Штамм. Вечная ночь

ДОЖДЬ ИЗ ПЕПЛА

На второй день после наступления тьмы их согнали вместе. Самых лучших и способных: всех наделенных властью, богатых, влиятельных.

Законодателей и директоров, магнатов и интеллигентов, бунтарей и уважаемых членов общества. Никого из них не обратили; всех перебили, уничтожили. Казнь была быстрой, публичной и безжалостной.

За исключением нескольких специалистов из каждой области, все лидеры были устранены. Они вышли, уже обреченные, из своих домов — «Риверхауза», «Дакоты», «Бересфорда»[1] и так далее. Всех их схватили и собрали в общественных местах крупных городов по всему миру — на Национальной аллее в Вашингтоне, округ Колумбия, на Нанкинской улице в Шанхае, на Красной площади в Москве, на стадионе «Кейптаун», в Центральном парке Нью-Йорка. И там в ходе ужасающей показательной бойни от них избавились.

Говорили, что больше тысячи стригоев бушевали на Лексингтон-авеню, обыскивая каждое здание вокруг Грамерси-парка. Предложения денег и протекции игнорировались. Мягкие, ухоженные руки складывались в мольбе. Тела подергивались, свисая с фонарных столбов вдоль всей Мэдисон-авеню. На Таймс-сквер пылали шестиметровые погребальные костры, на которых жарилась загорелая, изнеженная плоть. Запахом напоминая барбекю, элита Манхэттена освещала пустые улицы, закрытые магазины с вывесками «ТОТАЛЬНАЯ РАСПРОДАЖА» и огромные погасшие ЖК-экраны.

Владыка, похоже, вычислил правильную комбинацию, точный баланс вампиров, необходимых для становления без нагрузки на кровяной запас его подход был методологическим и более того - математическим. Старики и немощные были собраны и устранены. Это была прочистка и толчёк. Примерно одна треть человеческого населения была истреблена за чуть более чем семьдесят два часа, которые с тех пор стали известны как “Нулевая Ночь”.

Орды захватили улицы. Рядовые полицейские, спецназ, вооруженные силы – все они были сметены волной упырей. Тех, кто покорился, сдался, оставили в качестве смотрителей и охранников.

Замысел Владыки имел оглушительный эффект. В жестком стиле Дарвина, он отобрал выживших по угодливости и податливости. Его растущая мощь была ужасающей. С уничтожением “Древних” контроль над ордой расширился до масштабов мира и стал более изощренным. Стригои больше не бродили по улицам как буйные зомби, нападая и кормясь по желанию. Их движения были скоординированы. Как пчелы в улье или муравьи в куче каждый из них четко и ясно выполнял свою роль и обязанность. На улицах они были глазами “Повелителя”.

В начале дневной свет совсем померк. Лишь на несколько секунд слабый солнечный свет мог промелькнуть, когда солнце было в зените, но кроме этого, темнота была неослабной. Теперь, два года спустя, солнце проходит через отравленную атмосферу только на два часа в день, но бледный свет что оно дает - ничего по сравнению со светом, когда-то согревавшим Землю.

Стригои были повсюду, как пауки или муравьи, следили чтобы оставленные в живых не отлынивали от своих обязанностей.

И все же самым шокирующим из всего этого было то…как, на самом деле, незначительно изменилась жизнь. Владыка капитализировал на социальном хаосе первые несколько месяцев. Лишение - еды, чистой воды, санитарных условий, правоохранительных органов - запугало население, настолько, что когда простая инфраструктура была восстановлена, когда программа продовольственных пайков была реализована и налажена электросеть, отогнавшая тьму длинных ночей, они ответили благодарностью и покорностью. Скот нуждается в воссоздании порядка и повседневности - бескомпромиссной структуре власти - чтобы сдаться.

Менее чем за две недели, большинство систем было восстановлено. Вода, энергия… кабельное телевидение возобновилось, вещание перезапустилось без рекламы. Спорт, новости - все в повторах. Новых репортажей не было. И… людям это нравилось.

Возможность быстрого передвижения стала в новом мире привилегией, так как личные автомобили стали редкостью. Машины были потенциальными бомбами, и им не было места в новом государстве. Их конфисковали и уничтожили. Все транспортные средства на улице принадлежали различных официальным структурам - полиции, пожарным, саннадзору - они были на ходу и управлялись лояльными людьми.

Самолеты постигла та же участь.Единственный активный флот был под контролем Стоунхарт, мультинациональной корпорации, контролирующей распределение продовольствия, энергии и военную промышленность. Владыка использовал его для захвата планеты, и флот этот состоял примерно из 7 процентов от самолетов, которые когда-то рассекали мировые небеса.

Серебро было объявлено вне закона и стало торговой валютой, очень желанной и обмениваемой на купоны и продовольственные карточки. За нужное количество можно даже купить себе, или любимому человеку, выход с фермы.

Фермы - вот что, действительно, изменилось в этом новом мире. Это и тот факт, что не стало системы образования. Нет больше учебы, нет чтения, не надо думать.

Загоны и скотобойни укомплектовывались 24 часа в сутки, семь дней в неделю. Тренированные надзиратели и погонщики скота снабжали стригоев необходимым питанием. Новая классовая система была быстро установлена. Система биологических каст: для стригоев любимая Б-положительная. Любая кровь сгодится, но Б-положительная или дает дополнительную пользу - как разные сорта молока - или сохраняет вкус и качество лучше вне тела и поэтому хороша для упаковки и хранения. Не-Б для рабочих, фермеров, солдат. Б-положительная это Кобе[2] - первоклассная говяжья вырезка. Они избаловались, получив преимущества и кормежку. И даже удвоили контроль над Ультра-Фиолетовыми лагерями, чтобы проследить, как там поживает их витамин Д. Каждодневные людские дела, их гормональный баланс, и в конечном итоге их воспроизводство систематически регулировались, чтобы поддерживать спрос.

Вот так и было. Люди ходили на работу, смотрели телевизор, ели свою еду и ложились спать. Но в темноте и тишине они рыдали и ворочались, очень хорошо понимая, что те кого они знают, те кто был рядом - даже те, кто делил с ними постель - могут внезапно пропасть, быть пожранными в бетонном здании ближайшей фермы. И они кусали свои губы и плакали, потому что не было выбора кроме подчинения. Ведь всегда был кто-то( родители, братья, сестры, дети) зависящий от них. Был кто-то дававший им право бояться, благословение трусости.

Кто бы мог подумать, что мы будем оглядываться назад с такой ностальгией в бурные девяностые годы и в начало двухтысячных.Времена суматохи и политической мелочности и финансовых махинаций, которые предшествовали краху мирового порядка … Это была золотая эра в сравнении с тем что есть. Все, чем мы были, потеряно - все социальные классы и порядки наших отцов и дедов - примите это. Мы стали стадом. Мы стали скотом.

Те из нас кто ещё жив, но не присоединился к системе…мы стали ненормальными… Мы паразиты. Стервятники. Охотники.

Мы не можем дать отпор…

КРИК ПРОГРЕМЕЛ на расстоянии, и доктор Эфраим Гудуэдер испуганно проснулся. Он рванулся на диване, оттолкнулся спиной, сел и - одним плавным, неистовым движением - схватив потертую кожаную рукоятку меча торчащую из ножен, на полу с его стороны, рубанул воздух клинком из поющего серебра.

Его боевой клич, хриплый и искаженный, бегущего от своих кошмаров, оборвался. Клинок колыхнулся, неудовлетворенный.

Он был один.

Дом Келли. Её диван. Знакомые вещи.

Комната бывшей жены. Крик был сиреной вдалеке, преобразованной в человеческий вопль его спящим разумом.

Ему опять снился сон. Из огня и очертаний - неопределимое, но смутно человекоподобное - состоящее из ослепительного света. Вспышка. Он был во сне, и эти очертания боролись с ним прямо перед тем как свет поглотил всё. Он всегда просыпался взволнованным и измотанным, как если бы он физически схватился с противником. Сон приходил из ниоткуда. Он мог быть самого обыденного вида - пикник, дорожная пробка, день в офисе - а потом свет будет расти и поглощать все это, и появятся серебристые фигуры.

Он слепо нащупал свою оружейную сумку - модифицированную из сумки для бейсбольных снастей, добытую многими месяцами, раньше с высокой стойки разграбленного магазина Моделс на Флетбуш Авеню.

Он был в Квинсе. Ладно. Ладно. Теперь всё возвращалось к нему - сопровождаемое первой болью стиснутых от похмелья челюстей. Он опять вырубился. Опять нажрался, несмотря на опасность. Эф положил меч назад в свою оружейную сумку, потом повернулся, держа свою голову в руках, как треснувшую хрустальную сферу и осторожно взял сумку с пола. Его волосы были на ощупь странные и проволочные, а голова пульсировала.

Ад на земле. Да. Земля проклятых.

Действительность была злобной сукой. Он проснулся и попал в кошмар. Он был ещё жив - и по прежнему человеком - что не много, но это было лучшим чего можно было ожидать.

Просто очередной день в аду.

Последнее, что он помнил из сна, фрагмент который вцепился в его сознание, как липкая плацента, был образ Зака купающегося в жгучем серебряном свете. В этот раз источник света происходил из-за пределов его очертаний.

“Пап -” Голос Зака, его глаза, смотрящие на Эфа - потом свет залил все.

Эти воспоминания вызвали озноб. Почему он не может найти передышку от этого ада в своих снах? Разве не так это должно работать? Чтобы сбалансировать ужасное существование со снами о полёте и побеге? Он бы всё отдал за чистые сентиментальные мечты, ложка с горкой сахара для его разума.

Эф и Келли только окончили колледж, гуляют, держась за руки, по блошиному рынку, высматривая дешевую мебель и безделушки для их первой квартиры …

Зак малыш, топает жирными ножками вокруг дома, маленький босс в подгузниках…

Эф, Келли и Зак за обеденным столом, сидят со сложенными руками перед полными тарелками, ожидая когда Зэд, с его тщательностью одержимого, проговорит молитву …

Вместо этого, грёзы Эфа были как плохо записанное снафф-видео. Знакомые лица из его прошлого - врагов, приятелей и друзей - их преследовали, их хватали у него на глазах, а он не в силах добраться до них, чтобы помочь, или хотя бы отвернуться.

Он сел, приподнимаясь и держась одной рукой за спинку дивана. Покинул гостиную и подошел к окну выходящему на задний двор. Аэропорт ЛаГвардия был не далеко. Вид самолета, далекий звук реактивного двигателя, были бы сродни чуду теперь. Нет круговерти огней в небе. Он вспомнил, 11 сентября 2001, и как пустота неба казалась такой нереальной тогда, и какое странное облегчение было, когда самолеты вернулись неделю спутя. Теперь не было никакого облегчения. Ничего не возвращается в нормальное русло.

Эфу стало интересно - который час.Сколько-то часов утра, он понял это, судя по собственному, сбившемуся околосуточному ритму. Было лето - по крайней мере согласно старому календарю - и так, высоко в небе должно быть жаркое солнце.

Но вместо этого преобладала тьма. Естественный порядок дня и ночи был разрушен, видимо навечно. Солнце было вычеркнуто мрачной вуалью пепла, плавающей в небе.Новая атмосфера состояла из пыли от ядерных взрывов и извержений вулканов распределённых по поверхности земного шара, круглая сине-зеленая конфетка обернутая в корку ядовитого шоколада. Земля законсервирована в толстый, изоляционный капюшон, запечатана от солнца в темноту и холод.

Многолетние ночи. Планета превратилась в бледную, гниющую преисподнюю изморози и мучения.

Идеальная экология для вампиров.

Согласно последним “живым” репортажам новостей, давно зацензуреным, но пользовавшимся спросом как порно на интернет-порталах, такие пост-апокалиптические условия были по всему миру. Очевидцы свидетельствовали о потемневшем небе, о черном дожде, о зловещих облаках неразрывно сплетенных вместе.Учитывая вращение планеты и ветры, полюса - замороженный север и юг - теоретически оставались единственными местами на земле, по прежнему получающими ежедневный солнечный свет… хотя никто не знал это наверняка.

Опасность остаточной радиации от ядерных взрывов и расплавления реакторов сначала была большой, а в множественных эпицентрах - катастрофической. Эф и остальные провели около двух месяцев под землей, в туннеле метро под рекой Гудзон, и так избежали краткосрочных ядерных осадков. Экстремальные погодные условия и атмосферные ветры нанесли повреждения огромным территориям, возможно, способствуя рассеиванию радиоактивности. Ядерные осадки были вымыты мощными штормами, порожденными насильственным изменением экосистемы, последовавшим за распространением радиации. Ядерные осадки убывают экспоненциально, и в краткосрочной перспективе, площади избежавшие воздействия прямых поражений становятся безопасными для перемещения и обеззараживаются , примерно, в течении шести недель.

Долгосрочные последствия были еще впереди. Вопросы о рождаемости, генетических мутациях, и увеличении канцерогенеза некоторое время будут без ответа. Но эти очень реальные проблемы меркли в текущей ситуации: два года после ядерной катастрофы и захват мир вампирами, эти ужасы были безотлагательны.

Звенящая сирена стихла. Эти системы оповещения, предназначенные для отпугивания злоумышленников и привлечения помощи, по прежнему срабатывали время от времени - хотя гораздо реже, чем в первые месяцы, когда сигнализации вопили постоянно, настойчиво, как предсмертные крики умирающей расы. Ещё один знак угасания цивилизации.

В отсутствии сигнализации, Эф слушал вторженцев. Через окна, поднимаясь из сырых подвалов, спускаясь с пыльных чердаков - вампиры пролезали через каждую щель, и нигде не было безопасно. Даже в те несколько часов каждодневного солнечного света, тусклого, сумеречного света, когда убежище окрашивалось в болезненный янтарный оттенок - все равно было много опасностей. Дневной свет был временем человеческого комендантского часа. Лучшее время для Эфа и других, чтобы перемещаться - избегая прямых стычек со стригоями - было также одним из самых опасных, из-за слежки и из-за пытливых глаз людей, желающих улучшить свою участь.

Эф прислонился лбом к окну. Прохлада стекла была такой приятной по сравнению с разгоряченной кожей и пульсацией внутри его черепа.

Знание было самым худшим. Осознание безумия не делает человека менее безумным. Осознание утопления не делает человека менее тонущим, а только отягощает паникой. Боязнь будущего и память о лучшем, ярком прошлом, были таким же источником страданий Эфа, как и сама вампирская чума.

Ему нужна еда, нужен протеин. В этом доме нихрена, он вычистил здесь весь запас пищи и алкоголя, много месяцев назад. Даже нашел в шкафу Мэтта секретный запас Баттерфингеров.[3] Эф отошел от окна, повернувшись к комнате и кухне за ней. Он пытался вспомнить, как сюда попал и почему. Он увидел следы отметин на стене где, используя кухонный нож, “отпустил” бойфренда своей бывшей жены, обезглавив свеже-обращенную тварь. Это было в первые дни бойни, когда убийства вампиров пугали почти так же, как и понимание возможности стать одним из них. Даже тогда, когда рассматриваемым вампиром был бойфренд его бывшей жены, мужчина готовый занять место Эфа, место самой важной мужской фигуры в жизни Зака.

Но этот рвотный рефлекс человеческой морали уже давно пропал. Это был другой мир, и доктор Эфраим Гудуэдер, когда-то выдающийся эпидемиолог из Центра по контролю и профилактике заболеваний, стал другим человеком. Вирус вампиризма поселился в человеческой расе.Чума ввергла цивилизацию в невообразимую злобу и насилие. Повстанцы - полные волей, мощные и сильные - в большинстве были истреблены или обращены, стали кроткими, сломлеными, и в ужасе исполняли волю Владыки.

Эф вернулся к своей оружейной сумке. Из узкого кармана на молнии предназначенного под перчатки для биты или под напульсники, он вытащил свой помятый Молскиновский[4] блокнот. В эти дни он не мог ничего запомнить, если не записывал в своем драном дневнике. Все было там, от запредельного до банального. Все должно быть записано. Это было для него обязательным. Этот дневник был по существу длинным письмом его сыну, Заку. Здесь была запись о поисках его единственного мальчика. Пометки наблюдений и теории, связанные с вампирской угрозой. И просто записки ученого о данных и явлениях.

В то же время, это было также полезным упражнением для сохранения некого подобия здравомыслия.

Его почерк стал настолько неразборчив на протяжении последних двух лет, что он едва мог читать свои записи. Он писал дату каждый день, потому что это был единственный надежный способ отслеживания времени без настоящего календаря. Не то чтобы это было так важно - за исключением сегодня.

Он записал дату, а затем его сердце стукнуло дважды. Конечно. Вот оно. Вот почему он вернулся сюда еще раз.

Сегодня был тринадцатый день рождения Зака.

