветка. Им же его и закололи, причём, судя по рваной ране, Гаррик намеренно двигал острие, разрывая плоть.

Я согнулась пополам, едва сдерживая рвотный позыв.

Жуткая смерть.

Синяки и порезы на его лице и руках говорили о том, что убийство не было быстрым. Он сопротивлялся.

Пить.

Я отпрянула от внезапного приказа Кайдо.

— Нет.

Мысль об этом вызывала отвращение. Кровь ещё не остыла, а кинжал уже жаждал насытиться ею, как хищная птица.

Он не почувствует.

Кайдо становился всё более нетерпеливым, ведь за последние дни ему доставалась лишь кровь кроликов и белок.

— Мне всё равно. Это неправильно.

Голод.

— Потерпи ещё день, — процедила я сквозь зубы. — Завтра добуду тебе кровь животного.

Жажда кинжала зудела у меня в голове. Может, мне стоило позволить ему насытиться, но я нашла для себя границу, которую не собиралась переступать. Одно дело — пить кровь врага в бою. Совсем другое — осквернять мёртвое тело.

Я хотела похоронить Уилфрида. Или хотя бы сжечь его, сделать хоть что-то, чтобы облегчить глухую боль утраты и ярость, кипящую в груди.

Я почти не знала его, но он не заслуживал такой смерти.

В конце концов я оставила его там, под открытым небом. Пусть другие фейри увидят, что с ним сделали. Пусть знают, как он погиб и кто виновен в этой жестокости.

Некоторые сочтут это проявлением силы. Но, возможно, кто-то возмутится.

Что будет теперь с союзом Пустоты с Домами Света и Иллюзий? Отомстит ли Гектор? На чьей стороне окажется Каллен, если король одобрит убийство?

Я ушла с поляны, но, увидев, где тропа Гаррика и Маркаса расходится с моей, замерла в нерешительности.

Где они сейчас? На кого охотятся?

Мысль о том, что я просто сяду в укрытие, пока они выберут себе новую жертву, была невыносима.

Я пошла по их следу, двигаясь так же осторожно, как любой хищник в лесу.

Может быть, мне удастся кого-то предупредить.

Я почти прошла мимо их лагеря.

Маркас ещё не умел создавать сложные иллюзии или делать вещи невидимыми, но он мог их замаскировать. Их укрытие так гармонично сливалось с окружающим лесом, что мне пришлось несколько раз моргнуть, прежде чем я поняла, почему деревья в этом месте выглядели странно.

Вокруг было тихо, но у костра ещё поднимался дым. Рядом с ним валялся кристалл, который Гаррик, скорее всего, использовал для фокусировки своей магии света, превращая её в палящий луч.

Меня охватила жажда разрушения.

Я схватила наполовину сгоревшее полено из костра и сунула его под стену укрытия.

Пламя охотно принялось за добычу, облизывая ветки и кору, пока сок в древесине потрескивал и шипел.

Никто не выбежал с криками.

Огонь весело пожирал хижину, пока та не превратилась в пепел и тлеющие угли.

Надеюсь, их припасы были там.

Если их не было в убежище, значит, они снова вышли на охоту.

А что, если они найдут Лару?

Маркас мог наслать на нее иллюзию. А Гаррик был неуязвим к её магии.

В схватке они одолели бы её без труда.

С каждым шагом я двигалась быстрее.

Когда я услышала, как Лара закричала, я уже почти добралась до лагеря.

***

Я заставила себя замедлиться, приглушить шаги, чтобы подкрасться к нашему лагерю бесшумно. Если я действительно хотела помочь ей, мне был нужен эффект неожиданности.

Лара стояла в центре небольшой поляны, размахивая горящей веткой, словно дубиной. Напротив нее, переглядываясь с насмешкой, стояли Гаррик и Маркас.

— Отойдите, — сказала она.

— Ты собираешься нас сжечь? — Маркас вскинул брови. — Ты не Эдрик. Это не сработает.

Под ногами Маркаса разверзлась земля, и он с проклятием провалился в образовавшуюся яму. Еще одна яма появилась под Гарриком, но тот оказался быстрее.

— Хитро, — усмехнулся он. — Но недостаточно. Я видел твои следы в лесу.

Только Лара не была в лесу. Там была я. Значит, я двигалась гораздо менее скрытно, чем думала.

Еще одна ловушка раскрылась в земле, но оказалась слишком мелкой — Гаррик тут же восстановил равновесие.

Магия Лары не была безграничной. Нужно было что-то делать.

Гаррик сжимал в руке ветку, заостренную, словно копье. Он собирался убить ее так же, как убил Уилфрида. Кивнув Маркасу, он дал тому знак.

Маркас вскинул руки, и Лара моргнула, словно в замешательстве, замахала рукой, пытаясь отогнать нечто невидимое. Гаррик воспользовался этим, заходя ей за спину. Еще мгновение — и они окружат ее.

Я схватила камень и со всей силы метнула его.

Он лишь чиркнул по ноге Гаррика, а не попал в голову, как я рассчитывала, но этого оказалось достаточно, чтобы привлечь его внимание. Его взгляд тут же нашел меня.

— Что это? — нахмурился он.

Я согнулась, зашипела, стараясь выглядеть скорее чудовищем, чем забрызганным грязью человеком. Снова подняла камень.

— Древесная нимфа? — спросил Маркас с сомнением.

— Ты когда-нибудь видел нимф? Они выглядят куда лучше, чем это, — скривился Гаррик.

Лара посмотрела на меня, и в ее глазах прозвучала немая мольба. Спаси меня.

Я попытаюсь.

Вспыхнул свет, ослепив меня на мгновение, и в тот же миг Кайдо закричал в моем сознании. Я едва успела отскочить в сторону, когда заостренная ветка с визгом рассекла воздух. Еще бы секунда — и она пронзила бы меня насквозь.

Я снова бросила камень. Теперь дистанция была меньше, и он угодил прямо в лицо Гаррику. Тот пошатнулся, давая мне несколько драгоценных секунд. Я метнулась по краю поляны, надеясь, что смогу отвлечь его достаточно долго, чтобы Лара справилась с Маркасом.

Она с яростным криком бросилась на фейри Иллюзий. Глаза Маркаса расширились, когда горящая ветка врезалась ему в висок. Искры брызнули в воздухе, пепел рассыпался по траве, а сам Маркас рухнул безжизненной грудой на землю.

— Убей его! — крикнула я, но Лара лишь застыла, глядя на его неподвижное тело.

Гаррик расхохотался.

— Человеческая тварь. Теперь я узнал эту жалкую слугу. Ты жульничаешь, Лара?

Я оказалась рядом с ней.

— Ты должна добить его. Он очнется.

Но она не двигалась.

Кровь стекала по лицу Гаррика из пореза на лбу, но он все еще улыбался, хотя в его взгляде бушевала злость.

— Я убью сначала человека, — заявил он, приближаясь. — А потом решу, что делать с тобой: убить сразу или позволить королю Осрику сделать это на глазах у всех.

— Не подходи! — Я вскинула Кайдо, выставляя лезвие вперед.

— Кинжалы тоже считаются жульничеством. Ты хоть умеешь с ним обращаться?

Голод.

— Может, договоримся, Лара? — продолжал Гаррик, скользнув по ней хищным взглядом. — Когда человечишка умрет, я, возможно, забуду, что видел.

— Не надейся, — бросила Лара.

