– Да уж, Оливия взялась за Эмилию всерьез! – поделился с Чарли Фиделио.
Наступила пятница, и они прогуливались по заиндевевшему саду. Впереди маячили погруженные в беседу Оливия с Эмилией – точнее, говорила первая, а вторая, кажется, слушала, и внимательно.
Через несколько часов всем им предстоит разъехаться по домам. Даже Оливии непостижимым образом удалось за неделю ни разу не навлечь на себя гнев вышестоящих.
Чарли не успел ответить – Оливия уже мчалась к ним, точнее, топала своими тяжеленными башмаками.
– Все отлично! – приглушенно доложила она. – Завтра днем иду в гости к Эмилии. Так что ждите нас часам к пяти.
– Но как ты собираешься утащить ее от Лунов? – озадачился Чарли.
– Что-нибудь придумаю, – бросила Оливия и затопала прочь.
Прозвенел звонок, и все потянулись обратно в академию. У входа мимо мальчиков пробежал Билли Гриф.
– До встречи, Билли. Не забудь, ты едешь ко мне в гости, – напомнил Чарли.
– На один вечер, – вдруг сказал Билли. – Мне надо вернуться в субботу.
Чарли удивился:
– А я думал, ты хотел погостить у меня все выходные.
– Придется вернуться. Надзирательница велела. – Билли как-то искоса и неуверенно посмотрел на Чарли и поспешно убежал.
– Он всю неделю вел себя очень странно, – заметил Фиделио. – Вчера исчез из спальни чуть не на полночи, а потом от него так несло этой псиной, как ее там, Душкой, что я просто уснуть не мог.
– Может, он ходит во сне? – предположил Чарли. – Вид у него усталый.
Больше они к разговору о Билли не возвращались. В половине четвертого ученики сложили сумки и разъехались по домам на школьных автобусах: артисты на фиолетовом, музыканты на синем, а художники на зеленом. Чарли краем глаза увидел, что Оливии удалось проскользнуть в зеленый автобус вместе с Эмилией: она напялила большую зеленую шляпу, а свой фиолетовый плащ вывернула болотно-зеленой подкладкой наружу.
– Ох уж эта Оливия! – усмехнулся Чарли себе под нос.
– А что она натворила? – высунулся у него из-за плеча сидевший позади Билли.
– Да так, ничего, просто она потешная.
– А-а, – отозвался Билли.
Мейзи подняла вокруг гостя ужасную суету. Она испекла в честь его прибытия шоколадный торт и устроила ему уютную постель в комнате Чарли.
– Ах, бедненький, – причитала она, возясь у стола, разливая апельсиновый сок, нарезая торт, потчуя Билли то глазированным печеньем, то тарталетками с вареньем. Билли сиял. Он никогда не пробовал столько лакомств зараз.
– У нас выдалась довольно беспокойная неделя, – поведала Чарлина мама, разливая чай. – Кто-то напал на собаку Бенджамина, и дядя Патон по этому поводу развил бурную активность. Никогда не видела его в таком состоянии. Представляешь, Чарли, он даже вышел на улицу при дневном свете!
– И к тому же в халате, – добавила Мейзи.
– На Боба напали? – Чарли подскочил. – А где дядя Патон сейчас? И где бабушка Бон?
– Сидят по своим комнатам, – сообщила Мейзи. – Они каждый вечер ругались в пух и прах, кричали друг на друга, топали, дверьми хлопали. Лопнувшим лампочкам мы уже счет потеряли.
Покончив с чаем, Чарли повел Билли знакомиться с Бенджамином. Дверь номера двенадцатого открыла стриженая светловолосая женщина в очках и сером костюме. Несмотря на деловой вид, улыбка у нее оказалась добрая и открытая.
– Привет, Чарли, – сказала она. – Не узнаешь меня, да? Я миссис Браун, мама Бенджи.
Чарли разинул рот от удивления. Он уже сто лет как не видел миссис Браун, но последний раз волосы у нее были определенно длинные и темные.
– А это Билли, – торопливо произнес он.
– Заходите, не стесняйтесь! – пригласила миссис Браун. – К Спринтеру-Бобу пришел врач.
– Врач? – Чарли оглядел прихожую. На лестнице стояли чемоданы и резиновые сапоги, а с перил свисали дождевики-макинтоши. Что тут такое творится?
