Скандинав (СИ)

Глава 9

Бегу!

Нет, даже не так — улепетываю!

Несмотря на все «но» в виде ноющих и забившихся мышц, а также кровоточащей раны, я драпаю от полян, оставшихся на берегу так быстро, что едва поспеваю за собственными ногами, чувствуя себя тазманским дьяволом из Луни Тунс. Сердце колотится со скоростью тысяча ударов в минуту, пот льётся, заливая глаза — обзор ни к чертям. Но торчащие из земли коряги и всякие каменюги еще замечаю — не хватает зацепиться или споткнуться, вот умора то будет! Но нет, таких подарков своим преследователям я не дам, не просите даже.

Первый километр преодолеваю за считанные десятки секунд. Я готов биться об заклад с кем угодно, что окажись сейчас на стометровке где-нибудь на Олимпиаде, то попросту выставлю дураком самого Усейна Болта. А есть варианты? Скажи мужчине, что на кону его честь, достоинство или на худой конец репутация, и он побежит очень быстро, приложит все усилия, превзойдет себя. Но скажи ему же, что на кону его ЯЙЦА, и он сделает невозможное, превратившись в чертов реактивный самолет!

Мне кажется, что режим «реактивный самолет» позволил мне серьезно оторваться от полян на первых километрах с начала погони (а то, что погоня есть — я нисколечко не сомневаюсь). Однако тело имеет свои пределы и, несмотря на то, что у меня в новом мире неплохие физические кондиции, внутренний ресурс быстро иссяк — давало знать полученное повреждение. Рана вновь налилась тугой болью. Из сверхзвукового истребителя я сначала превратился в пассажирский Боинг, потом в локомотив, затем в старенький автомобиль… и далее по нисходящей. Где-то через десять минут я передвигался со скоростью навьюченного ишак, восходящего в гору, держась за рану ладонью и сипло дыша. С каждым последующим шагом боль усиливается, мышцы ног каменеют, застывают и одновременно становятся ватными и непослушными. Фора, изначально значительная, теперь стремительно сокращалась. Когда от первоначальных километров остались сначала три сотни метров, потом две, я обернулся на мгновение и увидел преследователей за своей спиной. Нагнали. Трое бегут, догоняют. А ускориться не могу…

Дистанция между нами стремительно сокращается и когда расстояние составляет сотню метров, я чувствую, что готов выплюнуть свои легкие и больше не могу сделать ни шагу. Похоже, все кончено. Я невольно замедляю шаг, так прохожу еще с десяток метров, а потом вовсе останавливаюсь и поворачиваюсь к преследователям. Зачем-то встаю в боевую стойку, хотя знаю, что против троицы вооруженных людей у меня нет шансов. Но если мне суждено принять смерть, лучше я приму ее в бою, чём в рабстве. Эта мысль бешено пульсирует в голове, я хватаюсь за нее, храбрюсь.

Внутри меня так и распирает — ведь до спасительной лесополосы остаются считанные десятки метров. Будь у меня чуть больше сил и вот они деревья, в которых мне бы удалось скрыться от преследователей. Однако собственное тело не предоставляет мне такой шанс, с этим мирюсь. Бежать дальше значит оставить последние силы и просто получить копье в спину. Выход — да, но злость моя сейчас рвётся наружу, перерастая в гнев, полыхая злостью и если уж умирать, то забирая с собой на тот свет одного из этих псов.

Преследователи стремительно сокращают расстояние. У всех красные, запыхавшиеся рожи после бега. Когда между нами остаются пару десятков метров, они тоже переходят на шаг и окружают меня в полукольцо. В их руках появляются те самые копья — видно ребята таки думали, что придется метать оружие в мою спину. А вот обломитесь. Пару минут спустя подбегает Шишак, которому все же крепко досталось от моего кулака и я не сдерживаю улыбку, что выбешивает толстяка.

— Добегался⁈

— Думал уйти?

Сыплются вопросы. Разумеется, я не собираюсь отвечать. Все понятно без слов. Шажок за шажком, расстояние между нами сокращается. В глазах Шишака читается звериная ярость. Одной рукой он сжимает нос, переломанный в хламину, из ноздрей все еще сочится кровь. Указательным пальцем второй руки тыкает в меня.

