Симранский Цикл Лина Картера

Печальная, но назидательная повесть о Мангротовых книгах

В Симране, как и в любой стране, где волшебники пером или кистью касаются бумаги, имеются книги по магии, чьё содержимое или злоупотребление им одарили эти книги дурной и пугающей славой. Кто-то испуганным шёпотом рассказывает о книге ведьмы Агрины „Имена Ночи“ — переплетённом в кожу её собственного мертворождённого ребёнка фолианте, что содержит не только заклинания призыва многочисленных демонов, тёмных эльфов и других погибельных духов, но и рецепты некоторых смертельных ядов, которых опасаются все люди, имеющие врагов. Другие трясущимися пальцами указывают (само собой, с безопасного расстояния) на том безумного волшебника Дрезелака, которому тот не дал имени, но все прочие зовут „Золотой Книгой“, из-за роскошного золотого переплёта, украшенного множеством самоцветов. При помощи именно этого кошмарного фолианта Дрезелак вызывал ужасающие бури, разрушил и завоевал пять королевств, правя ими, как худший тиран в истории этой части Симраны, пока не утратил контроль над ураганом, который сам же и вызвал и обрушил на себя свой собственный дворец. А, точнее, прямо себе на макушку. К несчастью, его книга уцелела.

Но худшими изо всех опасных книг заклинаний были две копии Бёркремовских „Лёгких Заклинаний для Новичков“.

Можно спросить, как популярная книга Бёркрема, прославленная своей безвредностью, попала в один ряд с такими губительными текстами как „Золотая Книга“? Множество чародеев, научившихся своему первому колдовству по „Лёгким Заклинаниям для Новичков“ до сих пор держало её в своих библиотеках. Этот том знаменит простотой содержащихся в нём заклинаний и безобидностью их результатов. В заклинаниях потруднее несложно ошибиться, но ошибка в них приводит к удручающим провалам, а не к убийственным последствиям. Кроме того, там отсутствуют заклинания, которые рассерженный ученик мог бы применить против своего учителя, сотоварища-ученика или обсчитавшего его лавочника. Навряд ли по такой книге удалось бы вызвать духа тьмы или устроить землетрясение.

Но эти два списка книги были последними копиями, изготовленными Мангротом, волшебником-переписчиком.

Дэри Мангрот начинал свою карьеру волшебником в городе Зардия, королевства Коривор, одной из тех самых стран, которые много веков назад захватил Дрезелак. Хотя многие, рассказывающие эту историю, изображают Мангрота недотёпой, который не мог наложить заклятие, не обмишурившись, исследования показывают, что на самом деле он был умелым волшебником, овладевшим множеством эффективных заклинаний, вроде тех чар, что не давали пище портиться и зачарованных пугал, отгоняющих не только ворон и других птиц, но также кроликов и голодных насекомых. Всё дело в том, что такими же эффективными заклинаниями владел любой другой волшебник, поэтому Мангроту с трудом удавалось с помощью магии зарабатывать на жизнь. Везде, куда бы он ни обратился, уже был волшебник или ведьма с прочной репутацией, предлагающие на продажу те же заклинания, что предлагал он.

Не стремясь закончить проживанием в бочке, как, по слухам, поступали некоторые философы, но и не желая бросать семилетние исследования, принёсшие ему учёную степень в области магистики, Мангрот долго и глубоко обдумывал этот вопрос. И наткнулся на идею, как можно заработать себе на жизнь и при этом остаться в сфере магии. В бытность учеником, Мангрот оплачивал свои уроки волшебства, время от времени подрабатывая переписчиком, копируя для других людей письма и рукописи. Предположительно, искусный переписчик должен иметь чёткий и даже красивый почерк, и знать правописание и грамматику. Допущенная в письме ошибка могла вызвать вражду, если не войну и в прошлом в таких недоразумениях винили — возможно несправедливо — неумелых писцов.

Мангрот был не только превосходным переписчиком и быстро работал, но к тому же он владел магией и разбирался в ней. Поэтому ему показалось логичным предложить свои услуги другим чародеям, копируя их магические книги.

Вскоре Мангрот обнаружил, что его идея оказалась удачной. Переписывание магических пособий для обмена с другими волшебниками, для наставления ученических групп или просто, как запасную книгу заклинаний на всякий случай, для большинства волшебников было длительной и изнурительной задачей. Нельзя было допустить ни одной ошибки, или же конечные результаты наложенных чар могли сильно отклониться от ожидаемых результатов. Чтобы скопировать для вас том, нужен был кто-то, обладающий вниманием к деталям и искусностью хорошего писца, и пониманием магии и опытом волшебника, и за такую услугу многие волшебники охотно платили. Для успокоения наиболее подозрительных коллег, которые опасались, что он украдёт книги или, как минимум, перепишет к себе те заклинания, которые они предпочитали приберегать исключительно для себя, Мангрот добровольно подвергался гейсу — магическому вынуждению — просто удерживающему его от подобных поступков. Быстро распространилась молва, что, если вы желали скопировать магическую книгу, то Мангрот был подходящим для этого человеком, волшебником, которому можно доверять и парнем, который быстро и безупречно вас обслужит. Он не стал богачом, но преуспевал и жил в достатке, обзавёлся домом, крытым настоящим сланцем, вместо обычной древесины флоффии, переложил уборку и обслуживание на элементала, укрощённого другим волшебником, раз в неделю обедал в „Люциде“ — местной ресторации, знаменитой своими отменными маленькими крабами и блюдами из зардианских карликовых кур.

