Сиккер

10. Тени

Что-то приближается.

Я впервые узнала об этом сегодня утром, когда попыталась сконцентрироваться на работе внизу в библиотеке. Я выложила соль, зажгла свечи и почувствовала себя так, как будто пела в течении многих часов, но напрасно. Я не прорвалась. Мои теневые друзья казались нерешительными чтобы встретить меня. Это было почти как если бы они боялись чего-то или кого-то. Я поднялась наверх чтобы погадать по стеклу, и тогда получила свое видение. Сикер приближается сюда. Я увидела смутное чувство молодости, эмоционального потрясения. Кем бы этот сикер не был, я не боюсь его. У него есть свои собственные затруднения. И он не будет отвлекать меня от работы моей жизни.

В среду я сделала удивительный прорыв. Я обнаружила множество друзей в теневом мире — многие из них поклонники Рованвандов, которые видят значение моего исследования и хотят помочь. Один из этих друзей, пожилой человек, который назвался Бернардом, привел ко мне нового и энергичного союзника — женщину, которая назвала себя Мэйбл и которая принесла с собой изобилие знаний. Никогда раньше я не сталкивалась к кем-либо — в мире живых или в теневом мире — который бы имел такие обширные знания истинных имен, как эта женщина. От нее я получила около 20 истинных имен в этот день, и она обещала вернуться с еще большими знаниями, еще большим количеством имен. О, Богиня, у меня есть только благодарность за это щедрой женщине и ее любви к знаниям. Я бы хотела знать ее, пока она была в живых, какую замечательную команду мы могли бы составить.

Сиккер приближается и как только он придёт, я буду не в состоянии продолжать своё исследование, пока он не уйдёт. Богиня, дай мне мужества не забыть о моей цели и помешать узнать этому Сиккеру, что я на самом деле ищу. Если только Мэйбл могла бы дать мне настоящее имя этого Сиккера…тогда у него не будет никаких шансов выстоять против меня.

— Ж.К.

В воскресенье, проснувшись, я нашёл кровать своего отца пустой. Чёрт! Я был прав: это было похоже на жизнь с наркоманом, мне всегда приходилось находиться в состоянии боевой готовности, на случай, если он попытается сбежать. Я немедленно набросил одежду, чувствуя смесь гнева, вынужденного сочувствия и напряжённого нетерпения.

Удивительно, что отчаяние может заставить человека делать, подумал я 20 минут спустя. Мой отец был так слаб, что поход в продуктовый магазин мог вымотать его на несколько часов, но здесь, в его непреодолимом желании достичь своей бит деарк, он был в состоянии тащиться многие мили через канадский лес зимой.

Когда я приблизился к месту темноты, чувствуя знакомые чувства тошноты и страха, я мрачно подумал, что я собираюсь делать со своим отцом — позволить ему убить себя? Попытаться спасти его? Закаляя себя, используя все силы которые у меня были, я нырнул в низкий вход хижины и нашел моего отца, его лицо светилось в экстазе. Когда мои глаза сфокусировались, я увидел дух моей матери, оформившийся над светящимся входом в теневой мир. Дэниэл смотрел вверх, радость делала его, кажется, на двадцать лет моложе. Он протягивал свои руки к ее астральной оболочке.

Я подполз ближе, благоговея от присутствия моей матери, как это было и в первый раз. Встав на колени рядом с Дэниэлом, я не мог не позволить себе насладиться ощущением ее присутствия, которое было всем, что я мог себе позволить до тех пор, пока не присоединюсь к ней в один прекрасный день в теневом мире.

"Дэниэл" сказала мама, "Я говорю тебе, что ты должен прекратить это. Ты должен оставаться среди живых. Еще не пришло твое время". Ее голос звучал более твердо, и я был рад. Если бы она была поистине нуждающейся или приветливой, отец был бы мертв месяц назад.

"Я не знаю как, Фи" ответил отец, покачивая головой. "Я только знаю, как быть с тобой".

