Синдром отката

Дельта Миссисипи

Предполагалось, что Виллем присоединится к остальным в окрестностях Хьюстона. Для этого можно было свернуть прямиком на Десятую магистраль и проехать триста пятьдесят миль на запад. Но оказавшись так близко от Нового Орлеана, Виллем просто не мог туда не заглянуть. Его первый большой город. Не Чикаго – от Чикаго их семья жила слишком далеко, он был огромным, холодным и неприветливым. Зато на каникулах в Луизиане, где юный Виллем умирал от скуки, он быстро выяснил, какой транспорт ходит в Новый Орлеан, где располагается Французский квартал, и особенно – как найти во Французском квартале старинный и почтенный район ночных заведений. Первые опыты Виллема в этой сфере были довольно скромны – однако позже, знакомясь с ночной жизнью Амстердама, он уже чувствовал себя уверенно и ничего не опасался.

Позднее, уже взрослым, Виллем познакомился со многими здешними уроженцами. Очень разными людьми: теми, кого встречал на конференциях, где жители низин с тревогой обсуждали подъем уровня моря. Они удивятся, если личный помощник королевы Нидерландов явится к ним без предупреждения. Однако сейчас у него было идеальное алиби: навещал отца, решил заглянуть на обратном пути. Так что, выехав за ворота, он притормозил и отправил сообщение Хью Сент-Винсенту, исследователю из Университета Тулейн: мол, он сейчас здесь, просит прощения, что не предупредил заранее, хочет узнать, нет ли у них чего-нибудь новенького, на что стоит взглянуть. Хью, разумеется, поймет, что Виллем спрашивает не о новых кафе и не о том, где послушать джаз.

Затем Виллем направился в сторону Нового Орлеана. На магистраль съезжать не стал, предпочтя старую двухколейку. Вокруг расстилалась плоская равнина – плоская по американским меркам, не по нидерландским. Вдоль дороги – все как обычно в Америке: рестораны, магазины, стоянки, заправки, автомастерские пополам с лесом, подступающим к самому шоссе. На карте местность выглядела как губка – вода подступила к дороге практически вплотную: но, если этого не знать, земля вокруг казалась обычной, сухой, с буйной растительностью и множеством деревьев. Опытный глаз Виллема подметил, что дорожное полотно приподнято на пару футов над землей вокруг.

В нескольких милях от Нового Орлеана он свернул к водосбросу Бонне-Карре: выглядит довольно невзрачно, но для туриста, интересующегося изменениями климата, интереснее зрелища не найти. Все дороги, железные и автомобильные, сходятся здесь на перешейке толщиной в пять миль, отделяющем левый берег Миссисипи от озера Поншартрен. Наискосок через перешеек два водоема соединяет канал шириной в милю. Точнее сказать, может соединять, когда он открыт. Водосброс в этом месте сооружен еще сто лет назад. Это частокол из семи тысяч массивных брусьев, установленных вертикально в раме из стали и бетона, надежно встроенной в речной берег. С одной стороны от частокола течет Миссисипи; с другой находится то, что может сойти за сухую землю, – полоска болотистой почвы отсюда до озера, исполосованная водоотводами, испещренная озерцами и канавами, между которыми проходят приподнятые над уровнем земли дороги для поездов и автомобилей.

Совокупное давление воды Миссисипи на исполинский частокол должно быть огромным, но давление на каждый брус в отдельности – а каждый из них размером с железнодорожную шпалу – довольно скромно. Каждый брус можно поднять: тогда образуется щель, в которую хлынет вода. По верхней кромке бетонной рамы движутся по рельсам краны: поднимая и опуская брусья, они регулируют объем воды, сливаемой из реки в канал и затем в озеро Поншартрен, у которого имеется собственный выход в Мексиканский залив.

Сооружение построено после страшного наводнения 1927 года, которому посвящен знаменитый блюз «Когда рухнет плотина». Водосброс был задуман как предохранительный клапан: предполагалось, что открываться он будет лишь в редких случаях крайней нужды, когда проливные дожди в верховьях Миссисипи – иначе говоря, на всем ее протяжении от Скалистых гор до Аллегени – создадут угрозу, что река выйдет из берегов, прорвет плотины и затопит Новый Орлеан. Несколько раз за прошедшие девяносто лет водосброс использовался именно так. Но в 2019 году, из-за дождливой зимы, в первый раз пришлось продержать его открытым четыре месяца. В дальнейшем бывали годы и получше; но 2019-й задал новый тренд, и теперь водосброс чаще стоял частично открытым, чем закрытым.

Несмотря на огромные размеры водосброса Бонне-Карре, можно проехать прямо над ним и не заметить. Нет, разумеется, вы увидите, что едете по плотине и внизу вода. Но вокруг вообще много воды.

По объему воды Миссисипи равняется приблизительно семи Рейнам. А этот водосброс, когда он полностью открыт, отводит в озеро два с половиной Рейна.

Там, откуда прилетел Виллем, Рейн считается великой рекой. На ней одной держится треть экономики Нидерландов. В сущности, вся страна выстроена вокруг Рейна. А здешний народ спокойно гоняет на пикапах по водосбросу, временно отводящему в соседнее озеро два с половиной Рейна из семи! Один из тех безумных американских рекордов, что когда-то делали США в глазах мира всемогущей супердержавой, а теперь превращают в кита, выброшенного на песок.