– Бенджи в гостиной, Чарли, – сказала миссис Браун. – Он тебе обрадуется.
Чарли повел Билли в гостиную. Сам он бывал там редко – Бенджи предпочитал проводить время на кухне.
На пороге его встретило грозное шипение и громкий кошачий мяв. Чарли глазам своим не поверил: на спинке кресла выгибал спину медно-рыжий Феникс, на другом кресле пламенел распушенный Саламандр, а на подлокотнике дивана топорщил усы желтый Везувий. Коты яростно воззрились на Чарли, потом узнали его и успокоились. Феникс даже издал благосклонное мурлыканье.
Бенджи сидел на диване рядом с Везувием.
– Заходи, Чарли, – позвал он. – Мистер Комшарр лечит Боба.
Пес лежал на полу, а мышелов стоял подле него на коленях. В одной руке мистер Комшарр держал бутылочку с какой-то изумрудной жидкостью, а в другой – клочок ваты. На носу у Спринтера-Боба белел пластырь, а рваное ухо было забинтовано. Шерсть у него кое-где была вырвана клочьями, и в проплешинах виднелись жуткого вида шрамы.
– Ему уже лучше, – шепотом сообщил Бенджи.
Чарли на цыпочках прошел в комнату и уселся рядом с другом, но стоило котам завидеть Билли, и они заворчали и зашипели.
Мистер Комшарр поднял голову.
– В чем дело? – недовольно спросил он. – Мне нужна тишина.
Билли в ужасе вжался спиной в стену.
– Это кто? – спросил Бенджи.
– Билли Гриф, – шепотом отвечал Чарли. – Из академии. У него нет дома, так что он приехал погостить ко мне на выходные.
– Привет, Билли, – приглушенно поздоровался Бенджи. – Да ты садись!
Мистер Комшарр тем временем менял пластырь на носу у Спринтера-Боба. Пес обиженно тявкнул. Как раз в этот момент Билли шагнул было вперед, но кошачья троица пружинисто спрыгнула на пол и с грозным мяуканьем и шипением двинулась на него.
– Ай! Я им не нравлюсь! – запищал Билли.
Мистер Комшарр хмуро глянул на него.
– С чего бы это? – бросил он. – Вот что, молодые люди, шли бы вы в другую комнату. Бедняга Боб волнуется.
Мальчики перебрались в кухню, где царила необычайная и непривычная чистота.
– Так что случилось? – нетерпеливо спросил Чарли.
– Куча всего, – отозвался Бенджи и рассказал о появлении тетки Юстасии, о ночном нападении неизвестного зверя, о том, как он, Бенджи, кинулся за помощью к дяде Патону – и тут вся его жизнь резко изменилась, потому что мистер Юбим отыскал его родителей и настоял, чтобы они срочно вернулись домой.
– По-моему, он даже поставил на уши полицию, чтобы их найти, – с уважением произнес Бенджамин. – Мамин желтый дождевик издалека видно, так что нашли их быстро. В общем, они с папой приехали домой. Твой дядя сказал, их кто-то пустил по ложному следу. Сдается мне, тут приложила руку твоя бабушка. Вот, значит, приехали они, и твой дядя с ними заперся и долго-долго разговаривал, и уж не знаю, что он им там такое сказал, но мама поклялась, что теперь будет работать, только когда я в школе, и что по ночам будет дома и по выходным тоже.
Чарли ушам своим не верил. Итак, дядя Патон все-таки вышел из подполья. Да уж, стоит ему захотеть, и все получается, как он пожелает!
В кухню просунулась лохматая голова мистера Комшарра.
– Мы вас покидаем, мальчики, – сказал мышелов. – Спринтер-Боб поправляется в приличном темпе, учитывая обстоятельства. Я навещу вас в понедельник. – И он исчез, по обыкновению, беззвучно и мгновенно, а три кота пустились за ним, как три огненные кометы.
– Забавный, – пробормотал Билли. – Сам как зверушка какая-то.
Остальные с ним согласились, но Бенджи при этом восхищался удивительными способностями мышелова.
– Я думал, Боб умрет, – взволнованно сказал он. – А мистер Комшарр просто погладил его – руки у него забавные, – и Бобу сразу полегчало. А коты Боба все время согревали – так вокруг него и вились, хотя они вообще-то собак не любят.
