Книга вторая
Синдром Колдуньи
Оглавление
Вместо пролога
Часть III . Надежда
Глава первая. Стороны одной медали
Глава вторая. Прогулки по крышам
Глава третья. Ни рыба ни мясо
Глава четвертая. Знакомые незнакомцы
Глава пятая. Девочка, которой нет
Глава шестая. Секретарь и его сообщница
Глава седьмая. Операция «М», или ловушка для злодея
Глава восьмая. Fides facit fidem
Глава девятая. Аппендицит и мировое господство
Глава десятая. Королева Марго
Глава одиннадцатая. Сюрпризы на день рождения
Глава двенадцатая. Контрасты
Глава тринадцатая. «Гора имени Гайдарева»
Глава четырнадцатая. Призраки прошлого
Глава пятнадцатая. Крылья для двоих
Глава шестнадцатая. Обрученные
Глава семнадцатая. «Надо, Федя, надо…»
Час утренний - делам, любви - вечерний,
раздумьям - осень, бодрости - зима...
Весь мир устроен из ограничений,
чтобы от счастья не сойти с ума.
Б. Окуджава
Вместо пролога
- Ну и как прикажешь тебя называть? – спросила я задумчиво.
Вопрос, на самом деле, интересный. Ему-то легко: Вера – она и в Каракумах Вера, куда уж короче? Когда я родилась, мама хотела назвать дочь Вероникой, а папа – Варварой или Любовью. Компромисса достигли на Вере. И хорошо!
- Ну, так как?
Воропаев снимал кожуру с апельсина и с ответом не торопился. Профессионально снимал, не пачкаясь и не брызгаясь, я даже залюбовалась.
- Как нравится, - наконец, предложил он, отдавая мне очищенный цитрус. – Вариантов масса.
- Мне нравится всё, - робко улыбнулась я и принялась за расчленение апельсина. – Ай!
Бывший когда-то рыжим плод метко стрельнул в глаз.
- Держи, - обидчик сам собой распался на дольки. – Витамин С.
Когда они уже закончатся, вещества эти?! Артемий кормил меня по определенной системе: сначала белки, потом жиры, за ними – углеводы с кислотами, а последними – эти самые витамины. Сначала А, затем В…
- Лопну ведь, - предупредила я и кинула в рот первую дольку.
- Заклеим. Питаться надо нормально, чтобы потом не страдать. Это даже не суточная норма, так, четвертинка. Давай-давай, не отлынивай!
- Ну не могу я больше, Ар... Вот опять!
- Да-а, - протянул он, конфискуя у меня половину цитруса, - вопрос, как говорится, ребром. Какие будут предложения?
- Артемий Петрович? – коварно предложила я.
- Прибью веником!
- Просто Артемий?
- Уже лучше, но всё равно слишком… ммм… официально.
- Артем?
- Лучше не надо.
- Тёма?
На этом я зависла. То ли недоставало фантазии, то ли просто не хотелось коверкать его имя. За идеями полезла в Интернет, уж там-то с фантазией всё в порядке…
Не ошиблась. Когда на Воропаева хлынули варианты типа Артоша, Артюня, Артёмчик и (барабанная дробь) Артэмино, он выдрал из моих рук телефон, вынул аккумулятор и спрятал под подушку. Да-да, Интернет – вселенское зло.
- Тёма, - мрачно заключил Артемий Петрович. – Пускай лучше будет Тёма.
Часть I II . Надежда
Глава первая
Стороны одной медали
- Почему все люди не могут просто быть счастливы, Рудольф? — шепчет она.
- Этого я не знаю. Может быть, потому, что тогда Господу Богу было бы скучно.
Эрих Мария Ремарк.
Доктор Наумова с постным лицом заглянула в мою палату.
- Вера, к вам тут посетители, - сообщила она. - Впускать?
- Конечно, Лизавета Григорьевна, - обрадовалась я, пряча книгу под подушку. Саморазвлечение порядком наскучило, хотелось общаться, но доктор Лиза настаивала на «полном покое». Как по мне, от подобного «покоя» до «упокоения» один шаг.
- Только недолго, - сказала Наумова и посторонилась.
В узкие двери палаты протиснулись Толян, Славка, Жанна, Сева, Оксана и Натка с Кириллом. Сразу стало тесно, «одиночка» не рассчитана на такое количество людей.
- Чур, вести себя прилично, - предупредила мой лечащий врач. - Вам и так послабление: больше шести человек не положено. Я бы не пустила, Вер, но они рвались.
- Большое спасибо, Елизавета Григорьевна! - хором ответили мы.
- Что с вами делать? – устало отмахнулась Наумова. - Двадцать минут!
Уже третий день она ходила как в воду опущенная. Отвечала невпопад, хмурилась, на хорошеньком лице - следы недавних слез. Стоило зазвонить моему телефону, как Лизавета хваталась за карман и бессильно опускала руку. Я не спрашивала, но, похоже, неприятный разговор с Печориным всё-таки состоялся. Лиза держится молодцом, а вот Бенедиктович заметно переживает. Кто рассказал бы – не поверила.
- Не могу так больше! - поделился он во время своего последнего визита. - Она ведь мне верит, ждет следующего шага, а я… упыряка старая! И принуждение на нее уже не действует! Вот как мне быть?
- Мы в ответе за тех, кого приручили, - невесело улыбнулся Артемий. - Не будь скотом, Печорин, пригласи ее куда-нибудь. Посидите, поговорите по-человечески…
- Тебе это очень помогло! – не остался в долгу стоматолог, глядя почему-то на меня. - Всё началось именно с разговора. Может, само собой рассосется?
В итоге решили, что поговорить он всё равно обязан, а вот как и в какой обстановке будет протекать разговор, пускай решает сам. Чай, не маленький, сорок лет дитятке.
- Верка, мы соску-у-учились! – Оксана плюхнулась рядом и стиснула меня в объятиях. – Похудела, бедненькая, одни косточки остались…
- Будешь усердствовать, Ксюх, и косточек не останется, - пробасил Малышев, оккупируя свободный стул на секунду раньше Сологуба, - переломаешь.
- Ребята, я так рада вас видеть! Ну, рассказывайте, как у вас дела, как работа? Что новенького?
- Работа в лес не убежит, ибо не волк, - важно поведал Ярослав и протянул два набитых пакета. - Витамины, минералы и всякие полезные кислоты. Как говорит мой дед, наедай шею!
- Опять?! – ужаснулась я. - Помилуйте, я же лопну!
- Тогда зови нас, придем и поможем, - подмигнул Сева, подвигая возмущенно шипящую Оксану. - О, да ты и впрямь не бедствуешь. Целый склад!
- А я что говорю? Мне тут чуть ли не режимы питания составляют. Такими темпами скоро в бегемота превращусь. Бананы из ушей торчат, и яблочный сок в желудке булькает, - пожаловалась я.
- Нет, Вер, так дело не пойдет. Нужно кушать, - Жанна окинула меня критическим взглядом, забросила на плечо тяжелую косу. - Следуй доброму совету Славкиного деда и наедай шею, заморенной тебя замуж не возьмут…
Сообразив, что сболтнула лишнего, медсестра быстро прикрыла рот ладошкой.
- А ну, тетя Жанна, колись давай, кого это ты нашей Варваре сватаешь? – по-братски ткнул ее кулаком Толян.
- Да больно же! – она подозрительно долго терла плечо. - Никого я не сватаю, просто к слову пришлось. К Тайчук сходи, она давным-давно всех переженила. Ты у нас, кстати, самый перспективный холостяк, одному Антонычу пальму первенства уступаешь!
- Кстати, а где Карина? – спохватился Ярослав. – Она к тебе больше всех рвалась…
Но выяснить, куда пропала Кара, не успели. Мой мобильник слабо пискнул и пополз по тумбочке на виброзвонке. Схватила его, опередив помощников, и взглянула на дисплей. Любимый номер. Пробормотав что-то вроде: «извиняюсь, я быстро», ответила.
- Алло!
- Привет. Не разбудил?
- Здравствуй. Нет, что ты, я с семи утра на ногах... то есть в кровати. Не встаю, ты не думай! – затараторила я. – Я жить хочу!
Он засмеялся. Судя по фоновым звукам, в пути-дороге: кто-то кому-то сигналит, щелкает «повортник», играет музыка, но еле-еле.
- Дай угадаю: ты в пробке?
- Экстрасенс, однако. Гололед жуткий, за малым в «Хаммер» не влетел, - со вздохом поделился Артемий. - Теперь стоим у проспекта, здесь тоже ДТП.
- Ты там аккуратней, не геройствуй, - тихо попросила я. – Всё точно в порядке? Голос какой-то… не такой.
- Голос? – переспросил он. - Да нормальный голос, просто не выспался. Не всё коту масленица, случаются и постные дни. Лег поздно, встал рано, вот и маюсь теперь. Сама-то как спала?
- Хорошо. Представляешь, ко мне ребята пришли, с витаминами! Наверное, вы все сговорились. Других голодом морят, а меня – переизбытком питательных веществ!
Жанна поймала мой взгляд и понимающе хмыкнула. Чересчур понимающе.
- Молодец, что напомнила, - обрадовался Воропаев. - Ты завтракала?
- Это что, шутка юмора такая? Завтракала, обедала и ужинала на неделю вперед. Ну нельзя столько есть!
- Можно, Вера, и даже нужно. Лизавета меня поддерживает, твоя мама вообще горой стоит, так что ты в меньшинстве, смирись.
- Тиран ты всё-таки, - с улыбкой выдохнула я.
- Тиран и сумасброд. Ладно, не буду вас отвлекать, общайтесь. Заеду, как только выберусь отсюда. Тебе что-нибудь нужно?
- Приезжай скорее. Я тебя очень… жду.
- Жду и надеюсь, - вой встречного автомобиля заглушил окончание фразы, - … встречи!
- Оленьке привет передавай, – хихикнула я.
Кому надо, тот поймет. Артемий, дабы не рисковать почем зря нашими добрыми именами, навещал меня в обличии тщедушной черноволосой девушки – «подруги Оленьки». Хрупкая фигурка, неприметная внешность и скромная одежда Оленьки были призваны отвести глаза и пока неплохо справлялись со своей задачей. Правда, не обошлось без конфуза: надо было видеть лицо Елизаветы Григорьевны, когда эта самая Оленька указала ей на досадную оплошность. Так ладно бы просто указала – еще и отчитала по полной программе в духе: «Какого хрена вы здесь забыли, Наумова? Идите, проветритесь для начала!» К счастью, всё обошлось, и с тех пор Оленька больше помалкивает.
Стоило мне вернуть телефон в тумбочку, как коллеги незаметно засобирались.
- Мы еще зайдем, Верунь, - чмокнула меня в щеку Оксана. - Не скучай.
- Она и не станет, - ответил Кирилл, которого никто не спрашивал, - не до того будет.
- А ты, никак, ревнуешь? – дернула его за ухо Натка, сама ревнивая, как граф де Монсоро.
- Как можно, зай?! – притворно ужаснулся тот, потирая ухо. – Мое бедное сердце принадлежит тебе одной. Без обид, Верусик?
- Без, Кирюсик, - заверила я. - Вы приходите, одной скучно тут. На волю не выпускают, садисты!
- Эх, Соболева, странный ты человек, - почесал в затылке Толик. Когда-то полностью сбритые волосы заметно отросли и торчали коротким ежиком. - Болеть надо медленно и со вкусом, а ты в бой рвешься. Скучно ей, типа! Мне б твои проблемы.
- Завидуйте молча, Анатолий Геннадьевич. Свободных коек еще полно, - поддел его Сологуб и, не дожидаясь возмездия, выскочил в коридор.
Со мной осталась только Жанна.
- Ой, Вер, я так рада за вас, не могу просто! – она вдруг крепко обняла меня. – Ты смотри, береги его. И крепись: с такими характерами вам ох как весело будет. Но ничего, ничего. Воропаев слов на ветер не бросает. Если сказал, что любит, значит, всё, ты попала.
Моя отвисшая челюсть стоила тысячи слов.
- Молчу-молчу, – приложила палец к губам медсестра. - Ты же знаешь, я могила. Буду держать за вас кулаки! Только, Вер, - она внезапно посерьезнела, - я тебя предупредить должна. Будьте повнимательнее, ладно? То есть, никакого криминала в этом нет, но чтобы не стало неожиданностью... В общем, знаю не только я. Нет, она, конечно, поклялась, что будет молчать, но, понимаешь, для нее это физически невозможно...
У меня в прямом смысле упало сердце. Ухнуло куда-то в желудок и там осталось.
- Только не говори...
Жанна виновато опустила подбородок.
- Это Карина вломилась тогда в палату.
***
Стать свидетелем грандиозного события и не раззвонить на всю округу оказалось выше хлипких Карининых сил. В первый день она ходила гордая, точно Курочка Ряба, случайно снесшая яйцо Фаберже. Второй день обернулся пыткой: Кара открывала рот и тут же его закрывала. Совесть – слабенькая, чахлая, – пищала, что это подлость. Да и Романова – человек дела, угрозами не разбрасывается. Медсестра вздыхала, скрипела зубами, однако ушла с работы, так никому и не рассказав.
Чужая тайна жгла нутро всю ночь, а утром измученную бессонницей Карину прорвало. Подозвав подружку-сплетницу Ниночку Монахову, медсестра непрозрачно намекнула ей, что есть важная новость. Буквально международная. Ниночка повела себя как настоящий товарищ: сообразив, что подруге требуется как можно больше слушателей, кликнула всех охотниц до сенсации. В холле собрался целый консилиум из дюжины представительниц, всем им хотелось услышать сплетню из первых уст.
- Ой, девочки, у нас тут тако-о-ое! Просто жесть!
После многообещающего начала толпа девиц со всех уголков больницы в предвкушении облизнулась. Вездесущая регистратура навострила уши.
- Я ваще в шоке! Ну как так можно?! Слов нет!
Карину трясло крупной дрожью, но Ниночка неласково ее перебила:
- Ты, Кар, дело говори, а восторги мы как-нибудь сами выразим.
- В общем, послали нас с Романовой к Верке в палату…
- Верка – это которая? Та, что интернатура? – уточнила санитарка Таня.
На нее хором зашикали, а Ниночка даже кулаком погрозила.