Нет оснований считать, что Мангрот возгордился своими незначительными достижениями. Однако, куда чаще гордыни, падению предшествует успех. В данном случае успех явился в виде контракта с Зардианской Академией Магистики и Смежных Искусств, на изготовление не менее семи копий знаменитого гримуара Торенса Бёркрема: „Лёгкие Заклинания для Новичков“. Это был довольно прибыльный заказ и, выполненный как следует, он легко мог одарить Мангрота выгодными связями с самыми влиятельными чародеями города. Здесь мне придётся отклониться, пояснив, что Зардианская Академия не была одной из тех громадных магических школ размером с замок, расположенных в уединённых долинах вдали от цивилизации, с сотнями учеников и десятками учителей. Нет, это было средних размеров здание из красного кирпича, всего в паре кварталов к югу от купеческого района, которое в любое время вмещало четыре-пять волшебников и около трёх дюжин студентов. Тем не менее, Мангрот наслаждался тем, что это была его alma mater и он сможет появиться перед учителями, которые в один голос сулили ему успех, если только он займётся теми или иными курсами, рекомендуемыми ими в дополнение. Разумеется, в этих рекомендованных курсах и заклинаниях и крылась причина, по которой первоначальные усилия Мангрота, заметившего у себя талант волшебника, были не слишком успешны, поскольку все остальные получали такие же наставления, но он был готов этим пренебречь.

Чем пренебрегать не стоило, так это фактом, что, с тех пор, как он закончил обучение, Академия подпала под владычество Контуминеса Блута.

Подобно тому, как Зардианская Академия не соответствовала представлению читателя о школе волшебников, Контуминес Блут не походил на общее представление о злом волшебнике. Почти каждый злой волшебник в книгах и истории проявлял свою вредоносность через злоупотребление чарами и магическими знаниями. Блуту никогда не удавалось овладеть никакими заклинаниями (что, возможно, и к лучшему, ибо никакой чародей не мог быть искусен во всех заклятиях), кроме самых мирных или безвредных. Однако он овладел искусством злоупотребления своей властью, как коммерсанта, а впоследствии, как главы школы волшебников, выжимая последний грош из всех жертв, которым не повезло с ним встретиться. Он накладывал на многочисленных студентов несправедливые штрафы, которые им приходилось выплачивать при выпуске. Он выставлял родителям своих учеников счёт за услуги, которые даже и не предлагались, не говоря уж о том, чтобы их предоставлять. И у него всегда находилось то или иное оправдание, чтобы удержать часть жалованья волшебников-наставников. В результате он вполне оправдывал предположение одного недоброжелателя (из Фессалопии, где верят в реинкарнацию), что в своей прошлой жизни Блут, скорее всего, был карманником и, наверное, таким успешным, что его так и не поймали.

Загрести в своё распоряжение семь копий самой популярной магической книги — такому искушению Блут противиться не мог. В тот же день. когда школа их получила, он присвоил две копии и с большой выгодой продал их другим волшебникам. В случае чего, он мог сказать, что хранит две дополнительные копии на случай потери или уничтожения прочих. Ещё он продал (со скидкой) несколько старых потрёпанных копий Бёркремовского гримуара из школьных запасов.

Чего Блут не ожидал, так это того, что восемь учеников, талантливее обычного, сдадут вступительные экзамены в одно и то же время. Пяти книг, как тщательно их ни распределяй, явно не хватало на такую толпу (для Зардианской Академии) студентов, попавшихся теперь ему на пути.

Блут вспомнил мудрый старый принцип, применяемый множеством людей в подобных ситуациях: «Появились проблемы — скорей нападай на ближайшего козла отпущения». Он поспешно составил гневное и угрожающее письмо к Дэри Мангроту, обвинив его в том, что тот обсчитал учебное заведение и поставил лишь пять копий Бёркремовских „Заклинаний“, взяв плату за семь. Если он не поставит оставшиеся две копии в течение четырёх дней, последствия для него будут ужасны, как магические, так и юридические (не говоря об жутком пятне на его доселе незамаранной репутации). Для гарантии, что Мангрот сбежит, одна из подчинённых Блуту ведьм магически вызвала для доставки этого письма не обычного в таких случаях голубя, но огромнейшего и жутчайшего нетопыря, которого только смогла подчинить. Блут хотел удостовериться, что Мангрот серьёзно воспримет его угрозы.

Что Мангрот и сделал. Несчастный волшебник-переписчик, устрашась грозящих ему жутких последствий, выполнил почти невозможную работу, изготовив за четыре дня два списка Бёркремовского труда (его предложение заменить одну из недостающих книг собственной копией „Лёгких Заклинаний“ было с гневом отвергнуто). Он знал, что сделал семь копий, но понятия не имел, как доказать, что две были украдены или потеряны, уже попав в Академию. Из-за того, что он подвергся такому несправедливому наказанию, то и думать не мог ни о чём, кроме того, чтобы выполнить порученное задание.

Вдобавок, эта задача осложнялась ещё и тем, что, после нескольких дней, выполнения других заданий, Мангрот отметил их успешное завершение, заглянув в „Люциду“, где употребил доброго белого вина гораздо больше обычной своей меры. Похмелье не очень докучало ему, поскольку выпил Мангрот не так уж много, но оно вызывало нестерпимую мигрень у волшебника, который нечасто предавался излишествам. Угрозы Блута тоже дела не улучшали и, к тому времени, когда хмель выветрился, Мангротовы издёрганные нервы уверенно шли курсом головной боли.