ВЫ МОЖЕТЕ РАССТАТЬСЯ С ЖИЗНЬЮ ЗА ЭТОЙ ЧЕРТОЙ предупредил знак прикрепленный к двери наверху, написанный Мэджик Маркером, с рисунком из надгробий, скелетов и крестов. Он был нарисован детской рукой, нарисован когда Заку было семь или восемь. Спальня Зака осталась практически неизменной с тех пор как он был здесь последний раз, так же, как спальни пропавших детей во всем мире, символ остановившегося времени в сердцах их родителей.

Эф продолжал возвращаться в эту спальню как водолаз снова и снова возвращающийся к затонувшим обломкам корабля. Тайный музей; мирок, сохранившийся в первозданном виде. Окно в прошлое.

Он сел на кровать, чувствуя знакомую отдачу матраса, слыша успокаивающий скрип. Всё в этой комнате прошло через него, всё чего касался в жизни его мальчик, всё чем он пользовался. Теперь Эф курировал эту комнату; он знал каждую игрушку, каждую фигурку, каждую монетку и обувной шнурок, каждую футболку и книжку. Он отклонил намерение упиваться горем. Люди не ходят в церковь, или синагогу, или мечеть чтобы стенать; регулярное посещение этих мест - это жест веры. Теперь храмом стала спальня Зака. Здесь, в одиночестве, Эф чувствовал покой и укрепление внутренней решимости.

Зак был жив.

Это не был самообман. Это не слепая надежда.

Эф знал что Зак был жив и что его его мальчик ещё не был обращен.

В прошлом - когда мир ещё “нормально работал” - у родителей пропавшего ребенка была возможность куда обратиться. У них было утешение полицейского расследования и знание, что сотни, если не тысячи людей, солидарных и сочувствующих их положению, активно помогают в поисках.

Это похищение произошло в мире, без полиции, без людских законов. И Эф знал, что за существо похитило Зака. Существо, когда-то бывшее его мамой - да. Она совершила похищение. Но ее принудила к этому личность покрупнее.

Король вампиров, Владыка.

Но Эф не знал почему схватили Зака. Чтобы причинить боль Эфу, конечно. И чтобы удовлетворить его не-мертвую мать, вернуть “Её Дорогого”, так любимого ей в жизни. Коварная эпидемиология распространения вируса в вампирском извращении человеческой любви. Обращая их в дружков-стригоев, запирая их с собой навечно, чтобы сущесвовать за пределами испытаний и невзгод человеческого быта, переходя только на первичные потребности, такие как кормление, распространение, выживание.

Вот почему Келли (то существо, бывшее когда-то Келли) стала настолько психически одержима их мальчиком, и как, несмотря на все усилия Эфа, она смогла утащить его.

И тот же самый синдром, той же навязчивой страсти к обращению близких, доказывал Эфу, что Зак не был обращен. Ибо, если Владыка или Келли выпили мальчика, то он бы, конечно, вернулся к Эфу, вампиром. Эф был в ужасе, эта вероятность - встретиться лицом к лицу с немертвым сыном - преследовала его уже в течение двух лет, временами погружая его по спирали в отчаяние.

Но почему? Почему Владыка не обратил Зака? Что же он держит его? В качестве потенциального козыря, который будет разыгран против Эфа и пытающихся сопротивляться частью которых он был? Или по какой-то другой более зловещий причине, которую Эф не мог - не смел - понять?

Он содрогнулся от этой дилеммы - теперь это будет мерещиться ему. Там где был замешан его сын, Эф был уязвим. Его слабость была равна его силе: он отпустит своего мальчика.

Где был Зак в этот момент? Удерживали ли его где-то? Испытывали на верность своему отцу? Мысли, подобные этим впивались Эфу в мозг.

Это было незнание, которое не устраивало его больше всего. Другие - Фет, Нора, Гас - могли вложить в сопротивление всю свою энергию и свое внимание именно потому, что у них не было заложников в этой войне.

Посещение этой комнаты обычно помогало Эфу почувствовать себя менее одиноким в этом проклятом мире. Но сегодня это имело противоположный эффект. Он никогда не чувствовал такого острого одиночества, как здесь, в этот самый момент.

Эф снова подумал о Мэте, бойфренде, его бывшей жены - которого он прикончил внизу - как его бесило растущее влияние этого человека на воспитание Зака. Теперь он должен был думать - ежедневно, ежечасно - о том, в каком аду должен жить его мальчик, под властью настоящего чудовища …

Преодолевая, чувство тошноты и потливости, Эф извлёк свой ​​дневник и нацарапал тот самый вопрос, который появлялся по всему блокноту, как коан[5]:

Где Зак?

По своему обыкновению, Эф перелистнул назад самые свежие записи. Он заметил заметку о Норе и попытался разобрать свой почерк.

“Морг.”

“Встреча.”

“Идти при солнце.”

Эф прищурился, пытаясь вспомнить - и чувство тревоги разнеслось по нему.

Он должен был встретиться с Норой и миссис Мартинес в старом офисе начальника медицинской экспертизы. В Манхэттене. Сегодня.

Черт.

Эф схватил свою сумку, перебросив ручки поверх спины, серебряные клинки лязгнули, рукоятка меча за плечами, походила на обмотанную кожей антенну. Он быстро огляделся по пути на выход, засек старую игрушку-Трансформер рядом с Си-Ди плеером на комоде Зака. Сайдсвайп[6], если Эф помнил правильно из чтения Заковых книг с описанием функций Автоботов. Подарок на день рождения от Эфа Заку, всего несколько лет назад. Одна из ног Сайдсвайпа болталась, сломанная от чрезмерной нагрузки. Еф повертел руками, вспоминая, как делал Зак, чтобы без труда «трансформировать» игрушку из автомобиля в робота и обратно, как великий мастер Кубика Рубика.

“С днем рожденья, Зэд,” прошептал Эф и, сунув сломанную игрушку в свою оружейную сумку, направился к двери.

Бывшая Келли Гудуэдер объявилась снаружи своего бывшего дома на Келтон Стрит всего несколькими минутами позже отбытия Эфа. Она отслеживала человека - “её Дорогого” - с тех пор как уловила его пульс пятнадцать часов назад. Но когда небо прояснилось в полдень - от двух до трех часов тусклого, но все же опасного солнечного света который проходил через густое покрывало облаков каждый оборот планеты - она должна была уйти под землю, теряя время. Теперь она была близка.

Два черноглазых щупальца сопровождали её - дети ослепленные солнечным перекрытием, которое совпало с прибытием Владыки в Нью Йорк, в последствии они были обращены Владыкой лично, а теперь одарены повышенным восприятием второго зрения - маленькие и быстрые, несшиеся по тротуару и поверх заброшенных машин как голодные пауки, не видящие ничего, но чующие всё.

Обычно, врожденного влечения Келли к “её Дорогому” было бы достаточно для нее, чтобы отследить и найти бывшего мужа. Но сигнал Эфа был ослаблен и искажен воздействием этанола, стимуляторов и седативных средств на его нервную и кровеносную систему. Интоксикация путала синапсы в мозгу человека, замедляя его скорость передачи данных и перекрывая его сигнал, как помехи по радио.

Владыка выказывал особый интерес к Эфраиму Гудуэдеру, в частности, в мониторинге его передвижений по всему городу. Именно поэтому щупальца - бывшие братом и сестрой, теперь почти одинаковые, потерявшие свои волосы, гениталии и другие человеческие половые признаки - были посланы Владыкой, чтобы помочь Келли в ее преследовании. Они стали сновать взад и вперед вдоль невысокого забора перед домом, ожидая, когда она подберет их.

Келли открыла калитку и ступила на свой двор, обошла вокруг дома, опасаясь ловушек. Удовлетворившись, она протаранила ладонью руки двойной стеклопакет, разбив стекло, протянула руку, расстегнула замок и подняла створку.

Щупальца прыгнули внутрь, Келли за ними, перебросив голую, грязную ногу, потом изогнувшись и легко искривляя своё тело, чтобы войти в трёх футовое квадратное отверстие.Щупальца забрались на диван, обозначив его, как это делают обученные полицейские собаки. Келли долго стояла неподвижно,открывая свои чувства интерьеру жилища. Она убедилась, что никого нет, значит они опоздали. Но Келли почувствовала, недавнее присутствие Эфа. Может быть, стоит выяснить побольше.

Щупальца пронеслись по полу к выходящему на север окну, коснулись стекла, как бы впитывая недавние, остаточные ощущения - и мигом вскарабкались по лестнице. Келли последовала за ними, позволяя им чуять и указывать. Когда она подошла к ним, они прыгали вокруг спальни, их психические чувства были взбудоражены недавним присутствием Эфа, как животные ведомые диким, в чём-то потрясающим, но малопонятным импульсом.

Келли стояла в центре комнаты, руки по швам. Жар ее вампирского тела, ее пылающий обмен веществ, мгновенно подняли температуру прохладной комнаты на несколько градусов. В отличие от Эфа, Келли не страдала человеческой ностальгией. Она не чувствовала сродства со своим бывшем жилищем, не испытывала никаких угрызений, сожалений или потерь, когда она стояла в комнате ее сына. Она больше не чувствовала связи с этим местом, так как больше не чувствовала никакой связи с ее жалким человеческим прошлым. Бабочка не оглядывается на саму себя - гусеницу - с тоской или нежностью; она просто летит.

Гул вошел в ее существо, появился в голове и быстро разошелся по всему телу. Владыка, глядел через нее. Видел ее глазами. Обозревал их неудачу.

Момент великой чести и привилегии…

Потом, так же внезапно, гудящее присутствие ушло. Келли не чувствовала упрек от Владыки за то, что не преуспела в захвате Эфа. Она чувствовала, только полезность. Из всех других, служивших ему, по всему миру, у Келли было две вещи которые Владыка высоко ценил. Первая была прямая ссылка на Эфраима Гудуэдера.

Второй был Закари.

Келли по прежнему чувствовала боль желания - нужду - обратить ее дорогого сына. Стремление утихло, но никуда не делось. Она чувствовала все это время, свою неполноту, пустоту. Это шло вразрез с ее вампирской природой. Но она выдавливала из себя эту боль только по одной причине: потому что Владыка потребовал это. Её “незапятнанный” будет сдерживать Келли в исступлении страстного желания. И так мальчик остался человеком. Остался недозревшим, незавершенным. Была настоящая цель требования Владыки. В это, она верила без сомненья. Мотив не был открыл ей, потому что ей рано было об этом знать.

На данный момент было вполне достаточно, видеть мальчика, сидящего сбоку от Владыки.

Щупальца скакали вокруг нее, пока Келли спускалась по лестнице. Она подошла к распахнутому окну и вылезла через него,так же как вошла, почти не сбавляя шага. Дождь начался снова, жирные, черные капли заливали ее горячую голову и плечи, исчезая в клочьях пара. Выделяясь яркой деталью на центральной желтой уличной полосе, она почувствовала след Эфа по-новому, его пульс стал сильнее, так-как он стал трезветь.

С щупальцами, сновавшими взад-вперёд, она зашагала сквозь падающий дождь, оставляя за собой лёгкий шлейф пара. Приблизившись к станции Рапид-Транзит[7], Келли почувствовала, что ее психическая связь с Эфом начинает угасать. Это было связано с растущей дистанцией между ними. Он сел в поезд метро.

Не разочарованием омрачены ее мысли. Келли продолжит преследовать Эфа, пока они не воссоединятся раз и навсегда. Она передала свой доклад Владыке, прежде чем следовать за щупальцами на станцию.

Эф возвращался в Манхэттен.

РАЗГОРЯЧЕННЫЙ КОНЬ. После себя он оставлял шлейф густого черного дыма и оранжевое пламя.

Конь был объят огнем.

Полностью измотанный, гордый зверь скакал с настойчивостью, порожденной не болью, но страстью. Ночью, видимый за милю, Конь без седока и седла мчался через равнину, бесплодную местность, в сторону деревни. Ближе к наблюдателю.

Фет стоял завороженный зрелищем. Зная, что он явился за ним. Он предполагал это. Ожидал его.

Войдя на окраину деревни и понесшись на него со скоростью пылающей стрелы, скачущий конь говорил - естественно, во сне, он был говорящий - я живу.

Фет взвыл, когда пылающий конь настиг его - и проснулся.

Он был на боку, лежал на откидной койке в каюте экипажа, под носовой палубой качающегося корабля. Судно кренилось и покачивалось, и Василий кренился и покачивался вместе с ним, пространство вокруг него было оплетено сеткой и крепко подвязано. Другие койки были сложены к стене. Он был единственным здесь спящим.

Сон - всегда, по существу, один и тот же - преследовал его с юности. Пылающий конь с горящими копытами мчался на него из темной ночи, пробуждая его прямо перед ударом. Страх, который он чувствовал после пробуждения, был сильным и глубоким, детский страх.

Фет потянулся за сумкой под койку. Она была влажной - все на корабле было влажным - но узел сверху был плотно завязан, и содержимое ее в сохранности.

Корабль назывался Фаррелл, большая рыбацкая лодка, используемая для контрабанды марихуаны, которая, да, попрежнему, пользовалась спросом на черном рынке. Это был последний рывок на обратном пути из Исландии. Фет нанял лодку за кучу стволов и обильное количество боеприпасов, чтобы держать в аренде на годы в перед. Море - одно из немногих мест, оставшихся на планете, которое было, по сути, не досягаемо для вампиров. Незаконные наркотики стали невероятно редки из-за новых запретов, торговля ограничивалась доморощенными и самодельными, такими как марихуана и пакетики метамфетамина. Они ворочали и мелкими побочными делишками, такими как контрабанда самогона - в этот раз, несколько ящиков отличной Исландской и Русской водки.

Миссия Фета в Исландии была двоякой. Первым делом надо было ехать в университет Рейкьявика. В недели и месяцы последовавшие за вампирским катаклизмом, скрываясь в тоннеле метро под рекой Гудзон и ожидая пока воздух поверхности снова станет пригодным для жизни, Фет постоянно листал книгу из-за которой умер профессор Авраам Сетракян, книгу, которую, переживший Холокост, превратившийся в охотника на вампиров, поручил явно и исключительно во владения Фета.

Это был Оксидо Люмен, в свободном переводе - “Падший свет”. Четыреста восьмидесяти девяти страничный фолиант, двадцать из них иллюстрированны, писанный по пергаменту, переплетенный кожей, окованный чистым вампиро-отталкивающим серебром. Люмен сообщал о приходе стригоев, основанный на собрании древних глиняных табличек, восходящих датами к временам Месопотамии, обнаруженных в пещере в горах Загрос в 1508. Написанные Шумерами и чрезвычайно хрупкие, таблички пережили еще более века, пока не попали в руки к французскому раввину, который был одержим идеей расшифровать их - за два столетия до того как шумерский язык был широко изучен - в тайне. Раввин, в конце концов, представил свою иллюстрированную рукопись королю Людовику XIV в качестве подарка и, сразу же, был брошен в тюрьму за свои старания.

Оригинальные таблички были растерты в порошок по приказу короля и манускрипт считался утраченным или уничтоженным. Любовница короля, оккультистка-дилетант, отыскала Люмен в дворцовом хранилище в 1671 году, и с тех пор книга меняла владельцев много раз в безвестности, приобретя репутацию проклятого текста. Люмен всплыл ненадолго в 1823 году и потом в 1911 году, каждый раз совпадая с таинственными вспышками заболеваний, прежде чем исчезнуть снова.Текст был выставлен на торги на аукционе Сотбис в Манхэттене не менее чем через десять дней после прибытия Владыки и начала вампирской чумы и был выигран, ценой больших усилий, Сетракяном при поддержке Древних и их накопленных богатств.

Сетракян, университетский профессор, избегавший человеческого общества после того как его любимая жена была обращена, ставший одержимым охотой и уничтожением вирусо-носителей стригоев, выяснил, что Люмен - авторитетный текст о заговоре вампиров, которые зачумляли землю на протяжении почти всей истории человечесва. Для окружающих, его жизненная роль снизилась до смиренного владельца ломбарда в экономически не выгодной части Манхэттена; однако в недрах своего магазина он содержал арсенал охотника на нечисть, библиотеку древних знаний и инструкций о ужасной расе, собранные со всех уголков земного шара, за десятилетия преследования. Но его желание раскрыть тайны, содержащиеся в Оксидо Люмен, было так велико, что он в конечном итоге отдал за нее свою жизнь и по этому книга должна была оказаться в руках Фета.

Она пришла в голову Фету, в течение этих долгих, темных ночей в тоннеле под рекой Гудзон, мысль о том, что кто-то же выставил Люмен на аукцион. Тот кто обладал проклятой книгой, но кто? Фет думал, что, возможно, продавец имел какое-то представление о силе и знаниях содержащихся в книге. Пока они плыли, Фет старательно проходился по фолианту вооружившись латинским словарем, кропотливо переводя обороты речи, на пределе своих способностей. Побывав в опустевшем здании Сотбис в Верхнем Ист-Сайде, Василий выяснил, что университет Рейкьявика являлся анонимным получателем доходов от продажи редчайшей книги. Вместе с Норой он взвесил плюсы и минусы этой поездки, и они решили, что долгое путешествие в Исландию было их единственным шансом на раскрытие того, кто, на самом деле, выставил Люмен на аукцион.

