Скандинав (СИ)

Глава 17

— Поймать баг… правильно я сказал? — лихо выдает Мирослав с довольным выражением лица.

Слово «баг» он произносит мягко, и по сути это «бах», он проглатывает букву «г», говорит нетвердо, но старается повторять точь в точь, как я говорю (а меня товарищ логопед в свое время так и не выговорил, если что). Потому на меня каждый раз косится, правильно ли слово забугорное запомнил и сказал? Слово «баг» он от меня накануне услышал (когда я увидел, что на БОЛОТЕ в мое отсутствие произошло) и уцепился, говорит — нравится, как звучит, научи произносить.

Вот взял и научил, почему нет. Мне пришлось придумывать, что слово это хазарское, и я на корабле его впервые услышал, когда в рабство викингами был продан. Правда пришлось поднапрячься, чтобы славянину значение этого слова объяснить. Зато теперь близнец его с делом и без дела тулит повсеместно, где только можно.

— Не, Мирослав, — говорю ошеломленно. — Здесь больше другое слово забугорное подходит, тоже хазарское, кстати. Охренеть. Сможешь повторить?

— Охер, охре… — пытается выговорить, но спотыкается, коверкает.

— Ага, почти — ох-ре-неть — правильно, — произношу по слогам, продолжая оглядываться, совершенно сбитый с толку.

— Охренеть, — повторяет близнец, как прилежный ученик, на этот раз более уверенно и практически без запинки. — А оно хоть что значит? — тотчас спрашивает с любопытством, хлопая глазами.

— Не знаю, — хмыкаю, ловя себя на мысли, что вот так с ходу не могу объяснить значение слова из 21 века, которое сам же и сказал. Мне хватило объяснений «бага». Не, ну что значит «охренеть» как бы понятно, а вот объяснить толком и так, чтобы мужик из 9 века понял — это не получается ни разу. Но чтобы лишних вопросов у Мирослава не было, добавляю тут же: — Я же тебе не из хазар, точно ничего не знаю. Сам вершков нахватался. Но ВОТ ЭТО и есть охренеть, это уж ты мне поверь.

— А… да, охренеть тогда здесь больше подходит, — набирает полную грудь воздуха и выдает Мирослав, на выдохе говоря. — Охренеть! — на бис, как бы пробуя новое слово на вкус. — Слушай, Дрочень, а я думал у тебя здесь совсем все плохо, если по чесноку. Специально мне так говорил, чтобы проверить — пойду за тобой ли не пойду? Ловко ты придумал со своей проверкой.

Ничего не отвечаю. Ну как бы так сказать… нет здесь никакой проверки и близко. Если что, я ему все по чесноку говорил, когда мы сюда шли. Чтобы стало понятно, Мирослав стоит на моем болотовладении. В голове у него, должно быть, полная каша происходит, ровно как у меня прям. Все дело в том, что я то его предупреждал, ему в голову вдалбливал и всячески настраивал, что это для Доброжира я свои дела «ОЧЕНЬ мягко говоря» преувеличиваю. А близнецу не стоит ждать на болоте тут ничего хорошего — один стыд, да срам. Так… высушенное болотце, лепешки из торфа, сложенных в кучку, коим я еще не нашел толкового применения. Да потухший давно костер, в котором выгорели все бревна, давно превратившись в угли с золой. Слава богу, что хоть огнево у нас теперь есть и проблем с розжигом в дальнейшем не намечается. В остальном — вполне себе «Последний герой» в антураже болот и лесов дреговичей 9 века.

Но теперь я вот тоже охренел и изо всех сил стараюсь сделать вид, что именно ТАК я все планировал с самого начала и увиденное ничуть, ну прям нисколечко, меня не удивляет. Не просто же так Доброжиру по ушам ездил, а основания у меня на это были…

— В село может обратно пойдешь? — ухмыляюсь, беря себя в руки. — Я ведь тебя не держу ни разу.

— Не, — качает головой и удивленно выдыхает, никак не может увиденное переварить и опять протягивает. — ОХРЕНЕТЬ!

— Угу, — говорю, сам как идиот улыбаюсь. — Точно охренеть, Мирослав.

Мы выдвинулись из поселения дреговичей ранним утром, когда солнце только всходило, несмело освещая землю первыми лучами, предварительно хорошо выспавшись на день вперед и плотно отзавтракав под завязку. Правда на этот раз подали нам не грибной бульон, а какие-то корешки, тоже из запасов головы, за что я ему был отдельно благодарен (который день есть грибы — то еще удовольствие и настоящее испытание для желудка). Доброжир по-прежнему не скупился и проявлял воистину царскую щедрость до самой последней минуты нашего пребывания в селе дреговичей. А уже через пару часов мы прибыли на место назначения, в болото и теперь вот осматривались и «охреневали» на пару от увиденного.