Таким образом, имелся переписчик, осоловевший от слишком обильной выпивки, с жуткой мигренью, скопировавший два манускрипта за слишком малый для такой задачи срок. То, что он не ел и не спал, чтобы вовремя закончить работу, не улучшало его сосредоточенности.

Не забывайте, что любое искажение в формуле заклинания изменяет его эффект, неизбежно превращая могучее заклятье в бесполезную смесь магических слов, а безобидную шутку в ужасную катастрофу.

Ни один из тех, кто присутствовал в Зардианской Академии при распределении тех книг, нескоро забудет это предупреждение.

Первый ученик, пострадавший из-за одной из двух испорченных книг Мангрота, некий Плисикус, отделался довольно легко. Он лишь хотел превратить воду в лёд и предпринял более дюжины попыток, прежде чем один из его учителей подошёл посмотреть на затруднения и обнаружил, что заклинание «заморозить воду на зад» искажено. Это объясняло такую уникальную ошибку и можно было дальше не ломать над ней голову, тем более, что Плисикус в конце концов создал ведро льда, необходимое повару.

Другие происшествия были не столь незначительны. Реми Адроникос пытался сотворить распространённый магический фокус, временно сделав булыжник мягким и податливым, чтобы лепить из него, как из глины. Почти все чародеи применяют это для создания статуэток, пресс-папье и, если раздобудут полудрагоценные камни, то ювелирные кабошоны. Вместо того, чтобы уподобиться глине, обломок кварца у Реми совсем расплавился и потёк по руке. К счастью, жидкий камень не был горяч, как вулканическая лава, но неожиданно застыл вновь. Реми пришлось обкалывать камень с руки, прежде, чем он снова смог ею пользоваться.

Амбициозный некромант по имени Тарфон испытал более серьёзные трудности, попытавшись применить жестокое, но полезное заклинание для превращения мозгов лягушек и жаб в маленькие драгоценные камни, распространённый источник карманных денег среди племени волшебников. Но жаба, вместо того, чтобы стать мёртвой с самоцветом внутри головы, обратилась в очень большую и очень живую каймановую черепаху. Эта черепаха проворно цапнула Тарфона за щиколотку и потребовались усилия нескольких студентов, чтобы убедить разгневанного зверя отпустить ногу. Всю оставшуюся жизнь Тарфон прихрамывал, хотя с того дня и впредь неизменно был ласков с животными.

Студентка Киркадия решила проверить, испорчено ли заклинание или же Тарфон просто где-то ошибся. Она дважды испробовала заклинание из той же книги, для превращения лягушачьих мозгов, хотя гораздо внимательнее, чем Тарфон. И ей повезло, что она держала всё под контролем. Первый её объект превратился в свирепую клыкастую лягушку из Нерианских джунглей, величиной с белку. Второй обернулся ужасной водяной коброй.

Осталось неизвестным, кто опробовал известное заклинание, заставляющее семечко прорасти и сразу же вымахать в маленькое недолговечное деревце, увешанное плодами — популярный фокус уличных трюкачей и подручный источник пищи и древесины. Результатом стало прекрасное дерево, обременённое соблазнительными кориворскими белыми яблоками. Однако состав яблок переменился, так что каждый, кто отведал хоть одно из них, опьянел. Половина студентов и все преподаватели Академии скатились до не слишком пристойного состояния. Исключений и увольнений удалось избежать лишь чудом, только из-за последующего исчезновения Блута и готовности его преемника забыть всё это дело.

О чём забывать не следовало — так это о попытках одного студента превратить паутину в шёлковые одежды. К счастью для всех присутствующих, бдительный волшебник распознал идущий полным ходом процесс и отправил студентов и других волшебников в безопасное место прежде, чем грянул взрыв. Возможно, к сожалению, виновник той катастрофы сбежал, неосознанно всё ещё сжимая „Лёгкие Заклинания“, так что эта опасная книга не была уничтожена вместе с тремя комнатами и частью вестибюля.

Причину всех этих бедствий быстро обнаружили. Последние две Мангротовы копии „Лёгких Заклинаний для Новичков“ были искажены, так серьёзно искажены, что удивительно, как Бёркрем в гробу не переворачивался (фортель, который он, быть может, и вправду проделал). Сперва все указали на Мангрота, из-за его небрежности и некомпетентности. Однако один из Блутовых клиентов, терзаемый совестью, выступил и признался, что купил у Блута копию Бёркремовской книги, легкомысленно не подозревая, что продаёт её не чародей и так вскрылось участие бесчестного волшебника в катастрофе.

Опасаясь расправы, Мангрот сбежал из Коривора и потратил остаток жизни, скрываясь за вымышленным именем и длинной бородой на далёких Лонгиановых Островах, где открыл процветающее дело по зачарованию пугал, так, чтобы они действительно отпугивали птиц и других вредителей. Он прославился своей непреклонной трезвостью и нежеланием излагать что-либо в письменной форме.

Участь Блута менее ясна. Верно, что он сбежал из Зардии немного позже Мангрота, лишившись места в Академии. Я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть слух, что Блута настиг один из его врагов, превратил в зардианскую карликовую курицу и оставил у лисьего логова.

После тщательной, богатой на происшествия, проверки обе Мангротовых, как и оригинальные Бёркремовские книги, теперь находятся под строгой охраной, замками и запорами, но их влияние и доныне ощущается в Симране. Камарилья злобных чародеев перестала мутить воду после того, как они слишком успешно попытались скопировать Мангротово заклинание шёлкового взрыва. Некоторые из прочих искажённых заклинаний были полностью скопированы, прежде чем книги надёжно заперли.