Виллем съехал с шоссе на подъездную дорогу, ведущую к водосбросу, чтобы, остановившись, проверить мессенджер и полюбоваться кранами, что плавно скользят по рельсам, поднимая и опуская огромные брусья. Год выдался дождливый. И сейчас ураган, принесший с собой ливни и грозы, превратил Миссисипи в свирепо бурлящий поток, так что водосброс был полностью открыт. Несколько рабочих бросили на Виллема любопытные взгляды – но и только: в этой части света белый пикап служил отличной маскировкой.

Хью уехал в отпуск куда-то, где было посуше и попрохладнее, поэтому переадресовал Виллема к доктору Маргарет Паркер, коллеге с того же факультета в Тулейне, которая согласилась выпить с ним кофе. Десять лет назад они бы встретились прямо в кампусе; но в пандемию ее рабочее место сократили и потом так и не восстановили, так что работала она из дома. Решили посидеть во Французском квартале: для обоих самый удобный вариант. Маргарет знала одно симпатичное место на втором этаже, с открытой галереей и видом на реку.

Водосброс Бонне-Карре, оставшийся теперь в зеркале заднего вида, представлял собой одно из звеньев Стены, или HSDRSS (Hurricane and Storm Damage Risk Reduction System – Системы по снижению риска ущерба от штормов и ураганов): системы защитных укреплений, для глаз неспециалиста почти невидимых, оберегающих Новый Орлеан и его окрестности от наводнений. В его создании участвовали специалисты из разных стран, в том числе из Нидерландов: именно так Виллем познакомился с Хью и его здешними коллегами.

Перебравшись через Стену в районе Бонне-Карре, больше никаких укреплений он не увидел, хотя проехал уже миль двадцать в сторону центра города по дороге, которая ближе к центру получает название Тулейн-стрит. За окнами пикапа вообще ничего интересного не видно: стандартный американский пригородный пейзаж. Постепенно дома становились выше, магазины и заправки встречались все реже. Вот он и в кампусе Университета Тулейн: это уже центр. Проехав через кампус, оказался в той части Нового Орлеана, что вполне отвечает стандартным представлениям о центре большого города: отели-небоскребы, конференц-центр, стадион, казино, на реке – порт с прогулочными судами. Виллем постарался проехать через центр побыстрее, однако успел заметить множество палаток, фургонов и машин, на вид вполне обитаемых, а также обилие секьюрити у дверей и въездов на парковки.

Вот он и в старой части города. «Автопилот» подвез его к кварталу кафе и ресторанов, здесь вежливо предложил выйти и пройтись пешком. Виллем открыл дверь и шагнул на трехсотлетнюю булыжную мостовую. Пикап отъехал с максимально возможной скоростью, для этих мест составляющей немногим быстрее пешего шага. Дальше он припаркуется, если найдет свободное место, а если не найдет – будет наматывать круги вокруг квартала.

Маргарет прислала ему номер зарезервированного столика, так что едва Виллем поднялся на крыльцо, хостес распахнула перед ним дверь, подхватила со стойки меню и повела его по шаткой старинной лесенке и узкому коридору в открытую галерею наверху. Должно быть, когда это кафе только открыли, галерея выходила на Миссисипи. Виллем догадывался, что заведению больше двухсот лет – быть может, построено еще до Революции. В наше время вид из окна загромоздили другие здания, припортовые сооружения и конструктивные элементы Стены. Но и теперь, заняв место на приподнятой платформе под большим зонтом, Виллем видел, как вдали, блестя под ярким солнцем, медленно несет свои коричневые воды река. К добру или к худу, теперь он ощущал, чем пахнет Французский квартал в жаркий летний день после урагана. Ему потребовалась целая минута, чтобы осознать и переварить все это многоцветье запахов. Не что-то увиденное или услышанное, а именно ароматы вернули его в прошлое, когда он, шестнадцатилетний паренек, робко топтался на пороге бара и гадал, что произойдет, если он осмелится войти… Таким – погруженным в прошлое, с затуманенным взглядом и слезами на глазах – застала его Маргарет и не сразу решилась побеспокоить.

С полчаса они сидели на галерее и болтали. Ничего серьезного, просто отдых. Виллем рассказал свою «легенду»: приехал навестить отца, едва разминулся с ураганом, хочет посмотреть, как отражаются на Дельте изменения климата. Маргарет не стала ходить вокруг да около.

– У нас есть то, чего нет у вас, – заметила она: под «нами» здесь имелась в виду Дельта, под «вами» – Нидерланды. – Река, если ей не мешать, постоянно наносит землю. Выключить течение воды мы не можем, но можем направлять в разные стороны. Когда нужна земля, приходится привозить грунт и выкладывать там, где он нужен. За и против: вам приходится за это платить…

– Но новые земельные участки появляются именно там, где мы планировали, – вставил Виллем.

– А у нас это скорее, как… вам случалось видеть, что происходит, когда пожарный при тушении выпускает из рук работающий шланг?

– Не случалось, – признался Виллем, – но могу себе представить.

