Роберт М. Прайс


Добрый симранин



Одним зимним днём некий человек возвращался после удачной торговой поездки в свою деревню дальней дорогой, когда шайка разбойников накинулась на него, словно стая шакалов. Они забрали всё, что у него было, даже меховые одежды. По своему обыкновению, они избили его так, что бедняга оказался на волосок от смерти, и бросили умирать от холода на высоком горном перевале. Когда они уже пропали из виду, он почти перестал ощущать свои руки и ноги. Он утратил надежду выжить и начал возносить молитвы, вспоминая те из них, которым когда-то его научила мать.

Но затем у него подпрыгнуло сердце, когда он увидал тени приближающейся группы людей. Это был священник Заркуны, в прекрасных облачениях, окружённый рабами и наложницами, уделивших несчастному разве что презрительный взгляд.

Час спустя появилась другая фигура — аскетический почитатель Пиндола, трёхголового божества. Но и этот человек ничуть не обратил внимания на чьё-то присутствие, поскольку раненый уже впал в беспамятство, а аскет находился в мистическом экстазе, когда проходил мимо.

Чуть позже, когда солнце закатилось и душа несчастного приготовилась покинуть тело, появился третий прохожий. И вот, это оказался один из тех самых разбойников, которые так жестоко обошлись с несчастным несколькими часами ранее! Видимо, когда он ушёл вместе со своими сотоварищами, его замучила совесть и, устыдившись, он не мог разделить веселье своих собратьев. Когда всех их свалила выпивка, он выбрался из лагеря и отыскал дорогу назад, к месту, где они напали на того человека. Его бывшая жертва лежала там, едва подавая признаки жизни. Приподняв ему голову, грабитель пальцем в перчатке раздвинул губы и влил одну-единственную струйку вина.

Позаботившись о нём таким образом, этот нежданный благодетель задумался, что же делать. Внезапно он склонился, завернул окоченевшее тело несчастного в плащ и взвалил его на плечи, будто пастырь, несущий одинокую овцу. По тайному пути, известному лишь Братству Воров, он добрался до ближайшего постоялого двора.

Войдя в продымлённый зал, он освободил на одном из длинных столов место для избитого человека, чья кровь вновь разогрелась. Разбойник отозвал в сторонку трактирщика, давно ему знакомого и прошептал: — Вот, я сберёг несколько серебряных монет, которые мы у него забрали. Возьми и заботься о нём, покуда он не поправится. Что до меня, я должен убраться подальше, прежде чем моё отсутствие обнаружат. Может быть, я вернусь весной.

Тяжёлая деревянная дверь выпустила его в суровую горную ночь и трактирщик подошёл к столу, где лежала распростёртая фигура. Когда трактирщик перевёл взгляд с искалеченного тела на серебро в своей руке, его глаза заблестели ярче, чем просто отражением жаркого пламени очага. Подозвав одного из своих работников, он велел ему отнести этого человека, уже очнувшегося, в заднюю комнату, где трактирщик о нём позаботится.

Оставшись наедине с беднягой, он выхватил из своего фартука железный нож и быстро перерезал тому горло. Пинком распахнув заднюю дверь, он не стал тратить времени впустую, вышвырнув труп на кучу мусора. Прошло не так уж много времени до того, как стая шакалов учуяла запах и набросилась на труп. Трактирщик посчитал это прибыльным днём и милостью своих богов.

Такую историю рассказывают в Симране. Правда ли это? Я не знаю.



Дьявольская копь



Грешником был Муфастос, хотя, не каким-нибудь гнусным преступным типом и не хищником среди своих собратьев. Но этот старый нечестивец игнорировал Богов Симраны. По правде говоря, боги даже не утруждались замечать такие мелочи. Какая разница, поклоняется им простой смертный или богохульствует? В любом случае, их это совершенно не затрагивало. Иногда добродетели и грехи целых цивилизаций удостаивались божественного внимания, хоть и не без некоторой досады. Но отдельные люди? Они льстили себе, полагая, что их букашечьи заботы хоть сколько-то интересны Тем Кто Свыше. Подобные вещи оставались на откуп низшим полубогам и духам.

И те приметили, сколь мало смертный Муфастос в действительности тратил сил на необходимые дела, хоть в своём скромном домишке, хоть на работе. Само собой, Гортрулла, его многострадальная жена, с лихвой восполняла недостаток божественного негодования. Например, пристрастие Муфастоса к вину намного превышало его любовь к жене и она это знала, в конце концов бросив его и вернувшись в свой фамильный дом. Муфастос заметил её отсутствие, только лишившись регулярных обедов и завтраков. Он лишь восхитился, как же долго она смогла терпеть его сумасбродства. С другой стороны, больше ему не придётся выносить нытьё жены и отсутствие такового почти компенсировало нехватку еды.

Без того, кто заботился бы о его нуждах, здоровье Муфастоса быстро пошатнулось. Его ленивые повадки лишь ухудшали дело. Наконец старый бездельник слёг в постель, покинутый и заброшенный, трясущийся в лихорадке, не знающий, как избавиться от всё растущего и растущего жара. Когда он ощутил, что теряет сознание, его последней мыслью стало, что, по крайней мере, в бесчувственном забытье станет полегче.

Но, ожидая этого он ужасно ошибся, ибо сразу же, без промедления, обнаружил себя за тяжёлой работой, пыхтящим и потеющим, с жутко болящими от усталости руками, когда вгрызался киркой в жилу горной породы! На кратчайший миг он ощутил, будто находится там, где и следует, и что привычен к работе. Но потом осознал нелепость этого и шокирующую непривычность. Он не привык к такому труду — да к любому труду! Как же его занесло в эту ужасную кабалу?

Муфастос был не одинок. Длинная цепь соединяла его лодыжку с другим человеком, занятым тем же делом. Этот парень выглядел не лучше самого Муфастоса. Если он и долго трудился, это явно не помогло ему нарастить мускулы. Он окликнул новоприбывшего.

— Растерялся, друг? Поначалу с каждым так!

Муфастос покосился на грязные черты того человека, скрытые покровом тени. Он собрался ответить на приветственные слова соседа, когда его ошарашило внезапное отступление мрака. Это была вспышка огня из дальнего мрачного прохода, не настолько яркая, чтобы заставить прикрыть глаза, но внезапно Муфастос разглядел то, что его окружало: пещеру, её неровный пол, усеянный валунами и всевозможными каменными обломками. Это была копь, глубоко в земле — или под землёй. Но это он уже понял, по кирке в руках. Что ленивый увалень, вроде него, делает здесь?