"Это не правда" сказала мама. "У тебя была целая жизнь с другими людьми до меня". Я почувствовал тепло от нее, направленное ко мне, почти как улыбка, и я улыбнулся в ответ, хотя и чувствовал тошноту и слабость от бит деарк.

"Я не хочу других людей" сказал отец упрямо.

"Ты научишься хотеть других людей" сказала мама твердо, используя тон, который был так хорошо знаком мне — который она принимала, когда один из нас — детей — упрямился слишком долго в неубедительных оправданиях для проступков. "Теперь я говорю тебе, Дэниэл, ты не должен вызывать меня обратно снова. Ты причиняешь мне боль. Моя душа должна двигаться дальше. Ты не даешь этому произойти. Ты хочешь причинять мне боль?"

"Богиня, Фиона, нет!" сказал мой отец, выглядя потрясенным.

Голос моей матери смягчился. “Дэниел, Ты поддерживал наш брак. Ты сохранили его переездами, когда я сдалась. Это была твоя стойкость, на которую я полагалась. Я должна положиться на нее теперь. Ты должен быть достаточно сильным, чтобы не вызывать меня, остаться с жмть. Ты понимаешь?”

Отец посмотрел на землю, кажущийся потерянным, лишенным. Потом он сломано кивнул и накрыл лицо своими ладонями.

Еще раз я чувствовал теплоту моей матери, окрашенную печалью, рожденную пониманием и сочувствием. Она знала, насколько мой отец страдал; она знала, насколько я пострадал. Она любила нас обоих со всей ее силой и взамен я чувствовал интенсивную любовь к ней, матери, которую я потерял.

Молча дух Фионы легко прикоснулся смутным поцелуем сквозь нас обоих и поплыл в бит деарк. Как только она ушла, мой отец рухнул на бок на землю. Я осел, ненавидя чувства слабости и болезни, что тянули меня вниз. Но я попытался сесть и быстро совершил обряд, который позволял закрыть бит деарк. Когда последняя исчезла и я мог видеть твердый мерзлый грунт снова, я откинулся на спину, стараясь, чтобы меня не вырвало.

Так быстро, как мог, я вытащил отца оттуда, и снова мы опустились на улице на снег, слишком слабые, чтобы двигаться. Через 10 минут я почувствовал себя в состоянии обратиться к моему отцу, который лежал, с серым лицом, на земле в нескольких футах от меня.

"Я не могу поверить!" сказал я, выплескивая свое разочарование. "Как ты можешь быть таким глупым, таким самоубийственным? Как ты можешь быть таким эгоистичным?"

Глаза отца открылись, и он сел медленно, с трудом. Если бы он был преждним отцом, он бы мог схватить и ударить меня. Но этот отец был был слабым, умом, телом и духом.

"Почему ты выбираешь смерть, вместо того, чтобы быть с твоими живыми детьми?" продолжал я, чувствуя, как моя злость разгарается. "Я единственный сын, который у тебя остался! Элвин — единственная дочь, которая у тебя когда-либо была! Ты не думаешь, что ты должен оставаться ради нас? И кроме того, ты намеренно причиняешь боль маме. Каждый раз, когда ты контактируешь с ней, каждый раз, когда ты вызываешь ее к бит деарк, ты замедляешь продвижение вперед ее духа. Она должна двигаться. Она должна перейти в следующую фазу ее существования. Но ты не даешь ей такой возможности! Потому что ты можешь думать только о себе!"

Глаза отца были сосредоточены пристально на мне, его пепельные щеки были покрыты бледно красными пятнами от злости. "Я пытался сопротивляться — " начал он, но я оборвал его.

"Ты не пытался чертовски усердно!" крикнул я, поднимаясь на ноги. Мой желудок крутило, но я стоял, нависая над ним, как хулиган. "Ты просто продолжал поддаваться! Это то, чему ты хочешь научить меня, своего сына? Ты хочешь научить меня как сдаваться, отступать, думать только о себе? Это то, что ты демонстрируешь мне. Ты никогда бы не поступил таким образом 11 лет назад. Тогда ты был настоящим отцом. Тогда ты был настоящей ведьмой. А теперь посмотри на себя" заключил я горько. Я мог пересчитать по пальцам одной руки, сколько раз я был таким ненавистным с кем-то, о ком я заботился. Я ненавидел слова, вырывающиеся из моего рта, но не мог остановить их, раз уже начал.