Киркадия ныне — Тёмная Ведьма Великого Мрака и печально известна превращениями безобидных лягушек в опасных зверей. Несколько городов приняли законы, запрещающие продажу или употребление опьяняющих плодов.

С другой стороны, Реми Андроникос теперь управляет процветающим делом в Кориворе. Он заставляет скалы плавиться и отливает их в простые формы, где они застывают в пресс-папье, держатели для книг и подобные безделушки. Став почтенным чародеем, он всё ещё не меньше двух раз в неделю посещает часовню фамильной богини-покровительницы и благодарит её за то, что она не позволила ему выбрать другое заклинание, заинтересовавшее его в Мангротовой книге. По-видимому, тогда он узнал, где находилось медовое дерево и предполагалось, что то заклинание заставит пчёл не обращать на него внимания, пока он забирает мёд. Его благодарность можно понять, учитывая, как сработали прочие заклинания из книги. Скорее всего, пчёлы сами бы его съели.

Как Фриндольф исполнил свою месть

Много историй рассказывают о людях, которые попытались возвратить возлюбленных из царства мёртвых и лишь причинили себе ещё больше страданий. Но рассказы о тех, кто тревожил мёртвых по причинам, менее простительным, чем любовь — ради богатства, чтобы узнать их тайны или даже из ненависти — столь же плохо заканчиваются и гораздо менее известны. Их следует знать получше, утверждают некоторые мудрые люди Симраны. Одна из них — история о Фриндольфе и о том, к чему привела вражда, которой он не позволил умереть вместе с юным Вульгом Эту историю, как считают некоторые, необходимо изучать в каждой магической школе.

Не так уж давно в портовом городе Морденхем на свет появился Фриндольф — отпрыск одной из богатых торговых фамилий. Хотя родители не слишком баловали его, Фриндольф не избежал беспечальной юности, проведённой в безопасности и комфорте изобильного дома. Не стоит и говорить, что Фриндольф никогда не голодал и не страдал от слишком высоких цен или нехватки лучшего образования. Он мог рассчитывать на то, что станет почтенным членом общества и будет носить блестящее позолоченное одеяние из сукна, которое в Морденхеме могли позволить себе лишь достаточно богатые люди.

К сожалению, вскоре после того, как юный Фриндольф достиг зрелости, его отец лишился большей части семейного состояния, сделав несколько неудачных вложений. Вскоре после этих неудач он скончался и мать Фриндольфа ненадолго пережила своего мужа. Это поставило Фриндольфа в стеснённое положение. По меркам большинства людей он всё ещё оставался состоятельным, но, в сравнении с тем, что было, он впал в отчаянную нужду. Теперь ему приходилось учитывать цену на продукты и дважды подумать, прежде чем покупать какие-либо дорогие деликатесы, раньше постоянно украшавшие семейный стол. Он больше не мог устраивать крупных роскошных приёмов по любому незначительному случаю, как часто делали его родители. Теперь Фриндольф бережно пользовался одеждой и мебелью, чтобы они прослужили как можно дольше. И вместо одиннадцати слуг, работавших на его семью, теперь он обходился лишь поваром, экономкой и злополучным пареньком, который выполнял подённые работы.

Все Фриндольфовы усилия переменить судьбу лишь ухудшали положение. С каждой попыткой семейное состояние всё больше истощалось. Он продал летний дом за городом, чтобы купить долю в представляющемся очень перспективным деле. Оно прогорело из-за чересчур рьяных конкурентов. Фриндольф продал большинство драгоценностей своей матери (и отца: тот тоже любил роскошно выглядеть) и зафрахтовал торговое судно, которое никогда не оставалось без прибыли. Во время плавания это судно потопил ураган, насланный богами, дабы покарать город, мимо которого оно собиралось пройти. Если воспользоваться этим, то Фриндольф мог бы получать немалую прибыль, заставляя людей платить за то, чтобы он не вкладывался в чужие предприятия, но о таком он и не задумывался.

Фриндольф попытался пойти по торговой части. Он был уже не настолько юн, чтобы идти в ученики. У него имелось подходящее образование, чтобы стать счетоводом или переписчиком, но жалование за это казалось ему слишком скудным. В конце концов Фриндольф записался в малопочтенную волшебную академию, поскольку там не интересовались возрастом студента. Даже бесталанный волшебник обычно мог заработать на достойную жизнь и Фриндольф думал, что сможет сдать свой огромный городской дом внаём, как зал собраний для волшебников. Более, чем через год удовлетворительных оценок, хороших результатов и даже безупречного поведения, Фриндольфа отчислили из-за слов провидицы (прославленной неплохим послужным списком точных предсказаний), которая напророчила, что он станет злобным некромантом, который будет тревожить покой мёртвых и эти треклятые волшебники затряслись от страха.

Когда все эти замыслы рухнули, он начал осматриваться в поисках богатых семей, с которыми мог бы породниться. Он не сумел ни найти подходящую юную невесту, ни заинтересовать её родителей, даже обедневших, как он сам. На это имелись причины. Поскольку каждый замысел пополнить его состояние проваливался, Фриндольф всё раздражительнее, злее и презрительнее относился ко всему миру в целом и окружающим в частности. Его жестокий нрав стал притчей во языцех по по всему Морденхему. Если бы Фриндольф был побогаче, то, возможно, нашлись бы семьи, согласные выдать за него своих дочерей, скверный у него нрав или нет, но при настоящем положении дел, родители, которые всегда его знали, предпочитали безопасность своих дочерей выгоде наличия его в зятьях.

