Слой Ноль

Глава 15

– Где я?..

– Так, ну жить-то теперь он будет, – сказал душевный лысенький мужичок в клетчатой рубашке и полосатом галстуке. Обращался он, вроде, к Виктору, но в то же время и не к нему. – Состояние стабильное, но я его, конечно, забираю.

– Конечно же, нет, – произнес Немаляев.

Виктор повернул голову и увидел в дальнем углу Костю, Сан Саныча и Сапера. Людмилы не было.

– Кома – не триппер, уколом не обойдешься, – деловито заметил клетчато-полосатый. – Я вызову машину.

Молодой человек у него за спиной укладывал в пузатые алюминиевые кейсы какой-то электрический скарб.

– Сам поправится, – беспечно ответил Константин. – Он у нас крепенький. Правда, Витя?

– Угу…

Мухин почесал левую грудь и относительно легко встал. Стены в комнате почему-то поменяли цвет с кремового на приятно голубоватый и ощутимо раздвинулись. И еще… напротив кровати появилось окно – огромный стеклопакет с видом на темные ели и уходящую в даль ЛЭП. Потолок поднялся и выгнулся стеклянным конусом. Через него было видно звезды.

– Как ты, Витя? – осведомился Немаляев.

– Прилично.

Он снова потрогал грудь и, нащупав маленький квадратик пластыря, машинально его оторвал. Продолжая почесываться, Мухин обнаружил, что испачкал пальцы в крови. Под пластырем у него в теле оказалась маленькая дырочка.

– Чего это ты в меня втыкал? – недовольно спросил он.

– Адреналин втыкал… – медленно выговорил врач. – Колол, в смысле… В сердце.

Его помощник, вероятно – брат милосердия, также замер и уставился на Мухина.

– Я должен его забрать, – сказал доктор. – То, что он ходит… это еще ни о чем…

– Ты нам ничего не должен, – отрезал Константин. – Мы-то тебе сколько?..

– Я зарплату получаю, – нервно ответил он.

– Ну да, и звездочки… Тогда все, спасибо за внимание. Начальству – привет, и передай, что мы благодарны. Этому, духу твоему… – Костя кивнул на санитара. – Пусть и ему тоже… Пусть хоть премию, что ли, отпишут. Чемоданы твои тащил.

– Спасибо, мы сами разберемся.

– Мы тоже.

Халатов на медиках Виктор так и не увидел, и сделал вывод, что это были медики особые. Не формалисты. И еще он понял, что за время транса переместился из подвала в элитную многоэтажку на границе города.

Костя проводил доктора и, через минуту вернувшись, встал напротив Мухина.

– Гнида ты…

Он сказал это абсолютно спокойно, и Виктор очень удивился, когда Сапер, прыгнув к Константину, начал выкручивать ему руки. Даже Сан Саныч, несмотря на возраст, сделал какое-то порывистое движение, словно тоже собирался куда-то броситься.

– Вы чего?..

– «Чего»! – зло передразнил Немаляев. – У него нож всегда с собой!

– Ну так… – растерялся Мухин. – Я-то при чем?

– Ты-то?.. – Сапер придавил Косте шею и встал коленом ему на запястье. В разжавшихся пальцах показалась деревянная ручка – нож Константин держал по-филиппински, лезвием вниз. – Ты-то?.. – хрипло повторил Сапер, но опять ничего к этому не добавил.

– Костя, уймись! – воскликнул Немаляев.

– Правда, Костя, – сказал Мухин. – Сколько можно меня убивать? Значит, ты меня ножичком, да?..

– По всякому.

– По обстоятельствам… – печально усмехнулся Виктор. – Ты меня везде можешь зарезать, только не здесь. Здесь у меня порт приписки, если я правильно выражаюсь. Помру – ищи меня снова по всем слоям.

– Ты нам условия ставить собрался? – прокряхтел из-под Сапера Константин. – Да слезь ты с меня! Сан Саныч, вы поняли? Эта вошь возомнила, что держит нас на крючке!

– Сапер, оставь его! Костя, спрячь перо и веди себя прилично! Витя, не борзей! – распорядился Немаляев и, присев на кровать, чутко, как дрессировщик, оглядел всех троих. – По углам, сказал, разбежались! – рявкнул он. – Действительно думаешь, что мы от тебя зависим? – иронически спросил он у Мухина. – Что ж… Верно, зависим. А ты – от нас. Дело у нас общее, сорвется – пострадаем все.

– А ты, Витя, – особенно, – мечтательно закатив глаза, проговорил Константин. – Давай, змей мутный. Очухался? Покойничек… Давай, поведай нам.

– Что я тебе поведаю?.. Это вы мне объясните, с какого перепугу мы из бункера вылезли.

– Сан Саныч, смотрите на него! Он не в курсе!

– Витя, дурака из себя не корчь, – строго сказал Немаляев. – Я, например, пока еще не уверен…

– О чем речь-то?! – не выдержал Мухин.

– …но если будешь так выделываться, я тебя защищать не стану, – закончил он.

– Сапер… – сказал Виктор. – Хоть ты мне…

– Я б тебе сам шею свернул. Если б можно было. Но я на тот слой слишком много сил потратил, мне эта каторга уже во где, – он звонко шлепнул себя по горлу. – А другой подготовить уже не успеем…

– Когда ты с Петром встречался? – спросил Константин. – Когда ты ему базу сдал? Сейчас, или еще раньше?

– Спятил?..

– Тебе, Витя, три капсулы жрать рановато, – наставительно произнес Сапер. – Я к этой дозе долго привыкал, а ты сразу решил, на второй день. Хочешь оболочку угробить?

– Я одну принял, – возразил Мухин.

– И с одной улетел на девять часов, – мрачно отозвался Немаляев. – Да так, что пульс пропал.

– Я… вы бы их пересчитали, таблетки свои! – Виктор перевел взгляд на Сапера, потом на Костю. Они ему не верили – настолько, что любая попытка объясниться только усилила бы их сомнения. Его снова подозревали в дружбе с Петром, но если Шибанов колол его терпеливо и почти ненавязчиво, то эти трое просто взяли и «пришили» ему измену, а отмыться от таких обвинений гораздо труднее, чем их доказать.

Наверное, так им было легче. Найти простое решение – самое простое из всех возможных. Выбрать того, кто поближе, и назначить виноватым. Знать бы хоть, в чем…

– Я никого не предавал, – сказал Мухин. – Никогда! Вы поняли, нет? Кроме группового секса мне ничего не предъявишь, а это не карается. Ну, снежок понюхивал, было… Что вам еще о себе рассказать? Трусы снимать не надо?! – крикнул он, заводясь. – Характеристику из школы?! Справки о прививках?.. Не нравлюсь вам, да? А кто меня сюда затащил, в эту порнуху?! В этот вонючий слой! Кем еще здесь быть, как не порнографом?.. Я фиксировал реальность, ничего более. Но я никого не предавал. Хотя вообще-то… Знаете, что?.. Пошли вы все в жопу, – тихо закончил Виктор и направился через комнату.

Ему позволили дойти до двери, но едва он взялся за ручку, как с обеих сторон возникли Костя с Сапером.

– Разговор наш, Витя, еще не окончен, – раздался за спиной голос Немаляева. Прыткий старик Сан Саныч тоже его догнал и не схватил за шкирку единственно потому, что в этом не было нужды.

Мухин, упрямо мотнув головой, рванулся вперед и за порогом наскочил на Председателя. Он, как ребенок, уперся Шибанову в грудь и поднял глаза вверх, на большой округлый подбородок с пробившимися точками щетины. Виктор зачем-то провел пальцами по своим щекам – сам он не держал в руках бритвы еще с четверга. За двое с половиной суток на лице выросло не много, но обаяние оно уже потеряло.

– Что вы тут?.. – озабоченно спросил Шибанов. – Драться не надо, а то у меня пистолет.

Мухин сообразил, что это не угроза, а искрометный гэбэшный юмор. Деваться было некуда – все четверо образовали непроходимую «коробочку», да и за пределами комнаты наверняка кто-нибудь подстраховывал.

Виктор вернулся обратно. Стульев не наблюдалось, и он приткнулся к низкому, чрезвычайно узкому подоконнику. Сидеть на нем было неудобно, но стоять Мухин принципиально не хотел – так он выглядел бы подсудимым на оглашении приговора. На подоконнике же как будто не выглядел… Во всяком случае, вердикт еще не оглашали.

– Пока ты, Витя, шлялся, у меня семь человек убили, – печально, но неожиданно миролюбиво сказал Шибанов. – Они вас там охраняли, в бункере. Ваш покой и сон, ваше мирное бздение под одеялом… Семеро, Витя, вот так. Это не просто ЧП, это катастрофа. У нас тут хоть и порнуха… – Он сделал небольшую паузу, позволяя Мухину врубиться. Мухин врубился: комнату прослушивали. – Хоть и порнуха, – повторил Шибанов с укором, – а все ж не тридцать седьмой год. Если в Конторе образуется пять трупов, президент требует доклад и все материалы. А у нас нынче не пять. Семь. Молодые ребята, недавно из училища. Стрелять уже умели, беречься – нет еще…

– Мне жаль, – разлепив склеившиеся губы, ответил Мухин. – Но я к этому отношения не имею.

– Ты в коме валялся… А если б и не валялся – куда тебе до моих ребят! А отношение к этому имеет Петр. Петенька Еремин, анархист хренов. Самое непосредственное отношение… А ты – к нему. Имеешь.

– Он-то как мог? Его же в этом слое нет.

– Откуда ты знаешь? Он сам тебе сказал?

– Не он, а… неважно.

– Людмила сказала, – догадался Шибанов. – Ох, уж эта Людмила!.. Ох, Люська…

– А что с ней? – спросил Виктор.

– Ну вот!! – взорвался Костя. – Все он знает, видите?! Да он в курсе! Тормоза разыгрывает!

– Нет, – сказал Шибанов. – Знал бы про Людмилу – молчал бы. Зачем ему свою осведомленность показывать?

– Во! Гэбэ не купишь! – поддержал Мухин. – Правильно, зачем мне трепаться, когда я… А что с Людмилой-то?!

– Я думаю, Петр его особо не посвящал, – высказался Председатель. – Использовал как «дятла».

– Как дятла – это как?

– «Дятел» – агент, передающий мелкие, разрозненные сведения. Сам он обычно даже не подозревает, что за картина из них складывается.

– Тьфу, ты!.. – Виктор стукнулся о стекло затылком и раздраженно посмотрел на черный лес возле дома. Его могли бы убить прямо здесь, в комнате, а потом выбросить в окно… – Я ничего не передавал.

– Про Людмилу… – напомнил Константин. – Откуда?

– Мне Борис сказал. Не конкретно, а так: мол, что-то с ней стряслось. Вот и все! Я в трансе долго проторчал, потому что Борису было надо. Он со мной встретиться хотел. И все!

– Встретились? – поинтересовался Шибанов.

– Да. В конце. Я уже решил, что навсегда там останусь. А то, что у вас тут неприятности какие-то… Мне ж оттуда не видно!

– У нас неприятности! – с пафосом произнес Константин. – Сан Саныч?.. Неприятности у нас!..

– Не мешай, – одернул его Шибанов. – Итак, Борис… О чем говорили?

– Он мне глаза открыл. Вернее, ничего нового я от него не узнал, просто сам я раньше это не складывал… ну, в общую картину. Слои, оболочки, то да се… Сплошная веселуха. А веселухи-то и нет! Горит наш мир синим пламенем, а мы себе вариантики запасные ищем, норки копаем… Нет, я не против президентства, тем более – в Америке, не в Гондурасе каком-нибудь. Только ведь не доживем!

– Я пойду, не буду эту ахинею слушать, – заявил Сапер.

– Идите, идите, – сказал Шибанов, глянув заодно и на Костю с Немаляевым.

Сан Саныч без возражений удалился, Константин все же остался в комнате.

– Ну-ну, – молвил Шибанов, присаживаясь на угол кровати. – Не доживем, значит…

– Здесь-то мы точно не доживем, – сказал Костя. – Волна идет приличная… И если б еще перекидывало всех сразу – из одного места в другое… тогда бы хоть связи старые оставались. А то все перемешивается, перепутывается… Эвакуироваться раньше будем, иначе не успеем. Там, на месте придется доделывать. Слышь, Анкл Сэм гребаный? Это и тебя касается.

– Анкл Шуст, – поправил его Виктор. – Так они меня зовут. А про эвакуацию ты специально выболтал, чтоб я опять Петру передал?

Константин раздосадованно посмотрел на Шибанова.

– Костя, правда, кончай свои провокации, – сказал тот. – Точной даты пока нет. Так и сообщи.

Мухин не сразу понял, что это относится уже к нему.

– Вы серьезно?.. С чего вы взяли?! Вы же с ним не враги. Мирить я вас не собираюсь, мне ваши прошлые заморочки вообще до фени… Но не враги же! Мы друг другу не мешаем – иногда на нейтральной территории сталкиваемся, это да, но у нас же и договоренность есть! Убивать не больно, культурно. Так ведь? А главное – мотив. Зачем Петру наша смерть? Уж ему-то известно, что никого из нас убить нельзя.

– Зато можно раскидать по разным слоям. Мы два года в команду собирались…

– Это я уже сто раз слышал, – прервал Костю Мухин. – Все равно. Какой ему прок от того, чтоб вам нагадить? Просто из вредности? Потому что он сволочь?

– Потому, что больше некому, – ответил Шибанов. – Ты, надеюсь, не станешь спорить, что я человек достаточно осведомленный?

Виктор пошевелил бровями и издал какой-то неопределенно-почтительный звук. Конечно, с этим спорить было глупо.

– Так вот… То, что они сотворили с нашим бункером, похоже на разборку ведущих группировок. Ты, к примеру, догадываешься, что начнется в городе, если какие-нибудь кавказцы объявят войну вьетнамцам? Или если все славяне объединятся против всех африканских наркодилеров?

– Что будет… – пробормотал Мухин. – Я не Министр Внутренних Дел… Ну, машины взрываться будут. Много машин, наверно…

– Дома, Витя.

– Дома?.. – переспросил он. – И наш бункер?..

– Да. Моих парней до сих пор откапывают, но спасатели сказали определенно: шансов никаких. Вы были в подвале, он почти не пострадал.

– Когда это случилось?

– Ровно в час, как только ты уснул. Из двенадцати охранников в живых остались пятеро. Один за обедами поехал, хотя это запрещено… ладно уж, чего там… Еще четверо были внизу. Теперь вообрази, Витя, кто рискнул бы насмерть поссориться с Госбезом? Кто попрет на Контору? Нет таких людей, и группировок таких нет. Здесь нет, – уточнил Шибанов. – И смысла тоже нет никакого. Убить лично меня – еще куда ни шло, а дом-то зачем рвать? Это же не рассчетно-кассовый центр с тонной денег… Это, Витя, тонны битого кирпича и семь трупов. Поэтому основная версия – все же Петр. Не сам, в этом слое его давно убрали. Но люди-то его здесь есть. Ренат, например…

– Почему же вы его сразу не ликвидировали, как Петра?

– Искали долго.

– Нашли?

– Нашли, нашли… – Шибанов, будто о чем-то вспомнив, достал телефон и нажал всего две кнопки. Молча выслушав, загадочно посмотрел на Константина и убрал трубку.

– Меня-то как оттуда вывезли, из подвала? Типа, подземный ход?

– Подземный, – подтвердил Костя.

– А Люда?

– Что Люда?..

– Она в порядке? – спросил Мухин, но не у Константина, а у Шибанова.

Председатель заморгал и потрогал пальцем веко.

– В порядке, – сказал Костя. – Мы ее спрятали. Хорошо спрятали, надежно, ни один гад не достанет. Как там у нас?..

– Закончили допрос, – ответил Шибанов.

Виктор вздрогнул и прижался спиной к стеклу. Опасения насчет пули и полета из окна вдруг показались ему вовсе не беспочвенными. Тем не менее, он заставил себя улыбнуться и сказать:

– Не знаю, что вы сумели выяснить, по-моему, мы только запутались, но раз уж допрос окончен, могу я хотя бы…

– Допрашивали не тебя, – возразил Шибанов. – Рената вашего… то есть, пардон, ихнего. Теперь это ясно.

– Вы уверены? – спросил Константин.

– Проверяли, это именно он. Болевой порог у него был сдвинут, и, говорят, сильно.

– В смысле?.. – не понял Мухин.

– В том смысле, Витя, что Ренату пришлось испытать такую боль, какая тебе и не снилась.

– Вы… вы что, пытали его?!

– Мы спешили. Он в любой момент мог отсюда перекинуться.

– Но… Как же это?.. А ваше джентльменское соглашение?

– Тебе бы от счастья «цыганочку» исполнять, а ты недоволен чем-то… Что, Витя, мораль припекает? Или нравственность? Какая из этих блядей в тебе проснулась? Не вовремя, Витя. Ты им скажи – пусть дальше спят, не до них нам сейчас. А про тебя мы узнали массу любопытных вещей… Ты, оказывается, Петру очень нужен. Зачем – этого Ренат не прояснил. Причина одна: он не знает. Если б знал – прояснил бы всенепременнейше… Тебя Ренат видел только один раз, ничего хорошего о тебе сказать не может. Ты не в их команде, а в нашей. Прими мои искренние сожаления, и прочее… Кстати, и бункер они не взрывали. Ренат здесь оказался совершенно случайно. Не повезло, значит…

– Вы все боялись, что я им этот слой покажу, – озлобленно произнес Мухин. – Вы же сами его и показали! Они сюда вернутся.

– Сомнительно. Тела у Рената Зайнуллина здесь больше нет. Люди, которых он назвал, тоже вскорости без оболочек останутся. Думаю, до эвакуации мы себя обезопасили.

– А бомбу тогда кто подкладывал? – спросил Константин. У него на лице было нарисовано явное облегчение – такое, наверное, должен был испытывать Мухин. Но почему-то не испытывал.

– Не хотел беспокоить… – Шибанов задумался. – У нас ведь кроме бункера еще кое-что стряслось. На Макарова покушение было.

– Это старая новость.

– Да нет, Костя, новая, к сожалению. Сегодня после обеда в него опять стреляли – уже не из гранатометов, из винтовки, но от нее ведь тоже радости мало.

– Макаров живой?

– Живо-ой… Промазал снайпер. Воротник ему на рубашке порвал, а шею не задел. – Председатель поднялся и сунул руки в карманы. – Макарова я с вами поселю, так надежней будет. А то что-то зачастили по нему пулять. Может, и взрыв с ним как-то связан… Н-нет, едва ли… Ну, это дело служебное, разберемся. А вы своими делами занимайтесь, у вас их не меньше… Костя! Мне бы теперь Виктора на пару слов… Что ты так смотришь? Перевести на русский?

Константин цыкнул зубом и вышел – медленно, с подчеркнутым достоинством.

Мухин покинул свою комнату тридцатью минутами позже. Свою – потому что с этого дня ему предстояло жить здесь, в хоромах со стеклянным потолком, стеклянной стеной и квадратной трехметровой кроватью. Мебель, аппаратуру и все остальное, вплоть до зубной щетки, ему обещали доставить завтра. Ванная у Виктора теперь была собственная, отдельная. От персонального холодильника он отказался – ему очень нравились эти пустые апартаменты с видом на неухоженный лес.

Осмотревшись в коридоре, он сразу понял, что команда заняла, как минимум, весь этаж. Планировка была необычной: помещения, против традиции, не образовывали квартир, а соединялись длинным изломанным проходом, который тут и там выныривал в какой-нибудь холл с неизменной комнатой охраны. Вероятно, Шибанов готовил этот лабиринт как резервную базу. Вместо двенадцати бойцов на этаже дежурило, по первому ощущению, человек пятьдесят.

Никто ни о чем не спрашивал – даже когда Виктор недвусмысленно остановился перед тамбуром. Охранники, похожие на лощеных портье, посмотрели на него, как на пустой чемодан, и молча выпустили. Лишь один – тот, что встречал Мухина на улице Возрождения, позволил себе легкий отстраненный кивок.

«Крану повезло, – заметил Виктор не без удовольствия. – Это он, что ли, за обедом отлучался? Или не в его смену рвануло?..»

Бронированная створка, щелкнув замком, открылась, и Мухин очутился на обыкновенной площадке перед лифтом. Здесь было еще пять дверей – самых заурядных, обитых черным и коричневым дерматином. Под ним, Виктор не сомневался, находилась добротная кирпичная кладка, а то и стальные листы. Дверь, через которую он вышел, отличалась, но не существенно: на ней не было таблички.

Спустившись вниз, Мухин отыскал на стоянке свою новую машину – серенькую «Ауди», приличную, но неприметную.

«Благосостояние растет не по дням, а по часам, – подумал он. – Видела бы мама… Живу на шикарной гэбэшной явке, катаюсь на тачке с гэбэшными номерами и… уже имею порученьице от того же гэбэ».

Первое задание ему дал, как ни странно, Шибанов. Не Сан Саныч и даже не Константин, а Председатель Госбеза. Виктор предполагал, что поработать придется и на этом фронте тоже, но на такой скорый оборот не рассчитывал. Люда говорила, что Шибанов активно участвует в проекте, но и о службе не забывает. По словам самого Шибанова, дело было плевое, с ним мог справиться любой. Мухин же усматривал в этом не случайный выбор, а высокий гэбэшный кураж: не каждый Председатель похвастается тем, что сумел прикрутить к агентурной работе самого Президента США.

Но это, конечно, не здесь. Помочь контрразведке Виктора просили в другом слое – в любом другом, только не в этом: тут хватало помощников и без него, да и тело его стоило тут слишком дорого.

Вырулив из двора, Мухин покосился в зеркало, но ничего подозрительного не нашел. Собственно, он не очень-то и не старался: если Шибанов все же послал за ним «хвост», то обнаружить его будет нелегко.

Невозможно, поправился Виктор. С его нулевым опытом в этих играх – просто невозможно. В противном случае он разочаруется во всех разведках мира, вместе взятых.

Над Москвой висела глубокая ночь, которую без натяжек можно было назвать и ранним утром. Мухин смотрел на многоэтажки в голубых и алых огнях и вдруг поймал себя на том, что пытается вспомнить этот город, восстановить его по каким-то фрагментам.

Да ведь ему это было не нужно… Он все прекрасно помнил, это же была родина основной оболочки. Нет, он почти забыл… За двое с половиной суток – смешал этот слой с другими, превратил для себя родину в мелкий, второстепенный мирок, завалил ее сверху свежими впечатлениями.

Затормозив у светофора, Виктор механически прочитал несколько фраз на плакатах.

Здесь ничего не изменилось. На проспекте генерала Власова продолжалась перестройка жилого дома под банк, студия «Дубль 69» по-прежнему снимала свои фильмы. Отсутствие одного из операторов вряд ли на что-то повлияло – с ним и раньше такое случалось. Неделю ему шеф простит, на восьмой день контракт будет разорван. Значит, еще есть время вернуться…

Увидев «зеленый», Мухин газанул и снова посмотрел в зеркало – сзади набирали скорость два «БМВ», кроме них на дороге никого не было.

Ближе к центру машин стало больше. В пределах Садового Кольца день не кончался, он лишь переходил из фазы темной, с неоновыми бликами, в светлую – со взглядозащитными очками. Оба «БМВ» куда-то пропали, потом один, вроде, снова появился – Виктор не особенно за этим следил. Ничего предосудительного он делать не собирался. После клинической смерти Немаляев велел ему взять тайм-аут и сообщил, что впредь будет выдавать капсулы лично. Мухин не возражал.

Попасть на улицу Возрождения ему не удалось – все подъезды к рухнувшему дому оказались закрыты. Попетляв по соседним переулкам, Виктор нашел точку, с которой было видно хоть что-то. «Что-то» – это часть пыльной каменной россыпи и здоровый кусок стены, каким-то чудом висевший на двух голых арматуринах.

В проеме между зданиями Мухин разглядел покатый бок белого микроавтобуса и целиком – непривычно желтый «Форд» с откровенной надписью «КГБ». Слева вверху периодически возникала стрела автокрана, но что и куда она переносила, было неясно. Виктор наблюдал за развалинами до тех пор, пока не кончилась сигарета. Больше здесь делать было нечего.

Параллельная улица вывела на знакомую площадь с массой светофоров и чудовищно запутанной схемой проезда. Мухин с щемящим чувством вспомнил, как он совсем недавно – всего лишь позавчера! – сидел в своем убитом «Мерседесе», размышляя, как жить дальше. Тогда выбор казался очевидным, сейчас – уже не настолько.

Притормозив около универсама, Виктор убедился, что магазин работает, и заглушил мотор.

Редкие покупатели терялись в огромном зале, словно аквариумные рыбки в бассейне, и Мухин надеялся, что будет так же незаметен. Дойдя до длинного прилавка с водкой и коньяком, он остановился и принялся изучать этикетки. Неподалеку топтался богемного вида педераст с шелковым галстуком и тележкой, наполненной экзотическими фруктами. Вряд ли это был предполагаемый «хвост», – люди Шибанова скорее всего ждали на улице, но в том, что к нему кого-то приклеили, Виктор не сомневался. Он прошел метров пять вдоль стеллажа – эстет пропал, зато с другой стороны возник бычара с барсеткой. Нет, не тот отдел…

Мухин отыскал вывеску со стилизованной консервной банкой и направился туда. На шпроты и тушенку ночью никого не пробивало, и отдел был пуст. Быстро оглядевшись, Виктор скинул пиджак и сунул его на полку, за красивые коробочки с норвежской селедкой. Затем посмотрел на свое отражение и, входя в образ, закатал на футболке рукава. Бриться он поленился, и это было хорошо: чисто выбритый грузчик слишком подозрителен.

Сориентировавшись, какое из подсобных помещений может привести к заднему двору, Виктор вынул из витрины мокрый поддон, ссутулился, напялил на лицо пустую ухмылку и толкнул дверь с трафаретной набивкой «служ.».

Он вернулся минут через двадцать. В торговом зале за это время ничего интересного не случилось – педик и бык, взяв бухло по вкусу, разъехались по домам, в магазин вошло еще пять или шесть покупателей, столько же примерно и вышло.

Виктор надел пиджак и бодро зашагал к кассам, но сообразил, что очереди там нет, и его отсутствие кое-кого могло смутить. Повернув, он приблизился к прилавку с крепкими напитками и взял бутылку водки. Затем передвинулся к коньякам и, полюбовавшись ассортиментом, поднял за горлышко пол-литровый «Бисквит Х.О.». Все, что круче, было благоразумно заперто в стеклянный шкаф с розовой подсветкой.

Мухин немного подумал и разжал пальцы. В пустом зале звон прозвучал как натуральный взрыв. На вылизанной плитке образовалась здоровенная лужа.

Виктор не успел и моргнуть, как за спиной нарисовались двое. В левое ухо дышала напористая девица-менеджер, мечтающая, судя по честным глазам, о большой карьере. Справа сопел немолодой усатый охранник с золотым мечом на шевроне, мечтающий лишь об одном: чтобы смена прошла без геморроев.

– Это вы разбили? – дежурно спросила девица.

– Я, – признался Мухин.

– Вам придется оплатить.

– Я из этой бутылки не пил. Клянусь!

– Но вы же разбили… – недоуменно сказала она. – Придется оплатить.

– А что еще тебе оплатить? Аборт, поездку на Сейшелы, бриллиантовое колье… Не хочешь?

Девушка молча покосилась на охранника. Тот не грубо, но твердо сцапал Виктора за локоть и куда-то потянул. Мухин размахнулся свободной рукой и метнул в окно пузырь «Столичной». Витрина даже не треснула, но грохота было предостаточно. Осколки долетели до кассирши и другого охранника; кассирша взвизгнула, охранник ругнулся, из боковой комнаты выбежали еще какие-то люди в форме и с дубинками – всего человек пять.

Виктор отрешенно наблюдал за сползающей по стеклу мокрой этикеткой. В метре от пола она остановилась, и через секунду в магазин ворвались трое в штатском.

– Комитет Госбезопасности! – объявил первый.

– Замри! Руки на виду! Стреляю сразу! – проорал второй.

– Ты! Отпусти его! Виктор, идите сюда. В чем дело? – спросил третий.

– Деньги с меня требуют, – ответил Мухин. – А я не согласен. Я его не пил, этот «Бисквит». Предпочитаю водку.

– Идите, вам покажут.

На улице Виктора встретил четвертый – такой же обаятельный, спортивный и простой.

– Садитесь к нам, вашу машину пригонят. – Он подвел Мухина к темной «восьмерке».

Виктор ожидал увидеть «БМВ», впрочем, «Жигули» его тоже устраивали.

– Долго вы там… – молвил простой.

– Да эти барбосы привязались, продавцы. Денег им не хватает…

– Хорошо, разберемся.

Ему распахнули дверцу, и Виктор, не забыв поблагодарить, забрался на заднее сидение. Вскоре возвратились трое из магазина. По озабоченным лицам Мухин понял: отмазка сработала. Очень уж ему не хотелось, чтоб господин Шибанов знал, куда и зачем он ходил.

Виктор достал сигарету и безучастно взглянул на угловую вывеску:

«TABULA – Твоя газета бесплатных объявлений. Пункт приема ЗДЕСЬ. Работаем ВСЕГДА».

Петра и многих его друзей в этом слое уже убили, но Мухин надеялся, что Шибанов ликвидировал не всех. Кто-нибудь наверняка остался – он прочтет и передаст. Неважно где – важно то, что Петр это получит. Он будет знать.

Спереди подрулил широкий «Лексус», сзади пристроились еще две каких-то машины и казенный «Ауди». «Восьмерка» плавно тронулась.

Виктор выпустил дым и обронил за окно скомканный листочек. Квитанция ему была ни к чему, а текст он помнил и так.

«Уникальный рецепт вишневого пирога»…

Подписи Мухин не ставил, адреса – тем более. Что у него теперь за адрес? «Москва, слой без номера, где-то во Вселенной…» Глупо и не оригинально. Девочка из газеты решила бы, что он пытается ей понравиться.