– Хаотическое поведение. Шланг швыряет туда-сюда, словно разъяренную змею. Выключить его не удается. Вот так же и Миссисипи между Новым Орлеаном и Заливом. Долгое время мы просто старались удерживать ее между плотинами. Плотины приходилось строить все выше и выше. Это вы сами увидите. Прорваться сквозь плотины река не могла, в результате несла с собой все больше ила, он скапливался на дне близ устья, и устье уходило все дальше в Залив. А уровень воды в Заливе тем временем поднимался – и море начало атаковать Дельту с флангов. Возникла огромная экосистема болот с соленой водой и целая индустрия вокруг нее: устрицы, креветки, морские рыбы. Но пришло время все это изменить. Так что мы создали два больших водосброса. Думаю, вы захотите на них взглянуть. А вот для вас подарок…

Одарив Виллема загадочной улыбкой, Маргарет залезла в свою сумку и достала оттуда блестящую скатанную ткань. Встряхнула, развернула – и глазам Виллема предстал ярко-зеленый светоотражающий жилет, какие носят дорожные рабочие.

– Не беспокойтесь, он был в химчистке. – Она бросила жилет Виллему через стол, и тот его поймал.

– А кто или что такое ERDD? – поинтересовался он, прочтя буквы поперек спины у этого одеяния.

– Ecological Restoration of Delta Distributaries – «Экологическое восстановление притоков дельты», – пояснила она. – Название краудфандингового проекта, в котором я некоторое время работала. Теперь он закрылся. Впрочем, неважно. К югу отсюда все равно никто не умеет читать. – (Это был сарказм.) – В таком жилете можете ходить куда угодно – все будут думать, что вы официальное лицо.

– И машина у меня подходящая, – заметил Виллем. – Типичный для этих мест белый пикап.

– О, на белом пикапе и в этом жилете вас пустят куда угодно!

– Спасибо вам.

– Всегда пожалуйста. Итак. Вам стоит посмотреть два новых отводных канала. Один начинается от левого берега, в Уиллс-Пойнт, милях в тридцати к югу отсюда, второй – от правого берега еще миль на пять дальше. В каналах течет пресная вода, несет с собой ил, оставляет его у входа в Залив – и так возвращает хотя бы часть земли, которую Залив пытается у нас отъесть. Вода, конечно, нечистая – вы же помните, откуда она. – Здесь Маргарет широким жестом указала на север, словно обводя рукой весь бассейн Миссисипи-Миссури-Огайо, вплоть до Канады. – И поскольку она пресная, она убивает экосистему, характерную для соленых болот. Когда ехали сюда, видели бездомных? Многие из них десять лет назад неплохо зарабатывали на устрицах.

Виллем взглянул на соседний квартал небоскребов, вокруг которого расползалось по земле бесформенное облако фургонов и палаток.

– Вы правы, – сказал он, – нам такой выбор делать не приходится. Конечно, с рыбными промыслами сейчас проблемы во всех странах. Но мы, строя береговые защитные сооружения, не отнимаем у людей источники дохода – наоборот, создаем новые рабочие места.

– В любом случае долго ли это может продолжаться? – спросила она. – Сколько можно громоздить плотину на плотину, прежде чем все рухнет?

И улыбнулась. Разумеется, Маргарет знала ответ: по этой дисциплине у нее была ученая степень. Улыбнулся и Виллем, показывая, что понял шутку.

– Сколько захотим, – ответил он. – Не само повышение уровня моря не дает нам спать по ночам. Это не так страшно – страшны бури. Какая-нибудь шальная волна ломает защитное сооружение или проделывает в нем дыру… океан рвется в пробоину быстрее, чем мы успеваем откачивать воду…

– Все как в пятьдесят третьем, – кивнула она. А потом спросила: – Что здесь смешного?

– Не далее как два часа назад о пятьдесят третьем рассказывал мне отец. Вы, он и я, возможно, единственные люди в Луизиане, знающие, о чем речь.

– Он был там и выжил?

– И с тех пор держит на чердаке топор.

– Как и все мы, – без улыбки ответила Маргарет.

Из Нового Орлеана Виллем поехал на юг. Срезал путь там, где Миссисипи делает длинную петлю в восточном направлении, и снова встретился с рекой несколько миль спустя. Если верить карте, дальше дорога шла бок о бок с руслом. Река и находилась всего в нескольких метрах, но Виллем ее не видел: вдоль размокшей грунтовой дороги шла земляная насыпь в два-три человеческих роста.

В одном месте ему встретилась башня нефтяного резервуара. Из-за изгиба шоссе казалось, что она выплывает навстречу, словно огромный корабль. С гордостью патриота Виллем вспомнил, что в Нидерландах такое – не всегда иллюзия: там порой каналы текут поверх дорог, по «мостам», представляющим собой бетонные трубы, заполненные водой, – и не редкость увидеть, как у тебя над головой проплывает корабль. И все же Виллем не удержался от стандартной реакции туриста. Съехал на обочину, вышел из машины (и немедленно об этом пожалел, увязнув в раскисшей грязи). Не дождевая вода, а воды Миссисипи сочились сквозь насыщенную влагой землю насыпи, повинуясь тому же гидростатическому давлению, что поднимало нефть на вершину башни высоко у него над головой.

Виллем вскарабкался на насыпь: здесь было посуше, хоть она и возвышалась сейчас над поверхностью реки не более чем на полметра. Отсюда видна была река во всю свою ширь – около километра. Впрочем, большую часть вида загораживал резервуар. В нем громко урчала жидкость, направляясь к невидимому снаружи очистительному комплексу.

