Слепой охотник

9

Нина Григорьевна прищурилась. В тот же переулок коттеджного посёлка, куда направлялось её такси, ехала «газель». Женщина видела такие, когда они носятся по городу, развозя продукты на заказ. Склонившись к таксисту, она велела:

— За той машиной. Прилипни сзади поближе. И не останавливайся.

Последнее было не излишним. Нина Григорьевна прекрасно знала, куда добралась.

«Газель» притормозила перед металлическими воротами, дожидаясь, пока они разойдутся в стороны, и почти сразу въехала на территорию довольно большой усадьбы. Ворота ещё не дрогнули, чтобы начать движение закрыться, как такси, незаметно регулируемое необычной пассажиркой, немедленно влетело следом.

Пока «газель» заворачивала за дом — видимо, к хозяйственным дверям, такси развернулось перед крыльцом дома. От ворот, так и не закрывшихся, к машине бежали двое сторожей. Когда они добежали, таксист уже подал руку пассажирке, и та вышла, немедленно поставив перед собой трость. Ругательства застыли на губах сторожей при виде этой трости. Женщина хмыкнула и велела:

— Вызывайте хозяина! — И, обернувшись к таксисту, тем же повелительным тоном добавила: — Подождёшь меня здесь. Понял?

— Понял, — спокойно отозвался водитель и сел в машину.

Она огляделась. Несмотря на весенний пустынный вид, садовая площадка перед домом была великолепно обихожена: мусор убран, на клумбах уже красовались жёлтые тюльпаны. Но главное в поместье оставалось традиционным: все кусты и цветы под ними были медоносными. И ухаживали за ними одинаково — как за культурными, так и за дикими травами. Даже низкие кустики мать-и-мачехи были аккуратно освобождены от сорных трав, не говоря о медунице… И словно припушённые росой листья крупной садовой мяты, только-только поднимающейся, но уже подрыхленной, Нина Григорьевна узнала сразу, несмотря на подступающий вечер. Господи, как всё знакомо… Он не изменился. Всё те же привычки…

Со ступеней крыльца навстречу Нине Григорьевне спешил человек в деловом полуофициальном костюме, выразительно державший руку у пояса. При виде трости, на которую не менее выразительно оперлась странная гостья, он чуть не споткнулся. Уже спокойней подойдя к ней, он махнул рукой, отпуская сторожей, и вежливо спросил:

— Как вас представить?

— Нина Григорьевна, — ответила та и насмешливо уточнила: — Сначала ввести в дом, а потом представить.

— Простите, простите! — спохватился человек в костюме, кажется домоправитель, и, вероятно, от растерянности предложил гостье руку, чем та не преминула воспользоваться.

Пройдя лестницу и уверенней встав на площадке крыльца, Нина Григорьевна выпрямила спину. Следующие два шага к входной двери — и она снова преобразилась, став строгой и внимательной, сумрачно оглядывая богатые хоромы, в которые попала. Чуть дрогнул рот — на вычурную роскошь: колонны под ярко выраженный мрамор, мраморные же статуи, ковры, в которых утопает нога; отделанные облицовочным камнем стены с настоящими картинами… Но секундами позже женщина лишь едва заметно пожала плечами. «Каждому своё. По своей породе».

Человек в костюме подвёл Нину Григорьевну к креслу и усадил, косясь на трость, с которой чёрный череп блеснул на него алым отсветом глаз.

— Я предупрежу хозяина.

Та кивнула. Хотя еле уловимую насмешку человек в костюме всё же поймал, но опустил глаза: женщина, несмотря на возраст, сразу разглядела стоявшего в вестибюле, чуть не сливаясь со стеной, ещё одного из команды домашней обслуги.

Домоправитель направился к лестницам, но не поднялся, а спустился.

Что ж. И это осталось в привычках. Берлога должна быть внизу.

Дождавшись, когда неприметный человек в другом конце вестибюля на секунды отвернётся, Нина Григорьевна коротко, едва приподняв, дважды стукнула тростью по толстому ковру. Стук, конечно, вышел приглушённый. И в вестибюле его вряд ли услышали. Но там, внизу, этот нетерпеливый стук отчётливо услышал хозяин, пусть человек в костюме до него ещё и не дошёл.