Виктор вздохнул и, бросив бычок, закрыл окно. Он и самому себе не нравился, какие уж там девочки…

Глава 16

Доев щи, он сложил посуду в раковину и долго чиркал отсыревшими спичками. Обломав штук десять, все-таки прикурил. Сплющенная «Прима» тянулась с трудом, дым из нее приходилось высасывать, как нектар из цветка.

Мухин оставил сигарету в пепельнице и перешел в комнату, к пишущей машинке. Черная «Москва» весом не меньше пуда занимала половину стола. На второй половине умещалось все остальное: пластмассовая карандашница, несколько пухлых папок – верхняя была открыта – и стопка чистой бумаги.

Заправив новый лист, Виктор сверился с оригиналом и отстучал номер страницы: «211».

«Чанг!.. чанг!.. чанг!..» – загрохотала машинка. Соседи за эти ежедневные «чанги» обещали пожаловаться участковому и, конечно, пожалуются. Страница «двести одиннадцать» – это только середина, и вообще, это его первый законченный роман. Мухин надеялся, что будет и второй, и третий, и так далее – вплоть до Беляевской премии и дачи в Абрамцеве.

Он закинул руки за голову и смачно хрустнул лопатками. Писать Виктору нравилось, а вот переписывать – не очень. Гораздо приятней было погрезить о японской машинке «Бразерс». На японской, пожалуй, и переписывать не в тягость… А еще он где-то читал… где же?.. а, в «Технике – молодежи»… Точно. В майской «Технике – молодежи», в колонке «На пороге открытия», была заметка о том, что английская фирма, кажется «Ксерокс», проводит опыты по светокопированию. Хорошо бы заиметь такой аппаратик, тогда и «Бразерс» будет не нужен…

О чем это он?.. Ах, ну да, он же фантаст. Тьфу, блин…

Поднявшись, Виктор взъерошил пачку отпечатанных страниц. Затем отправился обратно на кухню и, изведя еще пятнадцать спичек, прикурил погасшую «Приму». Тонкая бумага быстро размокла, и табак полез в рот. На четвертой затяжке в сигарете попалась веточка, и курить стало совсем тошно.

Однако лучше «Примы» была только «Астра». В этом слое. Поэтому «Астру» было не достать. Такой уж слой… Такая жизнь.

Видели и паршивей, холодно отметил Мухин.

Жизненный опыт писателя ему не был нужен и даром, хотя другой опыт, его собственный, подсказывал, что часть этой личности все равно в нем осядет, даже и против желания. Она уже вперлась к нему в память, забив голову, как это бывает вначале, ворохом пустых забот – тем, что составляло сущность здешней оболочки. Гребаного фантаста.

Заплатить за квартиру… Воду отключили, а собирались только в июле… Сосед-пропоица вчера занял десятку. Не надо было давать, теперь не дождешься…

Из новостей – ничего будоражащего, один голый позитив, сплошное «жизнеутверждалово». Это, кстати, его словечко, писательское. Вот уже и воспользовался. Проникает, зараза сочинитель…

Мухин припечатал ладонью стол: хватит! Если один час из каждых четырех тратить на рефлексию, перекидываться придется чаще.

На крючке в прихожей висела грубая болоньевая ветровка – ее он и напялил. На полу стояли грязные кеды. Виктор, матерясь, обулся. Это было лучше, чем шлепать в домашних тапочках, к тому же, здесь все так ходили – в синих ветровка и синих же кедах.

Нормальный зверинец.

Лифт не работал, и с четырнадцатого этажа Мухин спускался пешком. На улице он зачем-то постоял у пивного ларька, а через минуту, когда собрался уйти, выяснилось, что его уже включили в очередь. Рассеянно достав горсть мелочи, он взял «маленькую». Пиво было мерзким, но с плотной пеной – видимо, из-за стирального порошка. Виктор хотел было выплеснуть его на землю, но под рукой взмолился какой-то страждущий, и он не стал кощунствовать.

Если у них такое пиво, какая же у них водка, спросил Мухин сам у себя. И сам себе ответил: водка еще хуже, только не «у них», а «у нас». Он напомнил, снова – сам себе, день рождения, на котором побывал в прошлую субботу, и крупно, по-лошадиному, вздрогнул.

«Это не я пил, – подумал Виктор с облегчением. – Это фантаст пил. И блевал – тоже он, а меня здесь неделю назад не было. И через три часа уже не будет. И, надеюсь, никогда больше не будет».

Мухину вдруг захотелось убежать от всего этого безумия, убежать туда, где бы он не был ни писателем, ни оператором, ни ботаником, – ни кем вообще. Но вместо того, чтоб бежать, он остановил такси.

К нему подъехала салатная «Волга» с шашечками на дверях. Выхлопная труба тряслась и выстреливала клубы черного дыма – после бензинового кризиса девяносто восьмого большинство перешло на дизельное топливо.

– Скорее, – сказал таксист, тыкая большим пальцем назад. Выхлоп окутывал машину, проникая внутрь даже сквозь закрытые окна.

Автопрогулки фантасту были не по карману, о чем незамедлительно тренькнул тоскливый звоночек в мозгу.

– Один раз живем! – изрек водитель, профессионально угадав причину заминки.

Виктор улыбнулся и сел рядом. В кабине стоял крепкий запах соляры. Передняя панель, дверь, чехлы – все, за что бы он не взялся, было грязным и сальным на ощупь.

– Каждый день мою, – пожаловался таксист, заметив его недовольство. – Все равно, как в шахте. Курить бросил. Тут и без курева надышишься…

Мухин помял сигарету и сунул ее обратно в пачку.

– Ты не помнишь, на Киевском вокзале, вроде, будка стояла… – начал он. – Справочная. Там по имени и фамилии можно было адрес узнать.

– Чего ж это «не помню»? Прекрасно помню. Она и сейчас там стоит. А зачем тебе? – поинтересовался водитель, трогая рычаг.

– Белье в стирку сдать.

– А, я так и понял… – Он ни капли не обиделся. – Кого ищешь? Друга?

– Врага.

– Угум…

Таксист опять не обиделся, но, кажется, и не поверил, хотя на этот раз Виктор сказал чистую правду.

С какой бы стати он называл другом Матвея Корзуна, по матери – русского, по отцу – украинца, родившегося в 1961 году в городе Курске, проживающего предположительно в городе Москве, холостого, несудимого, завербованного ЦРУ семь лет назад? Не были они друзьями, и никогда не будут.

«Волга» выехала на улицу Лысенко и помчалась в левом ряду. Мухин таращился на дома, на машины, в основном – «копейки» и нескладные желтые «Москвичи», и не мог отделаться от ощущения, что попал в прошлое.

Это было не прошлое. Самое что ни на есть настоящее: тринадцатое июня, воскресенье, четыре часа пополудни. На синем автобусе была нарисована жестяная банка «Нескафе». Конечно, растворимый кофе появился раньше компьютеров. И тампоны с подгузниками. И первый видеомагнитофон… Такси обогнало грузовик с рекламой катушечного «Сони» на кузове, и Виктор еле сдержался, чтоб не зажмуриться.

«Может, этих и пронесет, – подумал он. – У них и ракет человеческих нету…»

– …и тока… – произнес таксист, поводя в воздухе грязной рукой. Похоже, он все это время что-то рассказывал.

– Чего? – спросил Виктор.

– Тока. Электрического. Ты ж видел – регулировщики на перекрестках. Светофоры – капут.

– Ну?..

– И троллейбусы… Их на выезде из парка прихватило. Дли-инная такая вереница… И радио с утра не работает.

– Уверен?!

– Сперва «Радио дорог» замолчало. Я его всегда слушаю. Потом «Юность». А потом… Ой, что это?..

Впереди громоздилась серо-желтая куча из слипшихся автомобилей. Можно было подумать, что водители разом заснули и ехали слепым табуном, пока не врезалась головная машина. Они столкнулись все – сколько шло волной от предыдущего перекрестка, столько друг в друга и влетело. И никто не проснулся.

– Стой! – приказал Мухин.

– Ты что?! Подъедем, посмотрим. Может, помощь какая…

– Тормози!

– На дороге так нельзя, парень. Помогать надо.

Виктор опустил стекло и выглянул из окна. Мимо, не снижая скорости, промчался бордовый «Запорожец» и с оглушительным хрустом присоединился к братской могиле.

– Да что они все?! – воскликнул таксист.

– Разворачивайся, – твердо сказал Мухин.

– Ты что-нибудь понимаешь?

– Я все понимаю. Но ты не поверишь. Рвем отсюда.

С верхнего балкона семнадцатиэтажного здания вдруг кто-то сорвался и, неистово размахивая руками, воткнулся в землю. Звук получился негромким и отвратительно мягким. На том же балконе возник человек в милицейской форме и, свесившись через перила, несколько раз выстрелил явно наугад.

– Как себя чувствуешь? – спросил Виктор.

– Я-то что?.. Я-то при чем?..

– Все ни при чем. – Он просунул руку под руль и выдернул ключи.

– Ты тут не командуй! – возмутился водитель.

– Я и не собираюсь. Высади меня.

Дорога шла в гору, и «Волга» быстро остановилась. Мухин вылез из машины и, отойдя на тротуар, бросил таксисту ключи.

– Мотай отсюда!

– А бабки, урод!

Виктор скомкал пару купюр и швырнул их в окно. Бумажки, не долетев, упали возле двери. Таксист выскочил, наклонился за деньгами и, внезапно пошатнувшись, схватился за капот. В таком положении он простоял довольно долго – по правой полосе успели проехать три машины, две из которых все-таки развернулись. А потом он поднял голову и выпрямился.

Неизвестно, кем он очнулся, но на его лице было такое страдание, что Мухину стало не по себе. Забыв о деньгах, водитель обошел машину, достал из-под сидения монтажку и медленно побрел через дорогу. Едва он добрался до противоположного тротуара, как «Волга» сплющилась под тем самым автобусом с банкой «Нескафе». Синий «Икарус» протащил такси метров пять и, вильнув, врезался в столб. Вопящих пассажиров отнесло вперед, к кабине водителя, – дальше Виктор уже не смотрел.

Это началось. С самого утра, в момент выезда троллейбусов. Спустя двенадцать часов народ еще пил пиво, светило солнышко, и вообще, все было прилично. Здесь это наступало постепенно, пока признаки катастрофы не стали совсем очевидны. Машины на перекрестке… почти случайность. Они могли столкнуться не сейчас, а позже. Милиционер, палящий по голубям… был бы он один, без чудовищной аварии под окнами, Виктор и сам не придал бы этому значения.

Этот слой загнется медленно. Загнется – и сам не заметит.

Мухин шел назад, к себе домой – заранее зная, что вряд ли дойдет, но продолжая идти, поскольку это было единственное действие, которое придавало происходящему какой-то смысл.

Или… Нет, конечно. В этом тоже не было смысла. Скоро его перекинет обратно, а здесь останется отражение, оболочка – обычный человек, грешащий бумагомаранием. Виктор мог бы здесь выжить – естественно, при условии, что дело обойдется без ядерного удара. Да, у Мухина могло бы получиться. У фантаста – вряд ли.

На другой стороне улицы показался мужчина с гоночным велосипедом на плече. Возможно, он считал себя обычным вором и еще не знал, что с сегодняшнего утра его действия подпадают под статью о мародерстве.

– Эй, мудила! – заорал Мухин, не особо надеясь, что его услышат.

Его услышали. Мародер чуть сбавил ход и обернулся.

– Куда едем? До Петровки подбросишь?

Виктор хотел добавить и про Лубянку, но вдруг осекся. Посетившая его идея была болезненно странной, в чем-то даже извращенной, но ничего более толкового он не придумал.

Мухин свернул к ближним домам, где, как он помнил, находился магазин «Все для офиса».

Магазин, точнее – магазинчик в цокольном этаже был пока еще не разграблен и даже не закрыт. Фантаст сюда не заходил, писательские причиндалы он покупал в простом отделе канцтоваров, но вывеску видел часто – когда проезжал в троллейбусе.

По прохладному шикарно-сумрачному помещению слонялся один продавец – прилизанный мальчик лет двадцати. Назвать его как-то иначе Виктор не мог – молодой человек смахивал на полового из современного трактира: просторная белая рубашка и красный галстук с черной сверкающей заколкой.

– Мне нужна ручка, – сказал Мухин.

– Перьевая или шариковая? Есть «Паркер», есть «Ронсон»… – заладил мальчик.

Виктор мельком взглянул на витрину.

– Дай-ка мне лучше карандаш, – решил он. – И листок бумаги.

– Как листок? Мы поштучно не продаем.

– Тогда тетрадку. Или блокнот.

– Блокнот будет дороже, – предупредил продавец.

Мухин увидел себя в зеркале и обозлился: чего этот прилизанный из себя корчит? Ну, ветровка, левый локоть заштопан. Ну, кеды в глине… Он же не в ресторан пришел!

– Давай тетрадь, – согласился он. – Самую дешевую.

– Рубль десять, – объявил мальчик.

Виктор порылся в карманах – бумажных денег не осталось, все были гордо брошены таксисту. Мелочи набралось ровно рубль.

– Не хватает, – сказал он, кашлянув.

Продавец равнодушно склонил голову.

– Выбирайте.

– Что мне выбирать?..

– Что купить. Либо тетрадь, либо карандаш.

– Смешной ты человек. Если я возьму только карандаш… На кой он мне?.. Где я писать буду? А если только тетрадку – тогда, получается, нечем. Эти десять копеек я тебе занесу. Потом. Ладно?

– Нет, – удивительно просто ответил мальчик.

– Ну, вырви себе на сдачу пару страниц! Хочешь? Да мне всего-то одна нужна!

– Нет.

– Слушай, ты что, не в курсе? Тут конец света надвигается, а ты как дурак торчишь в своей лавке… Ты на улице-то был? Ну-ка, чек пробей! – осенило Виктора.

– Зачем?

– Да затем, что электричества в городе нет, понял?! – рявкнул он. – Петух ты напомаженный!

– Шли бы вы отсюда… У вас что ни день, то конец света.

– У кого? У кого это «у нас»?! – взбесился Мухин.

Он взял продавца за галстук и медленно потянул на себя, пока тот не улегся животом на прилавок.

– Мир гибнет, сука! Понимаешь ты это, или нет?! – прошипел Виктор ему в лицо, забрызгивая испуганные глаза слюной. – Папку с мамкой, небось, уже кирпичами глушат, а ты тут мнешься, гонор показываешь! Да твой гонор десять копеек и стоит!..

Он говорил что-то еще – что-то жестокое и абсолютно ненужное ни ошалевшему от страха мальчику, ни ему самому. Путался в словах и от этого горячился еще больше. Выговаривал свое бессилие и продолжал тыкать мальчика носом, хотя тот давно готов был отдать и карандаш, и золотой «Паркер», и всю кассу.

Иссякнув, Виктор отпустил галстук и позволил прилизанному отойти вглубь отдела.

– Охрана!! – предсказуемо возопил продавец. – Сашка! Сюда!!

Мухин развернулся к проходу, попутно хватая с прилавка что-то увесистое.

Из подсобки никто не вышел.

– Ау-у!.. Са-ашка-а!.. – грустно произнес Виктор, поворачиваясь обратно и возвращая электрическую точилку на место. – Нет ответа…

Мальчик отступил еще на шаг и прижался к полкам с мелкой канцелярской ерундой. Мухин осуждающе поцокал языком и сказал:

– Карандаш. Тетрадка.

– Вон лежат, – молвил продавец, не двигаясь с места.

– Ага…

Виктор выбрал тонкую тетрадь с жирафом на обложке. Карандашей оказалось много, аж три коробки, но все были не оточенные. Пришлось взять авторучку.

Опасаясь, как бы драйвер не кончился раньше срока, он вбежал в первый же подъезд и поднялся на площадку между этажами. Устроившись на ступеньках, он открыл тетрадь и принялся торопливо записывать:

Чертыхнувшись, он исправил «джип» на «Рафик или Газик».

Виктор раздраженно постучал ручкой.

Пункт «8» противоречил пункту «7», но с этим Мухин ничего поделать не мог. Так и было: в компании – плохо, одному – еще хуже.

Соображая, что бы добавить, он заменил «бензин» на «соляру». Затем перечитал все с самого начала и порвал тетрадку в клочья.

«Банды», «убей мента»… Зачем фантасту соляра? Он и машину-то водить не умеет. Оружие какое-то… Понаписал!

Бесполезно все это.

Мухин собрал обрывки и вслух сказал:

– Бесполезно…

Чтобы кого-то убить, надо верить в свою цель. Чтобы лишать жизни симпатичных тебе людей, надо твердо знать, что это лишь оболочки. Но чтобы это понять, надо хоть раз умереть и воскреснуть. Для этого надо быть не оболочкой, а содержимым. Надо быть перекинутым.

Фантаст обречен – как и все стадо. Возможно, у него хватит ума запасти харчей и топлива на зиму. Возможно, он даже припрячет под диваном кухонный ножик – это если совсем допекут. Но, приготовившись к обороне, он будет сидеть и ждать каких-нибудь лучших времен. И всякого, кто скажет, что они уже не наступят, он будет люто ненавидеть.

Но беда в том, что они действительно не наступят. Только постигнув эту элементарную и окончательную истину, только расставшись с последними иллюзиями, человек способен совершить какой-нибудь положительный поступок. Например – убить того, кто мешает ему выживать.

Виктор сложил обрывки и поджег. Бумага сгорела быстро, он даже не успел символически погреть над ней ладони.

Через двадцать минут драйвер кончился, и оператора Мухина выдавило обратно.

Фантаст Мухин очнулся в незнакомом подъезде и был тут же замещен Мухиным-фармацевтом.

При выходе на улицу фармацевта Мухина застрелили из охотничьего ружья. У него взяли рубль мелочью, сигареты «Прима» и ручку «Паркер».

Спустя полтора часа бывшие кремлевские курсанты сформировали первую группировку. К вечеру все они оказались мертвы, а отрядов в городе насчитывалось уже больше сотни.

Глава 17

Шибанов был разочарован и обозлен, словно Мухин сам организовал ту миграцию, чтобы прикрыть агента Соловья, по паспорту – Матвея Корзуна, холостого, несудимого и так далее. Виктор, как мог, отбрехивался, но получалось у него довольно вяло. Председатель продолжал давить, и Мухин был вынужден поклясться, что раздобудет информацию в течение двух суток. Он даже не заметил, как просьба Шибанова превратилась в приказ. Этим искусством начальник ГБ владел в совершенстве.

Слегка очухавшись, Виктор взял у Сан Саныча еще одну капсулу. Шибанов сказал прямо: ознакомительные прогулки закончились, пора работать. «Работать» в его понимании означало работать на ГБ. Мухин проглотил таблетку и отправился куда-то сквозь смерть. Работать.

Чтоб было легче ориентироваться на месте, он выбрал относительно знакомый слой. Теперь, когда он это умел, все казалось просто: посмотреть на деревья в лесу, найти среди них то, что нужно, и… Впрочем, нет, его впечатления поддавались описанию лишь до известного предела – до тех пор пока иррациональное можно было выразить в привычных образах. Дальше, за этим пределом, начинался опыт абсолютно бессознательный, и передать его какими-то внятными средствами не смог бы никто.

Виктор подозревал, что ассоциации с лесом у него возникли не без помощи Бориса. Возможно, Ренат видел многообразие слоев как длинную полку с напильниками. Или с паяльниками. Или вообще ничего не видел, и выбирал иначе, по-своему. В любом случае, он вряд ли сумел бы объяснить, как это делается. Это ведь и Мухину не объясняли. Да и он теперь, спроси его кто-нибудь, также оказался бы в тупике.

– Витюша, ешь быстрей, тебе еще за картошкой идти.

Мухин повертел наколотую на вилку половину сосиски и, как следует ее рассмотрев, опустил обратно в тарелку. Настя, что-то протирая сырой вонючей тряпкой, постоянно двигалась и задевала бедрами стол. Сосиска в тарелке покачивалась.

Виктор отпил сильно растворенного кофе и поставил перед собой телефон.

– Кому звонить собрался? – спросила жена ботаника. Ей было абсолютно безразлично, но не спросить она не могла.

– Сейчас… Мне тут надо… – так же формально ответил Мухин, и на этом разговор был исчерпан. – Справочная? – сказал он, зачем-то повышая голос. – Мне нужен Корзун Матвей Степанович… – Виктор по памяти продиктовал паспортные данные и оторвал от какой-то газеты белое поле. – Да-да!.. – Он схватил карандаш и приготовился записывать, но это не понадобилось. Ему дали только один адрес и, соответственно, один телефон. Виктор запомнил.

– В справочную, что ли, звонил? – каркнула из своей комнаты чуткая теща. – А потом опять счет пришлют. Настенька, вы совсем о деньгах не думаете!

– Зато вы, мама, о них постоянно думаете! – дружелюбно крикнул ей Мухин. И шепотом, для Насти, добавил: – Все, дорогие женщины. Месяц кончится – студентов на улицу. Будем жить у себя, отдельно.

– Отдельно? – возмутилась за стенкой теща. – На какие же, позволь полюбопытствовать, средства?

– Вам бы, Светлана Николаевна, с таким слухом в цирке выступать.

– И кто этот Корзун? Он к нам придет? Настя, чем мы его угостим, вы об этом подумали? Витюша, пойдешь в магазин – купишь колбасы и бутылку водки, но только одну!

Мухин проглотил сосиску и пощупал зубцы на вилке – достаточно ли остры.

– Я вас обоих когда-нибудь прикончу, – сказал он.

Светлана Николаевна ойкнула, Настя бросила сковородку и, развернувшись, уперла руки в боки.

– Что-о-о?.. Ты как разговариваешь, чурбан неотесанный?

– Во, как зятек заговорил! – поддакнула теща.

– В милиции всего-то день посидел, а повадок уже набрался!..

– А я, Настя, предупреждала! Витя твой теперь арестант, он теперь уголовник. И друзья у него скоро такие же заведутся, уголовнички. Явится этот Корзун – на порог его не пускать! У нас, слава богу, есть, что стибрить.

– Корзун не вор, – возразил Мухин. – Он шпион.

Настя, опустив руки, медленно села на табуретку.

– Да не дрищите! Не придет он сюда, – успокоил Виктор, и в этот момент раздался дверной звонок.

– Не открывать! – заорала Светлана Николаевна. – Мы никого не ждем!

– Вы-то, может, и не ждете… – сказал Мухин, нашаривая под столом тапочки.

Настя тоже вскочила и заметалась со своей тряпкой. Узурпированная роль лидера требовала от нее личного присутствия, но женский характер гнал ее в дальний угол – прятаться.

Виктор подошел к двери и, не спрашивая, снял цепочку.

На площадке стоял Петр. Углядев Настю, он надолго закашлялся.

– Федеральная Служба Безопасности, майор Старшов, – сипло произнес он. – Здравствуйте.

При этом он раскрыл красную корочку, и Настя опять что-то выронила.

– Проходите, товарищ майор, – робко сказал Мухин. – В комнату?.. На кухню?..

– Я сплю! – объявила теща.

– Понятно… – ответил Петр. – Думаю, на кухне будет удобно.

Черную рубашку и военные ботинки он сменил на роскошный, но строгий костюм. Туфли, галстук и даже ремень – все было в тему. Видимо, он совершил удачный налет на какой-то бутик. Мухин искренне позавидовал.

На ходу достав крошечный мобильник, Петр сказал:

– Дежурный?.. Объект «триста шестнадцать – пятьсот девятнадцать» пока снимите. Я дам знать… Прослушку отключаем, сударыня, – пояснил он для Насти. – Временно, разумеется. Фу, душновато у вас тут…

Петр скинул пиджак и доверительно вручил его женщине. Мухин заметил, что слева подмышкой у него висит рыжая кобура, из которой высовывается огромная черная рукоятка. Супруга тоже заметила и не дыша понесла пиджак в комнату.

– Вот этого не надо, – мягко проговорил Петр. – Пусть будет поближе.

Настя сомнамбулически вернулась и замерла. На кухне пристроить дорогую вещь было негде, а идти за плечиками ей вроде бы запретили.

– Разговор у нас намечается долгий и конфиденциальный, – заявил Петр. – Если хотите, можете остаться, но тогда я буду вынужден…

– Настенька, пойдем, погуляем! – проверещала Светлана Николаевна. – На улице чудесная погода… Настенька, я уже одета!

Настя рискнула положить пиджак на свободную табуретку и вымелась из кухни. Виктор с упоением наблюдал за тем, как жена с эрзац-мамой толкаются в прихожей и дергают заевший замок. Через минуту в квартире воцарилась тишина.

– Дуры они у тебя, – усмехнулся Петр. – Как и все бабы… Ты их еще не грохнул?

– Я уже на пути к этому, – признался Виктор. – Редко здесь появляюсь, потому и терплю. Наверное, оболочке нравится…

– Не опускай парня, не надо. Кому это может нравится?

– Бабы… – вздохнул Мухин. – Удостоверение-то у тебя откуда?

– О-о! Это дубликат, а оригинал мне сам Немаляев стряпал. Не здесь, конечно… Ладно, дело прошлое. Кстати, как вы там поживаете? Я слышал, у вас проблемы? Крупные?.. Судя по тому, что рассказывал Ренатик… – Он со значением посмотрел на Мухина и закурил.

– Я возражал, но уже поздно было. А что с ним… Сильно его пытали?

Петр допил холодный прозрачный кофе и кинул сигарету в чашку.

– Тебе это нужно? – спросил он. – Ну, если хочешь… С Рената сняли кожу.

– Что?..

– Кожу, – сказал Петр и устало погладил лоб. – Бункер мы не трогали, я даже не знал, где он находится. Это кто-то из ваших. Ищите.

– По прикидкам Шибанова, местная мафия не могла…

– Мне-то какая разница?! – взорвался Петр. – Могла – не могла… Это не мы.

Он встал и, по-хозяйски распахнув холодильник, принялся выгребать оттуда все, что было: два помидора, шесть яиц, полпачки масла и несколько сырых котлет.

– Давно перекинулся? – спросил он.

– Только что.

– Отлично. Жрать охота – сил нет. Ты-то здесь как? Вижу, уцелел.

– Поймали меня, – кисло ответил Виктор. – Всю субботу продержали в ментуре, взяли подписку…

– О невыезде? Ну, это ерунда. Куда тебе тут выезжать-то! Значит, стрельбу из тачки на тебя не вешают. Обойдется как-нибудь. Говори, что мы тебя похитили. Ах, он же не помнит ни хрена… Ну, амнезия – еще лучше. У меня, например, с этого диагноза все и началось. Вся карьера с него пошла…

– А вы как? Добежали?

– Добежал только я. Ренат дополз, ему задницу подпортили. Ничего, не смертельно. А водилу… – Петр закинул в рот немытый помидор. – Я же говорил, надо было через трассу рвать. А он по кустам… Больно умный! У меня в этом слое всего три человека осталось – включая меня. И тебя.

На последнюю фразу Виктор реагировал спокойно – было бы странно, если б Петр этого не сказал.

– Помнишь, когда ты перебегал дорогу, там фуры ехали? Знаешь, кто за рулем сидел?.. Борис!

– Какой Борис? А, этот? – Информация не произвела на Петра никакого впечатления. Мухину было даже обидно. – Я смотрю, вы с ним уже скорефанились. Ну, и что он тебе поет?

– Борис не поет, он говорит. Чего вы все на него окрысились?

– Да никто не окрысился. Ну?.. о чем вещает наш Борис?

– Понимаешь, дело в том, что слои… э-э… не равны, – увлеченно начал Мухин. – Существует масса отражений, но где-то есть и первичный слой, от которого эти отражения образовались. Мы решили назвать его…

– Можешь не продолжать. Пусть Борис бредит дальше, а ты себе голову не забивай. Хватит проблем и без этого. Тебе котлеты жарить?

– Ел недавно, – помолчав, ответил Виктор. – Удивляюсь я вашей косности…

– «Нашей»? Так ты и Сан Санычу эту тему двигать пытался? Зря.

– Удивляюсь, – повторил он. – Как бараны… Признаете лишь то, что щупали руками.

– Люди всегда верят только в то, что они видели. Нам довелось увидеть побольше, поэтому наши представления о реальности слегка расширены. А в остальном… Люди мы, а не бараны. Про баранов, Витя, звучит довольно обидно. – Петр расстегнул на груди эластичный ремень и через голову снял кобуру. – Чего так смотришь? Кошелек этот я полчаса назад в ларьке купил, а пушка…

Он отщелкнул кнопку и, резко выхватив ствол, направил его на Мухина.

– Стрелять?..

– Мне безразлично.

– Не заряжен, – осклабился Петр. – Клифт промочить боялся. На, держи. – Он протянул оружие Виктору, и тот удивился его легкости. Пистолет был пластмассовый, и стрелял он водой. – Я тут на дно залег. Даже билетики в автобусе покупаю. Не нарываюсь, короче.

– А костюмчик? Или твое отражение хорошо зарабатывает?

– Ничего он у меня не зарабатывает, пиявка тухлая… Шмотки из тайника. Это мы с Ренатом в прошлые заходы припасли. И деньжат на черный день заготовили, и железа разного…

– У тебя в этом слое большие планы?

– В этом-то? Нет, никаких. Просто мне здесь нравится. Тихо, приятно, удобно. Я здесь отдыхаю – не телом, так душой.

Петр переставил горячую сковороду прямо на стол и, сполоснув вилку, принялся есть.

– Да, что там при взрыве?.. – спросил он, покончив с первой котлетой. – Все целы?

– Охраны много полегло.

– Эти не в счет, я… понимаешь, про кого.

– Вроде, нормально.

– Людмила ваша не пострадала?

– А что?

– Так, просто интересно.

– Говорят, все в порядке. Я ее не видел. Если тебе «просто интересно», то Люду Костя обхаживает.

