Сибирская жуть-5. Тайга слезам не верит

ГЛАВА 30 Сами нашлись

21 августа 1999 года

В этот день Фрол Филиппович, Вова и Коля навербовали больше сотни человек. Много раз открывался чемоданчик из крокодиловой кожи, хмурились лбы, раскладывались карты, велись долгие переговоры. Люди уходили в лес, провожаемые недобрыми взглядами нанимателей. Кто шел и честно искал потерявшихся, кто выходил в свой квадрат и мирно заваливался спать, кто и до квадрата не дошел.

Понимали ли гэбульники, что это все неизбежно? Да, понимали, разумеется. Но знали — главное все сделать, «как положено», а за результат отвечает только тот, кто вызывает сомнения — а все ли он сделал «по правилам?!».

Солнце достигло зенита, переместилось на вторую половину небосклона и начало клониться вниз. В это самое время довольно далеко от Малой Речки, за перевалом, трое казаков-пещерников встретили странных людей. Люди вели себя осторожно и при появлении казаков моментально рассредоточились, встали за стволы деревьев. Казаки превосходно слышали металлический шелест, нехорошее пощелкивание металлом об металл.

Трое вооруженных людей, достигших оптимального мужского возраста, между тридцатью и сорока, прошедших не одну войну, могли не бояться десятка каких-то приблудных. Но кто они, залегшие, засевшие в чащобе?! Рассыпались-то они очень ловко…

— Эй! Не стреляйте пока!.. Вы русский язык понимаете?! — раздавалось оттуда, из зарослей.

— Мы русские! — так же изо всех сил завопил в ответ Акакий Акакиевич.

— А ну, перекрестись!

Как ни дико было это слышать среди серых и рыжих стволов, под синевой неба и густой зеленью листвы, Акакий Акакиевич почувствовал, что кажется, там все-таки не враг.

— Ты сам сначала покажись! Тогда и я выйду, перекрещусь! — заорал Акакий в папоротник. Он не очень ждал, что кто-то прямо так вот, сразу, выйдет и покажется.

Тень отделилась от ствола, шагнула. Вертикальная тень в сумраке леса вышла на поляну, дала осветить себя солнцу, и рослый мужик с рыжей торчащей бородищей моргая, встал на виду у казаков. Ну и вид! Всклокоченная голова, борода почти до пояса — сплошной колтун; куртка из желтой, непонятно чем крашеной кожи, широкий пояс с навешанной на нем всякой всячиной, на ногах что-то непонятное… Действительно, как называется обувь, сделанная из коры и притом перевитая ремнями? «Лапти», — подумал один казак. «Онучи», — подумал другой. «Опорки», — подумал третий. Каждый из них не очень хорошо знал то, о чем подумал.

— Ну, насмотрелись? — человек как будто выталкивал из себя странно звучащие, словно бы с акцентом произнесенные слова. — Между прочим, нас много, не балуйтесь. Сами-то кто будете, ась?

— Мы — солдаты, казаки, и служим губернатору. А ты кто?

— Мы — христиане… люди мы мирные. А если вы нас не боитесь, покажитесь.

Акакий вышел из укрытия. Он знал — два ствола готовы плюнуть огнем, следят за каждым движением там, в чаще. Но что-то говорило казаку, что стрелять тут совсем не придется.

— Ну, дядя, смотри: видишь крест?! Ну то-то… А зовут тебя как, дядя?

— Меня Иваном. А тебя?

— Меня Акакием. Что же ты, Иван, людный и оружный вниз идешь? Если ты в своей стране, так что ж теперь, с оружием везде ходить?

— В своей стране, да не в своей… Ты вон тоже с оружием, и встречным на слово не веришь. Так ты что ж, тоже будешь разбойник?

— Мы не разбойники, мы люди губернатора… Нас много Иван, ты не думай.

— Какое много! Что ты треплешься! Вон один лежит, а вон второй… Надо было бы, давно бы в вас дырок наделали. Ты нас тут искал, правильно понимаю?

— Нет, Иван, не вас… Люди пропали, парень и девушка. Ушли в пещеру и пропали без вести. Вы их тут не встречали, в лесу?

— Значит, парня и девушку ищете… А если помогу, тогда что будет?

— Ваня, ты не говори загадками… Если ребята у вас, то давайте обсудим, что вам надо. А то бы отдали их так, и все…

— Может быть, и отдадим…

Иван присел на поваленный ствол, похлопал ладонью Акакию — мол, садись тоже рядом. Акакий тоже присел, но в стороне и насторожено. Иван сидел тихо, расслабленно. Или не собирался драться, или был уж так в себе уверен… И что-то дрогнуло в лице Ивана, когда он разглядел вблизи Акакия.

