Шут (СИ)

11 ПРИНЦ БЕРТ

— Как прошёл приём? — поинтересовалась Дора.

— А! — ответил я, развалившись в кресле и с блаженным видом попивая пиво. — Ничего интересного. Я-то думал, что мы все выпьем на брудершафт, споём хором песню о вечной дружбе с Неммардией, а вместо этого врывается какой-то паршивый баронишка, ругается, угрожает.

— Что же теперь будет?

— Не знаю. Нас с тобой его величество обещал посадить в подземелье.

— Господи, — сказала Дора. — Да подземелье, с тех пор, как я попала к вам на службу, стало вторым моим домом.

— Ты мне тут не философствуй. Вот тебе черновик и бумага. Перепишешь текст красиво и без помарок. Нужно пятнадцать экземпляров.

— Зачем так много?

— Затем, что столько надо.

Дора принялась писать. Текст для индульгенций разбойникам я разработал сам. В каждой из них было написано, что такой-то (оставлялся пробел) является законопослушным верноподданным его величества Франка Четвёртого и имеет перед ним особые заслуги, каковой факт удостоверялся приложением королевской печати. Дора быстренько изобразила пятнадцать листов, а я прошёлся по ним поддельной болванкой с королевским гербом.

В столице с таким документом лучше было бы не светиться.

— Шеф, а когда его величество посадит нас в подземелье? — спросила Дора. — Надо хоть своих предупредить.

— Тебя так и тянет туда, — проворчал я. — Ты вот что, подруга дней моих суровых, собирайся, и чтобы уже сегодня вечером духу твоего в столице не было. Меня-то наш драгоценный король трогать побоится, а вот тебе, скорее всего, достанется на полную катушку.

— Вы издеваетесь, — сказала Дора с ожесточением. — Вам просто нравится меня изводить.

— Ты это о чём?

— О той долговой расписке на ваше имя, которая подписана мною. Как же я уеду? Проценты растут, а необходимую сумму мне ещё собрать не удалось.

Я прикрыл глаза и принялся рыться в памяти. На инструктаже координаторы говорили о Доре, да и Сергей Сергеич болтал какую-то чепуху насчёт ложных воспоминаний, кои должны будут придти ко мне от Турди. И после усиленных шкрябаний по сусекам моего мозга необходимая информация пришла.

Я вспомнил о том, что семья Доры как-то среди зимы оказалась на улице безо всяких средств к существованию. Королевский шут ссудил девушку деньгами, после чего принял её на службу. Вот откуда они были знакомы, мне вспомнить не удалось. То ли росли вместе, то ли Турди её когда-то грабил.

Подписав долговую расписку, Дора попала в рабство. Шут откровенно её домогался, однако в своих домогательствах не преуспел, вследствие чего его подчинённой приходилось терпеть придирки, издёвки и кратковременные командировки в дворцовое подземелье.

— Послушай меня…

— Нет, я не буду вас слушать! Вы хотите, чтобы я с вами переспала, тогда, возможно, долги мне простятся! Но этого не будет, слышите?!

И вдруг моя, а не Турдина память подсказала мне, где я раньше видел эти глаза, столь яростно сверкавшие в эту минуту.

— Кто позволил тебе орать? Да я тебе такое устрою! Ты у меня будешь знать по именам всех крыс во всех подземельях королевства.

— И пусть! Мне гораздо приятнее общаться с ними, чем с вами!

— Вот и пообщаешься. Присядь-ка.

— Я вполне могу слушать ваши издевательства и оскорбления стоя.

— Дело твоё. Знаешь, Дора, вчера его величество изволили звездануть меня скипетром по спине. И вот от этого мне открылось будущее.

— Чьё?

— Твоё, как ни странно. Теперь я знаю, что произойдёт с тобой в дальнейшем. Например, скоро ты поймёшь одну простую вещь: не в деньгах счастье.

— А в чём?

— Есть много более приятных… Ага, вот, — заметил я, найдя, наконец-то, в бумагах Турди долговую расписку Доры. — Видишь, это просто бумага.