Однако, университет, как он выяснил по прибытии, был набит вампирами. Фет надеялся, что Исландия пойдет по пути Англии, которая незамедлительно отреагировала на чуму, взорвав Чаннел[8] и перебив стригоев после первой вспышки. Острова остались почти без вампиров, и их люди, полностью изолированные от зараженного мира, оставались людьми.

Фет ждал до рассвета, чтобы обыскать разграбленные административные офисы в надежде проследить происхождение книги. Он выяснил, что университет самолично выставил книгу на аукцион, а не ученый работающий там или конкретный благодетель, как Василий надеялся. Сам кампус был пуст, долгое путешествие привело в тупик. Но это было не совсем напрасно. Ибо на полке в отделе египтологии, Фет нашел очень любопытный текст: старую, в кожаном переплете книгу, напечатанную на французском языке в 1920 году. На обложке были слова Садум эт Амурах. Эти слова, Сетракян просил Фета запомнить при расставании.

Он взял текст с собой. Хотя и не знал по французски ни слова.

Вторая часть своей миссии оказалась гораздо более продуктивной. Как-то раньше, в начале своей связи с этой шайкой контрабандистов, узнав, насколько широки были их связи, Фет призвал их найти выходы на ядерное оружие. Просьба эта не была столь невероятной, как можно подумать. Особенно, в Советском Союзе, где стригои полностью захватили контроль, многие, так называемые, ядерные чемоданчики были похищены бывшими сотрудниками КГБ и, по слухам, доступны - в чуть менее чем отличном состоянии - на черных рынках Восточной Европы. Потуги Владыки к очистке мира от этого оружия - чтобы оно не могло быть использовано для уничтожения места его происхождения, так же как он сам уничтожил шестерых Древних - показывали Фету и остальным, что этот вампир был действительно уязвим. Так же ка и у Древних, место происхождения Владыки, являющееся ключом к его уничтожению, было зашифровано на страницах Люмена. Фет предлагал хорошую цену и располагал запасом серебра, чтобы её подкрепить.

Его контрабандисты начала прощупывать возможности среди своих морских собратьев, с обещанием серебряной награды. Фет был настроен скептически, когда контрабандисты сказали ему, что у них для него сюрприз, но отчаянные готовы верить почти всему. На небольшом вулканический острове к югу от Исландии они встретились с украинским экипажем из семи человек на борту раздолбанной яхты, оснащенной шестью разными двигателями. Капитан команды был молод, между двадцатью и тридцатью, и, по сути, однорук, его левая рука была сухой и заканчивалась неприглядным когтем.

Устройство не был чемоданом как таковым. Оно напоминало небольшой бочонок или мусорный контейнер, завернутый в черный брезент и сетку, с застегнутыми зелеными ремнями по бокам и на крышке. Примерно трех футов в высоту и два в ширину. Фет аккуратно попытался его поднять. Весило оно более ста килограммов.

“Ты уверен, что это работает?” Спросил он.

Капитан почесал свою медную бороду здоровой рукой. Он говорил на ломаном английском с русским акцентом. “Я говорю, да. Осталось только одно. Не хватает части”.

“Не хватает части?” сказал Фет. “Дай догадаюсь. Плутоний. У-233”.

“Да нет. Топливо находится в ядре. Одно-килотонный эквивалент. Не хватает детонатора”. Он указал на солому проводов на верхней и пожал плечами. “Все остальное в порядке”.

Взрывная сила одной килотонны эквивалентна тысяче тонн тротила. Полу-миля разрушительной ударной волны сгибающей сталь. “Я хотел бы знать, как вы это заполучили,” сказал Фет.

“А я хотел бы знать, зачем вам это,” сказал капитан. “Лучше, оставим наши секреты при себе”.

“Справедливо”.

Капитан выделил еще одного матроса чтобы помочь Фету в погрузке бомбы на лодку контрабандистов. Василий открыл трюм под стальным полом, где лежало серебро для оплаты. Стригои были сосредоточены на сборе каждого кусочка серебра в так же, как они собирали и разряжали ядерное оружие. Поэтому, ценность этого вампиро-убивающего вещества выросло в геометрической прогрессии.

Как только сделка была завершена, включая мелкий обмен между экипажами бутылок водки на пакетики с самокрутками( косяками), выпивка полилась в рюмки.

“Ты украинец?” спросил капитан Фета, опорожнив стакан водки.

Фет кивнул. “Ты так думаешь?”

“Похож, на жителей моей деревни, до её исчезновения”.

“Исчезновения?” спросил Фет.

Молодой капитан кивнул. “Чернобыль”, пояснил он, подняв сморщенную руку.

Фет взглянул на ядерную бомбу, с вязанкой проводов прислоненную к стене. Не светится, не тикает. Бесполезное оружие ожидающее активации. Неужели он выменял бочку дерьма? Фет так не думал. Он доверял украинцам и рассматривал их как своих поставщиков и, к тому же, он должен продолжать делать дела с шайками контрабандистов, это факт.

Фет был взволнован, даже уверен в себе. Это как держать заряженное ружье, только без курка. Все, что ему было нужно это детонатор.

Фет видел, своими глазами, как стая вампиров раскапывала участки вокруг геологически активной области горячих источников за пределами Рейкьявика, известного как Черный бассейн. Это доказывает, что Владыка не знает точного нахождения своего места происхождения - не родину Владыки, но земляной участок, где он впервые обрел форму вампира.

Секрет его расположения содержался в Оксидо Люмен. Фет должен был сделать то, что ему пока еще не удалось достичь: расшифровать труд и открыть расположение места происхождения самому. Если бы Люмен был пошаговой инструкцией по истреблению вампиров, Фет был бы рад следовать его указаниям - но вместо этого, Люмен был полон диких образов, странных аллегорий, и сомнительных высказываний. Он обрисовывал обратную сторону на протяжении всей человеческой истории, управляемой не рукой судьбы, но сверхъестественной властью Древних.Текст путал его, как он это делал и с другими. Василию не хватало веры в свою эрудицию. Здесь не хватало обнадеживающего сверх-богатства знаний старого профессора. Без него, Люмен был так же полезен для них, как ядерное устройство было без детонатора.

Тем не менее, это был прогресс. Беспокойный энтузиазм Фета привел его наверх. Он схватился за перила и посмотрел на бушующий океан. Резкий, соленый туман, но, сегодня, без проливного дождя. Измененная атмосфера сделала мореплавание опаснее, морская погода стала более непредсказуемой. Их лодка двигалась через рой медуз, вида, который захватил большую часть открытых морей, кормящегося рыбьей икрой и блокируя то малое количество ежедневного солнца, которое достигало океана - временами плавучие лоскуты по несколько миль в ширину, покрывали поверхность воды, как желеобразная кожа.

Они проходили в десяти милях от побережья Нью-Бедфорда, штат Массачусетс, это заставило Фета вспомнить наиболее любопытные подсчеты, содержащиеся в документах Сетракяна, в страницах которые он собрал, чтобы положить рядом с Люменом. В них, старый профессор, сосредотачивался на отчете о флоте Уинтропа 1630 года, который совершил переход через Атлантику спустя десять лет после Мейфлауэра, перевозя вторую волну пилигримов в Новый Свет. Один из кораблей флота, Хоупвелл, вез три единицы непонятного груза, содержащегося в ящиках с красивой и дорогой резьбой. После прибытия в Салем, штат Массачусетс, и последующим переселением в Бостон( в связи с его обилием пресной воды), условия, в которых оказались пилигримы, оказались ужасными. За первый год умерло две сотни поселенцев, их смерть объяснили болезнью, но истинная причина была другой: они стали добычей Древних, после того как люди, сами того не зная, доставили стригоев в Новый Свет.

Смерть Сетракяна оставила большую пустоту у Фета в душе. Ему очень не хватало советов этого мудрого человека, а также его компании, но более всего - его интеллекта. Кончина старика была не просто смерть, но - и это не преувеличение -критический удар по будущему человечества. С большим риском для себя, он доставил в их руки эту священную книгу, Оксидо Люмен - хотя и без средств к ее расшифровке. Фет также сделал сам обучающие страницы и блокноты с кожаными переплетами, содержащие глубокие, алхимические размышления старого человека, но иногда подшитые бок о бок с небольшими внутренними наблюдениями, списками продуктов, финансовыми расчетами.

Он с треском отрыл французскую книгу и, что не удивительно, не мог понять где у нее верх, а где низ. Тем не менее, некоторые прекрасные гравюры оказались весьма содержательны: в полно-страничной иллюстрации, Фет видел образ старика и его жены, бегущих из города, объятого священным пламенем - жену обратившуюся в прах[9]. Даже он знал эту историю … “Лот …”, сказал он. Через несколько страниц он увидел еще одну иллюстрацию: старик прикрывающий двух до боли красивых крылатых существ - архангелов посланных Господом. Фет быстро захлопнул книгу и посмотрел на обложку. Садум эт Амурах.

“Содом и Гоморра …”, сказал он. “Садум и Амурах это Содом и Гоморра …» И вдруг он почувствовал, что бегло говорит на французском. Он вспомнил иллюстрацию в Люмене, почти идентичную той, во французской книге. Не по стиле или утонченности но по содержанию. Лот защищающий архангелов от мужчин, желающих встречи с ними.

Подсказки были там, но Фет был не в состоянии найти им хоть какое-то применение. Даже его руки, грубые и большие, как бейсбольные перчатки, казалось, совершенно непригодны для изучения Люмена. Почему Сетракян предпочел его, а не Эфа, чтобы хранить книгу? Эф был умнее, не сомневался, гораздо лучше читал. Черт, он, наверно, говорил на сраном французском. Но Сетракян знал, что Фет умрет, прежде чем позволит книге попасть в руки Владыки. Сетракян хорошо понимал Фета. Как и любил его с терпением и заботой старого отца. Твердый, но сострадательный, Сетракян никогда не заставлял Фета чувствовать себя слишком заторможенным или неосведомленным; совсем наоборот, он объяснял, каждый вопрос с большим вниманием и терпением и давал Фету чувство значимости. Он сделал его причастным.

Эмоциональная пустота в жизни Фета заполнилась из самого неожиданного источника. Когда Эф становился все более непредсказуемым и зацикленным, это началось с первых дней внутри туннеля поезда, но еще более усилилось когда они вышли наружу, Нора решила побольше узнать о Фете, довериться ему, поддерживая его и ища поддержки в ответ. Со временем, Фет понял, как реагировать. Он стал восхищаться стойкостью Норы перед лицом непреодолимого отчаяния, тогда как многие другие поддались безнадежности или безумию, или же, как Эф, позволили отчаянию изменить их. Нора Мартинес по-видимому что-то разглядела в Фете -может быть, то же самое, что и старый профессор видел в нем - примитивное благородство, больше свойственное тягловому животному, чем человеку, и что-то еще, чего Фет и сам не знал до недавнего времени. И раз качества, которыми Василий обладал - стойкость, решительность, жесткость или что-то там еще - как-то сделали его более привлекательным для нее в этих экстремальных условиях, то он был этому только рад.

Из уважения к Эфу, он сопротивлялся этой связи, отрицая собственные чувства, а также чувства Норы. Но их взаимное влечение стало более чем очевидным сейчас. В последний день перед отъездом, Фет уперся ногой в ногу Норы. Случайный жест, как не посмотри, но только не для такого как Фет. Он был крупным мужчиной, но невероятно ценящим свое личное пространство, сам не желал и другим не позволял нарушать его. Он держал дистанцию, абсолютно не удобную для большинства человеческих контактов - но колено Норы было прижато к его колену, и сердце его разогналось и помчалось с надеждой, тут его осенило: Она стоит. Она не отходит …

Она попросила его быть осторожным, заботиться о себе, и в ее глазах были слезы. Искренние слезы, когда она смотрела как он уходит.

Никто, никогда раньше для Фета не плакал.

ЭФ ОСЕДЛАЛ 7-й прибывающий экспресс, цепляясь за обшивку поезда метро. Он ухватился в левом углу в хвосте последнего вагона, его правый ботинок располагался на задней подножке, пальцы вцепились в оконные рамы, сотрясаемые с движением поезда по железнодорожному пути. Ветер и черный дождь взбивались в полах его угольно-серого дождевого плаща, его закрытое капюшоном лицо было повернуто в сторону плечевых лямок оружейной сумки.

А ведь раньше вампиры ездили снаружи поездов, курсируя по метро Манхэттена, чтобы избежать обнаружения. Через окно, чью гнутую раму он отжал, просунув свои пальцы, он увидел людей сидящих и покачивавшихся в такт поезду. Отстраненные взгляды, безчувственные лица: идеально упорядоченная картина. Он не смотрел долго, ведь если здесь были стригои, их ночное зрение, фиксирующее тепло, засекло бы его, что привело бы к очень неприятной встречающей кампании на следующей остановке. Эф был все еще в бегах, его портрет висел в почтовых отделениях и полицейских участках по всему городу, новостные репортажи об успешном убийстве им Элдрича Палмера - хитро смонтированные из неудачной попытки - по прежнему крутились по телевидению раз в неделю или около того, сохраняя его имя и, особенно, лицо в умах бдительных граждан.

Езда верхом на поезде требовала навыка, который Эф развил со временем и по необходимости. Туннели были всегда мокрые - пахнущие горелым озоном и старой смазкой - и Эфова драная запачканная одежда была идеальным камуфляжем как по виду, так и по запаху. Прицепиться к поезду - это требует расчета времени и точности. Но Эф это мог. Еще ребенком в Сан Франциско, он повседневно использовал подножки трамваев чтобы прокатиться до школы. А приземляться на них надо точно вовремя. Слишком рано - и тебя засекут, слишком поздно - и тебя протащит и больно шлепнет.

Он и в подземке несколько раз навернулся, по большей части, будучи пьяным. Однажды, когда поезд проезжал по кривой под Трэмонт Авеню, он рассчитал прыжок и зацепление сзади состава, но оступился - ноги его судорожно скакали, ударяясь о пути, пока он не завалился на бок, сломал два ребра и вывихнул правое плечо - кость выскочила мягко, от удара о стальные рельсы на другой стороне линии. Он едва избежал удара встречного поезда. Ища убежища в нише для обслуживающего персонала, наполненной старыми газетами и человеческой мочей, он вправил кость назад - но плечо беспокоило его каждую следующую ночь. Когда он переворачивался на него во сне, то просыпался в агонии.

Но теперь, благодаря практике, он научился искать опоры и щели в устройстве задней части вагонов. Он знал каждый поезд, каждый вагон - и даже сделал два коротких крюка чтобы цепляться за неплотные стальные листы в мгновенье. Они были выкованы из хорошего серебряного набора в домашних условиях и, теперь и впредь, служили как оружие ближнего боя в схватках со стригоями.

Крюки были прикреплены к деревянным ручкам, сделанным из ножек стола красного дерева - свадебного подарка матери Келли. Если б она только знала… Она никогда не любила Эфа - не достаточно хорош для ее Келли - а теперь он бы ей совсем разонравился.

Эф крутанул головой, стряхивая скопившуюся влагу для того, чтобы рассмотреть через черный дождь городские здания по обе стороны от бетонного путепровода высоко над Квинс Бульвар. Некоторые дома были разорены, разрушены пожарами во время захвата, другие разграблены и давно опустели. На городе появились лоскуты, как будто разрушенные войной - и, вообще-то, так оно и было.

Другие были освещены искусственным светом, городские зоны восстановленные людьми под контролем фонда Стоунхарт, под управлением Владыки: свет был важен для работы в мире который был тёмен на протяжении 22-х часов каждый календарный день. Электро-сети по всему миру накрылись из-за первоначальных электро-магнитных импульсов, которые последовали за несколькими ядерными взрывами. Скачки напряжения сожгли электрические проводники, погрузив большую часть мира в дружелюбную к вампирам темноту. Люди очень быстро пришли к осознанию факта - шокирующего ужасом и жестокостью - раса существ превосходящих их по силе захватила контроль над планетой, и человек был вытеснен с вершины пищевой цепи существами, чья собственная биологическая нужда требовала диеты из человеческой крови. Паника и отчаяние прокатились по континентам. Инфицированные армии смолкли. Во время стабилизации после Нулевой Ночи, так же как новая ядовитая атмосфера продолжает волноваться и излечиваться наверху, вампиры установили новый порядок.

Поезд метро замедлился, когда достиг Квинсборо Плаза. Эф поднял ногу с задней подножки, свесил со слепой стороны вагона, чтобы не было видно с платформы. Проливной, непрекращающийся дождь был хорош только в одном: скрывал его от внимания вампиров, от кроваво-красных глаз.