— Ребята! — заорал он вдруг в лес. — У него погоны, слышь! И крест носит, вот вам крест!

И без перехода, тихо спросил у казака:

— Акакий, ты мне так скажи… Есть в России сейчас государь?

— Царь, что ли? Ты же знаешь, Иван — нет царя.

— Не знаю! — отрезал Иван. — Не знаю, к тому и вопрос! Мы тут в лесу почитай, семь десятков лет жили… Что в России, толком и не знаем, и есть ли она вообще, Россия. Так что ты, парень, отвечай мне всерьез. Как ответишь — так и мы тогда с тобой.

На Акакия смотрели внимательные умные глаза. Иван подался вперед, ждал ответа.

— Царя теперь нет… Есть президент, его выбирают. Погоны вот, видишь, есть… Церковь есть… Иван, ты задавай вопросы, я не знаю, что и говорить.

Иван ответил сразу… Только для него «сразу» было совсем не таким, как для Акакия, и казалось, что он долго размышляет, шевелит губами не по делу.

— Вот, скажем, мы своей деревней на Русь выйдем… Что нам будет? В колхоз погоните?

— Колхозов уже тоже нет. Если выйдете… Это как — все сразу придете, так что ли?!

— Или так… Или одни придут, другие в деревне останутся, в Ключах. Но опять же, место деревни откроем, не будем таиться. А вот скажи, насчет веры теперь у вас как?

— Насчет веры у нас свобода… Даже слишком, можно было бы и построже.

— А с комми… кому-и-низьмом теперь как?

— А никак. Коммунисты не у власти, и скорей всего, уже не будут.

Только теперь Акакий обнаружил вдруг, что окружен так же странно одетыми, странно пахнущими бородатыми людьми. Все они держали в руках ружья, но улыбались или уж, по крайней мере, смотрели на Акакия миролюбиво. Треща валежником, приминая папоротник, мчались к месту встречи казаки. Акакий же впился взглядом в парня… В совсем молодого парня, одетого по городскому, и с лицом потоньше остальных.

— Павел?!

Парень, кивнул, чуть подался вперед, и тут же его стиснули — без грубости, но непреклонно, взялись руками за плечи.

— Значит, так… Детей ваших мы в пещере спасли. Заплутали они там, в пещере. Но только парень — вот он, здесь, а девушку мы придержали. Она близко, тут вот идти совсем рядом… Только мы так понимаем: пойдем мы сейчас в деревню… Так. В деревню, значить, и пойдем. Там и посмотрим, как что. Если и правда все правильно, есть Россия… А если нет, тогда не обессудьте — и сами не выйдем, и парня с девушкой не отдадим.

— Ваня, все так… И Россия есть, и коммунизм пи… медным тазом накрылся, и веру никто не преследует. Пошли? Тут до деревни мы за час доедем…

— На чем доедем? На телеге?

— Нет, в машине.

— Так… Это которая без лошади?

— Без лошади, Ваня, без лошади. Зато доедем очень быстро.

— Та-ак… Ну ладно, давай так, Акакий: вот ты и ишо один… скажем, этот… Вы двое нас везете в деревню, чтобы мы вашу жизнь посмотрели. И Павла и… ну, вот его, вашего одного, мы в избушку свою уведем, от греха… Мы, значит, смотрим и решаем. Если все ладно, — тогда будем все выходить и вашего парня отдадим, и девку тоже. Что, согласны?

Остро, проницательно глянул Иван на Акакия, и так же напряженно, выжидательно, уставились все остальные. Нападать на них? Но на кого? На удивительных русских людей, просидевших в лесу три поколения? Да и Ирину так не вытащишь…

…Солнце еще только шло к земле, только подумывало сесть, когда старенький ГАЗ-66 остановился у дома Мараловых, и из машины стали выходить странные, невиданные люди, привлекая общее внимание, в том числе внимание гэбульников.

Фрол Филиппович туда не пошел, а вот Коля с Вовой, конечно же, потащились — снимать информацию.

— А вот и они! — громко, звучно сообщил Михалыч, — те самые, кто вас загонял в горы! Их организация много раз поменяла название, но они и сейчас сидят под портретами Дзержинского!

— Эти, что ли?

— Эти самые.

— Не похожи… Врете вы, господин хороший — тут ни рогов, ни хвоста…

Но все же насторожились мужики, придвинулись… Ничего не сделали они гэбульникам, только уставились на них в упор и без особой, как нетрудно понять, нежности.

Солнце только что село, и еще совсем прозрачным оставался прохладный, густой по вечернему воздух, когда машина сделала круг над Малой Речкой, и опустилась на полянку у реки. К тому времени мало кто из спасателей еще отсутствовал, и шуму получилось очень много.