– И меня тоже не любят, – тихонько добавил Билли. – Все животные меня любят, а эти сразу же невзлюбили.
Чарли пришла в голову неплохая идея:
– Ой, Билли же понимает животных! – сообщил он Бенджи. – Хочешь, он поговорит со Спринтером-Бобом? Тогда мы точно узнаем, что с ним стряслось ночью.
Бенджамин колебался. Он неуверенно глянул на Билли.
– А он что, из таких же, как ты? – уточнил он у друга.
– Ага, – подтвердил Чарли. – Ты ведь можешь поговорить с Бобом?
Билли кивнул.
– Ну ладно. – Бенджи повел их обратно в гостиную, где Спринтер-Боб сосредоточенно зализывал одну из раненых лап. При виде Билли он сначала как будто забеспокоился, но стоило маленькому альбиносу начать урчать и потявкивать, пес перестал нервничать, навострил уши и прислушался.
Когда Билли договорил, слово (точнее, рык) взял пес, выдал какую-то длинную фразу на своем собачьем наречии, потом устало, протяжно застонал и улегся.
– Ну? – нетерпеливо поинтересовался Чарли. – Что он сказал?
– Говорит, на него ночью напал волк, – отчитался Билли.
– Что? – вскрикнул Бенджи.
– И не обычный волк, а волк-мальчик, – продолжал собачий переводчик. – По-моему, он имел в виду, что на него напал какой-то мальчик, который превратился в волка.
– Ой, мамочки! – Бенджи так и упал в кресло. – Волк!
– Это определенно один из наших, – пробормотал Чарли себе под нос. – Кто ж еще. Точно, у нас ведь один парень в академии умеет перекидываться волком – то есть вервольфом! Ну конечно, а тетка Юстасия его впустила, чтобы он отвлек Спринтера-Боба от подвальной двери! Она-то думала, что ящик доктора Толли все еще там…
– А разве нет? – быстро спросил Билли. Друзья покосились на него с сомнением.
Можно ему доверять или нет? Придется довериться, понял Чарли, ведь завтра нам всем идти домой к Фиделио. Не оставлять же Билли в стороне.
– Нет, ящик доктора Толли в… в другом месте, – проговорил Чарли. – Вот вернемся домой, и я тебе все объясню.
Бенджамин долго махал им на прощание с крыльца, и вид у него наконец-то был радостный, а рядом стояла его мама и тоже махала гостям, а потом обняла сына за плечи и они скрылись в доме.
– Мой дядя Патон просто чудодей! – гордо заявил Чарли. – Раньше Бенджи вообще не видел родителей. Я и то забыл, как выглядит его мама.
– А у меня скоро будут новые папа и мама, – похвастался Билли.
– Да ты что? Вот здорово! Блеск! – обрадовался Чарли. – А когда ты об этом узнал?
– Совсем недавно, – ответил Билли. – Только сначала мне надо будет… – он замялся, – хорошо себя вести.
– Я тебе помогу ни во что не влипнуть, – воодушевленно пообещал Чарли.
А перед сном он рассказал Билли обо всех завтрашних планах, которые должны осуществиться, если повезет.
– Но что же сделает Эмилия, когда проснется? То есть выйдет из транса? – заинтересовался Билли.
– Мы и сами толком не знаем, – признался Чарли. – На самом деле мы даже не до конца уверены, что она – Эмма Толли, и не уверены, что она согласится прийти к Фиделио. Теперь все зависит от Оливии.
Родители у Оливии были просто золото. Стоило девочке заикнуться, что ей надо повидаться с Эмилией Лун, которая живет на другом конце города, на Уошфорд-Роуд, и миссис Кару сел беспрекословно отвезла дочку к дому Эмилии и обещала забрать ее от Фиделио ровно в пять часов вечера.
– Может, мне все-таки пойти с тобой? Или нет? Ты уверена? – окликнула Оливию мама из машины на прощание.
Оливия уже стояла у ворот дома под названием «Лунный свет».
– Не беспокойся, мам, – весело пообещала она. – Все будет нормально.
И тем не менее миссис Карусел дождалась, пока Оливия не надавит кнопку звонка и в воротах не покажется хозяйка дома, седая и тощая. Только тогда мама Оливии звонко воскликнула: «Пока!» – и отъехала.