— Как будто я идиот, — фыркнула он.

Рука Гаррика метнулась с поразительной скоростью, и он метнул ветку, как копье.

Я сбила Лару с ног, и дерево полоснуло меня по руке, прорезая кожу под слоями грязи. Капли крови упали на землю.

Гаррик бросился к нам. Лара пыталась встать, я истекала кровью, а он уже сжимал в руке еще один заостренный обломок…

Холодная ярость накатила, сливаясь с кровожадностью кинжала в единый голодный порыв. Я чувствовала вибрацию его шагов через землю. Он снова целился в Лару, не воспринимая меня как угрозу — всего лишь человек, даже несмотря на оружие в руках.

Я позволила ему проскочить мимо, устремиться к ней…

И вонзила клинок ему в спину.

Боль.

Я повторила удар. Гаррик рухнул на землю, выронив палку. Глаза его расширились от изумления, когда я погрузила лезвие в его живот.

Накажи.

Я провернула его так же, как он когда-то провернул ветку в теле Уилфрида. Раздался пронзительный, отчаянный крик.

Убей.

Я перерезала ему горло.

Кровь хлынула алым потоком, стекая по шее, груди, впитываясь в почву. Его тело содрогалось, взгляд застыл, полным ужаса.

Пить.

Да, в этот раз кинжал мог пить. Он позволил мне ударить Гаррика несколько раз, хотя мог бы высосать из него всю жизнь в мгновение ока. Он дал мне возможность утолить жажду мести, которая так долго тлела внутри меня, — кровожадную, сырую, первобытную ярость, настолько мощную, что я даже не распознала её сразу среди привычных очертаний своего разума. Но теперь я принимала её. Приветствовала эту ярость, эту силу, это болезненное удовольствие. И когда жизнь покидала Гаррика, я прижала Кайдо к его горлу.

Кровь исчезла за считаные мгновения.

Вся — даже та, что пропитала землю. Каждая алая капля втянулась в выемку в центре лезвия, пока Гаррик не остался лежать неподвижным, бледным и холодным.

Жгучая ярость улетучилась, сменившись онемением. Лара смотрела на меня широко раскрытыми глазами, полными ужаса. И дело было не только в Гаррике, поняла я. Она боялась меня.

Мaркас застонал, и Лара тут же перевела на него взгляд.

— Нам нужно уйти, пока он не очнулся, — она осторожно протянула мне руку, помогая подняться.

Убей, — прошептал Кайдо.

Нет.

Я начинала дрожать. Не могла отвести глаз от тела Гаррика.

Я убила человека.

Неважно, что он был фейри. Неважно, что был моим врагом. Раньше я убивала только животных и Тварей. Но самое страшное — мне это понравилось. Я наслаждалась этим убийством. Какую часть этой жестокой радости дал мне Кайдо? А сколько её было во мне самой?

Я шла за Ларой, не видя дороги, не чувствуя ничего. Мы избегали троп, переходили вброд ручьи, чтобы запутать следы. Наконец остановились возле упавшего дерева — огромного, с переплетением корней, в которых можно было спрятаться. Я забралась в пространство между двумя корнями и села на покрытую гниющей древесиной землю.

Мы тяжело дышали, вглядываясь в лес.

— Ты его убила, — сказала Лара.

В животе скрутило от боли.

— Да.

— Что это за нож?

Кайдо довольно зазвенел в моей руке. Я взглянула на тёмно-красный камень в его рукояти — он всё ещё светился, напитанный кровью.

— Я не знаю. Просто однажды нашла его.

— Кенна… тебе это понравилось.

Я уронила голову, сдавливая глаза ладонью. От этого движения про стрельнула боль в руке, и я вспомнила про рану. Рукав был мокрым от крови и грязи.

— Это было ужасно, но во мне кипела такая сила… — я замолчала. Это было невозможно объяснить.

Лара положила руку мне на колено.

— Думаю, я понимаю. На Бельтайн я тоже причиняла людям боль. Знала, что это неправильно… но всё равно радовалась.

— Мне отвратительно.

— Он собирался нас убить.

— Знаю. И я бы сделала это снова. Просто… я буду видеть его умирающим в каждом своём кошмаре.

Мы больше не говорили ни о костре, ни о пище. Лара сотворила немного воды, и мы сидели, прижавшись друг к другу, дрожа от холода.

Лес был гораздо громче, чем мне казалось раньше. Земляные стены нашего укрытия приглушали звуки, но теперь я слышала всё: уханье сов, свист ветра в кронах, шорохи неизвестных существ в кустах. Несколько раз я замечала в темноте нечто длинное и низкое, но, замерев, ждала, пока оно уйдёт. В воздухе начали вспыхивать танцующие зелёные огоньки — красиво, как светлячки, но я знала, что это не они.

Я не видела кошмаров о Гаррике, потому что так и не смогла заснуть.

Лара, в конце концов, положила голову мне на плечо, но я не смыкала глаз до самого рассвета.

Наконец небо стало светлеть. Сначала оно окрасилось в фиолетовый, затем в розовый, а после — в бледно-голубой.

Я легонько толкнула Лару в бок.

— Мы сделали это.

***

Наступил седьмой день.

Вечером за ужином были объявлены результаты испытания.

Я успела принять ванну и несколько часов спала без сновидений, прежде чем проснуться и привести себя в порядок. Ушло немало времени, чтобы сделать своё отражение в зеркале хотя бы похожим на человеческое. Но даже тогда в отражении на меня смотрело, измученное, застывшее в выражении пустоты лицо. Лицо совсем другого человека, чем у той, что уходила на испытание.

Стол для участников был накрыт на шесть персон.

Я напряжённо следила, как оставшиеся кандидаты рассаживаются по местам. Тальфрин и Эдрик, к счастью, были здесь, Маркас и Карисса сидели рядом, но Маркас молчал и даже не смотрел в её сторону. Последней вошла Уна.

Гаррик, Гита и Уилфрид были мертвы.

Обстановка за столом была куда более интимной, чем на пышных государственных ужинах. Кроме кандидатов, присутствовали лишь небольшие делегации от каждого Дома. Представители Света и Пустоты прожигали друг друга взглядами. Принц Роланд сжимал вилку, словно хотел её воткнуть кому-нибудь в горло.

Гаррик был его племянником. Как я могла забыть об этом?

За главным столом Каллен мрачно смотрел на свою тарелку, то и дело поднимая взгляд на Уну. После смерти Уилфрида он, должно быть, осознал, насколько был близок к потере ещё одного члена семьи. Почувствовав мой взгляд, он поднял глаза.

Я не отвела взгляда.

Хотела бы я, чтобы он услышал мои мысли. Мне жаль Уилфрида. Жаль, что я не смогла его спасти.

Возможно, он понял, потому что чуть заметно кивнул.

На другом конце стола Друстан выглядел совершенно спокойным. Он и не должен был беспокоиться — все трое погибших были ему врагами. Но его улыбка показалась мне почти вульгарной. Как он может улыбаться, когда оборвались три жизни? Когда я сама совсем недавно отняла одну из них?

Он не мог знать, что я сделала. Никто, кроме Лары, никогда не узнает. И всё же… казалось, что мой мир за эту ночь изменился навсегда, а все остальные остались прежними.

Король Осрик поднял бокал.