Долбленка, кстати стала настоящей находкой для меня и одновременно открытием. Мне приходилось видеть долбленки и раньше, в том числе у ладожан, но впервые я понял насколько хороша эта лодка в деле и как сводит на нет большие расстояния, только сегодня днем на реке. Садишься на долбленку и привычный тайминг в разрезе 9 века меняется категорически — даже до самого отдаленного места становится по сути рукой подать. Лодка в умелых руках превращается в ковер-самолет, а переправа по реке в диком лесу становится одним сплошным удовольствием. Такие умелые руки как раз оказались у Мирослава, который в делах лодочных справлялся на уровне «лодочного бога». По крайней мере, все время пути я ни хрена не делал, а поставив яйки на проветривание кайфовал, пока близнец ведет по реке лодку.

Понятно, что от реки до моего болота пришлось еще пару километров пилить пешком, нарезая по болотисой лесной местности и будучи полностью загруженным добром от Доброжира. Однако с поставленной задачей мы не менее легко справились, сил то у обоих хоть отбавляй. Спрятав долбленку и забросав ее наскоро ветвями, что собрали по округе, мы нагрузились добром, как заправские ишаки, и уложились в одну ходку, чтобы не возвращаться по второму кругу к реке.

— Это ведь… губы! — продолжает изумляться Мирослав.

— Губы, — говорю, так будто для меня вовсе нет ничего удивительного в увиденной картине.

— А ты специально такой полив для них придумал? Ну даешь! Соображаешь!

— Соображаю, — киваю. Но я ведь сюда не дурковать пришел, вот и приходиться изворачиваться. — Я думаешь зря эти каналы рыл?

— А я еще думал, как ты так уговорил Доброжира отсыпать нам столько добра в придачу… оно вон что. Он то твою конструкцию видел?

Я только хмыкаю.

Короче, что получилось на моем болоте в мое отсутствие — рассказываю. Когда я к Доброжиру с грибами отчаливал, то по уму перебрал собранную кучку — откровенно паршивые и зачахшие грибы из кучки убрал, дабы пыль в глаза Доброжиру пустить и лучшее впечатление произвести. Типа у меня поганья отродясь в болотовладении нет, а губы только высшего сорта (сам то я это «поганье» сожрать собирался по возвращении, уверенности, что меня тепло встретят никак не было). Ну, а из-за того, что спешил в селение дреговичей, то и заморачиваться с плохенькими грибами не стал — не нашел ничего лучше, как побросать «мусор» в виде грибных отходов прямо на своем болоте. Повыбрасывал я их без всяких задних мыслей, разумеется, и уж тем более без идеи грибы на болоте засеивать. Просто видел паршивый гриб — из кучки выбрасывал, да и делов то. И поэтому, когда говорил о своих «подвигах» Доброжиру, то откровенно ездил голове по его мясистым ушам. Ну нечем мне было похвастаться на самом то деле! А тут выходит, что есть чем… короче грибы лихо выросли за полтора суток моего на болоте отсутствия. Каким-то хреном в земельке, торфом удобренной, уверенно пустили корешки и все мое болотце мигом превратилось в настоящую грибную плантацию, на которой выросло СТОЛЬКО грибов, что я даже сперва заикаться начал, вот и заговорил словами из 21 века. И главное, что все грибы здесь как на подбор — огромные, мясистые, раза в два больше тех, что я Доброжиру притащил накануне. Ну и самое невероятное во всей это истории, пожалуй, то, что с поливом и вправду хитро получилось. Одна из моих плотин, с помощью которой я воду из болота вывел, за время моего отсутствия прорвалась и в результате водой залило мою саму собой получившуюся грядку.

— Ты про Доброжира тоже хорошо не думай. Доброжир падла еще та, редкостная и знатная, — говорю Мирославу, вываливая рядом с кучкой торфяных лепёшек свое непосильным трудом нажитое добро дреговическое. — Не забывай, что именно Доброжир мне в пользование болото отмерил. Хотел, чтобы я тут остался подыхать на самом деле. А оно вон как получилось, сам видишь… Но поверь мне, ничего хорошего от Доброжира я по прежнему не жду и то, что он мне с собой нагрузил — мнение мое о нем не поменяло. Все это добро он потом себе в стократ захочет вернуть, это уж поверь на слово.