К тому же, Фриндольф крепко запил после провала в школе волшебников. Это не улучшало ни его финансов, ни характера и, подобно большинству вспыльчивых людей, Фриндольф всегда старался хладнокровно оценивать тех людей, которых он мог (или не мог) оскорбить или ударить по прихоти своего нередкого опьянения. Под главный удар его поношений и буйства всегда попадали скромные торговцы или далёкие и более бедные родственники, и никогда какие-то высокопоставленные персоны, которые могли бы подать на него в Морденхемский суд и уж тем более не свирепые варвары, которые стали бы гоняться за ним с топором. Как это бывает чаще всего, излюбленными целями стали его слуги. Для своего повара, горничной и прочих он стал строжайшим из судей и надсмотрщиков, требуя от каждого, кто работал на него, немедленного обслуживания и безоговорочной преданности. Вульг, мальчик на побегушках, больше всего страдал от хозяйского настроения, поскольку не мог уйти. В самом начале Фриндольф заставил его подписать кабальный договор, к чему не смог принудить остальных, более старших слуг. Повар и экономка, по крайней мере, могли сбежать из дома Фриндольфа, если чаша их терпения переполнится, но Вульг попал бы в тюрьму, покинув Фриндольфа прежде, чем истечёт шесть лет. Учитывая, как Фриндольф обращался с Вульгом, возможно, тюрьма была бы лучше.

И, учитывая, как Фриндольф относился к Вульгу, можно было решить, что он будет только рад избавиться от унылого и ненавистного юнца. Так или иначе, Вульга винили в каждой общей оплошности, каждом скверном деловом решении, принятом его хозяином. Вульг никогда не мог выполнить и простейшей работы по дому, даже следуя буквальным указаниям Фриндольфа. Вульг хуже всех на свете выбирал время, вламываясь к своему хозяину, когда тот был пьян и в дурном настроении, лишь потому, что Фриндольф его звал. Вульг слишком хорошо познакомился с хозяйскими тростью и ремнём, как и с затрещинами, а, когда Фриндольф бывал достаточно пьян, то пускал в ход любой подручный предмет. Лишь постоянные хозяйские напоминания об участи связанных договором слуг, которые бросили своих хозяев, удерживали Вульга в доме переживающего не лучшие времена купца. Едва ли вы удивитесь, узнав, что Фриндольф в конце концов выполнил свою часто повторяемую угрозу прибить «бесполезного и наглого» Вульга.

Уже приложившись к чаше после не оправдавшего ожиданий ужина из крабьего рагу, салата из морской капусты, и свежего хлеба и масла, запиваемого жгучим белым вином из срединных земель, Фриндольф внезапно возжелал медовухи… которой не было в его запасах вин, пива и прочей выпивки. На самом деле медовуха обычно появлялась в Морденхеме лишь во время летних и осенних праздников, ни один из которых теперь не отмечался. Однако Фриндольф не придумал ничего лучше, чем вызвать Вульга и послать его за этим пойлом, пообещав ужасные последствия, если тот его не принесёт.

Вульг бросился прочь, помчавшись от виноторговца в трактире, к тем немногим бакалейщикам, которые были открыты по ночам. Пять раз он уходил с пустыми руками, поскольку, хоть Фриндольф и дал ему денег на медовуху, ни у одного из торговцев не нашлось медовухи на продажу. На шестой раз Вульг нашёл купца, у которого было немного старой медовухи, уже почти забродившей. Он заплатил этому человеку больше разумной цены, чтобы принести своему вспыльчивому хозяину хоть что-то.

Разумеется, обычный горячий нрав Фриндольфа, ожидающего своего желанного напитка, накалился до абсолютно мерзкого. И его совсем не охладило, когда Вульг вернулся с худшим продуктом и меньшей сдачей, чем ожидал этот коммерсант на мели. — Я посылал тебя за медовухой, а ты притащил мне эту скисшую мочу, которой побрезгует даже конченый пьяница! — зарычал он на злосчастного Вульга. — И ты пытаешься меня надуть, прикарманив часть сдачи!

— Пожалуйста, господин, — взмолился мальчик. — Я внимательно пересчитал сдачу и убедился, что всё верно. И это единственная медовуха, которую я смог отыскать.

Оставшиеся его аргументы свелись к воплям. когда Фриндольф схватил тяжёлую трость и начал избивать ей бедного паренька. Вопящий Вульг развернулся и кинулся на улицу, лишь затем, чтобы Фриндольф бросился следом и поймал его, прежде чем тот смог сбежать.

Фриндольф ещё долго и изо всех сил махал тростью. Прежде, чем он закончил, Вульг прекратил кричать и умолять… а тем более дышать и двигаться.

Фриндольф вернулся в свой особняк, думая, что всё это закончилось. Конечно, он ещё ждал, что Вульг встанет и последует за ним в дом, скуля и всхлипывая, как бывало после прошлых наказаний. Он весьма огорчился на следующий день, когда проснулся и обнаружил, что больше у него нет мальчика на побегушках.

Ещё больше он огорчился, попав в руки закона. Само собой, Фриндольф не ожидал, что ему придётся отвечать за смерть Вульга. Этот парень был просто кабальным, и он пытался сбежать. Несомненно, нельзя было и ожидать, что старый грубый Фриндольф понесёт ответ за свой поступок, в сущности вполне простительный.