- Да-да, у нее еще вроде как сердечный приступ. Ну, идем мы такие, идем, никого не трогаем, я впереди, Жаннка сзади, - горячо шептала Кара. - Открываю я, значит, дверь, а там, та-а-ам…
- Что-о-о? – завыли слушательницы, кусая маникюрные ногти.
- Только вы никому, лады? – спохватилась Карина.
- Да говори ты уже, нам доверять можно! Что «там»?
- А там Воропаев с Веркой целуется, да еще страстно так!
Девицы синхронно прижали ладони ко ртам. Некоторые побледнели, тоже синхронно.
- Обалдеть!
- Просто crazy!
- Ты гонишь?!
- Жесть!
- Во-ро-па-ев?
- Но ведь он же…
В глазах Карины плескалось облегчение пополам с экстазом. Как легко на душе, как хорошо и свободно! Знают только свои, а они верняк никому не расскажут.
- Этого просто не может быть! – последней выдохнула Ниночка.
Со стороны могло показаться, что миру стал известен рецепт вечной молодости.
- А ты не врешь? – догадалась спросить Таня.
Кара негодующе приложила руку к груди.
- Я? Вру?! Да за кого вы меня принимаете?!!
- А что было дальше? – спросил кто-то.
- Да-да, долго ты там стояла?
- Нет, - с грустью призналась медсестра, - вылетела, как ошпаренная, Жанну чуть не сшибла. Показываю ей: молчи, мол, не спугни, и тащу в сторону. Рассказала как на духу, руки ходуном ходят, ноги подгибаются... Нет, это ж надо, чтобы сам Воропаев, с Веркой!..
- Ага-ага, - поддакнула Вероника, ординатура прошлого года, - весь из себя моралист, слово поперек сказать боишься, а на самом деле... тьфу!
- Не плюйся, я здесь только шо помыла, - пропыхтела тетя Зина. - Шо обсуждаете хоть, балаболки?
- Мне тоже интересно, что такого интересного можно обсуждать в рабочее время?
Главврач, раскрасневшаяся с мороза, отдохнувшая от подчиненных и довольно-таки благодушно настроенная, подкралась незаметно. Темы разговора она не уловила и потому решила полюбопытствовать перед разносом.
- Здрасьте, Мария Васильевна, - бормотали, лепетали и шептали девушки.
- Доброе утро, ленивицы! Значит, приличные люди трудятся, а они байки травят. Своих дел нет? – хитро усмехнулась Крамолова. - Так о чем вы тут щебечете, пташки?
- Мы…мы-мы… м-мы просто…
- Что же вы заикаетесь, Тайчук? Я не требую невозможного: честно говорите, кого и почему обсуждали, и уходите по местам безо всяких санкций, - расщедрилась ведьма.
Сотрудницы переглянулись и все как одна уставились на Карину. Та сглотнула – перед глазами до сих пор стоял кулак Жанны вместе обещанием долгих мук в случае трепа, – но выбор между Романовой и главврачом был очевидным. Под испытующим взглядом Крамоловой она рассказала всё, что знала, и даже больше.
«Да быть этого не может!!!»
Лампочки моргнули и погасли, холл погрузился в полумрак. Девушки задрали головы.
- Спасибо, Тайчук, - кивнула Мария Васильевна, в душе которой поднимались с колен демоны. - Вы и представить не можете, какую неоценимую услугу мне только что оказали.
***
Была у этой истории и третья сторона.
Когда пятый лист на подпись шефу оказался не таким, каким требовалось, Галина швырнула его в урну и отключила компьютер. Пускай ее увольняют к чертовой матери, сосредоточиться всё равно не удастся!
- Галина Николаевна, документы готовы? – донесся из-за приоткрытой двери голос Василия Витальевича.
- Нет, - раздраженно ответила женщина.
- Что вы сказали?
- Я сказала: нет, не готовы.
- Тогда подготовьте, или предлагаете дождаться конца света? Недолго ждать осталось, как предсказывают, - плоско и совершенно не смешно пошутил начальник. - Я жду! И сделайте мне чай, этот кофе никуда не годится.
«Чтоб тебе подавиться своим кофе!» - мстительно подумала Галина.
Шеф в кабинете булькнул и поперхнулся. Кофе вдруг попал ему не в то горло.
Черт бы побрал этот офис, этого идиота, этот договор! Черт бы побрал этого Воропаева!
Наплевав и на шефа, и на документы, и на заказанный чай, женщина взяла из чистый лист и каллиграфическим почерком написала заявление об уходе. Хорошенького понемножку, хватит с нее. Наплевать, что ли, на уязвленную гордость и вернуться в родное издательство? Ручка порхала над бумагой, а дотошная память снова и снова пролистывала Галинину жизнь, начиная с раннего детства и заканчивая минувшей неделей.
То, что она не такая как все, Галя Фильчагина осознала, еще будучи ребенком. Тихая, застенчивая девчушка жила в своем собственном мире, где не было места склочной недалекой матери, квартире-однушке с видом на вечную стройку, болтливым одноклассницам и драчливым мальчишкам. Маленькая Галя терпеть не могла школу, училась из рук вон плохо, перебираясь с двойку на тройку, а после ненавистных уроков подолгу бродила по кривым улочкам родного микрорайона и подкармливала бездомных кошек. Собаки сторонились ее так же, как она сторонилась собак. Школьница знала, что может понимать язык животных, может бросать вниз камни, и те не будут падать, сделает человеку больно, если очень того захочет. Вода примет любую форму безо всякого стакана, а случайно пойманная рукавом снежинка не растает даже в самой теплой комнате. Разве не здорово?
Мать, правда, совсем так не считала и за каждое проявление «ненормальности», «неполноценности», «уродства» запирала дочь в ванной, часто хваталась за ремень или мокрое полотенце.
- Мой ребенок не будет заниматься этим, поняла?! – в сердцах кричала Елена Аркадьевна, поминая добрым словом какое-то таинственное Мимопробегалло – Галиного отца.
Будь она верующей, непременно заперла бы дочь в храме до полного очищения, но сама боялась церквей, как огня. Гордая в своей нормальности и полноценности, Елена Фильчагина считала за труд поинтересоваться: а что, собственно, является причиной странностей. Ребенок есть личность? Увольте, дети должны беспрекословно подчиняться и быть благодарными уже за то, что появились на свет!
Вот почему Галина, едва дождавшись совершеннолетия, без сожалений покинула родное гнездо. Потратив доставшуюся от бабушки часть наследства на более-менее приличные вещи и билет до первого попавшегося города, она решила начать жизнь с чистого листа. Переступила балльный порог в пединституте, получила комнату в общежитии, устроилась подрабатывать – можно сказать, вошла в новую жизнь с гордо поднятой головой. Побочно Галина посещала различные курсы и ходила вольнослушателем на некоторые лекции. Учить детей она не стремилась, гораздо проще было бы наспех выучиться в техникуме и иметь профессию на руках, однако Гале Фильчагиной стало жизненно необходимо доказать, и в первую очередь самой себе, что она нормальный человек, а не говорящая зверушка со странностями.
Всё бы хорошо, но забытая меж делом магия не собиралась забывать о своей владелице. Прорывы способностей с годами не прекратились, а, наоборот, только усилились. Галину преследовали кошмары, мерещилось то, чего на самом деле не существовало. На четвертом курсе ей пришлось взять академический отпуск, а потом и вовсе уйти из института. Организм просто не выдержал моральных и физических нагрузок.
Шесть лет пролетели как в тумане. Всеми правдами и неправдами оставив за собой комнату, Галина металась с одной работы на другую в стремлении прокормиться и одновременно маниакальном желании «жить как все». Ни родственников, ни друзей в чужом городе у нее не было, были знакомые, но те приходили и уходили. После ее ухода мать ни разу не дала о себе знать, лишь однажды пришла короткая телеграмма от соседки: Елена Аркадьевна умерла от инфаркта, тихо и внезапно. Оставшись совершенно одна, Галина не испытала ни горечи, ни сожаления. Выжить любой ценой, только бы выжить…
Ведьмы не болеют, но в один прекрасный день, вымотанная до предела, она слегла с гриппом, провела в постели больше двух недель и была вынуждена обратиться к врачам. В областной больнице Галя Фильчагина и познакомилась с молодым доктором Воропаевым. Рыбак рыбака видит издалека, познакомились – разговорились. Он лечил ее от запущенного гриппа, а она всем своим существом тянулась к тому, кому хотя бы на время стала небезразлична. Артемий сумел подобрать к колючей, неуживчивой Галине тот самый ключик, что способен вернуть к жизни даже вконец отчаявшегося человека.
После ее выздоровления они не разбежались. Знакомство переросло в приятельство, затем – в близкую дружбу. Артемий уговорил двадцативосьмилетнюю женщину окончить институт заочно. Именно тогда в ее комнате поселился черный кот, пока еще не говорящий, но пребывавший в состоянии шока. Расколдовать профессора не удалось даже совместными усилиями, и тот был вынужден доживать свой век в кошачьей шкуре.
Воропаев постепенно учил Галину контролировать способности, эмоции, вспышки. Только это и позволяло ей продолжить образование.
- Если бы не ты, я бы, наверное, повесилась, - однажды признается она. – Никогда б не подумала, что с этим можно спокойно жить.
Оба мечтали о спокойной жизни, но каждый по-своему. Галине требовалась опора и крыша над головой, чтобы не висела угроза оказаться на улице без гроша в кармане; Артемий же всегда хотел иметь семью: детей и понимающую женщину рядом.
Это нельзя было назвать сделкой, скорее, взаимовыгодным соглашением. О любви речи не заходило, ее должны были заменить понимание, взаимоуважение и поддержка.
Вскоре они поженились, в положенный срок появился на свет Пашка. Каждый получил то, чего просил: она – «обычную жизнь», дом, стабильный доход и человека, на которого всегда можно переложить часть забот; он – жену и сына, которого любил сильнее кого бы то ни было.
Жизнь не идеальна, испытывали превратности судьбы и Воропаевы. Ссорились, мирились, выясняли отношения, но никогда не задумывались о разрыве. Жили, как живут любые другие люди. Всё изменилось, когда Артемию предложили работу в другом городе. Появилась возможность сменить крохотную квартиру на просторную, а скромную зарплату на, по тогдашним меркам, вполне достойную. Посомневались, посоветовались и решили ехать.
Немало времени и сил потребовалось, чтобы освоиться на новом месте, привыкнуть, завести нужные знакомства. К величайшему неудовольствию Галины, практически одновременно с ними место жительства сменил закадычный дружок супруга – вампир с кучей заскоков и горсткой высокопоставленных родственников. В этом вопросе она совершенно не понимала Евгения: человек (ну хорошо, почти человек) рожден, чтобы как сыр в масле кататься, а этот нос воротит, сбегает неизвестно ради чего, благополучно упускает шанс на участие в семейном деле. Не странный ли? Артемий, правда, друга всячески поддерживал и терпеливо объяснял жене, почему вышло так, а не иначе. Галина не всегда понимала и чаще отмахивалась – не до Печорина, других дел по горло.
Неизвестно, почему их крепкий брак вдруг дал трещину. Галина стала замечать за собой, что ревнует мужа к каждому столбу, придирается по любому поводу, пытается как можно крепче привязать к себе. Опомнилась слишком поздно: маленькая трещинка расползлась во все углы, и вернуть былое понимание было уже нельзя. Галина бесилась, Галина страдала, Галина напрасно ждала, пока всё само собой наладится. Суровая жизненная закалка уступила место саможалению, а отсидевшиеся в уголке приступы бесконтрольной магии постепенно возвращались на круги своя.
Во время бурных семейных ссор бурлила в основном Галина. Артемий же предпочитал доводы грубой силе и ни разу не поднял руки на жену, а если ситуация заходила слишком далеко, молча разворачивался и уходил. Галина принимала это за слабость и не сомневалась: муж всё стерпит и никуда не денется, слишком любит сына. Ради Пашки он готов терпеть многое, даже ее истерики и самодурство...
Ведьма вернулась в настоящее и мысленно взвыла, впившись ногтями в ладонь. Всё заканчивается, приходит конец и самому ангельскому терпению. Воропаев заявляется в невменяемом состоянии, перед этим нагло соврав про командировку, беспробудно спит пять суток подряд, утром шестых спокойно встает и молчком уезжает, а сегодня, стоило ей рот открыть, ставит жену в известность, что подает документы на развод! Он уходит из семьи! Каково?
На законный вопрос: «Какого хрена?!» без тени раскаяния в бесстыжих глазах отвечает:
- Пора заканчивать с этим бесплатным цирком, Галка. Я устал от истерик, улыбок сквозь зубы. Устал от твоих бухгалтерских замашек, устал от вранья. Мы с тобой чужие друг другу люди, как бы нам ни хотелось верить в обратное. Нужно найти в себе силы поставить эту точку. Давно пора.
Галина на секунду оцепенела. В ее голове роились тучи вопросов, ответов, ругательств и упреков, но она только хлопала глазами и разевала рот, как голодная лягушка.
Воропаев понял всё без слов, улыбнулся своими кошачьими глазами и поднялся с места.
- Вечером мы всё подробно обсудим, а сейчас извини, мне нужно ехать.
Он знал, конечно, он знал, что до вечера она ничего не сумеет сделать – просто не успеет переварить, а вечером, собрав все треклятые силы, злость и изрядно подмокшую гордость, ринется в бой, но так и не сумеет ничего изменить.
Глава вторая
Прогулки по крышам
По крышам не гуляют в одиночку.
Н. Колесова.
Никогда бы не подумала, что покинуть больничную койку стоит такого каторжного труда!
Заветную выписку удалось добыть лишь путем дипломатических ухищрений – в этом мне очень помог Артемий, – и умеренного шантажа – здесь уж сама постаралась. Так или иначе, завожу будильник на полседьмого, хватит с меня тунеядства!
Измерение температуры и давления, медикаменты, периодические кардиограммы, УЗИ и прочие обещали сопровождать еще долго, но я не жаловалась.
- Следует исключить повторение приступа и по возможности его предотвратить, - без особой надобности поясняла Лизавета, выписывая очередное направление.
- Вернее, проверить наличие остаточных явлений, а заодно отвести подозрения, - уточнял Воропаев.
А остаточные явления были: до жути реалистичные кошмары и головокружения, катастрофическая слабость во всем теле, ни с того ни с сего начинали неметь ноги или терять чувствительность пальцы. Я могла целый день пролежать бревном, не имея возможности подняться.