Он услышал, как раздвинулись двери, перетасовка людей внутрь и наружу. Автоматический трек гудел объявление из верхних динамиков. Двери закрылись и поезд поехал снова. Эф перехватился за оконную раму своими воспаленными пальцами и наблюдал как тусклая платформа удалялась из виду, скользила прочь, вниз по линии как мир прошлого, сжимаясь, угасая, проглоченная грязным дождем и ночью.

Поезд метро скоро уйдет под землю, от проливного дождя. После еще двух остановок, он вошел в туннель Стейнвей, под Ист Ривер. Это было одно из современных удобств - Удивительная возможность, путешествие под быстрой рекой - которое способствовало уничтожению человеческой расы. Вампирам запрещено природой пересекать объекты с водой, движущейся по собственной воле, но они смогли обойти это препятствие, используя туннели, междугородные самолеты и другие средства передвижения.

Поезд замедлился, приближаясь к Гранд Централ Стейшн - и как раз вовремя. Эф поправил свой захват на обшивке вагона, борясь с усталостью, цепко держась за самодельные крюки. Он был истощен, стал таким же тощим, каким был на первом курсе колледжа. Он привык постоянной, грызущей пустоте на дне живота; Он знал, что нехватка протеина и витаминов влияет не только на кости и мускулы, но так же и на его разум.

Эф спрыгнул прежде чем поезд полностью остановился, ткнувшись о каменное основание между путями. Он перекатился на левое плечо, приземлившись как профессионал. Он размял пальцы, размыкая застывшие, как при артрите, костяшки и убрал крюки. Задний свет поезда сжался перед ним, и он услышал скрежет стальных колес, тормозящих по стальным рельсам, металлический вопль к которому его уши так и не привыкли.

Он повернулся и заковылял в другую сторону, в глубь туннеля. Он ездил этим маршрутом достаточно много раз поэтому не нуждался в своем приборе ночного видения, чтобы добраться до следующей платформы.Третий путь не вызывал беспокойства, покрытый деревянной обшивкой, на самом деле, делающий удобным подъем на заброшенную платформу.

Строительные материалы, оставшиеся на кафельном полу, обновление прерванное на ранней стадии: строительные леса, стеллаж с секциями из труб, тюки с трубами, обернутые в пластик. Эф сдернул назад свой мокрый капюшон и, расчехлив свой прибор ночного видения, пристегнул его к своей голове, окуляр встал напротив его правого глаза. Убедившись, что ничего не было нарушено с его последнего визита, он направился к двери без опознавательных знаков.

На пред-вампирском пике, пол миллиона человек ежедневно пересекали полированный теннесийский мрамор Гранд Конкорз где-то над ним. Эф не мог рисковать входя на основной терминал - главный зал вокзала площадью в пол акра, предоставляющий несколько укромных мест - но мог подняться по подиуму на крышу. Там он взглянул на монументы былой эпохе: бросающиеся в глаза небоскребы, такие как МетЛайф Билдинг и Крайслер Билдинг, тихие и темные в ночи. Он вскарабкался на систему кондиционирования воздуха двух этажей в высоту над крышей терминала, стоящую на фронтоне напротив 42-й улицы и Парк Авеню, окруженную колоссальными статуями римских богов: Минервы, Геркулеса и Меркурия над огромными часами из стекла Тифани. На центральной секции крыши он посмотрел вниз - более ста футов Гранд Конкорз, выглядящего как собор. Он был так близко, как мог.

Эф легко толкнул дверь, его прибор ночного видения вгляделся в полную темноту за ней. Он поднялся на два длинных лестничных пролета, потом прошел через другую не запертую дверь в длинный коридор. Толстые паровые трубы проходили по всей его длине, все еще рабочие, кряхтящие теплом. Когда Эф достиг следующей двери, он весь обливался потом.

Он вытащил маленький серебряный нож из заплечной сумки, здесь необходимо быть осторожным. Зацементированный аварийный выход был плохим местом, чтобы быть припертым к стенке. Грунтовая вода черного цвета сочилась на пол, загрязнение с неба становилось неотъемлемой частью экосистемы. Эта секция метро когда-то постоянно патрулировалась обслуживающим персоналом, выгоняющим бездомных, любопытных, вандалов. Тогда стригои быстро захватили контроль над “подземельем” города, прячась, кормясь, размножаясь. Теперь, когда Владыка переделал атмосферу планеты, чтобы освободить вампиров от угрозы ультрафиолетовых, вирусо-убивающих, солнечных лучей, они поднялись из этого лабиринта нижнего мира и утвердились на поверхности.

К последней двери был приделан бело-красный знак: ТОЛЬКО АВАРИЙНЫЙ ВЫХОД - ЗАЗВУЧИТ ТРЕВОГА. Эф вернул нож и прибор ночного видения назад в сумку, потом надавил на ручку двери, провода тревоги были порваны давным-давно.

Вонючий порыв из тягучего черного дождя пахнул ему в лицо. Он натянул свой влажный капюшон и пошел на восток по 45-й улице. Он смотрел на свои ноги, шлепающие по тротуару, идя, как всегда, с опущенной головой. Множество разбитых или заброшенных машин еще с первых дней оставались задвинутыми на бордюры, делая большинство улиц односторонними для рабочих фургонов или машин с припасами, управляемых вампирами и людьми из Стоунхарт. Глаза Эфа оставались опущенными, но бдительно следили за обеими сторонами улицы. Он научился никогда не оглядываться вокруг явно; в городе слишком много окон, слишком много пар вампирских глаз. Если ты выглядел подозрительно, значит ты был подозрительным. Эф нашел свой способ избегать любых контактов со стригоями. На улицах, как и везде, люди были гражданами второго сорта, субъекты для обысков и любых других злоупотреблений. Существа к которым применялся апартеид. Эф не мог рисковать разоблачением.

Он поспешил к 1-й Авеню, в Управление главного медицинского эксперта, быстро ныряя под пандус зарезервированный для машин скорой помощи и катафалков. Сжавшись он пролез за носилками и шкафами на колесиках, которые они поставили там, чтобы скрыть вход в подвал, и вошел в незапертую дверь в городской морг.

Внутри он стоял несколько мгновений в тусклой тишине, слушал. Это помещение, с его столами для вскрытия из нержавеющей стали и многочисленными раковинами, было тем самым куда доставили первую группу людей с проклятого борта Реджис 753 два года назад. Где Эф впервые исследовал тончайшие разрезы на шеях, казалось бы, мертвых пассажиров, изобличил колотую ранку доходящую до общей сонной артерии - которая, как они скоро выяснят, была проделана жалом вампира. Здесь же ему впервые показали странное прижизненное увеличение вестибулярных складок вокруг голосовых связок, как позже выяснилось, предварительный этап образования мясистого жала существ. И здесь же он был первым свидетелем трансформации крови жертв из здоровой красной в маслянисто-белую.

А так же, неподалеку, на тротуаре снаружи Эф и Нора впервые столкнулись с пожилым держателем ломбарда Авраамом Сетракяном. Все что Эф знал о вампирском племени - от убийственных свойств серебра и ультра-фиолетового света, до существования Древних и их роли в формировании человеческой цивилизации с древнейших времен, и о Древнем изгое, известном как Владыка, чье путешествие в Новый Свет на борту рейса 753 ознаменовало начало конца - он узнал от этого приставучего старика.

Здание оставалось необитаемым со времен захвата. Морг не был частью городской инфраструктуры, подконтрольной вампирам, потому что смерть больше не являлась конечной точкой человеческого существования. Как таковые, посмертные ритуалы - траурная служба, подготовка тела и захоронение - стали не нужны и наблюдаются крайне редко.

Для Эфа это здание стало его неофициальным оперативным центром. Он начал подниматься по лестнице на верхние этажи, готовясь услышать от Норы: как его отчаяние от отсутствия Зака мешало их работе по сопротивлению. Доктор Нора Мартинес была после Эфа номером два в Проекте Канарейка в ЦКЗ. В разгар всего этого напряжения и хаоса с становлением вампиров, их долгоиграющие отношения ушли от профессиональных к личным. Эф пытался вывезти Нору и Зака из города, к безопасности, еще когда поезда ходили от Пенсильванского вокзала. Но его худшие страхи сбылись, когда Келли, тянущаяся к Её Дорогому, привела рой стригоев в туннели под рекой Гудзон, они столкнули поезд с путей и уничтожали оставшихся пассажиров - а Келли атаковала Нору и уволокла его сына прочь.

Похищение Зака - за которое Эф, конечно, не считал Нору ответственной - все равно вбило клин между ними, как, впрочем, вбило клин между Эфом и всеми остальными. Эф чувствовал разрыв с самим собой. Он чувствовал себя сломанным и раздробленным и знал, что это все что он может предложить сейчас Норе.

А у Норы были свои проблемы: главная - её мать, Мариэла Мартинес, с её разумом, искалеченным болезнью Альцгеймера. Здание OCME[10] было достаточно большим и мать Норы могла разъезжать по верхним этажам, пристегнутая ремнями к её инвалидному креслу, ползать внизу в холле вцепившись в носки на своих ногах, болтать с людьми, мертвыми или не существующими. Ужасное существование, но, на самом деле, не очень далекое от существования оставшихся выживших из расы людей. Возможно даже лучшее: разум миссис Мартинес нашел убежище в прошлом и, таким образом, избегал ужасов настоящего.

Первым признаком что что-то не так было перевернутое инвалидное кресло, лежащее на боку возле двери с лестницы на 4-й этаж, пристяжные ремни, лежащие на полу. Потом запах аммиака ударил ему в нос, сигнальный аромат присутствия вампира. Эф выхватил меч, его поступь ускорилась по коридору, болезненное ощущение поднималось из кишечника. Здание мед эксперта было слабо освещено, но Эф не мог использовать лампы или светильники, это могло быть заметно с улицы, поэтому он продолжал следовать по темному коридору, оборонительно пригнувшись, обратив все внимание на двери и углы и другие потенциальные укрытия.

Он прошел упавшую перегородку. Обыскал палату. Опрокинутый стул. “Нора!” позвал он. Неосторожный поступок, но если здесь еще были стригои, то Эф хотел, чтобы они показались сейчас.

На полу, в угловом кабинете, он обнаружил дорожный рюкзак Норы. Он был выпотрошен, её одежда и личные вещи разбросали по комнате. Её люминесцентная лампа была в углу, вставленная в свой зарядник. Одежда, это одно, но Эф знал, что Нора никогда бы никуда не пошла без своей УФ лампы, кроме как у неё не было выбора. И он нигде не видел её оружейной сумки.

Эф взял ручную лампу, переключенную на черный свет. Это проявило ему закрученные всплески ярких цветов на ковре и рядом на участке пола: следы вампирских экскрементов.

Стригои мародерствовали здесь; это было очевидно. Эф пытался сохранить сосредоточенность и спокойствие. Он думал, что был один, по крайней мере, на этом этаже: нет вампиров - это хорошо, но нет Норы и её матери - это было опустошающе.

Была ли здесь драка? Он пытался определить по обстановке, эти закрученные пятна, этот опрокинутый стул. Нет, вряд ли. Эф бродил по залу, ища свидетельства насилия, кроме поврежденной собственности, но ничего не нашел. Драка была для нее последним средством, и если бы она приняла бой здесь, то, скорее всего, сейчас здание было бы под контролем вампиров. На взгляд Эфа, больше было похоже на разграбление дома.

Обследуя письменный стол, он нашел оружейную сумку Норы уложенную под ним, ее меч находился внутри. Так что, очевидно, ее застали врасплох. Раз не было битвы - не было серебро-вампир контакта - то ее шансы встречи насильственного конца снижались по геометрической прогрессии. Стригои не были заинтересованны в жертвах. Их целью было наполнение лагерей.

Её поймали? Это было возможно, но Эф знал Нору, и она не сдалась бы без боя - а он, просто, не видел ну никаких улик, указывающих на это. Разве что, они схватили ее мать первой. Нора могла уступить из страха за безопасность миссис Мартинес.

Если так, то Нору вряд ли обратили. Стригои, под командованием Владыки, неохотно пополняли свои ряды: питьё человечьей крови и заражение их штаммом вампиризма, лишь создавало ещё одного вампира, жаждущего пищи. Нет, скорее всего, Нору доставили в лагерь для интернированных за пределами города. Оттуда, ее могут назначить на работу или дальнейшее обучение. О лагерях известно не много; некоторые из тех кто отправился туда, больше никогда не появлялся. Миссис Мартинес, прожившая много больше сверх своего продуктивного возраста, встретит более определенный конец.

Эф огляделся вокруг, впадая в бешенство, пытаясь понять, что делать. Это казалось случайным инцидентом - но так ли это? Иногда, Эф дистанцировался от остальных и очень осторожничал при прибытии и отбытии в OCME, из-за неустанного преследования Келли. Его обнаружение могло привести Владыку прямо в сердце сопротивления. Что-то пошло не так? Может Фет где-то спалился? Владыка как-то получил доступ в их неприкосновенное убежище?

Эф пошел к ноутбуку на столе, открыл его. Он был еще включен, и Эф нажал пробел чтобы “разбудить” экран. Рабочие компьютеры в здании OCME были связанны все еще функционирующим сетевым сервером. Интернет был местами сильно поврежден и в целом не надежен. Скорее всего, вы получали сообщение об ошибке, при загрузке страницы. Не распознанные и не авторизованные адреса интернет протоколов были особенно восприимчивы к червям и вирусам, и многие компьютеры в здании или не включались из-за повреждения жестких дисков или тормозили до невозможности из-за испорченной операционной системы. Технология мобильных телефонов больше не существовала, ни для услуг связи, ни для доступа в интернет. Зачем позволять людям, низшему классу доступ к коммуникационной сети способной охватить весь мир - к тому, чем вампиры обладали телепатически?

Эф и другие, работая за компьютером, допускали, что вся интернет активность отслеживалась вампирами. Страница на которую он сейчас смотрел - которую Нора видимо оставила в спешке, не имея времени выключить жесткий диск - была чем-то вроде личного обмена сообщениями, двусторонний чат, состоящий из сокращений.

“NMart” было, очевидно, Нора Мартинес. Ее партнер в диалоге, “VFet,” это Василий Фет, бывший Нью-Йоркский дезинсектор. Он присоединился к их борьбе рано, из-за вторжения крыс вызванного прибытием стригоев. Фет показал себя неоценимым в двух делах: техничном убийстве паразитов и знании города, в частности района подземных проходов. И стал более рьяным последователем покойного Сетракяна чем был Эф, превращаясь, по его словам, в охотника на вампиров Нового Мира. В данный момент, он находился на грузовом судне, где-то в Атлантическом Океане, возвращаясь из Исландии с очень важного задания.

Этот диалог, насыщенный грамматическим стилем Фета, начался днем раньше, и был главным образом об Эфе. Он читал слова которые никогда не должен был видеть:

NMart: Э. здесь нет - пропустил встречу. Ты был прав. Я не должна была на него полагаться. Теперь все что я могу это ждать…

VFet: Не жди там. Продолжай двигаться. Возвращайся на Рузвельт.

NMart: Не могу - моей матери хуже. Попробую остаться еще на день, максимум. ЧЕСТНО не могу так больше. Он опасен. Он подвергает риску нас всех. Только вопрос времени, когда сука-вамп Келли заловит его или он приведет ее сюда.

VFet: Я тебя слышу. Но он нам нужен. Надо держать его близко.

NMart: Он выходит когда захочет. На остальных ему плевать.

VFet: Он слишком важен. Для них. Для В. Для нас.

NMart: Я знаю…поэтому и не могу ему больше доверять. Я даже не знаю кто он такой…

VFet: Мы лишь должны держать его от полного утоления. Особенно ты. Держи его на плаву. Он не знает где книга. Это наш дабл блайнд.[11] Он никак нам не навредит.

NMart: Он снова в доме К. Я это знаю. Бегает туда за воспоминаниями о З. Будто ворует мечты.

И кстати:

NMart: Ты же знаешь, что я по тебе скучаю. Сколько еще?

VFet: Уже возвращаюсь. Тоже по тебе скучаю.

Эф сбросил свою оружейную сумку, зачехлил меч и упал в офисное кресло.

Он уставился на самые последние посты, читая их снова и снова, слыша голос Норы, потом бруклинский акцент Фета.

Тоже по тебе скучаю.

Он чувствовал себя невесомым, читая это - будто сила тяжести была удалена из его тела. А он все сидит, по прежнему.

Он должен был чувствовать больше гнева. Больше праведной ярости. Предательство. Безумие ревности.

И он все это чувствовал. Но не глубоко. Не остро. Да, это они, и он их застукал, но ему было… снова все равно. Его недомогание было настолько всепоглощающим, что никакой другой вкус, не важно насколько кислый, не мог изменить восприятия его нёба.

Как это случилось? На протяжении этих двух лет, Эф сознательно держался в стороне от Норы. Он делал это, чтобы защитить ее, защитить их всех… или так он говорил себе, оправдывая простое одиночество.

