Слой Ноль

Пролог

Конец света начался десятого июня в 17:20 по Московскому времени и длился около часа.

Евгений Сидорчук, ведущий аналитической программы «Между прочим», запнулся на полуслове и, неэстетично шмыгнув носом, дико посмотрел куда-то в сторону. В студии кто-то кашлянул и громко выругался. Затем случилось и вовсе невероятное: камера отъехала назад и развернулась. Телезрители обнаружили, что серебристая панель за спиной Сидорчука торчит посреди темной комнаты, похожей на подсобку электриков, а рядом стоят еще две камеры, десяток прожекторов и какая-то девица в джинсах. Девица ошалело оглядывалась, словно не понимала, где она находится. Сидорчук тоже как будто не понимал. Потом сбоку что-то рухнуло, раздался глухой дуплет, и половина фонарей погасла. На экране возникла заставка, но через пару секунд исчезла и она.

Виктор ухмыльнулся и взял в руки пульт. Убавив громкость, он несколько раз переключил программу – везде было одно шипение. Спутниковая антенна некоторое время еще принимала «Би-Би-Си» и китайский «Жибао», но вскоре сигнал пропал и там.

Мухин снова хмыкнул, но уже растерянно, с какой-то безотчетной тревогой. Пересев за компьютер, он набрал испанский с виду адрес «chtosluchilos». В непрерывно обновляемом разделе «hotnews» болталась единственная фраза: «КАЖЕТСЯ ВСЕ ВОКРУГ». Больше там не было ничего. Если б автор не тратил времени на рефлексию и не писал слово «кажется», то вероятно, успел бы добавить что-нибудь еще – кто эти «все», где это «вокруг», и в чем, собственно, дело.

Хотя Виктор, кажется, догадывался и сам.

Спустя минуту монитор погас, а из системного блока послышался разочарованный вздох вентилятора. Мухин перевел взгляд на отключившийся телевизор, потом осторожно поднял с базы трубку радиотелефона. Молчание. Проверять люстру не имело смысла.

Бросившись к тумбочке, Виктор вывалил из нее всякий хлам и разыскал упаковку пальчиковых батареек. Срок годности давно истек, но минут на десять их должно было хватить. Вставив батарейки в карманный приемник, Мухин повращал ребристое колесико. Эфир был чист – местами что-то потрескивало, но принять эти помехи за передачу не дерзнул бы даже уфолог.

Виктор вышел на кухню и, открыв оба крана, задумчиво покусал губу. Воды не было – ни горячей, ни холодной.

Все совпадало. Он не мог в это поверить, однако сценарий отыгрывался четко и последовательно: телевидение, интернет, насосные станции, наверняка – лифты, и еще… Мухин знал, что будет дальше. То есть не знал, конечно, но почти уже не сомневался: так и будет.

Как в недавнем сне.

К сновидениям, гороскопам и прочей ереси Мухин относился скептически, но на прошлой неделе ему приснилось нечто настолько странное, что он до вечера ходил как пришибленный. С работы отпросился еще утром – в голову все равно ничего не лезло. Пошлялся бесцельно по улицам и вернулся домой. Пиво, несмотря на жару, пить не стал. Решил: если завтра мозги не вправятся – надо идти к врачу.

На следующий день все прошло, и Виктор сам уже не понимал, что это на него вчера накатило. Ну, кошмар. С кем не бывает? И, главное, не сказать, чтоб это произвело на Мухина какое-то впечатление: сон был скорее абстрактным, чем реальным, но что-то от него вроде бы осталось – неувиденное, недосмотренное. Будто за сном скрывалась целая история или даже целая жизнь. Из той жизни Виктор помнил только конец, и сейчас он повторялся – шаг за шагом.

Мухин для очистки совести пощелкал выключателем – свет не горел.

За окном вдруг залаяла собака. Взрослая овчарка то подбегала к хозяину, то вновь отпрыгивала, словно сомневаясь: кусать или не кусать. Хозяин, пузатый тип в красных штанах, лишь бестолково вертел головой. Неожиданно он отпустил поводок и направился куда-то через газон. Собака заскулила, но осталась на месте и улеглась между каруселью с одиноким грустным мальчиком и песочницей. Карусель поставили совсем недавно, подшипник еще не стерся, и она крутилась, почти не тормозя. Пока Мухин на нее смотрел, она сделала десять или двенадцать оборотов, – мальчик за все это время не пошевелился.