Через минуту человек в костюме взлетел по лестнице и чуть не бегом приблизился к странной гостье, из-за которой хозяин только что рявкнул на него, едва только служащий рот успел открыть. Снова, уже уважительно, предложив руку, он помог ей встать так, словно поднимал с кресла немощную старушку, которая вот-вот развалится. Правда и то, что Нина Григорьевна шла рядом с ним королевой на приёме.

И с каждым шагом вниз открывался просторный зал, мало чем по роскоши уступающий верхнему этажу. Только вместо облицованных камнем стен вдоль тянулись книжные шкафы, которые будто указывали в дальнем углу на стол с креслом. Кабинет?..

Когда они спустились, к ним навстречу медленно и с достоинством, правда тоже опираясь на трость — двойник той, что в руках женщины, пошёл высокий и поразительно красивый старик: гармоничные черты лица, большие глаза — оживлённо и насмешливо сияющие, благородно белая седина аккуратно стриженных волос — всё это создавало портрет человека энергичного, живущего полной жизнью. Осанистый, несмотря на мягкий домашний костюм, он саркастично улыбнулся поздней гостье.

— Ниночка, золотце! Откуда ты, прелестное создание? — Хозяин кивком отослал явного домоправителя с глаз долой и шагнул приложиться к руке гостьи. — Прошу, прошу, любовь всей моей жизни! Надолго ли в мой бедный шалашик, любезнейшая? А давай-ка я проведу тебя в одно уютное помещение, где мы сможем насладиться бальзамом для души и для горлышка… Нина, я очарован! Ты до сих пор… пленительна!

— Демьян, заткнись, — бесстрастно сказал Нина Григорьевна. — Я приехала выяснить два факта и не собираюсь оставаться больше необходимого в твоей затхлой берлоге! — Последнее она чуть не выплюнула.

И, кажется, попала в слабое место, впрочем, на что и рассчитывала: только что гостеприимный, хозяин немедленно обозлился, вскинулся, словно собираясь ударить. Но женщина резко подняла руку.

— Один вопрос, Демьян! Сколько лет твоему внуку?

Изумлённый, старик от неожиданного вопроса остолбенел, а потом осторожно ответил:

— Тридцать второй.

— То есть тридцати шести нет? — уточнила Нина Григорьевна, а потом с горечью, глядя ему в глаза, бросила: — Сволочи вы оба!

— Нина, прекрати! Что произошло? — рявкнул Демьян.

— А то ты не знаешь, — сквозь зубы процедила женщина. — Твой внук нарушил все правила! Ему нет тридцати шести, а он вовсю использует наши знания! Почему ты так рано ему всё передал?! Я буду вынуждена рассказать о нём!

— Парень живёт в своё удовольствие — и больше ничего! — рассердился Демьян. — И ничего особого в его способностях нет! Я не передавал ему ничего! Я чту наши законы!

— Ты-то, может, и чтишь… — тяжело сказала Нина Григорьевна. — А вот твой внук шагает по всему человеческому легко и без проблем, как говорят нынешние детки. Демьян, ты в курсе, что он использует заклятие «раба»?

— Что-о… — Дыхание у старика перехватило. Ему пришлось некоторое время сглатывать слюну, чтобы расслабить горло. — Не может быть…

— И использует его бездарно плохо! Грубо, не заботясь о последствиях. Он давит на людей. Ломает их. Ты никогда не спрашивал у него, откуда у него такие деньги? Твой внук — грабитель и убийца!

— Ты клевещешь на него! — прошипел старик, но в глазах плескался ужас.

— Демьян… — Она облизала губы, успокаиваясь. — Где твоя книга?

— Где моя книга — тебя беспокоить не должно! Следи лучше за тем, где находится твоя! — по инерции начал он высокомерно и вдруг понял подоплёку вопроса. И чуть не шёпотом попросил: — Нина, подожди немного. Я посмотрю. Я только посмотрю…

И торопливо зашаркал в глубину зала, после чего скрылся за одной из двух дверей.