– Что тебе, девочка? – спросила седая женщина.
– Я пришла к Эмили, – сказала Оливия. – Она пригласила меня в гости.
– Нас она в известность не поставила. – Миссис Лун неприветливо поджала губы и даже не предложила Оливии войти.
– Забыла, должно быть, – бойко предположила Оливия. – Ну не выгонять же вам меня теперь – моя мама уехала, а живу я далеко.
– М-да. – Миссис Лун поджала губы еще больше. – Эмилия! – крикнула она. – Поди-ка сюда!
Эмилия послушно выбежала к воротам. Вид у нее был сумрачный.
– Ты приглашала к нам эту девочку? – требовательно спросила ее приемная мать.
Оливия приветственно помахала Эмили, и та отозвалась:
– Да.
– Ты не имела никакого права, – жестко сказала миссис Лун, а потом буркнула: – Ладно уж, заходи.
В доме под названием «Лунный свет» царила стерильная чистота, но при этом было как-то неуютно. Эмилия робко улыбнулась новой подруге и повела ее наверх, к себе в комнату, которая тоже оказалась неуютной и унылой. Ни картинок на стенах, ничего, – видно, все вещи Эмили хранились в многочисленных ящиках комодов и шкафов. На кровати, застеленной безупречно белым покрывалом, сидела аккуратная тряпичная уточка. Больше ничего.
– Как у тебя тут мило. – Оливия не могла придумать, что бы еще сказать.
Эмилия опять выдавила робкую улыбку.
– Может, пойдем на улицу? – предложила Оливия. – В саду, наверно, есть чем заняться.
Эмилия кивнула.
Сад представлял собой аккуратную подстриженную лужайку, обсаженную аккуратной живой изгородью. На задах сада, за качелями, Оливия углядела многообещающего вида стену.
– А что за той стеной? – тотчас спросила она.
– Просто переулок, – вяло отозвалась Эмилия. – Выводит на улицу.
– Давай через нее перелезем, а?
– Зачем?
– А я хочу тебе показать кое-что интересное, – заманчивым тоном начала Оливия, – очень необычное. Я тебе пока не могу сказать, что это, но эта штука дома у Фиделио Дореми.
– Это что, какая-то шутка? – насторожилась Эмилия. – Розыгрыш?
– Эмилия, ты должна мне довериться, – проникновенно сказала Оливия. – Мы же с тобой подруги.
Она говорила так мягко и убедительно, что не прошло и минуты, как Эмилия уже перелезала вслед за ней через стену.
– Мы туда и обратно, твоя мама даже не заметит, – пообещала Оливия.
А в это время на чердаке громогласного дома Фиделио вся компания – сам Фиделио, Чарли, Бенджи и Билли – уминала уже второй по счету поднос бутербродов. Мальчишки устроились на коробках и ящиках, а пол под ними содрогался от взрывов музыки.
Чарли впился в очередной бутерброд – пока жуешь, на душе как-то поспокойнее. «Правильно ли я поступаю? – терзался он. – Найдет ли Оливия этот дом? Проснется ли Эмилия? А если да, то что с ней будет? Может, она завизжит или грохнется в обморок? Или… или превратится в кого-то еще? Например, в птицу?» Сердце у него заколотилось, и Чарли срочно схватился за следующий бутерброд.
– Твоя мама хоть и певица, а готовит здорово! – сообщил он Фиделио, вгрызаясь в бутерброд с сыром и огурцом.
– Ты где, Фиделио, сынок? – пропел бас мистера Дореми из прихожей. – К тебе две гостьи, прыг да скок!
– Пап, проводи их сюда! – крикнул в ответ Фиделио.
– Ну-ка, дамы, проходите, руки-ноги берегите, на чердак вы поднимайтесь, только шею не сломайте! – пропел мистер Дореми.
Даже на чердаке было слышно, как Оливия залилась хохотом, но Эмилия молчала – по крайней мере, сквозь музыкальный тарарам Чарли ее голоса не услышал.
– А вот и мы! – выпалила Оливия, вбегая на чердак.
За ней послушно следовала Эмилия. Вид у нее был озадаченный, но не напуганный.
– Оливия тебе объяснила? – поспешно спросил Чарли.
– Вы хотели мне что-то показать, – неуверенно отозвалась Эмилия.