— Но в ней написано…

— Да какая разница, чего там понаписали! Слушай меня, я же тебе твоё будущее предсказываю. Пройдёт лет сорок, ты станешь старой, сморщенной, впадёшь в детство и станешь ходить под себя.

— А вы останетесь вечно молодым? — хмуро спросила Дора.

— И где-то в это время у тебя родится внук.

— Вы это серьёзно?

— Сперва, конечно, дети появятся.

— Уж не от вас ли?

— Не знаю. Очень сомнительно. Так вот, твой внук станет величайшим человеком в истории. Как Александр Македонский. Или Архимед.

— А кто это?

Я мысленно обругал себя и ответил:

— Ладно, пример неудачный. Скажем так: твой внук станет величайшим изо всех великих.

— А если у меня их будет два? Или три?

— Да может и с десяток. Но у того, о котором идёт речь, будут твои глаза. Точь-в-точь твои.

Я сложил вексель и быстро изодрал его в клочья. Дора ахнула.

— Что вы сделали?!

— Не забывай о нашем разговоре и моём предсказании, когда станешь баюкать своего внучка на коленях и стирать загаженные им пелёнки, — добавил я, распахивая окно и выбрасывая в него клочки расписки.

Но порыв ветра занёс добрую половину их обратно, разбросал по кабинету, по волосам и платью моей секретарши.

— И с этого момента держись от меня подальше, — предупредил я. — И никогда, слышишь — никогда! — и ни за чем ко мне больше не обращайся.

— Но я так не могу. Деньги по векселю…

— Я не собираюсь с тобой препираться. Повторяю: чтобы уже сегодня тебя в столице не было.

— Знаете, — заметила Дора, отряхивая с себя клочки расписки, — если это какая-то болезнь, то больной вы мне нравитесь куда больше, чем здоровый.

— Ты тут поостри ещё.

Внезапно Дора положила мне руки на плечи, приподнялась на цыпочки и поцеловала меня в губы.

— Мне нечем вас отблагодарить, — сказала она при этом. — Но я постараюсь забыть обо всём, что между нами было. И запомнить вас вот таким,

— Ладно, иди уже, — проворчал я, бросая кошелёк Турди на стол. — Это тебе на дорогу и на первое время. Я ничего не хочу слышать, попробуй только не взять! Устраивайся где-нибудь в провинции, выходи замуж, рожай детей. Всё!

— Прощайте, — сказала Дора.

Я обнял её за плечи и торопливо вышел. Не хочется отпускать, но ещё хуже будет, если она останется в лапах у этого тарантула Турди. С неё, пожалуй, хватит. Жаль только, что мы с ней больше никогда не увидимся.

— Турди! — окликнул меня принц Берт. — А я к тебе.

— Что-то случилось?

— Отец слёг на нервной почве. Но я не о том хотел поговорить.

— А о чём же?

— Отец к обеду не выйдет, барон Виде тоже отказался, так что мы с тобой можем посидеть у меня в обсерватории да поболтать о том, о сём, как в былые времена.

— Пойдём, — согласился я.

Мы двинулись к обсерватории. По дороге придворные нам кланялись и шаркали ногами. Уже у самой обсерватории мы встретили группку совсем уж безмозглых фрейлин, непонятно зачем собранных со всех сторон королевой. Они строили нам глазки, а одна из них спросила:

— Ваше высочество, неужели и вправду будет война?

Принц пробормотал грубое ругательство и прибавил шагу.

В обсерватории никого не было. Принц залез в настенный буфет, извлёк оттуда графинчик с коньяком и плеснул по стаканчику. Я примостился за столом, заваленным книгами и астрономическими таблицами. Коньячок у Берта оказался отменным. Принц обогнул трубу телескопа, грозно нависшую над столом, очистил на нём место и с удобствами разместил графин, приткнул блюдо с пирожными, после чего устроился сам, развалившись в кресле и закинув ногу на ногу.

— Натворил ты дел, Турди, — вздохнул он. — Что же теперь будет?