"Ты не представляешь, как это тяжело" сказал мой отец, его голос проскрипел промозгло.

Я фыркнул и прошелся вокруг погасшего огня в центре бревенчатых скамеек. Я чувствовал себя больным, истощенным; мне нужно было уйти отсюда. Я знал, что я должен был нести отца обратно в дом, но я должен был отговорить себя оставить его тут замерзать. Прошли минуты, и я подумал, что, черт возьми, я сам собирался делать. Все в моей жизни прямо сейчас было печально. Единственного человека, который мог заставить меня чувствовать себя лучше — не было здесь, и я никак не мог достичь ее. Чертов ад, зачем я сюда приехал?

Наконец, спустя долгое время, отец сказал, "Ты прав". Он звучал невероятно старым и сломленным.

Я посмотрел на него, и он продолжил, пытаясь найти слова.

"Ты прав. Я был эгоистичным, думая только о себе. Твоя мать была бы сильнее. Она смогла бы жить одна."

Мои глаза сузились, так как я готовился пресечь его жалость к себе в зародыше.

"Но выжил именно я, и я испортил свою жизнь, не так ли, парень?" Он выдал кривую, мимолетную улыбку, затем отвернулся. "Это просто — я не могу отпустить ее, сын. Она была моей жизнью. Я отказался от первого сына ради нее".

Я коротко кивнул. Кэл.

"И потом," продолжал он, "за прошедшие одиннадцать лет были только я и Фиона, Фиона и я, внзде мы вместе, каждый день. Мы были одни; у нас не было друзей; мы месяцами не видели других людей, тем более других ведьм. Я даже больше не знаю, каково это быть с другими людьми."

Я посмотрел в сторону и сделал длинный выдох. Когда отец звучал наподобие этого, отчасти рационально, отчасти привычно, было невозможно оставаться злым. Мама напомнила мне, что он был просто человеком, скорбящим по своей жене, и мне было необходимо прекратить его огромную полосу бездействия.

Я поднял руки и позволил им упасть. "Отец, ты можешь узнать, как — "

"Может быть я могу", сказал он. "Я думаю, мне придется. Но сейчас нет никакой возможности для меня отказаться от бит деарк, нет возможности для меня отказаться от Фионы. Единственное, что может остановить меня — это лишение моих сил. Если у меня не будет сил, я не смогу создавать бит деарк; я не буду способен на это. Так что это то, что мне нужно от тебя. Ты Сикер, ты знаешь как. Забери мои силы у меня и спаси меня от самого себя".

Мои брови поползли вверх, и я изучал его глаза, надеясь найти любые признаки помутившегося рассудка. Или он шутил такой ужасной вещью? "Ты когда-нибудь видел кого-нибудь, лишенного его силы?" спросил я. "Ты хоть представляешь, как невероятно ужасно это, как больно, как ты чувствуешь, будто твоя душа была вырвана из тебя?"

"Так будет лучше, чем сейчас!" сказал отец сильным голосом. "Лучше, чем это полусуществование. Это единственный выход. До тех пор, пока у меня есть силы, я буду обращаться к бит деарк".

"Это не правда!" сказал я, расхаживая снова. "Это было всего два месяца. Тебе нужно больше времени чтобы оправиться — как и любому другому. Нам просто нужно придумать план, вот и все. Мы должны подумать".