Когда это случилось в первый раз, мы сидели в моей палате и говорили. Обо всем, что считали важным, стремясь поделиться каждой мелочью, боясь что-либо упустить. Долгим, неспешным разговорам, которые то и дело прерывались жадными поцелуями, мешали только плановые процедуры и редкие, «чтобы не нарушать отчетности», визиты лечащего врача. Ощутив, что спина начинает затекать, я приподнялась на локтях, усаживаясь поудобнее, и вдруг поняла, что не чувствую ног ниже колена. Выражение неконтролируемой паники выдало с головой.
- Что такое? – Артемий сразу подскочил ко мне, готовый отразить любое нападение.
- Ноги, - пролепетала я, тщетно пытаясь успокоиться, - не чувствую…
Ручка двери вспыхнула под дополнительным заклинанием, такое и стадо слонов удержит. Воропаев помог принять сидячее положение, стянул с меня шерстяные носки, колготки (мерзла я постоянно) и велел задрать ночнушку до бедер. Осторожно и тщательно начал ощупывать правую ногу, начиная от ступни. Не чувствую, совсем! В голове билась паническая мысль: «А вдруг я навсегда останусь калекой? Кому я такая буду нужна?»
- Отставить панику! – велели мне. – Скажешь, когда что-нибудь почувствуешь.
Честно прислушалась к ощущениям, унимая трусливую дрожь. Врач я, в конце концов, или безмозглая девица из института благородных?!
- Здесь!
Прикосновение было слабым, почти не ощутимым, но оно было.
- Точно здесь? – Воропаев чуть сильнее постучал пальцами по моему колену.
Повторив процедуру с другой ногой – та реагировала несколько лучше, – он разрешил поправить ночную рубашку и принялся за массаж. Так странно было глядеть на ритмично двигающиеся руки, видеть растирание, но совсем не чувствовать. Странно и страшно.
- Раньше надо было думать! – без тени жалости припечатал Артемий. – Зато теперь тридцать раз подумаешь, прежде чем всякую дрянь в рот совать.
Массаж сопровождался неразборчивым бормотанием, и постепенно чувствительность вернулась. В ногу впились тысячи иголок, будто я ее просто отсидела, но эта боль показалась спасением. От пальцев к бедру побежало живительное тепло. Закончив с правой ногой, Воропаев приступил к левой, а затем вернулся к правой, чередуя их до тех пор, пока я не сумела пошевелить пальцами и согнуть ногу в колене.
- Ложись обратно.
На меня надели носки и укутали одеялом. Я с ужасом ждала вердикта. Что сейчас произошло?
- Остаточные явления, - спокойно ответил Артемий. Самообладание не подвело его и на этот раз. - Нервные окончания чудят, импульсы потихоньку возвращаются в норму, но иногда происходят сбои. Могло быть и хуже.
Я вцепилась в его руку.
- Значит, инвалидность не грозит?
- Не должна, но на массаж с пару недель походишь, я договорюсь. Если не хватит, продлим до месяца, до двух – пока не минует опасность, - Воропаев ободряюще сжал мои холодные пальцы. - Как только прихватит, сразу – сразу! – говоришь мне, хорошо?
Мама и «Оленька» сменяли друг друга, рядом со мной неизменно кто-то находился. Были рекомендованы прогулки на свежем воздухе, поэтому нам приходилось выбираться в маленький больничный парк. Нам – это мне, «Оленьке» или маме, и инвалидной коляске: первые два-три дня ходить было тяжеловато. Меня утешали, что всё это временно, а вернуться практически с того света без последствий не смог бы никто.
Но теперь я дома, коляска забыта, ноги – тьфу-тьфу-тьфу! – слушаются, и всё относительно нормально. Сашка неизменно звонит по вечерам, Элла забегает каждое утро перед работой, мама нет-нет да заглянет в комнату. Анька обиделась и не разговаривала со мной больше недели.
- Надо было, прежде чем валиться, мне позвонить! – заявила сестрица в первый же день. – Я чуть ласты со страху не склеила. И эта эгоистка – моя родная сестра!
Цитируя ту же Анютку: логика, умри!
***
Я сидела на подоконнике, завернувшись в плед, и пила горячий чай с лимоном. За окном в венском вальсе кружились снежинки, грустно мигал подслеповатым глазом старый фонарь. Его тусклого света едва хватало на единственную скамейку, занесенную снегом. А ведь было время, когда старикан горел нестерпимо ярко, и Элька приглашала своих кавалеров целоваться под ним.
- Символично же! – отвечала она, если спрашивали о цели подобных мероприятий. - Поцелуи под фонарем – в этом что-то есть, вам не кажется?
И хотя со временем свет фонаря потускнел, да и кавалеров заметно поубавилось, этот самый символизм остался.
На столе зажужжал мобильник, оповещая о приходе сообщения.
Одевайся потеплее и выходи во двор. Жду, - сообщала смс-ка.
Вернувшись к окну, я вгляделась в вечернюю темноту. Трижды мигнули фары.
Хорошо, что сигналить не стал, – расплываясь в улыбке, напечатала я. – Выйду, только скажи, куда поедем?
Телефон подумал с полминуты и выдал:
Ничего сверхъестественного, погуляем немного. Верну домой в целости и сохранности.
Я оделась со всей тщательностью, предупредила родных, что скоро вернусь, и, прыгая через три ступеньки, выскочила во двор. Любопытство подгоняло, да и соскучилась за полдня.
- За что тебя ценю, так это за гиперответственность, - улыбнулся Артемий.
Намекает на шапку с помпоном, шарф до кончика носа и остальные приметные детали моего облика? Сам ведь просил потеплее.
- В следующий раз конкретизируй: шапка-ушанка – одна штука, валенки – по усмотрению, шарф не обязателен, - я смахнула с его плеч приставучие снежинки. Пока ждал меня у подъезда, те успели налипнуть. Выходит, машина мигала сама?
***
Покружив по городу, мы свернули на пересечении двух центральных улиц. Повороты-повороты, объезды, какие-то дворы… Я начала смутно беспокоиться.
- Куда ты везешь нас, Сусанин-герой?
- Спокойно, ребята, я сам здесь впервой, - последовал закономерный ответ. - Да шучу я, шучу, почти приехали. Трудно так сразу сориентироваться. Летать-то я сюда летал, а ездить – ни разу не ездил.
Машину оставили у подъезда незнакомого дома. Я задрала голову повыше и, наконец, поняла, где мы находимся: самый густонаселенный район, пять домов здесь в десять, а один даже в пятнадцать этажей. Многие в шутку обзывали это место «Сити», по аналогии с Москвой. На мой взгляд, очень далекое от истины сравнение, но среди местных прижилось.
- Это такой оригинальный способ пригласить в гости?
- Ты прекрасно знаешь, где я живу, - не поддался на провокацию Воропаев. - Нам на пятнадцатый. Пешком или на лифте?
- На пятнадцатый? Конечно, на лифте!
Выйдя из лифта, мы отыскали ведущую на чердак дверь. Замок одиночно щелкнул и свалился на пол, Артемий спрятал его в карман, сотворив взамен слабенький морок. Будем возвращаться, запрем по-человечески. Мы поднялись на чердак, а оттуда, через люк, с которым управились столь же ловко, выбрались на крышу. В безветренный морозный вечер здесь было гораздо холоднее, чем во дворе.
- Как красиво…
С крыши самого высокого здания города открывался потрясающий вид. Россыпь цветных огней, дома как большие коробки. Ползущие по узким полоскам дорог автомобили отсюда казались букашками. Приглядевшись, я смогла различить парк. Где-то рядом должна быть наша больница. Небо удивительно чистое, без единого облачка – завтра опять будет холодно, – напоминало разлитые чернила. Вроде бы давно стемнело, но еще нет той глубокой ночной черноты. Звезды… никогда не умела подбирать к ним достойного сравнения. «Бриллианты», «мириады парящих светлячков», «мерцающие искры» и прочие не сумеют отразить красоту и величие это чуда-бесконечности. Целая вселенная над нашими головами. У каждой звезды свой облик и своя жизнь – совсем как у людей: одна большая и яркая, другая крошечная и почти не видна. Кто-то живет в созвездии, кто-то предпочитает одиночество. Сияние большинства скрадывается огнями города, но те, кому удалось пробиться, ничуть не тусклее этих самых огней.
- Не замерзла? – Артемий подстраховывал меня сзади, не подпуская слишком близко к краю.
- Нет… Спасибо. У меня слов не хватает… так красиво… потрясающе…
- Я приходил сюда, когда становилось совсем туго, - признался он, - или когда выпадало свободное время. Встречал рассвет, думал… о разном… Точно не холодно?
- Вашими стараниями, нет, - вспомнила я давний разговор. Хотя какой там давний? После зимних каникул дискутировали, а словно в другой жизни.
Не знаю, сколько мы простояли так, обнявшись и любуясь вечерним городом. Просто быть вместе, неважно, где и когда. Молчать, потому что не требуются слова.
Опустив голову на плечо Артемия, я взглянула на звездное небо.
- Когда мы с Анькой были маленькие, то часто ездили к маминой двоюродной сестре, тете Вале, она тогда жила в деревне под Тверью. Гостили летом в основном, на каникулах. Днем носились, как угорелые, а по вечерам, когда темнело, выбегали во двор и ждали, пока загорятся звезды. Комары грызут, мы чешемся, но стоим и ждем первой звезды.
- Зачем?
- Такая игра: кто первый увидел эту самую звезду, мог загадать желание, и оно сбудется, - рассмеялась я, пряча в шарфе кончик носа. - Маленькие были, глупые. Кто знает, какая первой вылезла? Тетя Валя рассказывала о… местном поверье, что ли? «Единственная видная звезда мечту заветную исполнит да путь верный укажет». Есть ведь такое выражение «счастливая звезда», вот люди и придумали себе поверье. Уже потом я наткнулась на короткую притчу, но скорее назидательного, чем мистического плана. Она так и называлась: «Звезда Счастья».
- Расскажешь по дороге домой? – попросил он.
- Да я и сейчас могу.
Однажды все человеческие чувства собрались вместе. Горе и Радость, Страх, Злоба, Удивление и Восторг, Сомнение и Уверенность. Скука, Ревность, Безумие, Равнодушие, Зависть, Любовь и Ненависть – всех не перечесть. Собрались они и стали спорить: кто главнее? Чья власть на Земле сильнее? Кто больше места в человечьем сердце занимает?
- Я - самое сильное чувство! - заявила Зависть. - Не родилось еще на свете человека, который никому и никогда не позавидовал!
- Нет уж, сестра, я сильнее тебя! – скрипнула зубами Злоба. - И часа рода людского без меня не прошло!
Сестрицы вцепились друг другу в глотки, насилу Смелость и Терпение растащили их.
Слово взяла Ненависть.
- Если и есть на свете сильные чувства, то я среди них первая! - прорычала она, сверкая совиными глазищами. - Даже самый добрый и отзывчивый способен ненавидеть. Никто и ничто не сможет пресечь мою власть!
Страх скорчился в углу, не произнеся ни слова, хотя он вполне мог претендовать на победу. Скука зевала во весь рот, Презрение только фыркало и кривилось. Горе плакало, Скромность не знала, куда деть глаза, Равнодушие сидело, бесцельно глядя в небо.
- С вами каши не сваришь, - улыбнулась Снисходительность.
Тогда вперед вышла Любовь.
- Обо мне слагают стихи и песни. Я поддерживаю в трудную минуту, согреваю в холода, освещаю путь. Мое имя давно стало пословицей! Я многолика, могу исцелять, но могу и больно ранить, свожу людей друг с другом и так же легко развожу. Я заставляю плакать и вытираю слезы. Из-за меня разгораются войны, и воцаряется мир. Я созидаю и разрушаю, спасаю и гублю. Только Любовь имеет право побуждать! С Любовью нельзя не считаться!
Безумие, этот верный спутник Любви, захлопало в ладоши. Эгоизм, часто их сопровождавший, одобрительно закричал. Все чувства, впечатленные речью Любви, умолкли, признавая ее первенство. Только Злоба, Зависть и Ревность, постоянная соперница, рычали, грозя кулаками.
Услышав крики, пожаловали Качества: Мудрость, Глупость, Доброта, Милосердие, Отвага, Преданность и многие другие. В особой иерархии они стояли выше Чувств и часто разрешали их споры.
- Почему ты кричишь? - тихо спросила у визжащей Зависти Мудрость.
- Это несправедливо - признать Любовь самым сильным Чувством! Рассуди нас! Рассуди!
- Рассуди! - завыли Ненависть и Злоба, к ним присоединились Алчность и Корысть.
Мудрость только покачала головой и повернулась в сторону Любви. Та держалась достойно и ни с кем не спорила, уверенная в своей правоте.
- Не мне судить вас, Чувства. Пусть это сделает тот, кого мечтает отыскать любой человек: и злой, и скромный и ревнивый. Покажись, Счастье!
Но никто не откликнулся на призыв Мудрости. Чувства в растерянности смотрели друг на друга, перешептывались:
- Счастье?
- Где же оно?
Но Счастья нигде не было.
- Вечно это Счастье опаздывает! - надула пухлые губки Красота.
- Я здесь! Здесь!
Перед остальными предстало Счастье - запыхавшееся, красное, большеротое и улыбчивое.
- Какое из присутствующих здесь Чувств ты считаешь самым сильным и значимым? - спросила у него Мудрость.
Счастье задумалось, но его детское личико оставалось безмятежным.
- Я думаю, что все Чувства одинаково нужны, - честно ответило оно и улыбнулось, - ведь люди разные, и в каждом из них Чувства проявляются по-разному.
Казалось, что откуда не возьмись прилетел рой диких пчел: Чувства шептали, шипели, гудели и ругались.
- Неправда! Неправда!
- Какое право ты имеешь судить?!
Даже лидирующая Любовь не смогла удержаться от комментария:
- В отличие от других, я всегда приношу радость.
- А многого ли стоит Любовь без Счастья? - вдруг прошептала Скромность.
Любовь покраснела, потом побледнела и бесследно исчезла в водовороте ярких красок. Спор потерял смысл. Качества вернулись в свои чертоги, вскоре и Чувства последовали их примеру. Только Счастье, беззаботное, всепоглощающее и немного беспечное, осталось на месте. Ему было совестно и за свое опоздание, и за вызванный переполох, но Счастье совсем не умело лгать и всегда озвучивало свои мысли.