— Мы работаем на него, — объяснил другой рабочий, указав на верх пещерной стены. Там, в выдолбленной нише, располагалась статуя (в рудничной штольне?), изображающая существо, в целом человекоподобное, но обладающее многочисленными конечностями, как видно, позаимствованными у множества видов животных: крабьи клешни, свернувшиеся щупальца, звериные лапы и человеческие руки, хотя с переизбытком суставов. Этот тролль щеголял собранием клыков и бивней, заполняющих широкую пасть, над которой торчал тупоносый хобот и три выпученных глаза, один повыше двух других. Голову со покатым лбом венчал целый лес разнообразных рогов и шипов. Эти детали стали видны лишь на миг, прежде чем вновь вернулся мглистый полумрак, но бедняга Муфастос увидел более, чем достаточно, чтобы растерять всё своё остроумие!

— Это же — Друумальгатот, Король Мёртвых или нет?

— Верно, он, и это место украшают его образы, чтобы напоминать нам, кому мы служим — словно мы можем забыть!

— Как твоё имя, друг? — спросил Муфастос, быстро оглянувшись через плечо, в опасении, что его безделье заметят.

— Моё имя? Не помню, оно было таким длинным. И твоё меня не интересует, поскольку здесь это не имеет значения.

— Я не стану спрашивать, что это за место, но зачем мы копаем?

— Не знаю, но, может, есть грешники похуже нас и, наверное, они страдают в огне в каком-то круге поглубже и, возможно, мы добываем топливо для того огня. Но наверняка я не знаю.

При новой вспышке огненного отсвета Муфастос снова глянул на нишу со статуей ужасного Хозяина Ямы и вздрогнул, увидев или решив, что увидел, как один из глаз обратился на него. Так что он прервал бессодержательную беседу с сотоварищем-рабом и вернулся к своему занятию — крушить скалу.


Возможно, было к лучшему, что течение времени здесь еле замечалось. Муфастос, всю свою жизнь чуждый любой работы, ждал, что быстро свалится от изнеможения, но этого не случилось. Вместо этого он трудился под непроходящим бременем мучительной усталости, которое не облегчало, но и не мешало его работе. Беспросветный труд в шахте время от времени разбавлялся появлениями загадочных фигур с копытами (которых он слишком опасался, чтобы пристально их разглядывать), очень неуклюже катящих железные тачки, чтобы собрать обломки породы, расчищая путь для дальнейшего копания и отбивания. Эти перерывы дарили рабочим редкие минуты отдыха. Муфастос не знал и не желал знать, кто убирал каменные обломки — такой же демон или его свита. Он не смог бы сказать, чем они разнятся.

Но мог сказать, что периодически здесь появлялось множество женщин, раздающих пищу. Со своими жирными щеками и немытыми свалявшимися волосами, они выглядели хуже демонов, когда разливали по мискам тошнотворные помои. Придумали ли эту дрянь для укрепления выносливости рабочих? Или, возможно, это было наказанием, наподобие того, как заставить непослушного ребёнка проглотить ложку рыбьего жира?

Однако, настоящим наказанием стало, когда однажды Муфастос признал в одной из этих старых ведьм Гортруллу, свою жену. Он ничуть не удивился, обнаружив сварливую каргу в этом проклятом месте: если кто-то и заслуживал его, так это Гортрулла. Конечно, её бывший муж не мог знать, умерла ли она или оказалась тут по случаю, да он и почти не ощущал, сколько времени уже сам пребывает здесь. Гортрулла могла прожить долгую жизнь, делая несчастными других. Но теперь она снова могла приняться за своё любимое занятие — издеваться над ним. О, это было дьявольски жестоко!

— Ну надо же, посмотрите! Толстозадый Муфастос, с инструментом в руках! Никогда такого не видела! Никогда и не думала такое увидеть! Может, если бы ты получше относился к тяжёлой работе в мире наверху, то не закончил бы здесь! Я…

Скорее инстинктивно, чем сознательно, Муфастос, зашипев от негодования, сжал лопату в мозолистой руке и метнул нагруженные туда булыжники и гравий жене в лицо! Сдвинувшись быстрее, чем он когда-либо видел, Гортрулла как-то увернулась от каменных осколков. Тяжело дыша и поражаясь, что даже ад стал хуже от её присутствия, Муфастос ждал ответной атаки. Но её не последовало, потому что внимание Гортруллы отвлекло что-то на полу пещеры, что-то, показавшееся после лопатного залпа. Она наклонилась, чтобы поднять блестящий предмет, покрытый каменной коркой. Корка отлетела, когда предмет ударился о землю.

Мгновенно позабыв свою распрю, эта разобщённая парочка придвинулась поближе, их удивлённые лица осветило яркое, но ласковое золотое сияние, вырывавшееся, словно удары сердца, из свеженайденного самоцвета. — Что это такое? — в один голос спросили они.

И вдруг рядом с ними встал третий. При его появлении Муфастос и Гортрулла отпрянули, каждый в другую сторону. Это была жуткая фигура кошмарного Друумальгатота собственной персоной. На сей раз его нечеловеческий лик не хмурился. На самом деле, если можно так сказать про подобное лицо, он казался столь же изумлённым, как и пара проклятых душ, которые отодвинулись подальше от его окутанной красным туманом фигуры.

— Наконец-то оно вернулось! Все эти раскопки! Все эти поиски! И вы, дети мои вновь обнаружили этот желанный предмет!

Отсутствие садистского злорадства в его необычно отдающемся эхом голосе стало для парочки огромным сюрпризом. Ужас сменился тревожным смущением, пока Муфастос, трепеща, не осмелился спросить: — Ээ, что это? Что нашли ваши слуги, о ужасный Хозяин Ямы?

Чудовищный титан впервые перевёл взор с блистающего драгоценного камня на лица своих рабов. Выглядело так, будто он совсем про них забыл.

— Это — моя душа!

Два человеческих лица оставались озадаченными.

