Славянин 1. Возвращение к истокам

Глава 17

Поселение склавинов. Южное окончание Карпат.

20 августа 530 года.

— Как посмел ты, Андрей, заявиться сюда? — с такими словами всадник подскакал ко мне.

Я спокойно на него взирал, правда, по левую и правую руку от меня были достойного вида бойцы. Чего стоит наш штатный великан. Они были готовы реагировать. Да и я не стоял бы истуканом, если вдруг кто-то решит меня резать.

Ну, вот и момент истины. Кто я такой и что случилось, что я отправился на поиск новой судьбы? Я, так или иначе, вынужден ассоциировать себя с тем человеком, тело которого я занял. А как иначе? Ведь именно мне придётся разгребать косяки за реципиентом. Тут как ни крути. Даже скажи я о том, что я — это не я, так только сумасшедшим посчитают и вовсе перестанут воспринимать всерьез.

— Остановись! — выкрикнул я, при этом недвусмысленно намекая, что готов и к бою: мой меч был уже обнажён. И всё-таки у агрессивной принимающей стороны проснулся инстинкт самосохранения. Мужик приостановился. Сперва он посмотрел за спину — его товарищ не был столь ретивым и не настроен на обострение, второй мужик не спешил к нам навстречу.

— В чём обвиняешь ты меня? — спросил я. — Почему нож свой достал?

— А разве же ты сам не знаешь? Забыл? — зло сказал ретивый молодой. — Такое не простить!

Когда агрессивно настроенный всадник смог приблизиться ближе, и я его рассмотрел, то несколько удивился. Вряд ли ему было намного больше лет, чем моему ученику, рыжему Славмиру. Но рослый. Подрастет, так будет и покрупнее меня. До Хлавудия не дотянет, тут без вариантов. Ну так мой телохранитель уникален.

— А ты мне напомни! В чем обвиняешь? — сказал я.

В это время мои телохранители внимательно наблюдали уже не в целом за обстановкой, а за моей реакцией и слушали меня очень внимательно. Заинтересовались кто я такой?

Я знал, что в отряде ходили разные сплетни о том, что же я такого сотворил, что убежал из своего рода. Впрочем, бойцы даже и не знали, бежал ли я или просто ушёл по какой-то причине. Они знали лишь только одно: что пришёл какой-то явно знатный славянин и стал завлекать молодёжь к выходу на службу в Константинополь. И, судя по всему, моя знатность определялась только тем, что я был мало-мальски вооружён и неплохо одет.

Так что, как я ни старался подготовиться ко встрече со своим родом, понять, что меня ждёт, ничего не выходило. С другой стороны, я понимал, что среди родов есть что-то вроде Совета Старейшин, и особо важные вопросы выставлялись на обсуждение глав родов, входящих в племенной союз.

И вот тут теплилась надежда, что всё-таки я не настолько преступник и не натворил каких-то особо ужасных вещей. Многие преступления — это же часто лишь вопрос интерпретации. И закон, как дышло — куда повернешь, туда и вышло. Все же должны же главы родов пожелать заполучить себе такую несомненную силу, как мой отряд. Это же реальный пусть к возвышению над другими.

И вот еще момент — результаты заседаний Совета Старейшин обязательно доводились до сведения общинников. Если кто-то в каком-либо из родов совершил серьёзнейшее преступление, об этом рассказывалось всем. Скорее всего, таким образом проводилась профилактическая работа, чтобы другим было неповадно.

Но обо мне в отряде никто ничего не знал. Потому я и сделал такое умозаключение, что мой исход из рода был связан, скорее всего, с некими пикантными подробностями жизни моего реципиента.

— Ты попрал законы богов. Ты возлег с сестрой моей, когда она уже дала клятву перед богами быть верной женой брату твоему старшему. Неужели, будучи на чужбине, ты забыл об этом? Ранее я называл тебя своим братом. А нынче нет! — сокрушался словоохотливый воинственный подросток.

