Глава 31

Когда мужчина пришел в себя, небо уже было темным, тяжелым, беззвездным, спутники не пробивали своим отраженным светом низкие тучи. Где-то рядом горел костер, слышались неясные звуки, рычание. Так, словно вокруг были лишь дикие звери. Малкольм едва разлепил глаза…точнее глаз — второй сильно заплыл — и тяжело вздохнул, ощущая, как что-то сдавливало его затекшие запястья. Спиной он ощущал слабое тепло, идущее, от большого костра, разведенного Коллекционерами. Самих нелюдей Мэл не видел, но буквально ощущал их липкие взгляды на себе.

— Мэл, — донесся до него тихий шепот.

Теплый танцующий свет от всполохов пламени озарял бледное лицо Джини. Ссадины и размазанные кровоподтеки на ее лице с наступлением темноты казались темными, грязными и болезненными. Он посмотрел на нее и попытался пошевелить руками. Оказалось, они были задраны вверх. Еще мгновение спустя до него дошло, что Джини находилась в точно таком же положении прямо напротив него. Связанные руки ученой были подняты и закреплены на старой ржавой металлической трубе, торчавшей из самой земли. Металл был странно теплым.

— Ты как? — сипло спросил он, все еще с трудом понимая происходящее.

Вирджиния опустила взгляд и хотела поджать губы, но сдавленно пискнула и только покачала головой.

— Джини, — тихо позвал он ее, пока на них не обратили внимание. — Джини, — она опять подняла взгляд. — Прости.

Вирджиния ничего не ответила, только испуганно посмотрела ему за спину. Мэл услышал приближающиеся шаги.

Нариса сменила свой костюм на более свободные и простые одежды, больше напоминающие старые лохмотья с помойки, нежели нормальные вещи.

— Очнулся, — прошипела она не своим голосом, в нем легко можно было услышать сдерживаемое безумие. — Долго спал.

Казалось, ей вообще трудно говорить и хоть как-то выстраивать слова и фразы, но Малкольм помнил, как они еще недавно свободно разговаривали в ее каюте. Как же он ошибся.

— Объясни, почему мы еще живы? — максимально четко и понятно постарался проговорить Мэл.

— Не говори, как с ребенком, — оскалилась она. — Не глупая. Мыслить тяжело. Давно не упражнялась. Немного, и поговорим нормально. Жди, капитан, — ему показалось, или она попыталась изобразить вежливый тон? — Плохая работа, — пальцы коснулись его тянущейся через всю щеку царапины, которая наверняка останется у него шрамом. — Плохо следил за ядом. Ты должен был лишиться чувствительности, яд легко бы купировал твои нервные окончания, и твое лицо навсегда осталось бы неподвижной маской. Нравится мне твой доктор, — ей стало заметно легче говорить. — Не простой парень с дипломом и ординатурой за плечами. А что до твоего вопроса, — она обошла его и направилась к Джини, — то нам нужна помощь.

— Да неужели? — саркастично усмехнулся Малкольм.

— Угу, — Нариса гладила волосы Джини, старавшейся внимательно следить за ее движениями. — Там, — она, не глядя, указала куда-то в сторону, и капитан с трудом повернул туда голову. Башня. Черная, уходящая своей широкой монолитностью куда-то в кроны деревьев, царапала верхушкой низкие темно-серые тучи. Совсем рядом. — Мы не умеем пользоваться. Нам нужен экстранет и нужно донести послание.

Нариса нырнула носом в растрепанные волосы Вирджинии и глубоко вдохнула запах.

— Послание? — нервно дернулась Джини.

— Да, моя девочка, — Нариса туманно улыбнулась рядом заостренных зубов и ткнулась носом ей в ухо. Ученая попыталась сжаться от неприятных чувств. — Послание, всем-всем-всем человекам. Мы есть, мы здесь, и мы распространимся, как зараза, карая вас за то, что сделали с нами. Что делали с нашими детьми, и как бросили одних на куске цветущего камня, далеко в космосе. Как только вы нам поможете рассказать историю, пропеть нашу песнь среди звезд, мы вас сразу убьем. Благая цель требует благих жертв, солнышко.

— Что с вами сделали? — прищурился Мэл. — То есть, пустой космос тут не виноват? Не от пустоты Вселенной вы стали… такими? — Нариса, усмехнувшись, кивнула капитану и продолжила гладить девушку. — Все из-за Банадае? — снова кивок. — Расскажешь?

— Потом, — за спиной Кэмпбелла послышался странный рокот. — Сейчас не время для разговоров, голоса просят вашей крови. Не бойтесь, мы не сильно. Пока вы нам нужны… хотя, кто знает.

— Прекращай уже этот цирк. Только подумай своей чокнутой башкой, если навредишь кому-то из нас — никто тебе не поможет.

Нариса рассмеялась и вытащила из специальной сумочки на поясе нож и с интересом посмотрела на него, словно мысленно общалась.

— Извините, но я не могу противиться соблазну. Столько времени терпела, мои дети так долго мучились, что просто сил нет, — голос ее изменился, превращаясь в тихое, но опасное рычание.

— Вот так просто? — нарочно сильно усмехнулся Мэл, видя, что Нариса примерялась к Джини. — Голоса и все такое? Ха, надо же, какая скукота.

Казалось, кожа Коллекционера потемнела еще сильнее. Глаза Нарисы налились кровью, и она обернула лицо к Малкольму.