— Как видите, я тоже проклят этим заключением, как и вы! Так было доныне! Некогда я обитал в бессмертном великолепии вершины Священной Горы Богов Симраны! Я правил вместе с ними как Бог — вплоть до того чёрного дня, когда предал их! То, что я совершил, не понять ни одному смертному. Но мой проступок был по-настоящему тяжёл! И за моё преступление, меня низвергли и дважды заточили — в этот жуткий облик и в это жуткое место — до того дня, пока я не откопаю свою душу, глубоко захороненную в этом пещерном источнике тьмы. Таким образом, став Господином и Смотрителем Проклятых, я заставил своих узников трудиться, на тот случай, если её удасться обнаружить таким способом.

— И вот оно! Узрите моё истинное обличье, о смертные!

Вслед за этим Друумальгатот мгновенно принял блистательный человекоподобный облик, столь высокий, что его горделивая златокудрая голова почти упиралась в потолок штольни. Он был облачён в тогу, состоящую из движущихся переливчатых полосок света.

— Я сразу же вернусь на свой пустующий престол в небесах, дети мои, но сперва позвольте мне вознаградить вас обоих.


Муфастос очутился в окружении того, чего никогда и не мечтал увидеть. По правде говоря, он никогда не верил детским наставлениям, обещавшим такое место за хорошее поведение. Сперва он возрадовался своей новой жизни, как райскому блаженству, получив радостную должность виночерпия у бывшего Друумальгатота, ныне вернувшего своё древнее имя — Эйфорион. Но привычка — это вторая натура, длящаяся и после того, как её владелец расстался с жизнью и открылось, что Муфастос слишком часто припадал к священному нектару Богов Симраны, из-за чего его Хозяин назначил ему другое занятие. Муфастос не осмелился роптать, когда очутился в строительной команде, ремонтирующей древние дворцы богов и строящей им новые.

«Ну, что ж, — думал он, когда вкалывал каждый день, — по крайней мере, это лучше, чем вернуться в Яму, куда Друумальгатот отправил Гортруллу на прежнюю работу, которая, видимо, доставляла ей удовольствие».

Можно спросить, разве поверит смертный в подобную историю? Каюсь, я не знаю. Но некоторые рассказывают её в Симране.



Как Тонгор завоевал Заремм


I. Нападение с небес


В одну минуту стая летающих ящеров затмила лазурные небеса над золотой Патангой. Редко видали, чтобы птерозавры летели так плотно. У людей на улицах Города Огня от ужаса волосы встали дыбом, оповещая о надвигающейся необычной опасности. Громадные твари начали опускаться среди объятых ужасом горожан, которые безнадёжно и тщетно пытались сбежать. Не было спасения от алчных утроб хищников. Тут же на улицы и широкие проспекты высыпали лучники, и выпустили по тварям оперённый залп. К их удивлению все стрелы разбивались о покрывающую чудовищ чешую. Подобные случаи не были совершенно неизвестны, учитывая естественные доспехи этих тварей, но этот был исключительным. Люди давно узнали уязвимые места сохранившихся в лемурийских дебрях древних рептилий. Но эти летающие ящеры все до единого были прочны, словно камень! Как же они могли хотя бы взлететь?

Тонгор из клана валькаров, Император Запада, наблюдающий с балкона дворца, не терял ни мгновения, направив в бой флотилию воздушных кораблей. Некоторые из них быстро погибли, поскольку их антигравитационные корпуса из урлиума по необходимости были тонкими и без труда крушились от ударов летающих громадин. Но эти чудища и сравниться не могли с установленными на воздушных кораблях Ситарлами. Бестии из ожившего камня разлетались в пыль и зазубренные осколки, если их хоть задевали лучистые молнии, испускаемые этими силовыми кристаллами. Куда больше патанганцев погибло от упавших осколков.

Солдаты начали расчищать завалы, складывая в груду трупы и отдельные части тел, разбивая большие каменные обломки на мелкие кусочки. Тонгор созвал на совет своих помощников, Лордов Королевства. Разодетый князь Дру, ворчливый лорд Мэл, старый Баранд Тон и прочие, все ветераны множества битв и очевидцы множества необычных случаев, признались в своём невежестве. Некоторые предложили послать за Шаратом, но Тонгор, всегда ближе прочих соприкасавшийся со своим чародеем-покровителем, ответил: — В эти дни он занят другим, жизненно важным делом и остаётся недоступен, иначе я бы уже искал его помощи.

Тонгор, варвар с гористого севера континента, не любил наряд цивилизованных людей, считая их изнеженными и выродившимися. Поэтому он сидел во главе огромного стола из древесины лотифера облачённым в свою привычную кольчужную тунику и широкий чёрный плащ, спадавший с его могучих плеч. Как и у многих мужчин рядом с ним, его кожа была бронзовой от загара. Золотой венец опоясывал его широкий лоб над внушающими трепет золотистыми глазами, выпирающими скулами и носом с небольшой горбинкой. На столе перед ним, вместо королевского скипетра, лежал его обнажённый палаш, Саркозан. Его советники, как подданные, не только не смущались его варварской внешности, но даже считали это обнадёживающим: это был человек, обладающий первобытной силой и жаждой битвы, который никогда не впадёт в трусливую робость королей, слишком цивилизованных для своего же блага. Это было перенесённое во времени создание более суровой эпохи.

Когда минул час, потемнели тени и оплыли свечи, Тонгор велел пополнить экипажи на воздушных кораблях и отправить их патрулировать в округе — следить, чтобы Патангу снова не застали врасплох. Убеждённый советниками немного вздремнуть, пока есть возможность, Тонгор ощущал естественную усталость, но также и странное предчувствие, что во сне его может ждать некое откровение, возможно телепатически посланное Шаратом.

Соомия, его возлюбленная королева, смотрела на сразу же захрапевшую фигуру со смесью тревоги и восхищения. Она тоже уступила дремоте, но ненадолго. Она пробудилась толчком, от судорожной дрожи её могучего супруга, явно пребывающего во власти какого-то ночного кошмара. Соомия знала, что будить кого-то подвергающегося подобным страданиям, может быть опасно, так что она помедлила, обдумывая, как лучше действовать. Она решила, что возможная беда явно не будет хуже того, что её муж испытывал во сне, поэтому Соомия сперва попыталась мягко говорить и подтолкнуть его к пробуждению, но безрезультатно. Затем она пыталась трясти его, пока он не придёт в себя и тоже безуспешно. Как вдруг, ни с того, ни с сего, неистовые судороги Тонгора утихли и он впал в расслабленное, но бессознательное состояние. Соомия воспользовалась этой возможностью, чтобы накинуть платье и броситься по залам в поисках придворного лекаря.