Это мне повезло, что люди здесь любят поговорить. В помощь были, в том числе, и местные манеры изложения истории, когда каждый так и норовит повторить даже то, что, казалось бы, для других очевидно. Так что я выдохнул. Понятно, что проблема непростая. Возможно, мне и впрямь стоило бы развернуться и уехать прочь, и всё равно стало немного легче. Ведь когда знаешь, в чём твоя проблема, пусть и в общих чертах, то можно хотя бы задуматься над тем, как её решать.

— Разве же я силой взял сестру твою? — спросил я, но так, словно уже защищался в суде, а на самом деле лишь только пробовал уточнить важные частности.

То, произошла ли связь моего реципиента и некой девицы по согласию или это было насилие, было конкретно для меня очень важным. До зуда во всём теле я не хотел, чтобы за мной не тянулся шлейф преступлений и скверного человека. Нужно начинать новую жизнь словно бы с чистого листа, с открытой душой. Ведь в своей прошлой жизни я немало нагрешил, совершил поступки, о которых стоило бы и сожалеть, даже если можно было прикрыться службой своему отечеству.

— Она перед истуканом Лады поклялась, что будет женой Добряты, жрец Сварога признал обряд. А ночью вместо мужа своего… провела с тобой, наряд нарушила, богов осквернила. Как и ты! Теперь сестра моя — изверг, — сокрушался парень.

Вся его первоначальная агрессия, вся решительность наказать меня улетучилась. Теперь он силился не заплакать. Если голос молодого мужчины почти не дрожал, то в его глазах проступили слёзы.

— Ты понимаешь? Она — изверг. Ты опозорил мой род. Ты опозорил свой род, — продолжал сокрушаться парень.

— И что теперь? У меня нет права, чтобы зайти к себе домой? — спрашивал я, стараясь так говорить, будто бы я и без того всё знаю. — Пусть родичи мои и скажут мне, что извергают меня из рода. Вот тогда и посмотрю, как поступить.

— Военный вождь… — как часто бывает не к месту, начал говорить Хлавудий. — Выходит, ты и сам изверг. А как же мы нынче? Изверги? Я не хочу, я должен вернуться в род и жениться. А потом… Я бы просил своего вождя еще одну жену позволить. Я не буду извергом.

Как всегда! Что в уме, то и на языке. Словно бы наивная простота. Но, судя по всему, Хлавудий произнёс то, что было сейчас в головах всех моих людей.

Изверг… Для человека из будущего это слово имеет совсем другое значение, и я по отношению к себе не хотел его ни в коей мере принимать. Здесь же изверг — это тот, кого извергают из рода. Не просто так. Нужно совершить какое-то преступление, чтобы тебя выгнали, и часто изгнание приравнивается к смертной казни.

Одному человеку невозможно прокормиться и выжить, даже если окружающая среда условно дружелюбная. Можно жить отшельником, но это уже не жизнь. Без общины человек перестаёт быть человеком.

Однако, как я успел уже узнать этот мир и уклад жизни древних славян, то есть моих нынешних современников. Нередко изверги объединяются в собственные общины. Им всё так же тяжело существовать, и часто эти общины вымирают. С ними никто не ведёт торговлю, с ними не заключают браков, их как бы не замечают. А за самую малейшую провинность изверга, например за то, что он будет искать общение с родственниками, могут быть очень серьёзные последствия, вплоть до убийства.

Суровые времена, суровые правила. Хотя если подумать, даже когда люди в основном уже живут в будущем в каменных городских джунглях, правила такие же. Законы выживания мало меняются с веками.

— Я не изверг, я ушёл по собственной воле! — решительно провозгласил я, понимая, что если не прозвучат подобные слова, то от меня могут начать сторониться даже мои люди.

— Ты потому и не был извергнут из рода, что успел уйти раньше. Знаешь ли ты, что тебе создали пустой курган? — а вот сейчас парень злорадно усмехнулся.