И все же - он не мог этого понять. Он перечитал другую часть. Значит, он был “риском”. Он был “опасным”. Ненадежным. Они, казалось бы, думали, что заботились о нем. Часть его почувствовала облегчение. Облегчение за Нору - рад за нее - но большую его часть просто било в возрастающей ярости. Что это было? Он ревновал потому что не мог ее больше удержать? Бог свидетель, он не слишком беспокоился о личных делах; он сердился потому что кто-то нашел его забытую игрушку, а он теперь хочет ее назад? Он так плохо себя знал… мать Келли имела обыкновение говорить ему, что он всегда на десять минут опаздывал на главные события своей жизни. Опоздал на день рождения Зака, опоздал на свадьбу, поздно спохватился чтобы сберечь брак от разрыва. Бог свидетель, он опоздал чтобы спасти Зака или спасти мир, а теперь - теперь это…

Нора? С Фетом?

Она ушла. Что ж он раньше ничего не сделал? Странно, но на фоне боли и чувства потери он так же почувствовал облегчение. Ему больше не надо ни о ком заботиться - не надо компенсировать свои проступки, объяснять свое отсутствие, успокаивать Нору. Но когда эта тонкая волна облегчения собиралась затухнуть, он повернулся и поймал себя в зеркале.

Он выглядел старше. Гораздо старше, чем должен был. И грязный, почти как бродяга. Его волосы прилипли к потному лбу и одежда слоилась месячной грязью. Его глаза провалились, а скулы торчали, натягивая тугую, тонкую кожу вокруг них. Неудивительно, подумал он. Не удивительно.

Он выдернул себя из кресла в ошеломлении. Спустился вниз на четыре лестничных пролета и вышел из здания OCME сквозь писающий черный дождь к находившемуся неподалеку госпиталю Бельвью. Он пробрался внутрь через разбитое окно и пошел по темным и пустым залам, следуя указателям, к отделению экстренной помощи. Неотложка Бельвью когда-то была первым уровнем травма-центра, это означало, что она вмещала полный спектр специалистов, обеспечивавших доступ к лучшему оборудованию.

А так же к лучшим препаратам :)

Он прибыл в сестринскую и обнаружил, что дверь шкафа с лекарствами вырвана. Закрытый холодильник был так же взломан и разграблен. Нет Перка[12], нет Вика[13], нет Демерола. Он распихал по карманам несколько блистерных упаковок оксикодона и успокоительных - само-диагностика и самолечение - бросая пустые картонные коробочки через плечо. Он выдавил две белые таблетки окси, насухо, проглотил их - и замер.

Он так торопился и так шумел, что не слышал приближения босых ног. Краем глаза он заметил движение с другой стороны сестринской и встал.

Два стригоя таращились на него. Полностью сформированные вампиры, безволосые и бледные, голые. Он видел утолщенные артерии выпирающие через их шеи, спускающиеся через ключицы к грудным клеткам, как пульсирующие древесные корни. Один когда-то был мужчиной (большее туловище), а другой - женщиной (бледные и сморщенные сиськи)

Другой характерной чертой этих зрелых вампиров была их рыхлая, болтающаяся “бородка”. Омерзительная, вывалившаяся плоть, висящая как на индюшачьей шее, бледно-красная - когда нужно питание, ярко-малиновая - после кормления. Бородки этих стригоев были бледны и болтались как мошонки, качаясь с поворотом головы. Символ ранга, и признак опытного охотника.

Были это те же двое, которые обратили Нору и ее мать или, в лучшем случае, выгнали их из OCME? Не было возможности это подтвердить, но что-то говорило Эфу, в том случае, если так оно и было, что Норе, возможно, удалось уйти нетронутой.

Эф увидел, как ему показалось, проблеск сознания в их, обычно, пустых красных глазах. Обычно не было не искры, не намека на работающий мозг во взгляде вампира - но Эф видел этот взгляд раньше и знал, что был распознан и идентифицирован. Их суррогатные глаза докладывали о своей находке Владыке, чьё существо хлынуло в их мозг по праву обладания. Рой соберется здесь в несколько минут.

“Доктор Гудвезер…,” сказали оба существа одновременно, их голоса верещали в жуткой синхронности. Их тела вытянулись, как близнецы марионетки, контролируемые одной невидимой нитью. Владыка.

Эф наблюдал, ошарашенный и очарованный, как их пустые взгляды дали дорогу интеллекту, отдались превосходящему существу - волнообразно, внимательно сосредоточились, как кожаная перчатка обретает форму, когда рука наполняет ее своим обликом и видом.

Бледные, вытянутые лица существ преобразились, когда воля Владыки настигла их обвисшие рты и пустые глаза…

“Ты выглядишь… довольно уставшим…,” сказали близнецы марионетки, их тела двигались в унисон. “Я думаю, тебе надо отдохнуть… как считаешь? Присоединяйся к нам. Сдайся. Я обеспечу тебя. Всем, что пожелаешь…”

Чудовище было право: он устал - ох, так сильно, сильно устал - и да, он хотел бы сдаться. Можно? Подумал он. Пожалуйста? Сдаться?

Его глаза наполнились слезами и он почувствовал как подгибаются колени - слегка - как будто человек собирается сесть. “Люди, которых ты любишь - те по которым ты тоскуешь - они живут в моих объятьях…,” сказали посланники близнецы, их послание звучало так заботливо. Так заманчиво, так неоднозначно…

Руки Эфа тряслись, когда он потянулся за оба плеча, сжимая потертые кожаные рукоятки его двух длинных мечей. Он вытащил их ровно, так чтобы не порезать свою оружейную сумку. Возможно, это вставили опиаты, но что-то щелкнуло в глубине его мозга, что-то заставило его представить этих двух чудовищ, самку и самца, как Нору и Фета. Его любовницу и его верного друга, которые теперь плетут заговор против него. Будто они сами пришли за Эфом сюда, пока он рылся в шкафу с лекарствами как наркоман, спалили его в такой стыдный для него момент - за который сами несут прямую ответственность.

“Нет,” сказал он, надломленно хныкая, отвергая Владыку, его голос ломался, даже в этом односложном слове. И вместо того чтобы отбросить эмоции, Эф выпятил их вперед, формируя из них ярость.

“Как желаешь,” сказал Владыка. “Мы с тобой еще увидимся… скоро…”

А потом, воля выпустила охотников. Пыхтя, раздражаясь, звери вернулись, оставив позади позерство, прямые стойки и приземляясь на четвереньки, готовые окружить свою добычу. Эф не дал вампирам шанса обойти себя с фланга. Сначала он бросился прямо на самца с обоими мечами на изготовку. Вампир отскочил от него в последний момент - они были быстры и проворны - но не раньше чем конец меча Эфа полоснул поперек часть его торса. Порез был достаточно глубок, чтобы заставить вампира приземлиться, потеряв равновесие, рана сочилась белой кровью. Стригои редко чувствовали какую-либо телесную боль, но они ее чувствовали, если оружие было из серебра. Существо скорчилось и схватилось за бок.

В этот момент заминки и невнимательности, Эф развернулся и нанес поперечный удар другим мечем на уровне плеч. Этот удар отделил голову от шеи, разрывая ее прямо под челюстью. Рука вампира вздернулась вверх в оборонительном рефлексе прежде чем его туловище рухнуло.

Эф снова развернулся как раз когда самка была в воздухе. Существо неслось на встречу, прыгая на него со своими одинаково когтистыми средними пальцами, готовыми порезать его лицо - но Эф смог отвести ее руки от себя так, что вампирша пролетела мимо и жестко приземлилась возле стены, шлепнувшись об пол. В процессе Эф выронил оба меча. Его руки так ослабли. Ох, да, да, пожалуйста - Я хочу сдаться.

Стигой быстро вскочила на четвереньки, смотря на Эфа снизу, ее глаза впились в него, суррогат Владыки, зловещего вида, который все у него отнял. Ярость Эфа вспыхнула снова. Он быстро вытащил свои крюки и приготовился к столкновению. Вампирша собиралась с силами и Эф двинулся на нее - “бородка” болталась на ее шее, представляя собой идеальную мишень. Он проделывал это действие сотни раз - как рабочий на рыбокомбинате, потрошащий больших тунцов. Один крюк вонзился в глотку за “бородкой” быстро погружаясь и зацепившись за хрящевую трубку, которая размещалась в гортани и выпускала жало. Жестко надавив на нее он заблокировал жало и заставил существо опуститься на колени с поросячьим визгом. Другой крюк соединился с глазницей, а большим пальцем Эф надавил под челюстью, захлопнув рот. Как-то летом, давным-давно, на маленькой речушке севернее, его отец показал ему как ловить змей. “Захлопывай челюсть,” сказал он, “блокируй рот - и она не сможет укусить.” Не все змеи ядовиты, но у многих из них неприятный укус, и достаточно бактерий во рту чтобы причинить много боли. И оказалось что Эф - городской мальчишка Эф - был хорош в ловле змей. Серьезно. Он даже смог это доказать в один прекрасный день, поймав змею на дороге у дома, когда Зак был еще ребенком. Он почувствовал себя супером - героем. Но это было очень давно. Хренлион лет до нашей эры.

А сейчас Эф, слабый и немощный, зацепил мощное, не-мертвое существо, такое горячее на ощупь, полное злобы и жажды. он не был по колено в прохладном калифорнийском ручье и не выходил из своего минивэна чтобы поймать городскую змею. Он был в серьезной опасности. Чувствовал, как мышцы сдают. Как его сила тает. Да… да - Я хотел бы сдаться…

Его слабость придала ему злости. Он подумал обо всех кого потерял - Келли, Нора, Зак, весь мир - и сильно дернул, с диким воплем, разрывая трахею и с хрустом натягивая хрящ. Челюсть щелкнула и сдвинулась под его грязным пальцем в тот же момент. Волна крови и червей выплеснулась наружу и Эф поплясал назад, старательно уворачиваясь от них, покачиваясь как боксер, избегающий своего соперника.

Вампирша вскочила на ноги, скользя по стене с воем, “бородка” и шея рваные и хлюпающие, кровоточащие. Эф замахнулся, вампирша неуклюже отступила на пару шагов, хрипя и завывая, с немного влажным звуком - почти как крякает утка. Он снова замахнулся, и вампирша не купилась на этот раз. Эф стал замахиваться ритмично, тогда она застыла, а потом убежала.

Если бы Эф мог составить свод правил боя, то одним из первых пунктов стал бы: Никогда не догоняй убегающего вампира. Ничего хорошего из этого не выходит. Не было стратегической пользы в преследовании стригоя. Его телепатическая тревога была уже включена. Вампиры развили стратегии скоординированных атак за последние два года. Бегство было либо обманной тактикой, либо прямой хитростью.

И все же, Эф, в своем гневе, сделал то, чего, как он знал, не надо было делать. Он подобрал свои мечи и пустился в погоню, вниз по коридору, к двери с надписью: ЛЕСТНИЦА. Злость и странное желание праведной мести заставили его выбить дверь и пробежать вверх два пролета. Потом вампирша выбежала с лестницы, и Эф последовал за ней, она поскакала по коридору, Эф продолжил погоню, держа в каждой руке по длинному мечу. Вампирша повернула направо, потом налево, вошла на другую лестницу, вбежала вверх на пролет.

Когда Эф устал, здравый смысл вернулся. Он видел ее в дальнем конце коридора и понял что она замедлилась, она его ждала, убеждаясь что Эф может видеть ее, выглядывала из-за угла.

Он остановился. Это не могло быть ловушкой. Он появился в госпитале совсем недавно, у них не было бы времени. Оставалась только одна причина, по которой вампир втянула его в эту бесполезную погоню.

Эф направился в ближайшую тихую комнату и подошел к окну. Стекло было исполосовано масляным черным дождем, город внизу скрывался за грязной рябью стекающей по стеклу воды. Эф вытянулся, прислонившись лбом к стеклу, чтобы разглядеть улицы.

Он видел темные силуэты, в которых различал тела, они выбегали на тротуар из ближайших зданий, заполняя собою улицу внизу. Все больше, со всех углов и изо всех дверей, как пожарные, откликнувшиеся на сигнал тревоги, двигаясь ко вход у в больницу.

Эф попятился. Игра проиграна. В госпитале Бельвю угодил в ловушку один из основателей человеческого Сопротивления доктор Эфраим Гудуэдер.

Нора стояла на углу Парка и Двадцать-девятой, дождь постукивал по капюшону её дождевика. Она знала, что должна продолжать идти, но также ей следовало узнать не преследовали ли её. Иначе, возможность скрыться в тоннелях метро могла стать путём в ловушку.

У вампиров были глаза во всем городе. Ей нужно было выглядеть, как любой другой человек, идущий на работу или домой. Проблема с этим заключалась в ее матери.

- Я велела тебе позвать домовладельца! - сказала мать, стягивая капюшон, чтобы ощутить дождь на лице.

- Мама,- сказала Нора, вновь надевая на нее капюшон.

“Почини этот сломанный душ!”

“Тссс! Тихо! “

Норе следовало продолжать идти. Хоть это и было тяжело для её матери, идти сохраняя тишину. Нора взяла её за талию и прижала ближе когда они ступили на бардюр, в тот-же момент армейский грузовик подъехал к перекрестку. Нора снова сделала ша назад, опуская голову ниже, наблюдая как проезжает машина. Грузовик вел стригой. Нора держала свою мать сильнее, не давая ей идти.

“Когда я увижу этого владельца, ему придётся просить прощения за наши неудобства “

Хорошо еще, что идет дождь. В дождь можно ходить в плаще с капюшоном. От старых и немощных давно избавились. Бесполезным не было места в новом обществе. Будь у нее выбор, Нора никогда бы не осмелилась появиться на людах вместе с матерью.

- Мама, мы можем снова поиграть в тишину?

” Я устала от всего этого. Этот проклятый ливень”.

“Кто сможет быть тихим дольше? Я или ты?”

Нора потянула ее через улицу. Впереди, на столбе, поддерживающем дорожный знак и светофор, висел труп. Выставленные напоказ трупы были обычным делом, особенно вдоль Парк-авеню. Белка на сгорбленном плече трупа сражалась за его щеки с двумя голубями.

Нора была бы рада увести мать подальше от этого зрелища, но та даже не подняла головы. Они свернули и стали спускаться в метро по скользкой лестнице, оставляя грязные маслянистые следы. В подземке мать Норы вновь попыталась стянуть капюшон, но Нора, ругаясь, быстро надела его обратно.

Турникеты были убраны. Зачем-то стоял одинокий автомат по продаже билетов. Виднелась надпись: “ЕСЛИ ВЫ ЧТО-НИБУДЬ ВИДИТЕ, ЧТО-НИБУДЬ СКАЖИТЕ”. Нора вздохнула с облегчением: с другой стороны входа были только два вампира, да и те даже не смотрели в их сторону. Вместе с матерью они спустились к пригородной платформе в надежде, что поезд 4, 5 или 6 придет быстро. Она держала мать за руки, стараясь, чтобы это выглядело естественно.

Жители стояли вокруг них, как и в былые времена. Одни читали книги. Другие слушали музыку на плейерах. Чего не было-это телефонов и газет.

На одном из столбов, к которым прислонились люди, висела старая полицейская листовка с изображением Эфа-копией фотографии с его старого рабочего пропуска. Нора закрыла глаза, молча проклиная его. Из-за него они ждали в морге. Нора это совсем не нравилось, не потому, что она была слишком чувствительной-это было совсем не про нее,- а потому, что они были слишком небезопасно. Гус-бывший гангстер, примкнувший к ним после встречи с Сетракяном и ставший заслуживающим доверия братом по оружию-соорудил себе убежище под землей. Фет был на острове Рузвельта[14], куда она сейчас направлялась.

Типичный Эф. Гениальный и хороший человек, но всегда отстающий на несколько шагов. Всегда догоняющий, всегда где-то в хвосте.

Из-за него она осталась здесь на день дольше. Полная неуместной преданности-и, может быть, вины-она хотела соединиться с ним, узнать его, убедиться, что с ним все в порядке. Стригой зашел в морг с улицы; Нора печатала на одном из компьютером, когда услышала звон разбитого стекла. Ей хватило времени найти мать, спящую в кресле. Нора могла бы убить вампиров, но это раскрыло бы их местоположение и убежища Эфа Владыке. И, в отличие от Эфа, ее беспокоил риск выдать из союз Владыке.

Выдать его Владыке, если точнее. Она уже предала Эфа с Фетом. Предала их союз. Из-за этого она чувствовала себя немного виноватой, однако, увы, Эф всегда отставал на несколько шагов. Происшедшее доказывало это. Она была такой терпеливой с ним-даже излишне терпеливой, особенно в отношении его тяги к выпивке-и сейчас она жила только для себя.

Для себя и ее мамы. Он почувствала, как старушка открыла глаза и потянула руку.

- У меня на лице волос,- сказала ее мама, пытаясь вырваться.

Нора посмотрела на нее. Ничего. Но она притворилась, что увидела прядь и убрала ее, на мгновение отпустив руку мамы.