— Собака! Сука текущая! — пыхтит он, давясь от отдышки. — Давайте ка отрежем ему яйца прямо здесь!

Я стою в боевой стойке, только переступая с ноги на ногу, своим видом показывая, что не намерен сдаваться просто так. И уж точно не дам резать себя живым.

— Взять его! Чего встали⁈ — верещит Шишак. — Приведите его ко мне!

Кинжал, тот самый, что он уронил на берегу, теперь оказывается в его руках — видимо хватило мозгов подобрать. Как же, иначе мои яйца нечем резать будет. Меж тем, вояки идут вперёд, выставляя копья перед собой. У них есть приказ — взять меня живым. Я, прыгая в своей стойке, медленно пячусь. Ну давайте — кто первый подойдет, тот и получит в харю. Я за себя не ручаюсь!

— Быстрее! — гаркает Шишак, теряя терпение.

Толстяк заведен настолько, что аж подпрыгивает на месте. Он трет ладони друг от друга, предвкушая.

Его приказу резвее других подчиняется один из вояк, бросившийся на меня с шашкой на голо. До хруста сжимаю кулак, в харю бить, не думая, что копье подлиннее моей руки будет, как вдруг… Полянин шатается, ноги его превращаются в переваренные макаронины, он изображает нечто вроде лунной походки Майкла Джексона. Копье выпадает из рук, и он плашмя падает на землю — из глазницы торчит пущенная кем-то из-за моей спины стрела. Следом падает второй полянин, схватившись за горло и издавая булькающие нечленораздельные звуки — стрела торчит у него из горла. Причем навылет стрела не проходит — видимо попала в шейный позвонок. Сраженный стрелой в грудь падает третий. Этого не спасла никакая броня. Шишак в нерешительности застывает, оглядывается. Поляне попали в засаду. Стрелы, убившие трех из них, летели из леса. Оттуда же всего секунду спустя раздаются дикие, словно звериные вопли и улюлюканье. На поляну выскакивают вооруженные люди.

Их не меньше дюжины, в отличие он полян на нападающих нет брони. Все налегке, но от того они выглядят не менее «сурьезно».

Тактика незнакомцев решает исход сражения. Срабатывает эффект неожиданности — поляне не успели толком сгруппироваться, переключиться на нового врага, занять боевые позиции, как один за другим упали наземь, сраженные замертво. Незнакомцы знают свое дело — бьют прицельно так чтобы без шанса для полян. За исключением одного — обычно говорят, что везёт сильнейшим, но ничего подобного. Везёт тем, кто не подставляет свою жопу под неприятности. А еще везет пидорам. Сбежать удаётся неповоротливому пидору Шишаку. Он стоял чуть поодаль остальных соплеменников и разумно решил не ввязываться в драку, показав свой душок, когда перевес оказался не на его стороне. Под шумок он сначала пятится, шевеля своей жирной неповоротливой жопой. Потом разворачивается и даёт деру с такой прытью, будто нет в нем лишних пудов веса и не висят бока, которые даже просторной рубахой не скрыть. Шишака не догоняют, даже не стреляют, видимо, нет надобности. Я, конечно, другого мнения, слишком много натерпелся от этого человека, но сил на погоню нет от слова совсем. Да и предстоит понять, кто эти люди как снег свалившиеся на голову, что они хотят, и почему я не лежу мертвым среди тел полян, из которых тут устроили братскую могилу. Не то чтобы меня это не устраивает, но узнать все же стоит.

Заставляю себя разжать кулаки и повернутся к своим потенциальным спасителям, которые с нескрываемым любопытством рассматривают меня, видимо ещё не определившись, что делать. Убить то они меня всегда успеют, от понимания этой прописной истины становится не по себе.

— Спасибо… — выдавливаю из себя. — За то, что спасли, ребят.

На меня пялятся со всех сторон, копья однако не опускают. Но разговор заводит только один из моих спасателей. Здоровенный такой мужик, с рыжими бородой и усищами и каким-то пожеванным носом. Чуть приглядевшись, понимаю, что нос не пожеван, а отрублен и совершенно отвратительно зарос. Сомневаться в том, что передо мной опытный воин, побывавший во многих сражениях, не приходится.