Что касается Ревности, Зависти и Злобы, то они были очень недовольны таким исходом.
- Пускай Любовь и унижена, мы все равно проиграли! - проскрипела Злоба. В сопровождении Мстительности, одного из самых жестоких Качеств, они подкараулили Счастье и потребовали изменить свое решение.
- Ты же Счастье, ну чего тебе стоит? - просюсюкала Зависть. - Просто объяви меня самым сильным Чувством, и Мудрость тебя послушает!
Давно смирившиеся Злоба и Ревность согласно закивали.
- Я не умею лгать, - честно призналось Счастье и попыталось незаметно уйти, но Чувства взяли его в кольцо. Счастью удалось убежать, однако Зависть очень скоро нагнала его. Чтобы спастись и не исчезнуть из жизни людей навсегда, Счастье превратилось в звезду. Там, в бескрайних просторах неба, неотличимое от остальных, оно могло ничего не бояться. Другие звезды с радостью приняли Счастье в свою семью и упросили его появляться в первую очередь.
Чувства и Качества долго искали Счастье, но так и не смогли отыскать. Только Мудрость, взглянув на небо, сумела различить там звездочку, непохожую на всех остальных. Но даже она не могла ничего изменить.
С тех пор Счастье живет на небосклоне. Днем оно тихо спускается на Землю и практически незаметно, однако с наступлением темноты появляется самым первым и указывает путь. Если вам удастся увидеть первую загоревшуюся звезду, то знайте: вам улыбается Звезда по имени Счастье.
- Занятно, - похвалил труды рассказчика Артемий, - но в чем назидание?
- Каждый видит своё. Может, весь смысл в том, что любовь не так совершенна, как принято считать? Грош ей цена, если рядом не идет счастье. Или другое: в мире нет места тому, кто высказывает свое мнение и при этом не лжет, - я пожала плечами и повторила: - Каждый видит своё.
Мы ничуть не замерзли, но настало время возвращаться. На предложение сделать визиты сюда доброй традицией мне ответили расплывчато: «Посмотрим».
Путь домой показался мне слишком коротким. Минута, и «Ниссан» свернул в знакомые с детства дворы. Прекратившаяся было снегопляска началась по новой.
- Ты не торопишься?
- Нет, - Воропаев явно хотел что-то добавить, но промолчал.
Я догадывалась, о чем он мог думать. В родном доме его ждет очередная канитель с применением подручных средств убеждения.
После обещанного разговора Галина разнесла стекла в гостиной заодно со всеми хрупкими предметами. Потом, правда, опомнилась и кинулась восстанавливать разрушенное, но согласия на развод так и не дала.
«Охота по судам таскаться – ничего не имею против. Из тебя там все соки выпьют, прежде чем дело сдвинется. А если вдруг сдвинется, такие алименты потребую, что жизнь станет не мила. Квартира-то до сих пор на тебя оформлена. Не догадалась я, дура, вовремя подсуетиться! Кто ж знал, что припечет?»
В порыве злости она много чего наговорила: и с сыном видеться не даст, и заявление напишет. Трудно ли ведьме в наше время сфабриковать доказательства вины? Все эпитеты в адрес любимого супруга не пропустила бы никакая цензура. Когда Артемий, окончательно потеряв терпение, прервал поток брани заклятьем немоты, Галина стала объясняться жестами. Высказавшись, в сердцах плюнула, разбив чудом уцелевшее стекло, заперлась в спальне и завыла, как раненый зверь. Пашка с бабушкой, которая выписалась совсем некстати, сидели в детской и ждали, пока стихнет буря. Ребенок привык к бурным ссорам, поэтому заткнул уши и спрятался под одеяло. Марина Константиновна беззвучно плакала.
Артемий не хотел рассказывать мне всё это, пришлось настоять. Нечестно будет, если ему придется воевать в одиночку. В конце концов, меня это тоже касается, напрямую и непосредственно. Может, есть какой-то способ... обезболить? Галина не производила впечатления полной дуры, не могла не понимать, что таким макаром мужа не удержишь – только окончательно испортишь отношения. Значит, решила нервы помочалить. Из вредности.
- Не переживай, - шепнул Воропаев, возвращая к реальности, - не мы первые, не мы последние. Рано или поздно всё это закончится. Расходятся ведь люди, и мы с Галкой как-нибудь разойдемся.
- Опять на лбу написано, да?
- Не совсем. Ты как атомный реактор, излучаешь эмоции в пространство, а я воспринимаю. Раньше – тоже, но не так сильно.
Он чувствует меня, как никто другой. Почему я так не могу?
- Выпить чаю, понятное дело, не пригласишь… - протянул Воропаев.
- Чаепитие в десятом часу вечера поймут превратно, - грустно хмыкнула я, - а жаль.
- Тогда увидимся завтра. Заехать за тобой?
- Не надо, лучше поспи подольше. Маршрутки ходят по расписанию, не опоздаю.
- Думаешь, меня волнует только это? – притворно нахмурился он. Делает вид, что смертельно обижен, а в глазах – милые сердцу чертики.
Прощались мы долго. Сначала искали по всей машине шапку, снятую по случаю включенной печки, потом куда-то внезапно пропал шарфик. Всё остальное время я тренировалась в умении целоваться. Тренер мне, надо сказать, попался умудренный опытом, одно удовольствие учиться. Ни зажатости, ни былой неуверенности не испытывала – я доверяла безоговорочно. Наверное, именно с этим чувством на край света идут. Не узнаю себя.
Коса безнадежно растрепалась, пришлось спешно переплетать. Пальцы дрожали, и получилось еще хуже, чем было.
- Иди, коварный искуситель, - Артемий еще раз поцеловал меня. - Подожду, пока поднимешься. Не забудь смс-ку сбросить.
- Пренепременно. Спокойной ночи! - не удержавшись, я крепко его обняла.
***
Эх, родная работа, как же тебя недоставало! Считайте меня конченной «трудоголкой», но бессмысленное времяпровождение ведет к деградации.
Бледная от недосыпа Карина уже тащила куда-то поставленные друг на друга коробки с бахилами. Вечно их не хватает, Авдотья Игоревна ругается.
- Карина, привет!
Она испуганно стрельнула глазами в мою сторону и поспешила ретироваться, верхняя коробка при этом едва не свалилась. Некстати вспомнилось признание Жанны и основательно подпортило настроение. Надо будет отловить Кару в сестринской, поговорить. Не век же нам друг от друга шарахаться.
- Возвращение блудного попугая, - резюмировал Толик, стоило войти в ординаторскую. - Ну и как на Таити?
- Я тоже соскучилась, Анатолий Геннадьевич. А Славка где?
- Да зуб у него разболелся. Стонет, хныкает… короче, ты сама знаешь, аж пристрелить хочется. Пошел к Бенедиктовичу записываться, - поведал Малышев с простодушной ухмылкой.
- Бедный, - я села за стол, ожидая привычного визита «злобного повелителя».
Толян, чьи больные проходили процедуры, составил компанию.
- Меньше жрать надо, - озвучил он свою точку зрения. - Аукнулись благодарные шоколадки, не делится ведь ни с кем, сволочь!
- Утро доброе, мигрени мои, - поприветствовал нас Воропаев. - Так, считать до трех я пока не разучился. Где юное дарование, столь озабоченное карьерным ростом?
- Зубы делает, Артемий Петрович, - доложил Малышев. - Полянская в курсе.
- Рад за них обоих. Что, доктор Толик, разнежила Наталья Николаевна ваши наглые организмы? Будем исправлять. Халява, увы и ах, закончилась. К кому вы сейчас?
- К Исаевой А.Т., слизистый отек, и Дудкину К.К., воспаление хитрости. Симулирует Дудкин, - пояснил Толян в ответ на вопросительный взгляд, - чисто у него всё, здоровый как бык, а жалуется. Неохота мужику пахать, вот и добывает больничный.
- Дудкин, Дудкин… А, вспомнил! Это же наш любимый симулянт, профессиональный, так сказать, больной. Не повезло, Малышев: он у себя раз в полминуты кожные покровы проверяет и реакцию зрачков на свет, миндалины измеряет. С ним надо жестче, пускай в очередях помается, анализы посдает. Выгнать его всё равно не имеем права.
- А вдруг человек действительно болен? – спросила я.
- Вот на шее таких как вы, доктор Вера, и любят сидеть такие, как Дудкин, - саркастически усмехнулся Артемий. - Свесят ножки и сидят себе. Крови из него выкачали – на донорский пункт хватит, я уж про другие анализы молчу. Нечего там исследовать, впору присваивать лейкоцитам инвентарные номера. Так что вперед и с песней, Анатолий Геннадьевич. Передайте Дудкину, что навещу его ближе к вечеру, потолкую со старым знакомым... Хотя постойте, возьмите-ка с собой Соболеву. Новых больных я ей сегодня не дам, а врага надо знать в лицо. Вспомню старые добрые времена и поставлю вас в дуэт. Отчет, так и быть, можете сдать общий.
Из ординаторской вышли втроем. Воропаев направлялся в свой кабинет, а я с Толяном – в палату симулянта. Тут-то, в коридоре, и нашла коса на камень.
На нас косились. Не все, но многие встречные начинали шептаться или усиленно отворачивались.
- Толик, - тихо спросила я, - ты, случайно, не в курсе, почему они так смотрят?
- Смотрят? Да не, тебе показалось, - отмахнулся Малышев. – Не обращай внимания.
Вот уж нет уж! Бывшая практикантка Вероника, с которой у нас с сентября-месяца необъявленная война, стояла совсем близко, придерживая щекой телефон. Она даже не потрудилась понизить голос и протянула, глядя мне прямо в глаза:
- А я говорю, Светка, что правда. Думаешь, чего их столько времени не было? Тариф поменялся, путь к славе теперь постель. Я, наивная, в свое время из кожи вон лезла, а джентльмены, оказывается, предпочитают блондинок! Приступ у нее, видите ли!..
- Не дрейфь, Верк, щас разберемся, - оценил угрозу Толян.
- Не лезь, пожалуйста. Вероника Антоновна, вас мама не учила, что нести пургу нехорошо? – вкрадчиво спросила я, подходя вплотную.
- Я тебе перезвоню, зай... Ой, гляньте на нее, прям оскорбленная невинность! – прошипела Вероника. - Мы такие нежные, мы такого не знаем! Да ты вообще в курсе, что полбольницы ставки делает: трахнулись вы уже или нет?
Понятно, Карину можно не искать. Общественность в курсе.
- С кем? – поразительный по своей несвоевременности и наивности вопрос Малышева.
- И каковы ставки? – я натянула улыбку. Урегулировать бы всё мирно, но, боюсь, не выйдет. Не то место, не те люди.
- Раз не спрашиваешь, с кем, значит, уже, - подвела итог эта ненормальная. - Ну и как он? Мне лично узнать не довелось, хоть ты расскажи. Вмещаешь широту души?
- Вероника Антоновна, - я уже рычала, - будь человеком. Заткнись, а?
Вероника Антоновна быть человеком не захотела.
- Какой был резонанс, офигеть просто! Никто сначала не поверил, что Воропаев на тебя польстился…
Я чувствовала, что способна на убийство. Клизму ей в… глотку! А Ника заливалась соловьем, расписывая в подробностях: что, где, сколько и каким образом.
- Да чтоб у тебя язык отсох! – в сердцах пожелала я.
Бывшая практикантка вдруг поперхнулась, схватилась за горло. Попыталась что-то сказать – не вышло. Она смотрела на меня оловянными глазами и беззвучно открывала рот, как гуппи в аквариуме Печорина.
- Вдохни поглубже, снабди мозг кислородом, - бросила я и зашагала прочь.
Ничего не понимающий Толян плелся следом и вопросов не задавал. Скорее всего, он решил, что у склочной девицы внезапно проснулась совесть.
Телефонный звонок застал меня в палате у Исаевой.
- Вера, - голос Артемия был спокоен и холоден, точно скальпель в руках опытного хирурга, - будь добра, выйди на минутку.
- Что-то срочное?
- Очень срочное.
Извинившись перед Анной Тимофеевной, вышла в коридор. Зав. терапией уже ждал меня.
- Что случилось? На тебе лица нет…
- Скажи мне, только честно, что ты сделала с Ермаковой Вероникой Антоновной?
При упоминании этой гадюки кулаки непроизвольно сжались.
- Только пожелала, чтоб у нее язык отсох. Она говорила о нас с тобой, всякие гадости и пошлости. Стоило молча пройти мимо?
- Стоило, Вер. Пройти мимо и не давать лишнего повода для сплетен. У них сейчас и так информационный экстаз, - поморщился Воропаев.
- Так ты знал?! – не поверила я.
- Вчера узнал, но дело вовсе не в этом, - он прислонился к стене, взгляд пытливый и одновременно недоверчивый. – Ермакова сейчас сидит в кабинете Крамоловой и не может ни слова сказать, только мычит и плачет.
- ?!
- Ты сумела наложить на Веронику абсолютную немоту, снять которую не в силах ни я, ни Крамолова, - мое лицо вытянулось, рука сама собой потянулась к горлу. - Она требует к себе, немедленно.
Когда мы вошли в кабинет главврача – Артемий меня не бросил, побоявшись оставить наедине с главной ведьмой, – Мария Васильевна рубанула ладонью в воздухе. Съежившаяся на стуле Вероника обмякла.
- Твоих рук дело? – заклокотала колдунья. - Ее язык больше похож на сушеную воблу, чем на орган! Куча свидетелей! Ты… ты хоть понимаешь?!
- Не ори, - Воропаев не выпускал мою взмокшую руку из своей руки. – Свидетели… что они смогут сказать? Ничего не было. Мы найдем способ расколдовать Ермакову. Интуитивная магия не…
- Нет-нет-нет, с меня хватит, хватит! - главврач хрипло хохотнула, взъерошила волосы и нашла на столе чистый лист. - Если бы я раньше знала, что ты ведьма... Троих ущербных для этого заведения и так больше, чем достаточно. Только стихийных прорывов нам не хватало! Сама я не уйду, Воропаева терять тоже не сподручно, Печорина не отпустит народ, поэтому... – она сделала мстительную паузу, – ты уволена.
Глава третья
Ни рыба ни мясо
- Да что ж за жизнь такая?! Мечты сбываются, а переварить ты их не можешь…
«Смешарики».
- Давай не будем торопиться и спокойно всё обсудим, - вкрадчиво предложил Артемий.