– Да, одну вещь, которую изготовил твой отец, – сказал Чарли.
Эмилия сжалась.
– Он бухгалтер, он ничего не мастерит, – едва слышно возразила она.
– На самом деле он был изобретателем, – вмешался Фиделио. – Но он умер и оставил тебе вот это. – Он показал на металлический ящик, блестевший посреди чердака.
– Откуда ты знаешь? – еще недоверчивее спросила Эмилия.
Фиделио мигнул Чарли, и тот взял дело в свои руки:
– Началось все с того, что я встретил твою тетю.
– Мою тетю? А я и не знала, что у меня есть тетя…
– Она очень, очень славная, и она уже давно тебя ищет, – рассказывал Чарли. – Она отдала мне ящик, а потом я выяснил, что в нем одна штука, которая может тебя… э-э-э… ну, в общем, разбудить.
Эмилия пришла в полнейшее замешательство. Оливия уселась на какой-то большой сундук и усадила ее рядом.
– Все будет хорошо, – уверяла она. – Мы позаботимся, чтобы с тобой не случилось ничего плохого.
– Но я не знала, что меня надо будить, – робко пробормотала Эмилия.
– По-моему, надо сделать это прямо сейчас, – решительно предложил Фиделио. – Время уходит. Давай, Чарли.
Чарли шагнул вперед и осторожно, но сильно прошелся пальцами по буквам на боку ящика.
Д-в-е-н-а-д-ц-а-т-ь к-о-л-о-к-о-л-о-в Т-о-л-л-и.
Перед последней буквой он помедлил и обернулся. Все завороженно следили за его пальцами. У Билли Грифа глаза стали такие большие и круглые, что как будто заполнили оправу его очков, и вид у него сделался удивленный и испуганный.
Чарли надавил на последнюю букву.
Крышка ящика начала открываться.
Чарли отступил и глянул на Эмилию, но та молчала с озадаченным лицом. Зато Оливия вскрикнула в изумлении.
Когда рыцарь воздвигся из ящика и взмахнул мечом, все завопили и отскочили, даже Эмилия. А потом гулко забил колокол, и под сводами чердака разнеслось стройное пение хора.
На мгновение Эмилия скорчилась, как от нестерпимой боли, привстала и зажала рот рукой. Потом она зажмурилась и опустилась обратно на сундук, и по щекам у нее покатились слезы.
Остальные испугались: слезы ручьями бежали по лицу девочки, она начала беспомощно всхлипывать, раскачиваться взад-вперед, издавая стоны и вздохи. А потом рыцарь улегся в ящик, хор смолк, колокол пробил двенадцатый раз, и Эмилия тоже затихла. Она сидела совершенно неподвижно, закрыв лицо руками.
Никто не смел произнести ни слова. Чарли защелкнул ящик. Что же делать дальше? Наконец Эмилия заговорила – тихо-тихо:
– Я не знала, что я так несчастна. О-о-ой, я же всю жизнь прожила с людьми, которые меня ни капельки не любят.
Оливия обняла ее и стала утешать:
– Все будет хорошо, Эмма. Теперь ты будешь счастливой. Вот увидишь. Скажи ей, Чарли.
И Чарли рассказал Эмилии про ее родителей и любящую тетю, а потом поведал ей самое удивительное:
– Твой папа говорил, что ты умеешь летать. Поэтому-то Блуры и хотели заполучить тебя в академию.
– Я? Летать? – поразилась Эмилия. – Я не умею.
– Но когда-то ты уже летала, – настаивал Чарли. – Может, у тебя это получается, только когда ты очень захочешь.
– Например, с перепугу, – добавила Оливия.
– А завтра я отведу тебя к тете, в книжный магазин, – пообещал Чарли.
– Но как это устроить? – озадачилась Эмилия.
– Придумаем, – заверил он. – Ты же теперь знаешь, кто ты, так что можешь просто уйти от Лунов, как только пожелаешь.
Вдруг с нижних этажей сквозь разноголосицу барабанов, скрипок и фортепиано донесся голос:
– Тут пришла некая миссис Карусел!
– Мамочка точна, как часы, – обрадовалась Оливия. – Нам пора, Эмилия.