II. Чужой бог


Обо всём этом спящий Сарк ничего не знал. Он понимал лишь, что Соомия ушла. Он лежал в постели, в глубокой темноте, не рассеиваемой ни светом лампы, ни свечи. Но вдруг, невзирая на это, королевская опочивальня наполнилась звуком и сверканием. Грохотал гром, но, казалось, он исходил из какого-то источника внутри комнаты. Перед ним встала величественная фигура, это был черногривый циклоп, единственное око которого испускало странное свечение. Эта ужасная фигура сжимала огромную боевую секиру, из которой раздавались громовые раскаты и вырывались трещины молний. Отдающийся эхом гром всё больше походил на внятную речь.

— Я — Шадразур, Повелитель Воинов. Ты — один из моих детей.

Тонгор, скатившись с ложа, ухватился за рукоять своего меча, ножны которого, висели на стойке балдахина и, держа его на вытянутых руках в жесте верности, преклонил колена на толстом ковре перед Существом, которое обращалось к нему.

— Я не узнал Тебя, Повелитель мой. Ты не из Девятнадцати Богов Лемурии, верно? И не один из Властелинов Хаоса?

— Ты верно рассудил, о Тонгор, Сарк Патанги. По правде говоря, редкий смертный, который видел своих Богов лицом к лицу, может распознать, что ему явилось нездешнее Божество. Я и мои собратья вершим суд на священных горах над царством, именуемым Симрана, что известно людям других измерений лишь как страна грёз. Она рядом с вами, но всё же очень далеко. Наш мир обратился в руины, его Боги бессильны, его герои давно мертвы и обратились во прах. И та тень, что омрачила нас теперь, угрожает вашему миру. Я искал тебя, о могущественный муж, чтобы отмстить за один мир и спасти другой.

— Тогда расскажи мне больше, Великий Господин Лезвия и Тетивы!

— Века тому назад, мои божественные собратья встретились, чтобы обсудить участь алебастрового города Неол-Шендис, древней столицы великих достоинств и безмерной гордыни. Подобная гордыня заставляет людей пренебрегать своими Богами и осмелиться считать богами самих себя. Если бы мы истребили их за такую дерзость, то разве не стали бы выглядеть ниже них, разбушевавшись во вспышке гнева? Но, если мы не сделаем этого, то разве не подтвердим их превосходство, словно их чудеса угрожают нам? Долго спорили мы на вершине Горы Суждения, но не смогли прийти к решению. Ныне другие посягнули на нашу привилегию, стерев древний город во прах.

Тонгор изумился, ибо никогда не слыхал о таком городе, что особенно странно, если он славился своей высокой культурой.

— Мне знакомо только внутреннее море Неол-Шендис, которое омывает Драконовы Острова.

— О да, встарь люди звали его Ниранианским Морем. На его берегу и стоял сияющий алебастровый город и, когда его слава возросла, люди назвали внутреннее море в честь самого города.

— Но Внутреннее Море находится здесь, в Лемурии. Ты же, видимо, говоришь о каком-то другом мире.

— Тебе известны острова, где некогда правили Короли-Драконы. Я знаю, что это ты виновен в их гибели. И поэтому я знаю, что ты — тот, кто может исполнить мою волю. Если кто и сможет совершить такое, то лишь ты один. Эти змеелюди были великими мастерами чародейства. Они обнаружили уникальный портал между соседствующими мирами. Там до сих пор возможно пройти из одной сферы в другую. Некогда Короли-Драконы прошли в Симрану и обучили своей магии старейшин города Заремм. Как правдиво говорится в легендах, волшебники применили те чары, чтобы сделать свой город неуязвимым для нападений. Много кто пытался атаковать город, ибо слава Заремма превращала его в желанную награду для королей и полководцев. Но все они равно вкусили поражения и гибели.

Некогда ожидающие своего часа в укреплённом городе, в последнее время они предпочли распространить свою власть на всю Симрану и соседних с ней мирах. Прекрасная Бабдалорна стала вторым их завоеванием после Неол-Шендиса. А затем ещё и ещё, пока вся Симрана не была захвачена.

Тонгор опередил следующее откровение Шадразура.

— Значит, это они послали оживших горгулий в Патангу, не ведающую о мощи и изощрённости наук той земли. Но они к тому же и хитроумны, и без сомнения нападут снова. — Циклоп безмолвно кивнул.

— Я отправлюсь на Драконовы Острова, где смогу попасть в Симрану и каким-то образом одолею чародеев Заремма, там, где другие потерпели неудачу. Но, если это могу я, то почему Боги Симраны не в силах сразить правителей Заремма?

Не приняв явного вызова, Бог Войны терпеливо ответил: — Сын мой, Богам всегда приходится действовать через смертных, ибо даже в Симране их горное обиталище столь же далеко от Симраны, как Симрана от вашей земли и они не могут прийти туда, чтобы вмешаться напрямую. Как видишь, люди столь же необходимы Богам, как и людям — Боги!


III. Принц-Дракон


Пробуждённый лучами полуденного солнца, Тонгор обнаружил себя в окружении большинства своих советников и сотоварищей. Все так и просияли от облегчения, увидев, что он вновь пришёл в чувство. Он потянулся к Соомии, прижав её стройную фигурку к груди и впившись в её полные красные губки.

— Что случилось в Патанге, друзья мои? Наши враги ударили снова?

Франтоватый Дру сообщил: — Нет, Повелитель Тонгор. И наши люди не заметили ничего необычного на много лиг вокруг. И мы всё ещё не узнали источник этого нападения.

— Тогда позволь мне удовлетворить твоё любопытство, мой друг. — Множество глаз удивлённо расширились.

— Боги милостиво раскрыли мне суть этого дела. — Он поведал о своём видении и важности этого откровения. Ни один из слушателей не выказал и малейшего признака недоверия. Древняя Лемурия была настолько удивительным местом, что даже чудеса стали повседневностью (хотя и не менее опасной).

Тонгор отклонил предложения своих товарищей разделить с ним это приключение. Иноземный Бог поручил эту задачу ему одному. Соомия сопровождала его в конюшни, где Тонгор оседлал летающего ящера для путешествия ко Внутреннему Морю. Он не осмелился взять воздушный корабль, на случай, если они понадобятся для отражения второй атаки. А стражи в Заремме могли и не заметить его приближения на привычно выглядящем звере.