И все это находилось в границах прибрежного города, словно прильнувшего к реке. Жилые дома редели, порой исчезали совсем, затем снова появлялись, но нигде местность не становилась совсем пустынной. Повсюду здесь жили люди – люди, которые сотню раз на дню видели башню, закрывающую небо, и ничего особенного в ней не замечали. Зато как, должно быть, изумил бы их иностранец, который остановился на обочине и залез на насыпь полюбоваться видом!

Он снова сел в машину, поехал дальше и через несколько минут добрался до отводного канала. Приречное шоссе перемахивало его по новенькому мосту. Вместо того чтобы ехать через мост, Виллем свернул на проселок, идущий параллельно каналу. Первые миль десять проселок петлял среди густых лесов, обходя встречные деревушки. Судя по ржавым дорожным знакам с пулевыми отверстиями, здесь давно уже никто не жил. Затем дорога изменилась – стала явно ухоженнее, через некоторое время земля сменилась гравием и появились знаки, возвещающие, что дальше проезд запрещен.

Канал – искусственная постройка, насчитывающая всего несколько лет, – представлял собой альтернативный маршрут к Заливу для вод Миссисипи. Направлялся он к тем районам Плакеминс-Пэриш, что на старых картах обозначались как суша, но в действительности давно ушли под воду и исчезли из картографических баз. Инженеры-гидрологи спроектировали канал так, чтобы в своем течении он захватывал как можно больше ила и нес до самого конца, а затем оставлял на отмелях, ранее всецело принадлежавших морю, теперь же омываемых пресной речной водой. В результате штат получал новую землю – ценой гибели всей морской флоры и фауны, обитавшей на этих отмелях. Стоила ли овчинка выделки? Виллем радовался, что не ему пришлось отвечать на этот вопрос.

Он припарковался на открытой гравийной площадке в конце дороги. И здесь его машина совсем не выделялась среди прочих – разве что здешние пикапы были постарше и выглядели более потрепанными, чем его арендованный. На краю парковки выстроился в ряд десяток автобусов. Судя по надписям на бортах, лет десять назад они использовались для туристических экскурсий по штату; теперь же в них перевозили рабочих, и об их состоянии никто особенно не заботился. Напротив – десяток передвижных туалетов. Пластмассовые столики под навесами, на каждом флакон санитайзера и рулон бумажных полотенец. Рабочий день, как видно, был в разгаре, так что Виллем почти никого здесь не встретил. Только за одним столиком собрались четверо водителей автобусов, парили вейпы и играли в домино. Да несколько официантов протирали столы, брызгая на них инсектицидом.

Маргарет все ему объяснила: куда ехать, на что смотреть, кем представляться. Виллем натянул светоотражающий жилет и шлем от геокостюма, опустил солнечный козырек и включил охлаждение на такую мощность, чтобы прохладный ветерок дул в лицо. Перебросил через плечо сумку с водой и зашагал в сторону неразличимого отсюда берега Мексиканского залива.

За парковкой дорога терялась. Ряды пикапов сменились фургонами, фургоны – глиссерами, а глиссеры – моторками. Деревья расступились и открыли вид на Залив. К этому времени Виллем был уже по колено в грязи; ботинки, купленные в «Уолмарте», погибли безвозвратно. Здесь и там, вдоль невидимой линии отлива, стояли на якоре баржи, груженые растениями: на одних – крохотные ростки, умещающиеся в руке, на других – целые деревья или как минимум молодые деревца. Рабочие по колено в воде, присев, сажали эти деревья. Виллем знал: экологи выбрали виды, способные отфильтровывать из потока ил и задерживать его своими корнями так, чтобы со временем он сформировал если не твердую землю, то хотя бы плотную грязь, которую однажды можно будет осушить. Грязь обернется землей, а деревья, пустившие в ней корни, станут стеной, защищающей новый берег от волн и штормов.

Час спустя, вернувшись на парковку, Виллем обнаружил, что его ждет чай, любезно предложенный представителем Китайской Народной Республики.

Пожалуй, он ждал чего-то подобного – только не знал, когда и где это произойдет. Китаец появился сегодня в арендованном трейлере, припаркованном рядом с его пикапом. Навес, прицепленный к фургону сбоку, создавал между двумя машинами тенистый уголок. Складной стол и два стула дополняли скудный интерьер. На одном стуле уже сидел, уткнувшись в планшет, неприметный с виду китайский чиновник средних лет; время от времени он поднимал планшет и что-то фотографировал. По случаю жары китаец решился снять пиджак и ослабить галстук, однако не расстегивал запонки и не закатывал рукава – он ведь все-таки на работе. Когда Виллем подошел ближе, китаец вежливо поднялся, поздоровался с ним на мандаринском диалекте и отвесил что-то вроде поклона – с эпидемиологической точки зрения такое приветствие куда безопаснее рукопожатия. Затем указал на свободный стул и жестом подозвал своих помощников, сидевших в трейлере. Судя по доносящемуся оттуда полифоническому гудению и урчанию, там имелся и переносной генератор, и кондиционер. Разумеется, у такого человека не может не быть помощников: нельзя же, боже упаси, чтобы его увидели за какой-нибудь ручной работой! Помощники приготовили чай и накрыли на стол, все в полном соответствии с этикетом, принятым в Китае с незапамятных времен и известным Виллему назубок.