— Ну как ничего хорошего, это ты уже загнул. А то, что Доброжир меня тебе в помощь снарядил — разве это плохо? Вот скажи, Дрочень? — вижу, что обижается близнец, ему кажется, что я его обесцениваю.

— Не плохо, конечно, — спешу его заверить. — То, что ты со мной пошел, я только рад и вообще обеими руками «за». Ты вещицы главное аккуратненько возле того дуба сгружай, а то мы заболтались.

— На землю прямо? — уточняет славянин, кивая себе под ноги.

— А что с ними станет?

— Лады, — Мирослав недолго думая бросает икряные лепешки на землю, вываливает, не утруждая себя тем, чтобы нагнуться.

— Ну не еду же бросай… — вздыхаю.

— Так сам сказал, что с ней станет? — удивляется близнец.

Сам распрямляется, разминает затекшие мышцы — ну как попробуй груз по лесу нести — и широко зевает.

— Дрочень, а Дрочень, — при зевке не закрывает рот рукой. — Честно сказать?

— Ну скажи, я если что только за честные разговоры, — я аккуратненько перекладываю лепешки из икры, все таки негоже вот так им на земле прямо лежать. Я конечно не против, если Мирослав привычен с земли есть, но мне в принципе прошлого раз с грибами хватило, когда я вместе с мякотью золу жевал, когда на зубах скрипело.

— Я что думаю, Дрочень, прав ты, наверное, что ничего хорошего от Доброжира ждать не стоит. Вот он меня тебе в помощнички снарядил вроде как. Так ведь теперь с земельки этой будет с тебя, как за нас двоих спрашивать…

— Будет и будет, — мне эта мысль тоже в голову приходила на самом деле еще накануне в селении, но когда ты уже должен возвращать все во сто крат, подобный «спрос за двоих» ничего особо не поменяет. Правда у меня на тот момент и возвращать нечего было, а тут целая грибная плантация теперь есть, с которой при желании можно развернуться.

— Только мне свою часть платить нечем будет… — как то совсем грустно добавляет Мирослав, берет одну из торфянных лепешек, долго в руках крутит и никак понять не может — зачем они мне понадобились и что я с ними делать собрался.

— Слушай, ну то, что нечем платить — это пока, — отвечаю. — Если ты будешь стоять руки в боки, то за правду нам нечем будет расплачиваться, — объясняю своему новому помощнику терпеливо. — Поэтому переводим дух и к делу. Уговор?

Блин, так если разобраться, я прям как староста, правда не селения, конечно, а болота, но вот свой помощник у меня теперь тоже есть, прям как у Доброжира.

— Слушай, а может ну его? Пока не поздно деру дать? Вон у нас теперь губов сколько, на год хватит! Можно при желании с собой утащить и перепродать… не?

— Губы сырые хочешь снова лопать? — приподнимаю бровь. — Насколько тебе этого урожая хватит?

Уверенность, с которой я говорю свои слова тут же передается Мирославу. По крайней мере он как ни в чем не бывало берет аппетитную лепешку из высушенной икры и начинает подщипывать с краев — не надкусывать, а именно подщипывать, отправляя маленькие сухие икринки себе в рот. Проголодался? Так только ели вроде. Или имеет дурацкую привычку — есть, когда нервничает? Последнее лучше бы исключить, потому как нервничать придется не мало, а что бывает если сушенной икры переесть — известно тоже. Не хотелось бы чтобы мой помощничек бегал в лес в первый же день.

Я кстати понимаю, что близнеца нужно чем-то занять, пока он у меня все запасы лепешек икорных не переел. Да и бездействовать тоже хватит. Поэтому распоряжаюсь сперва наперво натягать хвороста для костра с округи. Благо этого добра в лесу выше крыши. И теперь, когда у нас в наличие есть огниво, сложностей по части разведения огня тоже не будет и танцы с бубном можно оставить позади. Хотя я и понимаю, что огниво — это не зажигалка и помучиться с ним тоже придется. Вся надежда на то, что мой помощничек с огнивом лихо управляется.

Мирослав, заслышав мою просьбу о сборе хвороста для костра, тут же соглашается — после ночи, проеденной у дреговичей в селении и после калорийной похлебки (потому как уверен, что утренние корешки, которые нам на завтрак подавали не придали сил, хотя заразы вкусные были), близнец быстро восстановился и теперь выглядит таким же свежим, как только что сорванный с грядки огурец. Аж искриться весь и готов к делу. Физическая нагрузка ему только в радость, тем более, что его рана на голове, в отличие от моего ранения в боку, на поверку оказалась самой обыкновенной царапиной. По словам самого Мирослава — ему по балде сосновой веткой съездило, когда по лесу бежал, от князя и дружинников улепетывал. Моя рана, конечно, тоже заживает, но все же не так быстро, как хочется.

