Слепые птицы

Глава 6. Без души

Часа через два к Новикову и баронессе, сидевшим в гостиной за столом с остывшим уже самоваром, прибежала молоденькая горничная.

— Мартын велел передать, что всё сделано, — запыхавшись, произнесла девица.

Новиков быстро направился к выходу и уже в дверях понял, что баронесса, кажется, намеревалась составить ему компанию — она уже надела тёмно-синюю шляпу и такой же плащ.

— Баронесса, мне думается…

— Пойду, — жёстко произнесла Евдокия.

Спорить с решительно настроенной дамой Новиков не решился, лишь открыл для неё дверь. Коляску запрягать не стали — так и двинулись пешком по широкой дороге, от усадьбы к небольшой деревеньке, сверкающей в ночи тёплыми огоньками. Добротный дом доктора стоял в самом центре, окружённый не распустившимся ещё садом.

Со скрипом отворилась калитка, и в ночи проступила большая тень лохматой головы Мартына. Он поманил Новикова и баронессу и пропустил их в сад.

— Дрыхнет, — икнув, произнёс Мартын, от которого разило водкой и ещё чем-то вроде солёной капусты.

Новиков первым прошёл по тёмной дорожке и оказался в избе. В сплошной мгле он кое-как, держась за стены, поднялся по ступенькам. Откуда-то доносился приглушённый женский голос. Решив не пугать жену лекаря раньше времени, Новиков и Евдокия просто прошли куда указал Мартын.

Доктор спал в тесной комнатке, сидя за столом и уткнувшись лбом в сложенные руки. Рядом на обшарпанной деревянной этажерке лежал приоткрытый саквояж. Туда первым делом и заглянул Новиков, но ничего интересного в чемоданчике не нашлось — обычный докторский набор.

— Чего мы ищем-то? — громким шёпотом спросил Мартын.

— Склянки, — просвистела баронесса. — Только тихо.

Мартын в ответ лишь громко икнул. Полки, шкафчики, кругом пыль и что-то вроде рассыпанной земли.

— Вона, — прохрипел откуда-то Мартын.

Новиков и баронесса подошли к шкафу, за дверками которого на полках выстроились рядами разномастные бутылочки и пузырёчки. Вдвоём, пока Мартын караулил дверь, Новиков и Евдокия с разных сторон аккуратно вынимали и рассматривали склянки.

— Вот она. — Баронесса показала Новикову бутылочку с бумажным ярлычком, от которого был оторван небольшой кусок.

Что там было написано кривым докторским почерком, разобрать не вышло, однако когда Новиков приложил найденный в кулачке девочки обрывок к оставшейся бумажке, то линия отрыва совпала идеально.

— Это он, — прошептала баронесса, оборачиваясь на спящего доктора.

— И как бумажка в руке-то оказалась. — Новиков задумался. Кажется, картинка сложилась. — Только если там какое-то сильное снотворное. Он мог заставить её выпить эту микстуру, а она успела схватить его за руку и оторвать кусок бумажки.

— Свою дочь убил. Изверг, — прошипела баронесса. Потом громко произнесла: — Мартын, а ну буди его.

Чтобы привести доктора в чувство, его пришлось тащить во двор и окатывать колодезной водой. Пока Мартын возился с лекарем на улице, Новиков с лампой продолжал осматривать дом. Бедненько и не очень чисто. Только кто он такой, чтобы судить. И всё равно не верилось, чтобы лекарь своего ребёнка со свету сжил.

— Скажите, он микстуры сам мешал? — спросил Новиков у жены доктора, которая бесшумно следовала за ним по пятам, как привидение.

— Было дело, — наконец произнесла тощая женщина, кутаясь в старую шаль. — Чтобы боль снимать. Глотнёшь — и полегчает. Спать можно. Я грешным делом иногда к нему в шкап и саквояж-то лазила, когда совсем невмоготу было.

— Вы больны? — спросил Новиков, освещая лампой полки с книгами.

— Не так уж. — Жена доктора кашлянула. — Только когда он напьётся, да потом… — Она снова закашлялась.

Новиков и так понял, что она имела в виду.

— А где он свои микстуры мешал?

— Так в подполе. Показать?

Новиков следом за женой врача двинулся по тёмному коридору.

— Он всё искал средство, чтобы совсем больно-то не было, — через плечо рассказывала докторша. — Мешал всякие порошки да водички. Сам, бывало, глотал. Для опыта. Ну, и чтобы тоже боль унять. Хлебнёт да дрыхнет потом два дни.

— А у него что болело? — спросил Новиков, осторожно спускаясь по скрипучей деревянной лестнице в тёмный подпол.

— Говорил, что душа, — с горечью в голосе произнесла жена доктора. — Только думается мне, у него её отродясь не было, души-то.

Новиков снова промолчал. Если это действительно доктор охотился за девчонками да птиц ослеплял, то его супруга права. Нет у такого человека души. Да и человек ли.

И жену колотил почём зря. У неё и на лице заживающие синяки, и руки разбиты, а ведь она кружевница. Зверь, а не человек.

Лампа Новикова выхватила оранжевым световым шаром добротный деревянный стол, на нём аптекарские весы и целую россыпь баночек и скляночек с порошками и жидкостями. Книга со столбиками цифр и какими-то мудрёными формулами, перья. Закопченная лампа, оплавленные свечи.

— Как он тут работал-то? Темно же. — Новиков выпрямился, макушкой чуть не доставая до низкого потолка.

— Оконце ж есть, — указал куда-то во тьму жена доктора.

Новиков вздохнул и чуть не закашлялся от пыли. Прошёл кругом по помещению, лампой освещая старые сундуки, ящики, сваленное тряпьё. Тряпье. Новиков вернулся назад. Пересмотрел пару грязных простыней и наволочек. Чем-то они напоминали разрезанные девичьи платьица. А где тогда пояски и крестики?

Быстро осмотрев подпол, Новиков вернулся к докторскому столу. Под стопкой книг нашлась довольно большая резная шкатулка. Осторожно приоткрыв её, Новиков поднёс лампу поближе. И точно — внутри, свёрнутые в кольца, лежали нательные пояски и несколько верёвочек с крестиками и ладанками. Жена доктора, подойдя ближе, беззвучно выдохнула, краем шали прикрыв рот. Точно так же делали женщины у церкви, когда… Новиков поставил лампу на стол и провёл здоровой рукой по лицу.

— Пошли наверх. — Новиков отдал свою лампу жене доктора, а сам кое-как подхватил шкатулку со стола.