К несчастью для него, Морденхемские судьи были не лишены житейской мудрости и они понимали, к чему могло привести разрешение хозяевам убивать слуг, когда им взбредёт в голову. Другие люди, жестокие или злонравные могли прознать об этом и решить, что теперь любой вправе убить кабального по своей прихоти. Другие слуги, связанные контрактом, с действительными или надуманными обидами на своих хозяев, могли испугаться и сбежать, чтобы не повторить участь Вульга. И кто же станет прислуживать знати? Вот настоящее преступление! Лучше примерно наказать Фриндольфа, чтобы избежать грядущих неприятностей.

Они не могли казнить Фриндольфа за убийство слуги или хотя бы заключить в тюрьму, но могли его оштрафовать. Штраф за убийство на улице был довольно немалым. Не говоря уже о вире, которую они велели ему уплатить пока что здравствующим родителям Вульга и убедились, что он это сделал. Фриндольф видел, как большая часть его оскудевших финансов уплывала в цепкие ручонки приставов и тех никчёмных обитателей трущоб, которые произвели ещё более никчёмного Вульга на свет. Но это оказалось не единственной его утратой. Судьба Вульга устрашила остальных слуг, которые, не будучи связанными договором, вполне могли уйти — и поскорее это сделали. И при этом никто не стремился заменить их, заняв освободившиеся места, кроме нескольких отчаявшихся и совершенно непригодных нищих, которых Фриндольф гневно отгонял от дверей. Он обнаружил, что теперь ему самому приходилось наводить порядок в собственном доме, застилать собственную постель и готовить собственную пищу, несмотря на то, что он ещё мог позволить себе пару слуг, если осторожно расходовать финансы. Не обрадовало Фриндольфа и то, что теперь его избегали те круги, в которых он привык обращаться. Немногие желали делить бесчестье с неудачливым купцом и было ещё меньше желающих находиться рядом с Фриндольфом, когда он снова выйдет из себя.

Человек, мудрее Фриндольфа, в такой ситуации мог бы пересмотреть свои былые поступки, мог бы понять, что сам виноват в большинстве собственных неприятностей, и мог бы попытаться раскаяться и измениться. Человек, практичнее Фриндольфа, мог бы осознать, что сам потопил свой корабль в Морденхеме, продать дом и то, что невозможно унести с собой, и начать заново в каком-нибудь другом месте. Но, поскольку Фриндольф был Фриндольфом, он всё больше распалялся против Вульга и продолжал обвинять его во всех несчастьях своей жизни. Во всём этом был виноват Вульг, принеся ему скверную медовуху, попытавшись обсчитать его и вынудив своего бедного, замороченного хозяина убить его так, что Фриндольф сам пострадал.

Чем больше Фриндольф об этом размышлял, тем больше убеждался, что Вульг и только Вульг довёл его до такого плачевного положения. Наконец ему стало ясно, что Вульг, невзирая на свою смерть, был недостаточно наказан за свои грехи и измену безупречному и милостивому хозяину.

Но как наказать мёртвого? У множества священников имеется множество теорий, но никто не знал наверняка, куда отправляется дух после смерти, кроме тех случаев, когда дух никуда не отправлялся, а оставался на месте своей гибели, где и действовал всем на нервы. Если бы Фриндольф был уверен, что Вульг попал в некое место, где карают вероломных и бесчестных слуг, возможно, его бы это удовлетворило. Этот никудышный малый, целую вечность отплясывающий на горячих углях или закатывающий непосильный камень на гору, отчасти скрасил бы размышления мстительного купца. Но он опасался, что, возможно, судьи в загробном мире могли оказаться такими же неблагоразумными, как и здесь, проявив к тому паршивцу незаслуженное милосердие. Мысль о Вульге, мирно спящем целую вечность или даже наслаждающимся благами какого-нибудь рая была невыносима для Фриндольфа. Вдруг он вспомнил своё годовое обучение искусству магии и как его выгнали, невзирая на значительные успехи и всё из-за невнятных пророчеств той старой идиотки, что именовала себя провидицей. Разве он не выказал тогда способности, и разве она не предсказала, что он станет злобным некромантом, который будет тревожить покой мёртвых? В то время он считал её просто безумной старухой. Но теперь у Фриндольфа имелся мёртвый человек, которого он до безумия желал потревожить.

Фриндольф обшарил чердак и вскоре обнаружил учебники своих магических дней. У него не отняло много времени вновь изучить то, что он позабыл за минувшие годы. К сожалению, его характеру недоставало осторожности, а теперь праведный гнев лишь подгонял его.

Разумеется, в учебниках не содержалось ничего, похожего на то, что он искал; такое не дозволялось простым ученикам. Однажды, в поисках знаний, Фриндольфу удалось раздобыть, окольными путями и по цене, что неприятно удивила бы любого, несколько наиболее могущественных книг по темнейшей магии. После того, как он нашёл нужные заклинания для оживления трупа, из рук в руки перешла сумма побольше. Бездельник, отчаянно нуждающийся в деньгах на выпивку, как-то ночью выкопал на кладбище гроб и извлёк оттуда кошмарное содержимое (ибо тело Вульга покоилось в могиле уже почти три года), однажды поздно ночью притащив его в грубом мешке прямо к дверям Фриндольфа. Облака скрывали луну и звёзды над Морденхемом, и леденящий ветер продувал город насквозь. Это была ночь, когда свершается чёрная магия, в основном потому, что ненастье отбивает у возможных свидетелей охоту высовывать нос из дому.