Нина Григорьевна огляделась и устало опустилась в одно из кресел при лестнице. Чёртовы Демьяны… Вечно их род в чём-то, да напортачит. Исправляй потом… Даже сейчас, ничего не зная, она была на все сто уверена, что Демьян-старший родовой книги, передаваемой в их семье от деда к внуку, не найдёт.

В уме она уже перебирала всех тех, кому должна позвонить или так или иначе известить о том, что происходит в городе. Сбивало с мысли только одно — масштаб происходящего. Она ёжилась, когда представляла, что придётся сделать, чтобы остановить зарвавшегося молодчика.

Демьян-старший возвращался вяло, в глубокой задумчивости. По его общему состоянию Нина Григорьевна без труда поняла: рукописной книги на месте нет.

Когда хозяин дома, угрюмый и постепенно наполняющийся ощутимой злобой, приблизился, она единственно попеняла ему:

— Не забудь, ты первым нарушил правило: нельзя оставаться в городе с внуками. Вот и поплатились мы все.

— Что это значит — все? — резко спросил Демьян-старший.

— На твоего внука наткнулись трое ребят. Все они внуки нашего Круга. Сила начала пробуждаться, когда они начали сопротивляться ему. Теперь, даже если бы я и не захотела, придётся вызывать всех.

— Подождать не получится? — тяжело спросил Демьян.

— Нет. Молодёжь ничего не знает, но поняла, что твой внук… — Она заколебалась, а потом твёрдо сказала: — Что твой внук настолько страшен, что они, кажется, будут противостоять ему. Пока в городе не разразилась настоящая война, я уже сегодня буду собирать Круг.

Старик ссутулился и закрыл лицо ладонями. Но дышал он достаточно спокойно, хоть и чуть учащённо, и Нина Григорьевна поняла, что он лихорадочно раздумывает, либо как уговорить её не сообщать сразу остальным о происшествии, либо как изменить ситуацию, чтобы не вызывать.

— Ты говоришь, — выпрямился он, — что не надо было оставаться рядом с внуком. А ты сама? Что ты делаешь сама здесь? Откуда ты узнала, что мой внук…

— Я приехала, как только узнала, что в доме моих внуков несчастье! — резко сказала женщина. — И только сейчас я поняла, что это несчастье не из разряда обычных человеческих болезней… Демьян, мой старший внук запечатан твоим вражиной!

Старик раскрывал рот, словно задыхаясь и со свистом втягивая воздух.

— Нина, не может быть! Такого точно не может быть! Нина…

— И в городе ещё двое запечатанных! — жёстко закончила она. — Не знаю, что сделает Круг, когда все узнают о том, что случилось, но я буду голосовать, чтобы твоего внука запечатали!

— Я съезжу к нему сегодня, — твёрдо сказал Демьян-старший, враз похудевший от страшной вести. — Я поговорю с ним, правда, Нина. Я поговорю!

— Знаешь, лучше не надо, — с горечью сказала женщина. — Не надо. Твой внук сейчас невменяем. Он поражён ядом заклятия. Он испорчен — ты ведь это прекрасно понимаешь. Вкус власти сладок. Но вкус вседозволенности ещё слаще. Книги твоей он тебе не отдаст. А если и отдаст, то она и впрямь ему не нужна — он выучил то, что легче всего, и научился выполнять заклятие быстро и грязно. Ты его сейчас ничем не убедишь. Он думает, что всемогущ. И прав. Для себя. Не ходи, Демьян. Лучше дождись, пока все наши будут здесь.

— Я позвоню ему, — неуверенно пробормотал старик.

— Как хочешь, — сказала Нина Григорьевна и встала. — Как хочешь. Но только не езди к нему. Не надо.

Проводил её к машине опять-таки домоправитель, вызванный Демьяном-старшим.