– Знаю. Сопляк недоделанный…

– Слушай, я забыл, как та наркота называется, – сказал Виктор. – Ну, ваш драйвер.

– Люрики.

– Как официально? По-научному.

– Зачем тебе? Кайфа в жизни не хватает? – Петр убрал пустую сковородку и поковырялся в зубе. – Пожалуйста: «цикломезотрамин».

Мухин, стараясь запомнить, проговорил про себя несколько раз.

– Так… Водки нет? Это хорошо, меньше будем отвлекаться. К делу! – объявил Петр.

Виктор потрогал чайник и налил себе кофе. Молотого в доме, естественно, не водилось, пришлось заварить растворимого. Он насыпал четыре ложки – все равно получилась бурда.

– Особо на меня не надейся, – сказал он. – Ботинки тебе чистить не буду, на команду Немаляева стучать не собираюсь. Вообще, зачем я вам нужен? Для количества?

– Нет, Витя, для количества у меня идет Ренатик. А ты – гвоздь программы.

– Гвоздь программы я у них, у Сан Саныча.

– И у меня, представь, тоже. Нравится тебе быть президентом?

– Пока не пробовал.

– Я не про американского говорю, а про другого.

– Какого еще другого? – оторопел Мухин.

– Догадайся с двух раз.

– Нет…

– Сам удивляюсь, веришь? – Петр развел руками и не спеша достал сигарету. Вторую положил перед Виктором. – Такой, прости за откровенность, неказистый человечишко, и такой успех… С чего бы? Не исключено, я тоже в президентах где-нибудь отметился, – слоев-то как грязи, все возможно… Но я пока не видел.

– А меня?.. Видел?

– Шутить я люблю. Но не настолько же.

– Повтори еще раз, – попросил Виктор.

– Что? Название нашего драйвера?

– Не издевайся.

– Хорошо. Витя Мухин – президент России. В одном отдельно взятом слое. Из этого вытекает… ты понимаешь, что вытекает. Мне от тебя нужно следующее: чтобы ты перекинулся в ту оболочку и организовал в стране маленький хаос. За несколько дней до миграции. По моему сигналу.

– Хаос?..

– Сейчас ты скажешь: «давай попробуем обойтись без этого». Да?

– Ну… э-э… Да.

– Без этого, Витя, никак. С нами или без нас, но хаос туда нагрянет. Если его правильно организовать, то в этом мире можно будет жить и после миграции. Если облажаемся – жить там будет нельзя. Практически. Ты бывал в тлеющих слоях? Они все равно умирают, но медленно и мучительно. Предлагаю операцию по быстрому отрубанию хвоста: сначала больно, потом пройдет. Удержать рождаемость. Обеспечить отсутствие прав и обязанностей для каждого. Назад, к природе, к натуральному хозяйству, к исходной точке развития. Дальше пойдет саморегуляция. Анархия, Витя, – это не пьяный матрос с пулеметом, а прежде всего справедливость и равные возможности. Централизованная власть, государство – это же не просто машина подавления. Это еще источник вечного соблазна. Отнимем у человека возможность согрешить – он и не согрешит.

– Я вижу, ты кой-какую литературку начитал, – молвил Мухин.

– Это все не из детских фантазий. Во многой мудрости есть многие печали, Витя. Насмотрелся я уж под завязку… Ведь что страшно: всего два сценария – либо сразу умереть от ядерного удара, либо сбиваться в стаи и рвать друг другу глотки.

– А американцы?.. С ними как договориться?

– Позвонишь и договоришься.

– А если не получится? Если в Белом Доме отморозок какой-нибудь засядет?

– Не получится – значит не получится, – хмуро сказал Петр. – Но пробовать надо.

– Во, какая ерунда… – обронил Виктор. – И за тех, и за этих играть…

– Ты не понял, – покачал он головой. – За четыре часа ты ничего не сделаешь – ни в России, ни в Америке. Тебе нужно будет перекинуться насовсем, а для этого придется уничтожить основную оболочку. Там, где взорвали ваш бункер, ты должен будешь умереть. Если сроки эвакуации двух наших команд сильно разойдутся, то в принципе ты можешь успеть побыть президентом в обоих слоях. Но я бы на это не рассчитывал. Эвакуироваться мы будем почти одновременно.

– Немаляев знает?..

– Да все они знают!

– Значит, вот, почему они против тебя настроены…

– Что, дружить запрещают? Так мы никому не расскажем. Правда, Витя? Возвращайся к Сан Санычу, с ним безопасней, чем со мной. Когда придет время, я дам знать и покажу тебе тот мир… Если ты не передумаешь помочь одинокому и честному человеку.

– Буду спасать отражения, а нулевой слой сгорит к чертям… – сказал Мухин.

– «Нулевой»?.. Что еще за «нулевой»? Кто это им номера присваивал?

– Это тот, первичный, о котором я тебе…

– Кончай эту бодягу, Витя. А придурку Борису передай так…

Петр опустил глаза, подбирая слова похлестче. Мухин, примерно догадываясь, о чем пойдет речь, все же молчал, хотя время уже поджимало.

– Что передать-то? – спросил он, не выдержав.

Петр не ответил. Виктор коснулся его плеча и отпрянул – Петра здесь уже не было.

– Опять это со мной… опять у меня эти приступы, – с отчаянием произнес незнакомец.

Он встал и, оглядев свою одежду, умоляюще посмотрел на Мухина.

– Все в порядке, мужик, – сказал Виктор. – До дома доберешься? Адрес знаешь?

– Адрес?.. Свой? Конечно…

– Ну, валяй. Пиджачишко возьми, не забудь.

– Это не мой пиджак.

– Бери, бери. Подарок. Как самочувствие?

– Терпимо… А откуда?..

– Тебе на улице плохо стало, вот я и порадел.

– Спасибо… Большое вам…

– Все, дуй отсюда. Да! У подъезда двух женщин встретишь, одна – старая, другая – совсем старая. Ты с ними не разговаривай. Мимо так пройди, лицо построже сделай. Усек?

Мухин проводил человека до двери и, быстро смотав кобуру с пистолетом, спустил ее в мусоропровод. Бегом вернувшись к столу, он схватил телефон и накрутил на диске семь цифр. Пока брали трубку, Виктор проверил часы – если он ничего не напутал, оставались считанные минуты.

– Матвей Корзун? – крикнул он. – Это Матвей Степанович?

– Да, я, – донесся до него приятный расслабленный баритон. – А кто говорит?

Еще звоня в справочную, Мухин придумал неплохое начало – оно должно было заинтриговать любого, включая и потенциального предателя. Однако ответить ему не удалось, его перебили.

– Витя, что ты узнал?

– Я?..

– Что ты узнал?

Он хотел опустить трубку, но трубки в руке уже не было. Мухин сжимал угол подушки.

Глава 18

– Что ты узнал?..

– Мы же договорились: двое суток. Не надо меня теребить каждый час!

– Не ори. Результат будет?

– Будет! – крикнул Мухин и, отключив трубку, бросил ее на сидение.

Шибанов с каждым разом нажимал все крепче. Виктор не мог поверить, что еще три дня назад он снимал потные тела на природе, на ковре, на кровати – где заблагорассудится шефу, – и чувствовал себя почти свободным человеком. А днем раньше, то есть четверо суток назад, он был ботаником… зоологом, в смысле. А семь и восемь… н-да. Но он никогда не думал, что впряжется в гэбэшную лямку. Ни ради светлого будущего, ни ради больших бабок… Он вдруг обнаружил себя в положении молодого лейтенанта, которого дрючит любой офицер с двумя просветами на погонах, и это открытие было столь неожиданным, что Мухин даже не знал, как к нему относиться.

Впрочем, дрючили его не все, а один только Председатель, чем, безусловно, гордился бы каждый нормальный гэбист. Мухин не был свободен, но он был абсолютно защищен – как та мадам из рекламы прокладок. Защищен по самое «не хочу». За ним повсюду таскался ненавязчивый хвостик – Виктор его еще ни разу не вычислил, но по недавнему случаю в универсаме убедился: хвостик не дремлет. Однако он был достаточно крут и без прикрытия. Служебные номера на «Ауди» позволяли игнорировать светофоры, летать по встречке, задом-наперед, и вообще, как угодно. Проезжая мимо поста, Виктор мог бы – хотя он не пробовал – плюнуть в лицо инспектору или совершить что-нибудь еще более оригинальное. Он знал, что даже если номера не подействуют, а хвостик зазевается, ему будет достаточно сделать один звонок, и все проблемы мгновенно улетучатся.

Минусы тоже были. Большие или маленькие – вот с этим Мухин разобраться и не мог. Им все-таки управляли. Не так, как шеф на студии, и даже не так, как командует дебелая Настя несчастным ботаником. Гораздо хуже. Его, президента двух стран, – дважды уважаемого, блин, человека! – превращали в какого-то дятла.

Но. Но… Плюсы существовали в реальности, а минусы – в его воображении, точнее, где-то в других слоях, что из-за руля гэбэшной «Ауди» представлялось одним и тем же. Если б мир состоял из единственного слоя, Виктор не раздумывая попросился бы к Шибанову в штат, на полное довольствие. Но если б не было других слоев, то порнооператор Витя Мухин мог бы приложить свои силы лишь на съемках очередного ролика из серии «Мальчишки и девчонки, а также их родители». Приличная зарплата, легкие отношения и весьма туманное будущее…

Так и не придя ни к какому выводу, Мухин отстрельнул окурок и прихлопнул дверцу. Машин на стоянке перед баром «Огонь & Вода» было маловато – даже для понедельника.

Миновав «звенелку», Виктор традиционно подмигнул двум быкам на входе и направился через зал к отдельным кабинам.

Большинство столиков было свободно, обнесенная стальной клеткой сцена пустовала. Из динамиков сыпалось глухое трэш-техно, от которого клонило в сон, но едкий дух паленой конопли, въевшийся в стены и потолок, напоминал о том, что обычно здесь бывает веселей. В понедельник же посетители залечивают следы вчерашнего праздника, и раньше четверга вряд ли сунут сюда нос – разве что, как Виктор, по делу.

Мухин откинул тяжелую кожаную штору и удивился: в кабинке никого не было. Дилер по кличке Лапа сиживал тут круглые сутки, а когда отлучался, оставлял кого-то из напарников, в крайнем случае – свою дежурную любовь. Так или иначе, в кабине постоянно кто-нибудь находился. Это было что-то вроде почерка, фирменного знака, брэнда – наконец, это был показатель стабильности. Сегодня со стабильностью обстояло неважно.

– Где Лапа? – спросил Виктор у бармена.

– В ауте, – коротко ответил тот.

– Что так? Продегустировал неудачно?

Бармен склонился к стойке и сказал, насколько мог, тихо:

– У них вчера власть поменялась. Во всем районе.

– И кто теперь двигает?

– В сортире найдешь. Зовут Горби.

– Что, родинка на башке?

– Горби, – со значением повторил бармен. – Сам его узнаешь.

Пригнувшись, Мухин нырнул под низкий свод со стрелкой в виде фаллоса и спустился по бетонным ступеням. В узком прокуренном коридоре вечно толклись какие-то типы, но в понедельник было немноголюдно и здесь. В торце гудела какая-то кучка, из которой выделялся сутулый субъект в полосатых шароварах. Облокотившись на размалеванную кафельную стену, стояла престарелая шлюха, завалившая в бар совершенно случайно, и так же случайно перебравшая «отвертки». Водка с апельсином напрочь лишила женщину координации, и она едва попадала сигаретой в рот.

Виктор без охоты хлопнул ее по заднице и, прошагав до туалета, вошел в зловонную темно-серую комнату. Под потолком мигал наполненный мотыльками плафон – кроме этого гербария здесь никого не было.

Мухин высунулся в коридор и крикнул:

– Горби! Есть такой?

– Чего хотел? – отозвался из угла сутулый, и Виктор заметил, что на месте левой лопатки у него что-то торчит – словно вылезший из земли корень тополя.

Мухин подошел к дилеру, и компания, мгновенно рассосавшись, оставила их вдвоем.

– Люриков хотел, – сказал он.

– Чо? Ты по-русски говори.

– Этих, как их… цикло… тетра… Забыл! Тетра… нет, цикло…

– Цикломезотрамин? – произнес Горби, как хорошо отработанную скороговорку.

– Во! Мезотрамин, он самый.

Торговец многозначительно оглядел его с ног до головы и процедил:

– А так по тебе не скажешь…

– У тебя есть или нет? Достать можешь?

– Я все могу, – эффектно, по его мнению, заявил Горби. – На кармане такой отравы не держим… Спросить надо. Ты завтра приходи. А сейчас – сотку грина.

– На сотку – это сколько выйдет?

– Сотка – это аванс, – пояснил дилер, как будто Виктор что-то не понимал.

– Насчет цены я не в курсе, – признался Мухин. – Но справки наведу. Если выше совести поднимешь – смотри!.. Я потом за сдачей приеду. Согну тебя еще сильней, только в другую сторону.

– Не учи жить.

Виктор отдал ему сто долларов и, естественно, не прощаясь, направился к лестнице.

«В этом бизнесе Горби щегол, – отметил он. – На редкий препарат накинет процентов пятьдесят. Ну и дурак. Я бы двести накинул».

Поднявшись в зал, он двинулся было к стойке, но по дороге передумал. Сегодня он планировал еще один «выход в люди», на нем все-таки висел должок перед Шибановым, а капсула с алкоголем сочеталась, как молоко с огурцом.

«Совсем одичал, – меланхолично подумал он. – Уже и от бухла отказываюсь… Что дальше-то? В церковный хор записаться?»

– Приветик, – мурлыкнула ему официантка. – Слышал, да? Лапу нашего убили.

– Бывает… – неискренне опечалился Виктор.

– Он мне иногда покурить давал. Без денег и всяких там услуг… Просто так давал.

– Ага… – Он взял ее за бедра и аккуратно убрал с прохода.

– Лапа у нас пять лет просидел. Вон там, в кабинке. Как родной был…

– Ну так купи ему венок! – не выдержал Мухин.

– Ладно, иди, тебе неинтересно… Черствый ты, Витенька. У тебя, небось, не погибал никто…

– У меня?! Да я… – Он задохнулся и, без толку взмахнув кулаком, вырвался на улицу.

«Да меня самого двадцать раз прикончили! – бубнил он себе под нос, садясь в машину. – Черствый?.. Пигалица ты в переднике! Я для тебя же, коза драная!.. Для вас всех, идиоты, бараны… Стадо…»

Слежки он так и не засек – филеров Шибанов прислал хороших, не поскупился.

«Может, даже из президентской охраны, – подумал Мухин не без гордости. – А что?.. как будто я не достоин! Молитесь на меня, ребята. И да услышу я ваши молитвы… Если настроение будет».

Поднявшись на лифте, Виктор поискал звонок – все пять фальшивых дверей были с кнопками, и только одна, настоящая, не имела даже глазка.

Дверь открылась сама, из чего он сделал вывод, что площадка находится под наблюдением. Это его не очень удивило, но напомнило, что парочка скрытых камер может стоять в комнате. То есть, если ему удастся встретиться с Людмилой, Константин наверняка получит от охраны черно-белый ролик в жанре «домашнее видео».

Мухин поздоровался с новыми дежурными и отправился искать кухню. Проплутав по лабиринту из коридоров и холлов минут пять, он неожиданно вышел в угловое помещение с двумя стеклянными стенами. Окна разделяла тонкая металлическая рейка, не внушавшая особого доверия.

– Нагулялся? – по-отечески спросил Немаляев.

За столом сидели двое: Сан Саныч и знакомый по единственному сеансу связи Макаров.

Виктор с независимым видом приблизился к холодильнику и, внимательно изучив содержимое, достал себе здоровый кусок копченого окорока. Напяливать приветливую улыбку он не хотел. Мухин полагал, что за беспочвенные наезды перед ним должны извиниться – и не как-нибудь мимоходом, а основательно и многократно. Немаляев, похоже, был иного мнения.

Полюбовавшись, как Виктор режет мясо и, сворачивая из него затейливые бутоны, отправляет в рот, Сан Саныч молча простился с Макаровым и покинул кухню.

– Слышал я про вашу замутку, – сочувственно произнес тот. – Старик раскаивается, серьезно… Им всем неудобно. Но стелиться он перед тобой не станет. Он же у нас будущий диктатор.

Мухин отложил очередной кусок и посмотрел на бизнесмена. В жизни он выглядел еще хуже, чем на мониторе, – еще пушистей и светлее. Очки он снял, но это его не спасло: золотые дужки все-таки оттеняли водянистые глаза, теперь же две тупых пуговицы лезли наружу, как у вареного карпа. Бледные руки поросли редкими желтоватыми волосками, торчавшими в разные стороны так, точно по ним кто-то прошел.

Виктор поймал себя на том, что пытается угадать, кого же Макаров ему напоминает.

– Сан Саныч будущий диктатор, – сказал он. – Возможно. А я действующий президент. Всенародно избранный.

– Понятно… – буркнул Макаров. – А я между вами кто? Срань колесная?..

Он подвинул к себе лежавший на столе мобильник и, набрав одним пальцем номер, приложил трубку к уху.

– Ублюдки… – сказал он вроде как сам себе. – Где связь-то? Вот, ублюдки же… Всех уволю!..

– Здесь телефон только у одного человека работает. У Шибанова.

– Да? Я мог бы догадаться… – Трубка полетела в мусорное ведро. – Ну что, давай еще раз познакомимся? Юрий Геннадиевич. Можно «Юрий».

– Вы можете звать меня просто Юриком… – обронил Мухин.

– Чего?..

– Вспомнилось…

– Что вспомнил-то?

– Так, не важно. Мясо будешь, Юрий?

– Я вегетарианец.

– До ста лет дожить хочешь? Или зверушек жалко? И то, и другое в нашем положении, знаешь ли, попахивает шизой.

– У меня есть некоторые принципы, – сказал Макаров, – и это значит…

– Это значит, что ты мало видел. Сидишь в этом слое, никуда не рыпаешься? Неужели не интересно?

Юрий, крякнув, поднялся и достал из холодильника пучок салата. Развернув пленку с впечатляющим ценником, он отломил бледно-зеленый листок и начал неохотно грызть.

– Вкусно? – осведомился Виктор.

– Это правда, что ты с Борисом встречался? – неожиданно спросил Макаров. – С тем самым Борисом Черных?

– Тебе-то какая разница?

– Что он думает по поводу нашего проекта?

– Про эвакуацию в подготовленный слой? Дерьмо это собачье… Даже мне становится ясно, что у нас нет шансов. То, от чего мы бежим, происходит везде, никаких укромных уголков не существует. По крайней мере, мы их ищем не там, где надо.

– А где надо? – Юрий пошевелил белесыми бровями и, удивленно посмотрев на салат, отщипнул себе новый листок.

Чтобы не отвечать сразу, Мухин набил рот копченым мясом. Движения получились принужденные, фальшивые, и он почувствовал, что либо недоиграл, либо переиграл, причем сильно. Неторопливо пережевывая, он прикидывал, что барыге рассказывать можно, а что – нет. Однако чем медленнее работали челюсти, тем медленней же текли мысли. Выходило, как в старой армейской загадке: можно ли съесть кусок хлеба за сто шагов?

Макаров сверлил Виктора блеклыми глазками, при этом на лице он держал такое наивное выражение, словно и не догадывался, что стоит за всеми этими фразочками.

Нет, за сто шагов кусок хлеба не съешь. На этом приколе Мухин продул не одну пачку сигарет.

– Искать надо в слое номер ноль, – с трудом проглотив, сказал он.

– Где-где?

– Сколько бы ни было слоев, прародина у них одна. Мир, в котором что-то случилось. Мир, от которого разбежались отражения.

– И ты его собираешься найти, – уточнил Макаров. – А дальше?

– Попробовать сделать так, чтобы все вернулось к норме. Никаких слоев, никаких отражений… И никаких миграций. Единый мир, живущий по нормальным, человеческим законам.

– Каким же образом вернуть?..

– Понятия не имею, – признался Виктор.

– Та-ак… – протянул Юрий. Кажется, идея Бориса его увлекла, и Мухину отчего-то стало приятно. Он уже готов был поделиться и другими соображениями, когда Макаров бросил салат в мусорное ведро и сказал: – Ну, допустим, ты все починишь… А что с людьми будет?

– А что с ними должно быть? – не понял Виктор.

– Ну вот смотри. В одном слое человек президент, так? В другом он порнуху снимает, да иногда еще с подростками. Короче, тварь…

Мухин вытер жирную ладонь о джинсы и невзначай коснулся ножа. Юрий это видел, но невозмутимо продолжал:

– А в третьем слое этого человека давно урыли, и крест на его могилке уже лет десять, как мхом порос. Предположим, слои соединились в свою эту… прародину, и?.. Что с нашим человечком? Кто он? Президент или труп? Или еще кто-то?

Виктор задумался. Эта мысль его уже посещала, но он на ней как-то не останавливался – гнал себя дальше, решал задачу в общем виде, стратегически. Он оставил нож в покое и обернулся к окну. После бункера оно казалось здесь лишним.

– С человечком что?.. – переспросил Мухин. – А вот кто он есть в нулевом слое, тем и останется. Наверное.

– И если там он труп…

– Будет труп, – кивнул Виктор.

– Значит, отражения не соединятся, а попросту исчезнут, – сказал Макаров.

– Да, наверное… – повторил он.

– «Наверно»! Ничего-то вы с Борисом не знаете. Все у вас «авось», да «небось»… А вы мир переделывать собрались! Говнюки!

– Короче говоря, ты против, – подытожил Виктор.

– Ты подписи, что ли, собираешь? Тогда я воздерживаюсь.

– Мясо не кушаешь, в другие слои не перекидываешься, от голосования воздерживаешься… Юра, а как у тебя с женщинами происходит? А… да, глупый вопрос. Ты же их покупаешь. Ты все покупаешь, Юра. И ты хочешь, чтоб это длилось вечно. Слушай, а на кой тебе сдалась наша компания? Тебе же и здесь неплохо.

– Мне и там неплохо будет, – заверил Макаров. – А здесь скоро все кончится.

– Так ведь и там кончится. Везде кончится, если ничего не делать.

– Делать-то надо с умом!

– Ну-ка, ну-ка… проясни.

Юрий побарабанил по столу и, вынув из кармана маленький блокнотик, что-то быстро настрочил золотой ручкой.

– Спать хочу… – сказал он, двигая к Виктору вырванный листок. – Надо идти ложиться, совсем я с вами из режима выбился…

Мухин прочитал:

«Ты президент не только в США. Я знаю. Можем быть друг другу полезны».

– Ну иди поспи… – ответил Виктор и, перевернув бумажку, на обратной стороне черканул:

«Предлагай».

– Пожалуй, пойду…

«Что тебе нужно кроме денег?»

– Пойди, пойди…

«Мне и деньги-то не нужны».

– Да, пойду спать…

«Тогда как?..»

Мухин достал из кармана взятый у Немаляева пенал и, раскрутив, вытряс из него запаянную стекляшку. Сломав ее об угол стола, он прижал ладонью покатившуюся капсулу и показал ее Макарову.

– А вот так, Юрик, – сказал он нарочито громко. – Место премьер-министра выторговываешь? На меньшее ты не согласен, конечно. Везде успеваешь, молодчина.

– Дура-ак… – сокрушенно произнес Макаров.

– Дурак, и денег у меня, считай, нет, и тетенек я голых на видеокамеру снимаю… А все равно ты против меня – пыль. Понял, Юрий? Как я захочу, так и будет. – Виктор кинул в рот капсулу и запил соком из его стакана. Сок был хороший, разбавленных нектаров коммерсант не употреблял. – Счастливо оставаться.

Мухин вышел из кухни и только теперь вспомнил, что коридор здесь, в отличие от прежнего, длинный и сложный. Прием капсулы при Макарове он оценил на «пятерку». Срезал барыгу, уел, урезонил, можно сказать – опустил. И после такого эффектного выступления упасть где-нибудь возле туалета… Несолидно.

Чувствуя, что пол уже покачивается, Виктор добрел до первого холла и ввалился в комнату охраны.

– Братва!.. – простонал он, борясь с подступающим провалом.

Уже опрокидываясь через стол с мониторами, он успел назвать домашний адрес, телефон и номер своей машины – того самого «Мерседеса», что, по словам Кости, давно был сплющен в фольгу. После этого ему отказался повиноваться даже язык.

– Достали они меня… – раздалось откуда-то сверху.

Рядом с лицом на сером ковролине остановились чьи-то сверкающие ботинки.

– Много треплешься…

– Видеть их уже не могу!

– Не болтай, говорю. Взялись!.. Гляди, чтоб башкой не треснулся.

Мухина оторвали от пола и понесли, почему-то ногами вперед. Вероятно, так было удобней.

Глава 19

Кабинет Президента Соединенных Штатов Америки был несколько просторней, чем представлял себе Мухин. Фотографий Римского Папы и клюшек для гольфа здесь не оказалось – лишь пара скромных снимков, вовсе не в золотых рамках: жена с дочкой, и мать, Наталья Шустрова. Натали Шустрофф, если по местному, по-американски. А флаг, конечно, был. Куда же президенту без флага?

Виктор медленно прошелся по наборному паркету – быстрее он, собственно, ходить и не мог: левую ногу, по самое колено, оттяпали еще десять лет назад. Последний протез влетел в семнадцать тысяч долларов, но Шустрофф все равно слегка прихрамывал. Рак, семейная болезнь Кеннеди, был его дополнительным козырем на выборах. Если б понадобилось, Виктор отдал бы и вторую ногу – ради такого-то дела! Тогда бы он, как Рузвельт, ездил на колясочке, и следующие выборы были бы у него в кармане. Но ничего, четыре года – тоже неплохо.

Виктор провел пальцами по столу и заулыбался. Мама была очень горда… Еще когда он стал сенатором от штата Юта. А уж когда президентом – и говорить нечего. Мама была довольна.

Перебрав несколько кожаных папок с тиснеными орлами, Мухин зевнул и подошел к окну. На легендарной лужайке, в действительности – обычном газоне, ставили сборные алюминиевые трибуны. Естественно, завтра же он выступает перед американским народом. Погода шикарная, почему бы не выступить… На трибунах, понятно, будет не весь народ, а только его часть… лучшая часть – те, кто получил приглашения. Сегодня уже все на взводе: мужчины проверяют, хорошо ли вычищены костюмы, дамы ломают головы над украшениями, телевизионщики таскают по лужайке свои бесконечные кабели, спичрайтеры проводят последнюю сверку текста… И лишь он один, Анкл Шуст, спокоен, как скала.

«В этом есть нечто готическое, – с приятностью подумал Виктор. – Не заказать ли портрет? «Президент перед выступлением». А, бог с ним…»

– Господин Президент, – чирикнуло в интеркоме, – заместитель начальника отдела «G» прибыл. Приглашать?

Мухин почесал культю о ножку стола.

– Мадлен, я забыл, как его зовут, этого заместителя?

– Грегори Браун, господин Президент.

– Грегори Браун… Что ж, приглашайте.

Обладатель самой бесцветной в англоязычном мире фамилии был, напротив, весьма примечателен и даже по-мужски красив. Виктор невольно загляделся и в какой-то момент заподозрил, что Мадлен по ошибке впустила к нему не функционера ЦРУ, а, скажем, актера или фотомодель.

– Грегори?..

– Да, господин Президент, добрый день. – Мужчина прошел до середины и остановился, не зная, что ему делать дальше.

На аудиенцию в Белый Дом этот Браун попал впервые, Виктор специально наводил справки. Он искал именно такого: чтоб был не молодой, не старый, не пройдоха, не тупица, не большой босс, но и не червячок. Ему был нужен человек из самой серединки – в таких честолюбие развито наиболее сильно.

– Присядем, Грегори, – радушно произнес Мухин. – Вы не возражаете, если я буду вас так называть? Это не слишком фамильярно?

– О, конечно же, нет, господин Президент! – ответил тот с энтузиазмом, пожалуй даже с чрезмерным.

Если б Виктору сказали, что он будет так чувствовать английский со всеми его грамматическими нюансами, он бы сильно удивился. К иностранным языкам у Мухина никогда не было ни способностей, ни особого влечения.

«Да какого дьявола?.. – подумал он невпопад. – Где же иностранный-то? Самый что ни на есть родной…»

Он заметил, что Браун не решается садиться первым, и, подойдя к угловому кожаному дивану, взмахнул рукой.

– Сюда, Грегори. Быть президентом все двадцать четыре часа в сутки быстро надоедает. Давайте по-простому. Разговор у нас неофициальный.

– Да, господин Президент, – напряженно промолвил мужчина, опускаясь на сиденье как можно дальше.

Мухин с детской непосредственностью выставил протез вперед – раз уж каждый избиратель знал, что одной ноги у него нет, манерничать было ни к чему.

– Итак, Грегори… – он помялся, но не от смущения, а от того, что не знал, с какого бока начать эту скользкую беседу. – Выпьем-ка! Будьте добры, за той панелью у меня бар. А впрочем, смешно объяснять разведчику, где у меня что находится!

Браун слегка покраснел, выдержки ему явно не хватало.

– Этим занимается контрразведка, господин Президент, – напомнил он, вставая с дивана.

– Ах, да, да! Все время вас путаю! Слушайте, Грегори, кончайте вы с этим «господином Президентом»! У нас Америка, или где?

– Простите, что вы сказали, господин Президент?

Ясно, институтские приколы про военруков здесь не прокатывают. Да еще грамматика, будь она неладна…

– Это я так.

– Что вам налить, господин… – начал Браун, но Мухин его прервал:

– Стоп! Просто «что вам налить», Грегори, без всяких там «господинов». Договорились? Мне виски.

Мужчина перенес на низкий столик хрустальную бутыль и ведерко со льдом.

– Я, если не возражаете, ограничусь колой, – сказал он.