Но по беспокойству мамы она поняла, что ее уловка не сработала. Старушка попыталась ударить ее. - Щекотно. Отпусти меня!

Нора ощутила, как повернулись одна или две головы и отпустила руку матери. Старушка легко коснулась лица, затем попыталась снять капюшон.

Нора силой вернула его обратно, но растрепанная серебристо-серая прядь уже стала видна.

Она услышала, как рядом кто-то шумно втянул воздух. Нора подавила желание обернуться, пытаясь выглядеть настолько незаметной, насколько возможно. Она слышала шепот или вообразила, что слышит.

Она наклонилась к желтой линии, надеясь увидеть свет поезда.

- Это он!- вскрикнула ее мать. - Родриго! Я вижу тебя! Не притворяйся!

Она выкрикивала имя их домовладельца еще с того времени, как Нора была ребенком. Тощий, как рельс, мужчина, с огромной копной черных волос и такими узкими бедрами, что лучше бы он носил пояс с инструментами, чем надевал его. Мужчина, которого она звала сейчас-темноволосый, но совсем не копия Родриго, каким он был 30 лет назад-внимательно огляделся.

Нора развернула мать в сторону, пытаясь ее утихомирить. Но ее мать повернулась обратно, и ее капюшон сполз с лица, когда она попыталась позвать мнимого домовладельца.

“Мама”, умоляла Нора. “Пожалуйста. Посмотри на меня. Молчи “.

- Как флиртовать со мной, так он тут как тут, а как что-то сделать…

Норе хотелось зажать матери рот рукой. Она закрепила капюшон и отвела ее дальше по платформе, лишь привлекая еще больше внимания. “Мама, пожалуйста. Нас раскроют.”

- Ленивый ублюдок!

Даже если ее мать примут за пьяную, беды не миновать. Алкоголь был под запретом: он портил кровь и вызывал беспорядки.

Нора повернулась, думая о бегстве со станции, и увидела фары, освещающие туннель. - Мама, наш поезд. Тише. Пойдем.

Поезд остановился. Нора ждала у первого вагона. Несколько пассажиров вышли перед тем, как Нора в спешке протолкнула мать внутрь, увидев два сидячих места рядом друг с другом. Поезд 6 довезет их до Пятьдесят девятой улицы за минуты. Она надела маме на голову капюшон и стала ждать закрытия дверей.

Нора заметила, что никто не сел рядом с ними. Оглядев вагон, она увидела, как остальные пассажиры быстро отвернулись. На платформе она заметила юную пару рядом с двумя полицейскими-людьми- из Управления городского транспорта, и они показывали на первый вагон подземки. Показывали на Нору.

- Закрывайте же двери,- молча взмолилась она.

Двери легко скользнули и закрылись с той удивительной эффективностью, которой всегда отличалась Нью-Йоркская подземка. Нора ждала знакомого крена, предвкушая возвращение на свободный от вампиров остров Рузвельта, где она будет ждать возвращение Фета.

Но вагон не сдвинулся с места. Она ждала, посматривая то на пассажиров в другом конце вагона, то на полицейских, идущих вдоль вагона. Позади них шли два вампира, красными глазами смотря на Нору. Замыкала шествие озабоченная парочка, которая показала на Нору и ее мать.

Парочка, видимо, считала, что поступает правильно, следуя новым законам. Или они просто были злобными; все остальные должны были оставить их стариков расе Владыки.

Двери открылись, и люди-полицейские зашли первыми. Даже если она убьет двоих людей, освободит стригоев и выберется со станции, ей придется сделать это одной. Не было шансов сделать это, не принеся в жертву мать-либо арест, либо смерть.

Один из полицейский протянул руку и снял капюшон с матери Норы, открыв ее лицо. - Леди, - сказал он,- вы должны пойти с нами. - Когда Нора не встала с места, он положил ей руку на плечо и крепко сжал его. - Немедленно.

Эф попятился от окна и от вампиров, стягивающихся к госпиталю Бельвю по улице внизу. Он сжался… Ужас вспыхнул где-то в глубине желудка. Все потеряно.

Его первым порывом было продолжить подъем и забраться на крышу, но это была очевидная смерть. Единственным преимуществом крыши была возможность броситься с нее вниз, выбрав смерть вместо вампирского существования.

Спускаться вниз означало прорываться через них. Это было все равно, что вбежать в рой пчел-убийц: его почти наверняка ужалят хотя бы раз, и одного раза окажется вполне достаточно.

Бегство не было выходом. Как и самоубийственный последний бой. Однако он провел достаточно времени в госпиталях, чтобы считать их своей территорией. Это давало ему некоторое преимущество; осталось понять, какое именно.

Он промчался мимо лифта для пациентов, там остановился и вернулся назад к панели управления газом. Аварийный клапан. Он разбил пластиковую крышку и стал бить по нему ножом, пока не услышал резкое шипение.

Он добежал до лестницы, взлетел на один этаж, домчался до газовой панели и повредил и ее. Затем спустился вниз и услышал, как кровососы поднимаются по нижним пролетам лестницы. Никаких кников, поскольку у них не было голоса. Только шлепки смерти от босых ног, пока они взбирались.

Он рискнул быстро проделать то же самое еще на одном этаже. Затем нажал на кнопку ближайшего лифта, однако не стал ждать кабину, побежав искать служебный лифт, который использовался для транспортировки медикаментов и лежачих больных. Он нашел лифты, нажал кнопку вызова и стал ждать.

Адреналин от борьбы за жизнь и от погони добавил заряд в его кровь, который был столь же сладок, сколь и любой искусственный стимулятор, который он мог бы найти. Это, понял он, было лучшее, что он мог бы получить от фармакологии. За время всех этих схваток не на жизнь, а на смерть его рецепторы удовольствия несколько притупились. Слишком много взлетов и слишком много падений.

Двери лифта открылись, и он нажал “-1”, чтобы спуститься в цокольный этаж. Знаки напоминали ему о важности заботы о пациентах и чистых рук. С грязного постера улыбался ребенок, сосущий леденец, подмигивающий и показывающий большой палец. “ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО”, говорил напечатанный идиот. На постере напечатано расписание посещения педиатра миллион лет назад. Эф закинул один из мечей обратно в сумку на спине, наблюдая, как уменьшаются цифры на табло. Лифт резко дернулся и остановился между этажами, в кабине потемнело-застряли. Кошмарный сценарий, однако через мгновение лифт пошатнулся и продолжил движение. Как и всему, что зависело от регулярного технического обслуживания, этой механической повозке нельзя было доверять-если, конечно, у вас был выбор.

Дверь прозвенела и, наконец, открылась, Эф оказался в служебном крыле госпиталя. Носилки с голыми матрацами лежали вдоль стен словно тележки из супермаркета в ожидании покупателей. Огромная тележка стиранного белья стояла под открытым концом лотка вдоль стены.

В углу, на куче тележек с длинными ручками, стояла дюжина или около того раскрашенных в зеленое баллонов с кислородом. Эф работал так быстро, как ему позволяло уставшее тело, заталкивая баллоны в каждый из трех лифтов, по четыре в каждую кабину. Он снял с них металлические наконечники и бил ими по впускным соплам баллонов, пока не услышал успокаивающее шипение выходящего газа. Затем он нажал кнопки верхнего этажа, и все три двери закрылись.

Он вытащил из рюкзака заполненный наполовину баллончик с газом для зажигалок. Его коробка со всепогодными спичками была где-то в кармане пальто. Трясущимися руками он опрокинул тележку с бельем, вывалив полотно перед тремя лифтами, затем со злой усмешкой сжал баллончик с жидкостью для зажигалок, поливая ткань горючей жидкостью. Он чиркнул парой спичек и бросил их на кучу белья, которая загорелась с горячим хлопком. Эф нажал кнопки вызова всех трех лифтов-на цокольном этаже они управлялись отдельно-и побежал, как угорелый, пытаясь найти выход.

Около перекрытой двери выхода он увидел большой щиток с цветными трубами. Он вытащил пожарный топор из стеклянного шкафчика-он был таким тяжелым, таким большим. Несколько раз он ударил по сальникам каждой из трех труб, прикладывая больше веса топора, чем собственных сил, пока газ не начал со свистом выходить наружу. Он бросился через дверь, и вылетел под моросящий дождь, оказавшись в парке среди грязных скамеек и разрушенных переходных дорожек между шоссе Франклина Рузвельта и Ист Ривер. По каким-то причинам все, о чем он мог думать,- это строчка из старого фильма, Юный Франкенштейн: “Могло быть и хуже. Мог быть дождь”. Ох хмыкнул. Они смотрели этот фильм вместе с Заком. Неделями они цитировали друг другу строчки из него. “Там волк… Там замок.”

Он был позади госпиталя. Времени бежать на улицу уже не было. Вместо этого он помчался через небольшой парк, пытаясь убежать как можно дальше от здания.

Когда он добежал до дальнего края, он увидел еще больше вампиров, взбирающихся на откос со стороны Рузвельт Драйв. Все больше убийц, посланных Владыкой. Дождь испарялся на их горячих телах.

Эф побежал к ним, ожидая, что здание позади него может взорваться и исчезнуть в любую секунду. Он ударил по нескольким первым, сбросив их со стены на тротуар внизу-они приземлились на руки и ноги, мгновенно выпрямившись, будто неуязвимые из компьютерных игр. Эф шел по верхнему краю стены в сторону Нью-Йоркского медицинского центра, пытаясь уйти от Бельвю. Прямо перед ним за стену ухватилась рука с длинными когтями и появилось лысое лицо с красными глазами. Эф упал на колени, втолкнув кончик серебряного меча в открытый рот вампира, коснувшись им горла. Он не проткнул вампиру горло, не уничтожил его. Серебряное лезвие жгло его, не позволяя челюстям высвободить жало.

Вампир не мог двигаться. Его покрасневшие глаза уставились на Эфа в смятении и боли.

- Ты меня видишь? - спросил Эф.

Вампир никак не отреагировал. Эф обращался не к нему, а к Владыке, наблюдающему через это существо.

- Ты видишь это?

Он повернул меч, заставляя вампира повернуться к Бельвю. Другие существа уже карабкались на стену, и некторые бежали от госпиталя, обнаружив, что Эф выбрался. У него не было времени. он боялся, что его диверсия не сработала, что газ нашел какой-то безопасный путь из госпиталя.

Эф уставился в глаза Вампира, как будто это был Владыка.

- Верни мне моего сына!

Едва он произнес последнее слово, как здание позади него взлетело на воздух. Эфа бросило вперед. Лезвие меча насквозь проткнуло глотку вампира. Эф упал со стены, зажав рукоять меча, лезвие скользнуло по лицу вампира, когда они оба кувыркнулись и упали.

Эф приземлился на крышу заброшенного автомобиля, одного из многих, выстилающих внутреннюю полосу проезжей части. Вампир врезался в дорогу рядом с ним.

Бедро Эфа приняло на себя тяжесть удара. Через звон в ушах Эф услышал прнзительный свистящий звук и посмотрел вверх в черный дождь. Он увидел что-то похожее на ракету вылетело откуда-то сверху, описало дугу и плюхнулось в реку. Один из баллонов с кислородом.

Кирпичи, как минометные снаряды, тяжело ударяли по дороге. Осколки стекла падали, звеня, словно драгоценные камни среди каплей дождя. Эф прикрыв голову пальто, скользил вниз по разбитой крыше, игнорируя боль в боку.

Когда он встал, он обнаружил два осколка стекла, застрявших в икрах. Он выдернул их. Кровь полилась наружу. Он услышал возбужденный вопль.

В нескольких ярдах от него, на спине лежал изумленный вампир. Из ран на шее вытекала белая кровь. Но он все еще оставался возбужденным и голодным. Кровь эфа действовала на него, как приглашение на ужин.

Эф повернул его лицо, зажав его разбитый, смещенный подбородок, и увидел, как красные глаза посмотрели на него, затем на серебряный кончик его меча.

- Мне нужен мой сын, ты, урод! - прокричал Эф.

И затем он освободил вампира, со злостью отрубив ему голову и прекратив его связь со Владыкой.

Хромающий, истекающий кровью, он снова поднялся. - Зак…, - пробормотал он. - Где ты?

И он начал свой длинный путь домой.

Замок Бельведер, расположенный на северной стороне озера в центральном парке, вдоль семьдесят девятой улицы дороги Трансверт[15], был построен в высоко Викторианско-Готическом стиле в 1869 году Джейкобов Врай Моулдом и Калвертом Ваукс - дизайнерами парка. Всё, что знал Заккари Гудвезер - это то, что он жуткий и холодный, и это было то, что всегда тянуло его: средневековый (как он считал) замок в центре парка в центре города. Будучи ребёнком, он слышал историю об этом замке, что на самом деле это гигантская крепость построенная маленькими троллями для оригинального архитектора города, тёмного лорда по имени Белведере, который жил в катакомбах глубоко под стенами замка, обитающий в замке по ночам и управляя его существами по всему парку.

Это было тогда, когда Зак все еще фантазировал о сверхъестественном и чудесах. Когда ему нужно было мечтать, чтобы избежать скуки в современном мире.

Теперь его грезы стали явью, фантазии стали достижимыми, желания превратились в запросы, а мечты осуществились.

Он стоял в дверях на входе в замок, теперь уже молодой человек, смотря на черный дождь, проливающийся на парк. Дождь барабанил по воде Черепашьего пруда[16], когда-то богатого мерцающими зелеными водорослями, а ныне-грязной черной дыры. Небо над ним было покрыто зловещими тучами, что, надо сказать, стало обычным. Нет синевы в небе-нет синевы в воде. На пару часов в день немного света приникало сквозь беспокойный облачный занавес, достаточно для того, чтобы увидеть плоские крыши окружающего его города и парк, который стал похож на болото Дагобы[17]. Лампы на солнечных батареях не могли впитать энергии, чтобы осветить двадцати-двухчасовую тьму, их свет угасал вскоре после того, как вампиры возвращались из своих укрытий под землей и уходили в тени.

Зак повзрослел и окреп за прошедший год, его голос начал меняться несколько месяцев назад, его подбородок заострился и его тело выросло казалось бы, в одночасье. Его сильные ноги привели его, подняв по лестнице, тонкими спиральными ступенями на второй этаж Природной обсерватории Генри Люс. Вдоль стен и под стеклянными столами остались остатки скелетов животных, перья птиц, и папье-маше птиц, набор деревьев в фанере. Центральный парк когда-то был одним из самых богатых мест наблюдения за птицами, в Соединенных Штатах, но изменение климата закончилась, что, вероятно, навсегда. В первые недели после землетрясения и извержения вулканов, вызванной ядерной детонацией боеголовок, в темном небе зависали птицы. Крики и ор всю ночь. Массовая гибель птиц, крылатые трупы падают с неба вместе с тяжелым черным градом. Также хаотично и отчаянно в воздухе, как это было для людей на земле. Теперь не было больше никаких теплых южных небес для миграции. Днями, земля была буквально покрыта почерневшими крыльями. Крысы жадно пировали над павшими. Мучительное щебетание и улюлюканье перемешивалось с падением града.

Теперь же в отсутствие дождя парк был чист и спокоен, даже на воде не было птиц. Несколько грязных костей и слипшихся перьев лежали в грязи, покрывавшей землю и тротуар. Грязные, со спутавшейся шерсью белки еще иногда скачут по деревьям, но в парке их становится все меньше. Зак посмотрел в один из телескопов - он зажал камешек, размером с 25-центовик в монетоприемнике, поэтому телескоп работал без денег-и все, что он видел,- это туман и мрачный дождь.

Перед тем как пришли вампиры в замке размещалась метеорологическая станция. Большая часть оборудования осталась на остроконечной крыше, а так же в огороженой территории на юге замка. Нью-Йорские радиостанции всегда говорили “Температура в Центральном Парке ….”, и называли цифру, которую они брали с этой обсерватории. Уже июль, может август, который раньше был известен как “собачьи дни” лета, а самая высокая температура, свидетелем которой был Зак в одну из ночей - шестьдесят один градус по Фаренгейту, шестнадцать градусов по Цельсию.

В августе у Зака день рождения. В офисе был календарь двухлетней давности, и он хотел бы подсчитывал дни более аккуратно.Ему уже тринадцать лет? Он чувствовал, что да. Он решил что да, ему тринадцать. Официально тинейджер.

Зак все еще помнил, хоть и с трудом, как одним солнечным днем отец привел его в зоопарк Центрального парка. Они сходили на выставку настоящей живой природы в замке, затем съели Итальянский лед[18], стоя на каменной стене и рассматривая метеорологическое оборудование. Зак помнил, как доверительно рассказал отцу о ребятах в школе, периодически отпускающих шуточки по поводу его фамилии, Гудвезер[19], говоря, что Зак обязательно станет метеорологом, когда вырастет.

- Кем ты хочешь стать? - спросил его отец.