— За шестерых оставшихся кандидатов! Каждый из них выжил, надеюсь, израсходовав достаточно магии, чтобы удовлетворить Осколок Земли. — Он усмехнулся. — А некоторые, похоже, применили достаточно насилия, чтобы удовлетворить и меня.

Несколько фейри напряглись при этих словах. Роланд сделал большой глоток вина.

— Гаррик должен был получить честь за убийство Уилфрида, но, увы, его больше нет с нами. Этот подвиг перейдёт к Маркасу. Встань, Маркас.

Член Дома Иллюзий встал, но не поднял глаз от тарелки. Он наверняка чувствовал на себе враждебные взгляды Дома Пустоты и осознавал, какой стал мишенью.

— Гита была убита в последнюю ночь. Встань, Уна.

Последняя оставшаяся кандидатка от Дома Пустоты поднялась, её лицо оставалось бесстрастной маской.

— Я слышал, ты убила Гиту в отместку за нападение на Уилфрида.

— Да, ваше величество.

— По одной смерти на долю Дома Пустоты и Дома Иллюзий. Выпьем за наших двух убийц.

Роланд нахмурился и что-то прошептал королю. Когда в зале опустели кубки, Осрик вновь заговорил:

— Меня спросили, почему я не объявил имя того, кто заслужил честь убить Гаррика. Увы, я не могу этого сделать.

Он выдержал эффектную паузу.

— Его убило нечто совсем иное.

В воздухе повисли взволнованные вопросы, но Осрик только усмехнулся, наслаждаясь моментом, точно опытный актёр, ведущий свою публику к запланированной кульминации.

— Мы не знаем, что это было за создание, но нам известен его метод. Гаррика закололи и полностью осушили от крови.

В зале наступила мёртвая тишина. Даже Каллен выглядел потрясённым.

— Это невозможно, — проронил Роланд.

— Тем не менее, это так. Вопрос в том, кто или что это сделал и почему выбрал любимый метод, Дома Крови.

Запретное имя, словно камень, упало в гладь воды, разметав круги по собравшимся фейри. Но для короля Осрика запретов не существовало.

— Это была Тварь, в этом нет сомнений, — продолжил он. — Маркас утверждает, что видел одно из них незадолго до случившегося.

К счастью, Маркас потерял сознание прежде, чем Гаррик успел назвать моё имя.

— Тварь, воздающая честь Дому Крови? — переспросил Роланд, запинаясь на запретном названии. — Вполне возможно.

— Мы выпустили немало Тварей для испытания. Похоже, одна из них решила свести старые счёты.

— Но как они могли осушить его? Любое оружие, способное на такое, было уничтожено.

У меня перехватило дыхание. Я знала, к чему всё идёт.

— В глубинах подземного мира водится множество существ, питающихся кровью, — Осрик произнёс это с каким-то зачарованным восхищением. — Раны от клинка на его теле могли быть всего лишь уловкой, чтобы скрыть истинную причину смерти. Это была неудачная попытка — Тварь должна была знать, что никто, кроме Благородных Фейри из Дома Крови, не смог бы владеть таким оружием.

Неправда.

Кайдо сжался на моей руке, словно уверяя в своей преданности.

Они глупцы.

Или правда…

Кайдо выбрал меня своей новой хозяйкой после гибели последнего владельца. Смог бы он сделать это, если бы хоть один фейри из Дома Крови ещё был жив? Или же он обратился ко мне лишь потому, что этот дом вымер?

И кто, в конце концов, обронил клинок в болоте?

Кто был твоим последним хозяином? — мысленно спросила я.

Законный правитель Мистей, конечно же.

Я моргнула, не понимая.

Осрик?

Нет.

Волна ненависти к Осрику прокатилась по моей крови.

Моя госпожа могла бы стать королевой, если бы выиграла войну. Но она погибла принцессой, и теперь я — всё, что от неё осталось.

Я замерла. Это был не просто магический кинжал. Он принадлежал одной из самых значимых фигур в войне, разразившейся столетия назад. Кайдо был оружием принцессы Корделии из Дома Крови, предводительницы восстания, отказавшейся склониться перед тираном и погибшей вместе со своим народом.

А теперь его держала я, Кенна, простая человеческая служанка из ничем не примечательного города. Обманщица, только что убившая одного из Благородных Фейри.

Глава 31

Когда я проснулась на следующее утро, под дверь, отделяющую мою комнату от комнаты Лары, было просунуто красное перышко.

Я провела пальцами по его шелковистой поверхности, размышляя, зачем Лара оставила его здесь. Затем перевернула его и улыбнулась. На перышке, неровными буквами, была выведена двойка — карандашом для глаз. Второй предмет для моей коллекции.

Я аккуратно положила его рядом с первым в ящик стола, с благоговением проводя по нему пальцами.

Сколько лет я гадала, какие из моих реликвий и диковинок принадлежали фейри, и вот теперь — сама получала дары от одного из них. Это не могло вернуть мне все утраченное… но, возможно, я могла начать заново.

Теперь, когда испытание Земли было завершено, у меня наконец появилось время выполнить то, о чем я думала с тех пор, как Лара привела меня на свой тайный остров.

Я разговаривала с Кайдо, выходя из Дома Земли. После смерти Гаррика между нами рухнул какой-то последний барьер, и беседа стала такой же естественной, как дыхание.

Но это осознание не приносило мне утешения.

Почему ты хотел, чтобы я убила Гаррика? — спросила я.

Ты хотела убить Гаррика.

Нет. Мне пришлось его убить. Это не одно и то же.

Разве?

Я нахмурилась. Пробегавший мимо фейри-прислужник бросил на меня взгляд, вытаращил глаза и поспешил скрыться. Я не могла отделаться от ощущения, что содеянное липнет ко мне, как зловонный запах.

Я не хотела этого, — сказала я.

Металл завибрировал с раздражением.

Если бы не хотела, ты бы этого не сделала.

То, что ты — древний кровожадный артефакт, не значит, что все мыслят, как ты.

А то, что ты человек, не значит, что ты должна лгать самой себе.

Глупости. Ты заставил меня получать от этого удовольствие. Вот что больше всего меня тревожит. Когда я вонзила в Гаррика клинок, ужас смешался с чем-то другим — с наслаждением.

Это я?

Я отказалась отвечать.

Я нашла Друстана в кварцевом зале, у входа в бордель. Он сидел на хрустальном диване, а на его колене восседала улыбающаяся Леди Огня. Красавица, с вьющимися бордовыми волосами и бронзовой кожей. В ее взгляде было откровенное восхищение.

Как будто этого было мало, Друстан с хитрой улыбкой поглядывал на Леди Света на другом конце комнаты, а вокруг него звучали приглушенные смешки еще нескольких девушек.

Я задержалась в дверном проеме, ощущая, как во мне закипает ревность.

У меня не было на него никаких прав, но видя его с этими женщинами вызывал во мне желание вырвать им волосы. Хотелось оттолкнуть их, залепить ему пощечину… а потом поцеловать так сильно и страстно, чтобы он забыл обо всем, кроме меня.

Он бросил взгляд в сторону входа, и я постаралась придать лицу выражение скуки.

Прошла мимо, надеясь, что он поймет намек.

Он догнал меня, когда я уже почти дошла до нашей тайной комнаты у Дома Огня. Странно, что я теперь мысленно называла ее нашей. Это была его комната. Я не имела на нее прав, как и на него.

— Ну? — спросил он, накладывая на дверь защитное заклинание.