— Ты ничего не понимаешь! — неожиданно громко выкрикнула она.

— Да ладно, — он попытался пожать плечами, — чего там непонятного — голоса. Банально и даже обидно. Я-то думал, что Коллекционеры — это такая мистическая и сложная загадка, а тут голоса и старые лаборатории. Пф. Слушай, давай заканчивай скорее, а то я сам от скуки и разочарования помру.

— Ах ты! — Нариса подскочила к нему и отвесила локтем по ребрам. Она отдышалась, и начала вдруг смеяться. — А, я поняла. Ты хочешь поразить даму, принять все на себя, быть первым. Ха-ха. Поступить по чести. Ха. Думаешь, ты, Малкольм Кэмпбелл, хоть каким-то боком относишься к справедливости и чести? Да как бы ни так! — настроение у нее менялось быстрее, чем у беременной женщины. — Ты не поступаешь хорошо. Не несешь справедливость, ты лишь жалкий трус, не желающий видеть то, как милая девочка страдает. Твою ранимую душонку это заденет. Как и задело ваше поражение на Тессии. Бедный капитан потерял много людей. Я читала, что ты просто сбежал. Трус. Знаешь, я таких, как ты, ненавижу. Стороны становятся неважны, когда солдаты не готовы умереть, не готовы жертвовать окружающими за свои убеждения. А ведь все это пыль, если ты идешь к цели. Ты должен был сдохнуть, лежать мертвым телом на той убогой планетке, а вместо смерти за свободу ты предпочел рабство в трусости! Жалкий человек!

Малкольм закатил глаза.

— Надо же, ты пытаешься меня унизить. Может быть, я где-то и трус, признаюсь, но мертвым людям свобода не нужна. Пришлось спасать тех, кто выжил и кого бросили. Мы не сдались, дура, мы выжили. И кому-кому, а уж точно не тебе я должен что-то объяснять. Ты не поймешь. Вы все не поймете. Только и умеете, что железками махать, орать и убивать невиновных. Знаешь, я готов просто смеяться тебе в лицо, после всех твоих слов…

— Достал! — вскрикнула нетерпеливо Нариса и махнула копошащимся неподалеку собратьям. — Держать!

Две пары рук, крепко прижали его в металлу так, что Малкольм не мог нормально вдохнуть. За спиной послышались возбужденные голоса и выкрики. Шелест шагов по траве. Неужели они там собирались, словно на представление. Нариса что-то низко и гортанно выкрикнула, и все поддержали ее тем же возгласом.

— Мне причитается сувенир, — он едва различил за рычанием слова. — Я украшу им одежду!

Кто-то задрал его легкую куртку и футболку, подставляя спину свету. Мэл замер, краем сознания понимая, что за сувенир возьмет себе чокнутая тварь. Капитан поднял взгляд на Джини и сглотнул горькую слюну. Она смотрела на него широко распахнутыми глазами.

— Не смотри, — судорожно выдохнул он, обращаясь к ней.

Ледяные руки коснулись кожи на спине и чуть оттянули ее. Кэп часто задышал, стискивая зубы, не переставая смотреть на Вирджинию. Лезвие медленно надавило и, словно по мерзлому маслу, заскребло вниз. Так медленно и мучительно, заставляя тело Малкольма сжиматься и мелко трястись от боли.

Боль, адская боль. Все, что он чувствовал. Руки крепко сжимали его, не давая испортить сувенир своей негласной предводительнице. Казалось, всем вокруг было плевать на крики капитана, возможно, они даже радовались этому. Но Мэл не замечал. Собственный крик оглушал его, он старался не думать, отстраниться от всего, но это совсем, совсем не помогало.

Джини рядом с силой дергала руками, извивалась, пыталась освободиться, но все эти потуги были тщетны, и ей ничего не оставалось, как смотреть. Почему она не послушалась его? Вирджиния никогда не слушалась. Ему казалось, что она плачет, но все это было так далеко от него и его боли, что становилось безразлично.

— Как его там? Марсик? — кто-то крикнул ему в ухо и потряс чем-то перед лицом.

Но Малкольм не осознавал происходящего, его уносило куда-то в темноту. Спину жгло, и он вновь чувствовал, как пахнет его паленая плоть. Потом ему что-то сунули в рот. Что-то горячее и липкое. Сок побежал по его подбородку и через еще несколько томительных мгновений, Мэл пришел в себя. На губах было что-то приторно сладкое, а спина… ее словно не существовало. Как и всего тела. Он пьяно смотрел по сторонам, что-то говорил, но видел лишь какой-то вытянутый кроваво-красный фрукт в руках Нарисы. Она что-то говорила. Про какую-то нервную систему и обезболивающие. Малкольм не понимал. Не видел никого. Только заплаканное лицо Джини, с ужасом взиравшей на какой-то лоскут в руках бывшей начальницы.

А за ней широким строем тянулась наступающая пехота Союза. Малкольм вскрикнул, пытаясь предупредить Джини, но она не понимала его слов. Союз наступал! Он был здесь! Пришел по их души! Пришел забрать с собой в черный космос! Мэл взревел и попытался натянуть страшные путы, стягивающие его руки.

Нариса, наконец, заткнулась, с непониманием глядя на Мэла, когда он забился и закричал, пытаясь вырваться.

Загрузка...