Скальпель Оккама (сборник)

Хуан Луис Эрреро ^(Куба) О, не гладь меня, венерианин!

И все из-за этой проклятой игры в кости! Семь против одного. А ставка — моя жизнь…

— До чего же я ненавижу их! — сказал я Роберто.

— Почему?

— Потому что из-за них мы торчим здесь.

— Не из-за них, а из-за правительства, которое нас сюда послало.

— Да ведь если бы их тут не оказалось, мы бы уже возвращались домой, понимаешь? Домой! А ну убери эту мерзость!

Ракк неохотно отвел от моего скафандра щупальце и больше уже не пытался до меня дотронуться.

— Они добрые — видишь, ведь он хотел тебя погладить.

— Они отвратительные безмозглые осьминоги, — сказал я, пропуская ток через поверхность моего скафандра, чтобы очистить его от любых следов, какие могли оставить на нем щупальца венерианина.

— Безмозглые? Ты, очевидно, хотел сказать безобидные, — возразил Роберто, — ведь разум у них есть, и, кроме того, они очень ласковые. Ты только подумай: вдруг они, почти неуязвимые для наших солнечных пистолетов, оказались бы агрессивными?

— Но полного заряда хватит, чтобы прихлопнуть любого из них.

— А потом? Да пока мы перезаряжали бы пистолет на этой планете, они просто разорвали б нас в клочья своими щупальцами!

— Ты все еще боишься их?

— Да нет, конечно. Хотя мы знаем об этих существах очень мало, но можем быть спокойны: они на нас не нападут. И все равно, Карлос, будь осторожен — если они настроятся против нас, нам конец.

— Еще чего! — ответил я, наблюдая, как Ракк, чтобы привлечь наше внимание, подскакивает на месте.

Ракк был такой же, как и все венериане, — омерзительный. Он таскался за мной хвостом, надеясь, что я найду для него дело. Помню, однажды заставил я его носить камни целые сутки. А он даже не устал. Охотно и с удовольствием выполнял любое мое поручение. Нет, неправ Роберто, утверждая, будто они разумные. Разве разумное существо стало бы, как эти, выполнять каждое свое обещание? Правда, они выучили с грехом пополам наш язык, подражая моему голосу и голосу Роберто. Черт побери! Ракк выбрал мой голос, и описать невозможно, до чего мой собственный голос раздражал меня, когда им говорила похожая на осьминога венерианская тварь.

Я уже давно дожидался корабля со сменой. Главное — потому, что нам должны были привезти нейтронное оружие: будет оно у нас — венерианам придется туго. Но корабля нет и нет. А Роберто все допытывался: почему, видите ли, мне так хочется получить смертоносное оружие, когда защищаться от этих существ нет никакой необходимости? Они, мол, внутренне не способны на нас напасть.

В тот вечер, как и всю неделю до этого, Ракк выполнял очередную бессмысленную работу: перетаскивал кварцевые глыбы общим весом килограммов в пятьсот оттуда, куда отнес их по моему приказанию накануне, в другое место. А я тем временем прикидывал, куда бы заставить его оттащить их завтра — чтобы было потруднее. Черт возьми, Ракк гладил ласково даже эти проклятые камни. Две недели таскал глыбы с места на место и в них влюбился! Ну, что поделаешь с этой проклятой тварью? Стряхнет с себя зеленую сернистую пену, она заменяет им пот, глянет так нежно своими круглыми синими глазами и пробует украдкой меня погладить! Мочи моей больше не было, я выхватил пистолет и навел на мерзкую круглую голову.

— Что ты делаешь? Ты с ума сошел! — заорал Роберто и оттолкнул дуло пистолета от головы Ракка.

— Дай стрельну хоть раз, хоть разочек в его свинячие мозги.

— Не смей! — крикнул Роберто и вырвал у меня пистолет: он был сильнее меня.

— Оставь меня, черт побери!

— Если ты тронешь этого венерианина, мы пропали.

— Хоть одного дай прихлопнуть — одного, вот этого самого!.. — умолял я, глядя, как Ракк игриво и весело скачет вокруг нас, не понимая, что происходит.

— Карлос, у тебя космическая неврастения!

— Ничего подобного, отдай пистолет, идиот!

— Не отдам, пока немного не раскосмичимся, — твердо сказал Роберто.

Прежде чем отправиться в купол раскосмичивания, я посмотрел на Ракка. Тот дружелюбно помахал мне на прощанье щупальцами… «Ну погоди, гнусная тварь, доберусь до тебя!» — подумал я и вошел в купол.