Пока птерозавр пролетал весь путь через континент, Тонгор испытывал трепет, как было всегда, когда он, словно бог, взирал на землю с вышины. Прошло уже много тысяч лет с того времени, как человек заново открыл возможность летать, но, осуществлённая, она быстро превратилась в рутину. Но в основном валькара занимало то, с чем он может столкнуться, когда доберётся до Драконовых Островов. Ведь он же искоренил расу змеелюдей? Если кто-то из них выжил, могли они воспрепятствовать его задаче? И даже, если подобные опасения не оправдаются, какие опасности поджидают его в разорённой Симране, с её властолюбивыми магами? В итоге он положился на доверие, оказанное ему Повелителем Шадразуром. Обычно считается, что человек должен верить в своего Бога, но здесь Бог поверил в человека.

Через несколько дней, с перерывами на ночь, чтобы и человек, и зверь смогли отдохнуть, перед глазами предстало внутреннее море Неол-Шендис. Когда Тонгор направил своего чудовищного скакуна в планирующий спуск, то узнал знакомые очертания крохотного архипелага. Приблизившись ещё, он различил постройки, знакомые ему по предыдущей миссии. Единственные различимые движения, видимо, происходили от того, что в кустах шныряли мелкие зверьки. Приземлившись, Тонгор привязал птерозавра к ветви дерева и собрался наудачу искать любой признак врат между измерениями. Его чувства не уступали чувствам любого дикого зверя. Так и следовало или же их обладатель не смог бы долго прожить в подобном мире. И сейчас эти острые чувства предупредили его о приближении высокой фигуры, скрывающейся за завесой первозданной растительности.

— Покажись, друг ты или враг! — Его рука нащупала рукоять Саркозана, опережая саму мысль об этом.

Из кустов появился рослый юноша. Он заговорил дружелюбным тоном, хотя и со странным выговором. Это было свистящее шипение, некая шепелявость. Его благородная голова увенчивалась копной растрёпанных каштановых волос. Он был одет в простую синюю рубаху и неокрашенные выцветшие штаны. Парень держал свежевальный нож, означающий, что он промышлял такой дичью, какую только мог добыть.

— Так ты тоже охотник, добрый господин?

— Верно, я за кое-кем охочусь. Но ответь мне, друг: почему я обнаружил тебя в этом проклятом месте, логове древних Королей-Драконов?

Парень рассмеялся, но без издёвки. Несмотря на особенность голоса, смех каким-то образом выразил его добродушную натуру.

— Почему? Потому что я — один из них!

Облик незнакомца замерцал и растворился, открыв одного из змеелюдей! Скулы поднялись и расширились, нос уменьшился до открытых ноздрей, череп уплощился, глаза пожелтели, зрачки сузились в вертикальные щёлки. Голова стала треугольным клином. Из безгубого рта показались клыки. Глаза скрылись под выступающими надбровными дугами. Чешуя, покрывающая это существо, конечно же, оказалась изумрудно-зелёной. Тонгор машинально принял боевую стойку, хотя тот, другой, уже не держал оружия. Поспешно заговорив сквозь усилившееся шипение, чтобы предотвратить угрожающую атаку Тонгора, человекообразное существо вытянуло пустые руки: — Стой! Я боялся, если ты увидишь мой истинный облик, то нападёшь прежде, чем я смогу объясниться. Я не причиню тебе никакого вреда!

— Почему нет? Ваших королей истребил я! Не говори, что совсем не помышляешь о мести!

— Значит, ты — Тонгор из клана валькаров? Меня зовут Зилак и кровь Королей-Драконов течёт в моих жилах. Но я тоже ненавижу Друидов Заремма, ибо они предали мой народ с помощью сильной магии, которой их научила моя раса! Я знал, что ты придёшь. Одноглазый Бог явился мне и велел, когда ты появишься, присоединиться к тебе. Он считает, что ты найдёшь меня довольно полезным. Ты видел, что я обладаю некоторыми магическими познаниями, которые могут пригодиться. И, вдобавок, я знаю, где находится Портал.

В безмолвном ответе Тонгор вложил меч в ножны, а затем, через мгновение, протянул руку и пожал пятнистую лапу Зилака.


IV. Меч Древней Доблести


Портал в Симрану на вид оказался совсем непримечателен. Это была заключённая в раму арка в одном из обветшавших зданий поселения. Кто угодно мог бы подумать, что она ведёт в кладовую или чертог для собраний. Но, когда два спутники прошли через неё, то увидели, что оказались в совершенно ином месте. Извне они попали в закрытые пределы того, что когда-то было громадным лесом. Огонь прогрыз в нём обширные проплешины, оставив плодородный пепел, из которого уже выглядывали несколько новых побегов. Зилак выглядел полностью уверенным, какого направления нужно придерживаться.

— Какова наша цель здесь, друг Зилак? Мы поблизости от города Заремма? Я в нетерпении.

— О нет, Повелитель Тонгор. Сперва нам нужно посетить мёртвый город, некогда многобашенную Бабдалорну. Там нас ожидает могучее оружие. — Тонгор посмотрел на свой меч Саркозан, покоящийся в ножнах и удивился, почему этого было недостаточно. Но он может подождать и увидеть сам.

Тонгор вытащил свой клинок и продолжил прокладывать дорогу через рассыпающиеся стволы деревьев. Валькар понимал, что настолько хрупкая растительность никак не повредит мечу и рьяно расчищал путь. Там и сям виднелись уцелевшие рощицы. Одна из них оказалась достаточно густой, чтобы скрывать маленькую группку нападавших. Оружие у них было жалким, ломким и ржавым, и почти бесполезным, если только против равного ему. Тонгор обнаружил, что перерубать его так же легко, как обугленные деревья.

Тонгор остановился, посчитав бесчестным по-настоящему защищаться от столь ничтожных врагов. Тех осталось всего двое. Эти лесные обитатели, как ему пояснил Зилак, были последними представителями Атрибов, древних врагов народа Бабдалорны. Большинство их погибло при нападении зареммцев на город, что впервые заставило лесовиков действовать сообща с городскими жителями. Тонгор оценил их на ступень или две повыше Лемурийских Зверолюдей, с которыми несколько раз сталкивался. Зилак отчасти понимал их примитивный язык (видимо, повстречав их в предыдущих путешествиях через Портал). Когда Атрибы уяснили, что больше им ничто не угрожает и узнали о цели Тонгора, они восторженно попросили разрешить им присоединиться. Когда Зилак перевёл их слова Тонгору, тот просто пожал плечами. — Отчего бы и нет?