“Смотрителем зоопарка” - ответил Зак. “И, возможно, мотогонщиком.”

- Замечательно, - сказал отец, и они выкинули бумажные стаканчики в урну и отправились на концерт. Вечером, после замечательного дня, отец и сын пообещали друг другу повторить прогулку. Но этого уже не случилось. Как и многие другие обещания в истории Зака-Эфа, это осталось невыполненным.

Воспоминание, которое сейчас походило на мечты — если когда-либо существовало вообще. Его папа был давно в прошлом, мертвый наряду с профессором Сетрикяном и остальными. В другое время, услышав взрыв где-нибудь в городе или увидев большой шлейф дыма или пыли, поднимающийся в дождь он бы удивился. Были люди, все еще сопротивляющиеся неизбежности. Это заставило Зака вспомнить о енотах, которые пристали к его семье в Рождественский отпуск, совершая набеги на их мусор независимо от того, что папа сделал, чтобы защитить его. Это было похоже на это. Неприятность, более того.

Зак оставил заплесневелую выставку и пошел назад вниз по лестнице. Владыка сделал для него комнату, которую Зак смоделировал на примере своей старой спальни дома. За исключением того, что в его старой спальне не было видео дисплея размером со стену взятым с ЕСПН зоны Таймс Сквер. Или машины Пепси или всех полок магазина комиксов. Зак пнул игровой джойстик, который лежал на полу, опускаясь на одно из шикарных кожаных стульев со стадиона “Янки”, место за тысячу долларов позади домашней базы. Иногда детей привозили на матчи, или он играл в них онлайн на выделенном сервере, но Зак, почти всегда выигрывал. Все остальное было из опыта. Доминирование может быть скучным, особенно, когда не производятся новые игры.

Сначала, в замке было ужасно. Он слышал все истории о Владыке. Он всё ждал, что будет превращен в вампира, как его мама, но это не произошло. Почему? Ему никто не объяснил причины, а он никогда не спрашивал. Он был гостем и как единственный человек почти знаменитостью. За эти два года,с тех пор как Зак стал гостем Владыки, никакого другого человека не допустили в замок Бельведер или в какой-либо прилегающее здание. То, что поначалу выглядело как похищение, постепенно, с течением времени, как выбор. Как призвание. Как будто для него было зарезервировано специальное место в этом новом мире.

Зак был избран, в отличии от всех остальных. Он не знал за что. Все, что он знал, было то, что существо, которое дало эту привилегию был абсолютным правителем нового Доминиона. И, по какой-то причине он хотел, что бы Зак был на его стороне

Истории, которые Заку расказывали о грозном великане, безжалостным убийце, и воплощение зла-были явными преувеличениями. Во-первых, Владыка был среднего роста. Для древнего существа, он казался почти юношей. Его черные глаза были пронзительные, такие, что Зак безусловно, может увидеть потенциал для страха, если кто-то впадет к нему в немилость. Но для такого столь удачного как Зак, кто имел возможность рассмотреть их непосредственно — была видна глубина и темнота, которая превысила человечество, мудрость, которая ушла назад в течение времени, интеллект, подключенный к высшей сфере. Владыка был лидером, командуя обширными кланами вампиров по всем городам в мире, армии существ, отвечали на его телепатические требования из его престола в замке в болотистом центре Нью-Йорка.

Владыка был существом, обладающим настоящей магией. Дьявольской магией, но это была единственная настоящая магия, которую Зак когда-либо видел. Понятия добра и зла стали весьма зыбкими. Мир изменился. Ночь стала днем. Земля стала небом. Владыка был свидетельством наличия высших сил. Сверхчеловеком. Божеством. Его могущество было колоссальным.

Взять хотя бы астму Зака. Качество воздуха при новом климате сильно ухудшилось, благодаря застою, повышенным показаниям озона, и рециркуляции твёрдых частиц. С большими тучами покрывающих всё как грязное одеяло, погода пострадала, а океанские бризы делали не много, чтобы освежить городской воздух. Плесень росла и споры распространялись.

Но тем не менее, Зак был в порядке. Даже лучше, чем в порядке: его лёгкие были чисты, и он дышал без свиста и затруднения. По правде говоря, у него небыло ничего похожего на приступы астмы всё то время, что он находился с Владыкой. Прошло два года с тех пор, как он пользовался ингалятором, потому, что он ему больше не нужен.

Его дыхательная система полностью зависели от вещества с более магическим эффектом, чем альбутерол или преднизолон. Небольшие, белые капли крови Владыки - вводились орально, каждую неделю, из проколотого пальца Владыки на жаждущий язык Зака - отчищали его лёгкие, позволяя дышать ему свободно.

То, что сначала казалось странным и отвратительным, теперь стало подарком: молочно-белая кровь с его слабым электрическим зарядом и вкусом меди, и горячего камфора. Противнее медикаментов на вкус, но эффект был чудесным. Любой астматик отдаст всё, чтобы больше никогда не чувствовать удушающую панику при приступах астмы.

Употребление крови не делало Зака вампиром. Владыка не позволял червякам попадать на его язык. Единственное чего желал Владыка - видеть Зака здоровым и в комфорте. И главным источником привязанности Зака и трепетного отношения Владыки была не сила Владыки, а дарованная Владыкой сила . В некотором роде Зак был особенным. Он был другим, отличался от большинства людей. Владыка выделил его за внимательность. Владыка, за неимением лучшего термина, подружился с ним.

Вот зоопарк. Когда Зак услышал, что Владыка собирается закрыть его навсегда, он запротестовал. Владыка решил отказаться от этой идеи, ради того, чтобы передать весь зоопарк Заку, но при одном условии: Зак должен присматривать за ним. Должен кормить животных и чистить клетки, сам. Зак ухватился за этот шанс, и Зоопарк Центрального Парка стал его. Как то так. (Ему так же достались и карусели, но карусели для малышей; он помог снести их.) Владыка мог исполнять желания как джин.

Конечно, Зак не догадывался сколько будет работы, но он старался как мог. Изменившаяся атмосфера загубила большинство животных быстро, включая красную панду и почти всех птиц, делая его работу гораздо проще. Тем не менее, без напоминаний он всё увеличивал и увеличивал интервалы кормления.Его очаровало то, как некоторые животные восстали друг против друга, и млекопитающие и рептилии. Большой снежный барс был любимцем Зака, но и животным, которого он боялся больше всего. Так что леопард кормился более регулярно: для начала большие куски мяса, которые через день доставляли грузовики. И вот однажды - живой козёл. Зак завёл его в клетку и спрятался за деревом наблюдая как леопард преследовал свою добычу. Затем овца. Затем оленёнок. Но со временем зоопарк пришёл в негодность, клетки были полны выделениями животных, которые Зак устал убирать. Со временем он начал бояться зоопарка, и всё больше и больше игнорировал свои обязанности. Иногда ночью он слышал крики животных, но никогда крик снежного барса.

После того, как прошла большая часть года, Зак пришёл к Владыке и пожаловался, что работы для него слишком много.

Тогда он будет заброшен. А животные уничтожены.

“Я не хочу, чтобы они были уничтожены. Я просто … не хочу заботиться о них больше. Вы можете заставить любого из вашего вида это делать, и они никогда не будут жаловаться. “

Ты хочешь держать его открытым только для Вашего удовольствия.

“Да”. Зак попросил больше интересных вещей и всегда их получал. “Почему нет?”

При одном условии.

“Хорошо”.

Я наблюдал за тобой и барсом.

“Правда?”

Наблюдал как ты кормил его другими животными, которых он преследовал и пожирал. Его ловкость и красота привлекают тебя. Но его сила пугает.

“Я думаю”.

Кроме того, я видел, как ты позволяешь другим животным голодать.

Зак начал протестовать. “Тут слишком много животных, чтобы заботиться…”

Я видел, как ты натравливаешь их друг на друга. Это вполне нормально, твоё любопытство. Смотреть как низшие виды ведут себя при стрессе. Удивительно, не так ли? Смотреть ка кони бурятся за выживание…

Зак не знал, должен ли он признаться в этом.

Животные твои, делай с ними что хочешь. Это касается и барса.Ты отвечаешь за его жильё и режим кормления. Ты не должен бояться его.

“Ну…я не боюсь. Правда.”

Тогда…почему бы тебе не убить его?

“Что?”

Ты никогда не задумывался, каково это - убить такое животное?

“Убить его? Убить леопарда?”

Тебе стало скучно смотреть за зоопарком потому, что это искусственно, неестественно. Твои инстинкты правильны, но методы ошибочны. Ты хотел владеть этими примитивными существами. Но они не значительны для сохранения. Слишком много сил. Слишком много гордости. Существует только один настоящий способ укротить дикое животное. Сделать его своим.

“Убить его”.

Справься с этой задачей сам, и я вознагражу тебя тем, что твой зоопарк останется открытым, животных будут кормить и заботиться о них, избавляя тебя от лишних обязанностей.

“Я… Я не могу”.

Потому, что он красив или потому, что ты боишься его?

“Просто…потому.”

Что за вещь, в которой я отказал тебе? Одна вещь, которую ты просил и я отказал?

“Заряженное оружие”

Я буду следить за тем, чтобы винтовка использовалась в пределах зоопарка. Решение остаётся за тобой… Я хочу, чтобы ты сделал выбор…

Так Зак на следующий день пошёл в зоопарк, чтобы подержать заряженное оружие. Он нашёл его на столе возле входа, совсем новое, небольшое, рукоять из грецкого ореха и прицелом. Весило оно всего семь фунтов. Он бережно нёс оружие по зоопарку, выбирая различные цели. Он хотел пострелять, но не был уверен в количестве патронов. Это была винтовка с затвором, но он не был на 100 процентов уверен, что сможет перезарядить её, даже если и будет больше патронов. Он прицелился в вывеску “ТУАЛЕТЫ” и положил палец на курок, не сильно нажал на него, и оружие подпрыгнуло у него в руках. Приклад ружья ударил его в плечо, отдача толкнула его назад. В вывеске была большая трещина. Он вздохнул и увидел тонкий дымок, выходящий из ствола. Он посмотрел на вывеску и увидел в ней отверстие, проделанное в букве Е.

Зак тренировался в прицеливании несколько следующих дней, используя изысканные, бронзовые изображения животных в декоративных часах. Часы всё ещё проигрывали музыку каждые пол часа. Когда фигурки начинали свои движения по круговой дорожке, Зак целился в гиппопотама играющего на скрипке. Первые два раза он промахнулся, В третий раз он попал в козла играющего на трубе. Расстроенный, Зак перезаряжался и ждал ещё одного захода, сидя на соседней скамейке пока сирены из далека убаюкивали его. Бой часов разбудил его через тридцать минут. Три выстрела в гиппопотама, и он отчётливо слышал один рикошет от бронзовой фигурки. Два дня спустя, козёл потерял часть своих двух труб, а пингвин потерял часть голени. Зак теперь мог стрелять по фигуркам быстро и точно. Он понял, что готов.

Среда обитания барса состояла из водопада с берёзой и бамбукового леса, всё окружено прочной стальной сеткой. Местность внутри была крутой, с туннеле-образными трубами врезанными в склон, ведущими к территории со стеклом для посетителей.

Снежный барс стоял на скале и смотрел на Зака, связывая появление мальчика со временем кормления. Чёрный дождь запачкал его шкуру, но животное всё ещё выглядело величественным. Четыре фута в длину, она могла прыгнуть на сорок или пятьдесят футов, если требовалось, когда она преследует добычу.

Она мерила шагами скалу, рыская по кругу. Винтовочный выстрел отбросил ее. Почему Владыка хотел, чтобы Зак убил ее? Для чего это нужно? Это выглядело, как жертвоприношение, словно Заку приказали убить самое смелое животное, чтобы другие могли выжить.

Он был шокирован, когда она подошла к сетке и обнажила свои зубы. Она была голодна и разочарована тем, что не чувствует запаха еды, а так же встревожена выстрелом - хотя Заку казалось, что это не так. Он отскочил, прежде чем снова убедил себя прицелиться в снежного барса, отвечая на её низкое, пугающее рычание. Она прошла по узкому кругу, не спуская глаз с него. Она была прожорливая, и Зак понял, что она пойду за едой даже если еда убежит, она сожрёт руку, которая кормила её без раздумий. Она возьмёт если будет необходимо. Она нападёт.

Владыка был прав. Он боялся барса, и боялся сильно. Но кто из них был смотрителем, а кто тот, за кем смотрели? Разве Зак не работал на неё, регулярно кормя все эти месяцы? Он был её зверем настолько же, на сколько и она его. И вдруг, с винтовкой в руках, эта договорённость закончилась.

Он ненавидел её высокомерие, её волю. Он обошёл заграждение, снежный барс следовал за ним по другую сторону заграждения. Зак зашёл в зону кормления, глядя через маленькое окошко, через которое он бросал барсу мясо и заводил скот. Глубокое дыхание Зака, казалось, заполняло всё комнату. Он пролез в откидную дверь, которая захлопнулась сразу за ним.

Он никогда ранее не был в вольере барса. Он посмотрел на высоко натянутый тент. Множество костей различных размеров лежало возле него на земле, остатки прошлых приёмов пищи.

Он фантазировал, что передвигается в лесу и преследует кота, смотря ему в глаза, решая, нажать на курок или нет. Но звук закрывающейся двери был равен призыву на обед, и тогда снежный барс начал красться вокруг валуна, чтобы оградить свою пищу от посетителей.

Барс остановился, удивившись увидев Зака внутри. На этот раз между ними не было никакой сетки. Она опустила голову, как будто пытаясь понять необычный поворот событий, и Зак увидел, Что совершил ужасную ошибку. Он вскинул винтовку и выстрелил без прицела. Ничего не произошло. Он выстрелил ещё раз. Снова ничего.

Он потянул руку к затвору и передёрнул его. Он нажал на курок и ружьё дёрнулось в его руках. Он снова передёрнул затвор, отчаянно, и снова нажал на курок, и доклад был единственное вещью, который как звон достиг его ушей. Он стрелял ещё и ещё, ружьё продолжало дёргаться в его руках. Ещё раз, и ружьё оказалось пустым. Ещё раз, и по прежнему пусто.

Он успокоился только тогда, когда увидел барса лежащего перед ним. Он подошёл в животному, увидев красные пятна на его шкуре. Глаза животного были закрыты, мощные конечности неподвижны.

Зак взобрался на валун и сидел там с пустой винтовкой на руках. Охваченный эмоциями, он вздрогнул и заплакал. Он чувствовал одновременно и торжество победы и печаль поражения. Он посмотрел на свой зоопарк из вольера. Начался дождь.

После случившегося ситуация для Зака начала меняться. Его винтовка произвела всего четыре выстрела, и через некоторое время он вернулся в свой зоопарк для ежедневной стрельбы: больше по знакам, скамейкам, зданиям. Он начал идти на больший риск. Он ездил по грязи на велосипеде вдоль старых маршрутов для бега трусцой в парке, вокруг по Большой лужайке, ездил на велосипеде по пустым улицам Центрального парка, мимо сморщенных остатков висящих трупов или пепла погребальных костров. Когда он ездил ночью, он любил, чтобы фары были выключены. Это было захватывающе, магические приключения. Защищённый Владыкой, он не чувствовал страха.

Он по прежнему чувствовал присутствие матери. Их связь, была сильной даже после ее превращения, со временем поблекла. Существо, которое когда-то было Келли Гудуэдер сегодня едва ли походила на человеческую женщину, которая была его матерью. Ее голова была лысая, грязная, губы, тонкие без намека на розовый цвет губы. Мягкие хрящи носа и ушей деформировались в рудиментарные наросты. Свободная, рваная плоть свисала с ее шеи и зарождающийся кровавый подбородок колыхался когда она поворачивала голову. Ее грудь была плоской, высушенная грудь, руки и ноги были покрыты затвердевшей грязью, такой, что проливной дождь не мог её смыть. Ее глаза были чёрными шарами плавающими на темно-красном ложе, чрезвычайно безжизненные … за редким исключением, иногда, возможно только в воображении Зака теперь, он видел то, что ему казалось, могло было быть мерцанием узнавания, рефлективным для матери, которой она когда то была. Это не было эмоцией или выражением, а скорее как некая тень падала на её лицо, больше похожее на затемнение ее природы вампира, чем раскрытие ее бывшего человеческого ” я”. Мимолетные моменты, со временем все более редкие — но они были. Больше психологически, чем физически, мать его осталась на периферии его новой жизни.

Заскучав, Зак потянул за ручку на торговом автомате и батончик Милки Вэй упал в ящик. Он съел его, пока возвращался на первый этаж, затем вышел наружу, выискивая неприятности, в которые можно попасть. Как будто по команде, мать Зака полезла на верх, по отвесной скале, лежащей в основании замка. Она делала это с ловкостью кошки, без напряжения взбираясь по мокрому сланцу, казалось, ее босые ноги и когтистые руки движутся от камня к камню так, как будто она уже тысячу раз поднималась этим путём. Поднявшись наверх, она легко спрыгнула на дорожку, два паукообразных щупальца следовали за ней, то и дело подпрыгивая на всех своих четырёх конечностях.