- Нечего тут обсуждать! Соболева мне и так поперек горла… Что? Что ты делаешь?! Прекрати! Не смей принуждать меня! – Мария Васильевна отпрянула, закрывая глаза рукой. Она пыталась одновременно прикрыть уши, вот только третья передняя конечность в анатомии млекопитающих не предусмотрена.
- Я и не собираюсь принуждать вас, Марья Батьковна, просто предлагаю поговорить спокойно.
Кольцо с гравировкой на пальце Крамоловой изменило цвет, задымилось. Ведьма ойкнула, отняла ладонь от лица, чтобы снять украшение, и… попала.
- Чего ты хочешь от меня? – главврач облизнула пересохшие губы. Каждое слово давалось ей с трудом, словно бы воля Крамоловой вступила в борьбу с чужой волей и проиграла.
- Произошло недоразумение: с Ермаковой всё в порядке, она уже уходит. Вера не ведьма, тебе это просто показалось, и увольнять ее не за что. Никто ни в чем не виноват, - раздельно сказал Воропаев. Всё это время он удерживал зрительный контакт, не позволяя Марии отвести глаза и освободиться.
Я вспомнила «Теорию магии»: данная манипуляция больше известна как принуждение, используется она, в связи со сложностью процесса и большими затратами энергии, крайне редко. Если человек попадает под влияние принудителя – отдельной категории магов-интуитивщиков, – он поверит во что угодно и сделает всё, что ему прикажут. Принудить человеческое существо, не имея особого дара, крайне сложно, а если принуждаемый объект сам владеет зачатками магии, то практически невозможно. Но, похоже, что «невозможно» - понятие относительное.
- Ты… ты… хорошо, - сдалась Мария Васильевна, - уходите. Произошло недоразумение… да, недоразумение.
- Через двадцать минут у тебя совещание. Оставь ключ, мы закончим с делами и закроем кабинет. Иди.
- Иду, я уже иду, - как зомби, повторила главврач, достала связку ключей и сунула мне, - закроете.
Она вышла с гордо поднятой головой, прикрикнула на Сонечку, хлопнула дверью. Воропаев коротко выдохнул и провел рукой по взмокшему лбу.
- Гадость какая! Чужое сознание как черная дыра: пока вычищаешь лишнее, засасывает вглубь, - поделился он. – Память-то я чистил, и не раз, а вот чтобы зомбировать – впервые.
Я неприязненно разглядывала «отключенную» Нику. Голова красотки была опущена на грудь, длинные черные космы полностью закрывают лицо. Выходит, надо править воспоминания и ей, и Карине, и половине местных сплетниц? Да мы же с ума сойдем!
- И что с ней делать? – я ткнула пальцем в плечо бывшей практикантки.
- Для начала поможешь снять немоту, потом подлатаю ей память. Поможешь ведь?
- Разумеется, только скажи, что надо делать.
Никто из нас так и не произнес слова «ведьма». Будем решать проблемы по мере их поступления. Это ошибка, наверняка ошибка…
- Слушай внимательно. Наговор накладывала ты, поэтому снимать его предстоит тоже тебе. Я помогу, направлю в нужное русло. Ч-черт, нет времени начинать с азов, тебе придется тупо следовать инструкции. Готова?
Я сделала глубокий вдох, выдохнула.
- Готова.
- Тогда чуть приподними голову Ермаковой, коснись ее висков, большие пальцы не участвуют. Вот так, умница. Теперь закрой глаза и постарайся ни о чем не думать.
Легко сказать «не думай»! Внутри меня вертелась карусель эмоций; в голову, как назло, лезли паникерские мысли. Не смогу, я же не колдунья!
На плечи легли твердые теплые ладони.
«Не переживай, ты справишься, - Артемий успел подключиться к моему сознанию и поэтому мог передавать-ловить мысли. – Сейчас – основная часть: следуй за мной и попытайся повторить то, что я покажу, как можно точнее».
В голове послушно возник мыслеобраз. Я внимательно следила, запоминая последовательность: открыть, проскользнуть, вычистить постороннее и осторожно выбраться, не нарушив целостности. На словах всё просто.
Давно известно, что для человеческой ауры, как и для всего организма в целом, характерен гомеостаз, а чужая магия действует на него подобно инородному телу. Реакция соответствующая – избавиться, однако здесь всё зависит от силы воли и способности к сопротивлению. Тот же иммунитет, только ментального плана.
Ауру Вероники накрыла темная ячеистая сетка – мой стихийный наговор. Задача ясна: снять «сетку» до того, как она станет неотъемлемой частью Ермаковой. Аккуратно снять, не задевая ауру.
Мучилась долго. Собственное колдовство измывалось, как могло. Оно меняло форму и размер, ускользало, не давая ухватиться. От непривычного морального напряжения меня колотило, но пальцы на плечах ободряюще сжались: держись, мол. Умела нагадить – сумей и убрать за собой.
«Не спеши. Сосредоточься. Представь, что ловишь… ммм… кошку. Загони ее в угол, осторожно, не торопясь, и хватай».
Не сразу, но удалось схватить краешек. Тогда магия попыталась ненавязчиво оставить пойманный «хвост» в моей «ладони». Вот уж нет уж, голубушка! Осторожным (по крайней мере, мне хотелось так думать) движением убрала «сетку». Связь разорвалась, и я в изнеможении опустилась на пол. Ноги после такого подвига отказались держать.
Наградой мне стала нескрываемая гордость в любимых глазах.
- Снимаю шляпу, гражданка Соболева. Для первого раза, да еще без элементарной теории, вы справились блестяще. Вставай, пол холодный. Лучше подожди в кресле, пока я закончу.
Я доползла до кресла и прикрыла глаза. В висках стучали маленькие отбойные молоточки, каждая клеточка моего тела равномерно наполнялась усталостью.
- Эй-эй-эй, а вот спать не надо! - предупредил Артемий, приводя в чувство Ермакову.
После своего пробуждения Вероника ничего не вспомнит, знания об интимных подробностях нашей жизни ей ни к чему. Теперь предстояло провернуть то же самое со всеми посвященными в тайну. И как прикажете это сделать?
***
- В голове не укладывается, - Воропаев потер переносицу. Он часто делал так, когда размышлял или волновался. - Каким мистическим образом? Не бурду же бабы Клавину в этом винить!
Мы провели вместе остаток дня, чему поспособствовало наличие бумажной работы. Артемию гораздо тяжелее, чем мне: за время его отсутствия отделение не пало в руинах, но забот да хлопот накопилось достаточно. Ему то и дело кто-то звонил. Приходилось совмещать реальное и нереальное, отвечать на звонки и пытаться найти разгадку.
- Увы и ах, вопросов пока больше чем ответов. Вопрос первый: как Тайчук проникла в палату? Не должна была, по всем законам магии и логики, но проникла. Вопрос второй, не связанный с первым: Снежинка до сих пор у тебя, так?
- Так, - кивнула я, умудряясь одновременно делать выписки из документов и размышлять.
- Желание до этого не загадывалось, верно?
- Верно, - не совсем ясно, к чему он клонит.
- Склерозом и провалами в памяти ты не страдаешь. Как я раньше об этом не подумал?! Вот скажи, что заставило тебя, находящуюся в здравом уме и твердой памяти, искать подмоги у какой-то левой знахарки, когда ключ к мечте находился прямо под носом, а?
До меня, наконец, дошел весь идиотизм ситуации. Действительно, что помешало загадать желание? На тот момент – самое-самое заветное. Думала ли я вообще об амулете? Думала, но уже во время судьбоносного визита к гражданке Лукоморьиной.
- Ну и кого будем винить, состояние аффекта или мистические силы? – Артемий ласково взглянул на меня и украдкой зевнул в кулак. Вымотался он за сегодня, пускай и делает вид, что море по колено.
- Мистические силы как-то больше по душе, - нехотя призналась я. – Не слишком приятно, знаешь ли, грешить на собственную блондинистость и провалы в памяти.
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Почему во мне вдруг проснулась магия? Почему сейчас, когда мы уже нашли выход?!
- Неохота быть ведьмой, да? – понимающе усмехнулся любимый. Только не смешно ему было, совершенно не смешно.
- А я и не хотела становиться ведьмой только ради того, чтобы быть ею! – путанно объяснила я. – Я хотела быть с тобой…
- Не грусти, что-нибудь придумаем. Для этого, собственно, мы и сидим здесь, зарывшись в бумажки. Всему есть логическое объяснение, даже твоему… стихийному прорыву.
- А у тебя уже есть теория, - расшифровала я задумчивый взгляд, - как и на любой другой случай, по поводу и без него.
- Верно, есть. Если не учитывать, что магия и логика, по сути своей, противоположные понятия, логическое объяснение может быть только одно. Оч-чень бредовое.
- Давай учитывать, что наша жизнь в последнее время не подчиняется законам логики, - слабо улыбнулась я и взяла новую бесполезную бумагу. - Что за объяснение?
- Помнишь, я передал тебе несколько лет, когда пытался тянуть время?
С преувеличенным вниманием уставилась на ровные строчки. Помню, конечно, и никак не могу себя простить. Вернуть года законному владельцу оказалось невозможно, и какая-то частичка его продолжает жить во мне.
- После того, как мы с Печориным грохнули банку бабы Клавы, вернулась вся твоя жизнь до последней минуты, однако тебе по-прежнему неполных двадцать пять, а не двадцать два. Вопрос на миллион: куда пропали те лишние три года, если развеяться в пространстве они просто-напросто не могли?
- Думаешь, это они повлияли?..
- Я лишь предполагаю. Вскрытие, как говорится, покажет. Лист из пачки не подашь? Будем записывать, пока не забыли, - Воропаев нахмурился, припоминая детали, и черкнул пару строк. - Терпеть не могу неопределенность, но здесь мы можем только предполагать. Допустим, моя теория недалека от истины. Тогда возникают новые вопросы: обращение полное или частичное? Возможен ли обратный переход? Какой источник силы тебе нужен? Мама дорогая, дурдом на выезде! – он снова потер переносицу. - Есть вариант сделать анализ крови, я его расшифрую, и будем знать наверняка... Перейдем к внешним признакам: температура тела изменилась?
- Выше тридцать шесть и пять не поднимается, - доложила я.
- Давление?
- В норме.
- Кардиограмма? – а это уже смахивает на допрос.
- В норме.
- Пройдешь еще раз, - строго велел Артемий.
Пройду, конечно, кто ж спорит? В моих интересах, чтобы предварительный диагноз не подтвердился. Не хочу быть ведьмой! Всё только-только начало налаживаться…
- Что такое? Голова болит? Это бывает, перетрудилась немного. Давай полечу.
- Тёма? – позвала я, не позволяя голосу дать свечку.
- Я слушаю.
- Если это правда, и я действительно ведьма, настоящая ведьма, то нам с тобой... придется расстаться?
- Нет! – твердо сказал он. – Нет, нет и нет! Не накручивай себя, Вер, это всего лишь теория, предположение, не больше. Пыль! Пчхи, и всё. Нет такого способа обратиться, запомни, и магии в тебе ни грамма. Не знаю, что уж там произошло с Ермаковой, похоже на некий отзвук... Ладно, проехали! Не думай об этом пока.
- Мы подумаем об этом завтра, - протянула я.
За окном давно стемнело. Махнув рукой на бумажную волокиту и отключив телефоны, мы сели на мини-диван – тот самый, где меня приводили в чувство после инцидента с Денисом. Первый рабочий день после двухнедельного перерыва, не считая магической комы, выдался тяжелее некуда.
Зевнули мы синхронно, жутко клонило в сон. Тогда я вплотную придвинулась к диванному подлокотнику и опустила голову на удобную спинку.
- Ложись, как раз поместимся.
Ответом мне стала скептически поднятая бровь, однако Артемий послушался. Забросив ноги на другой подлокотник – короток диванчик, что ни говори, – он лег так, чтобы голова оказалась на моих коленях.
- Наглеть так наглеть, - пробормотал Воропаев, закрывая глаза. - Застукают – будет большой скандал.
Я фыркнула, устраиваясь поудобнее.
- Готова поспорить, у тебя стоит какой-нибудь оповещальник о непрошенных гостях. Разве нет?
- Какой я предсказуемый, - он приоткрыл один глаз. - А ты проспорила: нет здесь ничего, только замок на двери. Обещаю, что поставлю, но не сегодня.
Я провела рукой по темным волосам, дотронулась до виска. Волосы здесь, неожиданно мягкие, слегка вились. Не стригись он так часто, наверняка был бы кудрявым.
- Не усыпляй меня, - попросил Артемий, переворачиваясь на бок, - не встану потом, пинками поднимать придется. Эх, Вера, Вера…
Вскоре он задремал. Я слушала тихое ровное дыхание, гладила кончиками пальцев его шею, затылок, коснулась губами виска. Такой мирный, когда спит, кому рассказать – не поверят. И не храпит совсем, только изредка посапывает. На ум сразу пришли громогласные рулады папы (сколько дверь не закрывай, всё равно слышно; маме приходилось вставать и переворачивать мужа на другой бок), мелодичные всхрапы Сашки (того будила уже я, правда, не так нежно). В моем субъективном представлении все мужчины храпят. Приятно в этом разубедиться.
«Не переживай, у меня куча других вредных привычек» - прилетела ехидная мысль.
«Никто и не сомневался» - я подула ему в ухо, заставив поежиться.
Секрет фокуса с телекинезом мне объяснили недавно. Суть в том, чтобы резко открыть канал передачи сообщений, тогда ты машинально ловишь последнюю мысль человека. Всё гениальное просто. Другое дело, что люди редко думают связными предложениями. Мысли перескакивают с одного на другое, вздумаешь читать – голова кругом пойдет. Поэтому маги и придумали «мыслеречь». Тот же разговор, но молча.
- Я ведь просил не усыплять, - с укоризной сказал Воропаев и попытался слезть с дивана.
- Можно подумать, кое-кто сильно сопротивлялся, - парировала я. - Молчу про то, что вы мне ногу отлежали.
- Сама предложила, грех было отказаться, - он покрутил затекшей шеей. - Который час?
- Время разбредаться по домам. Не хочется…
- Придется. Тебе нужно как следует выспаться, иначе завтра не миновать крышеходства.
- Да не хочу я спать…
***
Она уснула в его машине. Села, откинула голову на подголовник, и до свидания. Воропаев приглушил радио, включил печку: Вера как-то странно съежилась, будто ей холодно.