Мы отрегулировали давление и влажность воздуха и сняли скафандры. Сразу стало легче. Разговаривать с Роберто не было никакого желания. Минуту назад, не помешай он мне, я бы уже разделался с Ракком. Вечно он тычет мне в глаза своей властью и командует — сделай то, не делай этого! Унять мое бешенство могла теперь только установка, стоявшая посередине, под центром купола. Вот она наконец-то передо мной, двухместная сенсотронная установка. Правое кресло — мое. В нем я найду Хулию, Землю, природный, а не сжатый, как в наших скафандрах, кислород и радостную земную жизнь, исчезнут венериане, исчезнет даже Роберто с его проклятыми поучениями. Я молча направился к сенсотрону.

— Карлос, из-за тебя мы слишком часто пользуемся куполом. Это, конечно, приятно, но представь себе, что будет, если мы не получим скоро запчасти? Меня дрожь пробирает от одной мысли, что я могу заболеть космическим психозом. Помнишь, как до изобретения раскосмичивания Рикардо Каррири в один прекрасный день упекли в психиатричку — он все нахлобучивал себе на голову аквариум?

«Но я не Рикардо Каррири», — подумал я. Рикардо был из тех слабохарактерных парней, на ком здорово сказалось долгое пребывание в космосе. Космическим психозом назывались психические расстройства, вызванные ненормальными условиями, в которых жили первые космонавты. Что-то вроде военного психоза прошлых веков. С Рикардо Каррири я познакомился в военной школе. Жизнерадостный парень был, хотя малость нервный. Пробыл на Марсе два года, а потом так и не смог избавиться от некоторых привычек. Ненормальным он стал потому, что много времени провел в ненормальной обстановке, а купола раскосмичивания тогда не было. Но как хотите, нуждаться все время в космошлеме, чувствовать себя уверенно только в нем — это уж слишком. Конечно, в полете любой привыкает ухаживать за шлемом, без конца чистит его и полирует — ведь как-никак от него зависит твоя жизнь. Ну, и Каррири, вернувшись на Землю и уже не имея под рукой шлема, стал надевать на голову этот пресловутый аквариум. Врачи сказали, он себя чувствует примерно так, как чувствовали бы себя мы, если бы нам вдруг велели ходить по улице нагишом. Наше тело привыкло к удобной одежде из сильверона, привыкло к термической саморегуляции этого материала, и без него нам было бы ой как плохо.

Поэтому нам время от времени приходилось, пользуясь куполом, раскосмичиваться. Иначе говоря, мы шли на огромные энергетические затраты и создавали искусственно под куполом средней величины земные атмосферу и давление, переодевались в обычную земную одежду, и тогда… тогда, наконец, наступал час сенсотрона. Божественного, прекрасного, ни с чем не сравнимого устройства, вершины творческого гения человека!

Когда, снова облачась в скафандры, мы вышли из купола, Роберто спросил:

— Ну как, теперь полегче?

— Да, — сказал я, но это было вранье, так как, поообщавшись с живой Хулией (пусть только в моем воображении), я теперь испытывал еще большую ненависть к венерианам.

— Ты слишком часто пользуешься сенсотроном, смотри не привыкни — ты ведь уже не мальчик, — назидательно изрек Роберто.

Волшебный сенсотрон! Это сложное устройство, без которого немыслим никакой хороший купол раскосмичивания, позволяло мне до мельчайших подробностей воскрешать в моих ощущениях Хулию, ее кожу, запах волос, даже цвет белья, и чувствовать ее всю живую и настоящую. Не случайно сенсотрон одержал победу над моралистами в кампании, развязанной ими после его изобретения. Теперь сенсотрон по праву занял свое место на всех межпланетных станциях, и даже женщины-космонавты охотно им пользовались.

В тот день нам еще предстояло поработать. Как обычно, сели в вездеходы и поехали к ближайшей горной гряде, где проводили геологоразведку. Мы всегда брали в помощь себе двух венериан, только, конечно, ехали они не внутри вездеходов в наших тесных кабинах, а снаружи, присосавшись щупальцами к крыше. Сквозь стекло иллюминатора я хорошо видел щупальца Ракка.

— Карлос, следуй за мной, и хватит глупостей, — услышал я в наушниках голос Роберто.

Он знал: врезаюсь в самую чащу непроходимых колючих кустарников и стукаюсь о валуны я нарочно. Но что я ни делал, Ракк по-прежнему крепко держался за иллюминатор, и когда я посмотрел на него пристально, он оторвал одно щупальце от стекла и помахал мне.

Закончив работу, мы вернулись на нашу небольшую базу возле густого леса смертельно опасных для нас сульфолярий, среди которых беззаботно резвились наши венериане. Выйдя из вездехода, я увидел, как Ракк потрусил в лес к своим сородичам.

— Есть и золото, — сказал Роберто, выгружая мешочки с пробами минералов, потом посмотрел на лес, где скрылся Ракк. — Карлос, все было бы прекрасно, если бы ты перестал их ненавидеть. Они добрые, поверь мне! А ведь сегодня ты опять пытался разделаться с ним.