В дверь постучали, и Виктор, вздрогнув, оторвался от окна. Он никого не ждал. Тут же постучали снова – гулко, ладонью по обивке, и от этого звука ему стало как-то не по себе.

На площадке стоял сосед – тощий, но патологически бодрый мужик в шортах, сетчатой майке и, как всегда, без тапочек.

– Чего не открываешь? – спросил он недовольно. – Звоню, звоню!.. У тебя это… тоже тока нет?

– Звонок-то не работает.

– А, ну да. А то я звоню-звоню…

– Ты бы обулся, – сказал Мухин. – Воды нет, с грязными ногами спать придется.

– Воду скоро дадут, – заявил сосед.

– Думаешь?..

– Это внизу, в седьмой, сантехнику меняют. Час-два, и дадут.

– Радио послушай.

– А на кой оно мне? Радио!.. Я его никогда не слушаю.

Сосед помялся, спешно придумывая новую тему. Месяц назад он раскодировался и теперь считал, что каждый обязан ему налить.

Кое-как от него отвязавшись, Мухин закрыл дверь и бесцельно побродил по квартире. Делать ничего не хотелось.

В дверь опять постучали, и Виктор, тихо злясь, пошел открывать. Вместо соседа за порогом оказался какой-то полугей-полупанк – крашеный «перьями», с осветленной «эспаньолкой» и с двумя тяжелыми кольцами в ушах.

– Здравствуй, Витя, – улыбнулся он.

– Ты кто?

– Войду, не возражаешь?

Мухин возражал, поэтому припер дверь ногой. Незнакомец тоже припер – снаружи, и негромко сказал:

– Пусти, у нас времени мало.

Не дожидаясь ответа, он вставил в щель топор для рубки мяса и расширил ее сантиметров до десяти.

– Не бойся, убивать я тебя не буду, – произнес он спокойно.

Виктор, почему-то совсем не волнуясь, накинул на дверь цепочку и побежал за ножом.

«Это, наверное, сон, – мелькнула теплая мысль. – Сны иногда повторяются».

В прихожей раздался треск, затем шаги по паркету: раз, два, три, четыре. Столько было от входа до кухни – Мухин жил в малометражке.

Выбрав в ящике тесак посолидней, он резко развернулся.

– Не надо, Витя, помереть ты еще успеешь, – сказал гость. Топор он держал на замахе, и что-то в его позе говорило: он действительно рубанет. И не промажет.

– Чего тебе надо? – спросил Мухин, откладывая нож на стол – но не очень далеко.

Незнакомец это заметил и одобрительно кивнул.

– Окна у тебя на северо-запад?

– По-моему, да… – оторопело ответил Виктор.

– Хорошо. И небо чистое. Если повезет, мы их увидим. Электричество давно отключили?

– Полчаса где-то… А ты что, из домоуправления?

– Меня Константином зовут, – представился гость и, перебросив топор, протянул руку.

На правом предплечье у него была наколота какая-то затейливая дрянь с окровавленными отростками и выпученными глазами.

– Не обращай внимания. Такой уж у меня здесь вид, – сказал Константин, словно его вид зависел от кого-то другого.

Если не считать сережек и бородки – и, естественно, топора, – налетчик выглядел почти заурядно: лет тридцати с небольшим, жилистый. Лицо у него было не злое. Нормальное лицо.

Мухин, помедлив, ответил на рукопожатие – все равно это ничего не меняло. Зарубить его могли и так, без знакомства.

– Ты что-нибудь помнишь? – спросил Константин.

– В смысле?..

– В прямом. Прошлую жизнь помнишь? В первом слое.

– Чего?!

– Ну не в первом, конечно… Кто их нумеровал, слои? Хотя стоило бы… Так помнишь, или нет?

– Не понимаю, – нахмурился Мухин.