– Бо, – представился китаец, затем продолжил по-английски: – Верите или нет, но это моя настоящая фамилия. Когда я в первый раз приехал на Запад, мне посоветовали подобрать себе какое-нибудь английское имя и им представляться. Ну, знаете: Том, Дик, Гарри… – Он выразительно пожал плечами, без слов показывая, как относится к затее сойти за европейца. – Я подумал: может, Боб? А потом приехал на Юг – а тут, оказывается, действительно есть имя Бо!

– B-E-A-U? – произнес по буквам Виллем. – Как пишется у каджунов?

– Думал и об этом. Но за пределами Луизианы это вызывало бы панику. На всем остальном Юге пишут просто «B-O».

– Диддли, – подумав, добавил Виллем.

– Шембехлер. Джексон[26]. В общем, Бо. А вы, я знаю, Виллем. Ваш отец – Энг Куок. А у вас есть китайское имя?

– Скорее нет. – Бел придумывала ему ласковые прозвища на фучжоу, но в нынешнем контексте они прозвучали бы совсем неуместно.

– Значит, Виллем.

Бо не стал подвергать сомнению интеллект собеседника, объясняя, как китайцы узнали, где его искать. Об этом Виллем и сам может подумать на досуге. Скорее всего, один из следующих вариантов – или какое-то их сочетание:

А) Запустили вирус в его PanScan, теоретически защищенный от взлома, но на практике славящийся дырами в системе безопасности.

Б) Следили за Беатрикс, а она кому-то проговорилась.

В) У Маргарет нашелся коллега или студент-китаец, узнавший, с кем она встречается…

…А может быть, и что-то куда более сложное, какое-нибудь прозрение искусственного интеллекта, недоступное человеческому разуму. Но суть ясна: китайские власти знают, что он в Луизиане, решили дать ему понять, что знают, а теперь хотят вежливо и аккуратно прощупать почву.

Хоть в адрес Виллема порой и высказывались такие подозрения, на самом деле он не был ни в коей мере «прокитайским», даже не испытывал ни малейшего китайского влияния. Однако китайцы решили вступить в контакт именно с ним. Должно быть, хотят напомнить, что готовы сотрудничать. Разумеется, об этом разговоре он составит подробный отчет, письменный и устный. Бо тоже это понимает. Можно было бы попросить у него визитку, выяснить официальную должность и «легенду», но Виллем не чувствовал в себе сил заниматься этой ерундой. Ясно, что парень работает на китайскую разведку, скорее всего, под прикрытием новоорлеанского консульства. Но на визитках о таком не пишут.

Нижнюю часть лица Бо скрывала маска из тончайшей голубой бумаги. Таким же скупым и точным движением, каким наливал себе чай, он снял маску с одного уха, оставив висеть на другом. Иначе было бы сложно пить. PanScan распознавал Бо как призрака, неясную тень. Его нейронные сети различали объект, имеющий вид и форму человека, но вся прочая информация оставалась недоступна.

Виллем со вздохом снял шлем. Повел плечами, сбрасывая жилет. Бо едва заметно мигнул кому-то из помощников – и тот поспешил на помощь, словно Виллем был герцогиней в холле оперного театра, с которой требовалось снять норковую шубу. Возникла из воздуха вешалка, и жилет повис на свежем ветерке, где он быстро просохнет. Бо наблюдал за этим с насмешливым любопытством. Когда все было готово, поднял свой планшет и сфотографировал жилет с буквами ERDD.

– Что это за надпись? – спросил он.

– Долго объяснять. Коротко: она ничего не значит.

– Американцы не слишком гостеприимны, но мы подумали, что стоит как минимум встретиться с вами и сказать «привет». – Все это он произнес на мандаринском, но слово «привет» – по-английски.

Виллем не сомневался, что в Техасе их встретят с королевским гостеприимством, но не видел нужды бросаться на защиту американцев.

– Вы очень добры, – заметил он. – Они здесь, на мой вкус, слишком уж увлекаются сладкими прохладительными напитками.

Бо закатил глаза и надул щеки, то ли притворяясь, что его вот-вот вырвет, то ли изображая толстяка, набравшего лишнюю сотню фунтов из-за пристрастия к газировке.

– Но, разумеется, это не помогает победить жару, – закончил Виллем, произнеся последние два слова по-английски, и поднес чашку к губам.

Из трейлера, словно кейстоунские копы[27], появлялись все новые и новые китайцы. Бо взял с колен старинный веер, раскрыл со щелчком и начал им обмахиваться. Один из его команды присел и направил в сторону Виллема маленький электровентилятор. У всех помощников были в руках предметы, напоминающие дешевые пластмассовые подделки под ракетки для сквоша. Вскоре выяснилось, что это ручные электромухобойки. Вначале помощники окружили чаепитие по периметру; однако насекомые проникали сквозь щели в этой защитной стене, и китайцы, изменив тактику, принялись гоняться за ними, взмахивая своим оружием с грацией, напоминающей инструкторов по тай-чи с «Ютуба», со щелчками поражая мошкару электрическими зарядами – и притворяясь при этом, что ни слова из разговора не слышат. Все эти вентиляторы, электромухобойки, удлинители, скрывающиеся во чреве трейлера, и прочее, как подозревал Виллем, были закуплены в «Уолмарте» всего лишь пару часов назад. Порой ноздрей Виллема достигал запах какой-нибудь поджаренной мухи – словно от паленых волос; ничего, случалось и не такое нюхать.