Утихли вопли Ревмиры, источающей потоки слез над потерянным и найденным дитятком. Дитятко, впрочем, идти домой не пожелало, заявило, что будет жить у Мараловых, если там Павел. Наобнимались, наорались все Андреевы.

Латов задавал вопросы детям — вроде бы вполне отеческие вопросы, но как-то так получалось, что к концу разговора он неплохо знал, как пройти в деревню Ключи и какую вооруженную силу способна выставить деревня. И вот тут удивила Ирина… Оттолкнув тарелку, в третий раз опустевшую от борща, девочка спросила, и что характерно — с совершенно серьезным выражением:

— Один только вопрос, Валерий Константинович… Вы мне отдадите хотя бы половину клада, который и без того мой?

Ирине удалось то, что мало кому удавалось: она сразу же привела Валеру Латова в самое замечательное расположение духа.

— Ну и вопрос, прямо из Стивенсона… — заулыбался Валера. — «А отдаст ли ваш сквайр Трелони мне тысячу фунтов, которые и так мои?!»

— Я вполне серьезно говорю.

— Отдам, детка, отдам. И половину, и даже весь отдам. А что, возникают вопросы?

— Я знаю, где этот клад… Они не смогли найти клад, потому что я им не сказала… Вернее, сказала неправильно. Так что вопросы возникают.

— Маме?! Матери неправильно сказала?! — в некоторых отношениях Латов был такой же тупой, как Маралов.

Ирине только и оставалось, что длинно и влажно вздохнуть, лицемерно отвести глаза. Ну что поделать, если взрослый дяденька не понимает простых вещей… Вроде бы Валера Латов был очень опытный дяденька. И с проститутками Валера спал, потом гонорею лечил, вылечить не мог полгода, потому что снова понесло по блядям, и подцепил он гонорею второй раз. И табуреткой, и ножом отстаивал право спать с женщиной в каком-то низкопробном кабаке. И на женщине он женился, у которой перед венцом приходилось еще спрашивать, как зовут. В общем, знал дяденька кучу всего, о чем Ирина, можно сказать, не имела никакого представления, да и по сей день не имеет (и правильно делает, что не имеет, между прочим). Но что поделать, если такой взрослый, опытный дяденька тоже понятия не имеет кое о чем. Например о том, что мама может взять и спереть клад у дочки. Мама. Мамочка. Мамуля. Вот скажем, Иркина мама взяла и преспокойно сперла клад, и ничего тут уже не поделаешь. А дяденька вот смотрит ненормальными глазами, и никак не в силах понять, поверить, что так оно все и есть, что присвоила клад, и весь сказ…

— Да, маме… Валерий Константинович, я могу вам рассказать эту историю, только это будет уже в третий раз… Дмитрий Сергеевич ее уже знает, он нас даже увозил… В общем, мы с Пашей хотели выйти туда, где клад. А там уже мама с папой и с ее… в общем, с одним другом мамы. И мы сбежали.

— Сбежали от места, где клад, чтобы не идти туда, где твоя мама с папой и с другом?

Теперь Валера Латов начал проявлять понятливость и был вознагражден улыбкой Иры.

— Да… Они же клад украли. Дед его мне завещал.

— А где, говоришь, клад закопан?

Ирина откровенно колебалась.

— Михал Андреич, вы…

— Ира, ты как хочешь. Клад твой. Но с Валерием Константиновичем я советую быть откровенным.

— А вы поможете достать клад?

— Я готов, но… — Михалыч откровенно колебался, — но вертолет — не мой, и казаки подчиняются не мне. И все, что мне обещали, вас отыскали — уже сделано. Спрашивай вот у него.

— Валерий Константинович, поможете? Если найдем клад — вам половина.

— Валера… э-ээ… ты как?

— От того, что вертолет налетает часа на два больше, ничего страшного не произойдет.

— Тогда… Давай карту посмотрим?

— А вот она.

И мужчины нагнулись над картой.

— Ну, и где это, Ира? Примерно?

— Я вам покажу почти точно… Дмитрий Сергеевич вам покажет точно без «почти»…

— Володя… — тихо позвал Латов.

Вертолетчик вынул пальцы из банки с тушенкой, аккуратно облизал, бесшумно подошел, в одних носках.

— За сколько долетим… вот сюда?

— За час. Это со взлетом и с посадкой.

— Та-ак… Двадцать человек поднимем?

— Конечно, поднимем. Мне бы, конечно, бензину…

— Будет тебе бензин. Все, иди. А вот с тобой, Ирина… Ладно, завтра полетели мы за твоим кладом. Но давай уж так — возьмем с собой и всех остальных. И маму, и папу, и этого самого… маминого друга. Между прочим, это в твоих интересах. Я хочу, чтобы все видели — тебе и правда завещали клад, и что именно ты знаешь, как его найти.