Константин очевидно был помешанным, и это несколько увеличивало шансы с ним справиться.

– А понимать, Витя, ничего и не надо. Надо вспомнить. Ты ведь здесь совсем недавно.

– Здесь?..

– В этом слое. Можно сказать: в этом мире, но «слой» будет точнее. Сюда тебя перекинуло девять дней назад, и все девять дней мы тебя искали. Нашли, к сожалению, поздновато… Уже под самый конец.

– Конец чего?

– Ну, как бы это попроще… Человечества, Витя. Конец местного человечества.

– Местного… – механически произнес Мухин. – Вот что, – сказал он, подумав. – Денег у меня не много, но тысячу могу дать. Тысячи хватит?

Константин взглянул на топор и приставил его к стене. Кажется, он подбирал какие-то нужные слова, – нужные для того, чтобы поделиться своим безумием с нормальным, трезвым человеком. И разумеется, он их не подобрал.

– Н-да… Поздно уже. Запомни хотя бы адрес: улица Возрождения, дом двадцать один. Повтори.

– Если это так важно, я запишу, – с готовностью предложил Виктор. Судя по всему, псих был не буйный, могло и обойтись.

– Запишешь?!

Константин вдруг расхохотался – искренне и так заразительно, что Мухин и сам невольно гыгыкнул.

– И на чем же ты запишешь? – спросил гость, досмеиваясь.

– На бумаге, на чем еще.

– И как ты ее туда возьмешь?

– Куда?

– В другой слой, – ответил Константин неожиданно мрачно. – Хватит дурака валять. Запомнил адрес?

– Возрождения, двадцать один, – повторил Мухин.

– Отлично. Только не забудь его… как ты целую жизнь забыл. И не одну, между прочим…

– Да ничего я не забыл! – возмутился Виктор. Общаться с сумасшедшими ему не приходилось, но в принципе он знал, что спорить с ними нельзя. Однако этот, стильный, его допек. – Я ничего не забыл, и ниоткуда меня не перекидывало, ясно? Я тут родился, в Москве.

Константин посмотрел на часы и подошел к окну. Топор он беспечно оставил у стены – то ли провоцировал Виктора на крутой поступок, то ли был совсем болен.

– Ладно. Объясню, что успею… – молвил он, щурясь на солнце. – Ты, как и многие в этом слое, перекинутый. Но в отличие от других, ты себя осознаешь. Правда, сейчас я бы этого не сказал… Ты помнишь предыдущие жизни. Должен помнить, во всяком случае…

Мухин, не слушая этот бред, тихонько шагнул вправо, постоял возле холодильника, убедился, что маньяк увлечен созерцанием неба, и шагнул еще. Топор оказался на удивление удобным.

– Кончай свой балаган, – торжественно объявил Виктор. – Лежать! Руки за спину!

Константин никак не реагировал, лишь прильнул ближе к окну.

– Летят… – зачарованно сказал он. – Вот они какие…

– Кто? Глюки твои?

– Нет. Головные части.

– Какие еще части? – опешил Мухин.

– Боеголовки, – отозвался гость. – Сколько раз это видел, а все не могу привыкнуть…

– Что ты видел?

Константин показал на дальние многоэтажки – выше, едва проявляясь в пронзительно-голубом небе, висело несколько темных точек, штук пять или шесть.

– Они летят быстро, – сказал он. – Через минуту будут здесь

– Боеголовки?! И… что?..

– И все, – пожав плечами, ответил гость. – Все.

Мухин вглядывался сквозь пыльное стекло, пока не заслезились глаза, пока он с ужасом не убедился, что точки движутся – и движутся прямо на него.

– Не бойся, ты это уже переживал.

– Девять дней назад?..

– Смотри! – воскликнул Константин. – Красиво… Это будет как закат. Яркий, похожий на рассвет. Только ни хрена это не рассвет… Закат. Самый последний.

Темные точки заметно выросли в размерах и начали расходиться в стороны.

Карусель во дворе давно остановилась. К ней подбежала собака и, потыкавшись мордой в ноги оцепеневшего мальчика, завыла – по-волчьи, со смертельной тоской.