— Раб? — небрежно бросает он, оценивающе. — Кто будешь?

Показывает жестом, чтобы другие опустили копья и те повинуются. Сам главный тоже опускает свое копье. Я сужу, что убивать меня никто не намерен. Ко мне пропадает интерес — незнакомцы начинают осматривать тела, решив поживиться с убитых и прихватить добра. До меня им больше нет дела — пусть главный разбирается.

— Я не раб, — вскидываю подбородок.

Конечно формально меня успели продать на рабском рынке, но статус раба признавать не собираюсь. Еще чего не хватает.

— А чего тогда гнались за тобой, раз взять у тебя нечего? Бегленький? — скользит глазами по рукам где у меня остались кровоподтёки от верёвок. — Сами что ли появились?

— Меня взяли в плен, — поясняю, подавив желание убрать руки за спину. — Яйца хотели отрезать и в гарем сдать. Вон тот жирненький, которому ты дал уйти — он хотел. А у него, между прочим, еще целая лодка с пленными на берегу осталась! Может велишь людей послать?

— В плен, говоришь, вон чего ты раненый… — протягивает воин, втыкая острие своего копья в землю и складывая руки на древке. Слова о том, чтобы пойти на берег и помочь людям, он пропускает мимо ушей. — Дрался хорошо, что тебе яйца резать собрались? — ухмыляется. — А кто такие будут, расскажи?

— Расскажу! Поляне это, а этот толстый — главный у них, Шишаком звать. Они нас в Полоцке у данов купили, а те разрушили Ладогу и Новгород, захватили Полоцк! — говорю нескладно, но как есть.

— Даны…

— Рюрик Ютландский со своими людьми города рушит, с моря пришел, а людей пленных в рабство полянам продает. Я из числа пленных, — отвожу глаз, чтобы не показывать слабость. — И там пленных на берегу — полный трюм!

— А… вон че, — как ни в чем не бывало реагирует спаситель, как будто теряет интерес. — Ну за пленных полянами ведь уплачено?

— Уплачено… — соглашаюсь.

— Ну а че ты хочешь тогда?

Замолкаю. Не хватает еще, чтобы воину пришло в голову меня Шишаку вернуть. Главный Чешет затылок, чешет долго, явно получая наслаждение. Видно, что он не знает водных процедур длительное время и будто коростой порос. Закончив, смотрит как ни в чем не бывало на свои ногти, заметно отросшие, под пластинами грязь. Жмёт плечами с явным безразличием.

— Вот нечего было данов и урманов гнать, оно и дураку ясно, что вернутся. Кто ж такой заработок захочет терять. У них как — не хочешь по-хорошему, будет по плохому.

Я внимательно слушаю, впитываю каждого сказанное воином слово. Рюрик бывал тут, значит? Хорошо. Это не противоречит истории и по летописи славяне прогнали варяг, чтобы некоторое время управляться самостоятельно. Недолго правда поуправлялись, затем славяне призвали варяг из-за морей снова. Похоже, что эти вновь призванные варяги не поделили кусок пирога с викингами, а викинги заквасились со славянами… Получилось, что получилось — петрушка полная. Но как всегда во главе угла денежный вопрос.

— А вы кто? — спрашиваю. Надо же понимать с кем имею дело.

— Тебя как колышет? — настороженно хмурится незнакомец. — Спасли и спасли, радуйся.

— Я то радуюсь, но как раз хочу узнать имена своих спасителей, кого благодарить то? — улыбаюсь.

— А… ты затем, считай что ты на земле дреговичей. Мы не платим никому дань и на нашей земле никто ходить без ведома тоже не будет, хоть хазарские, хоть какие.

Киваю внушительно — врубаюсь, чего не врубиться то. Значит, я попал в землю дреговичей. Вспоминаю, что известно об этом племени… да толком ничего, честно говоря. Но если старшак не врет (а оснований ездить по ушам у него я не наблюдая), сейчас дреговичи независимы, никому не платят дань и сами претендуют на кусок пирога. Че нет то — пирог дербанят все кому не лень, другой вопрос, что не на всех кусочков хватает, а кто лапу за вторым куском тянет, первый заполучив.