И девочки двинулись в прихожую, где миссис Карусел уже вовсю щебетала с миссис Дореми. По настоянию Оливии мамы прервали увлекательную беседу о легких, голосовых связках и диафрагмах, и миссис Карусел отвезла девочек обратно в переулок за домом Лунов. Правда, увидев, как дочка и ее одноклассница перелезают через садовую стену, она несколько удивилась, но тем не менее послушно объехала дом и подождала, пока Оливия не выйдет через парадную дверь. Ей пришлось прождать всего лишь минуту-другую.
– Мам, ты просто блеск. Аплодисменты! – восхитилась Оливия, усаживаясь в автомобиль. – Мы всё успели и ни разу не попались.
– А у тебя насыщенная жизнь, Олли, – заметила миссис Карусел, которой аплодисментов хватало: она была актрисой и кинозвездой.
Когда девочки удалились, мальчики некоторое время сидели в молчании. У Чарли камень с души упал: ведь план-то сработал! Теперь ему оставалось только постараться устроить так, чтобы Эмилия, то есть Эмма, вернулась в родной дом – по-настоящему родной.
– Как мне быть с ящиком? – нарушил молчание Фиделио.
– А ты не мог бы его подержать здесь? – попросил Чарли. – Кажется, он мне еще пригодится.
– Тут надежнее всего, – легко согласился Фиделио. – Я за ним пригляжу.
– Мне пора, – встал Билли. – За мной должны прислать машину. – Он почему-то неотрывно глядел в пол, и голос у него подозрительно дрожал.
Заболел он, что ли, подумал Чарли, и обещал немедленно проводить Билли домой. Фиделио предстоял урок скрипки, и, выходя за ворота музыкального дома, мальчики услышали, как он вносит свою лепту в общий хор.
Они двинулись в сторону Филберт-стрит. Чарли и Билли думали каждый о своем, и только Бенджамин бодро насвистывал и болтал, предвкушая долгожданную встречу с родителями и подлеченным Спринтером-Бобом.
Перед домом номер девять чернел автомобиль. Мальчики попытались было рассмотреть его внутренность сквозь затемненные стекла, но тут дверца распахнулась и элегантная трость огрела Чарли по коленке.
– Ай! – отшатнулся он. – Кто это, Билли?
– Похоже, мистер Блур Дважды старший, – пробормотал тот.
Чарли почему-то сделалось не по себе.
– Билли, ты ведь никому не проболтаешься насчет Эмилии, а? – забеспокоился он. – Пока что это все большой секрет.
Билли старательно закивал.
Чарли помог ему сложить сумку, маленький альбинос поспешно простился с Мейзи и Чарлиной мамой и шмыгнул в автомобиль.
– Какой странный мальчик, – задумчиво отметила Мейзи, когда черный автомобиль заскользил прочь.
Эмилия Лун лежала в постели и глядела в потолок своей аккуратной чистенькой комнатки.
– Эмма Толли, – одними губами прошептала она. Повторила еще раз и решила, что это имя ей куда больше по душе, чем Эмилия Лун.
В прихожей почему-то настырно затрезвонил телефон. Странное дело. В «Лунный свет» никто раньше не звонил по ночам. Но Эмилия не придала звонку особого значения – она была слишком взволнована. Раньше она никогда по-настоящему не волновалась: не с чего было. Она жила упорядоченной, однообразной, скучной жизнью. И в этой жизни не было ни малейших поводов для восторгов и волнений. Но теперь-то все изменится!
– Отныне я – Эмма, – шептала девочка. Внезапно дверь распахнулась и на пороге возникла миссис Лун.
– Одевайся и собери вещи, – резко велела она. – Быстро. Мы уезжаем.
– Но куда? – Эмилия даже подпрыгнула.
– Обратно в академию. Оттуда только что позвонили.
– Зачем? – Эмилия занервничала еще больше. Неужели в академии пронюхали, что она была у Фиделио?
– Ты нарушила правила, Эмилия, – ледяным тоном уронила миссис Лун. – Поторапливайся.
Эмилия поспешно оделась, дрожащими руками уложила сумку и спустилась в прихожую. Миссис Лун схватила ее за руку и поволокла на улицу, где уже ждала машина и тощий мистер Лун блестел очками с водительского места. Эмму впихнули в машину, и мистер Лун тут же нажал на газ.