Виктор пригубил и, поставив тяжелый стакан на подлокотник, лукаво посмотрел на Брауна. Этот парень от президентского похлопывания по плечу не растает. С ним как-то по-другому надо, без панибратства. В сугубо деловом, типа, тоне.

– Скажу откровенно, Грегори, ваш нынешний шеф… да, да, я имею в виду главного шпиона Штатов, Эдди Бромберга… Так вот, э-э… как бы вам… В общем, мне в нем не все нравится.

– Простите, господин Президент, но я не совсем понимаю… – Браун даже позволил себе нахмуриться. Видимо, это должно было означать крайнее недоумение.

– Поймете, поймете, Грегори. А что не поймете – я открытым текстом скажу. Вы меня устраиваете гораздо больше. Чем Эдди Бромберг. А он… По службе-то претензий нет, человек на своем месте, все такое… Но… – Виктор положил Брауну руку на затылок и вынудил его как бы пригнуться. – Фамилия мне его не нравится. Понимаете?..

Браун корректно молчал.

– Нет, Грегори, я не расист, что вы! Как я могу быть расистом? Я же Президент Америки, благослови ее Господь. Я не расист, нет. Но я республиканец, и это… – он запнулся, подбирая слова, чтобы закончить фразу покруглее. – И это многое объясняет, Грегори. Вы ведь тоже республиканец, вы должны меня понять.

– Простите, не понимаю, господин Президент.

– Все вы понимаете. Прекрасно. Глупых в разведку не берут, не правда ли? Ждете, когда я, назвав «А», назову весь алфавит до самого… – Мухин опять чуть не проболтался, – до самого «Зет». Так я же говорю, Грегори. А вы слушайте и не перебивайте. Слушайте своего дядюшку Шуста, он ведь тоже не олух. Бромберг – не более, чем уступка демократам. Временная, – подчеркнул он, – уступка. Долго я прогибаться не намерен. Я вырос отнюдь не в Беверли-Хиллз, вам это известно. Хотите знать главное правило жизни в бедном квартале? Всегда желать большего!

Кажется, Виктор невзначай вставил слоган из какой-то рекламы, но Браун не обратил внимания.

– Скоро уступки прекратятся, – заверил Мухин, глотнув еще виски. – В скором времени, Грегори, нас всех ожидают большие перемены. Да, очень большие…

Он дальновидно прищурился и, запрокинув голову, дальше говорил уже куда-то в потолок, словно размышляя.

– Необходимо активизировать работу резидентуры, перетряхнуть ваш пыльный мирок. Вы ведь стали бюрократами, Грегори… И не спорьте со мной! Разведка превратилась в местное отделение социальной службы. На руководящих постах должны появиться свежие люди. Но не люди со стороны, о, конечно нет! Я не предлагаю вам место начальника ЦРУ… Что, разочарованы? Вроде, к этому все шло? А будете дурака валять, так и рассыльным не останетесь!

– Простите, господин Президент…

– Что? Встрепенулись?! То-то же. Вы хотите знать, о чем, собственно, наша беседа? А может, я вас прощупываю!

Мухин рывком придвинулся к Брауну и заговорщически хихикнул. В свое время он наслаждался игрой Броневого в «Семнадцати мгновениях», и теперь бесстыдно сдирал Мюллера, подверстывая роль под себя. В любом провинциальном театре России его закидали бы помидорами, но функционер ЦРУ советских фильмов, разумеется, не смотрел.

– Начальник всей вашей псарни будет гражданским, – продолжал он, сверля Брауна загадочным взглядом. – Таково требование общества, мать его… Мы все-таки не в Гондурасе живем. А вот заместитель… Вы и сейчас заместитель, поэтому я не буду вам разжевывать, что это за должность. А займет ее какой-нибудь кадровый офицер, республиканец, семьянин, без вредных привычек, деловой, преданный, работоспособный…

Виктор выдохся и допил виски.

– И хорошо бы, чтоб этот офицер носил фамилию Браун, – сказал он. – Если же его будут звать Грегори… Я бы не возражал… Что, купил я вас? Купи-ил, – рассмеялся Мухин, бессовестно присваивая уже не только мимику Мюллера, но и его текст. – Будем работать вместе, Грегори. Пока я не перестану исполнять обязанности Президента Соединенных Штатов. Либо – пока вы не совершите крупной ошибки. А что такое в вашем деле ошибка? Это, Грегори, недостаточность предпринимаемых усилий.

Мухин на миг задумался, соображая, не слишком ли он завернул. Браун медленно покивал. Значит, не слишком.

– Активность! Вот, чего я требую от вашей конторы. Активность – в первую очередь. Кстати, какими вы можете похвастаться успехами на русском направлении?

– На русском? – переспросил Браун. Он выглядел озадаченным.

– Конечно. Арабские террористы – та еще головная боль, да и в Восточной Европе долго разгребать придется… Но не забывайте, что главная угроза по-прежнему исходит от России. Эти их разделяющиеся боеголовки, эти невероятные запасы химического оружия… А эта славянская непредсказуемость, Грегори?! Уж я-то знаю, я же сам наполовину русский, ха-ха!.. На Земле всего две нации, считающих себя богоизбранными, – это русские и евреи. Потому я и не люблю ни тех, ни других. Много на себя берут!..

Отодвинувшись от слегка ошалевшего Брауна, Виктор дотянулся до бутыли и плеснул себе еще виски. Льдом и содовой он пренебрег.

– Активность! – снова сказал он. – Активность и изобретательность! Смелее внедряйте все новое, передовое… – Мухин сдержал отрыжку и задумался. Это было совсем уж из другой оперы. – Изобретательность во всем, даже в мелочах… Грегори, хотите пари? Ставлю десятку на то, что с первого раза… нет, со второго… со второго раза угадаю программу прикрытия для любого русского агента. Ну?.. Струсили? Десятку жалко?

– Господин Президент… – молвил Браун. – Это закрытая информация.

– Че-его-о?! Для кого закрытая? Для меня закрытая?! Да вы в своем уме? – Мухин со стуком опустил стакан и доковылял до письменного стола. – Давайте, Грегори, живо! Не волнуйтесь, мой компьютер защищен не хуже серверов ЦРУ. Информация не пропадет, здесь же и останется. Давайте, говорю вам!..

– Так в чем суть нашего пари, господин президент? – нерешительно спросил Браун.

– А, очень просто! – воскликнул Виктор. Роль импульсивной личности ему уже порядком надоела, но он заставлял себя играть дальше. Похоже, эта шпионская кукла начала колоться. – Я беру с потолка какую-нибудь агентурную кличку… Любую, вот какая в голову придет… Соловей! – хлопнув себя по лбу, объявил он. – Да, пусть это будет Соловей. Русские, как и немцы, народ сентиментальный. Теперь вы ищете в своей базе данных агента по имени Соловей, и я сходу угадываю, какие меры у вас запланированы на случай провала. Бросите вы его, или уничтожите, или попытаетесь вывезти из России… Если да, то каким образом, по какой легенде… Заметьте, мой опыт в этой области ограничивается несколькими детективными фильмами. Однако я берусь угадать, и ставлю десять долларов. Потому, что это может угадать каждый. Потому, что работаете вы из рук вон плохо. Ну?.. В чем же дело? Давайте, Грегори!

Браун, все еще сомневаясь, подошел к столу.

– Прошу прощения, господин Президент…

– Что еще? А, код? Пожалуйста! – Мухин демонстративно отвернулся и даже шагнул к стене. Коды ему и вправду были не нужны. – Не забудьте, Грегори: агент Соловей. Чистота эксперимента!

– Как скажете, господин Президент… – ответил тот, не отрываясь от экрана. – Соловей?.. Да, у нас есть такой агент.

– Превосходно! – изрек Виктор, выжимая из себя побольше сарказма. – Никакой выдумки! И этот петушок живет в России…

– Действительно… – Браун растерялся. – В России… – пробормотал он. – Только не петушок. Это, простите… э-э… «курочка».

– Какая еще курочка?!

– В России под кличкой «Соловей» у нас работает женщина.

– Какая еще женщина, мать ее?.. – взвился Мухин. – Вы, наверное, что-то путаете… То есть соловей – он же мужского рода, – быстро оговорился Виктор.

– Половая принадлежность значения не имеет, – пояснил Браун.

– Ну, так… бабенка по кличке Соловей… – Мухин сразу потерял весь интерес. – На случай провала вы ей заготовили…

– Ей уже ничего не понадобится, господин Президент.

– Это почему же?

– Месяц назад она умерла от инфаркта. У нас вредная работа.

– Прискорбно… А другие Соловьи?

– Других у нас нет.

– Скверно, Грегори! Я недоволен! Вот и агенты у вас умирают… Не к добру это. Значит, один – ноль в мою пользу.

– Но…

– Молчите! Сделаем так… Хватит этих псевдонимов, лучше я назову фамилию. Годится? У вас есть шанс вернуть свою десятку.

– Называйте, господин Президент, – смирился Браун.

– Сейчас, сейчас… – Виктор изобразил что-то среднее между напряженной работой мысли и праздным гаданием. – Допустим… ну… допустим, Корзун! – азартно выкрикнул он. – Да, агент Корзун. Чтобы долго не рыться, дадим ему какие-нибудь имя. К примеру, Матвей. Ищите, Грегори! Матвей Корзун. Ищите!

– Такого нет, – отозвался он.

– Что? Да вы и не искали. Ищите как следует, говорю вам!

– Среди наших… помощников Матвея Корзуна нет не только в России, но и нигде в мире.

– Да что за черт!

– Назовите другое имя, господин Президент.

– Ладно… в другой раз как-нибудь… – Мухин выпрямился и принял официальный вид. – Скажу честно, мистер Браун, итогами нашей беседы я вполне удовлетворен. Помните: я на вас рассчитываю!

Он взялся за спинку кресла, давая понять, что аудиенция окончена.

– Я польщен, господин Президент! – выдохнул Браун.

– Счастливо, мой друг. И остерегайтесь богоизбранных.

«И не ешьте на ночь сырых помидоров,” – добавил про себя Виктор.

Привалившись к столу, он вновь потрогал папки с орлами, но так и не раскрыл – не его забота. То единственное, что он мог сделать полезного, сорвалось – самым обиднейшим образом. Ну нет здесь предателя Корзуна, не завербовали его в этом слое. Дать спецуре задание на вербовку, а потом спросить, как и где его собираются прятать? Это даже для Америки слишком глупо…

Чтобы не впасть в тоску окончательно, Мухин дохромал до хрустальной бутылки и по-доброму накатил грамм сто пятьдесят.

Лучше от этого не стало. Кабинет, резное кресло, шелковый флажок со звездочками… Все это было здорово, но он потерял еще один день. Ну, не день целиком – только четыре часа, так ведь пока выйдет из транса, пока очухается… А время идет. Идет не рядом, а как-то отдельно, совсем не в ногу, идет – и проходит мимо. И остается его все меньше и меньше, а Виктор не то что к нулевому слою, к какому-то вонючему стукачишке не приблизился. Шибанов будет недоволен… Да пропади он пропадом, этот Шибанов, со всей своей гэбухой!.. Время… Оно почти уже кончилось. Скоро миграция нагрянет в нулевой слой, и если они не успеют ничего предпринять… если только она уже не нагрянула… Тогда… А что собственно, «тогда»?

Мухин пожал плечами.

Тогда – просто дожить последние деньки и умереть, как все нормальные люди. Умереть навечно… Исчезнуть…

– Господин Президент?..

– Да?

Виктор обернулся – в дверях стояла Мадлен, двадцатипятилетняя секретарша, выбранная не только за деловые качества. Качества у нее были самые разнообразные.

Мухин обнаружил, что до сих пор держит стакан в руке, и бросил его на диван. При этом он покачнулся – все-таки сто пятьдесят, плюс еще две дозы.

«Ну и слабак же ты, Анкл Шуст, – подумал он с презрением. – Пить совсем разучился! Какой же ты «анкл»? Какой же ты после этого дядя? Сынок ты, а не дядя…»

– Господин Президент, позвольте вам помочь, – озаботилась Мадлен.

– Позволяю, – сказал Виктор.

Секретарша довела его до стола и усадила в кресло. Платье на ней было длинное, почти вечернее, но оно имело одну приятную особенность: ткань легко прощупывалась. Это темно-серое платье было у Мухина любимым. И уже давно.

Взбудоражив себя тактильными впечатлениями, Виктор разыскал на широком столе золотой карандаш и тихонько толкнул его пальцем. Карандаш медленно прокатился по столешнице и весьма предсказуемо свалился на пол. Мухин даже сделал какое-то движение, словно хотел за ним нагнуться. Это была традиция.

– Не беспокойтесь, господин Президент, – проворковала Мадлен, – я подниму.

Это тоже была традиция.

«Хорошо, что здесь нет Римского Папы,” – отметил Виктор.

Оказавшись под столом, секретарша завозилась – конечно, попробуй разыскать желтый карандаш на черном паркете… Вовек не найдешь…

Мухин почувствовал шевеление в районе ширинки и вдруг, сразу – прохладную трепетную ручку.

– О, Мадлен…

– Вик… – Пока еще секретарша имела возможность говорить.

«Вик,” – вспомнил Мухин. Виком звали торговца, которого мордовали в туалете трое наркоманов… У него перед глазами встал грязный сортир в Лужниках, застарелая моча на буром кафеле, и…

– Вик?..

– Да, Мадлен?

– Господин Президент, вы чем-то расстроены?

Вместе с общественной уборной к нему пришло и другое воспоминание: допрос перед сенатской комиссией, опознание половых органов и прочие мероприятия, способствующие резкому падению рейтинга. Откуда все это взялось, Мухин не имел ни малейшего представления, но картинка была настолько реальной, что он вздрогнул. Чужой страх настойчиво твердил: забавы с секретаршей могут закончиться плачевно.

– Прекратите, Мадлен! – прошипел он. – Как вам не стыдно? Что вы себе позволяете?!

– Вик?.. – Она убрала руку и недоуменно выглянула из-под стола.

Мухин еще в юности заметил, что женщина, смотрящая снизу-вверх, кажется особенно привлекательной. К секретарше это имело самое непосредственное отношение.

«На что мне, блин, эта Америка? – подумал он. – Через пару дней, может, в гроб ложиться, а я о рейтингах пекусь!»

– Все в порядке, Мадлен. Продолжайте, прошу вас…

Глава 20

– Доигрался, чурбан! – процедила Настя.

– Доигрался, Витенька, доигрался, – вторила Светлана Николаевна.

– Тобой уже ФСБ интересуется. Видать, не с простыми уголовничками связался…

– Это точно, Настенька, не с простыми, – заверила теща.

«Отцепитесь, жабы, – подумал Мухин. – Может, мне еще орден дадут. Посмертно. И не здесь».

Вслух же он сказал:

– Хватит галдеть. Тут же микрофоны кругом.

– Ну и пусть! – повысила голос жена. – Лично мне скрывать нечего. Я в тюрьме не сидела.

– Мы с Настенькой в тюрьме не сидели, – подтвердила теща. – У нас анкета чистенькая.

Прессинг длился с самого утра. Если б женщины добивались от Виктора чего-то конкретного, они бы давно дали понять, но ничего конкретного им было не нужно. Просто они хотели сорвать на ком-то злость, отомстить за свой страх и растерянность, а кроме Мухина под руку никто не подвернулся. Мстили ему.

Виктор бессмысленно подвигал переполненную пепельницу – ботаник за три часа выкурил целую пачку. В горле першило, а легкие сдавило так, что само их название казалось врачебной ошибкой. Сухой язык требовал пива. Пива в доме, разумеется, не было.

Мухин вскрыл новую пачку «Винстона» и вытащил сигарету.

– Покури, Витенька, покури, – ласково произнесла Светлана Николаевна. – В тюрьме у тебя таких не будет. Там говорят, только без фильтра. А ты, Настенька, правила почитай.

– Какие еще правила, мама?

– Как передачи ему собирать. Будешь арестанту своему яблоки носить, печеньице… Носки вязать научишься. Таких на юга не отправляют… А ведь я предупреждала!

Виктору сделалось совсем муторно. Если б не сволочь Корзун, он бы сюда больше не сунулся. Ни-ни!.. Ни за какие блага. Даже ради третьего президенства. Но Корзун… Шибанов наседал покруче обеих дамочек, да и новую капсулу Немаляев выдал только под поимку шпиона. У Председателя ГБ что-то всерьез не ладилось по службе, и ему как воздух нужна была маленькая победа. И Мухин снова отправился туда, где об него вытирали ноги.

Ему было тяжело – гораздо тяжелей, чем Суке или Вику. У первого были хоть какие-то оправдания – стечение обстоятельств, приход Дури, обыкновенная невезуха. Второй, катаясь по заплеванному полу, верил, что неприятности у него временные.

У ботаника же не было ни того, ни другого – ни оправдания, ни надежды. Он сам позволил двум недобрым женщинам устроиться у него на шее и прекрасно понимал, что стряхнуть их оттуда уже не удастся. Виктор удивлялся тому беспросветному кошмару, в котором жил этот ботаник. Пока не сообразил, что ботаник – это он сам и есть.

– Робу арестантскую новую хоть дадут, или с покойника снимут? – поинтересовалась Светлана Николаевна.

– Мама, что ты говоришь! – всплеснула руками Настя. – Там все в спортивных костюмах ходят, я по телевизору видела. У Витюши есть хороший «Адидас», мы ему в прошлом году на Черкизовском рынке купили.

– Где «там»? – хмуро спросил Мухин.

– В тюрьме, Витенька, – охотно отозвалась теща.

– На зоне, – уточнила жена.

Бабы откровенно глумились, да так складно, будто репетировали заранее. Виктор уже хотел вступиться – не за себя, за долбаного ботаника, но в этот момент зазвонил телефон. Аппарат на длинном шнуре перенесли в коридор, на колченогий пристенный столик, ламинированный под какие-то ценные породы. Обрадовавшись поводу, Мухин вскочил и рванулся вон из кухни.

– Витя? – сказали в трубке.

– Да, я.

– Здравствуй, Витя. Это Борис.

– Как… какой Борис? – растерялся Мухин. – Ты?! Как ты меня нашел?

– Ох, Настенька, опять у него что-то сомнительное, – подала голос теща. – Чует мое сердце, быть беде.

Виктор демонстративно развернулся к ним спиной.

– Это проще, чем ты думаешь, – ответил Борис. – Сколько тебе здесь осталось?

Мухин взглянул на часы.

– Три с половиной. Я только пришел.

– Врет, врет… Ну врет же! – возмутилась Светлана Николаевна. – Только пришел он, посмотрите! Он же никуда и не ходил сегодня.

– Мама, застегните пасть! – рявкнул Виктор.

– Что, семейные проблемы? – догадался Борис.

– О-о-о… – печально протянул он.

– Выскочить не желаешь? Погуляем, воздухом подышим.

– Да у меня планы были… Я ведь сюда не от хорошей жизни влез.

– Понимаю. Сан Саныч умер, – неожиданно сказал Борис.

– Как?!

– А что ты переполошился? Он уж не мальчик, пора ему – кое-где, потихоньку… Погоди, ты что подумал-то? Он здесь умер, здесь. Там, у вас, пока вроде тьфу-тьфу… Там он бодренький.

Мухин с облегчением вздохнул.

– Когда это случилось?

– Сегодня похороны, Витя. Сходим, помянем старика. Поговорим заодно.

– Хорошо, Борис. Где и во сколько?

– Поняла? – вякнула теща. – Теперь и Борис какой-то завелся. Подведет нас под монастырь…

Виктор положил трубку и внимательно посмотрел на женщин. Отобрав из жаргонов порнушника и наркодилера слова наиболее проникновенные, он уже собрался выдать тираду, но, постояв с минуту, раздумал и пошел в спальню. Бисер перед свиньями пусть мечут сами свиньи.

Распахнув скрипучую дверцу гардероба, Мухин приподнял стопку твердых пододеяльников и достал из-под нее старое тертое портмоне.

– Куда?! Не тронь! – взвизгнула, влетая в комнату, супруга.

– Что, за деньгами полез? – угадала на кухне Светлана Николаевна. – Вот так, Настенька…

– Чего ты орешь? – сказал Виктор. – Я же не все возьму.

– Ничего не возьмешь! – заявила жена.

– Ты уверена?

– Оставь деньги, – прошипела Настя и отвратительно сузила глаза.

Видимо, на ботаника этот прием действовал. На ботаника, но не на Мухина.

– Я тебе запрещаю, – жестко сказала она.

– Что-о?! Ты – мне?.. Запрещаешь?..

– Повезло с зятьком… – не утерпела Светлана Николаевна. – А я предупреждала!

Виктор открыл портмоне и вытащил из обоих кармашков две пачки банкнот. Настя решительно шагнула вперед, но он выставил указательный палец, и она остановилась – даже не понимая, почему. Наверное, что-то было в его взгляде – непривычное, незнакомое. Не от ботаника.

– Замри тварь, хуже будет, – сказал он. – И ты тоже, слышь?

Отщипнув от пачки на глазок, Мухин сунул деньги в карман, остальное широко рассыпал по полу и пошел на кухню за сигаретами.

– Слышь, нет? – снова обратился он к теще. – Иди, Настя там бабки уронила. Собирайте, вам же нравится.

– Вот, ты какой… – трагически произнесла она. – С двойным дном человечек.

– Я не «человечек», – выдавил Виктор, медленно склоняясь над Светланой Николаевной.

Его вторая мама была седенькой и худенькой, как воробушек, с маленьким сморщенным личиком и тонкой шейкой. Мухин мог бы переломить ее двумя пальцами, и сейчас ему этого хотелось. Кажется, теща уловила его колебания и сжалась так, что стала слишком мелкой даже для воробья.

– Мама, запомните: я не «человечек». Я Витя Мухин.

– Что ты, что ты, Витя… – испуганно залебезила теща. – Я вообще в чужие дела не лезу… В ваши семейные… Пожалуйста! Ты мужчина, тебе и решать…

Он одобрительно кивнул и, дойдя до прихожей, объявил:

– Вернусь вечером. Чтоб никаких мне вопросов! Встретить радушно, на столе – праздничный обед: мясо, два салата, водка.

– А что за праздник, Витюша? – спросила жена.

– Сама придумаешь.

Покинув квартиру, он повернул ключ на два оборота и прислушался. Внутри тут же возобновился монолог:

– Предупреждала я тебя, дурища! Звони в милицию немедленно! Ты телефон его следователя не потеряла? Вот и звони. Звони и не спорь! Пусть этого бандита за решетку сажают, а то ишь, отпустили! Добренькие за наш счет! Нечего ему тут… Ведь в любую минуту удавить может, бандюга!

– Совершенно верно, Светлана Николаевна! – крикнул Виктор через дверь. – В любую минуту!

Не услышав в ответ ни звука, он щелкнул пальцами и, пританцовывая, направился к лифту.

Сан Саныча хоронили на Новодевичьем. Когда Борис сказал об этом по телефону, Мухин сразу не сообразил, что человека простого в центре Москвы не закопают. Потом ему и вовсе было не до того – мысли перескакивали то на тещу, то на Матвея Корзуна. И лишь увидев на набережной длинную вереницу «Ауди», «БМВ» и «Мерседесов», Виктор осознал, куда он приехал.

Инспектор остановил встречное движение, и кортеж свернул в сторону кладбища. Первым шел огромный черный катафалк на базе «Линкольна». За ним Виктор насчитал двадцать два автомобиля, все – иномарки. Машины, как и подобает, еле тащились, но обгонять их он не посмел и скромно пристроился на своей «девятке» в самом хвосте. Проезжая перекресток последним, он обратил внимание, что на руке у инспектора надета черная повязка. Мухин невольно подумал, как бы он хотел быть преданным земле, – с почестями или без. И неожиданно для себя понял, что ему на это наплевать.

У дороги ему кто-то помахал, и Виктор, заметив Бориса, прижался к тротуару.

– Вот и снова свиделись, – сказал тот, усаживаясь на переднее сидение. – Здравствуй, Витя. «Добрый день» здесь говорить не принято.

В этом слое Борис оказался лет на семь моложе. Он был крепок, коротко стрижен, и у него на подбородке откуда-то взялся давний белый рубец. В остальном он почти не изменился, и Мухин узнал его сразу.

– Привет, – ответил Виктор. – Припаркуюсь где-нибудь, и пойдем. Я из-за этих опоздал, – он показал на процессию. – Мы успеваем?

– Без покойника не похоронят, – буркнул Борис, косясь на «Линкольн».

– Так это нашего Сан Саныча везут?! И-и… кто же он здесь? В смысле, был.

– Сейчас народ из тачек вылезет – сам увидишь.

Кортеж заехал на территорию кладбища, и Виктор, поразмыслив, двинул следом.

– Не суйся, – сказал Борис. – Пешочком полезнее будет. Вон там остановись.

– Нельзя, знак висит.

– Знак – не человек. Тормози, я разрешаю.

– А, тогда другое дело, – язвительно ответил Мухин, но «девятку» все же поставил там, где велел Борис.

Дверцы многочисленных иномарок открылись почти синхронно. Из них показались шикарные эксклюзивные туфли – ни одной похожей пары, – затем брюки, пиджаки и головы. Задавать дополнительные вопросы было бессмысленно.

– Сан Саныч был вором старой закалки, – сказал Борис. – Вымирающий вид…

По мере того как люди выходили из машин, Виктор стал их различать. Среди приехавших проститься с Немаляевым были и молодые быки, на которых костюм сидел, как седло на корове, и бригадиры – мужчины лет тридцати-сорока с лицами не злыми, но строгими; были и тихие благообразные дедки, одетые, в определенном смысле, скромно.

– Тут тебе и авангард, тут тебе и классика, – продолжал комментировать Борис. – Сан Саныча все уважали. Правильный он был. Умел презирать деньги, как и положено вору. Не сорить ими, не в кабаках от купюр прикуривать… Он умел их игнорировать.

– Деньги-то? Я их тоже игнорирую.

– Скорее, Витя, это они тебя игнорируют.

– Можно и так сказать, – равнодушно ответил Мухин. – Откуда ты все это знаешь? Про Немаляева. С неба увидел?

– С земли, – молвил Борис, показывая ему удостоверение.

Шрифт под фотографией был мелкий, единственное, что сразу бросалось в глаза, – это тревожный заголовок: «Министерство Внутренних Дел Российской Федерации».

– Я у Петра тоже корочку видел, – сказал Виктор.

– И я видел… – с недоброй улыбкой произнес Борис. – Нет, у меня настоящая. Ладно, пойдем, а то правда без нас зароют.

Народу на похоронах оказалось гораздо больше, чем Мухин мог представить, – видимо, некоторые ждали уже на месте. Могилу обступили плотным кольцом, по прилегающим дорожкам прохаживались блеклые типы вроде Шибановских.

– Чего мы приперлись-то? – разочаровался Виктор. – В затылки им дышать?

– Ну, в затылки дышать нам не позволят. Иди за мной.

Борис обменялся взглядами с человеком из охраны, и его пропустили вперед. Мухин, комплексуя из-за своей белой ветровки, тащился сзади, но не отставал.

– Ты что, на самом деле мент? – шепнул он.

– Обычный мент сейчас и на километр не подойдет. Я, Витя, генерал-майор. А еще слово скажешь – можем туда же отправиться, прямо за Немаляевым.

Гроб у Сан Саныча был подстать ботинкам прощавшихся – сплошной «от кутюр». Цветом он напоминал пристенный столик в квартире Мухина, но здесь был, разумеется, не ламинат и не шпон. С каждого бока было прикручено по четыре массивных позолоченных ручки, впрочем, Мухин не исключал и того, что они целиком отлиты из золота. Сейчас, в его присутствии, в землю закопают целое состояние, как будто организаторам похорон вдруг стало обидно, что Сан Саныч был не жаден до роскоши при жизни, и на его смерти они решили протранжирить все те деньги, что не успел растратить покойник.

Борис с Виктором вежливо протиснулись к гробу. Утопая в белоснежном шелке, там лежал тот самый старик, что показывал дорогу к несуществующей улице Возрождения. Мухин был к этому готов, он несколько раз повторил себе, что Немаляев – совсем другой человек, обитающий в другом мире, но все же, увидев его здесь, почувствовал, как трудно ему стало глотать. Это был Сан Саныч – загримированный, и от того еще более мертвый.

Народ вокруг хмурился, но ни одного плачущего Виктор не нашел. Не плакала даже племянница.

Заметив в первом ряду Людмилу, Мухин повернулся к Борису, но тот надавил ему на плечо и тихо сказал:

– Не дергайся. Это местная.

Виктор и сам уже понял. Люда стояла между двух дюжих парней, позади толклись еще три человека, занятые не столько панихидой, сколько безопасностью женщины.

Людмиле была к лицу всякая одежда, и даже засаленная телогрейка ее не портила, в черном же она выглядела просто сногсшибательно. Глаза она спрятала за зеркальными стеклами, но Мухин видел, что слез под очками нет.

Нарядный священник громко читал молитву, возле него быстро, но не суетливо ходили двое служек. Прощающиеся, изредка покашливая, смотрели в землю.

– Ну и все, пожалуй, – прошептал Борис. – Пойдем отсюда.

– Погоди…

– Горсть земли бросить желаешь? А кто он тебе был? Друг, родственник?.. Не надо на кладбище долго находиться. Ни к чему это.

Они так же аккуратно пробрались назад, и Борис, снова кому-то кивнув, повел Виктора к воротам.

Едва Мухин завел мотор, как на кладбище что-то ухнуло. «Девятку» ощутимо качнуло. После взрыва сразу же прозвучало еще два – не таких мощных, похожих на раскаты от первого. Плющ на кованой ограде сорвало, но увидеть, что случилось у могилы, Виктору все равно не удалось – Немаляева хоронили слева от главной аллеи, за деревцами.

– Поехали, – спокойно сказал Борис.

– Там Людмила была!

– Это не она, во-первых… Во-вторых – была, – выразительно произнес он. – Рвануло грамм семьсот, не меньше. Да еще, небось, с гайками. Поехали, Витя.