Бо явно не спешил переходить к делу. Он задумчиво следил взглядом за троицей рабочих, зашедших на парковку, чтобы посетить переносной туалет и выкурить по сигарете.

– Сто лет назад они были бы чернокожими. Пятьдесят лет назад – вьетнамцами. Двадцать лет назад – мексиканцами, – заметил он.

Нынешние рабочие были белыми.

– Что ж, может, хоть это их научит уважать труд. А то, что они здесь делают, очень напоминает посадку риса, не правда ли?

Он имел в виду древний способ земледелия, распространенный по всей Восточной Азии, когда рис высаживают весной на заболоченных полях. В каждом языке, в каждом диалекте для этого процесса есть свое слово. И сейчас Бо использовал слово не из мандаринского. Судя по его речи и виду, Бо был типичным северным ханьцем и на мандаринском говорил с рождения; но сейчас – едва ли случайно – он перешел на диалект фучжоу, родной для китайской половины семьи Виллема.

– Верно, – согласился Виллем, – очень похоже. С той разницей, конечно, что здесь выращивают не пищу, а новую землю.

– Это должно быть очень любопытно и для вас, и для особы, на которую вы работаете, – сделал подачу Бо. – Кому же знать все о таких вещах, как не нидерландцам!

Фраза, явно направленная на то, чтобы Виллем «раскололся» насчет королевы. Китайцы знают, что она в Техасе? Или только подозревают? Или не знают ничего?

– Мне кажется, вы не отдаете должного собственной стране, – любезно возразил Виллем. – Сегодня чуть раньше я ехал вдоль реки, с обеих сторон огороженной насыпями выше дороги. Это напомнило мне реку Желтую: как вы знаете, именно так она выглядела задолго до того, как нидерландский народ начал возводить свои скромные плотины.

Бо кивнул.

– Это и способ борьбы с наводнениями, и оружие. – Он употребил китайское выражение, буквально означающее «вода вместо солдат».

Виллем принял подачу.

– Быть может, вам интересно будет узнать, что и голландцы использовали воду как оружие. Вильгельм Молчаливый, принц Оранский, – да, предок особы, которой я имею честь служить, – в 1574 году открыл шлюзы, чтобы остановить наступающую испанскую армию. Прием оказался успешным. Теперь ту победу каждый год отмечают в Лейдене.

– На вашей второй, приемной родине, – без особой нужды добавил Бо. – Так вы изучаете историю? Тогда, должно быть, знаете, что прорыв плотин на реке Желтой считался страшной катастрофой. Когда такое случалось, народ верил, что император утратил Мандат неба.

Бо проговорил это с легкой улыбкой, и Виллем усмехнулся в ответ.

– Если вы хотите провести какие-то аналогии с особой, на которую я работаю, то вам стоит помнить, что свой мандат она получила от народа. А в «небо» никто в Нидерландах больше не верит.

– В Амстердаме? В Гааге? Может, и так, – парировал Бо. – Но разве вам не случалось ездить на восток?

– Вы имеете в виду восток Нидерландов?

– Да.

– Это же в двадцати минутах езды от названных вами городов!

– Верно. Но иногда двадцати минут достаточно, чтобы переместиться в иную эпоху. – Бо неторопливо отхлебнул чай. – Сельские жители в… как называется этот район? Брабант?

– Да, Северный Брабант.

– Мне рассказывали, там и по сей день живут очень религиозные люди. Консервативные. Даже реакционно настроенные.

Такой поворот беседы Виллему не нравился, но спорить было невозможно. В конце концов, сам он всего несколько часов назад не где-нибудь, а в доме своего отца любовался «реликвиями», воплощающими в себе именно то, о чем говорит Бо.

– По моему опыту, люди во всем мире рассуждают примерно одинаково, – заметил Виллем. – Когда случается катастрофа, во всем винят власть. «Мандат неба» или нет, но нужно сменить власть, и все наладится!

– Западные историки, – сказал Бо, – об этом китайском феномене пишут в снисходительном тоне, поскольку полагают, что Запад…

– Давно оставил позади всю эту суеверную чепуху. Знаю.

– А вам не кажется, что такая склонность к самообману делает западных лидеров уязвимыми?

Виллем пожал плечами.

– Вы подняли интересный философский вопрос, из тех, над какими любопытно поразмыслить в свободное время. Но мои рабочие задачи очень просты: напоминать конституционному монарху, лишенному всякой реальной власти, вовремя подписывать поздравительные открытки для школьников и следить, чтобы на званом ужине не перепутали таблички с именами гостей.

Бо отвел взгляд и промолчал – быть может, считал, что на такие глупости не стоит и отвечать.

Что ж, ничего другого он не услышит. Китайцы то ли слишком прямолинейны, чтобы понять концепцию конституционной монархии – и видят в ней непрочное прикрытие реального положения дел, – то ли несоизмеримо более проницательны и видят то, чего не замечают склонные к самодовольству и самообману европейцы. Так или иначе, их взгляды на этот вопрос куда тверже, чем у самого Виллема. Он-то предпочитал утешаться гипотезой, что королева Фредерика хотя бы в исключительном случае способна проявить серьезную авторитарную власть… но эта мысль слишком явно расходилась с Конституцией – с Грондветом, которому он присягнул на верность.

– Выходит, вы… как это по-английски… работаете не в полную силу! Человек вашего опыта, вашей эрудиции – и расставляет таблички на званых ужинах? Серьезно?