Сидя в машине, Нина Григорьевна смотрела на мелькающие в темноте тёплые жёлтые огоньки машин навстречу, потом на свет из окон, машинально застревала взглядом на разноцветье дорожной рекламы, светофоров и магазинных витрин… А внутри всё холодело, когда она думала о том, что Демьян-младший добрался до тех заклятий, что могут легко убивать на расстоянии. Силушки ему сейчас не занимать. Вот только использовать он её будет всем во вред.

Самое опасное на свете ощущение — это ощущение силы. Особенно, если его испытывает человек, подобный Демьяну-младшему. Человек, привыкший к лёгкости в исполнении своих желаний…

У нужного подъезда машина остановилась. Заранее расплатившись с водителем, Нина Григорьевна выждала, пока он обойдёт машину и поможет ей выйти. На улице накрапывал дождик. Не очень сильный, но довольно частый, чтобы в несколько шагов прохожий без зонта оказался бы промокшим напрочь. Нина Григорьевна быстро дошла до подъезда и, только было прошла мимо ссутулившейся на скамейке фигуры, как остановилась. Человек сидел, накинув капюшон, неподвижно, сложив руки на коленях, и будто философски наблюдал, как скрещенные пальцы мокнут и с кончиков мелкой струйкой течёт вода.

— Женя, ты ли? — удивилась Нина Григорьевна.

— О, Нина Григорьевна! — вскочил парень. — Я как-то не думал, что… — И он пожал плечами, с которых по груди немедленно потекли ручьи.

— Ты ж промокнешь! — ухватила она его за рукав, намереваясь затащить под козырёк подъезда. — Что ты здесь сидишь?

Он подчинился её руке и встал под светом подъездного фонаря. Лицо показалось из-под капюшона, а потом Женя и вовсе его откинул назад. Улыбался.

— Да я сам не знаю, чего сижу, — легко сказал он. — Напросился к Ирине на чай, а она сказала — ей некогда. Ну, а я… Домой неохота. Думал — посидеть немного, а потом пешком, чтобы время провести и сразу спать.

— А ты что же — один живёшь?

— Ну, да. Вы не беспокойтесь, Нина Григорьевна, я сейчас же домой пойду.

Но теперь насторожилась и женщина. Почему Ирина не пустила его в квартиру — понятно. Девочка не хочет, чтобы Женя видел её старшего брата в его плачевном состоянии. А вот сам Женя… Когда он отбросил капюшон, на скуле чётко обозначилась свежая ссадина. Откуда бы? Не схватились ли ребята с теми самыми загонщиками Демьяна-младшего? Порасспросить бы.

— Женя, зайди со мной! — скомандовала Нина Григорьевна. — Немного обсохнешь да и чаю попьёшь — отогреешься. Идём-идём, а то не дай Бог — простынешь.

— Но Ирина… — слабо воспротивился Женя.

— Давно зашла? — поинтересовалась женщина. — Примерно сколько времени назад?

— Ну, с полчаса, — нерешительно сказал Женя.

— Тогда идём, — велела она. — Девочка со всеми делами управиться успела. Ну?

И он снова нерешительно — мокрый же! — подал ей согнутую руку. Но довольная Нина Григорьевна тут же уцепилась за нею, только втихомолку пожалев, что мокреть пропитает куртку его и далее.

На своём этаже она позвонила и, чуть дверь открылась, весело сказала:

— А я не одна, Иришенька. Ну-ка, проводи нашего гостя в кухню. Надеюсь, на нас двоих чай найдётся.

Изумлённая внучка уставилась на неловко поглядывающего на неё Женю, который очень медленно стаскивал с себя куртку, то и дело застревая в рукавах, словно примериваясь, нельзя ли сбежать. Но Нина Григорьевна, которой внучка помогла снять верхнюю одежду и забрала трость, немедленно снова подхватила молодого человека под руку и повела на кухню, где и усадила за стол. Ирина молча поставила чайник. Только раз обиженно посмотрела на бабулю, которая нахально притащила парня в квартиру. Шустро, в несколько приёмов приготовила чай и сопутствующий десерт и только собралась было сбежать (Нина Григорьевна сразу приметила), как бабуля перехватила её движение и велела сесть. Пришлось девочке взять на себя обязанности хозяйки за чайным столом, тем более Нина Григорьевна спокойно сказала:

— Женя, а что с тобой стряслось? Вон какая царапина на щеке-то.