Ночью академия Блура выглядела неприступной твердыней, безжизненной и мрачной. Только в одном-единственном окошке где-то на последнем этаже мерцал огонек.
Мистер и миссис Лун отконвоировали Эмму через двор и по лестнице к парадному входу. Поднявшись по широким ступеням, мистер Лун дернул за цепь, свисавшую сбоку от массивных дверей, и где-то за их толщей, в глубине здания, отозвался звонок.
Им открыл Манфред Блур, и сердце у Эммы упало. Она старалась не смотреть в его угольно-черные глаза, опасаясь их невыносимого цепенящего взгляда. Но Манфред даже не попытался загипнотизировать ее.
– Благодарю вас, – кивнул он Лунам. – Входи, Эмилия!
– До свидания, Эмилия. – Миссис Лун поставила девочкину сумку на пол. – Веди себя хорошо.
Тяжелые двери затворились, и Эмма осталась наедине с Манфредом посреди гулкого темного холла.
– Зачем вы велели меня сюда привезти? – спросила она. – Да еще ночью?
– Ты ведь нарушила правила, верно, Лун? И должна понести заслуженное наказание.
И вдруг Эмма расхрабрилась. Она никогда раньше не чувствовала ничего подобного. И еще она рассердилась – это тоже было непривычное ощущение.
– Никакая я не Эмилия, – вскипела она. – Я – Эмма Толли.
Манфред издал зловещий смешок:
– Ничего, скоро мы выбьем эту галиматью у тебя из головы! Эмма Толли, а?! В жизни не слыхал такой чуши. Бери сумку и марш за мной.
Все существо Эммы воспротивилось, но как протестовать, она не знала. Помощи ждать было неоткуда, – кажется, кроме них с Манфредом, тут ни души. Ну ничего, может, ей удастся улизнуть потом.
А Манфред быстро вел по каким-то незнакомым запутанным коридорам, потом вверх по узкой винтовой лесенке, потом через анфиладу пустых темных комнат, затканных многослойной паутиной. В обеих руках у него было по фонарю, но Эмма все равно едва различала, куда ступает. В эту часть здания электричество явно не проводили. Под потрескавшимся потолком метались и пищали летучие мыши, а в разбитых окнах завывал ветер. Наконец Эмма и Манфред очутились в тесной комнатке, где у стены стояла узкая кровать с тонким одеялом и жидкой подушкой. И больше ничего. Стены тут были каменные, а пол – голый.
Манфред поставил один из фонарей на пол.
– Пора спать! – объявил он. – Спокойной тебе ночи и приятных снов, Эмилия Лун.
Тяжелая дверь затворилась за ним, и в замке щелкнул ключ. Как только шаги Манфреда удалились, Эмма кинулась к двери. Ну конечно, заперто!
Девочка присела на краешек кровати. Но плакать не стала. Хватит на сегодня слез! Значит, все-таки у нее так и не будет любящей тети, друзей, приключений и самого главного – счастья.
– Они наврут, будто я исчезла, – прошептала она. – И никто меня не найдет.
Она обвела взглядом мрачную и страшную комнату. Неужели ее тут запрут на всю жизнь? До самой старости?
– Ну уж нет, – вдруг сказала она себе. – Я теперь Эмма Толли, а Эмма такого не потерпит. Она не из тех, кто сдается. – Она вскочила, подбежала к двери и во все горло закричала: – Помогите! Помогите!
Только эхо пронеслось в ответ по пустым гулким коридорам. Больше никто не отозвался.
Эмма позвала еще раз и забарабанила кулаками в дверь. Она дергала ручку, билась и колотилась в дверь, пока костяшки пальцев у нее не покраснели и не распухли. Только тогда девочка, обессиленная, плюхнулась на постель.
Она уже закрыла было глаза, но тут за дверью послышался легкий скрип. Эмма рывком села. Ключ повернулся в замке, и дверь распахнулась настежь.
Эмма вскочила и высунулась в коридор. Никого. Она посветила себе фонарем. Ни души, если не считать летучей мыши, спавшей вверх тормашками на балке. А летучие мыши не умеют отпирать двери.
Она подняла тяжелый фонарь как можно выше и на цыпочках двинулась по коридору.
– Кто тут? Кто меня выпустил? – прошептала она, не осмеливаясь говорить громче из опасения, что примчится Манфред.
