Слепые птицы

Глава 8. Грешница

Новиков очнулся ближе к полудню. Не сразу припомнил, как его чуть не волоком доставили в усадьбу и как он отнекивался изо всех сил, не давая влить в себя баронессину микстуру. Но ведь женщина всегда победит. Особенно если нацелена кому-то помочь, пусть и против воли.

Голова гудела, но Новиков всё же слез с дивана и попросил одеваться.

— Вам бы ещё полежать. — Баронесса встретила его в гостиной с французскими окнами. — Доктор сейчас у меня во флигеле. Не сбежит. И никого к нему не пустят.

— Так надо ещё убивца изловить. — Гостиная закружилась, и Новиков прикрыл глаза, ухватившись за спинку стула. — Вернее, убивицу.

— Женщина? — недоверчиво спросил голос баронессы.

— Жена доктора. У неё руки исцарапаны. — Перед глазами Новикова, среди разноцветных пятен, проплыли бледные тощие руки, покрытые неглубокими свежими ссадинами.

— Мало ли откуда, — всё не верила Евдокия. — У неё хозяйство, да ещё рукоделия.

Она замолчала. Ясно, думала о том же, о чём и поручик Новиков: жена доктора замыслила избавиться от дочки его любовницы, а чтобы спрятать одно убийство, совершила ещё десяток. Может, от злобы, может, до предела дошла.

А может, он своими кулаками из неё весь разум выбил. Вот его жена и кромсала местных девчонок, а пояски и крестики ему в подвал подсовывала, чтобы подозрение навести. И клочок бумаги наверняка заметила, только убирать не стала. Чтобы уж наверняка его повесили. И всё бы сложилось, если бы… да если бы не сам доктор, ничего бы и не было.

— Пойдёмте, Иван Алексеич. — На плечо Новикова легла мягкая женская рука. — Надо уж разделаться с этим.

Нормально шагать Новиков пока не мог, так что Мартын довёз их с баронессой до докторского дома на коляске. Только кажется, ничего ещё не было кончено — во дворе жались друг к дружке напуганные женщины, опасливо глядя на дом, из которого доносились вой и вопли.

Первым в дом вошёл Новиков, сразу двинулся на голоса. Рядом тихо ступал Мартын, с плетью наготове. Так они добрались до спальни, откуда и нёсся женский рёв. Новиков здоровой рукой осторожно приоткрыл дверь. На полу сидела растрёпанная жена доктора, рвала на себе волосы, раскачивалась и вопила.

Новиков и Мартын вошли в комнату и сразу увидели на полу подушку, а на кровати — бледную девочку с приоткрытым ртом, стеклянными глазами смотревшую в потолок.

— Это я виновата, — рыдала докторша. — Я! Я их уморила, а теперь и мою девочку Бог прибрал! Грешница! Грешница! В аду буду гореть!

— Птицы при чём? — тихо спросил Новиков.

— Так я им говорила, мол давай птичку поймаем, — почти разумно проговорила докторша. — Чтобы на Благовещение выпустить. Но они же болтливые, эти твари. Щебечут, орут, и всё галдят. Вот я им глаза и выкалывала, чтобы не видели, как я…

Жена доктора надрывно задышала и легла на пол, подложив локоть под голову.

— Всё знают, птицы всё знают, они расскажут, — бормотала докторша. — Улетят да Боженьке в уши напоют.

— В сумасшедший дом её сволочь надо, — тихо проговорил Мартын. — Если доживёт. Вдова обрадуется. На улице ведь стоит, ждёт, когда эта выйдет.

— Вдова? — переспросил Новиков, внутри которого боролись сочувствие и отвращение. — Это любовница врача? Она здесь?

Мартын только кивнул на окно за тюлевыми занавесками. Новиков пригнулся. Действительно, в компании истеричных женщин во дворе стояла одна спокойная, бледная, в чёрном платье.

Новиков уже было выпрямился, да наклонившись, взглядом зацепил нечто неуместное. Подошёл к девочке на постели.

— Ваше благородие, ты чего? — прошептал Мартын.

Новиков наклонялся и так, и этак. Потом пальцами поддел и вытащил изо рта мёртвой девочки смятое белое пёрышко.

— Это ещё что? — громко произнёс Мартын.

— А ну прочь! — взревела докторша. — Не трожь!

Но Мартын обхватил женщину сзади ручищами, так что она бессмысленно трепыхалась, пытаясь вывернуться. Как недавно птичка в кулаке Новикова. А сам Новиков осматривался. Точно — вот же подушка на полу. Разорванная наволочка, гусиные пёрышки вываливаются из дыры.

— И чего это? — хмуро спросил Мартын.

— Девочку-то задушили. Вот этой подушкой. — Новиков поднял подушку, и от его движения на пол кучей повалились белые гусиные перья.

— Извергиня! — Мартын мощно встряхнул докторшу, так что та громко вскрикнула.

— Нет, это не она. — Новиков двинулся прочь из спальни, Мартын волок за ним ревущую докторшу.

Во дворе Новиков сразу направился к женщине в чёрном платье и молча показал ей смятое пёрышко и подушку.

— А что? — горько усмехнулась вдова, рядом с которой которой мигом образовался пустой полукруг. — Как она с моей дочкой, так и я с её.

— Как вы узнали? — спросила баронесса, переводя взгляд с пёрышка на вдову.

— А кто ещё? — спокойно спросила вдова, запахивая чёрную шаль. — Он не мог, он ведь добрый. Даже в беспамятстве от своих микстур. Только она и остаётся. Больше-то некому.

У Новикова даже руки опустились.

— Добрый?! — взревела жена врача на всю улицу. — Да нас живого места нет! Ни на мне, ни на дочках!

Но вдова в ответ лишь плюнула ей под ноги. Прямо на горку пуха, вывалившуюся из наволочки, что держал Новиков.

Через два дня вдову и жену доктора забрали прибывшие наконец жандармы. Младшую дочь доктор клялся воспитывать сам, родственникам не отдавать.

А Новиков почти оправился на настойках баронессы да на мази, которую в него дважды в день усердно втирал Мартын, бормоча что-то на местном непонятном языке.

Орлика хорошенько откормили, да и отпуск по здоровью закончился, так что Новиков седлал коня и уже почти выехал за ворота усадьбы, как рядом оказалась баронесса. Орлик, уже вовсю бивший копытом от долгого простоя, вдруг затих.

— Может, приедете как-нибудь погостить? — с улыбкой спросила баронесса. — На Благовещение птичек будем выпускать.

— Обязательно приеду, — пообещал Новиков, думая, что врёт. — Будьте здоровы.

— И вы тоже. — Баронесса тонко улыбнулась и помахала на прощание бледной рукой.

Новиков выехал за вороты усадьбы и направился с расположение полка, прочь от Пустоши и Мёртвого леса.