Он не ответил, но позволил мне поднять себя на ноги. Заняло почти 40 минут, чтобы вернуться обратно в дом в нашем медленном, неловком темпе. Внутри я разжег огонь. Плотный холод пронзал мои кости и я чувствовал, что никогда не смогу от него избавиться. Не снимая пальто я опустился на диван. Отец сидел, маленький, серый и помятый в своем кресле. Я чувствовал себя обессиленным, больным, почти плачущим. Разочарованный, огорченный, радостный от того, что видел мою мать. В ужасе и шокированный просьбой моего отца лишить его сил. У меня было слишком много эмоций внутри. Слишком много, чтобы назвать, слишком много, чтобы выразить. Я был настолько ошеломлен, что чувствовал онемение. С чего начать? Вдруг я почувствовал себя как 19-летний ребенок, а не как могущественный Сикер, не как старшая, более опытная ведьма, которую Морган видела во мне. Не как равного, как чувствовала Элис. Просто ребенок, без любых ответов.

В конце концов я просто начал говорить, опустив голову на спинку дивана и закрыв глаза. "Мама была права, ты знаешь" сказал я без обвинений. Его просьба, чтобы я лишил его сил, разорвала мой гнев на части. "Я понимаю, что ты чувствуешь насчет нее, я действительно понимаю. Она была твоей муирн беата дан, твоей другой половинкой. Ты только остался один, и сейчас она ушла. Но ты был цельной личностью до того, как встретил маму, и ты можешь быть цельной личностью теперь, когда она ушла."

Мой отец молчал.

"Я не знаю, как бы я себя чувствовал, если бы потерял свою муирн беата дан" сказал я, думая о Морган, о невероятном ужасе, если бы Морган была мертва. "Я не могу сказать, был ли бы я в силах вести себя иначе. Я просто не знаю. Но, конечно, ты можешь видеть, что ты идешь по темному пути. Игнорирование жизни в пользу смерти — не то, чему бы ты учил нас детей. Это путь, который убил Линдена. Но двое из твоих детей еще живы и мы нуждаемся в тебе". Глядя на него, я увидел, как он пожал плечами, возможно, просто от истощения.

Я решился. Совет хотел, чтобы я направился на запад, побеседовать с Жюстин Корсеау. Я решил взять отца с собой, хотел он того или нет. Мама была права — если отец останется здесь, он будет продолжать использовать бит деарк и в конечном итоге убьет себя. Это не было великолепным планом, долгосрочным выходом, но это все, что у меня было.

Встав, я отправился и собрал одежду для нас двоих в рюкзак. Отец не смотрел, не проявлял интереса. Я сделал чай, упаковал некоторые продукты питания и напитки для трех-часовой езды и погрузил в автомобиль. Затем я опустился на колени перед его креслом, глядя на него снизу вверх.

"Отец. Мне нужно поехать на запад на несколько дней по делам совета. Ты поедешь со мной" сказал я.

"Нет" сказал он слабо, не глядя. "Это не возможно. Мне нужен отдых. Я останусь тут".

"Извини — я не могу позволить тебе делать это. Ты в конечном итоге убьешь себя. Ты поедешь со мной".

В преждние времена отец мог бы поднять меня и бросить, как мешок с картошкой. Теперь я был сильнее. Напоследок, печально, но у него не было больше выбора.

Через пол часа он был пристегнут на переднем сидении рядом со мной, его рот застыл в побежденной линии, его руки постукивали по коленям его вельветовых штанов, как будто ожидая того дня, когда он будет достаточно силен, чтобы закрепить их вокруг моей шеи. Я не имел представления, наступить ли когда-нибудь тот день, когда мой отец будет похож на отца, которого я знал раньше. Всё что я знал, это то, что мы направлялись в Фокстон, маленький город в провинции Онтарио, и после того, как моя работа будет сделана — я не знал, что собирался делать.

Жюстин Корсеау жила на самой границе провинций Квебек и Онтарио. Я пережил три с половиной часа каменного молчания по пути туда. К счастью пейзаж был потрясающий: скалистый, холмистый, полный малых рек и озер. Весной это будет потрясающе, но сейчас, в самом конце зимы, он все же имел поразительную, внушительную красоту.