Развернувшись, Мухин направил машину к набережной. Проезжая мимо ворот кладбища, он притормозил и попытался разглядеть хоть что-то, но кроме нескольких метущихся фигур ничего не увидел. Людмилы среди них не было.

– Там же еще батюшка стоял… и пацаны эти с ним… – выдавил он.

– Да…

– Что «да»?!

– Не нужно, Витя, мне в глаза так смотреть. Не я их убил.

– Но ты… ты ведь догадывался, что будет взрыв?

– Я этого не исключал, – холодно ответил он.

– Все менты одинаковые…

– Что ты несешь? – возмутился Борис. – Если б не один добрый мент, ты бы сейчас в пресс-хате сидел. Петр же двоих лейтенантов убил. Там, на шоссе. Мы своих людей никому не прощаем.

– По машине Ренат стрелял, – возразил Мухин.

– Эх, длинный же у тебя язык…

– Что, действительно будешь его искать?

– Я – нет. А оболочка будет, для нее это важно. Видишь, какой молодой, а уже генерал-майор.

– Слушай-ка!.. – спохватился Виктор. – Мне одного человека прощупать требуется. Человечка, вернее… Помоги, а?

– Тебе это очень нужно?

– Заказ Шибанова. Он меня там живьем жрет!

– Да где тебя только не жрут, Витя! Ладно, давай…

– Корзун Матвей Степанович… – Мухин перечислил все, что помнил. – Я даже телефон его знаю.

– Откуда?

– Из справочной.

– Гениальная простота! – хохотнул Борис. – Больше так не делай. Никогда, понял? Все справочные в оба конца работают. И если твой Корзун будет найден с пробитой головой, первым прихватят тебя. Что надо-то?

– В нашем слое этого Корзуна ЦРУ завербовало. Шибанов хотел брать, а тот на дно залег. Вот мне и велели прикинуть, что это за «дно», в каких оно краях.

– Задачка. Он же не тот…

– Да все понятно, Боря! – воскликнул Мухин. – У него здесь и семья другая, и работа, и даже размер обуви другой может быть. Но… ты попробуй, а?

Борис кому-то позвонил и, перечислив анкетные данные, добавил только одно слово: «связи».

– К вечеру будет тебе Корзун со всеми потрохами, – заверил он.

– К какому вечеру? Мне два часа осталось!

Застонав, Борис опять набрал номер.

– Это горит, – сказал он. – Через час доклад.

– Через час тоже поздновато… – произнес Виктор.

– Ты что, совсем охренел?

– Да не проживем мы с тобой этот час, – ответил он и показал вперед.

Дорога под мостом была перекрыта двумя черными «Чероки». Между джипами, у гранитного парапета, за фермами моста – везде стояли люди со вскинутыми автоматами. Сзади, неумолимо сокращая дистанцию, приближалась «Газель» с хлопающими дверцами кузова – видимо, грузовичок угнали на скорую руку, прямо от магазина.

Слева за рекой движение было активным, и даже чрезмерно: машины носились туда-сюда, скапливались у светофора и вновь срывались с места. Стреляй хоть из станкового пулемета – там никто не услышит. Здесь же, в районе, отравленном фабрикой и старой ТЭЦ, не было ни души.

– Хорошее местечко, – оценил Борис. – Значит, будем прощаться, Витя. Водитель ты неважный, так что я на тебя не надеюсь.

– Ага… – молвил Мухин, не снижая скорости. – Ну, прощай, тогда…

В ту же секунду машина споткнулась о шквальный огонь. Лобовое стекло моментально потеряло прозрачность и тяжелой мокрой скатертью рухнуло в салон. «Девятку» завело вбок и понесло по дороге кувырком. Мухин почему-то вспомнил, что багажник на крыше он так и не снял.

«Что, придурок, перед смертью подумать не о чем? – взбеленился он. – Умирай достойно, кретин. Серьезно умирай, без всяких там багажников…»

«Девятку» перестало кидать, но тащило еще несколько метров, пока она не уткнулась ободранным крылом в заднее колесо «Чероки».

Мухин открыл глаза и с недоверием посмотрел в окно. Окна как такового не было, от него осталась сплющенная треугольная амбразура, в которой небо почему-то лежало внизу, а земля висела сверху. Но гораздо сильней Виктора смущал запах бензина. Этого запаха было слишком много, и он был везде.

Мытый скат с выпуклым словом «Goodyear» зацепил «девятку» и откатился. До Мухина донеслось короткое шипение. Он не сразу сообразил, что это за звук. Потом все же припомнил.

С таким звуком зажигается спичка.

Глава 21

– Живые они там, нет?..

– Мы старались не зацепить…

– Учти, Медведь: если померли – сам им будешь искусственное дыхание делать.

– Это «рот в рот», что ли?

– По-всякому.

Спичка обожгла кому-то пальцы, и некто, чертыхнувшись, зажег новую.

– Не, я с мужиком целоваться не буду, – сказал невидимый Медведь. – Тем более, с мусором, – добавил он, подумав.

– Я, что ли, буду?! – возмущенно спросили где-то совсем близко, и Мухин наконец понял, что это говорит женщина. Голос у нее был хрипловат, как у простуженной. – Давайте, ребята, выковыривайте их. Если что – роняй.

Последнее, вероятно, относилось к спичке, и Виктору страшно захотелось знать, что это такое – «если что», и как его избежать.

– Не рыпайся… – простонал справа Борис.

– Ты мне на кладбище уже советовал, – мстительно произнес Мухин, сплевывая кровь и какие-то мелкие крошки.

– На кладбище я сказал «не дергайся». А тут – «не рыпайся». Разница…

– Что, сейчас хуже?

– Намного. Глянем, что за братва нас подстрелила. Может, договоримся. Я все-таки фигура…

– Эй! – раздалось снаружи. – Да они там бакланят! Увлеклись, понимаешь, беседой и не заметили, как колесо спустило.

Говорил, похоже, записной бригадный юморист. Отовсюду послышался хохот – конечно, шутка удалась на славу.

Виктор с Борисом хмуро переглянулись. Народу вокруг стояло много – человек пятнадцать, а то и больше, и шансов как-нибудь невзначай расстрелять их одной обоймой не было даже у генерал-майора.

Машину раскачали и перевернули. С потолка посыпались осколки, и Мухин втянул голову в плечи. Левая рука была зажата покореженной дверью, правая не двигалась сама по себе.

– Гляди на них, Люся! Да они живее меня!

«Люся»?..

Виктор пригнулся и в сплющенном окне увидел Людмилу. Она была в той же черной двойке – классические брюки и строгая закрытая блузка. Стильные очки куда-то пропали, а на правом виске алела, заметно опухая, крупная ссадина. И еще у нее было туго забинтовано горло. Потому и голос звучал сдавленно.

– Ну, это точно каюк, – уверенно сказал Борис.

– Так Людмила же… – не понял Мухин.

– Потому и каюк. Она в этом слое… как бы помягче выразиться…

– Вы, бубны голимые!.. – процедила Люда. – Еще слово, и языки друг у друга съедите, вам ясно?

– Тебе ясно?.. – беззвучно спросил Борис. – Можем и съесть, она такая…

– Но Людмила!.. – воскликнул Виктор.

– Да никакая это не Людмила! – зашипел на него Борис. – Это Люся Немаляева по кличке Игла. Четыре судимости, пять побегов. И нам с тобой пришел пиз…

– Хорош базлать, мусорки! – прикрикнул все тот же шутник. – Вопросы здесь задаем мы!

– Медведь, доставай перо, – сказала Люся. – Будем операцию делать, а то от них очень много текста. Уполовиним.

– Застрели меня, Боря, – попросил Мухин. – Раз уж такие дела… Лучше быстро.

– Я сегодня без оружия, – виновато ответил он.

– Тоже мне, мент… Когда у тебя время кончается?

– Когда я сам захочу.

– А чего ты здесь торчишь-то?

– Не могу же я тебя одного бросить!

– Спасибо, Боря…

– Ты смотри! – удивился кто-то. – Они там сели, как в кафе у фонтана, и на нас ноль внимания! Совсем бандитов не уважают. Может, это мусора из Америки? Так мы их тоже жизни научим!

Те, что были покрепче, взялись за передние двери «девятки». Левая, водительская, вырвалась с корнем, правую заклинило сильнее. Пока кто-то бегал за домкратами, Мухина извлекли из машины и пару раз весьма ощутимо треснули по уху. Самочувствие, и без того никудышное, расстроилось совершенно. Виктор повис на чьем-то плече и немедленно получил по почкам, в челюсть и куда-то еще.

Вскоре из «девятки» выволокли Бориса. У него оказалась прострелена нога, и стоять он не мог изначально. Это мало кого трогало. Ему позволили упасть и принялись затаптывать.

Игла отошла в сторонку и закурила тонкую сигарету. При ней убивали двух человек, и ей это нравилось.

– Борис!.. – крикнул Мухин, не надеясь, что тот еще в сознании. – Боря! Людмилу!.. Ее надо сюда!.. Иди за ней, приведи ее! Как ты нас…

Его ударили поддых, и следующее слово он смог выговорить лишь через минуту.

– …как ты нас тогда в детей загнал! Веди ее сюда!

– Витя, у тебя голова!.. Голова работает! – надрывно кашляя, отозвался Борис.

– О чем это они? – поинтересовался Медведь.

– Но это получится… – мучительно продолжал он, – если только Людмила в трансе. Ты понимаешь? Только если она вне основной оболочки!..

– Да они по ходу ширнулись, – предположил кто-то.

– Да косят они! – осенило Медведя. – Люся, ты когда-нибудь видела, чтоб мусора косили? Братва, у нас камера есть с собой? Заснимем, это же кино века! Генерал Черных косит под шизу!

– Игла! – раздалось из-под колес. – Какого хрена, Игла?! Подняли меня, живо! Вы чего, отморозки?!

Перемена в голосе Бориса была столь заметной, что это дошло даже до Мухина, хотя его уже почти ничего не интересовало. Братки слегка озадачились и сделали в избиении паузу.

– Поднимите его, – велела Люда.

– Вы что творите, волчье племя? – спросил Борис, улыбаясь. – Я же вас всех достану, всех на дыбу!.. Авторитетов ваших в петушатник загоню!

– Пора, – сказала Людмила тихо и умиротворенно.

От джипов подошли еще трое с автоматами.

– Витя! – проскрежетал Борис. – Сейчас…

– Ты уже вернулся?

– Сейчас ее перекинет.

– Во, глянь… – проронил Медведь. – Опять их глючит. Генерал опять закосил… Люся, давай послушаем, а? Так прикольно…

– Некогда, – сказала она. – Чего ждете? Кончайте их.

Братки оставили Бориса и Мухина у «девятки» и разошлись широким полукругом.

– В театре, что ли? – бросила Люда. – Стреляйте, тормозы! Скоро здесь вся мусарня будет!

Трое мужчин с автоматами вышли чуть вперед.

Виктор с отчаянием смотрел на Людмилу. Еще одна смерть ему ничего бы не добавила и не убавила, но такие трезвые мысли приходят, лишь когда костлявая далеко. Когда же смерть рядом, когда она почти уже тобой завладела, ты внезапно понимаешь, что все эти рассуждения ничего не стоят. Просто хочется жить.

Люда широко раскрыла глаза и дернула подбородком, словно увидела что-то ужасное и отшатнулась – но не телом, а душой. Мухин знал, что это еще не все. Ей понадобится еще одно мгновение, чтобы впитать новый опыт и элементарно разобраться в ситуации.

Мужчины нестройно щелкнули предохранителями. Виктор надеялся, что какое-то время, пусть ничтожный миг, у них займет передергивание затворов, но вспомнил, что из автоматов уже стреляли. Значит, они заряжены. Значит…

– Ну быстрее же, Люда! – крикнул Борис.

– Витя? – спросила она недоуменно.

– Да!

– Боря… Ты?

– Да, это я. Скажи своим волкам, чтоб стволы убрали!

– Уберите… – механически повторила она, еще не вполне сориентировавшись. – Вот так встречка… Вот уж не думала…

– В чем дело? – требовательно спросил Медведь.

– Потом… Браслеты! – коротко распорядилась Людмила. – Да не мне! Ты что, совсем тупой?! Вторую пару давай. Спеленай мусоров.

Борис покорно подставил руки.

– Люда?.. – вопросительно произнес Мухин.

– Правую давай! – прикрикнул на него Медведь.

Правую руку Виктор поднять не мог – он ее не чувствовал, как будто ее и вовсе не было. Наручники все же застегнули и по приказу Людмилы поволокли обоих к строгому темно-зеленому «Вольво».

– Здесь нельзя уже, я с ними в лесу разберусь, – бросила она. – За рулем Квадрат.

– Ну?.. – нахмурился Медведь.

– Гну! Все, я сама их кончу. Квадрат! Падай в тачку! Остальные по домам.

– По каким еще домам, Люся?..

– По публичным!

– Не, я тебя одну не отпущу, – сказал Медведь. – Этого кекса не знаю, а генерал на подвиги горазд.

– Никаких мне кавалькад! – отрезала она. – Если хочешь, поехали с нами.

Медведь, осуждающе поцокав, все же забрался на заднее сидение, следом за ним запихнули Виктора и Бориса. Людмила села рядом с водителем, и «Вольво», красиво, с дымком, развернувшись, помчалось по набережной.

– В Тропарево, – сказала Люда.

– Сейчас, мусорки, вы друг другу могилы рыть будете, – проговорил Медведь.

– Ты уверен, Боря? – слизывая с губы кровь, сказал Мухин.

– В чем?

– В том.

– Да, на сто процентов, – ответил Борис.

– А в этом?

– В этом?.. Спроси чего полегче.

– Э, звери! – Медведь двинул Мухина в живот. – Что за шифртелеграммы? А то до парка не доедем, здесь и нырнете! Люся, давай их утопим!

– Давай лучше помолчим. Следи, чтоб не выскочили. Ой, а кто там за нами прется?..

Людмила перегнулась через спинку. Виктор попытался поймать ее взгляд, но на него она посмотрела, как на колоду. Сняв с панели трубку, она набрала номер и сказала:

– Ну чо за дела-то? Боба, ты, что ли? Ах, охра-ана!.. От кого? От двух недорезанных? Боба, со мной Медведь и Квадратик. Вот я им сейчас передам, что ты их за лохов держишь…

– Кто? Боба? – фальшиво возмутился Медведь. – Боба! Пасись! – крикнул он так, чтоб абонент услышал.

– Шума от тебя много… – заметила Люда.

Не доезжая до конца Ленинского проспекта, машина свернула на какую-то улочку без названия и поехала вдоль бетонного забора. Сзади поднималась стена белесой цементной пыли. В Тропарево Виктор ездил и сам, но этот путь был ему неизвестен.

Улица постепенно перешла в пустырь, асфальт сменили сначала косые плиты, а метров через сто – сухая щебенка с глубокой колеей от тяжелых грузовиков. «Вольво» переваливалось с боку на бок, но без того надрывного скрипа, с каким это делал бы «Москвич» или «Жигуленок». Когда машина въехала в лес, Мухину, по его прикидкам, оставалось пребывать в трансе уже не более сорока минут.

«Если с умом потянуть время, может и обойтись, – решил он. – Сорок минут – не так уж и много…»

О дальнейшей судьбе ботаника думать не хотелось. Виктор чувствовал вину за то, что втравил его эту историю, и сам же признавал, что одними угрызениями ничего не поправишь. Максимум через час он перекинется обратно, в слой не слишком приятный, но относительно безопасный, во всяком случае – для оператора. А все эти бандитские неурядицы за него будет расхлебывать местный бедолага. Причем расхлебывать – это еще в лучшем случае. В худшем же его просто убьют. Сейчас, вот в этом лесочке…

На капот набежали тени от деревьев, и водитель, включив дворники, промыл лобовое стекло. Дорога перешла в мягкую грунтовку – «Вольво», прекратив прыгать, легко покачивалось. Людмила тронула магнитолу, и из четырех динамиков неожиданно зазвучал Рахманинов.

Мухину стало противоестественно уютно. Умирать расхотелось напрочь.

– Боря… улетал бы ты отсюда… Ничего интересного не предвидится.

– Да, Боря, – подтвердил Медведь. – Щас башку тебе просверлю, и полетишь, ха-ха!..

– Тормози, – приказала Людмила.

Машина, свернув с дороги, встала под случайно затесавшимся в березки старым кленом. Поляны как таковой здесь не было, но деревья росли редко, и народ это место приметил давно. В утоптанной траве чернело широкое промокшее кострище, рядом с торчавшими из земли гнилыми столбиками лежала свежеоструганная осина и две доски.

Виктор поискал за окном топор или хотя бы молоток, но таких чудес природа не предлагала.

– Квадратик… – со значением произнесла Люда.

Водитель, не возражая, сцапал пачку сигарет и вышел.

– Медведь, ты тоже.

– Не понял, Люся!..

– Вали, сказала! У меня с генералом разговор женский, не для твоих нервов. Мне еще узнать кой-чего… Вали, Медведь, вали!

Тот ревностно проверил наручники и, присоединившись к Квадрату, взял у него сигарету. Оба стояли метрах в трех и с азартом пускали в небо кольца.

– Вы подслушивать собрались?

– Да пожалуйста… – оскорбленно ответил Медведь, уводя Квадрата от машины.

Людмила задрала блузку и вытащила из-за пояса плоский хромированный пистолет.

– Это ты, или не ты? – спросил Мухин.

– Попрощаемся, ребята, – сказала она печально. – Мало ли что…

Она открыла дверь и встала на примятую траву. Медведь с водителем резко обернулись на звук – пожалуй, резче, чем требовалось.

– Живая, живая, – успокоила их Люда, помахав для наглядности левой рукой. И, как только братки отвернулись обратно, тут же подняла правую и четыре раза выстрелила им в спины. Потом подошла ближе и, проведя стволом длинную дугу, сделала обоим по контрольному в затылок. Завершая это быстрое и прозаическое движение, Людмила достала новую обойму, перезарядила пистолет и вновь сунула его под блузку. Все эти действия она совершила подряд, без паузы, – не канителясь и особо не задумываясь.

Снова усевшись в машину, она нашла в бардачке ключ и протянула его Борису.

– Н-да… – выдавил Мухин. – Похоронили, ничего не скажешь… Оплакали, как полагается.

– Сколько там полегло? – спросил Борис, избавляясь от наручников.

– На кладбище? Человек двадцать. И в больничке еще десяток жмурнется… Умрет, то есть, – поправилась Людмила.

– А свалить на меня собиралась…

– Конечно, – сказала она простодушно. – Тем более, ты там засветился. Я уж испугалась: вдруг еще и от ваших подарочек будет?

– Менты воров не взрывают, – возразил Борис. – Это для показателей не полезно.

– Ну да, премии лишат…

– Зачем ты это сделала?

– Игла сделала, с нее и спрашивай.

– Я серьезно. Войны хочешь?

– Столько хороших людей в одном месте… больно заманчиво показалось. А война – она и без меня начнется. Игла тут не самая козырная, ты в курсе.

– Тебе отмазка срочно нужна, – озабоченно сказал Борис. – Отмазка железобетонная. Или на дно, на всю оставшуюся жизнь.

– Или грохнуть одного генерал-майора МВД… – медленно проговорила Люда. – Расслабься, я шучу. Сообразим, у меня времени много.

– Ё-моё… – застонал Виктор.

– Что у тебя с рукой?

– Ушиб, – ответил Борис. – Пройдет, не смертельно.

– Я-то думал, слой приличный… – сокрушенно произнес Мухин. – Какое же, блин, кругом дерьмо!.. Глушить, как рыбу… На кладбище! Что за помойка?..

– А рая, Витя, нигде нет, – отозвалась Людмила. – Я его до-олго искала. Потом надоело… Как твоя нога? – спросила она у Бориса.

– Две дырки лучше, чем одна. Навылет, – пояснил он.

Борис снял ремень, просунул его под простреленное бедро и, вставив язычок в пряжку, резко затянул.

– Ну, за тебя переживать нечего, – сказала она. – А тебе, Витя, я сейчас название запишу. Мазь хорошая, швейцарская. Она не везде есть… адрес я тоже дам. Оставь на видном месте, чтоб твой ботаник сразу нашел.

Людмила вырвала страничку из блокнота и принялась что-то там деловито строчить.

– Дорогая, небось? – спросил Мухин.

– Мазь-то?.. Не-е… Баксов сорок, что ли… или сто сорок… не помню.

Виктор надул щеки и посмотрел на Бориса.

– Ты, Люда, на землю спустись, – строго сказал тот. – Какие сто сорок? У кого?.. У него?

– Да, вообще-то… Ты же ботаник… И тачку мы тебе попортили. В семье, наверное, скандал будет?

– Скандал! – саркастически воскликнул Мухин. – Они его просто задушат, вот и все. Слава богу, что не меня.

– С тобой одни проблемы, Витя. Так… – она порылась в сумке и вздохнула. – Налички у меня нет почти. Ладно, вот тебе карточка. Деньги снять надо сейчас, и побольше. И подальше от дома. Вечером Игла ее хватится, счет заблокируют. Ну и, понятно, начнут искать того, кто успел попользоваться.

– Хватит уж с ботаника напрягов! – возмутился Мухин. – Он у меня и так чуть живой!

– Прикроем, – пообещал Борис. – Ну, а теперь к делу.

– О деле я, боюсь, уже не успею, – сказал Виктор, посмотрев на часы. – Пора мне…

– Тебе давно пора бы…

– Ты?.. опять?..

– Таблетка твоя вредная уже полчаса, как кончилась. Сиди ровно, не возникай. Когда надо будет, тогда и вернешься… Физики среди вас есть? – спросил он невпопад.

Люда прикрыла глаза, перебирая в уме свои оболочки. Мухину сосредотачиваться не потребовалось, его список был пока не большим.

– Есть писатель-фантаст, – предложил он.

– О, нет! Нам и без него бреда хватает.

– Физикой я как-то не увлекалась, – развела руками Людмила.

– Я тоже не силен, – признался Борис. – В общем, удалось мне кое-что узнать… Это действительно машина.

– Какая еще машина?

– Та, о которой мы говорили. В нулевом слое аппарат по-прежнему работает, и пока он не заглохнет, ничего не изменится.

– Может, античастицы?.. – изрек Виктор.

Людмила кашлянула и поправила повязку на горле.

– В пятидесятом году античастиц еще не было, – веско заметила она.

– Мы все не о том, – прервал их Борис. – Задача упрощается. Первое: найти нулевой слой. Второе: найти аппарат. Сделаем это – с остальным справимся легко.

– Куда уж легче! – хмыкнул Мухин. – Его, наверное, еще и охраняют…

– Объясним тамошним, пусть сами остановят.

– Объяснишь, как же! Интересно, им-то он зачем нужен? Превращать свинец в золото?

– Подозреваю, штуковина эта не столько научая, сколько военная, – сказал Борис.

– Еще лучше! А как не в ту сторону ручку повернем? «Кто бросил валенок на пульт?..»

– Это очень старый анекдот, – сказала Людмила.

– А я смешить не собирался. Дело-то наше грустное. Оно ведь не только правое, но и одноразовое. Не ошибиться бы, а то вместо единственного слоя получим какой-нибудь коллапс… Потренироваться бы для начала. Она ведь, эта машина, в каждом слое должна быть. Кстати, Люда, ты узнала?

– О чем?..

– Ты что?! Мы же договаривались! Ты должна была выяснить, в каких слоях Костя меня чикал. А то как же мы нулевой найдем?

– Не спрашивала я ничего, – помрачнев, сказала она. – Мы с ним не виделись. Этим придется заниматься тебе.

– Нет у меня с ним контакта.

– У меня тоже… Контакта больше нет.

– Так налаживай!

– Морду тебе разбить? – медленно произнесла Людмила и снова закашлялась. – Что значит «налаживай»?!

– Завязывайте со своими разборками, – сказал Борис. – Или обоих сейчас выкину. Подытожим: нулевой слой и машина. Про слой Константина пытайте, у меня-то с ним точно душевного разговора не получится. А про машину… Про машину, по идее, должен бы знать президент.

– Там я еще не бывал, – ответил Виктор.

– А импортный?

– Анкл Шуст? – Мухин погладил затылок. – Нет, он ни о чем таком не слышал.

– Тогда, пожалуй, все, – промолвил Борис. – Рад был тебя увидеть, – сказал он Людмиле. – Я думал, так быстро не встретимся.

Она поджала губы и опустила голову.

– Да, насчет кредитки и прочего… – вспомнил он. – Витя, не вешал бы ты это на ботаника. Сам все организуй, я вас тут подержу еще. Часа за полтора управитесь?

Виктор взглянул на Людмилу. Ему было не совсем ясно, что Борис подразумевает под словом «управитесь», но на всякий случай он сказал:

– Лучше два.

– Хорошо, два. Люда, дай-ка телефон. Мой что-то больно хрупкий оказался. – Борис набрал номер и молча выслушал. – Значит так, Витя. Не знаю, насколько это пригодится у вас, но здесь Корзун в принципе может зашхериться у своей одноклассницы. У них по детству любовь-морковь крутилась, в общем, она бы ему не отказала. Запоминай: Глыбова Екатерина Михайловна, в девичестве – Затонова, уроженка Курска, шестьдесят первого года. Этого вполне достаточно.

Борис почесал короткой антенной переносицу.

– Ну а теперь уходите. И желательно другой дорогой. – Он снова куда-то позвонил. – Ириша! Я в Тропаревском лесу, въезд со стороны Ленинского, через стройку… Не «шашлычок, товарищ генерал», а скорую мне сюда! И оперов, самых злых.

Он вышел из «Вольво», и Людмила торопливо пересела за руль. Мухин тоже вышел, чтобы занять место впереди, но остановился и шепнул Борису:

– Если не трудно, подержи нас тут подольше.

– Дольше – это сколько? Три?

– Четыре, – сказал Виктор. – Четыре часа в самый раз будет.

– Хорошо, господин президент, – усмехнулся он.

Люда выехала из парка и, огибая пустырь, приняла вправо. Автомобиль вновь закачался на рытвинах. Прежде чем со стройки донеслась сирена, «Вольво» уже скрылось за косой густого подлеска и рвануло по асфальтированной аллее.

– Люда, что у тебя там стряслось, в нашем слое? – спросил Виктор.

– Так, ничего… – ответила она, не поворачиваясь. – Прихворнула немного… Воспаление легких. Я уже выздоравливаю.

– А где ты? Я бы тебя навестил.

– Не нужно… В смысле, я сама не представляю, где меня держат.

– В больнице, что ли?

– Не знаю, Витя… Нет, кажется, не в больнице. Пруд в окно видно. И высоковольтную линую, шесть опор. Я их от скуки каждый час пересчитываю. А с Костей… Ты не обижайся, это не капризы. Его ко мне не пускают… Наверное.

– Я и не обижаюсь…

Аллея неожиданно вывернула на какую-то улицу в Теплом Стане, и вскоре «Вольво» уже смешалось с потоком машин на кольцевой.

– Тебе с рукой к врачу надо, – сказала Людмила.

– Тебе с твоим горлом тоже не помешает.

– Туда и едем… Для начала.

– Для начала – конечно, – подхватил Виктор, не уточняя.

Домой он явился, как Бельмодно в финальных сценах: слегка утомлен, но улыбчив, с рукой на черной косынке и в одежде из бутика на Охотном Ряду.

– Чуешь, куда денежки-то пошли? – вкрадчиво произнесла теща. – Кожаные портки у него теперь… Ему еще гитару с проводами и девку жопастую впридачу!

– Жопастых нам и так хватает, – сказал Мухин. – Где моя водка?

– Витюша… – молвила жена, оторопело разглядывая его костюм. – Это же все дорогое… Ты где так приоделся? На какие шиши? Тебе бы не хватило… Взаймы взял?! – трагически догадалась она. – Кто ж тебе одолжил-то?..

– Крупье одолжил, – ответил Мухин, изящным движением кидая на стол две банковских упаковки по десять тысяч долларов. – Без возврата!

– Ты в казино, что ль, был?!

– Нет, блин, ларьки грабил! Водка где?

– А водка… а я как раз на улицу собиралась… – заквохтала Светлана Николаевна. – Ну и что ж… и водочки как раз… прихвачу, да-а… А сколько ты выиграл, Витенька?

– Сколько выиграл, столько и принес.

– Ой, там ведь налоги большие, – озаботилась она.

– Мама! Водки! – взревел Мухин.

– Правда, мама… – осуждающе произнесла Настя. – Не порть нам праздник!

Виктор уселся за стол и небрежно вытащил из левого кармана пачку «Captain Black».

– Ой… – супруга сложила ладони, будто собиралась на эту пачку помолиться. – Витюшка-транжира… А еще что принес?

– Хватит уж гостинцев. Завтра тебя пойдем одевать.

– А с рукой что? – спросила Настя тем же тоном.

– Да лестницы у них там скользкие…

Мухин прикурил от любезно поднесенной зажигалки и оглядел кухню, соображая, где бы спрятать взятую у Медведя пятнадцатизарядную «Беретту» и остальные тридцать тысяч, о которых жене знать было не обязательно. Как не обязательно ей было знать и том, что татуировка в виде змеи, обвивающей стройную ножку и словно бы вползающей известно куда, может пробудить к жизни даже сильно израненный мужской организм.

Виктор выпустил струйку ароматного дыма и незаметно пощупал рукоятку под пиджаком.

Если б раззява-ботаник случайно вспомнил хоть час из сегодняшнего дня, он решил бы, что ему все приснилось. Мухин и сам в это почти не верил.

Глава 22

– Глыбова Екатерина Михайловна, – назвал Виктор. – До замужества Затонова. Корзуну она землячка и ровесница.

– Ну, видишь! – воскликнул Шибанов. – Раз плюнуть!