Лес давно подточил некогда крепкие стены Бабдалорны. Деревья, а теперь их останки, так же густо заполоняли пределы стен, как и вне их. Сухие древесные ветки и пепел сплошь покрывали землю под ногами. Не было никакой возможности двигаться бесшумно. Зилак уверенно повёл их к городскому чертогу с древним оружием. Почти неповреждённая, над окружающими грудами каменных блоков высилась каменная цитадель, уцелевшая до сих пор, хотя не осталось никого, чтобы её посещать — доныне. Четверо пришельцев ощутили, что поёживаются, сравнивая свой рост с высотой стен внутри и впечатляющими размерами оставшихся экспонатов. Многое было разграблено, но одно оставалось в удивительной безопасности. Некие чары защищали его, возможно, кроющиеся в стеклянном колпаке, где покоились реликвии и добыча героев истории и сказаний. Четвёрка в безмолвном трепете застыла перед священной историей, где теперь уже им предстояло занять место.

Наконец Зилак указал на это особенное оружие и прошептал: — Это — великий меч Зингазар. Его носили величайшие воины: юный Анарбион поднимал его против Атрибов-захватчиков. Ионакс Храбрый изничтожал им налётчиков с холмов. В руках Диомарданона он утолял свою жажду крови. Затем он перешёл к Бельзимеру Смелому. И к Конари Отважному. Теперь он твой. — С этими словами Зилак разбил стекло, заставив троих прочих вздрогнуть. Он вручил древний меч своему спутнику-королю.


Тонгор ничего не сказал, лишь осторожно поднял огромный клинок, восхищаясь его блистающей протяжённостью и бритвенно-острой кромкой, которая почти прорезала окружающий воздух, будто молния. Прочная рукоять, обтянутая высохшей, просолённой от пота кожей, казалось, почти сама по себе укрепляла поднявшую меч руку. В навершии был вставлен изумруд, сперва тусклый, будто слепой глаз, но затем оживившийся от пульсирующего сознания. Даже Саркозан не шёл с ним ни в какое сравнение. Валькар взвесил оба меча в руках, Саркозан в левой, Зингазар в правой. Он ощутил протекающий между ними ток таинственной силы. Он даже почувствовал гипнотическое послание покрытого рунами клинка.

После нескольких минут молчания Тонгор повернулся к Зилаку и спросил: — Как же пала Бабдалорна, если она обладала таким оружием?

— Не нашлось человека, чтобы его поднять. В период упадка города ни один человек не смог расслышать призывающий глас Зингазара. Человек владеет мечом. Меч владеет человеком. И ты — этот человек.

Тонгор обдумал это. Внезапно он понял, что Зилак был всего лишь рупором для Шадразура, Симранского Бога Войны. И был им всё время. Он припомнил, как божество сказало, что Боги могут проявлять свою волю лишь через смертных посредников. И он лишь уверился в своей правоте, когда, через несколько минут, увидел своего летающего ящера, приземлившегося снаружи. Он знал, что ни он, ни Зилак не проводили его через Портал. Но Кто-то это сделал.

Зилак без промедления оседлал крылатого зверя, пока два Атриба смотрели на это с неприкрытым ужасом. Это мог быть страх перед чудовищем или же перспектива полёта высоко над их древесными прибежищами. Тонгор усмехнулся. Он жестом поманил к себе Зилака, уже привязавшегося к сбруе летающего ящера. Зилак спрыгнул на землю и последовал за Тонгором, который велел двоим лесовикам тоже идти вместе с ними.

Лишь несколько минут потребовалось, чтобы отыскать королевский дворец, ныне опустевший. Пробравшись через выпавшие каменные блоки и прочие обломки, маленькая компания добралась до тронного зала, где в прежние дни короли Бабдалорны выслушивали дела и вершили правосудие. Тонгор взглянул на Атрибов, затем тронул за волосатую грязную руку того, который был повыше, кивнув ему и указав на свободный трон.

— Мне говорили, что многие века ваш народ тщился войти в город и захватить его в своё владение. Вас останавливал Зингазар. Но теперь Зингазар исполнит вашу судьбу.

Бедняга корчился и ёрзал на троне, не уверенный, что же Тонгор имел в виду, особенно, когда пришелец-валькар вытащил рунный меч. Но это обезьянье поведение завершилось, когда Тонгор коснулся плоской стороной клинка макушки Атриба и обоих его плеч.

— Узри: Я, Сарк Запада, произвожу тебя в короли Бабдалорны! — И, обернувшись к другому изумлённому лесовику, он добавил: — А ты, молодец, станешь его визирем!

Когда два Атриба начали приплясывать и расхаживать с важным видом, как дети, восторгаясь своим новым, хотя и пустым, титулам, Тонгор преувеличенно поклонился им, махнув рукой удивлённому Зилаку, чтобы тот тоже это повторил.


V. Волшебники на стенах


Городская стена Заремма появилась в пределах видимости с вышины, пока два наездника крепко цеплялись за сбрую парящих ящеров. Тонгор и его змеиный спутник насторожились, различив, что вдоль парапетов тянется цепочка неподвижных часовых. Когда они подлетели ближе, стало ясно, что неподвижные фигуры были не вооружёнными воинами, но просто старцами, бездеятельно наблюдающими за равниной внизу. Естественно, если наездники заметили их, то часовые на стене тоже увидали пришельцев и должны были в то же мгновение поднять тревогу. Но пока что никто из них не шевельнулся. Лишь их пурпурные мантии, разукрашенные серебряным шитьём, образующим зодиакальные символы, развевались на ветру. Приблизившись ещё, Тонгор заметил, сквозь хлещущие пряди своей распущенной чёрной гривы, что тощие и белобородые часовые оказались всего лишь одетыми трупами, привязанными к своим местам верёвками. Их одеяния показывали, что когда-то это были волшебники. Отчего-то Тонгор заподозрил, что их тела должны были сохранить достаточно колдовских энергий, чтобы послужить оборонительным рубежом.