Внучка уставилась на парня, будто и не подозревала до сих пор о существовании ссадины. А может, и правда не видела? Возвращались-то они домой вечером — в темноте. Кстати, откуда возвращались — и сколько ребят провождало Иришку?

— Ну, я в секцию хожу, — смущённо сказал Женя. — А там без синяков и царапин нельзя. Не всегда удаётся от удара противника отделаться.

— Вон оно как, — с удовольствием сказала Нина Григорьевна и отпила чаю. — А вот скажи мне, Женя, почему мужчины так подраться любят?

— Всяко бывает, — откликнулся тот, явно стараясь ответить в тон. — Бывает, что движения не хватает.

— А зарядка, гимнастика всякая на что? — поддразнила женщина.

— Ну, зарядка — это, конечно, хорошо. Но она чаще как бы в воздух, а когда работаешь в спарринге с противником — это азарт и видимая цель. Ну и соревнование тоже много значит.

— То есть ты сегодня подрался? — не выдержала Ирина.

— Детки, я пойду в зале посижу. Позвонить мне надо. А вы сидите, поговорите немного, ладно? Иришенька, спасибо за чай. Не забудь обработать Жене царапину.

— Ну-у, — услышала она недовольное от парня, уходя, и усмехнулась. Что ж, как драться — так сразу, а как последствия целить — так не любят.

Она поднялась, с удовлетворением примечая, что они уже не видят её, занятые интересной для обоих беседой. В зале, где стояли её диван и кровать Ирины, Нина Григорьевна уселась на край дивана, под свет торшера и взялась за стационарный телефон. Многие из Круга не любили новинок, наподобие мобильных телефонов. Сейчас это было женщине на руку. Она положила на колени телефонный блокнот и принялась обзванивать всех, ставя на всякий случай, чтобы не забыть, галочку напротив имени того, до кого дозвонилась.

Начинала она всегда одинаково:

— Добрый вечер. Нина это. Я в городе со своими внуками. Созываю всех. Дело срочное, и отложить его никак нельзя. Демьян опять напортачил. Мне одной за ним не разгрести. Пострадали люди. И продолжают страдать. Как зовут твоего внука?

— Красимир, — отвечали на том конце провода и волновались: — Нина, с моим внуком всё в порядке?

— Он чувствует людей, которых попортил внук Демьяна.

— Завтра буду.

— … Как зовут твоего внука?

— Ярослав. Что с ним? Нина, не скрывай!

— Он видит людей, попорченных внуком Демьяна.

— Завтра буду.

— … Как зовут твоего внука?

— Нина, у меня внучка. Родители сообщили, что она заболела, но сказали, что тревожиться рано. Вроде она в больнице. И врачи пока ничего определённого о её болезни не сообщили. Как будет ясно, что с нею, — я обещала приехать.

— Приезжай. Она запечатана.

— Что?!

— Несовершеннолетний внук Демьяна дорвался до власти.

— Приеду!

— … Как зовут твоего внука?

— У меня двое. Леонид и Владимир. Что-то с ними?

— Пока, возможно, ничего, но у нас проблема. Демьян испортил внука. Тот стащил его книгу, использует сильные заклятия втихаря от деда.

— Приеду завтра.

— … Как зовут твоего внука?

Она обзвонила всех десятерых. И застыла на месте, ничего не понимая. Ещё раз заглянула в список двенадцати Круга. Нет, ни одного не пропустила.

Кто такой Женя? Никто из волхвов не назвал этого имени.

Но парень явно владеет силой, если смотрит в глаза Демьяна, не уступая.