Час от часу не легче. Вот тебе и славянские традиции. И не лень им всё это делать? Берут, сжигают соломенное чучело, словно бы человека, а потом все эти обряды проводят, что положены для умершего. И ладно, если так поступают, когда точно знают, что человек утонул или хотя бы видели следы крови, что охотника мог задрать лесной зверь, а потом не находят и костей человека. Тогда подобная традиция оправдана.

Но зачем же заживо хоронить, пусть и заочно, человека, если он не появляется в течение определённого времени в общине? Мол, я ушёл, а мой отряд существует уже около года, нет меня всё это время — значит, я умер.

— Я живу, и я готов о себе заявить! — решительно сказал я.

Потом ударил по бокам коня и направился в сторону поселения.

— Останьтесь здесь, други мои! — поняв, что за мной следует моё сопровождение, я остановился и развернулся. — Я должен сам доказать свою правду. Побудьте здесь, и если через день я не вернусь или не придут от меня вести, то уходите с миром и ищите помощи в других местах. А всё то, что мне принадлежит, половину от моего, я завещаю сестре своей Данае. Остальную половину роду моему отдадите.

Хотел ещё упомянуть про рыжего воспитанника, включить его в завещание. Но вспомнил, что у Славмира была полноценная мужская-воинская доля со всех наших трофеев. Так что он и без моей помощи уже завидный жених. Ну, или станет им через несколько лет. Оказывается, что тут мужчина может заводить семью не раньше двадцати одного года. Ну или когда он доказывает, что может прокормить жену, что дом есть.

Да и в целом я был удивлён, что среди славян вполне себе существует правовое поле. Понятно, что люди должны жить по каким-то законам, иначе это будет уже не общежитие. Но даже из того, что я знал, можно сделать вывод, что правовые отношения вполне себе развиты.

Единственное, что каждый их интерпретирует по-своему, так как нет записей, регламентирующих, что и как делать: словно бы как в древней Спарте, законы передаются из уст в уста. И такой ходячий правовед есть и в моём отряде — это мудр Доброслов. Вот, кстати, еще очень важное дело — создать «Правду склавинов». Это же один из шагов на пути к государству.

— Как сестра твоя поживает в извергах? — спросил я, когда мы отъехали на полсотни шагов.

Переставший быть агрессивным, натянувший на своё лицо озабоченно-задумчивое выражение парень не сразу ответил.

— Знаю только, что она жива, а больше мне знать нельзя. Не сестра она мне, — противоречил сам себе бывший брат бывшей сестры. — И есть то, что и тебе не положено знать.

А ведь когда он летел на коне с ножом, то выкрикивал именно «сестра». Могу предположить, что вопреки закону, род полностью не порвал отношения с этой женщиной.

На самом деле, насколько я знал, прелюбодеяние не таким уж и страшным грехом является среди славян. Да, порицается, но вполне решаемо. Можно вызвать на Суд Божий обидчика, то есть просто побить друг другу морды с разъярённым рогоносцем.

А бывают такие моменты, что обманутый муж требует жену того, кто его супружницу «отсупружил». Чтобы сделать тоже самое. Конечно, для меня такие отношения были чужды, потому что мало укладывались в голове человека будущего, если только этот человек не страдает определёнными формами извращений.

Однако в целом именно у склавинов отношение к сексу вполне лояльное. Например, никто не возьмёт девушку в жёны, если она ещё до этого не была с мужчиной. Конечно, она могла быть до того только со своим мужчиной, за которого и выходила замуж, но ни о какой обязательной девственности речи не шло.

Если ты всё ещё девушка, значит, с тобой что-то не так и тебя не хотят мужчины. А вот Даная говорила, что у антов, напротив, всё строго: невеста обязана быть чистой и телесно, и духовно. Потому она в итоге и забоялась возвращаться домой. Закидают еще камнями.