— Целину будем осваивать? — вворачивает он еще одно слово, даже словосочетание, которое услышал от меня не так давно. — Это ты тоже у хазар услышал? Про целину?

— Что-то типа того, — соглашаюсь. — Сейчас костерок разведем и губы будешь срывать, чтобы наш урожай не пропадал.

В итоге Мирослав отправляется по дрова, я провожаю его взглядом. Сам размышляю с чего начать и как добро дреговичей освоить по уму.

Как так получилось, что Доброжир со мной на болото Мирослава отрядил, на этом остановлюсь, пожалуй, подробнее. В этом, собственно, и заключалось предложение сельского головы, которое он озвучил мне на лобном месте с глазу на глаз, когда мужики деревенские кто куда разошлись. Доброжир поюлил немножко в свойственной ему манере ходить вокруг да около, а потом мне доступно и последовательно объяснил, что селяне дреговичи после судебного поединка разойтись по домам то разойдутся, и вроде как вопросов к Мирославу больше не будут иметь. Но вот незадача — идея о том, что пришлый близнец из нечистых или как-то с оными связан, крепко засядет у сельчан в голове и мирной жизни в селе близнецу не видать, как собственной задницы. Обо всем этом меня Доброжир честно предупредил, когда предложение свое взять с собой на болото Мирослава озвучивал, вернее меня к нему тактично подводил, начав издалека. Мол, так и сяк, в село то Доброжир близнеца Мирослава приглашает и разумеется от слов своих не отказывается, но без ответственности, что люди месные его хлебом и солью встретят. За такое, голова, якобы поручиться не сможет при всем Доброжира желании.

— Мало того, так ночью еще жечь пойдут, на костерок бросят бедолагу, эх не хотелось бы… — мне вспомнилось, как говоря эти слова Доброожир тяжело вздохнул, как будто ему есть до судьбы Мирослава хоть какое-то дело и он искренне за близнеца переживает. — Поэтому ему сперва освоиться в селе Мирославу надо бы, чтобы люди к нему попривыкли, чтобы он в глазах селян попримелькался, а потом уже и спокойно принимать пришлого начнут…

— И что ты предлагаешь? — спросил тогда я напрямую, хотя уже прекрасно понимал, куда голова разговор выводит. — Ты так скажи, чтобы понятно сразу стало.

— Ну-у… ты же у нас человек тоже новый и совсем недавно за селянина, и тоже не сразу освоился между прочим… — снова вздохнул голова полной грудью. — Слушай, так может он пока у тебя на земельке твоей погостит денек другой, пока люди не привыкнут? Пока не поймут, что нормальный он и никакого отношения к нечистой силе не имеет? А тебе заодно в деле твоем поможет. Раз ты так развернулся, то тебе наверняка помощничек на земельке пригодится?

На этом наш разговор кончился. Я, разумеется, сразу не ответил, взял время на подумать, потому как считал, что староста со своими «ночью жечь пойдут» явно преувеличивает. Вот увижусь сначала с Мирославом, спрошу как ему по душе и где он оставаться хочет, а там уже ответ свой Доброжиру дам. Негоже за спиной такие вещи решать. Мы с Доброжиром тоже не судьбовершители если что. Понятно, что близнец скорее всего согласится со мной идти, как только узнает весь расклад, но не передумает ли в итоге, когда всю правду узнает, что у меня на болоте… кхм… полная задница в анфас. Я то тогда всерьез полагал, что ничего хорошего нас тут по прежнему не ждет и честно об этом хотел Мирославу сообщить.

Кстати обратную сторону «опасений» хитрого Доброжира я тоже раскусил сразу — оставлять Мирослава в селение ему никак не с руки. Оставил — значит кормить еще один роток придется, а такой возможности у головы сейчас нет (откуда ей взяться, если он пару килограмм грибов на меня извел своими обхаживаниями). Тем более, что какой прок от Мирослава — это еще выяснить придется. И обкатать Мирослава на болоте виделось голове крайне удачным вариантом. Да и мне он вряд ли этим самым шибко насолить хотел — я же ему сам сказал, что у меня вроде как возможность принять помощничка имеется, поскольку дела в гору идут.