Маленький город, Фокстон, в который Кеннет направил меня, имел одну гостиницу. Сначала я взял отца и поселился там, и перенес наши немногочисленные вещи. Отец казался полностю истощенным, его лицо было цвета облаков, его руки тряслись, он казался ослаблен достаточно, чтобы свернуться на одной из наших кроватей в комнате. Я чувствовал одновременно вину и гнев из-за его страданий. Так как он, казалось, спал мертвым сном, я провел несколько быстрых заклинаний исцеления, не зная, были ли они достаточно сильны, чтобы иметь какой-нибудь эффект на человека в состоянии моего отца. Затем я наложил печать наблюдения на одном из его ботинок, полагая, что он не мог пойти куда-нибудь без него и что ее будет меньше шансов почувствовать, чем если бы она была не его теле. Таким способом я мог оставаться в контакте с ним, более или менее посвященным в то, что он делал, знать, если бы он попытался сделать что-то глупое, типа вреда себе. Затем я схватил пальто и ключи от машины и запер за собой дверь. Сожалея об этом, я заколдовал дверь так, чтобы ему было трудно выйти наружу. В любях других обстоятельствах такая мера была бы немыслима, но я не доверял отцу, принимая лучшее решение на данный момент.

Я никогда не думал, что буду так использовать свою магию. Это оставило неприятный привкус во рту.

Кеннет рассказал мне, что Жюстин Корсеау была из клана Рованванд, и я намеренно отложил свои личные чувства к клану, прежде чем добрался до ее дома. Честно говоря, я часто находил, что Рованванды были довольно самолюбивыми. Они так превозносили свое стремление к добру, свою борьбу против тьмы, зла Вудбейнов. Просто это казалось через чур.

Кеннет умел давать мне очень точные направления, и, едва прошло 20 минут после того, как я покинул отца, я наткнулся на длинную дорогу, ограниченную с обеих сторон лиственными породами: дубами, кленами, кариями. Это было приятное место, и снова я представил, как это должно было выглядеть весной. Я надеялся, что не буду здесь, чтобы увидеть это.

Примерно через четверть мили дорога остановилась перед коттеджем, который для моих глаз кричал "Ведьма". Он был маленький, живописный, сделанный из местного камня. Вблизи от него была зимняя версия сада, который летом, должно быть, будет поразительным. Даже сейчас, спящий и присыпанный снегом, он был ухоженным, аккуратным, приятным.

Прежде чем покинуть машину, я выполнил свою обычную подготовку. Когда Сикер приближается к кому-то, кого она или он изучает, все что угодно может произойти. Не подготовленный сикер может вскоре стать мертвым сикером. Я взял минуту, чтобы сосредоточить свои мысли, обострить различную защиту, физическую и магическую, которые были на месте, и сделал обычное заклинание против зла, защитное и заклинание для ясности. Наконец я почувствовал себя достаточно "сикеристично" и вышел из машины, заперев ее.

Я пошел по извилистой каменной дорожке в сторону ярко-красной двери, думая, какой будет мисс Корсеау. Судя по коттеджу, я уже представлял ее, возможно, кем-то, наподобие Элис. Нежной, доброй, с тремя или четырьмя кошками. Я надеялся, все пройдет так просто, как это казалось. К сожалению, я знал, что это не всегда так.

Пока я сидел в машине, никто не выглядывал через толсто-остекленные, старомодные окна, ограниченные темно-зелеными ставнями, и я надеялся, что мисс Корсеау была дома. Я не видел машины. Взглянув назад, я увидел небольшой парник, прилегающий к коттеджу, а также довольно много упорядоченных квадратов сада позади. Может быть, гараж был тоже там же.

Перед входной дверью я привел все свои чувства в состояние боевой готовности и постучал сияющим латунью дверным молоточком. Я почувствовал, как кто-то выпустил свои сенсоры ко мне и инстинкивно заблокировал их. Дверь открылась нерешительно, и женщина вышла вперед. Я на мгновение растерялся.

"Жюстин Корсеау?" спросил я.

Она кивнула. "Да. Могу я вам помочь?"