Конечно, он не верил в то, что ей наплел. «Магии ни грамма», «отзвук» - как же! Артемий вообще редко ошибался в подобных вещах. Девочка сумела снять наложенный заговор. Сама! Це-ле-на-прав-лен-но! Прекрасно понимая, чего хочет. Какой тут, к черту, стихийный прорыв?! Заговор – да, снятие – нет. И что теперь делать?
Судьба будто нарочно издевалась над ними. Ирония, какая ирония! Вера, и ведьма. Нонсенс! Чепуха! Чушь собачья, собачья-пресобачья чушь!
Ладно, магия – еще куда не шло. Метеориты людям на головы падают, способности возникают – пример тупой, за неимением лучших. А как прикажете быть со строением? С внутренними органами, кровью? Они уже изменились… или им это только предстоит?
Кровь сдали из вены, чтобы наверняка. Результаты будут завтра, вместе с кардиограммой. Сначала надо узнать, а уж потом думать, как поступить. Магия в Вере есть – что, он не видит, что ли? Светлая или Темная – говорить пока не приходится, но заряжаться ей сейчас нельзя. Ни в коем случае.
Знакомый двор, его «Ниссан» успел здесь примелькаться. Хотя не важно, пускай мелькает. Плевать он хотел на чужое мнение, вчера, сегодня и завтра. Всегда. Есть семь человек, мнение которых что-то для него значит. Скоро их станет шесть, но не потому что человек исчезнет, отнюдь. Просто мнение конкретно этого человека перестанет быть важным.
Двигатель негромко урчал под капотом. Артемий остановил машину и переключил «дальний» свет на «ближний». Вера по-прежнему крепко спала, даже жаль было будить.
- Доктор Соболева, подъем!
- Ммм, - она недовольно поморщилась и отвернулась.
- Вставай, летаргик! Ве-ра, - он качал ее за плечо, сдерживая смех.
Она тоже смеялась. Беззвучно.
- Хорошо, подремай еще чуток. Я ненадолго.
- Ку-дааа? – зевнула Вера. Или вздохнула?
Это ее «дааа» вызвало в душе нездоровые ассоциации. Напрасно думал, что переболел.
- В магазин. Я быстро.
Растянуть зарплату до аванса – целое искусство, а уж зарплату врача... Впрочем, Воропаев не жаловался и растягивать умел. Заначка у него была всегда. Молоко, хлеб, сыр, масло, сметана для Профессора, селедка ему же. Из незапланированного – сухофрукты и орехи для Веры. Смесей того и другого почему-то не было в наличии.
- Зачем это? – удивилась девушка. – Я орехи как-то не очень.
- Знаю, но сейчас они тебе полезны.
- Спасибо, - она взяла пакет, случайно задев его руку. Трудно было удержаться от соблазна...
Из машины выбрались нескоро. Артемий проводил Веру до двери, отмахнувшись от слабых возражений. Вера крутила головой, оглядывалась и втягивала эту самую голову в плечи. Ни дать ни взять шпионка.
- Расслабься, на лестнице никого нет.
- В смысле? – натянуто улыбнулась она.
- Свидетелей нашего аморального поведения, - охотно пояснил Воропаев.
Покраснела, как девочка. Только Вера умеет вот так краснеть: не жеманно, пятнышками, а вспыхивать до кончиков ушей. Хотя не факт, уши под шапкой не видно.
Не его она стеснялась, совсем нет. Она стеснялась делать свою личную жизнь достоянием общественности. Глупая. Ей еще предстоит понять, что бесполезно этого бояться. А вот слухи, что прошли по отделению, игнорировать не стоит. Тут уже об их душевном спокойствии речь, его и Веры. Переживает девочка, перемалывает. Если бы не эти долбанные россказни…
- Ну, пока? – неуверенно сказала девушка.
- Это ты у меня спрашиваешь?
- Ага, - улыбка от уха до уха. Ангел-вредитель. – Мы ведь можем на крышу пойти…
- Я-те дам крышу! Ты идешь спать. Сразу!
- Да, капитан, - фыркнула Соболева. – «Спокойных ночей малышам» мне сегодня не светит, как я поняла?
- Не утрируй.
Воропаев поцеловал ее на прощание. Не так, как обычно целуют – мельком, не целуют даже – чмокают. Он целовал ее долго, подтолкнув к стене, предварительно «заклеив» все любопытные «глазки», чтобы девочке было спокойнее.
«Не увлекайся», - посоветовала осторожность, но как тут устоять, когда каждую ее частичку хочется сделать своей? Буквально табличку повесить, чтобы даже смотреть не смели. На каждой клеточке… Идиотизм.
- Беги, - сказал он хрипло, - до завтра.
Она отпустила не сразу и руки расцепила с трудом. Обалдевшая, красная, с блестящими счастьем глазами. Лохматая: шапку Артемий с нее стащил, растрепал прическу. Тянуло его в эти волосы зарыться, до дрожи просто. Маленькая такая по сравнению с ним, каланчой. Хрупкая.
- До… до завтра! – выдохнула Вера, дергая дверь внезапно ослабевшими пальцами. В другой руке она сжимала пакет с орехами. – Я люблю тебя.
***
В результатах анализов никаких отклонений не обнаружилось. Обычная кровь здорового человека, эритроциты-лейкоциты-лимфоциты и прочие на своих местах и в нужных количествах. Получается, что внутренних изменений либо не произошло, либо они пока не проявились. Мы условились повторить исследование через пару недель.
Но магия во мне была. Своя, настоящая магия. Не чувствуя внутри ничего особенного, я повторила за Артемием бессмысленный набор слов, и подоконник пустил побеги. Не деревяшка – сувенирный брелок, что мы достали для опыта, но всё-таки… Я испугалась и одновременно испытала дикий восторг. Воропаев же чуть прикусил нижнюю губу и убрал побеги с подоконника.
- Пока не разберемся в природе твоих феноменальных способностей, колдовать не будешь! – сказал он, как отрезал.
Я буквально разрывалась. С одной стороны, мне ужасно нравилась эта неизвестно как обретенная власть над вещами, но с другой стороны, что если такая «тренировка» приведет к нарушению внутренних процессов? Резерв-то заряжать надо, рано или поздно придется выбирать источник Силы. Нет, не хочу быть ведьмой! Хватит с нас катаклизмов.
Однако ровно через две недели Артемий сделал удивительное открытие: магия не только не нарушила – она еще и улучшила мое здоровье!
- Нич-чо не понимаю! – обескураженно сказал Печорин, перестав светить мне в рот лампочкой. – Кариес на третьем нижнем не прогрессирует, а само «дупло» испарилось! Тёмыч, это ты подсуетился? Ну, признайся! Развести меня хотите. На прошлой неделе «дупло» было на месте, а сейчас его нет! Всё, братва, хорош прикалываться...
- Тём, а давай завтра у офтальмолога проверимся! – я нетерпеливо подпрыгнула на стоматологическом кресле. – Для частоты эксперимента.
Проверились. Зрение улучшилось! Из просто хорошего оно стало практически стопроцентным. Так не бывает!
- Вера, – Артемий удержал меня на месте, не дав метнуться к очередному специалисту. Гинекологу, если по секрету. – Остановись! Это ненормально!
Его слова выкачали из меня радость, как выкачивают воздух из надувного матраса. Было в этих простых словах какое-то отчаяние. И страх.
- Почему?
Он присел рядом со мной на корточки, хотя кругом было полно свободных кресел.
- Родная, я очень рад за тебя. Здоровье, конечно, не купишь, но, Вер, ты же не подопытная крыса! Не морская свинка, не хомячок, над которым можно измываться без зазрения совести. Откуда ты знаешь, что, дойдя до максимума, значение не уползет в минимум? Что эта хрень просто-напросто не прикончит тебя?
- Тём, ну перестань, – я погладила его по плечу. – Глупости какие! Это же моя магия. Твоя магия! Она не причинит мне вреда.
- Откуда. Ты. Знаешь?
- Просто знаю.
Воропаев поднялся на ноги. Видимо, решил, что с высоты роста влиять будет проще.
- Ты хочешь стать ведьмой? – в лоб спросил он.
- Нет! Нет, глупый, совсем не хочу, но раз у меня есть этот дар, нельзя зарывать его в землю. Ты же сам сказал: внутреннее строение не изменилось, анализы…
- Две недели – маленький срок, - перебил он. – Не показатель.
- Я снова сдам их через две недели, через месяц. Вот увидишь, всё будет хорошо, только научи меня, как сделать так, чтобы способности не угасли.
- Извини, но я этого делать не буду. Слишком опасно.
Артемий оставался непреклонным, его не тронули ни крики, ни мольбы. Тогда мы с ним впервые серьезно поссорились и не разговаривали три дня. Он приглядывал за мной, ёжику понятно, и обращался вежливо, но... Всё дело в этом «но»!
Свою магию я больше не трогала. Не из принципа, упрямства или чего-то подобного – не хотелось еще сильнее огорчать любимого. Бойкот-то фактически я объявила, поэтому мириться решила пойти первой. Чем раньше зароем топор войны, тем лучше, и не важно, кто первым возьмется за лопату.
Ночь внесла в мой план серьезные коррективы.
Проснулась от сильной рези в животе. Боль, от которой теряешь сознание, слегка припозднилась. Я успела на четвереньках выползти из комнаты, когда меня стошнило желчью. Дальше – как в тумане. Мама пыталась достучаться до невменяемой дочери, не достучалась и стала звонить в «Скорую». Она чуть ли не плакала, приводя меня в чувство, и не попадала по нужным кнопкам.
- Дай… телефон… - прохрипела я. Боль из желудка переползала к сердцу.
Не знаю, что бы я делала, возьми трубку Галина или Марина Константиновна!
- Помоги… - похоже, на этом я отключилась.
Артемий телепортировал прямиком на лестничную площадку. Полностью одетый, но в одном ботинке: звонок застал его на обувании. Видимо, почувствовал что-то и поспешил на помощь. Как хорошо, что на свете есть Воропаев…
Всё обошлось. Мать не хватил кондратий, Анька так и не проснулась, я выжила, не пострадав особо. Приступ он мне снял безо всякой «Скорой помощи» и остался ночевать в моей комнате. Маму отправили спать. Завтра утром она встанет поздно, не вспомнив о визите моего ангела-хранителя. Правильный магический сон обладает целебными свойствами, жаль только, что потраченные нервы так просто не восстановишь.
- Спи, горе мое луковое, - шепнул Воропаев, переодев меня во всё чистое, умыв и уложив в постель. – Больно больше не будет.
- Тё-ом, - захныкала я, чувствуя себя висящим в невесомости куском протоплазмы, - это всё из-за магии, да-а?
- Завтра, всё завтра. Спи.
Он лег рядом, чтобы я могла обнимать его, а он меня – греть. Смутно помню, как Артемий бормотал непонятные слова, массировал мои липкие от пота руки, и по дрожащим пальцам струился жар... Нет, не так: жар шел из моих пальцев. Сны снились какие-то нелепые, пятнистые и зубастые, и я точно заехала Воропаеву коленом в живот.
Как ни крути, ночь выдалась нелегкая. Мы проснулись еще до рассвета и молча лежали, слушая дыхание друг друга. Анька неестественно громко храпела в своей «берлоге», школа сегодня ей явно не светила.
- Ты была права, - заявил Артемий во время завтрака, предварительно осмотрев меня и ощупав. – Тебе всё-таки придется использовать эти паранормальные способности.
- Придется? – я оправила растянутую футболку, в которой обычно спала зимой. – У меня что, выбора не будет?
- Выбор есть всегда, - он выуживал из кармана штанов телефон.
Тот уполз в дырку и теперь обретался где-то в районе щиколотки. Наверное, дырявые спортивные штаны должны быть в гардеробе каждого нормального мужчины, и Воропаев не исключение.
- Кому звонишь?
- Хочу познакомить тебя со своей второй матерью.
- Разве это удобно? – засомневалась я. – Сейчас только семь утра.
- Неудобно спать на потолке: одеяло падает. Доброе утро, Елена Михайловна!
В полдевятого Петрова сидела на кухне, пила чай с бергамотом и рассматривала меня с интересом потомственного биолога.
- Имей в виду, - погрозила ведьма худым пальцем, - если успел забросить удочки, не посоветовавшись со мной, не посмотрю, что тебе тридцать пять, и выдеру, как мальчишку!
Артемий заметно смутился, даже уши покраснели.
- Да к кому мне обращаться, Елена Михайловна?
- Например, в РИИЦМ. Леонид ведь оставил тебе телефон, вдруг передумаешь насчет статьи?
- Какой статьи? – нахмурилась я.
- Естественнонаучной. «Новое слово в магии: лечение летаргиса возможно» или «Летаргис и жизнь: любовь побеждает всё», - Елена взглянула на нас темными глазками-бусинками. Толщина линз в ее очках была просто чудовищной. – Надеюсь, ума всё-таки хватило. Или нет?
- Да не обращался я никуда! – возмутился Воропаев. – А этот ваш Леонид... Не до того мы спелись, чтобы шептать друг другу в ушки!
- Не убедил. Зная твою деятельную натуру…
Петрова выслушала историю вчерашних похождений, покивала и попросила еще чаю. Очень понравился ей мамин английский чай, она даже сунула нос в кружку и с удовольствием понюхала.
- И что вы скажете? – нетерпеливо спросил Артемий. Его можно понять: наставница пять минут смаковала ароматный напиток, вздыхала и всерьез озабоченной моей судьбой точно не выглядела.
- «Два» тебе по «Магическим формам и свойствам», без права пересдачи. И хотя случай довольно редкий, не узнать его – просто кощунство! Преступление против стольких лет работы! Ужас! Позор! Не знать «Магические формы…»!
- Елена Михайловна…
- Да, я слегка увлеклась, но, Артемий… Ты инициировал «полукровку» и сам не понял, что сотворил! По-твоему, это нормально?
Не слишком приятное словечко. Я нашла руку Воропаева и чуть сжала ее под столом, но ответное пожатие было ободряющим и радостным.
- Вы шутите?
- А я похожа на шутницу? Понимаю твою радость, но объясни, наконец, девочке, какую свинью ей подсунул. Она вон извелась вся, – Петрова вернулась к бергамоту.