Смотрю на рожу воина, на которой нет и толики страха или сомнения. Интересно, храбрец, ты понимаешь, что судя по разворачивающимся событиям тебе с твоими архаровцами придётся ой как не сладко. Замес на Новгороде и Полоцке явно не остановится. И пусть сейчас дюжина дреговичей разбила отряд из трех полян, но ведь это лишь отряд евнуха жирдяя, а если сюда придут даны? Понимаю, что дреговичи не выглядят той силой, которая остановит натиск такого врага. И даны станут по другому диалог вести — их шайка из леса не запугает.

— Ну а я, че мне дальше… — хочу спросить о своей дальнейшей судьбе, но главарь опережает, перебивая меня.

— Можешь катиться на все четыре, ты нам не нужен. Своего рабского рынка у нас нет, с полянами мы в братаемся, а с Рюриком еще отношения не установили. Поэтому не продать тебя, никуда не взять, а отблагодарить тебе нас нечем. Свободен.

— Но… — вот не знаю зачем тулю свои возражения, но так то обидно, что я ни к селу, ни к городу пришелся.

— Что? На копье захотел? — снова перебивает, вытаскивая острие копья из земли и направляя оружие в мою сторону.

— Не, мне просто идти некуда, да и сдохну, что в лесу, что в поле, — честно признаюсь. — А так глядишь чем полезен окажусь? Вы мне, я вам, ну и все такое.

Я конечно слабо представлял чем могу быть полезен «лесному» отряду, но даже на Руси 9 века за спрос денег не берут… вроде как. Главный не успевает ответить, как его пихает локотком один из воинов, краем уха слушавший наш разговор. Его заинтересовали мои последние слова по поводу «глядишь чем полезен окажусь». Воин что-то шепчет на ухо главному, брызжа слюной (передних зубов у него нет). Тот кивает.

— Угу… — поворачивается ко мне. — Сил то у тебя хватит помочь? Я что-то сомневаюсь.

— А не надо сомневаться.

Снова смотрит.

— Ладно, бегленький, сам вызвался.

— Что делать то? — тотчас спрашиваю, я в своем положении за любой кипишь.

— Что-что, полян раздевай дубина, ты же хочешь у нас остаться, значит поможешь, а там я тебя к голове нашему подведу. Только сначала вещички полянские до села снеси. Уговор?

— Уговор. А вы кто будете? — неплохо знать с кем имею дело и я все-таки решил выпытать у главного эту инфу.

— Князь я, а это дружина моя, — отвечает воин.

Хочу спросить как его зовут, но не спрашиваю. Если не представился князь — значит так надо. В остальном — ясно-понятно.

— Будем знакомы, князь, — говорю и протягиваю руку.

Смотрит на меня тяжело, исподлобья, но руку жмет. Не пойму — то ли я такой наглой, то ли не положено мне по статусу с князьями рукопожатиями обмениваться. Но вообще пофиг. Пожимаю плечами, иду к первому, то есть ближайшему телу полянину, кстати тому самому, которому я планировал съездить по щам. Начинаю раздевать и складывать обмундирование павшего воина горкой. На мой взгляд много с полян не соберешь — один хлам. Но судя по тому, что остальные воины из дреговичей, раздевают павших чуть ли не до «трусов», понимаю, что в селение придется тащить нехилый такой груз. Как я управлюсь в своем нынешнем состоянии — хрен его знает, но других вариантов нет.

За работой размышляю о ситуации в которой оказался. Да, я не знаю этих людей, инфы по племени дреговичей толком нет. У меня в программе даже отдельного блока по ним не было, вроде как исследователей по дреговичам раз-два и обчелся. Поэтому лично мне известны лишь одни обрывочные сведения о племени, расфасованные по блокам других, более популярных племен славян. Но другого выхода у меня тоже не имеется. Решаю действовать из расчета враг моего врага — мой враг. Если дреговичи перебили полян, значит мы смотрим с ними в одну сторону, что уже внушает определенный оптимизм. Ну а дальше — как карта ляжет. Получится договориться со головой, чтобы остаться в поселение и набраться сил, восстановиться — я обеими руками «за». Дальше мне попросту идти некуда.