Моим первым, незамедлительным впечатлением было то, что она была гораздо моложе, чем я предполагал. Я понял, что Кеннет не упомянул ее возраста, но этой женщине было не больше, чем 22 или 23 года. Она была поразительно красива с темно рыжими волосами до плечь. Ее кожа была чистой и матовой, ее глаза были широкими и коричневыми, похожие на глаза Мэри Кей.

"Я Хантер Найэл" сказал я. "Совет послал меня сюда, чтобы поговорить с вами". Это предложение могло вызвать любое число различных реакций, от неповиновения до страха, любопытства или замешательства. Но это был первый раз, когда кто-то посмеялся надо мной напрямую.

"Извиняюсь" сказала Жюстин, душа свой смех, но все еще широко улыбаясь. "Богиня. Сикер? Я не знала, что такая страшная. Заходите и выпейте немного чая. Вы должно быть замерзли".

Внутри ее дом был очаровательным. Я бросил свои сенсоры, но не нашел ничего, кроме обычный колебаний длительной магии, регулярной магии — ничего странного или неуместного. Я обнаружил слабые следы мягких заклинаний, приятные ароматы трав и масла и тихое чувство радости и достижения. Я не чувствовал ничего темного, ничего, что мог бы засечь мой радар. Вместо этого я чувствовал себя более комфортно в этой комнате, чем в большинстве мест, где я был в последние шесть месяцев.

"Пожалуйста, садитесь" сказала Жюстин и я уловил музыкальные нотки в ее голосе, подумав о том, пела ли она. "Чайник почти готов — я приду через полминуты". Она говорила на прекрасном английском языке, но с мягким французским акцентом. Я был просто рад, что она говорила по английски. Было бы трудно разговаривать, делая это все на французском языке.

Диван в гостиной был увеличенного размера, покрытый ситцем и уютно заношенный. На столе перед ним покоились расположенные по кругу шишки, сушеные зимние ягоды, несколько дубовых листьев. Это было скромно и художественно и весь дом поразил меня таким образом. Я задавался вопросом, было ли это все ее вкусом, или она жила здесь с родителями, а потом унаследовала весь их декор.

Как только я опустился на диван, две кошки неопределенной породы подошли ко мне и решительно поднялись ко мне на колени, свернувшись и переминая мне ноги своими лапами, стараясь вписаться в ограниченное пространство. Я погладил их мягкий, по зимнему густой мех и снова не почувствовал ничего, кроме сытного довольства, здоровья, безопасности.

"Ну что ж, приступим" сказала Жюстин, входя с нагруженным чайным подносом. На нем был чайник с дымящимся чаем "Дарджилинг", немного нарезанного торта, фрукты и небольшая тарелка нарезанных сэндвичей. После прошедшей недели моего собственного приготовления еды, было приятно иметь кого-то, кто кормил меня, для разнообразия.

Удерживая свой чай над кошками на моих коленях, я сказал "Очевидно, вы знаете, почему я здесь. Совет послал вам письмо, на которое вы не ответили. Вы не хотите рассказать мне, что происходит своими собственными словами?"

Ее карие глаза смотрели прямо на меня поверх ее чашки Беллика. "Теперь, когда я смотрю на вас, вы мне кажетесь совсем молодым для сикера. Это ваша первая работа?"

"Нет", сказал я, не способный убрать усталость из своего голоса. "Вы не хотите рассказать мне, что происходит, своими словами?" Ведьмы, как правило, увиливают и избегают вопросов Сикера. Я наблюдал это раньше.

"Ну" сказала она задумчиво. "Я полагаю, что вы здесь потому, что я коллекционирую истинные имена вещей". Она сделала глоток чая, затем подвернула одну ногу под себя в своем кресле.

"Да. Каждая ведьма использует их в некоторой степени, но я слышал, что вы коллекционируете имена живых существ и записываете их. Это правда?"

"Вы знаете, что это правда" сказала она с легким юмором, "иначе вы бы не были здесь".

Я откусил кусочек сэндвича из огурцов и деревенского масла на белом хлебе. Мой рот был очень счастлив. Я проглотил и посмотрел на нее. "Расскажите мне, мисс Корсеау. Скажите мне, что вы делаете?"