В итоге думать мне много не пришлось, как и особо спрашивать у Мирослава тоже. Доброжир в своих паранойях о нечистой силе, оказался не так уж далек от истины. Когда я вернулся в дом, где меня бабы поварихи похлебкой потчевали, то увидел, что близнец находится в нем совершенно один. Сам же себе похлебку грибную разогревает, в одиночестве же ест. Что до баб, то те едва завидев близнеца разбежались, как ветром их сдуло. Разумеется, что ни о каком божьем промысле они слышать не хотят — нечисть пришлый, и все тут, что ни говори и как обратное не доказывай. И ладно бабы, Мирослава даже мужики шарахаются, которые на лобном месте его невиновным признавали, если отбросить шелуху «божьего промысла». Снова шепчутся — леший, ведьма и еще хрен пойми что и хрен вообще пойми почему…

В общем ночевали мы в доме головы втроем — я, Мирослав, да Доброжир вместе с нами. Правда последнего я долго упрашивал остаться, чтобы ночью селяне не решили таки близнеца на костер отправить. А наутро, когда помощник старосты не заходя в дом известил, что наша долбленка с припасами готова, я решил, что возьму близнеца с собой на болото, а по пути уже все как есть расскажу. Понятно, что на болоте дела идут совсем не так, как Мирослав себе представляет, но и на костер его никто по новой не начнет затаскивать. Что из этого всего выйдет — посмотрим еще. Мне то лишние руки явно не помешают.

Кстати уже по пути на болото, когда мы отошли на почтительное расстояние от селения дреговичей, Мирослав наконец рассказал мне, что произошло с остальными славянами из Ладоги, о чем я близнеца длительное время расспрашивал, а он как воды в рот набрал. Как я и предполагал, история получилась так себе. Под Новгородом моим товарищам не дали далеко уйти. В первую же ночь, когда славяне развели костер и остановились на ночлег, их группу нагнали викинги, атаковавшие Новгород. Нагнали, напали и забрали всех в рабство скопом. Всех, кроме одного, разумеется — выяснилось, что Мирослав всю ночь от несварения мучился и нет-нет, а в лес бегал, подолгу и помногу справить нужду пытался. Вот так и получилось, что волей не волей, а свою семью близнец в прямо смысле этого слова «просрал» за оным занятием в лесу. Вернувшись — он обнаружил, что у костра никого. Только пламя в ночи горит.

Мирослав после этого бежал куда глаза глядят, а потом шел несколько дней тоже в неизвестном направлении — думал нагнать викингов и даже помышлял добровольно в рабство податься. Несчастный, убитый горем и совершенно сбитый с толку, он в итоге заблудился, так викингов и не встретив. И сам не заметил, как одичал настолько, что питался чем придется и грибы сырые есть начал тоже тогда — еще бы, все подряд в рот тянул. В результате он весь зарос, как Робинзон Крузо, износился и оказался в земле дреговичей, где его князь и дружинники схватили, правда сначала хорошенько по лесу за одичалым торговцем побегали.

Я, слушая его рассказ, для порядка поохал, повздыхал, как следует, чтобы показать свое сочувствие. Потом поддержал предположения Мирослава о том, что его семью еще удастся спасти, ведь возле костра, когда он из леса вернулся, не было тел убитых. Сам при этом прекрасно понимал, что близнец больше никогда не увидит свою большую семью, по крайней мере, в ее прежнем составе.

Потом чуть позже я тоже рассказал в ответ Мирославу свою короткую историю — он тоже и охал и вздыхал и даже расплакался искренне…

— Готово! Собрал, — Мирослав вываливает у выгоревшего костра кучу хвороста, прерывая мои размышления и воспоминания.

Близнец успел собрать внушительную охапку. Выходит, пока он в лесу шлялся, я уже минут пятнадцать, не меньше, стою возле дуба и предаюсь сладостным воспоминаниям. Блин… а еще на него гоню, что мы время теряем, пока он лепешку икорную лопает.

— Не знаю, что ты там выдумал, — продолжает близнец, отряхиваясь. — И знать даже не хочу, зачем тебе эти кучки навоза нужны, — кивает на мои лепешки торфа. — Но говори, что делать — сделаю сразу же. С губами ты меня прям серьезно впечатлил. Я весь в твоем распоряжении буду, потому как безусловно доверяю.

Ну что, я еще раз обвожу взглядом свое болотовладение. Пора начинать обустройство земельки, так сказать. Все что надо… вернее даже не так, все, что мог в условиях 9 века, я от головы получил в полном объеме. Посмотрим теперь, что из этого получится и, что самое главное, как я этим воспользоваться смогу.

— Собирай урожай.