— Просто развлекался. Люблю смотреть, как он спрыгивает с крыши, когда я врезаюсь в колючки, а потом снова на ходу цепляется за кабину присосками.

— Еще с большим удовольствием ты увидел бы, как его раздирают в клочья шипы или острые края кварцевых глыб и он остается лежать на земле.

— Но ведь такого ни разу не случилось!

— Да, только не потому, что ты этого не хотел. Хоть венериане и безобидны, но очень ловки и умеют защищаться.

«В один прекрасный день не сумеют», — подумал я и включил связь с Землей.

Хорошенькая новость, нечего сказать: отложен на неопределенное время прилет нашей смены. Значит, запчасти мы тоже получим не скоро!

— Я же тебе говорил!

— А при чем тут я?

— Да из-за твоей венерофобии мы израсходовали почти всю энергию. Скоро даже наши вездеходы станут. С этой минуты сенсотрон для нас больше не существует!

— Только не это, Роберто!

— Я тебя предупреждал!

— Отними что угодно, только не сенсотрон, не… Хулию.

— Эту Хулию искусственно воссоздает в твоих ощущениях машина. Настоящая, живая Хулия на Земле, и ты ее еще не скоро увидишь.

— Ты ведь знаешь, мне ничего не надо, кроме Хулии. Не отнимай у меня сенсотрон.

— Это неизбежно. И виноват ты сам со своей ненавистью к венерианам.

— Сказано тебе, это не ненависть, это…

— Нет, ненависть.

— У меня нет оснований их ненавидеть.

— Нет, говоришь? Ладно, я объясню, откуда у тебя неприязнь к этим существам, хотя они совсем безобидны и бескорыстно нас любят. Тебя бесит их доброта — рядом с ней заметней переполнившая тебя злоба. А как ты ведешь себя по отношению в венерианам? Пусть они не похожи на нас, пускай кажутся тебе безобразными. Разве это дает тебе право их ненавидеть? Да ведь предел мечтаний венерианина — погладить тебя, больше ему ничего от тебя не надо. Думаешь, если ты человек, значит, само собою, лучше любого другого существа? Пойми ты: эти безмозглые, на твой взгляд, создания всегда и во всем готовы помочь нам. Вспомни, мы рабы этой планеты, а они здесь в своей стихии, они свободны. Именно это тебя бесит. Ты завидуешь даже тому, как свободно они разгуливают по лесу сульфолярий, а ты только с риском для жизни можешь войти туда. Короче, ты ненавидишь венериан за то, что они добрые, а ты — нет. И только поэтому ты всегда издевался над ними, поэтому растрачивал, злоупотребляя моим терпением, наш бесценный запас энергии. Учти, сенсотрона больше не будет, не будет Хулии. Остаток энергозапаса нужен нам обоим, а ты ведешь себя так, будто это твоя личная собственность.

— А нас и будет теперь на одного меньше, — сказал я, нажав на спуск моего солнечного пистолета.

Разряд парализовал нервные импульсы Роберто. Он рухнул на пол и через мгновение был уже мертв. Я остался на Венере один.

И вдруг я увидел: из дверного проема, припав к полу, на меня пристально смотрел Ракк. Я испугался: что, если этой твари взбредет в голову напасть на меня сейчас, пока не перезарядился мой пистолет? Но Ракк даже не шелохнулся. Отсчитывая секунды, я стал ждать, когда пистолет мой снова станет боеспособным, не спуская при этом глаз с могучих щупалец, способных без устали сутки подряд таскать с места на место полтонны венерианских кварцевых глыб.

— Как дела, Ракк? — спросил я, чтобы выиграть время.

— Хорошо, — ответил Ракк, и в голосе его, как всегда, звучали мои собственные металлические нотки.

— Что поделываешь?

— Думаю.

Ответ его мне совсем не понравился.

— Роберто спит, — сказал я, тыча пальцем в лежащее на полу тело.

— Да, спит, — ответил мне мой собственный голос.

«Ну, погоди, проклятая тварь!»— подумал я.

Любой ценой я должен победить его, взять над ним верх, уничтожить его. Но покуда я был еще безоружен. Пришлось сделать вид, будто я чиню счетную машинку и ничего не замечаю вокруг. Однако Ракк не уходил и по-прежнему пристально наблюдал за мной.

— А что делают твои приятели? — Я показал на резвившихся неподалеку венериан.

— Играют, — ответил моим голосом Ракк, казалось, ничуть не удивленный моей неожиданной разговорчивостью.

— А ты любишь играть?

— Конечно.

Вот он, выход! Я кинулся на поиски и наконец нашел старый стаканчик Роберто для игры в кости. Встряхнул его, пять кубиков из слоновой кости застучали о стенки, и я спросил у Ракка:

— Хочешь научиться земной игре?