— Не знаю, Берт. Если всё пойдёт, как задумано, то и закончится хорошо.

— Отец сегодня пригрозил, что накажет тебя, но ты не думай ничего такого.

— Я понимаю. Не мог же он просто промолчать.

Некоторое время принц молчал, внимательно глядя мне в глаза.

— Сколько уже с тобой общаюсь, но никогда не могу понять, шутишь ты или говоришь серьёзно, — признался он затем.

— Работа у меня такая.

Принц снова наполнил наши стаканчики и заговорил:

— Дело в том, Турди, что я скорее поверю в повальную измену всех министров оптом, чем в твою. Отец это тоже понимает, но уж больно сложный финт ты затеял.

— Берт, я надеюсь на то, что всё получится.

— Я тоже хочу в это верить. Как, в общем-то, и родители. Но если ты не хочешь рассказывать, то я и спрашивать не буду, только скорее бы всё это закончилось.

— Кончится одно, начнётся другое, — предположил я. — Жизнь-то продолжается.

— Вот-вот. И когда-нибудь я унаследую престол. Вот тогда у нас всё будет иначе. Я понастрою множество культурных заведений: институтов, театров, музеев…

— Обсерваторий, — подсказал я.

— А ты не издевайся. Я буду переманивать к нам лучших учёных, артистов, художников и стихотворцев из других стран. Мы станем культурной и научной столицей мира.

— А как же Неммардия и прочие соседи?

— Я ведь не говорил, что собираюсь разогнать армию. Пусть только сунутся. Но ты представь себе: по улицам нашей столицы будут ходить не бандиты, мародёры и прочие жлобы, а интеллигентные и культурные люди. Из самых дальних стран к нам повалят богачи, чтобы нанять наших скульпторов, архитекторов и художников.

— Боюсь, Берт, ты не скоро этого дождёшься.

— Давай свой стакан. Я понимаю, что всё это случится не на следующий день после моей коронации. Но, Турди, поверь мне, так и будет. Главное — начать. А там и у нас начнут рождаться великие люди.

Я удивлённо покосился на него и заметил:

— Лет эдак через сорок.

Берт прикинул, сколько ему тогда стукнет и ответил:

— Лучше бы пораньше. А ты знаешь, какая скульптура появится на центральной площади нашего города?

— Памятник тебе, — сказал я, не задумываясь.

— Памятник тебе, — возразил принц. — Во всяком случае, это будет изваяние шута.

— Ты, Берт, как придумаешь что-нибудь! Почему именно шута?

— Я так хочу.

— Королём ты так и не стал, а замашки у тебя уже как у Франки.

— Нет, Турди, здесь ты неправ. Отец совсем о другом думает. У него на уме только всякие спорные территории, иные из которых не стоит и на карту наносить. Но ты не думай, я его не осуждаю…

Коньяк пробудил во мне полную расслабленность — даже языком ворочать было лень. Я сидел в кресле, прикрыв глаза, и слушал, как мечтает принц Берт. Да, что-то у него получится, хотя и не всё сразу. А там и внук у Доры родится.

Открыв глаза, я увидел старичка профессора, пришедшего заниматься с принцем науками. Он стоял позади своего ученика и терпеливо ожидал конца его проповеди. Я толкнул увлёкшегося принца под локоть и кивнул на профессора. Берт прервал свою речь, вскочил с кресла, поздоровался с наставником и предложил:

— Оставайся, Турди.

— В другой раз, — ответил я. — Не буду вам мешать.

И выскользнул из обсерватории.

На выходе из дворца меня ожидал сюрпризец. Два солдата из охраны скрестили передо мной алебарды и вызвали дежурного офицера. Тот начальственным тоном объявил мне о том, что по приказу его величества я не должен покидать дворец вплоть до следующих распоряжений.

Надо мной навис призрак серьёзной опалы. Я поболтал с офицером, выяснил, что Доры вышеуказанный приказ не касается, вернулся в свой опустевший кабинет и повалился на кровать, погрузившись в полупьяное блаженство.