- Вер, «полукровки» - это люди, которые получили доступ к Силе, но сами магами не стали. «Магия без мага», большая редкость. Я не знал, что они вообще существуют. Думал, что это просто легенда, миф…
- Сам ты миф! – вмешалась Елена. – «Полукровки» так же реальны, как мы с тобой. Экстрасенсы. Гадалки из честных. Примеров много, но такая инициация – нонсенс.
Артемий не выпускал моей руки, а я, кажется, вконец перестала что-либо понимать.
- Так кто же я: человек… или не-человек?
Ведьма сняла очки, протерла их специальной тряпочкой, дрогнула губами и вынесла вердикт:
- Человек. Но не обычный. В любом случае, природной ведьмой тебе не стать, это исключено. Думаешь, чего этот обормот ухмыляется? Знала бы, что он года собирается передавать – заперла бы в предбаннике с Йориком! Затейник!
Петрова прочла нам краткий курс о «полукровках» и их особенностях. Сведений о таких недо-магах катастрофически мало: фактов – крупицы, всё остальное – гипотезы. Возникают «полукровки» двумя способами, и оба способа случайны. Получить «существо из пробирки» нельзя; опыты, проводимые исследователями магических феноменов, провалились. Тут уж либо природа подсуетится, либо ничего не подозревающий благодетель, как и вышло со мной. Не имея поначалу собственного источника Силы, организм выбирает его сам, и только потом происходит зарождение резерва.
- Твой резерв сейчас размером с банку консервированного горошка. Ну, или кукурузы, смотря, что больше любишь, - подмигнула Елена Михайловна. – Виной всему эта ума палата, - она постучала по Воропаевскому лбу, когда тот послушно наклонился. – Изобретатель… кривой!
- А приступ?
- Адаптация к новой жизни. Вчера вечером возник твой личный магрезерв, а это сравнимо с рождением ребенка: у кого-то протекает легко, у кого-то – с осложнениями. Что, испугались, братцы-кролики?
- Есть маленько, - признался Артемий. – В меня как из дробовика пульнули.
- А всё потому, что кто-то, - слишком много ест? - ее посаженый отец!
- Че-е-его?!
- Забегали, тараканы, забегали! – несерьезно хихикнула Белая ведьма. – Вторая «двойка», в этот раз по генетике. Как волшебные узы могут быть кровными, э? Они же волшебные!
Всё, смена караула! Мой не выспавшийся мозг отказался продолжать прием информации, сыто икнул и включил «спящий режим». Остаток наставлений я выслушивала уже в объятиях любимого, уронив голову ему на плечо и непроизвольно вздрагивая, когда его подбородок упирался в макушку.
***
- Неужели уснула?
- Спит, восстанавливает силы. Повезло еще, что сегодня суббота.
- Мне пора, сынок. Вкусный у вас чай, - мечтательно вздохнула Петрова. – Улучшай, не улучшай, а всё равно от сорта зависит. Где брали?
- Надо спросить у Вериной мамы.
Ее улыбка пропадала постепенно: сначала опустился один угол сухих губ, затем второй.
- Надеюсь, ты понимаешь, что я не могу этого одобрить.
- Знакомства с Вериной мамой?
- Не корчь из себя дурака! Ваших отнюдь не деловых отношений с этой юной особой.
- Потому что она человек? – кисло спросил Артемий. – Всегда подозревал вас в расизме.
«Если больно мне, пускай другим будет еще больнее» - обычная для него защитная реакция. В таких ситуациях ведьма предпочитала промолчать. Зная упрямство Воропаева, невозможно предугадать, кто кого переспорит.
- Елена Михайловна, я понимаю, что вы имеете в виду. Что маги, как волки, с одним или одной на всю оставшуюся жизнь, но это не моя история. Так будет лучше.
- Лучше для кого? – холодно осведомилась биологичка. – Думаешь, я слепая и не вижу, кто она? Вспомни, чем всё закончилось в прошлый раз. После Лики Ландышевой тебя пришлось буквально по кусочкам собирать.
- Не сравнивайте божий дар с яичницей, - поморщился Воропаев. – Мы были детьми. Теперь всё иначе. Вера не Лика, она любит меня.
- Ты не хуже меня знаешь, что такое любовь юной изнеженной эгоистки, которая и жизни-то не нюхала. Сегодня одно, завтра другое. Натешится, заскучает и упорхнет обратно в столицу, карьеру строить, а ты опять будешь локти кусать. Выдержишь ли – второй раз в ту же речку?
- Вера не Лика, - упрямо повторил Артемий.
Давненько у него не было такого чувства, точно кто-то водит лобзиком по оголенным нервам. Танец над пропастью – вот что такое их отношения. Петрова ни за что на свете не подняла бы столь щекотливой темы, не будь эта тема ее любимой мозолью. Лику вон вспомнила...
- Предлагаете бросить ее? После всего, что было?
- Нет, не предлагаю. Забрать ее сейчас – всё равно что выдрать игрушку из рук детдомовца, не дав ни наиграться, ни рассмотреть толком. Своего ты не отдаешь, Артемий, я это помню. Но хотя бы выслушай совет человека, который повидал в этой жизни гораздо больше, чем ты.
- Когда оппонент старше тридцати, указывать на возраст несколько бестактно, Елена Михайловна, - с веселой грустью заметил «детдомовец». – Но я обещаю принять к сведению ваш совет, каким бы он ни был.
- Позаботься о своей жене, не рви всё сразу. Это меньшее, что ты обязан для нее сделать.
Она, конечно, догадывается о его дальнейших планах, на то и магистр Елена Петрова. Вот только он, Воропаев, не сможет сохранить теплых отношений с женой, если Галина сама того не захочет! Никто не вправе попрекать его этим вопросом, а уж тем более вертеть пальцем в ране, которая и без того болит!
- Не злись на меня, - попросила Елена Михайловна, - перед тобой всего лишь старая брюзга, погрязшая в своих мелких заботках. Куда ей жизни учить? Свою бы свалку разгрести. И возрастом попрекнула не со зла: взыграла старушечья бестактность.
- Никакая вы не старая, - пробормотал он, не сомневаясь, что «сварливая брюзга» нагло жмет на эмоциональные кнопки. Природа-матушка не создает ведьм белыми и пушистыми, ей это неинтересно.
- Старая, старая. Мой Гена умрет в следующем году, восьмого марта, представляешь? – ни с того ни с сего поделилась Петрова.
- Геннадий Родионович? С чего вы взяли?
- Все мы рано или поздно видим дату ухода любимого человека. Как календарь, только не отрывной, а внутренний. Если ты прожил с кем-то всю жизнь, это неизбежно.
Что он должен сказать? Посочувствовать? Спросить что-то бессмысленное, переведя разговор с темы смерти на более жизнерадостную? Или увидеть в этом намек, предупреждение? Елена не бросает слов на ветер.
- Пойду я, Тёмушка. Вчера одиннадцатые мои срез писали, будем проверять в УО. Заранее пустырником запаслась, ох, мама моя ненаглядная! А про Гену тебе сказала, потому что больше некому. Ты да Гена – вот и вся моя семья. Не мужу же про мужа рассказывать!
Она потрепала его по щеке, немного манерно, как стопудовая тетушка своего глистоподобного троюродного племянника, но не снисходительно. По-доброму. Единственная ласка, которую можно ждать от Елены Михайловны. Нерадивых учеников она шлепала по пальцам тетрадями или тыкала в бок полутораметровой указкой. Всё относительно.
***
На самом деле, мало просто обрести резерв магии: для долголетия, цепкой памяти и прочих приятных бонусов источник требуется раз-ви-вать. Чем мы и занялись, начиная с сегодняшнего дня.
Артемий объяснил, что, раз он теперь мой наставник, то нужно соблюсти все приличествующие церемонии, принести особую клятву и обменяться vice versa (наоборот, в обратном порядке – лат., прим. автора) – предметами, хранящими отпечаток личности каждого из нас. Думали долго, не халатами же обмениваться или, того хуже, черновиками отчетов! В итоге нашим общим vice versa стал Печорин. Печориным звали лохматого медведя с белым бантом и умными пластмассовыми глазами, которого я обнимала, засыпая. Подарок Воропаева ко Дню Всех Влюбленных, ага.
Обучение начали, как и положено, с азов. Простейшие упражнения на тренировку резерва давались с переменным успехом: книга взлетела с первой попытки, фокус с расстегиванием пуговиц также шел на ура (спросите авторитетный источник), а вот спичка не соизволила зажечься, сколько бы я над ней не билась.
Времени не хватало ни на что. Мужественно выдержав рабочий день, в течение которого мы успевали переброситься парой-тройкой слов, разъезжались по домам. Найти бы силы добрести до кровати, какая уж тут романтика? Спасали совместные дежурства, редкие, чтобы не усугублять подозрения.
Мерзкие слухи о нас гуляли по больнице на тонких шпильках. Кто-то охотно верил им, кто-то посылал сплетников по проторенному русским народом пути, кто-то колебался. Мы же старались всячески опровергнуть эти слухи. Общались друг с другом подчеркнуто холодно, Артемий не скупился на подколы в мой адрес, а я продолжала делать вид, что смертельно оскорбляюсь и ненавижу его до зубного скрипа. Друзья вставали в защиту, Жанна украдкой поднимала вверх большой палец. Карина не игнорировала меня, но постоянно смотрела в пол и в один прекрасный день просто перестала со мной общаться.
Крамолова затаилась и наблюдала со стороны. В больнице она теперь практически не появлялась, разъезжая по городским совещаниям в составе комиссий, участвуя в районных конференциях и съездах. Делами местного масштаба занимался ее зам по лечебной части, Илья Алексеевич Мельников, приятный неконфликтный человек, способный в случае чего войти в положение.
На выходных в наше распоряжение предоставлялась квартира Печорина. Сам работник зубодробильного фронта отправлялся бродить по улицам, размышлять о бренности бытия, а мы с Артемием занимались магией. Вампир понимающе косился, хмыкал и вопросов не задавал. Догадываюсь, о чем думал Евгений Бенедиктович, но все домыслы он неизменно держал при себе.
Только однажды, прежде чем уйти, стоматолог буркнул:
- На крестины хоть пригласите, в качестве главного благотворителя, э?
Оказывается, прицельно брошенная подушка в совокупности с неслабой магической добавкой может быть включена в список оружия дальнего действия.
Занятия волшебством требовали многих душевных и физических сил. Внушение, трансфигурация, большинство атакующих заклинаний оставались для меня тайной за семью печатями, зато в телекинезе (в основном, в управлении мелкими предметами) я порой превосходила своего учителя.
- Еще раз так сделаешь – получишь! – шипел он, распутывая шнурки на кроссовках. Те вырывались и исполняли танец кобры, будто ненароком оплетая пальцы.
Я скромно опустила глаза. Шнурки дрогнули, изобразили сердечко и сами собой завязались в «бантик».
- Ну и как на тебя сердиться? – вздыхал Артемий.
Одним из наиболее существенных плюсов было то, что как существо волшебное я потеряла восприимчивость к принуждению и проклятиям. Проклинать не решились, а вот подавление воли действовало с перебоями. Послушно, точно марионетка, шагнув в сторону кухни, я резко становилась и спросила:
- А зачем тебе соль? – послали меня почему-то за ней.
В тот день мы запланировали отпраздновать успех ничегонеделанием и по-человечески отдохнуть. Вернувшись раньше обычного, Бенедиктович нашел нас в спальне, спящих мертвым сном в объятиях друг друга и полностью одетых. Вампир тяжко вздохнул, покрутил пальцем у виска и достал одеяло: в доме были перебои с отоплением, поэтому комнатная температура приближалась к уличной. Дохни, и изо рта вылетит пар. Печорин дышать не стал, только пробормотал что-то себе под нос и поплотнее прикрыл дверь в спальню.
Глава четвертая
Знакомые незнакомцы
Я вас любил: любовь ещё, быть может,
В душе моей угасла не совсем…
А.С. Пушкин
Необычайно долгая и морозная зима уходила со скандалом, прихватив с собой в качестве компенсации большую часть марта. Снег таял неспешно, островками, оставляя на мокром асфальте гигантские лужи, которые за ночь успевали покрыться ледяной корочкой. Весеннее настроение создавали пока в основном коты, репетировавшие под окнами свои дикие первобытные песни. Наш Боня, далекий от каких-либо инстинктов, спал на подоконнике, свесив хвост. Умопомрачения сородичей трогали его мало.
Миновала пора плановых субботников, отметился на приеме последний местный аллергик. Подуставший от беспорядочного труда народ просил пощады, кое-кто даже выклянчил досрочный отпуск. Те, кому повезло меньше, держались на голом энтузиазме.
- Сил моих больше нет! - хлюпала носом Оксана. Она ухитрилась подхватить простуду, ходила злая, раздраженная и обстреливала всех желающих мелкими чихами.
Толян в порыве щедрости преподнес ей связку чеснока и банку красного перца. Эта связка теперь украшала сестринскую, а перцем закусывали санитары. Евгений Бенедиктович, на свою беду заглянув к нам за ватой, выскочил из сестринской с утробным воем, слезящимися глазами и трехэтажным матом.
- Аллергия на чеснок – это стр-рашная сила! – констатировал Сологуб, натирая чесночной долькой хлебную корочку.
Мое обучение магии шло полным ходом. Осваивались только элементарные навыки, часто применяемые в быту и одновременно тренирующие личный резерв. Меня хватало на десяток простых или три-четыре средних заклинания в день. Приходилось довольствоваться малым, дабы не вычерпать силы без остатка.
- Кондуктор, не спеши, - то и дело напоминал Артемий. – Большинству требуются годы тренировок, чтобы просто колдовать по желанию, а ты получила полный доступ за каких-то два месяца. Не беги впереди паровоза – догонит.
- Ну а ты, например, сколько тренировался, чтобы получить этот самый доступ? Только честно, пожалуйста.
- Месяц, - нехотя признался он, - но у меня был немного другой диагноз.
Какой именно диагноз, не уточнялось. Воропаев вообще не любил говорить о себе, больше отшучивался: «Детство? Да обычное, бестолковое – друзья-приятели, дворы, гаражи, партизаны в подвалах, снеговики зимой и прочие радости».
О семье рассказывал, но очень скупо. Отец погиб в Афганистане через месяц после призыва, мать какое-то время держалась, но потом снова вышла замуж. Отчим дядя Жора Лавицкий, однажды ушел из дома и не вернулся. Младшая сестра Маргарита живет в Питере с четвертым по счету мужем. Весь рассказ занял ровно пять предложений.