Мухин не стал говорить, что прежде чем ему удалось «плюнуть», он хлебнул дерьма от тещи, покрутился рядом с бомбой, которая спустя минуту разметала в брызги двадцать человек, потом был обстрелян теми, кого по случайности не разметало, потом бился в летящей тачке, как горошина в погремушке, а потом еще ехал в лес принимать смерть от какого-то Медведя. Обо всем этом Виктор решил умолчать. Вслух же он сказал:

– Информация от ментов пришла. Сами-то вы чего?.. Вы же круче. Не смогли?

– Значит, не смогли, – раздосадованно буркнул Председатель. – Здесь ни архивов, ни порядка… Ничего уже не осталось!.. Знаешь, что, Витька… – произнес он вдруг ласково и слегка удивленно. – У меня ведь к тебе еще одна просьбочка имеется…

Мухин угрюмо рассмеялся.

– Маленькая, Витя. Во-от такая, – Шибанов показал какую-то козявку на кончике ногтя.

– С заусенцами надо к маникюрше обращаться. У вас сначала «маленькая просьбочка», через полчаса выясняется, что это срочно, к вечеру это уже приказ, а на утро – расстрел за невыполнение.

– То-то я смотрю – ты весь расстрелянный! Заматерел, Витя… В креслице президентском покачался, да? Ну и как?.. Удобно?

– Мне понравилось, – признался Виктор. – Этот Шуст, он хоть и на протезе, и пить не умеет, зато сам себе хозяин. Когда в тот слой перекинемся, я, пожалуй, в Америке и пропишусь. Политического убежища просить у вас не буду.

– А мы тебе и не дали бы, – ответил Шибанов. – Зачем тебе убежище? Человек на своем месте… Живи, работай!

– На вас?

Председатель лукаво погрозил пальчиком и хлопнул его по плечу. Виктор хотел увернуться, но вспомнил, что рука сейчас болит не у него, а у ботаника.

– Лучше расскажите, что по нашему делу известно.

– Ты про бункер?.. – Шибанов опять помрачнел и сдвинул брови так, точно хотел за ними спрятаться. – Идет дело, идет потихоньку…

– То есть ни хрена.

– Ни хрена, – согласился он и, кажется, испытал от этого облегчение. – Сработали не местные. Понимаешь, взрыв дома – это не карманная кража. Здесь и разведка, и планирование, и сбор устройства, и закладка… Транспорт, наблюдение, склад, опять же. Правильный теракт – это целое предприятие, почти как «День города», или кинофестиваль какой-нибудь. Уйма народу, неизбежные засветки, вонь на всю округу…

– Вони не было, – догадался Мухин.

– Да не о том речь… Есть у нас хорошая спецура, чего скрывать. Надо – с президента в Кремле трусы снимут, никто и не заметит. Могла, конечно, и она… Но только теоретически, – уверенно добавил Шибанов. – И вообще, это были не диверсанты. И не террористы даже.

– Школьники, – с издевкой произнес Виктор. – Юные следопыты.

– Установили мы и взрывное устройство, и вещество, – сказал Председатель, глядя куда-то в угол. – Машинка простая. До смешного простая: наручные часы и китайский приемник.

– А вещество, значит, сложное, – предположил он.

– Вещество еще проще. Я в Моссад запрос посылал, полуофициальный. Там много наших, и картотека по взрывам у них самая богатая. Географическое положение обязывает…

– Так если вещество простое?..

– Простое, – подтвердил Шибанов. – Но его даже в Моссаде не знают. Получить его стало возможным буквально на днях. Раньше не было технологии. Наши химики, когда формулу раскололи, чуть с ума не посходили. Там восьмой класс средней школы. Потому и кололи долго, что поверить не могли. Но в обычных условиях это вещество создать нельзя, а «необычные» здесь появились только в пятницу. А в субботу уже рвануло…

– «Здесь»?..

– В этом слое. Премьер-министр не удержался, от счастья дал материалы на телевидение. Я ему не советовал… Очень не советовал. Ну как же! «Революция в нефтяной промышленности!.. Прорыв в новую эру!..» – передразнил Шибанов. – Вот и рвемся теперь…

– Подождите-ка… это не с нефтью связано?

– Смотрел новости-то? Во-о… Взрывчатку из бензина получили, причем не из самого качественного. А мощность… Ты ее видел.

Виктор не понял, зачем Шибанову понадобилось это говорить – про то, что его засекли на развалинах бункера. Он прекрасно знал, что за ним следят, и Председатель в свою очередь не сомневался, что Мухин знает. И уточнять здесь было нечего. Обоих это положение устраивало, вернее, ни у кого не было выбора, что в принципе почти не отличалось.

– Информацию по технологии мы сейчас секретим, – сказал Шибанов. – Поздновато, конечно… Много чего утекло. Очень уж большой интерес был в обществе.

«Похоже, эта технология дорогого стоит, если Ренат за нее убил Люду, – подумал Мухин. – Да, кстати, Ренат ведь так ничего и не выяснил, он до этого Пушина и добраться-то не успел… А Люда – успела».

– Тогда тем более странно… – проговорил Виктор. – Было все благополучно – мы сидели в подвале. Нависла опасность – живем в городе, в обыкновенном доме. Тачку мне дали. Спасибо, я рад, но…

– Опасаешься, – закончил за него Шибанов. – Напрасно. Опасаться нам нечего – ни тебе, ни мне, ни всем остальным. Никто нас и пальцем не тронет… – он отвлекся на звонок и, послушав, отключил трубку. – Они нас не тронут. Пока команды соответствующей не получат.

– А когда получат, тогда?..

– Будем надеяться, все произойдет быстро и безболезненно.

– Это вы говорите?! Председатель КГБ?!

– Потому и говорю, что в этих делах слегка ориентируюсь. Исполнение у них на высшем уровне. Судя по технике, они могут собрать взрывное устройство за пятнадцать минут из любых подручных средств. В каждой квартире найдутся и паяльник, и часы, и телевизор. Провод подойдет телефонный, обычая «лапша», батарейки можно использовать даже сдохшие… Да ты что насупился-то? Витя! Прекрати паниковать. Живы будем – не помрем, а помрем – один черт, будем живы, такая уж наша доля! – Шибанов сделал руками быстрое движение, будто захлопывал книгу со страшной сказкой. – Отдыхай, Витя. Трудная, наверно, ходка была. Подзадержался, к тому же… – добавил он как бы между прочим.

– Не мог вернуться. Штаны за ветку зацепились.

– Взрослеешь… – заметил Председатель. – Отдыхай, я зайду еще.

– Буду счастлив…

Мухин приблизился к окну и провел по прохладному стеклу кончиками пальцев. От дома, поддерживая провисшие нити тросов, уходили четыре опоры ЛЭП. Виктор попытался разглядеть пятую и шестую, но для этого пришлось бы подняться на крышу. С другого края опору тоже было не видно – линия поворачивала, огибая здание слева.

Они с Людмилой жили в разных домах. Возможно, эти дома располагались по соседству, возможно – в противоположных концах Москвы. И квартиры, и целые этажи Шибанов через свою контору мог арендовать сотнями.

Постояв у окна еще с минуту и не найдя ни пятой опоры, ни пруда, Виктор направился к выходу.

Серый «Ауди», надраенный до хамского блеска, он обнаружил на том же месте. Мухин завел мотор, посмотрел в зеркальце и, снова никого не приметив, поехал в бар.

«Действительно, лучше уж быстро, – невольно подумал он. – Умереть так, чтоб ничего не почувствовать, а когда почувствовать – понять, что бояться уже поздно».

Горби, как и вчера, отирался возле сортира. На вкус Мухина, в зале было симпатичней, да и клиенты, прикормленные предшественником Лапой, привыкли заглядывать за наркотой в угловую кабину. Впрочем, у Горби, наверное, были свои резоны. А может, ему просто нравился запах…

– Есть? – спросил Виктор, не здороваясь.

– А, это ты, гурман? Есть, конечно.

Мухин протянул ему стодолларовую купюру.

– Тут, слышь, такие дела… – замялся Горби.

– Сколько?

– Двести. Или, если хочешь, я тебе полтинник из аванса верну.

Виктор молча достал еще одну сотню и вручил дилеру.

– Больно уникальная твоя отрава, – пояснил Горби, пряча деньги. – Ты в следующий раз заранее спрашивай, тогда дешевле будет.

– Цена не парит, – заявил Мухин. – Я на гособеспечении. Где отрава-то?

– Наверху получишь.

– Где наверху?

– Ты же сам все знаешь, гурман. Где раньше Лапа тусовался.

Поднявшись по лестнице, Виктор заглянул за портьеры. Вокруг стола на П-образном диване сидели малолетние гетеры.

– Кто главный? – поинтересовался он.

– Это тебе цикломезотрамин? Держи.

По столу запустили плоскую упаковку с какой-то надписью по-испански. Мухин поймал коробочку и, хотя вовсе не собирался выпендриваться, ловко подкинул ее в воздухе.

– А я эту бяку еще не пробовала, – со значением произнесла рыжая, лет четырнадцати, в черных шортах и рваных сетчатых чулках.

– И не надо, – ответил Виктор. – От этой бяки грудь отвисает.

– Главное, молодой человек, чтоб у вас ничего не отвисло, – парировала рыжая.

Мухин скривил губы и, не найдя, что сказать, пошел к стойке.

– Ой, приветик! – бросила ему пробегавшая мимо официантка.

– Приветик-приветик! – обрадовался он. – Как тут у вас?.. Успокоилось?

– Да у нас все нормально.

– Водки бутылку! – крикнул Виктор бармену. – Горби этот ваш… – сказал он официантке. – Мутный он какой-то.

– Да ты что?! Горби такая ласточка! Он мне утром пыхнуть дал. Просто так, без денег и услуг всяких… Слушай, у него такая трава!.. У Лапы такой никогда не было.

– Ну вот, а ты переживала…

Мухин взял бутылку и, расплатившись, вышел на улицу. Кинув водку на пустое сидение, он выехал со стоянки и вдруг обнаружил, что едет к старому бункеру. Сообразив, что ничего кроме вчерашней груды мусора он там не увидит, Виктор перестроился в правый ряд и повернул к своему дому.

Возле парадного, перекрыв, торчал грузовик с подъемной платформой. Рабочие в синих комбинезонах наклеивали поверх «Школы снайперов в Измайлове» новый плакат, с которого Мухину улыбались три девицы: классическая дура-блондинка, классическая стерва-брюнетка и еще не приевшаяся, но давно вошедшая в обиход некая экстремальная чувиха с наколотыми на бритом черепе «траблс» и с кольцами в сосках. Блондинка и брюнетка, стоявшие от нее по бокам, тоже были голые – в распахнутых черных плащах с ненадетыми капюшонами. Каждая модель держала в руке сияющую, идеально заточенную косу. Слоган на уровне красивых плоских животов призывал:

«Выбери свою Смерть».

Ниже и чуть помельче было написано:

«Независимая ассоциация «Дело Врачей».

Еще ниже, там, где плащи все-таки что-то прикрывали, шла третья строка:

«Все услуги сертифицированы. Методика…»

Рабочие, выгоняя из-под бумаги воздух, разглаживали последний фрагмент плаката, и Виктор, подождав секунду, дочитал до конца:

«…одобрена Минздравом РФ».

– Сейчас, сейчас! – крикнул водитель. – Сейчас освободим, нам не много осталось!

– Да не суетись ты, – расслабленно произнес Мухин. – Двигатель торговли, я понимаю… Только вы ведь совсем недавно другую сюда лепили? Неделя еще не прошла.

– Нам-то что? Люди подневольные. Начальство решает, а мы клеим. Место здесь хорошее, его с проспекта видно. На этот щит, верите, очередь занимают!

– А эти, значит, без очереди влезли…

– Выходит, так, – равнодушно отозвался водитель. – Клеим… Была б работа!

Вскоре грузовик отъехал, и Виктор, поставив машину у самого подъезда, поднялся к себе в квартиру.

Прежде всего он удивился отсутствию пыли. Потом посчитал по пальцам и выяснил, что не был дома всего-то пять дней. А казалось – вечность… Дерево, по представлениям Мухина, должно было окаменеть, а ткань осыпаться серым прахом.

За последние пять суток Виктор прожил шесть жизней. Из этих шести параллельных жизней три уже закончились, а еще три продолжались – и с ним, и без него. Остановившись, как в гостях, между водяным матрасом и душем, он отчего-то их вспомнил, сразу всех: застреленного Суку, сгоревшего в ядерном взрыве дилера Вика, замещенного фантаста, хромого Дядю Шуста, несчастного ботаника, а также юного Витю Мухина, которому удалось-таки стать мужчиной. С каждым из них он провел всего несколько часов, но испытать успел столько, что теперь, увидев прожженную занавеску с Дастином Хоффманом, даже не усмехнулся.

Капли на шторке высохли и превратились в белесые точки. Больше здесь ничего не изменилось. Мухин пришел туда же, откуда уходил в четверг, но за эти пять дней квартира стала совсем чужой. И он не был уверен, что когда-нибудь вернется сюда еще раз.

Опустив грохочущие рольставни, Виктор закрыл замок и через минуту уже забыл, куда сунул ключ. Он ехал домой – в общежитие для умерших, в квартиру-лабиринт для тех, кто давно перепутал мир «этот» и миллион миров «иных».

Ремонт здания на проспекте генерала Власова спорился: по строительным лесам шастали люди в оранжевых касках, в окнах, разбрасывая горящие брызги, сверкала сварка, собранный прямо на крыше кран без перерыва тягал поддоны с кирпичом.

Поверх зеленой сетки на уровне третьего этажа появились новые плакаты. Рядом с первым, самым старым, – «Реконструкция ведется по заказу Акционерного Коммерческого Банка БОРЗ (Ичкерия)» Мухин узрел изображение той самой «экстремальной телки», что вместе с подругами висела у подъезда. Здесь она находилась в одиночестве и была взята крупно, – Виктор даже через дорогу разглядел золотую «штангу» у нее в пупке и пару незначительных родинок. Как опытный потребитель он предположил, что где-нибудь неподалеку встретит и двух ее подруг – тоже увеличенных. И действительно, метров через двести Мухину попалась «блонди». У нее были идеальные зубы и неправдоподобно голубые глаза, а капюшон она накинула на голову, из-за чего образ смерти стал еще более привлекательным. В нижней части щита, заслоняя буквой «р» то, что всем как раз-таки хотелось увидеть, стояла тривиальная фраза:

«Выбери меня».

Здесь также говорилось о неких услугах – не просто сертифицированных, а еще и одобренных самим Минздравом. Безусловно, речь шла о чем-то весьма полезном, правда, Мухин так и не понял, о чем.

На следующем светофоре ему пришлось затормозить, и он заметил новую перетяжку:

«ДЕЛО Правое? ДЕЛО Левое? ДЕЛО Красное? ДЕЛО Белое? Выбери СВОЕ! ДЕЛО Врачей, независимая ассоциация».

Виктору еще не раз попадалась эта реклама, но он на нее больше не смотрел. Лишь однажды, снова остановившись у светофора, он отвлекся на третью модель из компании Смертей. Брюнетка-вамп показалась Мухину особенно хорошенькой. Возможно, потому, что она слегка смахивала на Люду.

Когда он приехал, большая часть команды, как всегда, лежала в трансе. Удивительно: капсула действовала всего четыре часа, и две штуки подряд кроме Сапера никто не принимал, но всякий раз, находясь в сознании, Виктор почти никого не видел.

Зайдя на кухню, он застал Константина, складывающего длинный комбинированный бутерброд.

– Давно в чувстве? – поинтересовался Мухин.

– Завтракаю, – деловито ответил тот, бросая взгляд на часы.

Виктор тоже по инерции покосился – на часах было пять вечера. Ни тот, ни другой не удивились

– Сегодня просто поспал, – сказал Костя, откусывая со стороны горбушки. – Решил выходной себе сделать, а то мозги уже плавятся. Садись, чего стоишь? Чайник горячий.

Мухин скромно склонил голову набок и выставил на стол литровую бутылку водки.

– О-о! – Костя весь зарумянился. – Шкандаль будет большой…

– Нет, – ответил Виктор.

– Почему это?

– А мы ее выпьем. Тару – в окно.

– Здесь окна глухие.

– Тогда охране подсунем.

– Так угощать же придется…

– Так угостим!

– А чего сидим-то?! – Константин вскочил и достал из шкафчика две широкие чайные чашки. – Макаров, пес, все стаканы своими соками измазал. А водка-то теплая… – огорчился он. – В морозилочку?

– Люди могут скоро проснуться.

– Люди-то?.. Вообще, да, скоро вставать начнут. Ладно, она ведь все равно внутри нагреется!

– Трезвый подход, – оценил Мухин. – Лей.

Техника употребления теплой водки полностью совпадала с техникой поедания супа в студенческой столовой: быстро проглотить, не фиксируя ощущений.

– Во, блин, чего вспомнил!.. – озадаченно сказал Виктор, зажевывая кружочком копченой колбасы.

– Чего? – вяло осведомился Костя.

– Как в институте учился.

– Ну и что?

– Да не я учился-то. Ботаник.

– А-а… тоже бывает. Я предпочитаю баб вспоминать. У-ух, сколько у меня их было, если по всем жизням-то собрать!

Мухин отщипнул от батона и вновь наполнил чашки. В голове родилось продолжение: «Кстати, о бабах…», но он его отверг. Тост вроде «Ну, тогда за баб!» тоже не годился. После второй обжигающей горло «сотки» Виктор пришел к выводу, что темнить не обязательно.

– Где Людмила? – спросил он без предисловий.

– Тебе какое дело… – не агрессивно, но твердо сказал Константин. Кажется, он давно ждал этого вопроса.

– Беспокоюсь я за нее.

– А ты, Витя, не беспокойся. Я наливаю?

– Ну так а чего она тут стоит?

Костя плеснул по неполной, и они, снова не чокнувшись, выпили.

– Ты мне дипломатию не разводи, – молвил Мухин, отдышавшись. – Я хочу знать, где Людмила.

– Болеет она. Доволен?

– Чем это я могу быть доволен? Курить у тебя есть? Ах, да, не куришь… Чем она болеет-то?

– Ногу сломала, – ответил Костя, опять доливая.

– Ага… и что, сильно сломала?

– Как их ломают, ноги? Сломала, и все.

– Ты к ней хоть заходишь?

– А как же…

Мухин поболтал чашку, словно в ней был хороший коньяк.

– Часто заходишь?

– Ежедневно. Слушай, ты!.. – обозлился Костя. – О ней есть кому позаботиться, понял? И не лезь.

– Ну, выпьем тогда.

– Это да… конечно…

Закусив, Виктор прищурился и глянул на бутылку – оставалось около трети. Он снова налил и снова прищурился. Примерно одна пятая.

– Что-то она быстро кончается… – пожаловался он.

– Выдыхается, наверное, – предположил Костя.

– А у меня к тебе еще одна тема есть.

– Ну, давай…

– Ты когда меня убивал… по слоям…

– Было дело. Ты же не в обиде?

– Не-е… Я про другое хочу узнать. Вот все эти слои, где ты меня нашел… они какие?

– Разные… – Константин пожал плечами.

– Ясно… Нет… Не было ли среди них э-э… – Виктор потер ладони и уронил руки на стол. Формулировать становилось все труднее. – Ну-у… Один из этих слоев… он особенный, понимаешь? Он должен чем-то отличаться.

Костя уставился на чашку, при этом трудно было сказать, что он делает, – вспоминает, думает о водке или собирается уснуть.

– Ну! – он вздрогнул, будто куда-то проваливаясь. – Был, да. Только я его плохо запомнил… Странный… Я таких мест больше не видел.

– Во! Я ведь тоже его не помню! Это о чем-то говорит!..

– О том, что склероз начинается, – ответил Константин. – Мозги от этой кутерьмы набекрень…

– О мозгах после расскажешь. Давай про тот слой. Чего ты там странного нашел?

– Все… – проронил Костя. – Не, лучше я тебе его покажу. Сам и увидишь.

– Дурень, как я его увижу?! Ты ведь меня там убил!

– А вот там-то как раз и нет. Везде тебя чикнул, а там… Это и есть твоя родина, так что, выходит, в остальных слоях я тебя зря чикал. В остальных отражения были. Но ты ж не в обиде!..

– Не-е!.. Значит, на родине я живой… живой… – пробормотал Мухин. – Я живой… в нулевом слое. Я там есть… живой!

– Напугал я тебя здорово. Ты у нас парень пугливый… Я нож достал и сделал вид, что ребят твоих порезать собираюсь.

– Каких еще ребят?

– Детей. Чтоб ты на меня бросился. Я бы тебя тогда и поймал – боковым справа под ребра, потом вот так до середины, и наверх, через желудок, к солнечному сплетению… – Костя вилкой изобразил, как следует вспарывать живот. – А ты не бросился никуда. Пукнул громко, мне аж перед твоей женой неудобно стало. И с копыт… А потом ты в следующем слое уже объявился. Там я тебя легко достал. А потом еще один был, я за десять минут до бомбардировки пришел.

– С топором? Это я уже помню… Так ты уверен, что оболочка на родине не умерла? Может, инфаркт?..

– Покажу его когда-нибудь, раз тебе так интересно.

– Обещай! – потребовал Виктор.

– Чес-слово. Водка переварится, и сходишь, проведаешь.

Мухину казалось, что он уже протрезвел – от счастья и невозможности поверить в такую удачу. Он бы и не поверил – если б не пережил похожую историю. Когда Петр тыкал пистолетом ботанику в нос, тот тоже перекинулся, и умирать ему для этого не понадобилось. Виктор прошел через ботаника транзитом, и оболочка не пострадала. Почему бы не допустить, что подобное случалось с ним и раньше?.. Итак, искать нулевой слой уже не надо, Костя отведет его туда за ручку. Останется лишь вопрос о машине-аппарате-приборе, или как его там… Но в сравнении с поисками слоя это мелочь. Можно воспользоваться отражением, которое стало президентом России. Ему это раз плюнуть…

Виктор заметил, что повторяет слова Шибанова, и поделил по чашкам последние сто грамм. Он как раз переставил бутылку под стол, когда на кухне появился Макаров.

– На тебя не рассчитывали, – сказал ему Константин. – Ты здоровьем увлекаешься.

– Увлекаюсь, – с достоинством подтвердил Макаров.

– Для человека, в которого недавно стреляли из гранатомета, – увлечение в самый раз…

– Жив, и хорошо.

– А еще, говорят, в тебя снайпер стрелял. Говорят, воротник на пиджаке оттяпал…

– На рубашке, – поправил Макаров, доставая из холодильника пакет с мытой морковкой.

– Был воротник обычный, получилась «стойка», да? – Константин пьяно ухмыльнулся.

– Да, вроде того…

– Так это… Слушай, миллионер, там, может, не киллер был, а твой стилист? На камеру это дело не засняли? Зря. Вот Витьку надо было позвать, он бы тебя в лучшем виде…

– Я за славой не гонюсь, – сказал Макаров хладнокровно.

– Ну да… Ты в теньке любишь, среди народа… Вот на гэбэшной хате засел, с простыми перекинутыми. Не гнушаешься!

– Я тоже перекинутый.

– Не знаю, не знаю… Пока ты только бабки из одного кармана в другой перекидываешь.

– Ну, вам-то тоже от моих карманов кой-чего отлетает. Мало? Я добавлю.

– Витька… – Костя длинно вздохнул. – Он нам добавит!..

– Ну что ты к человеку пристал?

– Я?! – возмутился он. – Это миллионер к нам привязался. Чтоб миллионы превратить в миллиарды…

– Я к вам не привязывался, – безразлично ответил Макаров. – Меня Немаляев сам нашел.

– Понятно… Нашел, угум… Витька, да ну его!.. Пойдем лучше купаться.

– Где? В ванной, что ли?

– Зачем в ванной? Здесь рядом пруд есть хороший. Даже объява висит: насчет микробов – все чисто.

– Пруд?.. – насторожился Мухин. – Что-то я не видел.

– Так он по другую сторону дома. На тачке туда не доберешься, дороги нет. Зона отдыха. От подъезда пять минут пешком. Идешь, нет? Миллионера с собой не берем, а то все воротники на хер поотстреливают.

Константин поднялся и, чуть не сбив стол, вышел в коридор. Виктор пару секунд помаялся с пустой бутылкой и, сунув ее под мойку, направился следом. Из дверей он обернулся к Макарову – тот продолжал сосредоточенно грызть морковь.

На вахте у тамбура снова стоял Кран. Костя поздоровался с ним за руку, Мухин раскланялся издали. Перешагивая через порог, он споткнулся и, едва удержавшись на ногах, приложил к губам палец.

– Ц-ц-ц! Начальству, небось, доложишь?

– А что, нужно доложить? – как бы засомневался Кран.

– Это кореш! – объявил Константин, вытаскивая Виктора на лестницу.

– Спасибо, кореш, – сказал Мухин, снова кланяясь.

Когда он уже занес ногу в лифт, Кран выскочил на площадку и сунул ему в ладонь странно изогнутую телефонную трубку.

– Начальство, – шепнул он.

– Твоя информация по Корзуну не годится, – без вступления проговорил Шибанов. – Гражданка Екатерина Михайловна Затонова-Глыбова здесь отсутствует. Так что, Витя… Глыбже копай, ясно?

– Как это отсутствует?.. – растерялся Мухин.

– Папа с мамой у нее, видать, предохранялись. Вот она и отсутствует. Конец связи, Витя.

– Соловей? – спросил Константин. – Тебя Корзуном все допекают?

– Допекают…

– Я ради этого Матвея Степановича двенадцать слоев излазил. Без толку. На тринадцатом взбрыкнул, послал Шибанова к черту.

– Сдается мне, занимаемся мы тут какой-то х-х…

– И этим тоже приходится, – сразу согласился Костя.

Оказавшись на улице, они прошли вдоль пустого газона и пролезли через дырку в заборе, от которой начиналась извилистая тропинка. Тропинка привела к неглубокому оврагу с тоненьким ручейком, перекрытым почерневшей доской. Доска шаталась, и преодолеть ее, не попав ботинком в глину, было просто невозможно.

– Ничего, – сказал Костя, – сейчас отмоемся. Вон он, пруд-то, за тем горбом.

Взобравшись на гравийную насыпь, Мухин разглядел в кронах отблески от воды. Пруд был действительно рядом. Он остановился возле ржавой опоры ЛЭП и посмотрел назад. За оврагом, буквально в двух шагах, торчали корпуса новостройки, настолько похожие, что Виктор не сразу сообразил, из какого они вышли. Ему вдруг захотелось увидеть в одном из окон Людмилу, но он даже не стал ее искать. С такого расстояния окна были не только неотличимы, но и непроницаемы. Мухину подумалось, что порой два шага – это слишком далеко…

Глава 23

– Витя, ты?.. – сказали в трубке.

– Да, я, – ответил Мухин. – А кто это?

– Это Матвей.

– Какой еще Матвей?

– Матвей Степанович! Ты что, забыл все?

– А что я мог забыть? – осторожно спросил Виктор. – Погоди… Матвей Степанович?! Какой Матвей Степан… Корзун, что ли?!

– Ну Корзун, Корзун. А откуда ты мою фамилию знаешь?

– Да ты сам называл… – Мухин судорожно схватил сигарету и, не найдя рядом с телефоном зажигалки, показал Насте зверское лицо.

– Насчет фамилии не помню что-то… – признался Корзун.

– Во, и ты забыл! Один-один, значит. – Виктор прикурил от поднесенной тещей спички и торопливо затянулся. – Приветствую, Матвей Степанович. Как дела?

– Все готово, как договаривались.

– Договаривались?..

Он помнил, что в позапрошлый раз, узнав телефон Корзуна по справочной, набрал номер, и что на том конце вроде бы ответили. Все остальное помнил уже не он, а ботаник, и Мухин, как ни тужился, ничего из чужой памяти не выудил. Он и не догадывался, что этот тюфяк способен не просто поговорить, но еще и договориться. Знать бы только, о чем…

– Что у тебя с головой, Витя? – озабоченно спросил Корзун. – Или тебе уже не нужно? Так прямо и скажи, зачем темнить?

– Э-э… Матвей Степаныч… Вот хоть убей – вылетело! Когда мы с тобой беседовали, я не совсем трезвый был…

– Ах, это!.. – понимающе рассмеялся Корзун. – Со мной тоже бывает. Ты номером ошибся, а потом чего-то мы разговорились, и на машины перекинулись. Доходит?..

– Что-то не очень…

– Так тебе резина нужна, или нет? – начал злиться он.

– Резина! – воскликнул Виктор. – Для «девятки»?

– Ты что там, машину уже успел поменять?

– Ох ты, боже мой!.. Конечно, нет! В смысле – конечно, нужна! Вези, сейчас я тебе адрес продиктую.

– Витя, к врачу бы тебе а?.. Могу хорошего нарколога порекомендовать, сам обращался…

– А что такое?

– Адрес ты мне дал еще в тот раз. И я уже давно приехал.

– Так поднимайся! Второй подъезд, квартира шестьдесят два… Ты сколько привез-то?

– Все пять, как обещал.

– С запаской? – к чему-то переспросил Мухин.

– Витя… Я не знаю, сколько у твоей машины колес, – раздраженно сказал Корзун. – Если пять, то получается без запаски. Если три, тогда у тебя аж два запасных будет.

– Ага… – Мухин не сразу понял, что Корзун шутит. Не до юмора ему сейчас было. – Один допрешь, или помочь?

– Справлюсь, не привыкать.

Виктор положил трубку и зыркнул на женщин.

– Нет ли чего занимательного по телевизору?

– Сейчас пойдем, посмотрим, – покладисто отозвалась Светлана Николаевна. – Настенька! Не будем мужскому разговору мешать…

– Встали на путь исправления, мамаша, – с одобрением заметил Мухин.

Не успел он докурить, как на лестничной клетке громыхнул лифт. Корзун расклинил двери и принялся затаскивать в квартиру новенькие лоснящиеся покрышки. Виктор пытался как-то поучаствовать, но больше мешал.