Фриндольф готовил тёмный ритуал в своём подвале, подальше от коллекции редких вин. Ладан и камфора заглушали смрад давно уже мёртвого тела, а покрывало на бренных останках Вульга избавляло Фриндольфа от зрелища этих омерзительных мощей. Вокруг покойника и там, куда собирался встать Фриндольф, были вычерчены магические круги со множеством элементов. С превеликой тщательностью в кругах было выведено каждое слово и имя силы и, войдя внутрь круга, Фриндольф убедился, что не нарушил и не стёр ногой ни одну меловую черту. В руке он держал список с именами нескольких богов и покровителей умерших, существ не злых, но с таким мрачным и опасным могуществом, что большинство людей полагало за лучшее не тревожить их покой. Вдобавок Фриндольф достал самую важную вещь для вызывания духа мёртвого — полное имя Вульга, то, которым мальчика нарекли родители, а не то, которым его все называли. Раздобыл его купец до смешного легко: он просто запомнил имя, когда его произнесли на суде. Ему даже удалось притащить, не поломав их, вниз по лестнице из главной столовой огромные и вычурные часы с маятником, так, чтобы точно знать, когда подойдёт нужное время для заклинания. Фриндольф впервые почувствовал благодарность за то, что все посчитали эти часы слишком громоздкими и уродливыми, когда он пытался их продать. Скоро Вульг заплатит за то, что навлёк столько неприятностей на голову своего хозяина. Скоро он вновь станет живым пареньком, встретив Фриндольфа, который будет действовать с холодной обдуманной яростью, а не диким бешенством. На столе в подвале лежало несколько дубинок и плетей, там, где Фриндольф легко мог дотянуться до них. Ещё у купца под рукой были короткий меч и боевой топор, много лет висевшие на стене.

Фриндольф давно решил, что одна-единственная или даже две смерти, были совсем неподходящим наказанием для кого-то, вроде Вульга. Хотя в тёмных гримуарах такая идея никогда не упоминалась, он не видел причин, почему бы не применить ритуал для оживления мёртвых несколько раз на одной и той же жертве. Он собирался убивать Вульга снова и снова, каждый раз используя другое оружие. Если и это его не порадует, то можно будет подумать, как применить дыбу или раскалённое железо, не привлекая внимания соседей. Вульг расплачивался бы за то, что причинил своему хозяину раз за разом, год за годом, пока сам Фриндольф ещё ходит по земле. В урочный час (который, вопреки распространённому мнению, не был полуночью) Фриндольф провозгласил длинное заклинание, призывая дух Вульга из загробного мира в разлагающийся труп. Когда он совершил это, покой ночи расколола гроза, раскаты и громыхание которой Фриндольф слышал даже внизу, в своём подвале. Неужели боги и могущества разгневались на Фриндольфа, богохульно тревожившего мёртвых и выражали своё недовольство? Или это призванные им силы являли свою мощь в буре? Мстительный купец не знал и не хотел знать, поскольку месть всё ближе и ближе подползала в его нетерпеливые руки.

Затем грянул один, последний, но самый внушительный громовой раскат и на мгновение все ритуальные свечи, что зажёг Фриндольф, вспыхнули ярче, словно раздуваемые слабым ветерком. И кости и давно разложившаяся плоть Вульга начали срастаться на глазах у его убийцы. Труп захлестнула волна восстановления и затем давно умерший мальчик с трудом поднялся на ноги. Нагой Вульг стоял перед своим хозяином, бледный, трясущийся и похожий не на того, кто вернулся с того света, а, скорее, на того, кто долго страдал каким-то тяжёлым недугом и был готов отправиться в загробный мир. Вульг не произнёс ни слова, но незамутнённый ужас в его глазах, когда он вновь увидел Фриндольфа, являл собой жалкое зрелище.

— А, маленький ты негодяй! — злорадствовал Фриндольф. — Думал, что избежал заслуженного наказания, верно? Но я по-прежнему твой хозяин и даже смерть не избавит тебя от моей власти или от обращения, которое ты полностью заслужил! — С этими словами Фриндольф схватил со стола хлыст и накинулся на тощую фигурку, стоящую перед ним. Вульг не кричал и не отбивался, как в прошлый раз, он просто упал наземь и стонал. Мальчик не так уж сильно держался за жизнь, в которую его противоестественно вытянули назад и скоро во второй раз истёк кровью от ударов Фриндольфа.

Взяв лопату с длинной рукояткой, Фриндольф мрачно затолкал труп Вульга, который быстро разложился до того состояния, как было перед вызовом, в чулан, где собирался хранить мальчика между воскрешениями. Он ничуть не утешился — мальчик пострадал совсем недостаточно и повторное наказание не было ни так приятно, ни так радостно, как он ожидал. Он подумал, что, когда в следующий раз возвратит Вульга, то даст ему несколько дней или недель на восстановление сил, и что этот юнец и до своей гибели умом не отличался. Таким образом он мог сделать смерть этого отродья более затянувшейся и томительной, и Вульг всё время будет в ужасе ждать своей заслуженной казни, что само по себе уже жуткая кара. Однако на следующий раз, когда Фриндольф стал вызывать дух Вульга, ничего не произошло. Не появился никакой дух, не гневался никакой бог, и труп так и оставался смердящим прахом. На это была причина.