— Извините, что отвлекаю, — я попыталась сохранить безразличие, но безуспешно. Голос прозвучал холодно.

Его брови взметнулись.

— Так почему же ты это сделала?

Мое лицо вспыхнуло.

Я почти поддалась искушению развернуться и уйти, но это было бы мелочно и трусливо. Уязвленное самолюбие не имело значения. Важнее было спасти Мистей от тирании короля Осрика.

— У меня есть для тебя информация. Возможный союзник.

— О? Расскажи мне больше, моя сладкая Кенна.

Я вскинула подбородок, все еще стараясь сохранять невозмутимость.

— Лара не поддерживает разрыв нейтралитета, но Селвин — возможно.

— Селвин? Он еще ребенок.

— Не такой уж и ребенок. Через несколько лет он пройдет Испытания. Лара говорит, он мечтает об обществе, в котором все фейри равны. Он хочет перемен.

Мне было неловко выдавать Ларины тайны, но на кону стояло больше, чем наша дружба. Кроме того, если Селвин действительно хотел изменить Мистей, разве он не должен был получить такой шанс?

Глаза Друстана слегка прищурились — он обдумывал возможности.

— Все это время я ломал голову, как склонить Дом Земли к нашей стороне, и даже не подумал о нем.

— Он не заговорит от имени всего Дома. Ориана слишком давно придерживается политики нейтралитета, а Лара боится ослушаться мать или короля. Но, возможно, Селвин сможет убедить их лучше, чем я.

— Я поговорю с ним. Как бы холодна ни была Ориана, она любит сына. Он может оказаться убедительным союзником.

Я не показала этого, но гордилась, что он прислушался ко мне.

— Я сообщу, если узнаю что-то еще.

Его голос остановил меня, когда я уже была у двери.

— Уходишь так быстро?

Я глубоко вздохнула и обернулась.

— А зачем мне оставаться? Я сказала, что хотела. К тому же, тебе не стоит заставлять своих спутниц ждать.

Он рассмеялся, и мои щеки вспыхнули.

— Ну, Кенна, мне кажется, ты снова ревнуешь.

— С чего бы?

Он двинулся ко мне, словно охотник, загоняющий добычу.

— Потому что ты хочешь меня.

Мое сердце бешено забилось, но я окинула его ленивым взглядом и пожала плечами.

— Возможно, ты меня развлекаешь.

Его смех эхом разнесся по комнате. Он резко схватил меня за плечи и притянул к себе.

— Любопытное ощущение.

— Какое? — я пыталась сохранить самообладание, но его близость, его тепло…

— Быть объектом ревности. Фейри редко испытывают ее. Мы живем так долго, что сильные чувства быстро угасают. А люди… люди чувствуют слишком ярко, — его голос охрип. — Это опьяняет.

— Я не ревную.

— Ты увидела меня с другими и теперь холодна ко мне.

— Я не холодна. Просто у меня есть дела.

Его руки медленно скользнули по моим плечам вниз, оставляя за собой дорожку мурашек.

— А если я скажу, что ухаживаю за ними только ради преданности? Чтобы привлечь их на свою сторону?

— У меня все равно есть дела.

Его ладони опустились ниже, обхватили мои ягодицы, притягивая меня к нему.

— Мне нравится, когда ты холодна, — прошептал он. — Но еще больше мне нравится, когда ты горишь.

Глава 32

В последующие недели я больше не слышала о попытках Друстана убедить Селвина присоединиться к нему. Однако принц Огня сдержал своё слово. Мы встречались в нашей комнате каждые несколько дней, и каждый раз он заставлял меня гореть.

Остальное время я проводила, сопровождая Лару на приёмах и исполняя свои обычные обязанности. Никто не знал, в чём именно будет заключаться Испытание Крови, ведь главы дома, который мог бы направить его проведение, не существовало. Шпионаж не дал бы мне никакой пользы — сам Осколок Крови каким-то образом должен был направлять кандидатов.

При мысли о том, насколько могущественны эти Осколки, по коже пробегал холод. Это ведь всего лишь застывший камень, насыщенный магией… но как холодный камень мог даровать видения? Как он мог проводить испытания? Неудивительно, что фейри поклонялись Осколкам, словно богам так же, как люди поклонялись самим фейри.

По ночам, в самые тихие, самые тёмные часы, я думала о Гаррике. Его убийство было оправданным, но я не могла забыть, как это произошло. Лезвие скользнуло в него так плавно, прежде чем я повернула его, как жестокий палач. Мне понравилось, как он смотрел на меня с ужасом, какого я никогда не видела прежде. Это сделало меня сильной.

Кайдо оставался безмолвным в такие ночи, позволяя мне бороться с виной в одиночестве. Он не мог испытывать вины, напоминала я себе, когда злилась из-за его молчания. Что бы ни наполняло этот кинжал странным сознанием, оно не знало сомнений и с готовностью убило бы снова.

В каком-то смысле моя вина приносила мне облегчение. Я не была чудовищем.

Вскоре наступило летнее солнцестояние — последний праздник перед Испытанием Крови. В коридорах развесили зеркала, отражающие свет факелов, так что каждый проход сиял, словно полдень. Среди зеркал располагались молочные кристаллы и верёвки из алмазов. Праздник был священным для Дома Света, поэтому церемония проходила во внутреннем дворе их наземного дворца. День выдался солнечным и тёплым, небо растянулось над нами безоблачным сводом. Осколки стекла после недавнего испытания были убраны, а мраморный пол очищен до ослепительной белизны. В центре двора стоял мраморный блок, окружённый кольцом гигантских кристаллических менгиров.

Я принесла вино для Лары и себя, и мы вместе пили, наблюдая за происходящим. Лара никогда прежде не бывала на этом празднике, и ей, как и мне, было интересно, что нас ждёт.

Вино было почти прозрачным, лишь с лёгким золотистым оттенком. Я ожидала, что оно вызовет во мне то же тёплое головокружительное удовольствие, как и другие вина фейри, но оно, напротив, сосредоточило меня. Взор стал ясным, сердце билось ровно, а вместо томного удовольствия, как от Огненного вина, или лёгкости, как от напитков Дома Земли, в груди начала копиться холодная ярость.

Остальные гости, облачённые в белое, выпили, и улыбки начали исчезать с их лиц. Разговоры постепенно стихли. Когда принц Роланд вышел в центр круга, напряжение возросло настолько, что у меня выступил холодный пот.

— Добро пожаловать, — произнёс он, держа в руке кристальный кинжал. — Летнее солнцестояние, самый длинный день в году, даёт нам возможность пролить свет на самые тёмные уголки. Только столкнувшись со своими преступлениями, мы можем очиститься.

Это не предвещало ничего хорошего.

Король Осрик наблюдал за происходящим с трона на краю двора. Его улыбка была ещё более тревожной, чем напряжённые выражения лиц окружающих. Он хлопнул в ладони.

— Да начнется суд.

Я услышала знакомый лязг цепей. Через толпу медленно продвигалась цепочка фейри и людей. Их вёл палач, которого я помнила по прежним казням, — огромный крылатый фейри-прислужник с молочно-белыми глазами и гладкой золотистой кожей, лишённой рта. В одной руке он держал конец длинной цепи, а в другой сжимал топор.

Среди заключённых были как фейри-прислужники, так и люди. Их серые лохмотья не скрывали закованных рук. Они шли, опустив головы. Когда первый из них достиг края каменного круга, вереница остановилась, и узники опустились на колени. Я вздрогнула, когда палач поднял топор и обрушил его на звено цепи, отделив первого пленника от остальных.