– Что с рукой-то? – спросил Корзун, косясь на повязку.

– Бандитская пуля, – честно ответил Мухин.

– Да-а… Вот, раньше фильмы снимали! Что ни реплика – афоризм на все века… Как же ты машину водишь? Правая, тем более…

– Сейчас не вожу, племяннику отдал. Пусть покатается.

– Ой, ну врет же, врет! – раздалось из тещиной комнаты. – Настенька, он опять врет!

– Мама! – строго сказал Виктор. – Без сладкого оставлю!

– Во-от… – Корзун неловко переступил с ноги на ногу.

Мухин представлял его гораздо старше. Хоть и знал год рождения – тысяча девятьсот шестьдесят первый, еще не старик, – а все равно рисовал себе некоего юркого субъекта с усиками, бегающими глазками, и почему-то обязательно в клетчатой кепке. Одним словом, шпиона.

Матвей Корзун оказался совсем не таким. Если рассматривать дело в криминальном ключе, то его можно было принять либо за растратчика госсредств, либо за коррупционера, но очень мелкого. Скучного вида человек. В семидесятых годах его приняли бы за бухгалтера, в восьмидесятых – за чиновника, в девяностых – за бесперспективного клерка. В начале двадцать первого века Корзун развозил по домам покрышки.

– Бабки-то! – спохватился Виктор. – Слушай, а сколько я тебе должен?

– Ну ты и пье-ешь! – с восхищением протянул тот. – По телефону я и не понял, какой ты был хорошенький… За комплект – двести пятьдесят долларов.

Виктор небрежно достал из кармана деньги и отсчитал сумму.

– Не торопишься? – спросил он. – Кофейку… Прошу, Матвей! – взмолился он. – Меня домашние достали уже, а при тебе постесняются.

– Знакомая проблема… Я бы с удовольствием, да еще пять штук отвезти надо.

– У тебя еще комплект есть? А давай я его куплю!

– Витя, там тоже зимняя, – с сомнением проговорил Корзун. – На кой тебе столько? У тебя тачка – сороконожка, что ли?

– Не пропадет. Россия – страна северная. А может, толкну кому-нибудь, подзаработаю чуток.

– Между прочим, неплохой вариант. Я сам их на складе беру. Адрес, извини, не дам, но поставлять могу в любых количествах, почти по оптовой цене. На рынке такая же резина в два раза дороже стоит…

– Адрес склада мне не нужен, – заверил Мухин.

– Да если б я тебе его и дал, все равно у них минимальная партия двести единиц. Мне так, по знакомству отпускают. Хозяин фирмы не дает с голоду помереть. Он раньше эмэнэсом у меня работал, а теперь вот такие дела… Эмэнэс – это младший научный сотрудник, – пояснил Корзун.

– Что ты мне разжевываешь? Я не с гор спустился.

– Ну, извини. А то сейчас такая темень повсюду… Вот тебе случай!..

– Колеса я беру, – прервал его Виктор. – Кофе?

– С удовольствием, – сказал Корзун, проходя на кухню. – Так вот, случай. На складе грузчик есть один, лет восемнадцать парню, здоровый конь уже. Недавно меня спрашивает: доцент, говорит… ну, так он меня называет, доцентом… Так вот… доцент, говорит, а что такое «новая эра», откуда она считается? Я подумал, шутит юноша. Тоже ему шучу: «новая эра», говорю, считается от Октябрьской революции… – Корзун сделал паузу. – Юноша поверил.

– А то, что разница в тысяча девятьсот семнадцать лет получается, он не догадался?

– Догадался… – Корзун снова эффектно помолчал. – Через неделю! У них же теперь кругозор не шире кроссворда в порнушной газетенке. Во что наши школы превратились?.. Чему их там учат?.. Презерватив правильно натягивать? Я вот, видишь, двадцать один год учился, а в итоге… Ты-то чем занимаешься?

– Учу, – криво усмехнулся Виктор. – Презервативы натягивать…

– В смысле?..

– В прямом. Ботаника, зоология, анатомия. В школе я работаю.

– Пардон… – смутился Корзун.

– Да ничего. Верно ты все говоришь. Вымираем, как мамонты.

– Во, сказанул! Тебе сколько лет, Витя?

– Тридцать два.

– Куда тебе умирать-то?! Живи да живи!

– Спасибо, я постараюсь…

Мухин дождался, пока пена не поднимется до самого края, и, сняв турку с плиты, разлил кофе по чашкам. С сегодняшнего дня в доме появился человеческий, в зернах. Светлана Николаевна была уверена, что кофе – это порошок, которым подкрашивают воду, Настя считала, что это пустая трата денег. Они обе ничего не понимали.

– Ухх, – произнес Корзун, понюхав пар. – Давненько я такого не пил.

– Я тоже.

– Ну, тебе, извини, грех жаловаться, – сказал он многозначительно.

– Кстати… – Мухин привстал и, снова вытащив плотную пачку долларов, вручил Корзуну еще двести пятьдесят.

– Подрабатываешь? – поинтересовался тот. – Уроки даешь?

– Кому они нужны, мои уроки? Скажу – не поверишь…

– Чего ж не поверить? В рулетку, что ли, выиграл?

Виктор заглянул в чашку и загадочно улыбнулся.

– Книжки я пишу, Матвей. Детективы.

– Да-а? – удивился Корзун. – А фамилия? Я куплю, обязательно.

– Фамилия моя слишком известна, – ляпнул Виктор и, незаметно куснув себя за язык, добавил: – Псевдоним, разумеется… А если ты любишь детективы, вот тебе вопрос на засыпку.

– Давай-давай!..

– Предупреждаю: ответ нужен нестандартный, но реальный.

– Уже заинтриговал.

– Допустим, ты американский шпион…

– Ха-ха!..

– Не «ха-ха», а дело серьезное. Завербовали тебя давно, секретов ты передать успел столько, что здесь тебя расстреляют раз пятнадцать, и то мало будет.

– Так-так… – азартно вставил Корзун.

– И вот ты почуял, что запахло жареным. Западные друзья помочь тебе не могут, рассчитывай только на себя. Где прятаться будешь?

– Я?!

– Да, лично ты, Матвей Степанович Корзун, американский шпион.

– Ну-у… есть у меня вариантик. Сугубо личный. Для книги он, наверное, не годится.

– Ты говори, а я уж разберусь.

– Можно у бывшей одноклассницы, у Катюшеньки… Ну, имя ты поменять можешь на любое другое.

– А ничего… – задумался Виктор. – Совсем даже неплохо…

Он покусал губу, потер лоб, погладил нос, покхекал, пожмурился на солнце и, когда все признаки задумчивости были исчерпаны, хлопнул ладонью по ноге.

– Не годится! – заявил он. – Одноклассницы уже были. Нужно что-то другое.

– Даже и не знаю…

– Выкладывай, Матвей. Я тебя с колесами выручил, теперь твоя очередь. Я пока кофе еще сварю. А? Как ты?..

– Не хочу показаться хамом, – сказал Корзун, – но уж больно кофеек твой хорош. У меня на такой рука не поднимется. Жена, да еще спиногрызы не выросли…

– Не отвлекайся, Матвей. Русской литературе необходима твоя помощь.

– Есть в Сибири одно местечко. Четыреста верст к югу от Нижневартовска, точнее сейчас не вспомню… но если надо будет, найду, конечно. Я там еще студентом побывал, до сих пор во сне туда возвращаюсь… Речка там, малю-усенькая такая, «Черная змейка» называется. А на изгибе скит старообрядческий. Вот в нем я бы и поселился. Красотища! Глухомань! Ружьишко приличное, патроны, спички, соль. Больше ничего не надо. Никакой цивилизации. В гробу я ее видал!

На конфорке зашипел убежавший кофе, и Мухин запоздало рванулся к плите.

– Черная змейка?.. – спросил он, отирая донышко турки. – А что, звучит!

– Только у меня просьба. Подбери для нее другое название, тебе же не трудно. Не хочу я, чтоб это волшебное место в связи с какими-то шпионами упоминалось. Дорого оно мне очень, а если там твой персонаж появится… пусть это и вымысел… все равно.

– Жалко, конечно, но ладно уж. Я ведь не журналюга, не борзописец. Святое не трогаю. Будет она у меня… «Соловьиная могилка». Устраивает?

– Не знаю… – с сомнением ответил Корзун. – Могилка?.. Не слышал я таких рек. Да и насчет соловьев… Живут они в Сибири?

– Это мелочи, – сказал Виктор. – Ну что ж… Жена с тещей в комнате истомились. Даже в туалет выйти не решаются.

– И у меня застенчивые…

– Небось, ждут тебя, волнуются?

– Да нет. Не ждут.

Намеков Корзун не понимал напрочь, и для Мухина это было неожиданно. Совсем уж в открытую выгонять его не хотелось, но и терпеть чужого человека в своей квартире – тоже.

– Так кофеек-то… – напомнил гость, указывая на турку.

Виктор обнаружил, что все еще держит ее в руке, и с неохотой налил Корзуну вторую чашку.

– Как книгу-то нашу назовем? – спросил тот, причмокивая.

– «Нашу»?.. – оторопел Мухин, но, чтобы не затягивать разговор, возражать не стал. – Это меня не касается. В каждом издательстве специальный человек сидит, он названия и сочиняет.

– То есть как?

– А так. Берет всякие фразы с потолка и в столбик записывает. Потом выбирает самые удачные. Между прочим, он больше всех получает.

– Вот, работенка! А я, дурак, двадцать один год учился…

– И на кого выучился? – осведомился Виктор, отмечая, что остывший кофе пьется гораздо быстрее.

– На физика, – неохотно ответил Корзун. – В мое время бум был. Выходит, лирики нас все-таки победили… Ох, загостился я у тебя! Мне же еще резину тащить. Сейчас принесу.

– Сиди, сиди! – воскликнул Мухин. – Физик, значит?..

– Кандидат. Докторская в столе лежит, еще четыре года назад готова была. Нужна она кому…

– А тема?

– Тема диссертации? Все равно не поймешь. Извини, конечно, но к ботанике это никакого отношения не имеет.

– А к чему имеет? – настойчиво спросил Виктор.

– Ну-у… тебе правда интересно? Я не могу. Извини.

– Засекреченный?

– Секреты мои давно скисли и перебродили… но подписку я давал бессрочную.

– Что ж ты?.. такой специалист, и колесами торгуешь?

– А какой я специалист?.. Чтобы оформить допуск, Эйнштейном быть не обязательно. Вон, мой бывший эмэнэс, и тот за бугор выехать не может. Под Москвой виллу отгрохал – за пять километров видно, а во вшивую Турцию не выпускают. А уж он-то са-авсем никакой не специалист. В буфет мне за булочками бегал…

– Матвей, мне твои тайны без надобности. Мне консультация нужна.

– Я уж вроде проконсультировал…

– Да нет, я не об этом! – Виктор вскочил и, чуть не ударившись больной рукой об угол, заглянул в тещину комнату. – Дамы! На улицу! Марш!

Захлопнув дверь, он вернулся на кухню и, лихорадочно соображая, сделал по ней несколько шагов в разные стороны.

– Так… – вымолвил он. – Тебе нужны деньги.

Корзун даже не стал отвечать, лишь затейливо помахал в воздухе ладонями: мол, кому они не нужны?

– Десять тысяч, – сказал Мухин. – Нет, пятнадцать.

– За одну консультацию? – прищурился Корзун.

– Она может занять некоторое время… Возможно, придется кое-куда выехать. Не за границу, а… в общем, с этим проблем не будет. Но больше месяца ты не потратишь. Либо за месяц успеем, либо никогда.

Корзун погладил стол, словно искал на ощупь крошки.

– Пятнадцать тысяч… За месяц, да еще с командировками… – произнес он без всякого энтузиазма. – На колесах столько не всегда получается… а иногда и больше выходит. Зато никаких командировок.

– На колесах? Больше?! – не поверил Виктор. – Матвей Степаныч, родной! Я ж тебе не про рубли толкую!

– Пятнадцать тысяч долларов?! Никак, родину продать предлагаешь… – грустно пошутил он. – Мои советы столько не стоят. А людей убивать я не умею.

– И я не умею… – сказал Мухин, снимая трубку. Он быстро набрал номер и, дождавшись ответа, крикнул: – Борис?! Боря, это ты?.. Очень хорошо. Подъехать сможешь? У меня физик появился… Какой-какой! Самый что ни на есть физический… Нет, я ему объяснить не в состоянии, я же сам ничего в этом не смыслю… И ты?.. Значит, вместе будем на пальцах вертеть… Что?.. Людмила тоже здесь? Нет, с Людой ко мне не надо… Да при чем тут жена?! Что-то я в ней последнее время разочаровываться начал… Блин, да не в жене, а в Люде! В жене-то я… Ладно, это потом. Боря, постарайся!.. Ничего, мигалку включишь.

Виктор со звоном опустил трубку и заметил, что супруга топчется в прихожей.

– Что? – резко бросил он. – Денег дать?

– Ты с кем это разговаривал, Витюша? – спросила Настя. – И что там у тебя за Люда? Тоже «фея из бара»?

– Почему «тоже»?

– Странный ты стал, Витюша. Еще до этих денег безумных… Чужой стал какой-то.

– Два часа потерпи. Через два часа все утрясется.

Настя, ничего не поняв, пошла догонять Светлану Николаевну.

– Ну, и я пойду, – сказал Корзун, поднимаясь.

– Как это?.. Пятнадцать тысяч!

– Нет. – Он неуютно поежился. – Ни к чему мне эти неприятности…

– Что, много слишком? Надо было не пятнадцать предлагать, а две.

– Надо… – сказал Корзун. – А пятнадцать… Они с неба не падают. Тише едешь, Витя…

– Позже приедешь, – закончил Мухин. – Хорошо, договорились: две тысячи. Чтоб тебе еще спокойней было – полторы.

– Не паясничай. Я отказываюсь.

– Да от чего ты отказываешься-то?! – крикнул Мухин.

– С тобой – от всего.

– У меня они тоже с неба не сыплются, деньги, – быстро проговорил Виктор. – Видишь, какая квартирка… и вообще. Просто дело, в котором ты должен помочь, настолько важное, что…

– Дальше не надо! – перебил Корзун. – Я одну подписку уже дал по молодости, хватит с меня. А насчет «должен» – это ты зря. В настоящий момент я тебе должен только двести пятьдесят долларов. Или комплект резины. Как тебе угодно. – Он остановился у двери и достал деньги. – Ну?.. что выбираешь?

– Колеса, – ответил Мухин.

– Как скажешь. Не закрывай, сейчас принесу.

– Ага… – буркнул Виктор и, как только Корзун зашел в лифт, кинулся на кухню.

Подвинув табуретку к холодильнику, он дотянулся до вентиляции и вытащил из пластмассовой решетки два незакрученных шурупа. В глубине, на узком бетонном карнизе, он нащупал завернутую в тряпку «Беретту». Опухоль на правой руке почти спала, но Мухин сомневался, что больной сустав справится с отдачей. Держать ствол в левой было непривычно, однако он надеялся, что стрелять все же не придется.

Наскоро вставив решетку, он спрыгнул на пол и ногой отправил табурет под стол. Пистолет он сунул сзади за пояс, но, подумав, вытащил обратно.

Лифта не было долго. Минут через десять, когда Виктор уже начал себя материть, кабина внизу уйкнула и медленно поползла по шахте. Он проверил, снята ли «Беретта» с предохранителя, и выглянул на лестницу.

Из лифта показался Борис, при полном параде: в белой рубашке и с тремя рядами орденских планок на сером кителе. Тяжело опираясь на палку, он дошел до квартиры и кивнул Мухину.

– Внутрь пустишь, или так говорить будем? – спросил он недовольно.

– А Корзун где?

– Какой еще Корзун?

– Ты его перед домом не видел? Он с покрышками.

– Никого там нет.

– С-сука! – выдохнул Мухин, взмахивая пистолетом. – Свинтил все-таки! Да ты проходи, садись.

– Я и собираюсь. Жду, когда дверь отпустишь. – Борис перешагнул через порог и направился к кухне. – Чего у тебя деньги-то валяются? – спросил он, остановившись возле столика в коридоре.

– Деньги?.. Сколько там?

– Две с половиной сотни. Зеленых.

– Блин! И бабки сбросил, теперь по-хорошему его не достанешь.

– Корзун – тот самый, твой шпион?

– Здесь он физик. Думал, его привлечь…

– Мало, что ли, у нас физиков?

– Много, наверное. Не знаю, понравился он мне чем-то… А ты почему так долго? – вскинулся Мухин. – Тебе бы чуть пораньше, мы бы его задержали!

– И так с совещания ушел. Если б наше было, ментовское, – а то правительственное. Шею мылили, – пояснил Борис.

– За вчерашние похороны?

– В том числе.

– У нас тоже взрывают, – посетовал Виктор. – Да еще какими-то уникальными веществами, гори они огнем! Хотя они и так горят…

– Уникальные?.. Экспорт технологий? – догадался Борис. – Вполне логично, к этому и шло. Ваша же работа, небось.

– Наша, – признался он. – По ящику сказали, со всеми долгами расплатимся. Вся Европа ботинки нам чистить будет. Пока что-то не чистят… А дома одного уже нет.

– Утечки всегда были. Кто технологию достал?

– Людмила, – мрачно ответил Виктор.

– Во-он как! – изумленно протянул Борис. – Ты ее, значит… Ты поэтому ее видеть не хотел?

– Не только, есть и еще кое-что… Боря, когда ты нас в детей запихнул, ты в конце намекал на какие-то проблемы. Что за проблемы-то?

– Не знаю. Меня в вашем слое давно уже нет. Я, кстати, там ботинки чистил, прям как твой европеец… Просто через вас что-то почувствовал… Через Люду – сильнее. Какую-то опасность для оболочки. А в чем дело?

– Сам не пойму. Не сходится что-то. Либо мне врут… – Мухин замялся. – Либо меня обманывают.

– Да, вот еще! – воскликнул Борис. – У меня же новость есть. Из рубрики «нарочно не придумаешь». Ты, конечно, помнишь Юрика? Скользкий такой, он еще, скотина, на Люду глаз положил.

– Когда мы детьми были? – Виктор переполнился нехорошими предчувствиями. – Юрик Макаров, как же не помнить…

– Здесь он помощник президента!

– Макаров и у нас не дворник, – сказал Виктор. – Умеют люди жить… Какой помощник-то? Первый? Десятый?

– По общим вопросам, – со значением произнес Борис.

– Везде успел, зараза! А у нас он в команде числится. Типа, спонсор, все такое. Подъезжал тут ко мне, место теплое выторговывал. А здесь, стало быть, уже сторговался…

– Здесь Макаров не перекинутый. Так, совпадение.

– Опять совпадение… Лажа все это, Боря.

– Лажа… – согласился тот. – А разборки ваши идиотские – это не лажа?! «Место теплое»… Скоро из-за ваших распрей вообще никаких мест не останется!

– Я нашел нулевой слой, – с подчеркнутым спокойствием сказал Виктор.

– Не шутишь?..

– Я там еще не был, но Костя обещал показать. Я не ошибся, нулевой – моя родина. И я там не умер, так же, как и здесь.

– Ох, Витька… Витька!.. – Борис вскочил и полез обниматься, но, наступив на раненую ногу, зажмурился от боли.

Мухин усадил его обратно и вытряхнул из пачки сигарету.

– А теперь еще и физика нашел, – добавил он, выпуская дым в потолок. – Только вот не знаю, как его к делу прикрутить. Расскажешь – не поверит, убьешь – ищи его по всем слоям… И это ведь не только с ним, это с любым человеком. Безвыходная ситуация. Слушай! А ты при жизни взять его отсюда не можешь?

– Ты за кого меня принимаешь? Я душами жонглировать не умею. Вне основной оболочки перехватить могу, и то не всегда получается. К тому же, тысяча против одного, что местный Корзун – только отражение.

– Значит, придется ему все-таки умереть. Ничего, потерпит. Ты сам-то, Боря, сколько раз умирал?

– Я не подсчитывал. Нудное это занятие. Только здесь Корзуна лучше бы не трогать. Этот слой нам под испытательный полигон сгодится.

– Здесь он будет жить, – пообещал Мухин. – Умрет он в другом месте.

Глава 24

Солнце било прямо в глаза.

«У Люды наверняка занавеска висит, – с завистью подумал Виктор. – Хотя ей-то что… У нее окно на другую сторону, на ту, где пруд и шесть опор…»

Неожиданно почувствовав чье-то присутствие, он перекатился на бок и приподнял голову.

– Сколько времени?..

– Три часа, – отозвался из угла Шибанов.

– О-охх… – Виктор уткнулся обратно в подушку и немного полежал, приходя в себя. – Вы, гражданин начальник, совсем совесть потеряли. Стучались бы, а? Может, я тут голый, или не один…

Председатель ГБ хмыкнул и медленно подошел к окну. На фоне солнца его было не видно. Мухин окончательно проснулся и заметил, что, ложась в постель, поленился снять не только брюки, но и ботинки.

– Людочка временно нетрудоспособна, – прямолинейно высказался Шибанов. – А больше тебе уединяться не с кем.

– Ну, а сокровенный вопрос?.. – молвил Виктор, растирая лицо и неохотно поднимаясь с кровати.

– Задаю сокровенный вопрос, – пока еще дружелюбно сказал тот. – Что у нас с Корзуном?

– Ищите в радиусе пятисот километров от Нижневартовска, вероятнее к югу. Река Черная змейка, скит староверов.

– Вот это… вот это удружил, Витька! Эта информация – верняк, я чую. Ну, правильно, расхождения у нас после пятидесятого года начинаются, а скит – он же…

– Это еще не все, – прервал его Мухин. – Корзун серьезно подготовлен. В погребе у него целый склад, прилегающая территория наверняка заминирована. Не удивлюсь, если он и до ветру ходит, обвязавшись тротилом.

– Так мы его лапать не собираемся. Его снайпер пощупает.

– Смотрите, чтоб не промахнулся. А то вон, какие нынче снайперы… Им бы только одежду портить.

– Им бы только воротники отрывать… – задумчиво произнес Шибанов.

Виктор насторожился.

– От Макарова воняет, – сказал он.

– Воняет, – согласился Председатель. – Но вонь – это субъективно.

– Ничего объективного на Макарова нет, – догадался Мухин.

– Не-а… – Шибанов сунул руки в карманы и покачался на носках. – Уголовный Кодекс меня волнует мало, а по нашему делу он чист кристально. Бизнес, правда, странноватый завел… да и не ко времени, мы же отсюда скоро уходим.

– Отсутствие логики? – усомнился Виктор. – У барыги?

Зевнув, он встал и потянулся. Суставы скрипели, как телега с дровами. Зайдя в ванную, он глянул в зеркало и присвистнул. Надо было бриться. Да не сегодня, а еще позавчера.

– Я так не сказал, – крикнул из комнаты Шибанов. – Просто мне его логика не ясна. И это очень плохо.

– Для вас или для него? – поинтересовался Мухин, массируя помазком щетину. – А что за бизнес у Макарова?

– Умер сам – помоги другому, – засмеялся Председатель. – Макаров центр эвтаназии открывает. Будет людей усыплять. Как кошечек и собачек… На добровольных началах, естественно.

– Вы все шутите… – Виктор выпучил глаза и изобразил перед зеркалом перерезание горла бритвой.

– Арендовал брошенный цех на окраине, все там перестроил… – невозмутимо продолжал Шибанов. – Закупил мебель, препараты, какие полагается. Штат уже почти набрал.

Мухин, как был с недобритой щекой, так и вышел.

– Это не юмор?

– И даже не сатира, Витя. Через неделю Дума примет закон об эвтаназии…

– А если не примет?

– Уже приняла. Кто в конверте, кто безналом… Макаров молодец: Россия будет второй страной, где это разрешено. Первая – Голландия, но там иностранцев не обслуживают, да и цены у них ломовые. А у нас можно будет по дешевке окочуриться.

– Ну и кому это надо?

– Многим, Витя. Я сейчас статистикой не владею, но в принципе знаю, что с суицидом у нас всегда был полный порядок. Популярное это занятие, и даже не представляешь, насколько. Но ведь с балкона-то прыгать, поди, неприятно, а тут все культурно: придешь, таблеточку скушаешь… или укольчик какой… Простынка свежая, крахмальная, обгадишься – на месте и обмоют. Родственникам, опять же, хлопот меньше… Я не удивлюсь, если выяснится, что там уже и очередь есть, пока еще негласная. Нет, насчет того, что это никому не нужно, ты заблуждаешься.

Пена на лице у Мухина высохла и начала хлопьями осыпаться на рубашку.

– И как эта фирма называется? – спросил он. – Случайно, не «Дело Врачей»?

– Во-во, она самая.

– Плакаты по всему городу висят…

– Ты мне еще рассказываешь? Наш миллионер в эту рекламу половину состояния вбухал! Ну, допустим, бабки он в другой слой не возьмет. Так ведь и фирму эту не возьмет! Получаются пустые хлопоты какие-то. Неймется человеку! Сидел бы себе до эвакуации, водку пил… или что там у него?

– Соки, – подсказал Мухин.

– Ладно, пусть будут соки, – с отвращением согласился Шибанов. – Ты водные процедуры давай, заканчивай, и пойдем. Там у нас совещание намечается.

Пока Виктор заново мылился и добривал вторую щеку, солнце успело доползти до угловой кухни, и теперь светило аккурат в алюминиевый стык между окнами. Виктору подумалось, что, возможно, оно заглядывает и к Людмиле.

Кроме нее на кухне были все – такого кворума Мухин не видел еще ни разу. Даже Сапер, оторвавшись от своих туманных интриг, посетил собрание акционеров, как назвал это про себя Виктор. Похоже, у Сапера раскалывалась голова – он сидел, прижавшись виском к холодильнику, и тоскливо смотрел в одну точку. Макаров почему-то оказался в центре стола, между Немаляевым и Константином.

– Сан Саныч, я выйду на секундочку, – предупредил Шибанов, и в его голосе послышалось не то чтобы раболепие, но явно преувеличенное почтение.

«Меняется у нас что-то, – подумал Мухин, – и, кажется, меняется круто…»

– А где Люда? – спросил он.

– Я же тебе сказал: нога у нее сломана, – нетерпеливо бросил Костя.

– Ах, да! – спохватился Виктор. – Я только забыл, какая – левая или правая…

– Я разве не говорил? – нахмурился Константин.

– Говорил, но я не помню.

– Левая, – ответил он с едва уловимой запинкой. Если б Мухин ее не ждал, он бы и не заметил. Но он, естественно, ждал.

Шибанов отправился давать распоряжение по Корзуну, как Виктор надеялся – распоряжение не на поимку, а на ликвидацию, впрочем, контролировать Председателя ГБ было невозможно.

Мухин взял стул и, как бы невзначай отодвинув его подальше к стене, присел. Макаров нейтрально кашлянул. Костя, уверенный в том, что с Людмилой он не попался, отстраненно водил пальцем по столу.

– Вещай, Саперушка, – мрачно сказал Немаляев. – Жги глаголом…

– Сан Саныч!.. – просительно произнес тот. – Паршиво мне что-то. Объявите сами.

– Что ж… Судя по всему, наш запасной аэродром вот-вот накроет волной. – Немаляев не стал затягивать, и это был дурной знак. – Местные не справятся, надо срочно эвакуироваться и брать ситуацию в свои руки. Насколько там все готово?

– Почти… – сказал Сапер. – Но если до прорыва не успеем, можем слой потерять. Ихний Анкл Шуст – тот еще отморозок…

Здесь, по идее, все должны были бы уставиться на Виктора, и он к этому внутренне готовился, но кроме Макарова никто не пошевелился. Старая шутка себя исчерпала, да и не до шуток уже было.

– …но дело-то не в Шусте, – продолжал Сапер. – Откуда придет миграция – неизвестно, и какого Мухина перекинет в эту оболочку, неизвестно тоже. И что за муха его там укусит…

Вот теперь он все-таки посмотрел на Виктора, но совершенно не с тем чувством. Посмотрел без улыбки.

– Ну так перекинет же его… – изрек Макаров. – И тот тоже станет перекинутым…

– Ты даже с этим путаешься, миллионер, – процедил Костя. – Перекидывает любого, но осознать сей факт способен лишь один. Вот он перекинутый и есть, остальные – оболочки. Так что единственный человек, с которым мы можем договориться, – это наш уважаемый и любимый. Ведь мы же с тобой договорились?..

Излишняя цветистость речи часто отражает неуверенность, Мухин это знал. Поэтому он сказал просто:

– Да.

– Я голосую «за»! – раздалось в коридоре.

– Мы не голосовали еще, – ответил Немаляев.

Шибанов вошел на кухню и, не найдя чистой чашки, жадно напился из-под крана.

– Я за эвакуацию, – сказал он. – Здесь нам терять уже нечего. Спецлабораторию только что взорвали.

– Какую лабораторию?

– Ту самую, где получали драйвер, наши ампулы. Много у вас их осталось, Сан Саныч?

– Полтора десятка, по две ходки на брата. А что за взрыв-то?

– Экспресс-анализ еще не закончен, но, по предварительным данным, взрывчатое вещество то же, что было в бункере. И еще. Оперативной информации – круглый ноль. Никто из местных лабораторию не трогал. Как и бункер… Это наезд на команду, с чей стороны – непонятно. Но нас определенно отсюда вытесняют, Сан Саныч.

– Обидно, конечно, что уходим не по своей воле, а под давлением, – сказал Немаляев. – Но здесь, как ни странно, наши и их желания совпадают.

– Действительно, странно, – ответил Мухин.

Сан Саныч сцепил пальцы и откинулся на спинку. Костя тоже встрепенулся и, прекратив тереть пальцем стол, с любопытством воззрился на Виктора.

– И чьи это «их интересы»? – сказал Мухин.