Звучало это как зачин предложения о новой работе, а такое предложение могло повести лишь в самом катастрофическом направлении, так что Виллем поспешил ответить:

– Своей ролью я абсолютно доволен.

– Значит, у вас должны быть и другие обязанности, сложнее и интереснее! – воскликнул Бо с таким выражением, словно эта новая увлекательная мысль только что пришла ему в голову. – Конечно, это все объясняет. Зачем бы еще вам находиться здесь, зачем осматривать окрестности?

– По очевидной причине. Меня интересует глобальное потепление.

– Да-да, – покладисто согласился Бо, – на этой части Америки глобальное потепление сказывается очень серьезно. И на Луизиане, и на Техасе… – Он не сводил с Виллема внимательного взгляда. – Совершенно очевидна, например, связь этой темы с Хьюстоном. Но вот Уэйко… нет, здесь я связи не вижу.

– Слышал об этом месте, – вставил Виллем.

– Да вы арендовали там пикап! – Бо кивнул в сторону этой крупной и неопровержимой улики. – «Додж-рам» с номерным знаком ZGL-4737. – И, подняв планшет, сфотографировал номер.

– Какой прекрасный у вас чай! Завариваете при восьмидесяти градусах по Цельсию, если я не ошибаюсь.

– Это единственный достойный способ, – подтвердил Бо и сделал еще глоток. – А как вы полагаете, почему на это техасское мероприятие не пригласили нас?

– «Нас» – вы имеете в виду Китай?

– Да.

– По-вашему, я читаю мысли Т. Р. Мак-Хулигана?

– Как секретарь королевы, мне казалось, вы должны обладать какими-то сверхспособностями в этой сфере.

– Наверняка вы когда-то были подростком.

– Разумеется.

– Допустим, вы не пригласили девушку на свидание. Что она могла подумать?

– Что она мне не нравится? – пожал плечами Бо.

– Или что вы не знаете, примет ли она приглашение. И если пригласите, а она вас отвергнет – потеряете лицо.

– Выходит, если Китай хочет, чтобы в будущем его приглашали, ему нужно пококетничать с Т. Р. Мак-Хулиганом? Подбодрить его?

– Это просто абстрактные догадки о его возможных мотивах. Я ведь с ним даже никогда не встречался.

– А может быть, он заранее знает, что мы отклоним приглашение?

– Может быть.

– Отклоним, потому что его план навредит Китаю, и он это понимает – поэтому и не видит смысла нас приглашать?

– Понятия не имею, считает ли Т. Р. Мак-Хулиган своим врагом Китай и считаете ли вы его врагом Китая, и меня это не интересует. Даже если бы я имел привычку снабжать ваше правительство разведданными – в этом случае мне просто нечего вам предложить.

– Хорошо сказано. Понимаю, за что вас ценит ваша королева. Возможно, она тоже… работает не в полную силу.

– Ей есть чем заняться.

– Что ж, уверен, следующие несколько дней станут для вас чрезвычайно увлекательными. Завидую вам – и постараюсь не дуться, как тот отвергнутый подросток, о котором вы говорили.

– Уверен, Китай переживет этот удар.

– Не сомневаюсь, – ответил Бо.

Чем ближе к концу разговора, тем чаще в кармане у Виллема вздрагивал мобильник. Звуком или вибрацией в его телефоне отмечались сообщения особой важности – всего от нескольких человек на всем белом свете.

Избавившись наконец от китайцев, натянув жилет с надписью ERDD, опустошив набрякший от чая мочевой пузырь в душном, воняющем технической отдушкой мобильном туалете, сев за руль и включив кондиционер, он достал телефон и обнаружил целую серию нетерпеливых сообщений от королевы.

Порт-Сульфур Виллем обнаружил при помощи навигационного экрана на приборной доске. Город на основном течении Миссисипи, милях в тридцати к югу.

Полчаса спустя Виллем был на месте. Несколько разочарованный – поскольку не увидел вокруг никаких признаков серы. Строго говоря, здесь не было почти ничего, даже обычных портовых сооружений: только пожарная станция да пара магазинчиков у основания плотины. Лишь ярдах в двухстах от них виднелся небольшой холмик, различимый лишь глазами нидерландца – должно быть, все, что осталось от колпака с сернистым ангидридом из тех времен, когда здесь велась добыча.

Единственным человеком на виду оказался тот самый, кого требовалось отвезти в Техас, – Жюль Фонтейн. Сидел на середине плотины, на куче сумок и брезентовых мешков, составляющих важную часть жизни ныряльщика. Когда белый пикап подъехал ближе, Жюль почтительно поднялся на ноги. Банки из-под пива, обертки из «Сабвея» и пакеты от чипсов свидетельствовали о том, что в силу молодости, хороших генов и активного образа жизни Жюль способен поглощать столько калорий, сколько захочет, без малейшего ущерба для ослепительной мускулистой фигуры, упакованной в яркую «вареную» безрукавку и чертовски сексуальные шорты. Геем парень явно не был и даже не подозревал, как он привлекателен для геев, – для молодых людей это обычное дело. Виллем уже знал, что Жюль прежде служил во флоте. Уволился довольно давно, судя по золотистым кудрям, отпущенным до плеч. В кудрях играло солнце, украшая их бликами, за которые в любом амстердамском салоне пришлось бы заплатить не меньше пятисот евро. PanScan предсказуемо определил в Жюле самого здорового человека на земле.