В своём рвении ещё раз наказать Вульга (потому что Фриндольф никогда не считал убийством то, что сделал), а затем избавиться от мерзкого и зловонного трупа, Фриндольф забыл совершить второй переписанный им ритуал, тот, который отсылал дух назад в загробный мир. Это означало, что, когда он во второй раз вызывал Вульга из потустороннего мира, Вульга там не было. Вместо этого дух Вульга бродил по улицам Морденхема, незримый и неосязаемый почти для всех, а тех, что могли видеть призраков, поблизости не оказалось. Вульг был не очень-то доволен. Три года назад он не отправился ни в блаженство, ни на муки, но всего лишь в серое царство, куда попадали те, кто не был достаточно хорош для одного места или достаточно плох для другого. Многие утверждают, что это тоскливое и непривлекательное место, но Вульг, сравнивая его с бедностью и нуждой своих ранних лет, и страданиями и унижениями более поздних, вообще не считал это плохим местом и был бы рад провести в нём остаток вечности. И при этом он не был от Фриндольфа в восторге. Вульг умер, веря, что его последнее наказание было огромной несправедливостью, как и уйма предыдущих наказаний, каким подвергал его торговец. Поскольку последнее избиение отправило его в лучшие условия, такое обхождение он мог простить. Однако то, что его вытащили назад, для дальнейших издевательств, меняло всё дело. Может, Вульг и происходил из бедного квартала, но он понимал, что бывший хозяин нарушил множество законов, и человеческих и божественных, выдернув его назад из загробного мира. Это было гораздо хуже, чем всё, что Фриндольф причинял ему в прошлой жизни и на сей раз Вульг действительно был готов защищаться от своего бывшего хозяина. Он не мог стать призраком. Гневных призраков возвращает в мир живых их собственная воля и ярость, ради возмездия или справедливости. Вульга же выдернули назад, в мир, против его воли. Предположительно, дух того, кто не смог попасть на тот свет, перерождается, зачастую более низшим созданием, чем человек. Как правило, такие перевоплощённые выказывают больше разума и осознанности, чем обычные животные и даже некоторые люди. Однажды, когда Фриндольф вышел прогуляться, большая собака, прежде не выказывавшая признаков свирепости, разъярилась и бросилась на него. Фриндольфа сильно покусали в обе руки и ноги, прежде чем ему удалось отогнать собаку, треснув её по голове своей тростью. Несколько лет спустя, лошадь, которая до сих пор покорно возила Фриндольфа, вдруг так сильно лягнула купца, что тот прохромал остаток жизни. Лошадь отвели на бойню, но покалеченной ноге торговца это не помогло. С тех пор казалось, что каждая беспризорная тварь в городе ополчилась на Фриндольфа. Его жалили пчёлы. Его кусали москиты. Бродячая кошка повадилась вопить под окном его спальни и её никак не удавалось поймать. Несколько месяцев подряд голубь, по всей видимости, нарочно подкарауливал Фриндольфа, особенно если тот облачался в новый наряд. Как могла простая птица распознать, когда он надевает хорошую одежду — вопрос, на который никто не мог ответить. Как-то раз на Фриндольфа набросился даже попугай. Коммерсант проходил мимо торгующей животными лавки, со множеством необычных тварей в клетках, когда цветистая птица из джунглей, внезапно ополчилась на Фриндольфа и начала обзывать его так, что любой мог у неё поучиться. Гневное нападение Фриндольфа на птицу только намного ухудшило положение, поскольку его удары разбили деревянную клетку, разделявшую человека и птицу. Прежде чем его остановили, попугай, жёлто-зелёный здоровяк из джунглей Арбатуки, сумел отстричь клювом большую часть Фриндольфова правого мизинца и половину левого уха. Со временем, люди начали обсуждать ужасное невезение Фриндольфа с животными. Некоторые думали, что это проклятие, наложенное на торговца богами, за то, что он случайно убил слугу. Другие считали, что Фриндольф, с его спесивым нравом и несносной натурой, просто раздражал всех существ.

Странно, но никто, даже сам Фриндольф, не заподозрил, что это мог быть разгневанный дух убитого мальчика, у которого отняли не только жизнь, но и упокоение в загробном мире и даже саму человечность. Почему Фриндольф так никогда и не догадался — тайна, поскольку это знание было у него под рукой, в книгах, что позабытыми лежали у него на столе. Быть может, мстительные боги затмили ему глаза, поэтому он не смог уразуметь, откуда явилась его кара и как справиться с этой напастью. А, может, он отвергал это и обманывал себя домыслами, что не имеет никакого отношения к этим враждебным существам, что эта беда никак не связана с его собственными злодеяниями. Как и следовало ожидать, подавленный удручающими неприятностями и любезно повторяемыми Вульгом «случайностями», Фриндольф не дожил до преклонных лет. После его кончины — избитым, изжаленным, искусанным и постаревшим раньше срока, наследники Фриндольфа обнаружили в его подвале труп Вульга. Они поспешно захоронили его снова и заплатили священнику, чтобы он упокоил призрака. Так Вульг возвратился в страну смерти, которую предпочёл миру живых. Некоторые утверждают, что силы, правящие мёртвыми, карают Фриндольфа и впредь, навеки лишив возможности его вновь добраться до Вульга, но откуда им это знать?

Что известно точно — бедные родственники, столь презираемые Фриндольфом, унаследовали его дом и деньги. Будучи не столь богатыми как Фриндольфова родовая ветвь, они нашли свою новую жизнь комфортной и роскошной, и не чувствовали желания проклинать судьбу, что та не сделала их ещё богаче. Книги по магии отдали отошедшей от дел ведьме, которая точно не злоупотребила бы ими, поскольку давно ослепла. Тем не менее, они никогда не связывали слуг договором и были заметными фигурами в движении за запрет в Морденхеме кабальной традиции.

Или, по крайней мере, так рассказывают эту историю в Симране.