В конце коридора была лестница, и Эмма осторожно двинулась вниз. У подножия лестницы начинались два коридора – один вел налево, другой направо. Поколебавшись, Эмма свернула направо. Пахло в коридоре скверно. По стенам мигали газовые рожки – может, это от них, подумала девочка.
И тут перед ней возникло чудище. Или все-таки собака? Низенькое, разжиревшее, что твоя подушка о четырех лапах, а морда длинная, с обвисшими брыльями.
Эмма ойкнула и вжалась в стену. Собака ее не заметила. Девочка уже приготовилась крадучись двинуться в другую сторону, но тут раздался скрипучий голос:
– Эй, ты, стой! Стоять! Назад, я сказал!
Эмма бросилась наутек, уже на бегу оглянулась через плечо и увидела какого-то старика в инвалидном кресле – древнего, с лицом, похожим на череп. Старик был укутан в клетчатый плед, а седые волосы сбегали ему на плечи из-под шерстяной шапочки, как восковые сосульки.
– Эта паршивка сбежала! – завопил старец. – Отродье Толли! Манфред, лови ее!
Эмма помчалась дальше, с трудом сдерживаясь, чтобы не завизжать. Она взбежала по лестнице, бахнув фонарем о стену, пронеслась по коридору и пулей влетела в свою темницу, захлопнув дверь. Потом села на постель и стала ждать неминуемой кары.
Долго ждать не пришлось. На пороге вырос Манфред с перекошенным лицом.
– Вот мы где, – выдохнул он. – Больше не пытайся.
Манфред с грохотом закрыл дверь, щелкнул ключом и сказал:
– Ключ я на этот раз забираю, так что и не надейся опять ее выпустить. Провинишься еще раз – останешься на неделю без джема.
Он явно обращался не к Эмме, а к кому-то другому.
Бах! Что-то ударилось в стену, и Манфред заорал:
– Прекратить!
Где-то бухнула еще одна дверь, и стало тихо.
Эмма на цыпочках подкралась к двери.
– Ты кто? – спросила она, но ответа не получила. – Извини, что подвела тебя, – добавила она.
Молчание. Кто бы ни был ее освободитель, он исчез. Или же так страшился остаться без сладкого, что не рисковал подавать голос.
– В любом случае большущее тебе спасибо, что помог, – прошептала Эмма и вернулась на кровать.
Свечка в фонаре уже догорала. Мысль о том, что предстоит остаться в непроглядной тьме в этой сырой жуткой комнате, была невыносима. Эмма поспешно оглядела серые угрюмые стены в тусклом свете фонаря и вдруг заметила над постелью крошечное окошко. Если встать на подушку, может, я дотянусь, подумала девочка. Но скорее не дотянусь, слишком высоко. Даже не допрыгнуть.
– А ведь Чарли утверждал, будто я умею летать, – вдруг вспомнила она. Не успела Эмма договорить, как кончики пальцев стало покалывать, а потом по рукам пробежала странная щекотка. И они стали совсем невесомыми.
… Патон Юбим вышел на еженощную прогулку. Он шагал ровной, упругой походкой, но в душе его бушевала буря. С одной стороны, он был горд и доволен собой: наконец-то удалось построить дорогих сестриц! Теперь они знают ему цену.
Дзынь! Лампочка на ближайшем фонаре торжествующе вспыхнула и взорвалась. Патон прошел мимо, провожаемый привычным стеклянным шелестом осыпавшихся осколков. Он вздохнул, но не обернулся. Если за мной кто-то шпионит, пусть его. Все равно ничего не докажет. Он начал бормотать себе под нос:
– С другой стороны, если бы я не настаивал на ужине в ресторане… если бы мы ужинали дома, при свечах… Теперь она считает меня чудовищем. Ярмарочным дивом.
Ах, Патон, забудь о ней. Она никогда тебя не простит.
И тут он осознал, что за ним кто-то идет. Патона нагнала какая-то девочка с бледным личиком и длинными белокурыми волосами – весьма растрепанными.
– Прошу прощения, вы не скажете, как пройти к книжной лавке Инглдью? – вежливо спросила она.
– Отчего же, скажу, – отозвался Патон. – Собственно, я туда и направляюсь.
– О, здорово, – оживилась девочка. – Меня зовут Эмма Толли.