— Встань, — приказал Роланд.

Заключённая поднялась. Это была девушка-человек, худощавая, с тёмными, спутанными волосами, слишком похожими на мои собственные и волосы моей матери. Ей едва исполнилось шестнадцать, но в её взгляде не осталось жизни. Изорванные одежды открывали спину, исполосованную шрамами.

— Ты обвиняешься в попытке сбежать от своих обязанностей. Сознаёшь ли вину? — Он прекрасно знал, что она не может говорить. Когда та осталась безмолвна, он щёлкнул пальцами. — Как угодно.

Палач рывком опустил её на колени перед мраморным блоком. Девушка безмолвно положила голову на гладкую поверхность. В следующий миг топор опустился, и её голова покатилась по камню.

Я прикусила губу, сдерживая крик, когда кровь заструилась вниз, собираясь у её безжизненного тела. Двое воздушных фейри с длинными пальцами и тонкими крыльями бесшумно подхватили тело и унесли прочь. За ними остался алый след.

Что-то было не так с моей реакцией. Я знала, что это ужасно, но мои эмоции были приглушены; даже шок ощущался словно издалека. Вино словно отрезало меня от самой себя.

Роланд щёлкнул пальцами, и палач освободил второго узника — приземистого фейри-прислужника. Тёмная, звёздная кожа выдавала в нём Вечного духа, подобных Эйдену.

— Ты обвиняешься в краже украшения у гостя из другого Дома. Сознаёшь ли вину?

— Я не делал этого, мой принц, — прошептал тот, но в голосе его не было уверенности.

Палач резко поставил его на колени перед блоком и вытянул руку на мрамор. Узник дёрнулся, но воздушный фейри прижал его руку. Топор опустился, и кисть, отделённая от тела, рухнула на камень. Фейри закричал, алые капли хлынули из раны.

Я бросила взгляд в сторону делегации Пустоты, пытаясь понять, что чувствует Каллен, наблюдая, как один из его подданных подвергается наказанию со стороны Дома Света. Он угрюмо смотрел на спутника, которого волокли прочь, казался спокойным — за исключением сжатой в кулак руки. Было что-то неестественное, почти противоестественное в его облачении — тунике белоснежного цвета, подобной облаку. Его тёмные, словно ночь, волосы и глаза цвета полуночи не гармонировали с этой одеждой, и у меня возникло тревожное ощущение, будто передо мной хищник, закутанный в шкуру оленя.

Наказания и казни продолжались.

Преступники были ворами, беглецами и теми, кто осмелился проявить неуважение к Благородным Фейри. Тем, кто позволял себе дурно отзываться о них, Роланд вырезал языки своим кристальным кинжалом. А уличённым в шпионаже в пользу другого дома выжигали глаза. Фейри-прислужники исцелялись быстрее людей, но их раны были слишком серьёзны, чтобы восстановиться полностью; они оставались изувеченными до конца своих дней. Вскоре мраморный пол меж каменных глыб окрасился в кроваво-красный цвет, но казни не прекращались.

Единственная передышка настала спустя час, когда всем присутствующим раздали ещё по бокалу вина. С каждым глотком я чувствовала, как напряжение улетучивается, мысли становятся яснее, а зрение обостряется. Я видела мельчайшие трещинки в мраморе, переливы граней кристального ножа и каждую каплю крови. И чем больше я пила, тем сильнее отдалялась от происходящего, пока не стала наблюдать за расправами с холодной, непоколебимой праведностью.

Да, они заслужили это наказание.

Когда настала очередь Благородных Фейри, вывели пятерых. Я задумалась, не постигнет ли их такая же участь — ведь даже бессмертные фейри не могли полностью восстановить утраченные части тела. Лара рассказывала мне, что, если конечность удастся пришить, рана затянется, но создать из ничего новое тело невозможно.

Клинок Роланда сверкал в солнечных лучах. Его губы тронула насмешливая улыбка, когда вперёд вывели первую осуждённую.

— Нелда из Дома Земли, — произнёс он. — Ты обвиняешься в том, что осмелилась дурно отзываться о короле Осрике. Признаёшь ли ты свою вину?

Нелда покачала головой.

Я никогда прежде не видела её в Доме Земли. Впрочем, я знала далеко не всех Благородных Фейри. Я повернулась к Ларе:

— Ты её знаешь?

— Незначительная особа, — ответила она равнодушным тоном. — Но Ориана будет в ярости.

Стражник отвёл Нелду в центр круга, но не заставил её преклонить колени. Вместо этого он оставил её стоять перед алтарём, а сам отошёл за каменные глыбы. Роланд поднял руки, и кристаллы начали светиться. Он направил в них солнечный свет, и с каждой секундой сияние усиливалось. Лучи сошлись в одной точке.

Нелда закричала.

Я зажмурилась от ослепительной вспышки. Когда зрение прояснилось, её изуродованное тело уже валялось на земле. Сквозь грудь зияла дымящаяся дыра.

Её останки унесли, а на её место вывели следующего осуждённого.

Все пятеро были обвинены в том, что осмелились злословить о короле. И каждого казнили тем же способом. Роланд демонстрировал свою магию, а не просто мастерство владения клинком.

Воздух наполнился запахом крови и палёной плоти. Всё происходящее было ужасно — от невозмутимого выражения лица Лары до багровых пятен, растёкшихся по двору. Но и этот ужас ощущался отстранённо, словно между ним и моей душой стояла невидимая преграда. Часть меня, которая хотела кричать и протестовать, оказалась заперта в этом стеклянном саркофаге.

Я закрыла глаза, глубоко вдохнула.

Скоро всё закончится. Совсем скоро.

Последним вывели фейри, которую я узнала. Это была та самая дама Огня, что сидела на коленях у Друстана в зале из кварца. Её тёмно-бордовые волосы сбились в спутанные пряди, кожа испачкалась пылью и потом, а по щекам текли слёзы.

— Эдлин из Дома Огня, — произнёс Роланд. — Ты обвиняешься в заговоре против короля и подстрекательстве к мятежу.

В толпе Благородных Фейри прокатился ропот, но Друстан оставался невозмутим. Он скрестил руки на груди, туника простого белого цвета подчёркивала его мощную фигуру.

— Признаёшь ли ты свою вину? — спросил Роланд.

— Да. — Эдлин упала на колени. — Прошу, умоляю… Я не знала…

— Чего именно ты не знала?

— Вы пощадите меня, если я скажу правду? — обратилась она к королю Осрику.

— Это зависит от того, что ты скажешь.

Эдлин бросила виноватый взгляд на Друстана.

— Принц Огня велел мне поговорить с дамами Иллюзии. У меня не было выбора.

Толпа загудела. Друстан лишь лениво приподнял бровь, выглядя скорее развлечённым, чем обеспокоенным.

Тревога вспыхнула во мне, сотрясая стены, державшие мои эмоции в плену. Всё будет хорошо, убеждала я себя. Друстан — принц, а значит, его слово весомее обвинений незначительной фейри.

Но страх не отступал. Он разрастался, пробивая трещины в моей броне, и ужас возвращался. Кожа покрылась липким холодным потом, а кровь, растёкшаяся по мрамору, казалась чересчур ярко-алой под солнечными лучами — жадное море смерти, прилив которого не прекращался.