— Хочу, — ответил он и замахал щупальцами.

— Тогда пошли, — сказал я.

Мы двинулись на поляну. План уже созрел у меня в голове. Сработает без осечки. Настал мой час, и он станет для Ракка последним. Ракк шел позади меня, и по дороге к нам присоединились еще несколько венериан — узнали небось от него, что их научат новой игре. Я улыбался, кости в стаканчике постукивали на ходу.

Я посмотрел на небо, как всегда затянутое тучами, родная планета не видна. Зрителей тем временем стало больше. Вот и прекрасно, мне нужны свидетели, что это — игра и все было по правилам.

Мы сели в круг. Я взял стаканчик. Объяснить Ракку правила было нетрудно.

— Там, на Земле, мы всегда играем на что-нибудь. Что у тебя есть? — спросил я наивного венерианина.

— У меня… ничего… У нас ничего нет. — В его голосе, то есть в моем голосе, звучало сожаление.

— Неужели у тебя ничего нет? Совсем-совсем ничего?

— Ничего. Все мое принадлежит и остальным.

Про себя я злорадно улыбнулся: ответ его я знал прежде, чем задал вопрос.

— Жаль, — сказал я ему, — раз у тебя ничего своего нет, мы не сможем играть.

Ракк опустил щупальца и стал покрываться капельками. Я уже знал: венериане плачут всей поверхностью тела. Его сородичи тоже принялись выражать сожаление. И тут я закинул удочку:

— Ракк, дорогой, сам видишь, мне очень хочется поиграть с тобой в земную игру, но, видно, не судьба. Хотя… Послушай, а будь у тебя что-нибудь, ты поставил бы это?

— Да, конечно.

Ракк оживился и даже протянул ко мне щупальце, но погладить не решился.

— Так вот, кое-что свое у тебя все же есть.

— Что? — спросил он.

— Твоя жизнь.

Я огляделся. Никакой реакции. Потом они оживились: хорошо, мол, у Ракка есть что поставить!

Начали игру. Моя жизнь против жизни Ракка. Я не сомневался, что выиграю, ведь у венерианина опыта никакого. Всем было страшно весело. Особенно мне: наконец-то я его укокошу!

Но Ракк оказался умнее, чем я думал. Я оглянуться не успел, как счет стал ничейным, восемь-восемь. А поскольку играли мы до десяти, тот, кто первый наберет еще два очка, выигрывает и получает право на жизнь другого. Я проклял свою поспешность: черт меня дернул выбрать именно эту игру, а не другую, где меньшую роль играет слепой случай! Хотя внутри скафандра была самая что ни на есть оптимальная температура, я весь взмок. Что ж, назад ходу нет. Встряхнул стаканчик, бросил кости.

И сразу мне выпало два заветных очка.

— Ты проиграл, Ракк, — сказал я, поднявшись, и вытащил пистолет.

Ракк сидел и смотрел на меня. Потом погладил мои ботинки. Его собратья особого беспокойства не обнаруживали. Я прицелился в ненавистную башку и выстрелил. Влепил в него весь заряд. Ракк замер, его большие глаза повлажнели, он вздрогнул и повалился назад. Все кончено. Он был мертв.

Я огляделся вокруг. Никто из венериан даже с места не сдвинулся. Ни малейшего осуждения в мой адрес. Роберто нет, проклятого Ракка тоже. Теперь — под купол, к Хулии! Отпразднуем с ней победу над этими ласковыми венерианами, будь они прокляты! Гибель командира, когда прилетит смена, я уж как-нибудь объясню. Конечно, нелегко будет убедить инспекторов, что такое ласковое, такое смирное и доброе создание, как Ракк, могло убить Роберто. Но кому, черт возьми, должны они поверить: мне или этим безмозглым тварям? А вообще-то эти венериане играют в кости здорово — ну и натерпелся я страху! Больше с ними играть не стану, тем более они уже видели, как надо группировать кости. Главное, я своего добился — хотел угробить Ракка и угробил. Теперь только жить да радоваться.

Я пошел к куполу, на ходу глянул на небо. Тучи, Земли по-прежнему не видно.

И вдруг позади мой голос:

— Карлос, Карлос!

Я оглянулся и вскрикнул. Глаза у меня полезли на лоб: бездыханный Ракк, которого я убил несколько минут назад, медленно поднимался.

— Ведь я убил тебя, убил!.. — закричал я.

— Да, — отозвался Ракк, — но ты разве не знаешь: у нас у всех по семи жизней? Наша нервная система может восстанавливаться шесть раз. На это уходит несколько минут. Прости, что заставил тебя ждать. Давай сыграем еще!

— Нет! Нет! — закричал я, дрожа от ужаса.

— Будем играть еще, прямо сейчас, — сказал Ракк, а вокруг уже радостно теснились могучие венериане.