– Ну, продолжай…

– А что продолжать? Необходимо выяснить, кто и почему нас выкуривает. Не из принципа, конечно, не от обиды… хотя почему бы и нет? Это тоже важно. Но еще важнее – знать, что нас ждет в следующем слое. Если мы кому-то мешаем здесь, можем ведь помешать и там…

– Логично, но не конструктивно, – отозвался Немаляев. – Да и времени у нас, Витя, нет. Совсем нет, вот в чем беда.

– У меня еще одна новость, – произнес Шибанов. – Не такая масштабная… но лично для меня значительная. Я только что уволен.

– Как уволен?! – воскликнул Немаляев. – Переведен?

– Переведен… В запас, на пенсию. Указ президент уже подписал. Базу в течение суток надо освободить. А могут и раньше явиться. С нынешним И.О. у меня отношения не очень… Ну, и охрана еще… юридически они должны покинуть объект прямо сейчас.

– Значит, и с этой стороны под нами задымилось, – подытожил Немаляев.

– Это, Сан Саныч, не дым, – возразил Костя. – Это уже открытое пламя, и здесь становится слишком горячо.

– Выбора нет, – тихо сказал Сапер.

– Его и раньше не было, – поддержал Макаров. – А теперь, после всех этих напастей…

– Ясно, – прервал Немаляев. – Ты?.. – обратился он к Шибанову.

– Двумя руками «за».

– Ах, да… Ты, Витя?

– Задницу припекает, верно, – кивнул Мухин. – Но чем больше у нас поводов отсюда уйти, тем меньше мне этого хочется. И почему мы не спрашиваем мнения Люды? В нашем раю для нее места нет, но ведь она все-таки в команде. Сделала не меньше других. Больше меня, во всяком случае.

Сказав это, Виктор закинул ногу на ногу и непринужденно оглядел присутствующих. Особенно он интересовался реакцией троих: Шибанова, Сан Саныча и Константина. Реакция была разной по форме, но по сути отражала одно и тоже. Костя вновь увлекся вычерчиванием на столе неких фигур, Шибанов принялся споласкивать чашку, чтобы попить по-человечески. Немаляев опустил уголки губ, но глаз не отвел.

– Поработать тебе еще предстоит, не переживай, – пообещал он. – А что касается Людмилы, то независимо от ее мнения… и независимо от твоего – все уже решено. Пять голосов за срочную эвакуацию.

– Мне для гарантии еще одну ходку сделать, – сказал Сапер, с усилием отрывая голову от прохладной стенки холодильника. – Костя, ты сейчас там понадобишься. А к вечеру вернемся и всех заберем.

Мухин вдруг вспомнил про Петра и озадачился еще больше. Проблема снималась: если раньше ему надо было «стать президентом» в двух мирах одновременно, то теперь появлялся некий зазор, который позволял успеть и там, и там. Перекинуться в дядюшку Шуста, уберечь Россию от ядерного удара, затем перекинуться в Россию и устроить в ней бардак доселе невиданный, Бардак с большой буквы. Больно уж гладко получалось… Старое правило «ищи, кому выгодно» ничем помочь не могло: досрочная эвакуация была выгодна всем. И Виктору это сильно не нравилось.

Костя с Сапером поднялись, и Немаляев молча выложил на стол два пенала.

– И мне, Сан Саныч, – сказал Мухин.

– Не торопись. Вместе пойдем.

– Я не туда. Мне по делам надо.

– Витя, на твои забавы драйвера не осталось.

– На мои дела, Сан Саныч, – сказал он настойчиво. – На мои неотложные дела лишняя капсула у вас найдется. Не будем ссориться перед ответственным мероприятием.

Немаляев одарил Мухина недобрым взглядом и, медленно достав пенал, бросил его через кухню. Виктор поймал и вышел вслед за Константином.

Костю с Сапером он догнал уже возле комнат.

– Ты мне обещал кое-что, – напомнил он.

– Ой, только не сейчас, – озабоченно сказал Константин. – Мне через минуту надо стать гендиректором первого канала телевидения. Дай хоть с мыслями собраться.

– Как-нибудь соберешься, – заявил Мухин, преграждая дорогу.

– Нет, Витя, нет.

– Он не отвяжется, – сказал Сапер. – Сводишь его, куда он хочет.

– Сопровождать я тебя не буду, – предупредил Костя. – Только покажу.

– Мне больше ничего и не надо.

Мухин зашел к себе и, снова не разуваясь, прилег на кровать. Разломив запаянную стекляшку, он торопливо проглотил капсулу и закрыл глаза.

О родине о помнил только то, что она у него когда-то была. Еще он знал о жене и двоих сыновьях, но знание это было сугубо теоретическим, оторванным от личного опыта. Может, кстати, и не двое, а трое… или еще пяток дочерей. Константин, когда являлся за ним с ножом, видел только двоих, но ведь это ни о чем не говорит…

Расслабляясь и уже постепенно покидая основную оболочку, Виктор попробовал представить себе первую жизнь. Жена… А ну, как стерва?.. А вдруг похлеще Насти окажется?.. Ведь может такое быть? Может… Конечно, может. А дети?.. Вдруг, лоботрясы, малолетние алкоголики, называющие папу не иначе, как «старый мудак»? Тоже может… Но думать почему-то хотелось совсем о другом.

Например, о том, как он приходит вечером с работы. Ужинает с семьей. Интересуется отметками. Хвалит. Смотрит со всеми телевизор. Немножечко – самую малость – рассуждает о кино. Проверяет уроки. Гладит по голове. Отправляет спать. Умывается. Ждет. Гасит свет. Говорит «спокойной ночи». А потом…

Константина Мухин не услышал, но почувствовал, что к нему обращаются. Уловив суть призыва, Виктор осознал внушенный образ и мгновенно выделил среди бесконечности слоев тот, что он искал. Это было просто. И это оказалось очень быстро.

Через мгновение он был уже на родине. Без Кости. Один.

Глава 25

Он был один. В соседней комнате кто-то без умолку бормотал, и это мешало сосредоточиться. Воспоминания почему-то не приходили, и Виктор, пролежав несколько минут без движения, по-прежнему ощущал этот мир чужим. Жена и двое детей. Двое – как минимум. Вероятно, мальчики… Больше о своей жизни он не знал ничего.

Глухой ропот за стенкой все не стихал, и Мухин скорее догадался, чем вспомнил, что он находится в больнице. И что человек говорит сам с собой. И что кроме них на этаже никого нет.

Где-то звякнули пустые бутылки, и Виктор с облегчением вздохнул: все-таки кто-то есть. Бутылки загремели громче, одна из них упала и с сухим шорохом покатилась по полу. Пол мраморный, определил Мухин. Значит, больница приличная. А может, даже шикарная. Отдельные палаты, никто не тревожит…

Сейчас Виктору хотелось как раз другого: чтобы к нему вошли, поздоровались и своими лицами, своими голосами напомнили ему… Напомнили хоть что-нибудь.

Бутылка ударилась о стену и поехала обратно. Мухин отметил, что он прекрасно ориентируется по звуку, – это ощущение было новым и непривычным. Словно он слепой…

Виктор испуганно метнулся взглядом от стены к потолку и снова к стене. В комнате стояло еще три кровати – все свободные, с голыми матрасами. Проходы были широкие, в них запросто уместилось бы по две больничных тумбочки, но тумбочек в палате не оказалось. Не было ни стола, ни стульев, ни штативов от капельниц. Кровати, стены, окно. Окно Мухину понравилось.

Стекла были замазаны белой краской – оставалась лишь запыленная фрамуга, но для первого впечатления Виктору хватило и этого. В ясном небе медленно проплывало единственное облачко, доброе и наивное, как в детской книжке. Возможно, оно появилось перед больницей только для того, чтоб развлечь Мухина. Подумав об этом, он улыбнулся.

Бутылка вкатилась в комнату и остановилась посередине. За ней, приседая на передние лапы, кралась маленькая полосатая кошка.

– Кс-кс… – позвал Мухин.

Кошка выпрямилась и посмотрела на него. Зеленые глаза, круглые от природы, округлились еще сильней – кажется, кошка чему-то удивилась. Виктора это позабавило.

– Чего пялишься, дуреха? Иди, поглажу.

Говорить было трудно. Он заметил, что язык вырос до невероятных размеров, так, что еле умещался во рту. И еще у него не хватало зубов. Сосчитать дырки распухшим языком не представлялось возможным, а в памяти такая мелочь, естественно, не осела.

– Иди, глупая! Иди, поглажу…

Он протянул руку, но не удержал ее на весу и трех секунд. Ладонь была слишком тяжелой.

– Да ты, парень, приболел серьезно, – сказал Виктор куда-то в потолок. – Лечись, парень, хворая оболочка мне не нужна.

Закончив, он почувствовал, что задыхается. Фразы были слишком длинными. Для него – слишком…

Виктор собрался положить руку на одеяло, и только теперь испугался по-настоящему. Рука слушалась, но поднять ее у Мухина не было сил. Он хотел сказать себе что-нибудь еще, разумеется – ободряющее, юморное, но решил не разбрасываться. От плеча по всему телу расходилась усталость – дикая и запредельная, связанная с такими же дикими воспоминаниями.

Армия, кросс в химзащите… Почему кросс? Почему в химзащите?..

Виктор уцепился за этот крючочек в надежде выйти на что-нибудь конкретное.

Нет. Воспоминание пришло, но оно было не отсюда, не из этого слоя. Простая ассоциация: изнеможение – бег в противогазе, с автоматом и хлопающим подсумком. Ничего более изматывающего Мухин не знал. До сего момента. Теперь он знал и другое: десяток слов, произнесенных вслух, да секундное напряжение нескольких мышц – и он уже выдохся так, что сердце еле шевелится. И он уже почти что труп.

Раскачав руку наподобие маятника, Виктор все же закинул ее на живот и с большим трудом подтянул ближе, к самому лицу. Так, чтоб было видно.

В принципе, он уже готовился. Но не к такому…

Кожа на руках была темной, а местами совсем черной, точно обугленной. Овальные загрубевшие пятна отслаивались, и из-под хрупкой корки вытекало что-то мутное и неоднородное, похожее на куриный помет. Сквозь струпья проросли редкие бесцветные волосы, толстые, как проволока, и еще…

И еще – от рук пахло. Пальцы более-менее слушались, но были уже бесполезны: Виктор не удержал бы в них и карандаша. Они практически сгнили. И то, что они продолжали, пусть и вяло, отзываться на его приказы, казалось еще страшнее. Лучше бы они не двигались вовсе, но смотреть, как кожа над суставами лопается, обнажая темно-серое мясо, было невозможно.

Облако в окне скрылось, за ним появилось второе, такое же безалаберное.

«Здесь все в порядке, – подумал он умиротворенно. – Здесь, в этом слое, все нормально. Иначе и быть не может. С таким небом, и не радоваться жизни – это хамство».

Мухин умирал – но умирал спокойно, как и положено старику с чистой совестью. Он не знал, сколько ему лет, да это и не имело значения. Что бы там ни было – возраст или болезнь, смерть уже дышала ему в затылок. И он ее не боялся. Просто Виктору было немного жаль, что он отсюда уходит, покидает слой, где все скоро окажутся. Он завидовал людям – обыкновенным оболочкам, которые перекинутся сюда, в мир с голубым небом, и ничегошеньки при этом не заметят.

Решив, что экономить последние силы уже ни к чему, Виктор свесил ноги. Линолеум, несмотря на лето, был ледяным, а тапочек под кроватью не нашлось. Придерживаясь за металлическую спинку, Мухин встал и, поймав равновесие, замер.

Он не хотел смотреть вниз. Он знал, что ничего хорошего не увидит. Но все же не утерпел.

Кожа на лодыжках, как и на руках, была пятнистой, в черных язвах, с отвратительно длинными волосками. Его тело вряд ли весило много, но и такого давления хватило, чтобы из-под ногтей выдавились крупные зеленоватые капли.

Немощно двигаясь к окну, Виктор боялся только одного – что он рассыплется по дороге, не успев выглянуть на улицу. Выглянуть и убедиться. Для него это было настолько важно, что в какой-то момент он даже перестал ощущать усталость.

Рамы были не просто закрыты на шпингалеты, но еще и проклеены бумагой. Мухин попробовал прорвать ее ногтем, но бумага оказалась намного крепче. Он обернулся к кровати и увидел за изголовьем маленький квадратный столик с какими-то блестящими инструментами. Нет, второго похода не одолеть…

Виктор бессильно провел по стеклу рукой. Стекло было гладким – красили с другой стороны. Найдя на уровне глаз маленькую процарапанную лунку, он чуть не рухнул от счастья и тут же к ней приник. В отверстие Мухин не увидел ничего, кроме второго стекла, также закрашенного. Рамы были двойными.

Он положил ладони на подоконник и уперся лбом в окно. Усталость, на время отступившая, вдруг догнала его и без всякого предупреждения навалилась – сверху, снизу, изнутри… она была всюду.

Виктору смертельно захотелось спать, но, посмотрев на постель, он понял, что теперь-то уж не дойдет точно. Ни вернуться к койке, ни увидеть, что там, за окном… Никогда прежде он не чувствовал себя таким никчемным.

Отчаявшись, Мухин врезал локтем по стеклу. Из центра лучами разбежались трещины. Ударив еще раз, он пробил дыру, и длинные осколки неожиданно легко повалились вниз. При этом несколько штук воткнулось прямо в руку, однако ни боли, ни крови не было. Из порезов выступала все та же мутноватая жидкость, словно он был уже не человек, а законсервированный препарат.

Внешние рамы оказались не закрыты, и Виктор, задыхаясь от восторга, толкнул их обеими руками.

Больница стояла на пригорке – это он не только увидел, но и вспомнил, и вряд ли смог бы определить, что произошло раньше. Вероятно, это случилось одновременно. Мухин поднял голову к небу и снова вспомнил. Небо было родное. Он посмотрел вниз и вспомнил окончательно – самого себя, семью, улицу… И недавнюю бомбежку.

Марьинск был городом небольшим, чуть крупнее среднего поселка, и весь умещался на берегу реки, между двумя холмами. Один не самый мощный заряд превратил его в россыпь мусора. Если б Виктор не уезжал в командировку, то сейчас лежал бы вместе с женой и детьми под обломками. Но он уехал.

Ему сказали: «ты родился в рубашке».

Он не понимал, о какой рубашке идет речь. Свои двести рентген он хапнул в поезде «Москва – Киев», как только миновали Брянск.

Ему сказали: «люди и не с такими дозами живут. Поправишься».

Он не понимал, зачем ему поправляться.

Мухин вспомнил. Вспомнил и проклял себя за это, но избавиться от воспоминаний было уже невозможно.

Жена и двое мальчиков… Да, все так. Нина, Сережа и Пашка. Если ориентироваться по бывшему причалу, то это ровно километр на восток. Рядом… Виктор прищурился и разглядел вдалеке завязанные в узел железки. Правильно, рядом с башней ретранслятора. Трехэтажный домик. Вон та спекшаяся куча… или нет, вон тот светлый шлейф из силикатного кирпича…

Мухин – хотя он никого об этом не просил – вспомнил даже день, когда за ним явился Костя. У того был огромный тесак, перепачканный кровью. Совсем недавно улеглись слухи о местном потрошителе, вроде, кого-то там взяли, и вот он приходит: чумазый, всклокоченный, с диким взглядом и с окровавленным ножом. Виктор испугался, и не находил в этом ничего предосудительного. Даже сейчас. Хотя, лучше б это был не Константин, а настоящий Потрошитель. Такая смерть казалась Мухину менее мучительной. По крайней мере, обошлось бы без больницы, без медленного умирания среди умерших врачей и единственной медсестры – девятнадцатилетней девочки, уже полностью облысевшей.

Виктор отвернулся от окна – не для того, чтоб добраться до кровати. Просто чтобы не смотреть на руины. Не видеть останков их общей мечты. Только сейчас он осознал в полной мере, что это было больше, чем заковыристая задача или безумный проект. Это была мечта. И она сгорела – вместе с людьми.

Физически Земля не погибла, хотя случалось и такое. И оболочки погибли не все, процентов пять наверняка уцелело – в лесах, пустынях, на каких-нибудь островах… Но что это за люди, и как они будут жить? Те же стаи, та же борьба за пищу, тот же откат к варварству. Почти как в тлеющих слоях, но с большим размахом и с меньшей надеждой. И даже если удастся остановить эту проклятую машину… если в ближайшее время она не остановится сама… что можно выиграть за счет объединения слоев в один – догнивающий, как его пораженное тело?

Ничего. Будет гораздо хуже. Значит, они опоздали…

Мухин привалился к стене и, зажмурившись, медленно сполз на пол. Мужчина в соседней палате продолжал что-то бубнить, обращаясь не то к кошке, не то к самому себе. Виктор попытался ухватиться за подоконник, но поднять руку было уже невозможно. Он даже не сумел удержать тело в сидячем положении и кулем повалился набок. Звать на помощь не было сил, а главное – не было желания. Хотелось только одного: чтоб это все быстрее закончилось.

– Не хнычь, – сказали ему. Сказали спустя полтора часа после того, как он упал на холодный линолеум под окном. Столько ему пришлось пролежать, пока он не умер.

– Я не хнычу…

Виктор утер глаза наволочкой и, высморкавшись в нее же, встал. Шибанов бестолково бродил по комнате, будто искал на полу мелочь.

– Новости есть? – хмуро спросил он

– А у вас?

– Не торгуйся, Витя.

– Моя новость вам не интересна.

– Насчет твоих изысканий? Нулевой слой, все такое?

– Вот именно, все такое… – сказал Виктор. – Нулевого слоя больше нет. И никакой надежды, – добавил он.

– Мои соболезнования, – произнес Шибанов. Вроде бы серьезно, а вроде бы и не очень. Да Мухина это и не волновало. – А у нас еще один взрыв. В том же исполнении.

– Что рванули? – безучастно спросил Виктор.

– Машину. С Макаровым.

– Ему хоть одну пуговицу оторвало, или опять повезло?

– Там кроме пуговицы ничего и не осталось… Кило тротила в эквиваленте. Макаров, и еще семь человек, посторонних.

– Признаться, я думал о нем хуже.

– А я – лучше. Говорил же ему, чтоб не вылезал. Нет, поехал! Загорелось ему!

– И вы, конечно, не знаете, чьих это рук дело…

Шибанов отрицательно покачал головой, но, уловив, что в этих словах не столько констатация, сколько прямой вопрос, подошел к Мухину и схватил его за рубашку.

– Витя!..

– И вы ни сном ни духом… Разведчик, называется! Правильно вас из гэбэ погнали.

– Витя, кто?!

– Это же очевидно. Людмила.

Шибанов вздохнул и отпустил воротник.

– Нет, не она.

– Почему же?

– Это не Люда, – повторил он.

– Ладно – я, мне положено нижним мозгом думать. А вы-то что?.. Что вы ею так очарованы? Где она?

– Витя, Людмила не могла.

– Потому что она Немаляеву племянница, а Косте – любовница. Так?..

– При чем тут это?

– Где Людмила?! – выкрикнул Мухин.

– Ну, если тебе охота… По коридору до конца, потом налево, опять до конца и опять налево. Дальше увидишь.

– Так она здесь?.. На этом этаже, в этой самой квартире?! И вы… то есть она… – Виктор замолчал и бросился к двери.

– Да! – окликнул его Шибанов. – За Корзуна спасибо, отработали его. Там этот хмырь и окопался, как раз у речки. Только… взрывчатки при нем не нашли. Можно было и не убивать…

Мухин нетерпеливо махнул рукой. Ни физик, ни шпион Корзун его не интересовали. Все, что ему оставалось, – это выполнить обещание, перекинуться в президента Шуста и по возможности пожить подольше. Неделю-две, сколько уж там получится. Вряд ли выйдет больше… Но прежде надо было разобраться с Людмилой.

– Витя!.. – снова позвал Шибанов. – Не ходил бы ты к ней, Витя…

Мухин бегом преодолел два поворота и выскочил в узкий коридорчик с торцевой дверью. Ручка поддалась легко, дверь была не заперта. «Люды здесь нет!» – мелькнула суматошная мысль, но едва Виктор вошел в комнату, как понял, что ошибся. Люда здесь была. И она ничего не взрывала…

Людмила была парализована. Еще до того, как к ней приблизиться, Мухин это уже знал. Она лежала на пластиковой каталке со множеством рычажков и кронштейнов – Виктор не сомневался, что Немаляев достал ей самую лучшую кровать, самую удобную. Хотя он также был уверен, что Людмила предпочла бы деревянные нары – лишь бы иметь возможность двигаться.

Двигаться она не могла. Люда не отрываясь смотрела в большой плоский монитор, укрепленный под потолком, и даже ее мимика была предельно скупой. Две-три маски – это все, что отражалось на ее бледном, тонком лице.

– Подойди, – тихо сказала она. – У меня наушник. Сними.

Виктор шагнул к Людмиле и, увидев на подушке белый проводок, осторожно вынул у нее из уха «таблетку».

– Ящик достал уже… – молвила она, по-прежнему глядя в экран.

Мухин, угадав ее желание, сел на кровать так, чтоб закрыть собой монитор.

– Когда?.. – только и спросил он.

– В бункере. Я в лифт зашла. Дальше не помню. – Говорила Люда с трудом. Язык у нее еле ворочался, губы не шевелились и вовсе. – Узнала про эвакуацию, стала тебя искать. Бориса просила… Но абонент был недоступен.

Виктору показалось, что она усмехается, и он в ответ улыбнулся – насколько мог тепло и безмятежно. Из ее глаз выкатились две слезинки.

– Хотела позвать тебя…

– Ну, вот! Я услышал и пришел.

– Хорошо. Спасибо. Убей меня, Витя.

– Ты что?! – Он резко отстранился, и Людмила поневоле уставилась в телевизор.

– Вернись… Вы скоро уйдете, я знаю. А я?.. Дядя хочет здесь меня оставить. Он гуманист… Немножко. А я не хочу.

– Что ты, Людочка?.. – сказал Мухин, снова загораживая ей экран. – Что ты, родная? Надо жить, надо верить.

– Как ты?.. как ты веришь, да?

– А что я?..

– «Сука», – напомнила Люда. – Здесь будет то же. И за мной придут. Ты понимаешь, о чем я.

– Да ну, брось… – нетвердо произнес Виктор.

– Меня возьмут все, кому не лень. Это хуже… это гораздо хуже, чем смерть, Витя. Будут меня продавать, проигрывать в карты, менять на патроны… Будут кормить помоями, лишь бы не умерла… И сдавать напрокат… Будут пихать в меня свои грязные…

– Прекрати! – крикнул Мухин. – Ничего не будет! Все будет по-другому!

– Ты ведь не ханжа, Витя. А убить меня просто. Мне сейчас мало надо. Возьми подушку, положи на лицо…

– Да не могу я!.. – взмолился Мухин. – Как я тебя задушу? Я же люблю тебя!

– Вот потому и задушишь, милый. Это ты должен сделать… Обязательно ты. Мы же скоро встретимся. Там, где ты президент, я не родилась. Но ведь это все равно. Дядина задумка – она же временная… Отыщем нулевой слой. Борис говорил, ты что-то нащупал. И физик у вас появился… Все наладим. И будем вместе… Если не разлюбишь.

Виктор сжал челюсти так, что затрещали зубы, и торопливо отошел к окну. Линию электропередачи поддерживали не шесть опор, а семь, но седьмую, ближнюю, было не видно – она находилась прямо под домом. Для этого Люде пришлось бы встать у самого подоконника.

– Что у тебя случилось? – спросила она. – Что?.. Не получается? Ты уже был в нулевом слое? Ты нашел его? Что там? Говори!

– Нет, я пока не успел, – ответил Виктор, не оборачиваясь. – Дел много в связи с эвакуацией.

– Меня там нет… – прошептала она. – В нулевом – тоже нет. Что за женское счастье? Вы с Борисом остановите машину, и я исчезну…

– Не остановим, – сказал Мухин, возвращаясь к постели. – Там уже ничего не остановишь. Там уже все… Теперь мы можем встретиться только случайно. – Он заглянул ей в глаза, но темные зрачки ничего не отражали. – Где-нибудь, когда-нибудь… В одном из слоев.

– У нас нет столько времени. Слои горят… Вот и нулевой тоже… И наша надежда пропала, да?

Мухин не ответил. Погладив Людмилу по руке, он приподнял ее за спину и привлек к себе.

– Не надо, Витя, – сказала она, глядя куда-то мимо. – Я не чувствую ничего.

– Совсем? – ляпнул он.

– Совсем, Витя. Ничего. Даже боли. И сама себя не чувствую. Меня и здесь как будто нет… Хотела от передозы сдохнуть, но дядя больше одной капсулы не дает. Он у меня добрый. А Костик мог бы… Если б я попросила, он бы сделал. Но это ты должен… Я так решила.

Мухин, как под гипнозом, достал сплющенную картонную коробочку с жирной надписью «CYCLOMEZОTRAMINUM 0.050».

– Что это?

– Драйвер. Им Петр пользуется. Я так и не попробовал. – Он раскрыл упаковку. В двадцати прозрачных ячейках подрагивали маленькие голубые бусинки. – Двадцать должно хватить…

– Хуже не будет, – согласилась она.

Выдавив таблетки, Виктор взял со стола поилку с водой.

– Может, передумаешь?..

– Не смеши…

Она с видимым усилием проглотила, и ее глаза посветлели.

– Передумай, Люда! – сказал Мухин с отчаянием. – Ведь не поздно!..

– Брось. Если повезет, увидимся еще. Если успеем… Попробуем Борьку упросить… сведет нас как-нибудь… не все же они сгорели… слои… пока… не все… сгорели…

С каждым словом голос звучал все тише, и вскоре Виктор уже не мог понять, действительно ли она с ним говорит, или это ему кажется. Он взял в руки ее холодную ладонь и прижал к губам, словно хотел согреть. Теплее ладонь не становилась. Через минуту, или через час – этого Мухин сказать бы не смог, Людмила слабо шевельнула пальцами. Он пощупал ее запястье, потом горло. Пульса не было. Наклонившись, Виктор поцеловал Люду – первый и последний раз в этой жизни. И закрыл ей глаза.

– Мухин!! – заорали из коридора. – Мухин, нет!!

В комнату, грохнув дверью, влетел Немаляев. Виктор не шелохнулся. Он продолжал гладить Люду по руке.

– Ф-фу… – выдохнул Сан Саныч. – Я боялся, ты тут натворишь чего-нибудь…

– Что я мог натворить? – отрешенно произнес Мухин.

– Разного, Витя. Она ведь хотела… ладно, успели…

– Нет, – сказал Мухин.

– Эвакуации не будет, – объявил Немаляев, пропустив его реплику мимо ушей. – Мы остаемся здесь. Костя с Сапером вернулись…

– Что ж так?.. – спросил Виктор, почти не слушая.

– Их выдавило. Они там погибли. Вместе со всеми. Мы потеряли слой. Конец!..

Мухин медленно кивнул. Затем снова. Кивнув в третий и четвертый раз, он вдруг заметил, что это помогает отвлечься. Вокруг не было ничего – только мертвая Людмила. И он, сидящий рядом и бессмысленно мотающий головой…

– Витя, ты что, обкурился? – спросил Костя.

В комнате, бубня себе под нос, как тот облученный, появился Сапер. Чуть позже пришел Шибанов.

– Витя, свяжи-ка нас со своим Петром, – сказал он.

– Да?..

– Я же знаю, что вы с ним контачите.

– Да…

– Кого ты в магазине дурил, Витя? Коньяк хороший раскокал… Ты уж за ребенка меня не держи. Только вот как ты в офис газеты попал? Там через склад пройти надо, посторонних туда не пускают…

– Грузчиком… – ответил Мухин, продолжая все так же кивать и смотреть Людмиле в лицо.

– Гениально! – расхохотался Шибанов. – Когда в кино такое вижу, тошнит!.. А в жизни, значит, работает? Тебе бы в артисты, Витя!

– Я и хотел… – сказал он, обращаясь неизвестно к кому. – Не взяли меня в артисты… таланта нету…

– Это они от зависти. Хватит качаться-то! Повернись к нам.

– Да он правда пыхнул… – нахмурился Костя. – Оставь Люду в покое! Куда ты сел в грязных портках?

– Не важно… – Мухин перестал раскачиваться и тупо посмотрел на Шибанова. – У вас пушка есть? Застрелили бы вы меня…

– Ты чего, спятил?.. – растерянно улыбнулся тот.

Виктор встал, и Немаляев наконец увидел, что глаза у Люды закрыты. Оттолкнув Сапера, он ринулся к кровати и, еще не коснувшись племянницы, уже все понял. Сжав в пальцах одеяло, Сан Саныч опустился на колени и беспомощно, по-стариковски, завыл.

За ним к Людмиле подошел Костя. Не посмотреть – проститься. Шибанов взялся за спинку кровати и тяжело вздохнул.

– Вот этого я и боялся… – прошептал Немаляев. – Боялся, что она тебя уговорит. Уговорила, девочка…

– Она сейчас жива, – сказал Сапер.

– Жива и здорова… – добавил Костя. – Мы ее найдем, Сан Саныч, не сомневайтесь. Было бы только, где встретиться….

Мухин один не смотрел на Людмилу, поэтому он первым заметил, как в дверях возник Кран. Охранник зачем-то приволок с собой автомат. Еще два магазина, кривые, как сказочные кинжалы, торчали у него из карманов.

– Чего надо? – рявкнул Шибанов.

– Собственно, ничего, – спокойно ответил Кран и поднял ствол.

Рожок был большой, «сорокапятка», поэтому он позволил себе не целиться. Стоя на пороге, он полосовал комнату слева-направо и обратно, и его не очень заботило, что половина пуль попадает в стены. Остальной половины было более чем достаточно.

Никто из перекинутых уже не видел, как охранник, отстреляв магазин, вставил второй и лениво потянул затвор. Зайдя в комнату, он каждому, даже Людмиле, выпустил по короткой очереди в сердце.

Таково было требование заказчика.