"Жюстин, пожалуйста". Она пожала плечами. "Я собираю истинные имена вещей. Я записываю их, потому что чтобы узнать и запомнить их может потребоваться вся жизнь. Я ничего с ними не делаю, я не злоупотребляю ими. Это знания. Я Рованванд. Мы собираем знания. Любого вида. Каждого вида. Это то, на чем я сосредоточена прямо сейчас, но это лишь одна из многих областей, которые меня интересуют. Честно говоря, это не похоже на деятельность совета". Она откинулась на спинку кресла и другой кот вскочил на его спинку и потерся своей головой о ее рыжие волосы.

Я знал, что там было, если не совсем ложь, то полу-истины в том, что она только что сказала мне. Я продолжал расспрашивать ее, исследовать ее мотивы.

"Многие кланы собирают знания" сказал я мягко, отламывая кусочек пирога своими пальцами. "Это очень естественно для ведьмы собирать знания. Как Фергус Яркий сказал: "Узнать что-то — это пролить свет на тьму". Но имеет значение, какие именно знания ты коллекционируешь".

"Но это не так, неужели ты не видишь?" спросила Жюстин серьезно, наклоняясь вперед. "Знание само по себе не может быть по своей сути злым. И только что человек хочет делать с этим знанием и делает его частью добра или зла. Хотим ли мы получить шанс, что что-то важное и красивое будет потеряно навсегда? У меня нет детей. Что, если бы у меня некогда не было детей? Как я смогу передать то, что я узнала? Кто знает, что последующие поколения могли бы с этими знаниями сделать? Знание это просто знание: оно непорочное, оно нейтральное. Я знаю, что не буду злоупотреблять ими, и знаю, что то, что я делаю будет чрезвычайно полезно в один прекрасный день".

И снова я почувствовал малейшее угрызение чего-то на краю своего сознания насчет того, что она сказала, но я планировал рассмотреть его позже. В любом случае, я мог видеть ее точку зрения до сих пор. Многие ведьмы согласились бы с ней. Но это была не моя работа соглашаться или не соглашаться с ней.

Мы проговорили еще час. Иногда Жюстин отстаивала свои убеждения, иногда мы просто общались, узнавая друг друга, оценивая друг друга. К концу своего визита я знал, что Жюстин была очень яркой, хорошо образованной (какой ей и следовало быть: я знал имя ее матери, как одной из передовых современных знатоков мастерства ведьмы), веселой, самокритичной, и сильной. Она была осторожна и не доверяла мне больше, чем я доверял ей. Но она хотела доверять мне, она хотела, чтобы я понял. Я чувствовал все это.

Наконец, почти нехотя, я вынужден был уходить. Это был хороший день, и такое большое разнообразие по сравнению с адским разочарованием, которое было на прошлой неделе. Приятно было поговорить с обычной ведьмой, вместо кого-то, одержимого на своей собственной гибели, кого-то, кто погряз в горе и боли.

"Я бы хотел встретиться с тобой еще раз, прежде чем сделаю доклад для совета" сказал я. Я осторожно переложил кошек с коленей и встал, отряхивая мех с джинс. Жюстин смотрела на меня с интересом, не принося извинений.

"Ты можешь заходить сюда в любое время" сказала она. "Здесь нет никаких ведьм в округе, чтобы я могла поговорить. Это замечательно иметь компанию, где я действительно могу быть сама собой". У нее была красивая улыбка, с полными губами и прямыми белыми зубами. Я надел пальто.

"Хорошо, тогда я буду на связи" сказал я, открывая входную дверь. Когда я начал спускаться по каменной дорожке, я вдруг осознал большой интерес Жюстин ко мне. Я был удивлен, она не подавала знаков об этом внутри. Но теперь я чувствовал это: ее физическое влечение ко мне, факт, что я нравился ей и что она чувствовала себя комфортно со мной. Я не признал этого, но сел в машину, завел двигатель и махнул небрежно рукой на прощание.