Покидав свой багаж в кузов пикапа, Жюль предложил купить Виллему что-нибудь в дорогу. Возьму все, что захотите, сказал он. Виллем не хотел обижать его отказом, так что позволил угостить себя джерки[29]. Безопасный выбор: джерки нелегко испортить, к тому же именно такие лакомства, на взгляд Жюля, должны предпочитать старые развалины вроде него.

После того как парень сбегал за джерки и уселся рядом с водителем – на сиденье, которое в этих краях именуется «местом смертника», – Виллем сказал:

– Вот что, Жюль: я, как и вы, спешу в Хьюстон – но, если не возражаете, мне хотелось бы несколько минут покататься по городу и осмотреться.

Жюль явно удивился, но вежливо ответил:

– Сэр, да это и минуты не займет!

– Знаю. Просто хочу удовлетворить свое любопытство.

– Да пожалуйста! – с широкой улыбкой ответил Жюль. – Ваша машина – ваши правила!

Виллем немного отъехал от реки и сделал круг по местам, где в прошлом шла добыча серы. Теперь здесь была пустошь, заросшая кустарником, с уже почти неразличимыми следами дорог. На южной стороне пустоши виднелся заброшенный дом, даже скорее хижина, обшитая некрашеной фанерой, почерневшей от времени и плесени. Над входной дверью – вывеска, написанная от руки на металлическом листе, теперь уже совершенно проржавевшем. Виллем едва различил слова: «…АЗОС МАЙН…». Последний след компании «Бразос Майнинг» в Порт-Сульфуре. Вспомнив интерес королевы к этому названию, он подошел ближе и сфотографировал вывеску.

– Ладно, Жюль, теперь поехали! – объявил Виллем и, развернув пикап, направился по прибрежной дороге назад в сторону «Большого Кайфа»[30].

Жюль открыл банку энергетического напитка, откинулся на сиденье и принялся потчевать Виллема историей о том, как его выбросило на берег в Порт-Сульфуре. Виллем слушал моряка вполуха, одновременно прикидывая, где и как будет встречаться с остальным караваном, так что кое-какие детали упустил. Разумеется, в истории участвовала девушка, которая его бросила. Машина, на которую внезапно предъявил претензии ее хозяин. Работа на нефтяной вышке, из которой ничего не вышло. Но, может, все бы еще наладилось, если бы не последний удар судьбы – ураган.

– Что вам известно о производстве серы? – поинтересовался Виллем, прервав этот поток сознания примерно через полчаса, когда печальная повесть Жюля вышла далеко за границы кантри-баллады и грозила превратиться в целый альбом.

– Да в Порт-Сульфуре давным-давно нет серы!

– Знаю, – терпеливо ответил Виллем. – Потому и спрашиваю.

– Ну, раньше тут был рудник. Серу выкапывали из земли. Замораживали. И продавали в виде таких, ну, знаете, как бы здоровенных кубиков льда.

– Вы сказали, замораживали?

– А она плавится при очень низкой температуре. Ее можно дома в печке расплавить. Почти как воск. Так что ее разливали в такие большие, знаете, вроде формочек для льда, ждали, когда застынет, сгружали у воды, потом грузили на корабли, ну и отправляли… черт его знает куда. Туда, где нужна сера.

– И почему это прекратилось? Истощилось месторождение?

– Просто в наше время дешевле добывать серу из сырой нефти.

– Значит, теперь ее вырабатывают как побочный продукт на всех этих нефтеочистителях?

– Раньше так было, – подтвердил Жюль. – А потом в игру вступила Альберта и здесь вообще все прикрыли.

– Потому что в нефти из Альберты больше серы?

– Полным-полно! – ответил Жюль. – Ну, так говорят. Сам я не видел. В Альберте, сами понимаете, ныряльщику делать нечего.

Виллем кивнул.

– Значит, теперь Порт-Сульфуру необходимо заняться диверсификацией своей экономики.

– А вы на «Шелл» работаете? – спросил Жюль. И, чувствуя необходимость объяснить свое любопытство, пояснил: – Ребята сказали, вы из Голландии.

– Из Нидерландов, – поправил его Виллем. – Да, можно сказать, что с «Ройял Датч Шелл» у меня профессиональные связи.

– Эйчар? Или связи с общественностью? – уточнил Жюль.

Виллем понимал, что его смущает. Жюль пытается понять, что за человек его попутчик. Не обязательно из любопытства: просто им предстоит полдня провести вместе в кабине, и он, естественно, ищет общие темы для разговора. Единственная известная Жюлю причина, по которой в этой части света может оказаться нидерландец, – работа на «Шелл». Однако Виллем не знает самых основных фактов о сере – например, о том, что ее добывают в виде побочного продукта из сырой нефти. Должно быть, предположил Жюль, в «Шелл» он занимает должность, очень далекую от «земли».

– На самом деле я не работаю на «Шелл», – объяснил Виллем. – Определенная связь есть, но косвенная. Скажем так: я занимаюсь логистикой. Группа путешественников, за которую я отвечаю, из-за урагана застряла в Уэйко. И ваши друзья любезно согласились нам помочь.

– А, так вы туристы! Ну, тогда скучать вам не придется!

– Что вы имеете в виду?

– Хьюстон – чертовски интересный город!

– Это верно. В Хьюстоне не соскучишься.