Мы въезжали в поселение, и я сразу же заметил, что внутри собрались многие люди, и, скорее всего, именно по мою душу. Заметил, что нас увидели раньше, вели до самого поселения, но быстро собрать людей для моей встречи вряд ли было возможно. А не заговаривал ли мне зубы этот… брат своей сестры, моей… Любовницы. Время выгадывал, чтобы община собралась.

Мне уже понятно, что являюсь представителем знатного рода, людей, которые этим поселением управляют. Отсюда и такой интерес людей.

— Как посмел ты заявиться сюда⁈ — с таким криком, пробираясь через толпу людей, ко мне выходил рослый мужик.

Он не был пожившим мужем, скорее всё-таки молод; на вид постарше меня, может, года на два. А ещё, если я смог в достаточной мере разглядеть своё изображение в имеющемся среди моих трофеев бронзовом зеркале, а также в воде, то этот молодой муж имел много схожих черт лица со мной.

Братец? Тот самый, жену которого пользовал мой реципиент, когда братишка уснул, перебравши мёда с пивом, оставив без внимания свою молодую жену. Так нечего спать в первую брачную ночь! От хорошего мужа жена не побежит на лево.

— Отчего мне не вернуться в свой отчий дом? Разве я изверг? Разве же права не имею? И я рад видеть тебя, брат, — отыгрывал я, стараясь не показывать волнения.

И… Удивительно, но я искренне был рад видеть этого мужика. Я заметил, как внутри меня иногда просыпаются не свойственные мне эмоции. И даже, когда я подходил к этим местам, чувство, что я иду по родным землям, могло быть связано с тем, что внутри меня какие-то остатки сознания реципиента всё-таки блуждают.

Безусловно, это хорошо, что у меня нет раздвоения личности, и что я в своей голове не слышу голосов. Это же можно было бы сойти с ума. Или нет? Для кого как. Голоса в голове — это же, наверное, подарок для тихого алкоголика: есть собеседник, и уже можно достать бутылку, пить её самостоятельно, но при этом иметь удовольствие общаться. Уже и не алкаш, вроде бы как. Не в одно горло заливается водка. Несомненная выгода. Наверное, в будущем различные искусственные интеллекты будут справляться с этой проблемой. Нужна нейросетка для алкашей! Это же такой стартап!

— Тебе здесь не рады, — грубым басовитым голосом сказал седовласый мужик.

Несмотря на то, что погода стояла тёплая, пусть до азиатской жары и далеко, мужик был облачён в накидку из шкуры медведя. И голова этого хищника, само собой без внутренностей, служила чем-то вроде капюшона. Мужик был с посохом, резным, с замысловатыми узорами и даже с некоторыми, выкрашенными в ярко-красный цвет, полосами.

Понятно, что это вождь. Причем в своем «вождинском мундире».

— Отец, позволь мне вызвать на суд перед богами этого предателя! — мой братец взмолился к мужику в медвежьей шкуре.

Получается, что и я тоже сын вождя, только младший. Еще вышла женщина, которая стояла неподалёку от отца и у которой наворачивались слёзы. Она смотрела на меня, казалось, не моргая, смотрела с тоской, и я почувствовал, как внутри меня словно бы что-то постучалось, пытаясь проломить стену моего сознания. Я выдержал напор. Но теплота и очарование от далеко не молодой женщины, появились.

Это моя мама… Подумав об этом, я ощутил теплую волну мягких, радостных, эмоций. Мой реципиент любил мать больше всего. За этой женщиной стояла ещё молодая девушка и уж совсем юный мальчишка лет восьми или девяти. А девушка была такая, что, наверное, скоро и замуж будут отдавать. Даже не включая логику, я тут же понял, что это мои брат и сестра. Ещё одни.

— Отчего же мне не вернуться? — продолжил я. — Если ты не признаёшь меня своим сыном, то хотя бы воспринимай как торгового человека. Я предлагаю заключить наряд. Разве же поселению этому не нужно немного оружия? Или серебра?