Я видела, что эта тема не слишком-то ему приятна, и не решилась настаивать, но если Артемий интересовался мною и моим прошлым, ответы давала максимально исчерпывающие. Скрывать было особо нечего. Чью-чью, а мою жизнь в «добольничный» период трудно назвать интересной. Родилась, жила, училась, окончила школу, поступила в универ, закончила универ, приехала сюда. Классического уличного детства с догонялками и коммунами кукол Барби удалось избежать: дворовые компании, как и Барби, мне были неинтересны. В свободное время училась, читала, пять лет отдала художественной школе. Взялась, было, осваивать фортепиано, но блестящая карьера пианистки закончилась там же, где и началась, когда я своим писклявым голосом попыталась воспроизвести простенькую песенку о метелице. После первого же куплета мне громко зааплодировали и вежливо попросили заткнуться. Учительница шепотом призналась моей маме, что такого музыкально бездарного ребенка она видит впервые.
Институт – отдельная страница биографии, о нем можно написать целую книгу, не имея ни капли писательского таланта. Истории из жизни студентов не зря становятся анекдотами... На этом месте я замялась и быстренько перескочила на госы, диплом. Сашка, наша дружба, решение создать семью, приезд в родной город, практика…
- Ну а дальше ты и сам знаешь, - закончила я рассказ.
- Получается, петь ты не умеешь? – спросил тогда, помнится, Воропаев.
- Совсем, - грустно кивнула я. - Медведь не просто на ухо наступил – он, садюга, еще и потоптался.
***
Наша новая интерница, обещанная вышестоящими еще в январе-месяце, появилась в больнице погожим весенним утром. Толик и Славка успели бросить жребий, кем окажется новоиспеченная коллега: блондинкой или брюнеткой?
- Терпеть не могу блондинок! У меня от них чесотка и стригущий лишай: сразу кого-нибудь обстричь хочется, – заявил Сологуб. - Вер, не в обиду сказано. Но ты ведь у нас крашенная, нет?
- Во-первых, натуральная, - отрезала я, - во-вторых, не блондинка, а русая. И в-третьих, это дискриминация! Интеллект от цвета волос не зависит. Уж вы-то, Ярослав Витальевич, должны это знать.
- Не суть. По статистике, блондинки интеллектом не блещут…
- Зато брюнетки – стервы, - припечатал Малышев. – Вспомни Сам-Знаешь-Кого!
- Так он же вроде лысый был, - засомневался молодой и перспективный.
- Балда! Я про Ту-Чье-Имя-Нельзя-Называть, про нашу, местную. И Ермакову. Всем стервам стерва, скажи, Верк?
Новоприбывшая разочаровала обоих: она оказалась шатенкой. Сидящая к нам спиной девушка мило беседовала с Воропаевым, то и дело откидывая назад тяжелую копну волос.
Клацнула дверь за Толяном, и интерница обернулась. На нас в упор глядели вишневые глаза Ули Сушкиной. Знакомые всё лица! Не ожидала вновь встретиться с бывшей одноклассницей и давним врагом по совместительству.
- Ваши товарищи по несчастью, Ульяна Дмитриевна. Слева направо: Ярослав Витальевич Сологуб, Анатолий Геннадьевич Малышев и Вера Сергеевна Соболева, - представил Артемий. – Прошу любить и по возможности не жаловаться.
- Приятно познакомиться, - она всё так же противно тянула слова. - Рада встрече, Вера.
- Взаимно, Уля, - не поддаваться на провокацию, не поддаваться…
«Вы знакомы?» - Воропаев оставался бесстрастным, даже брови не поднялись.
«Было дело. Потом расскажу, это целая драма в истории отечества. “Борьба за власть, дуракам везет, или по блату без мыла пролезу”»
- На этом церемонии окончены, разрешаю приступить к непосредственным обязанностям. Малышев, мсье Дудкин от вас в восторге. Если и дальше так пойдет, он здесь пропишется. Напрягите серое вещество и гоните его в шею, весело и активно. Ярослав, который Сологуб, вам предстоит борьба с гражданкой Мейлер Л.В. из двадцать седьмой палаты. Поступила к нам вчера, аллергия со всеми вытекающими. Соболева - в педиатрию, Елена Юрьевна просила одолжить лишние рабочие руки. Лично я рекомендовал Анатолия Геннадьевича, но она почему-то отказалась. Наш молодой боец берет курс на сестринскую и дальше по списку. Будут вопросы – обращайтесь, наш девиз: «один за всех». Повторять не требуется? Вот и ладненько, ценю понятливых.
***
- Вера! Вер, подожди!
Я обернулась. Надо же, сама Ульяна Великая мчится по коридору, пытаясь меня догнать. Приятно, честное пионерское!
- Слушаю вас, Ульяна Дмитриевна.
- Ты сейчас куда? Может, выпьем кофе, поболтаем? – выпалила она. – Всё-таки, со школы не виделись. Расскажешь мне, что тут у вас да как...
- Извини, но с «выпьем кофе» у меня неприятные ассоциации, да и дела пока есть. Пригласи кого-нибудь другого, - вежливо посоветовала я.
Уля не обиделась. Она всегда была выше эмоций.
- Просто… ммм, понимаешь, я здесь никого не знаю, и…
- Вот видишь, какая чудная возможность познакомиться! Мне, правда, некогда чаи гонять, а тот же Малышев до пятницы совершенно свободен, - я давно не испытываю к ней былой неприязни, но менять планы ради болтовни с Улей – увольте.
- Ну ладно. Как там в педиатрии? – Ульяна семенила следом, точно собачка на поводке.
- Замечательно, - бросила я и прибавила шагу.
- Лучше, чем здесь?
- Не думаю.
- А я вот, представляешь, хотела в педиатры пойти, но тетя Кира отговорила. Вроде бы с детьми мороки больше, - тараторила приставучая коллега. Раньше слыла молчуньей, слова не вытянешь, а тут, пожалуйста, целые водопады!
- Рада за тебя, - и за детей. - Как здоровье Киры Денисовны?
Тетя Кира... Эх, тетя Кира, попортила ты мне крови в свое время!
Двоюродная тетка Сушкиной преподавала в нашей школе биологию с химией. Поначалу я даже сочувствовала Ульянке: вместо сказки на ночь – теория Дарвина, настольная книга – «Биология для поступающих в вузы», любимый фильм – «Экология на грани чего-то там» или что-то в этом роде. Подобный подход, сами понимаете, имеет свою специфику, и чувство юмора у юного дарования отсутствовало напрочь.
Казалось бы, из-за чего сыр-бор? Добрая Кира Денисовна, подгоняя наследницу под параметры, нещадно «валила» всех остальных. Новый конкурс для гениев – ждите снижения отметок. Не знаю, где тут логика и была ли она вообще, но по условиям успеваемость Ульки была обязана превышать среднюю класса. Чем ниже общая планка, тем легче выйти на финиш.
Но самое обидное не это. Если разобраться, всё это даже ерунда. Не хочу вдаваться в подробности, только после одной жестокой подставы мои отношения с классом резко ухудшились. Мои, Эллы и Наташи Кирсановой. Причиной послужило участие, под протекцией директрисы, в городской олимпиаде по химии. Мы с Наташей потом ездили на районную, а великая Сушкина осталась не у дел. Ульяна и ее банда подхалимов нам этого так и не простили. Уля – что ее обошли, класс – «попранной чести», никак с олимпиадой не связанной. А еще говорят, что отличники – самые безобидные люди!
- Вер, ты что, до сих пор дуешься? Перестань, столько лет прошло. Подумаешь, пошутили слегка! Зато есть, что вспомнить, - выдала активистка, теребя пушистый локон. Знает, собака, чье мясо съела.
- Конечно, Ульяна Дмитриевна, - согласилась я, - воспоминания о выпотрошенных мышах в портфеле и суперклее в кроссовках – одни из ярчайших моментов моей юности. Вряд ли Ванька Жмот сейчас вспомнит, из-за чего был весь сыр-бор, а ведь мышей потрошил именно он.
«Невинная шутка», как выразилась Сушкина, привела к тому, что Наташа слегла с нервным срывом, а я встала с места прямо посреди урока геометрии и влепила ученой гадине пощечину, чтобы она подавилась своим хихиканьем. Ух, что потом было! Одни родительские разборки чего стоили. В итоге Улька перевелась в другую школу, Кира Денисовна вскоре подала в отставку, и справедливость восторжествовала. Одноклассники потом еще долго извинялись, однако неприятный осадок остался. История, достойная мыльной оперы, «Санта-Барбара: школьные годы». Это сейчас понимаешь, насколько глупо и по-детски, а тогда…
Наверное, всё же не стоит собачиться с Ульяной, нам ведь вместе работать. Будем взрослым адекватным человеком, а, значит, соблюдаем нейтралитет и проявляем великодушие.
- Хорошо, пошли, выпьем, поговорим, - мрачно согласилась я. – Только быстро и в порядке ознакомления. Не бросать же тебя одну в этом дурдоме.
Р-р-р, вот и верь после этого в случайные встречи!
***
Нет, сегодня определенно не мой день! Стоило лишь однажды не проверить замок, и наш совместный обед в кабинете Воропаева был внаглую прерван появлением Сологуба. Доблестный интерн с бледным от ярости лицом тряс кулаками и издавал нечленораздельные звуки. Яростный Ярослав – это сильно.
- Артемий Петрович, беда!.. Там, эта… эта М-мейлер… караул! Вообще! Беда! SOS!
- Давайте без намеков, доктор Сологуб. Что опять случилось?
- Перевожу, - из-за спины Славки выглянула Оксана. - Леокадия Виленовна Мейлер…
- Как вы сказали? – Воропаев от удивления уронил салфетку.
- Леокадия Виленовна Мейлер, - охотно повторила Оксана. - Мне самой понравилось. В общем, Леокадия Виленовна недовольна лечением доктора Сологуба и желает видеть начальство. Наглость с ее стороны. Конец сообщения.
- Леокадия Виленовна, - задумчиво протянул Артемий. – Передайте, что подойду. Хм, Мейлер, значит… Мейлер. Идите, Щербакова, мерси за перевод. Доктор Слава, разрешаю поставить на место гражданку Виленовну. Сумеете – отмечу в личном деле исключительный профессионализм.
- А вы меня не обманываете? – недоверчиво переспросил тот, пятясь.
- Вы меня с кем-то спутали, Сологуб. Я не вру, я художественно приукрашаю. Дерзайте, только дверь за собой закройте. Приехали, - сообщил Артемий, обращаясь ко мне, - хоть встречу выпускников назначай. Ты приглашаешь Ульяну, я – Лику.
- Лику? Вы с ней знакомы?
- Разве что на свете есть еще одна Леокадия Виленовна теперь-уже-Мейлер, в чем я лично сомневаюсь.
- Твоя одноклассница? Первая любовь? Соседка? – терялась в догадках я.
- Фронтовая подруга, - ухмыльнулся он, - почти что товарищ по оружию. В садик вместе ходили, сидели за одной партой. И каким только ветром ее сюда занесло?
Эпитет «фронтовая подруга» как нельзя лучше подходил Леокадии Мейлер. Было в ней что-то дерзкое, боевое, дай в руки автомат – пойдет врагов косить, поправляя на ходу блестящую каску.
- Доктор, я женщина ранимая, нервная, - втолковывала мадам Сологубу, - и подхода требую чуткого, ответственного, понимаете? Да ни черта вы не понимаете! Вот взять, к примеру, эти шприцы. Они соответствуют общепринятым стандартам, санитарным нормам?
- Да обычные шприцы, обычные! – повысил голос Славка. - Стандартные, других нет…
- Я безумно рада, о, эскулап! – воскликнула дама, положа руку на сердце. - Экстаз! Нирвана! Небо в алмазах! Но без сертификата качества, не обессудь, колоть не дам. О, я хочу безумно жить, но смерть грозит во цвете лет, коль вы, мой милый-милый доктор, не предъявите документ!
На Славку было больно смотреть. Бедняга весь побелел, губы дрожали, а рука со шприцом ходила ходуном, грозя «милому эскулапу» серьезными травмами.
- И не стыдно тебе, Ландышева, над дитятей неразумным измываться?
Пациентка обернулась. Со спины она казалась гораздо младше. Льняные волосы, схваченные на затылке заколкой - «крабом», темные с блеском (потому что слезятся) глаза, красный нос и неслабенькие габариты – Элка на ее фоне потеряется. Такие женщины не будут скромно сидеть в сторонке, они всегда в самой гуще событий.
Тоненько, по-девчоночьи взвизгнув, Леокадия Виленовна совершила могучий прыжок и повисла на Артемии. Я пожалела, что не захватила фотоаппарат: пышнотелая мадам, едва не сшибленный ею хохочущий Воропаев, а в уголке дрожит Сологуб на грани помешательства. Немая сцена.
- Какие люди, и без охраны! – пациентка растеряла всю свою чванливость. - Тёмка, ты-то как здесь оказался?
- Звала начальство – вот он я, - Артемий, наконец, отцепил от себя Виленовну, и я вздохнула спокойно. Слишком уж откровенно она к нему прижималась. - Слазь давай, пока вместе не грохнулись! Ярослав Витальич, можете быть свободны, мы вас позовем.
- Х-хорошо, - клацнул зубами коллега, - к-как скажете.
Удирая от Лики, как Дафна от Аполлона, он не сразу попал в дверной проем и нечаянно задел меня. Заряд бодрости и хорошего настроения получен.
- Скоро придется валерьянку выдавать за вредность, - укоризненно сказал Воропаев, - а интерны, между прочим, на дороге не валяются. Тем более, такие одаренные, как доктор Сологуб.
- Так это твои оболтусы? То-то, гляжу, выправка знакомая. Я в шоке! Карету мне, карету «Скорой помощи»! О, кто это с тобой? – Лика ткнула пальцем в мою скромную фигурку у двери. – Пришли учить подрастающее поколение на туше мамонта?
- Вера – Лика, Лика – Вера. Иди сюда, она не кусается.
- Только в полнолуние и когда на диете сижу, - уточнила Леокадия. – А это со мной случается редко. Будь мужиком, дай лапу!
Пальцы хрустнули в неожиданно крепкой ладони.
- Еще одна начальница? – широкая улыбка женщины преобразила полное лицо.
- Пока что скромная подчиненная…
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска и скачивания книг
Книжный Бот
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
ВКОНТАКТЕ