Но на деле они не стали препятствием, когда их накрыла широкая тень птерозавра. Тонгор увидел, что оказался достаточно близко, чтобы дотянуться до них Саркозаном и срубить одну из мумифицированных голов. Крови не было, лишь клуб пыли. Летающий ящер пролетел дальше. Не встретив сопротивления, Тонгор и его спутник приземлились за стеной и соскочили со своих крылатых скакунов, настороженно ожидая хоть какую-нибудь стражу. Полная тишина заставила Тонгора представить, что город задержал дыхание в ожидании — но чего?

Добравшись до дворца, они вошли внутрь и услышали звук отдающегося эхом ломкого смеха. Оживившись от ужасного звука, компаньоны осторожно двинулись к источнику этого кудахтанья. Внезапно Тонгор ощутил слабую перемену в струях воздуха вокруг и, обернувшись, обнаружил, что остался один! Неужели Зилак бросил его? Или ещё хуже, всё это целиком была ловушкой, со змеечеловеком в роли козла-вожака?

Тонгор свернул за угол и увидел перед собой огромную палату, завешанную гобеленами из необъятных сетей паутины, которая, наверное, накапливалась десятилетиями. Это место было заброшено. Статуи, выстроившиеся вдоль стен, нельзя было различить под слежавшейся пылью и неисправленными повреждениями. Эстетика здесь явно находилась в конце списка. Тонгора и самого мало заботили подобные вещи, но он признавал, что роскошь и великолепие сообщают о силе и гордости королевства. Вся же здешняя ветхость означала крайнее равнодушие. Тонгор с первого взгляда понял, что имперские амбиции тут проистекают не от мощи самого королевства, народ которого должен разделять выгоды завоеваний, а скорее от самовосхваляющего тщеславия одного-единственного человека. Как видно, это презренное бахвальство поддерживало и действительную мощь — два устремления, что обычно встречаются вместе.

Поначалу Тонгор не заметил никого в комнате. В дальнем конце стояла статуя необычного вида, высотой под потолок. Подойдя к ней вплотную, Тонгор мог сказать, что она, видимо, изображала в половину величины припавшего к земле летающего ящера, словно сидящего в своём гнезде. При более тщательном осмотре обнаружилось место, где следовало находиться гнезду и в нём сидел человек.

— Тонгор из Патанги! Но, поистине, в первую очередь Тонгор из клана валькаров! Добро пожаловать! Я — Мордракс, король-жрец Заремма, Города Который Нельзя Завоевать.

Тонгор шагнул вперёд и остановился в десяти футах перед троном. Теперь он видел, что человек на лишённом подушек сиденье выглядел не как соратник мёртвых пугал, выставленных на бастионах Заремма, но как представитель вида, неотличимого от его собственного.

— Мои соболезнования по твоим утраченным братьям. Видимо, кто-то забыл их похоронить. Не желаешь, чтобы я помог тебе в этом деле?

В ответ Мордракс утробно расхохотался, хотя у него мало что оставалось от утробы. Этот человек настолько иссох, настолько сморщился и осунулся, что едва можно было отличить живое тело от его трухлявых собратьев. Он закашлялся и умолк, чтобы восстановить сбившееся дыхание.

— О да, мои собратья-маги! Признаю, это было трагедией, но, боюсь, необходимой. Пока годы складывались в столетия, нам доставляло огромное удовольствие наблюдать за нелепыми усилиями безмозглых олухов, вроде твоей королевской особы, которые стремились прославиться, низвергнув наше чародейское княжество. В конце концов я устал от подобных забав и объявил другим своё намерение сменить защитную стратегию на атакующую. Отчего бы не распространять наше просвещённое владычество во все уголки Симраны, а отсюда к другим сферам, которые наша всепередовая оккультная наука явила нам? Но я обнаружил, что мои собратья были не так мудры, как я считал, ибо они отвергли мой замысел. Возможно, они и были дураками, но при этом могущественными. Поэтому, изобразив покорность им, я выстроил планы, как можно устранить их, одного за другим. Тайком я истощил их силу, продлевавшую их древние жизни, сам впитав их живучесть. Таким путём я собрал достаточно магического могущества, чтобы исполнить свои завоевательные планы. И, теперь очень скоро, король Тонгор, ты станешь частью этих планов. Разве ты не польщён? Ты достоин такой чести! — Последовало ещё вялое хихиканье.

— Это кажется маловероятным, старик. Может, ты и пожирал своих сотоварищей, чтобы продлить твои годы, но, как видно, это ничуть не замедлило наступление старости. Ты — безумец.

— Вот как ты заговорил, тупой варвар! Ты — всего лишь тёмный дикарь, а я предназначен для полной Божественности! Я призван завоевать все известные миры и Богов, которым они поклоняются. Но мой срок во плоти очень короток. И тут в дело вступаешь ты.

Прежде чем Мордракс стал разглагольствовать дальше, и он и Тонгор опешили от последней вещи, которой можно было ожидать. Навершие трона-статуи загудело от внезапного топота ног. Через мгновение новоприбывший перегнулся вниз, позволив себя разглядеть: это был Тонгор, с зажатым в кулаке Саркозаном! Или так он выглядел.

Тонгор, стоя перед троном, взглянул на своё бедро, лишь затем, чтобы обнаружить, что ножны Саркозана опустели! Он оглянулся назад, на своего двойника, который уже спустился вниз, в пределы досягаемости сидящего чародея. Мордракс пытался подняться и сбежать. Но коленные суставы этого длинноногого пугала подвели его и он хлопнулся вниз, в панике утратив свою хищническую гримасу. Когда он увидел, что отточенная гибель быстро приближается, то сумел произнести Слово, отзвук которого сотряс здание.

— Саргот! Восстань!

Если он пытался сказать что-то ещё, это потонуло в кровавом бульканье.

Тонгор широко раскрытыми глазами уставился на своего близнеца, который теперь повернулся к нему. Он улыбнулся как раз в тот момент, когда его обманчивое сходство начало таять.

Валькар и змеечеловек начали беспечно беседовать друг с другом, посчитав, что этим убийством они исполнили свою миссию, хотя оно оказалось почти до смешного простым. Тонгор хлопнул Зилака по чешуйчатому плечу. — Ты стал бы прекрасным карманником, мой друг! Никогда и никому ещё не удавалось…

Ужасный скрежещущий, царапающий звук ворвался им в уши, когда в полу, рядом с ними, раскрылся потайной колодец, оттуда поднялся до уровня пола мраморный ларец и резко открылся. Это и само по себе было впечатляющим действием, но последовало ещё большее. Из ларца восстала ожившая фигура Саргота, древнего императора, последнего и величайшего из тех, кто тщетно стремился завоевать Заремм. Они поняли это, потому что он сам объявил об этом сухим и пыльным голосом.