— Почему он велел тебе это сделать? — спросил Роланд, бросая жёсткий взгляд на Друстана.

— Он сказал, что нам нужно выяснить, насколько верен королю его собственный дом и нет ли среди них тех, кто склонен к мятежу.

— Когда состоялся этот разговор?

— На следующий день после испытания Земли, возле зала из кварца. — Эдлин сжала руки у груди. — Пожалуйста, ваше величество… У меня не было выбора.

— Видимо, был, — заметил Осрик после долгой паузы. Эдлин уже начала расслабляться, но он продолжил: — Только выбор труса. Ты могла бы сообщить мне о приказе принца Друстана, прежде чем его исполнить.

Эдлин разрыдалась.

— Он мой принц…

— А я твой король. Твоя преданность прежде всего принадлежит мне.

Осрик постучал пальцами по подлокотнику трона.

— Проверим правдивость её слов. — Он жестом указал Роланду.

— Принц Друстан из Дома Огня, — объявил тот. — Ты обвиняешься в заговоре против короля и подстрекательстве к мятежу.

Паника наконец прорвала стеклянную стену, возведённую вином, и вместе с ней рухнула моя притуплённая бесчувственность. Я смотрела, судорожно теребя ткань юбки, как Друстан вышел в центр каменного круга и встал рядом с Эдлин, которая всё ещё стояла на коленях, умоляюще подняв лицо.

На его боку висела рапира с золотой рукоятью, вспыхивавшей в солнечных лучах, и моё сердце забилось чаще, когда он расстегнул пояс с оружием и положил его на землю. Жест капитуляции? Затем он выпрямился, раскинув руки, и посмотрел прямо на трон.

— Так вот как вы обращаетесь с принцем, Ваше Величество? Подвергаете суду, опираясь на слова незначительной дворянки?

— Это серьёзное обвинение, — ответил Осрик, прищурив глаза. В воздухе вокруг него дрожало марево, словно пространство над его пальцами, ритмично постукивавшими по подлокотнику трона, искривлялось под невидимой силой. — С какой стати ей лгать?

— Она труслива и боится за свою жизнь. — Слова Друстана прозвучали, как удар хлыста, и Эдлин вздрогнула. — А если вы спрашиваете, почему она решила обвинить именно меня, — он бросил на неё презрительный взгляд, — думаю, причина в том, что я давно не навещал её постель. Она чувствовала себя отвергнутой.

Эдлин была его любовницей?

— Нет, — всхлипнула она. — Ты сам велел мне это сделать.

Друстан проигнорировал её, снова обратившись к принцу Роланду и королю Осрику.

— Она указала, где и когда ты говорил с ней, — заметил Роланд, явно не веря в его оправдания.

— Она солгала. Я никогда не был с ней наедине. В тот момент рядом находилась леди Гвенейра из Дома Света, она может это подтвердить. Кроме того, мои слуги могут засвидетельствовать, где я был до и после той встречи.

Из толпы выступила та самая леди Света, с которой он тогда кокетничал. Она была безмятежно красива: утонченная фигура, коротко подстриженные каштановые волосы — для фейри такая стрижка была необычной, но ей удивительно шла. Поклонившись королю, она заговорила спокойным, ясным голосом:

— Это правда, мой король. Я была там. Мы говорили только о испытаниях и последних модных тенденциях.

Роланд и Осрик, казалось, опешили от её слов. А я наконец вспомнила, где прежде слышала этот голос. В тот день в библиотеке третьим заговорщиком была леди Гвенейра. Она работала с Друстаном и Лотаром.

Эдлин в отчаянии переводила взгляд с Друстана на Гвенейру.

— Она врёт!

— Молчать, — резко осадил её Роланд. Он посмотрел на Осрика, и впервые на его лице появилось выражение сомнения. — Леди Гвенейра моя кузина, — сказал он королю. — Её репутация безупречна, и она никогда не лгала мне.

О, если бы он только знал.

Гвенейра опустила ресницы, лукаво улыбнувшись:

— Благодарю, кузен. Ты должен знать ещё и то, что среди дам у леди Эдлин давно сложилась репутация… неуравновешенной.

С этим убийственным приговором она вернулась на своё место в толпе.

— Ты дрянь! — закричала Эдлин ей вслед.

Роланд ударил её по лицу, сбив на землю. По виску стекала кровь.

Он снова повернулся к Друстану, но теперь в его взгляде мелькала тень сомнения.

— Даже если она солгала о вашем разговоре, почему бы ей замышлять заговор против короля без твоего ведома?

Друстан пожал плечами:

— Потому что она глупа? Потому что ненавидит своё положение второстепенной дворянки и жаждет власти? Кто может понять, что движет преступниками?

— Она из твоего Дома. Ты отвечаешь за её поступки.

— Я отвечаю за каждую женщину, которая совершает безрассудные поступки из-за ревности?

Его холодные слова заставили меня вздрогнуть. У его ног Эдлин громко разрыдалась. Я с усилием подавила в себе сочувствие — она сама навлекла это на себя, предав восстание.

— В последнее время у меня была другая любовница, — продолжил Друстан, — и Эдлин не понравилось оказаться на втором месте. Я не удивлён, что она взбесилась. Она всегда была ревнивой.

Моё сердце болезненно сжалось. Он говорил обо мне.

Только один фейри взглянул на меня — Каллен. В его глазах мелькнуло нечто похожее на жалость. Я встретила его взгляд, заставляя себя казаться безразличной.

Каллен отвернулся.

Друстан должен был так поступить, убеждала я себя. Он рисковал не только собственной жизнью, но и будущим всего дела, которому служил. Он обязан был играть роль беспечного принца, который берет себе любовниц и безжалостно бросает их, который переходит от одной женщины к другой, не заботясь о их чувствах. Лучше так, чем если бы Осрик догадался, кем он является на самом деле.

— Леди Эдлин всегда была известна излишней эмоциональностью, ваше величество, — неожиданно вмешался Эдрик, представитель Дома Огня. Сделав шаг вперёд, он почтительно поклонился. — В нашем Доме никого не удивит, если она предала Друстана из-за обиды.

— Она предала меня, — спокойно поправил его король Осрик.

— Не хотел нанести вам оскорбления, мой король, — Эдрик склонил голову. — Но она предала сперва вас, а затем и Друстана, когда попыталась втянуть его в свои преступления. Я готов поклясться своей жизнью в верности и чести принца Друстана. Он бы никогда на это не пошёл.

Из толпы послышались одобрительные голоса других фейри Огня.

Роланд и Осрик явно колебались перед лицом столь единодушного мнения.

— Хорошо, — наконец сказал Осрик. — Принц Друстан, обвинение снимается. Пока что.

Я выдохнула с облегчением. Друстан склонился в поклоне.

— Я живу, чтобы служить вам, мой король.

Он поднял меч и вышел из круга казней.

Он не бросил ни единого взгляда на Эдлин, даже когда Осрик подал Роланду знак казнить её.

Она закричала, и когда ослепительный свет угас, её тело с зияющей дырой в груди рухнуло на землю. Опустевшие глаза, в которых застыла боль, смотрели вслед уходящему принцу Огня.

***

Мы были вынуждены оставаться во дворе после помилования Друстана, пить вино — на этот раз обычное красное — и вести непринужденные разговоры, словно не стояли по колено в озере крови. Когда наконец удалось ускользнуть, солнце уже клонилось к закату, а подол моего белого платья был пропитан багрянцем.