Обычно старшие волхвы приступали к обучению своих внуков за три года до совершеннолетия — до тридцати шести лет. Считалось, молодёжь к этому времени набрала опыт жизни в социуме и вошла в силу, чтобы принять дар, которым принято делиться с внуками именно в этом возрасте. Демьян поступился обычаем не жить рядом с внуком, давая тому соблазн наткнуться однажды на то, что ему рано принимать. Грязь, которой становился Демьян-младший, разрасталась. Когда он нечаянно встречал в городе внуков остальных волхвов, он мог нажимать на них. Они защищались, сами того не понимая — прибегая к силе прошлого. А он, имея тетрадь деда, учился снимать сопротивление. И просто-напросто запечатывал ребят. Закрывал им сознание, заставляя блуждать в темноте других, неведомых миров…

Нина Григорьевна повернула голову, будто услышала зов, взглянула на дверь в комнату старшего внука. Она-то думала… И гадала ведь, «смотрела» по линиям судьбы. А он в этом время… На человека без сознания не погадаешь…

Усилием воли она заставила себя вернуться к главному вопросу. Кто такой Женя? Нет, она слышала, что сейчас многие люди пытаются развивать в себе силу, но… Она не верила, что может быть такое совпадение.

Прислушавшись, она поняла, что на кухне передвигаются, застучав, стулья. Видимо, Женя всё-таки собрался уходить. Возможно, он не будет против, если бабуля Ирины тоже проводит его?

— Что, Женечка, уходишь? — уже в прихожей, улыбаясь, спросила Нина Григорьевна. — Высох ли хоть?

— И высох, и согрелся, — улыбнулся Женя. — Честно говоря, я рад, что вы меня затащили. Я б сейчас домой пришёл — не знал бы, чем заняться. А так хоть поболтали немного. Ирина, спасибо за чай.

— Да ладно, — легко сказала девочка, а щёки у самой горят.

Воспользовавшись моментом, Нина Григорьевна так же легко и участливо, как позволено пожилым людям, спросила:

— Женя, а что — дома-то ты один, а в городе кто из родни есть?

— Родители и сестрёнка. — Кажется, Женя смирился с тем, что она расспрашивает его по обычаю пенсионерок о том, что ей в первую очередь интересно. Значит, можно спросить напрямую.

— А дедушки с бабушками есть?

— Есть. Мамины родственники живут в соседнем городе. А из папиных только дед остался. Он в деревню уехал. Мы его уговаривали в городе остаться. Но не захотел. Иногда ездим к нему — у него свой дом.

— А чем он занимался? Ну, до пенсии?

— Думаете — знакомый? — улыбнулся парень. — Вряд ли. Он одно время в научном городке жил, в закрытом. А как вышел на пенсию — сюда переехал. А потом в деревню.

«Значит, осталось выяснить, чем занимались родители матери», — про себя вздохнула Нина Григорьевна.

Внучка закрыла за Женей дверь, но почему-то застыла, словно собираясь стоять здесь, в тесной прихожей, неопределённо долго. И вдруг рывком стащила с полки над вешалкой шаль, схватила зонт и обернулась:

— Бабуля, я быстро! Там же дождь! А он без зонта!

— Беги-беги, — одобрила Нина Григорьевна.

Дверь хлопнула, а женщина задумчиво побрела в комнату старшего внука. Села напротив, на его кровать… Темно здесь. Ночник только усугубляет впечатление тёмной пещеры… Постричь бы его. Пшенично-светлые пряди, любовно расчёсанные Иришкой, волнами спускались с обеих сторон бесстрастного лица внука, глаза закрыты… Женщина рассеянно сжала прохладную ладонь, вяло лежавшую на подлокотнике. Думалось так же, рассеянно.

За Ярославом внучка не побежала бы вдогонку.

Ярослав и Красимир. Теперь она смотрела на парней другими глазами… Завтра приедут старшие. Будут всем Кругом решать, как остановить Демьяна-младшего, как выручить запечатанных. Потом уедут. Не все. Половина Круга останется. Останутся старшие Ярослава, Красимира — всех тех, чья сила проснулась раньше обычного срока. И, возможно, запечатанных. Старшим придётся необычно рано заняться пробуждённой не вовремя и грубо силой внуков.

А ей, вызвавшей их, ко всему прочему придётся съездить к старшим Жени, чтобы понять, не ветвь ли он одного из Круга, пробудившаяся странно и непонятно.