— Узрите, глупцы, вот раковина, которую я покинул! — Его указующий раззолоченный перст ткнул в трон мертвеца, где труп Мордракса съёжился и начал распадаться.

Существо-Саргот было великолепно, с позолоченным кольчужным доспехом, героическим сложением и благородными чертами лица, каким-то образом не не испортившимися за долгие века. Но его лицо оставалось пустым, лишь губы двигались, когда он служил Мордраксовой марионеткой.

— Я уцелею, либо в этой форме или в твоём собственном теле, Сарк Лемурии! Давайте узнаем, кто из вас, фигляров, более силён. Тогда я сделаю выбор. — Пока он бахвалился, Зилак обернулся к Тонгору и сказал: — Будет ли честно двоим биться с одним?

Тонгор боялся, что Зилак недостаточно серьёзно относился к этому вызову, но позволил себе пошутить: — Я сказал бы, что мы равны по силам. На самом деле их тоже двое!

Тот, кто был Сарготом, неуклюже атаковал Тонгора, который легко увернулся, но пока оживший герой пытался утвердиться на ногах, он ткнул своим клинком и пронзил потрясённого Зилака. Тонгор повидал много товарищей, павших в бою, но эта смерть почему-то оказалась хуже, вдвойне распаляя гнев. Возможно, это потому, что тот был его другом, когда-то бывшим врагом или же сыном враждебной расы. Это делало его редким сокровищем.

Его враг, довольный, что разделался с одним из противников, стал увереннее двигаться. Тонгор сразу подметил это и понял, что должен поскорее его прикончить. Как видно, Саргот был величайшим воином своей эпохи, несомненно, смекалистым и искусным. Тонгор пожалел, что приходится сражаться с таким человеком, но выбора не оставалось. Вдобавок, на самом деле он бился с Мордраксом. Но чем дольше длился поединок, тем больше ему придётся сражаться против истинного Саргота.

Мордракс всегда делал речи своим главным оружием и он до сих пор полагался на него, безмерно хорохорясь: — В этом облике я завоюю все земли, все измерения! В этом теле я обрету божественное бессмертие, уже не как чародей или завоеватель — но как Всеобщий Бог!

Он явно отбросил все планы заполучить могучее тело Тонгора, обнаружив владение своим былым противником настолько восхищающим, настолько богатым иронией, что решил навсегда обосноваться в теле Саргота. Саргот быстро становился всё менее набором громоздких доспехов и всё более обновлённым Мордраксом.

Тонгор дотянулся до меча Зингазара. Саркозан прогрохотал прочь, когда Зилак рухнул на пол и Тонгор решил возвратить его позже. Это был первый раз, когда он поднял священное оружие Бабдалорны в битве. Освободившись от ножен, Зингазар пронзительно завопил, затем возбуждённо затрепетал. Тонгор на мгновение зашатался от грозного прилива духов древних героев, чья мощь и искусность ощутимо увеличили его собственные!

Тонгор против Мордракса! Зингазар против Саргота! Лемурия против Симраны! Валькар с усмешкой понадеялся, что это зрелище потешит Шадразура, Господина Кровавой Войны, которому придётся взирать на него своим единственным, средним глазом.

Тонгор нанёс могучий удар. Анарбион нанёс ещё один, как и храбрый Ионакс и Диомарданон, и Бельзимер Смелый. И отважный Конари. Против такого града ударов Саргот-Мордракс не смог выстоять. С уймой ушибов и ран, истекая кровью, Саргот вернулся к вечному покою, что давно заслужил своей доблестной стезёй и откуда его алчно выдернули. И с ним отправился гнусный Мордракс, хотя и в совсем другое место. Тонгор отсалютовал павшей фигуре Саргота Великого.

Он повернулся, возвратив Саркозан и убрав его в ножны. Он задумался, что же делать с телами, которые теперь устилали пол тронного зала. Но тут же его потряс знакомый, хоть и немыслимый, голос. Тонгор огляделся и увидел то, что и ожидал увидеть: циклопическое обличье вооружённого секирой Шадразура. Громовой раскат, испущенный энергетическим разрядом оружия, так смешался с его словами, что потребовалось прислушаться, чтобы их различить.

— Хорошо сработано, мой слуга! Алчные щупальца Мордракса навсегда скрутились и иссохли! Поистине, ты мог бы стать лучшим Богом Войны, чем я! И ты, человек, снискал вечную благодарность бессмертного Бога. Теперь же пришло время тебе отправляться домой.

Тонгор сдержанно кивнул — а затем почувствовал, что погружается в бесконечное падение. Сознание ускользнуло.


VI. Возвращение и реликвия


Тонгор пошевелился и попытался высвободить голову. Он покоился на ложе, его возлюбленная подле него, радуясь его возвращению к бодрствующей жизни. Они раскрыли друг другу объятия и Саркайя Соомия поспешила в его могучие руки. Сладкий аромат её благовоний помог ему поскорее обрести присутствие духа. Её супруг полупривстал и опёрся на локоть.

— Что случилось? Как я сюда добрался? Я имею в виду, обратно в Патангу?

Кузен Соомии, усатый Дру, ответил, как смог, не вполне поняв вопроса.

— Ты отправился спать прошлым вечером, после заседания нашего совета. Королева обнаружила, что тебя бьёт и трясёт. Потом ты впал в беспамятство и беспробудно проспал много часов.

Взгляд Тонгора покинул лицо друга и уставился мимо толпы его спутников. Он пробормотал, сам себе: — Он сказал, что это была страна грёз… Но это выглядело таким настоящим… — Вслед за этим его золотой взор переместился на Саркозан в его привычных ножнах, висящий на своём обычном месте и доспехи, висящие на стойках балдахина.

Остальные внимательно наблюдали за ним, пока тех, кто был ближе всего к изголовью, не встревожила внезапная пульсация света, видимая сквозь шёлковые простыни. Тонгор тоже увидел её и отбросил простыню в сторону.

Он увидел ослепительное сверкание рун по всей протяжённости меча, который лежал рядом с ним. Он воздел его вверх, на всеобщее обозрение. Когда они в страхе уставились на него, Тонгор произнёс единственное Слово.

“Зингазар!”



Загрузка...