Старался, чтобы мои слова звучали как обвинение, как обида. Нужно было у этих людей обязательно вызвать какую-то эмоцию. Если они начнут сомневаться в том, что меня нужно прогнать или даже убить, то пройдёт время, и я смогу с ними договариваться и даже считать их родственниками. И нет, жить в этом поселении я не буду. Да и скорее всего, не буду. Быть вторым? Нет, третьим?

Во-первых, неизбежен будет мой конфликт со старшим братом, его придётся убивать, а я хотел бы избежать крови. Во-вторых, если я приведу тех своих людей, что останутся со мной, в это поселение, то им придётся подчиняться уже не мне, а моему отцу. И всё: больше я не военный вождь, больше не имею права принимать судьбоносные решения.

— С тобой, торговый человек, мы договоримся, — решительно говорил вождь. — С бывшим сыном моим нет. А вот оружие нужно нам. Если оно такое, как у тебя, то говори, чем отплатить могу.

А вот глаза его выдавали: в них была печаль. Почему, если такие грустные глаза, если он больше всего сейчас хочет меня обнять, сказать, что рад видеть вернувшегося сына, почему не смеет этого делать? Вождь… Скорее, вожди здесь — слуги общины, а не те, кто диктует общинникам, как жить.

— Тогда лучше я пришлю своего человека, и он обо всём договорится с вами, и о цене тоже, — сказал я. — С чего мне, военному вождю, торг вести?

Сказал и развернул своего коня, направляя на выход из поселения.

— Андрей, вернись! — услышал я истерический голос женщины.

Словно бы стрела пронзила сердце. Я развернул коня, но посмотрел не на мать, а на отца. Тот стоял непреклонным, а старший братец, обняв маму, увёл её в дом. Я вновь развернулся и направился прочь. Что ж, получается, что родственники-то у меня есть, а рода своего я не имею. Стоит ли по этому поводу отчаиваться? Отнюдь.

Во всём и всегда нужно стараться искать что-то хорошее и выгодное. Если бы я вернулся к своим родственникам, то либо нужно было совершать… Как это назвать, если не государственный переворот? Родовой переворот? То есть нужно было сместить своего отца, не дать брату занять его место. Обязательно нашёлся бы кто-нибудь из общинников, кто встрял бы в этот вопрос, и могла бы пролиться кровь. А так?

— Ты знаешь, скажи, где находится община извергов, — сказал я тому самому парню, который первый увидел меня и кинулся сначала с ножом.

Он же и провожал меня обратно, словно бы контролировал, чтобы я точно ушёл подальше от поселения.

— Туда тебе и дорога. Так что я скажу тебе, где можно искать извергнутых и умерших, — сказал парень.

И вроде бы слова должны были прозвучать грозно и угрожающе, но нет, мне даже показалось, что он рад тому, что я пойду искать извергов. И последующие слова меня в этом только убедили.

— Найдешь их по Бугу ниже, на восточном береге. Прими к себе сестру мою и сына своего прими, — сказав это, парень резко развернул коня и поскакал прочь.

Так у меня, получается, ещё и сын есть? Вот дела. И как мне к этому относиться? И как мне сделать так, чтобы сохранить костяк своего отряда и на его основе создать собственный род, общину? Или ну его всё это! Пойду, поклонюсь отцу, попрошу прощения у брата, обниму мать, проведу какой-нибудь обряд очищения и унижения.

Нет. Когда я в следующий раз приеду в это поселение, то приеду с таким статусом, что меня будут встречать с уважением. И вот тогда я сам решу, о чём говорить с отцом. Тогда я не буду оглядываться по сторонам и ждать разрешения, чтобы обнять собственную мать, сестрёнку, потрепать за светло-русые волосы младшего брата.

Так что пока есть время подумать о том, что и как мне сделать, чтобы стать сильнее. Сын… Надо же, у меня есть сын!

От автора:

Исправить исторические ошибки, реформировать империю на пятьдесят лет раньше, спасти мир от надвигающейся катастрофы. Попаданец в императора Николая I:

https://author.today/reader/161917/1320499