Лара сразу отправилась домой, но меня разрывали беспокойство и гнев — слишком сильные, чтобы просто уйти. Я металась по коридорам в застывшем от крови платье, сжимая кулаки так крепко, что начинали болеть кости.

Наверное, я надеялась, что Друстан сам меня найдет.

На пятый раз, проходя мимо рампы, ведущей к Дому Огня, я увидела его. Он стоял, привалившись к стене, все еще в одежде, в которой встречал солнцестояние. Его рыжие волосы резко выделялись на фоне светлой ткани. Он протянул мне руку, и, несмотря на обиду и злость, я вложила в нее свою ладонь.

В защищенной чарами комнате мы разошлись: он направился к столу, а я опустилась на диван.

— Жаль, что тебе пришлось это видеть, — сказал он.

Он достал из ящика графин, налил в два бокала вино. Я молча взяла свой.

— Ты должна понять…

— Что? — Вино согревало горло. Было так заманчиво осушить бокал и попросить еще, но нет. Заглушить этот момент — значит сбежать от него. А я уже слишком много выпила сегодня.

— Я готовил это восстание десятилетиями, — сказал Друстан. В его пальцах вспыхнул огонь. — Десятилетия союзов, исследований, планов, и вдруг все это могло рухнуть за несколько недель до конца из-за одного из моих людей… — Он покачал головой, и пламя исчезло. — Я должен был сказать все, что могло заставить их поверить мне.

— Я понимаю, — тихо сказала я, перебирая складки платья. Подол, затвердевший от крови, неприятно скребся о мои босоножки. — Но Эдлин… Ты унизил ее. Назвал ревнивой, чересчур эмоциональной.

Как и меня.

Друстан, похоже, не уловил этой параллели. Он лишь пожал плечами:

— Так и было. Мы спали вместе, это правда. Она не ценила моего безразличия.

Я прикусила губу.

— То, что ты сказал о ней, было жестоко.

Я до сих пор слышала ее плач. И тот последний, ужасный крик.

— То, что сделала она, было хуже. — Он опустился передо мной на колени, его голос стал напряженным, взгляд пылал убежденностью. — Кенна, в этом восстании — надежды тысяч людей. Она могла разрушить все, лишь бы спасти свою жизнь. Она обрекла бы нас всех на смерть.

Он убрал прядь волос с моего лица.

— Я не боюсь умереть за это. Никто из тех, кто рядом со мной, не боится. Но я не позволю себе умереть, пока у меня есть шанс что-то изменить.

Я кивнула, чувствуя, как глаза наполняются слезами.

Он мягко поцеловал меня.

— Ты куда храбрее, чем Эдлин, — пробормотал он у моих губ.

Я нахмурилась.

— Это не…

Но он уже жадно целовал меня, и я снова уступила, как всегда. Схватилась за его плечи, притянула ближе, обвила его бедрами, словно так могла сделать его частью себя, защитить одним лишь своим телом.

Позже, когда он двигался во мне, когда я царапала его спину и стонала от удовольствия, я позволила себе представить.

Только он и я.

Живые, целые, гордо шагающие по миру, в котором больше не правит король Осрик.

Это стоило любых жертв.

Глава 33

Накануне испытания Крови король устроил бал.

Этот бальный зал был высечен из обсидиана и усыпан драгоценными камнями. Я никогда прежде не видела столько самоцветов в одном месте — они ловили свет факелов, сплетаясь в живую радугу, отражавшуюся в вихре танцующих внизу пар.

Я наблюдала за этим зрелищем с балкона вместе с несколькими другими слугами. Этот бал был более камерным, и прислуге не позволялось выходить на танцпол. Многие фейри-прислужники воспользовались возможностью отдохнуть, но Эйден и я предпочли остаться и посмотреть на происходящее.

Он опёрся на перила, угрюмо наблюдая за Эдриком, который с лёгкостью кружил в танце с партнёрами — как мужчинами, так и женщинами.

— Он великолепен, правда? — хмуро спросил Эйден.

— Да, — согласилась я.

Эдрик был облачён в золотой камзол, а его короткий плащ был выполнен из переплетённых металлических звеньев, искусно имитирующих языки пламени.

— И на солнцестоянии он проявил немалую отвагу.

Я рассмеялась, хотя воспоминание о той ночи до сих пор причиняло боль.

— Почему ты так печален, говоря о том, какой он красивый и храбрый?

Эйден провёл пепельно-серым кончиком пальца по перилам.

— Потому что трудно день за днём смотреть на то, чего хочешь, и знать, что оно никогда не будет твоим.

Мой смех затих. Осуждать его я не могла.

Не в силах сдержаться, я вновь взглянула на Друстана. Он тоже выглядел потрясающе в медных тонах, подчёркивающих оттенок его волос. Факелы отбрасывали мерцающие отблески на его фигуру, пока он с лёгкостью вёл одну даму за другой в плавном, отточенном танце.

— Твой принц тоже красив, — заметил Эйден.

Я сжала пальцы на перилах.

— Я знаю.

После той ночи, на солнцестояние, мы не были вместе. Прошла уже неделя с лишним. Он не искал меня. Но и я не искала его.

— Он упоминал тебя.

— Что?

— В ту ночь. По крайней мере, я думаю, что речь шла о тебе.

— Ах… — Чёртово замечание. — Возможно.

Но была ли я в этом уверена? Как я могла ожидать верности от принца, который проводил со мной время лишь за закрытыми дверями? Который никогда не смог бы открыто любить меня?

Который, возможно, вообще не мог любить меня?

— И что ты почувствовала? — Эйден старался казаться равнодушным, но в его взгляде читалась забота, за которую я была ему благодарна.

Я сжала его руку.

— Скажем так, сегодня я прекрасно понимаю твоё настроение.

Мы молча наблюдали за балом ещё несколько часов, пока Эдрик не поцеловал прекрасную фейри. После этого Эйден тут же ушёл.

Когда часы пробили полночь, я осталась единственной служанкой, наблюдавшей за танцами. Я не хотела возвращаться в Дом Земли и лежать без сна, терзаясь мыслями о том, что ждёт меня завтра. Лучше было стоять здесь и с гордостью смотреть, как Лара принимает одно приглашение за другим. Она показала себя на испытаниях, и Благородные Фейри наконец начали её замечать. Я была счастлива за неё. Хотя было больно осознавать, что никто никогда не узнает, что я сделала, что принесла в жертву, кого убила ради её победы.

Позади меня раздались шаги.

Я ожидала увидеть кого-то из фейри-прислужников, но, повернувшись, застыла в изумлении.

Передо мной стоял Каллен.

На нём был тёмный, словно полночь, шёлк, усыпанный алмазными искрами. Тонкий серебряный обруч охватывал его голову, резко контрастируя с чёрными волосами.

— Привет, — сказал он.

Я моргнула, пока он неспешно приблизился, опёрся на перила рядом со мной, гораздо более непринуждённый, чем я когда-либо его видела.

— Привет, — осторожно ответила я. — Ты здесь за информацией? У меня её нет.

Он покачал головой.

— Не сегодня.

— Тогда зачем ты здесь?

Он должен был быть внизу, среди танцующих, как и прежде. Он двигался, словно жидкое серебро, лёгкий и грациозный.

— Балы мне кажутся скучными.

— Это не причина проводить время со служанкой. Тем более с человеком.

Он издал задумчивый, чуть насмешливый звук.

— «Тем более» — не то слово для тебя, Кенна.

Что это означало? Обычная фейрийская бессмыслица, но моя кожа вспыхнула жаром по причинам, которые я не хотела разбирать.

— Разве тебя не хватятся? Что, если кто-то посмотрит наверх и увидит тебя? — Общение с прислугой было не самой популярной забавой среди Благородных Фейри, за исключением, конечно, Друстана, который всегда делал то, что хотел.

Только в пустых коридорах и защищённых чарами комнатах, — напомнил мне внутренний голос. Сегодня он ни разу не взглянул наверх.

Мой взгляд снова упал на Друстана — он держал смущённую леди из Дома Земли слишком близко и что-то шептал ей на ухо. Жгучая, колючая ревность вспыхнула у меня в груди.

— Меня никто не хватится, — тихо сказал Каллен.

Я вздрогнула от его слов и с усилием отвела взгляд от Друстана, сосредоточившись на тёмном фейри рядом со мной.

— Это не может быть правдой.

Наверняка хотя бы члены его дома заботились о нём?

— Почему же нет? — Он пожал плечами — едва заметное, но полное смирения движение. — Никто не хочет смотреть на меня слишком пристально, боясь, что я либо убью их, либо предам королю. Половина двора убеждена, что я слышу их шёпот в ночи.

Я прикусила губу, вспоминая, как он исчезал в тенях.

— А ты… можешь?

Его губы дрогнули в намёке на улыбку.

— Только если этот шёпот доносится до ушей одного из моих источников.

Источников вроде меня. Я постаралась не возненавидеть себя слишком сильно за это.

— Ну а я смотрю на тебя, — тихо сказала я, позволяя своему взгляду задержаться на его лице, а затем — на широких плечах, скрытых под чёрным шёлком. Опасный фейри. И прекрасный, как и все они.

— Да, у тебя явно проблемы с инстинктом самосохранения.

— Но я ведь всё ещё жива, не так ли?

— Жива, — признал он. — Каким-то образом.

— Постараюсь не обидеться на это «каким-то образом».

Он всё ещё смотрел вниз, на танцующих, опираясь локтями о перила, но его лицо чуть повернулось ко мне. Прядь чёрных волос скользнула вперёд, и в голове промелькнула совершенно нелепая мысль — а мягкие ли у него волосы? Его губы приоткрылись, но он ничего не сказал. Я вдруг задумалась, не раздражает ли его моя дерзость, мой тон, с которым я говорила с ним как с равным.

— Это… интересно, — наконец произнёс он.

— То, что я жива? — Вдруг стало трудно подбирать слова. Его взгляд… Я не знала, что именно в нём было, но слишком остро чувствовала его на себе.

— То, что ты смотришь. То, что я… — Он прикусил язык, не договорив, затем покачал головой. — Опасность смотреть на неправильных людей, Кенна, в том, что иногда они хотят посмотреть в ответ.

По моей коже пробежал озноб. Я слишком остро ощущала его — его рост, натянутую под одеждой силу, бездонную и непостижимую глубину его глаз. Его неподвижность, угрозу, кровь его прошлого и будущего.

И странную… печаль?

— В этой ситуации неправильный человек — я или ты? — выдавила я, чувствуя, как сердце затрепетало, словно загнанный в угол зверёк.

Он выглядел удивлённым.

— Ты… — Он осёкся, затем издал едва слышный звук, смысл которого я не смогла уловить. — Какая же ты странная.

Слова были настолько нелепыми, что разорвали нарастающее напряжение. Из всех в Мистей я, пожалуй, была самой обыкновенной.

— Какой комплимент, — сухо отозвалась я, сместив вес с ноги на ногу, пытаясь стряхнуть с себя остатки странного ощущения. Я по-прежнему не понимала, зачем он вообще заговорил со мной, и это раздражало. — Так почему же ты выбрал такую странную женщину для беседы? Почему не продолжаешь плести свою сеть внизу, собирая новых источников?

Он оглядел танцующих, и на его лбу пролегла едва заметная морщинка.

— Я же сказал. Балы — это скучно.

— Но ты хорошо танцуешь.

Он танцевал не просто хорошо — он двигался с удивительной грацией. Я не раз замечала это, следя за ним взглядом.

Его глаза снова встретились с моими, и теперь в них читалась усталость.

— Уметь танцевать не значит получать от этого удовольствие.

— Может, тебе просто нужны другие партнёры, — заметила я, кивнув в сторону фейри внизу. — Они слишком сдержанны. В мире людей… — Я замолчала, прикусив губу.

— В мире людей что? — Его взгляд был твёрдым, ожидающим.

— Танцы там… живые. К концу вечера все вспотевшие, смеются, усталые, но счастливые. А здесь никто даже не хочет вспотеть.

— Ты весьма точно уловила разницу между фейри и людьми.

Я внимательно посмотрела на него. Я считала, что заключила с ним ужасную сделку, но он оказался не таким жестоким, как я ожидала. Он не давил на меня так сильно, как мог бы.

Сегодня он уже был со мной честен — насколько вообще способны на честность фейри со своими намёками и полуправдой, — так что я решила рискнуть и задать ещё один вопрос.

— Почему ты не был со мной… жестче? — тихо спросила я.

Он вздрогнул, и это едва заметное движение удивило меня настолько, что я машинально положила ладонь на его рукав.

— Я не это имела в виду, — поспешно добавила я. — Просто… Ты — Месть Короля. Ты можешь делать всё, что угодно, чтобы добиться своего. Ты мог бы пытать меня, угрожать мне, избивать меня, и король бы одобрил это. Почему ты этого не делаешь?

Он посмотрел на мою руку, затем снова встретился со мной взглядом.

— Ты видела наказания в ночь солнцестояния.

— Видела.

— Каждое солнцестояние мне напоминают одну простую истину: если долго ведёшь себя как враг, однажды им становишься.

— Я не понимаю. Какой враг?

Он покачал головой, и его тёмные волосы скользнули по плечам.

— Это неважно.

— Нет, я думаю, это важно.

Его рука под моей ладонью была теплой, это живое, естественное тепло пробиралось сквозь тонкий шелк рубашки, разительно отличаясь от магического жара Друстана.

Каллен долго молчал, изучающе глядя на меня, словно взвешивал на невидимых весах вопросы и возможности. Наконец, он произнес:

— Роланд убежден, что любые его поступки оправданы. Впрочем, как и все фейри. Как и я сам — большую часть времени. Но не все можно оправдать.

Меня удивила его откровенность. Я чуть крепче сжала его руку, и, к моему изумлению, он накрыл мою ладонь своей. Его пальцы были теплыми, чуть шероховатыми от мозолей.

— Ты не хочешь причинять боль людям, — выдохнула я, не в силах скрыть удивление.

— Не стоит говорить об этом так, будто это откровение.

— Я не удивлена, просто… — я запнулась, а затем честно признала: — Ладно, удивлена.

Он коротко, почти грубовато рассмеялся:

— Ценю твою прямоту.

— Я удивлена не конкретно тобой, — поспешила я добавить, но его приподнятые брови сказали, что он мне не верит. — Ладно, возможно, и тобой тоже. Но в Мистей я видела слишком мало сострадания. По всем слухам, ты хладнокровный шпион и убийца, способный на любое преступление ради короля.