Когда она приблизилась к Заку, прятавшемуся в дверном проеме от дождя, даже через накопленную грязь он видел, что ее подбородок был красный и наполнен жидкостью. Это означало, что она недавно кормилась.

“Хороший был ужин, Мам?” - спросил он, вызывающе. Чудовище, которое когда-то было его матерью смотрело на него пустыми глазами. Каждый раз, когда он видел ее, он чувствовал противоречивые импульсы: отвращения и любви. Изредка она следовала за ним по 4 часа за раз, держась на расстоянии, как бдительный волк. Однажды, он гладил ее волосы, а потом молча плакал.

Она вошла в замок, не взглянув Заку в лицо. Ее мокрые руки-щупальца и ноги оставляли грязные следы на каменном полу. Зак посмотрел на нее и сквозь искаженные мутацией в вампира черты лица на мгновение показались черты матери. Но, так же сразу, иллюзия разбилась, память испачканная этим вездесущим монстром, которого он не мог не любить. Все остальное, что у него когда-либо было исчезло. Это все Зак потерял: сломанная кукла составила ему компанию.

Зак почувствовал тепло наполнившее оживлением замок, пребывавший в стремительном движении. Легкий шепот проникал Заку в голову, Владыка вернулся. Он наблюдал, как его мать поднялась по лестнице на верхние этажи и последовал за ней желая посмотреть из-за чего волнение.

Владыка однажды понял голос Бога. Он однажды познал его в себе, и для него это была слабая имитация состояния благодати. Он было, в конце концов, существом одного ума и множества глаз, видя все сразу, обрабатывая все это, испытывая при этом множество голосов своих подданных. И, подобно Богу, голос Владыки был концертом потока и противоречия — он нес бриз и ураган, затишье и гром, поднимаясь и исчезая с закатом и рассветом…

Но масштаб голоса Бога охватил все это — не землю, не континенты, но целый мир. И Владыка мог только засвидетельствовать его, при этом не находя в нем полного смысла.

Это, подумал он, в миллионный раз, и значит выпасть из благодати….

И тем не менее, на том стоял Владыка: контроль планеты посредством наблюдения за ее выводками. Многочисленные источники ввода, одного центрального разведывательного управления. В голове Владыки закидывались сети наблюдения по всему земному шару. Сжимая планету Земля в кулак тысячью пальцев.

Гудвезер только что освободил семнадцать рабов в результате взрыва в здании больницы. Семнадцать потеряно, но их вскоре будет заменено; арифметика инфекции имеет первостепенное значение для Владыки.

Щупальца продолжали поиски беглого доктора, ища его экстрасенсорный запах. Пока что результата это не приносило. Но в своей окончательной победе, в великой шахматной партии Владыка не сомневался, все шло к ее окончанию, за исключением того, что его противник упорно отказывался признать поражение — оставляя Владыке нудную работу по погоне за оставшейся частью.

Фактически, сам Гудвезер не был заключительной частью, в отличие от книги Occido Lumen, единственного сохранившегося издания проклятого текста. В нем содержались подробности происхождения Владыки и Древних, а также указания о смерти Владыки - место его происхождения - если знать где искать.

К счастью, нынешние обладатели книги были неграмотным рогатым скотом. Том был украден на аукционе старым профессором Абрахамом Сетрэкиэном, в то время единственным человеком на земле со знанием, необходимым, для расшифровки тома и его сокровенных тайн. Однако старый профессор имел слишком мало времени, для анализа Lumenа перед смертью. И в то короткое время, что Владыка и Сетрэкиэн были связаны через владение - в те драгоценные моменты, между превращением старого профессора и его уничтожением - Владыка узнал, через их общий интеллект, каждую каплю знания профессора, почерпнутую им из серебряного тома.

Все - и все же этого было не достаточно. Местоположение происхождения Владельца — легендарное “Черное Место” — было все еще неизвестно Сетрэкиэну во время его превращения. Это было неприятно, но также оказалось, что его верная группа сторонников не знала этого местоположения. Знания Сетрэкиэном фольклора и истории темных кланов были непревзойденными среди людей и, как погасшее пламя, умерли вместе с ним.

Владыка был уверен в том, что даже с проклятой книгой в руках, последователи Сетрэкиэна не могли расшифровать тайну книги. Но Владыке нужны были координаты самому, чтобы вечно гарантировать свою безопасность. Только дурак оставляет любое важное дело на самотек.

В тот момент владея, уникальной психологической близостью с Сетрэкиэном, Владыка также изучил личности co-заговорщиков Сетрэкиэна. Украинец, Василий Фет. Нора Мартинес и Огастин Элизальде.

Но ни один не был более привлекательным для Владыки, чем тот, чью личность Владыка уже знал: доктор Эфраим Гудвизер. То, что Владыка не знал, и что стало неожиданностью, было то, что Сетрэкиэн считал Гудвизера самым сильным звеном среди них. Даже учитывая очевидные слабые места Гудвизера — его темперамент и утрату его бывшей жены и его сына — Сетрэкиэн полагал, что он был абсолютно неподкупен.

Владыка, не был склонным к удивлению. Существующий в течение многих веков, он прохладно относился к открытиям, но это одно беспокоило Владыку. Как это могло быть? С большой неохотой Владыка признал, что имел высокое мнение о суждениях Сетрэкиэна — как для человека. Как и в случае с Lumen, интерес Владыки Гудвизером началось как простое отвлечение.

Отвлечение стало преследованием.

Преследование было теперь навязчивой идеей. Иногда на это уходило всего несколько минут, иногда дни, а иногда и десятилетия, но Владыка всегда в конце концов всегда побеждал. Для него это было, как игра в шахматы. Его время было гораздо шире, чем у них, его ум был более подготовленный — он был лишен пустых иллюзий или надежд.

Это было тем, что привело Владыку к потомству Гудвизера. Это и было первоначальной причиной по которой Владыка не обратил мальчика. Владыка успокаивал дискомфорт в легких мальчика с каждым снижением его драгоценной крови приблизительно один раз в неделю - что также имело эффект, позволяющий Владыке вглядываться в пылкий и гибкий ум мальчика.

Мальчик откликнулся на власть Владыки. И Владыка использовал это, привлекая мальчика мысленно. Извращая его наивные представления о божественности. После периода страха и отвращения, к мальчику, с помощью Владыки, пришло чувство восхищения и уважения. Его постоянные мысли об отце сжались как облученная опухоль. Молодой ум мальчика был покладистым комком теста, который Владыка продолжал месить.

Готовя его к восхождению.

Владыка как правило встречал такие субъекты в конце процесса развития. Тут у Владыки появилась необычная возможность для участия в процессе развития суррогатного сына предположительно нетленного. Владыка смог испытать этот упадок непосредственно через мальчика, благодаря связи от кормления кровью. Владыка почувствовал противоречия мальчика, когда стоял перед снежным барсом, чувствовал его страх, чувствовал его радость. Никогда прежде Владыка не хотел сохранять кому-то жизнь; и никогда не хотел оставить их человеком. Владыка уже решил: это будет следующее тело для обитания. Помня это, Владыка по сути готовил молодого Закари. Он усвоил никогда не использовать тела моложе тринадцати лет. В физическом плане преимущества включали неиссякаемую энергию, новые суставы и эластичные мышцы, требующих минимального ухода. Но и минусы были в том, что тело было более слабое, имело более хрупкую структуру и ограниченную силу. Впрочем, сейчас Владыке не требовались огромные размеры и сила - как это было с Сарду, гигантское тело, внутри которого он путешествовал в Нью-Йорк, от которого Владыке пришлось избавиться после того, как оно было отравлено Сетрэкиэном — ему также не требовалось чрезвычайной физической привлекательности и соблазнительности, как в случае с Боливаром. Он будет ждать его… То, что Владыка искал для будущего, был комфорт.

Владыка имел возможность рассматривать себя через глаза Закари. Тело Боливара служило Владыке умело, и было интересно отметить ответ мальчика на его внешний арест. Он был, в конце концов, магнитным присутствием. Исполнителем. Звездой. Это, в сочетании с темными талантами Владыки, оказалось непреодолимым для молодого человека.

И то же самое можно было сказать наоборот. Владыка сообщал Закари вещи, не из разряда нежностей, а в стиле старший - младшему. Диалог подобный этому был для него редкостью. В конце концов, ему приходилось общаться на протяжении многих веков с самыми ожесточенными и безжалостными душами. При этом подчиняя их своей воле. В конкурсе жестокости, он не знал себе равных.

Но энергия Зака была чиста, его сущность была очень похожа на его отца. Идеальный источник для изучения и заражения. Все это вызывало любопытство Владыки насчет юного Гудвизера. Владыка на протяжении веков, усовершенствовал технику чтения людей, не только с помощью невербальной коммуникации — то есть «говорить» — но даже и при полном молчании. Бихевиорист может предвидеть или обнаружить ложь, при помощи увиденных им микро-жестов. Владыка мог предвидеть ложь в два раза быстрее, даже прежде, чем она происходила. Не то, что бы его волновала мораль, один путь или другой. Но обнаружить правду или ложь в соглашении были жизненно важно для него. Это означало доступ или его отсутствие — сотрудничество или опасность. Люди были насекомые для Владыки, а он энтомолог среди них. Эта дисциплина потеряла все очарование для Владыка тысячи лет назад и до сих пор. Чем больше Закари Гудвизеэр пытался скрывать вещи, тем больше Владыка мог вытянуть из него. И через молодого Гудвизера, Владыка накапливал информацию об Эфраиме. Любопытное имя. Второй сын Иосифа и Асенефы, однажды посещенной ангелом. Эфраим, известен только его потомству — потерялся в Библии, не имея личности или цели. Владыка улыбнулся.

Таким образом, поиск продвигался в двух направлениях: для Lumen, в которой содержалась тайна Черного Места на его серебряных страницах, и для Эфраима Гудвизера.

Много раз, Владыке приходило в голову, что он мог бы получить оба приза одновременно.

Владыка был убежден, что Черное Место было рядом под рукой. Все подсказки указали, что это было так — эти самые подсказки, которые привели его сюда. Пророчество, которое вынудило его пересечь океан. И тем не менее, из-за осторожности, его рабы продолжали свои раскопки и в отдаленных частях мира, чтобы посмотреть, могли ли они найти его в другом месте.

Черные Утесы Негрила. Горная цепь Блэк-Хилс в Южной Дакоте. Месторождения нефти в Пуэнт-Нуаре, на западном побережье республики Конго.

В то же время Владыка почти достиг полного ядерного разоружения во всем мире. Взяв непосредственный контроль над вооруженными силами мира через направленное распространение вампиризма среди пехоты и офицеров командования, он теперь имел доступ к большей части мировых запасов. Окружение и устранение вооружения государств-изгоев, а также так называемого свободного ядерного оружия, заняли бы еще некоторое время, но конец был близок.

Владыка смотрел в каждый уголок своей Земной фермы и был доволен.

Владыка потянулся за посохом Сетракяна с головой волка, тем который нес вампир охотник. Трость когда-то принадлежала Сарду и была переделана, для вставки серебряного лезвия, когда трость открывалась. Сейчас это было не что иное как трофей, символ победы Владыки. Символическое количество серебра в серебряной ручке не беспокоило Владыку, хотя он проявлял большое внимание, чтобы не коснуться головы декоративного волка.

Владыка принес его в башню замка, самую высокую точку в парке, и вышел наружу в маслянистый дождь. За тонкими верхними ветвями оголенных крон деревьев, сквозь густую дымку тумана и тяжелого загрязнения воздуха, стояли грязные серые здания, Ист-Сайда и Вест-Сайда. В его тепло-чувствительных глазах ярко запечатлелись, тысячи и тысячи пустых окон смущенно смотревшие, как холодные, мертвые глаза павших свидетелей. Темное небо волновалось на верху, низвергая грязь на поверженный город.

Ниже Владыки, образуя дугу вокруг пьедестала стоявшего на скальном основании, стояли двадцать сильных хранителей замка. За ними, в ответ на мысленный вызова Владыки, на пятидесяти пяти акрах Большой лужайки собралось море вампиров, каждый с устремленными вверх черно-лунными глазами.

Нет веселья. Нет салюта. Нет ликования.Тихое и спокойное собрание; молчаливая армия, ждущая своих приказов.

Келли Гудуэдер появилась на стороне Владыки, и, рядом с ней, мальчик Гудуэдер. Келли Гудуэдер была вызвана; мальчик подошел из чистого любопытства.

Указание Владыки, появились в голове у каждого вампира.

Гудуэдер

Ответа на вызов Владыки не было. Единственным ответом было бы действие. В свое время, он убьет Гудуэдера, сначала его душу, а затем и его тело. Он будет переживать невыносимые страдания.

Он бы убедился в этом

До его переименования в конце двадцатого века, запланированным обществом, Остров Рузвельта был домом для пенитенциарной системы города, его сумасшедшим домом, его больницей для больных оспой, и был ранее известен как остров благополучия.

Остров Рузвельта всегда был домом для изгоев Нью-Йорка. Фет был таким сейчас.

Он решил, что предпочитает жить в изоляции на этом узком, длинной в милю острове, посреди Ист-Ривер, чем проживать в городе разрушенном вампирами или зараженных районах. Он не смог бы жить в оккупированном Нью-Йорке. Очевидно, боящийся реки стригой мог решить, что этот небольшой спутник острова Манхэттена бесполезен, и таким образом, вскоре после захвата они очистили остров от всех жителей и подожгли его. Кабели к трамваю на Пятьдесят девятой улице были обрезаны, и Мост острова Рузвельта был разрушен на месте остановки в Куинсе. Метро линии F все еще проходило через остров ниже реки, но станция Острова Рузвельта была навсегда замурована.

Но Фет знал другой путь в от подводного тоннеля до географического центра острова. Тоннель построенный, для обслуживания необычной системы труб пневмопочты островного сообщества сбора мусора и отходов. Большая часть острова, включая его некогда высокие жилые дома, с великолепным видом на Манхэттен, была в руинах. Но Фет нашел несколько не разрушенных помещений в роскошном жилом комплексе построенным вокруг Октагона, раньше главное здание старого сумасшедшего дома. Там, хорошо спрятанный среди разрушения, он заблокировал верхние разрушенные этажи этажи и поселился в четырёх комнатах на нижнем этаже. Вода и электрические трубы под рекой не были разрушены, однажды сеть района была отремонтирована, у Фета была еда и питьевая вода.

Под покрытием дневного света контрабандисты высадили Фета и Российскую ядерную бомбу в северном конце острова. Он вытащил тележку на колесах из хозяйственного магазина, которую спрятал в больничном сарае около скалистой береговой линии и покатил оружие, его рюкзак и маленький кулек Пенополистирола под дождем в своё укрытие.

Он был очень рад видеть Нору, даже немного закружилась голова. Это случится на обратном пути. Кроме того, она была единственной, кто знал, что он встречался с Русскими, и поэтому он прибыл со своим большим призом на буксире, как мальчишка со школьным трофеем. Его чувство выполненного долга было усилено волнением и энтузиазмом, он знал, что она ему покажет.

Однако, когда он подошел к обугленной двери, которая вела внутрь в его скрытого подземного убежища, он нашел, что дверь была приоткрыта на несколько дюймов. Нора Мартинес никогда бы не сделала такой ошибки. Фет быстро достал меч из сумки. Он должен был втащить телегу внутрь, что бы спрятать её от дождя. Он оставил её в поврежденной огнем прихожей и спустился с частично расплавленного лестничного пролета.

Он вошел в открытую дверь. Его убежище не требовало большой безопасности, потому что было хорошо спрятано и потому что, кроме редкого морского контрабандиста, рискующего проехать вдоль внутренней части Манхэттена, почти, никто и никогда больше не ступал на остров.

Запасная кухня была свободной. Фет жил в основном на закусках, сворованной и запасенной в первые месяцы осады, крекеры, мюсли, бисквиты у которых или подходил или уже прошел срок годности. Вопреки широко распространенному мнению, они не станут несъедобными. Он боялся, что пламя не достаточно горячее, что бы безопасно приготовить рыбу.

Он двинулся через спальню после быстрой проверки туалетов. Матрас на полу, ему был очень хорошо с ним, пока возможность приезда Норы с ночевкой, не заставила его охотиться за каркасом кровати. Запасная ванная, где Фет держал оборудование для охоты на крыс, которое он спас из своего старого магазина электроники на Флэтленде, несколько инструментов его бывшего призвания, с которым он был неспособен расстаться, иначе чувствовал пустоту.

Фет нырнул через отверстие, которое было пробито мощным ударом, в следующую комнату, которую он использовал для изучения. В Комнате были книжные полки и сложенная в картонные коробки библиотека Сетрэкиэна и письма лежащие вокруг кожаного дивана под низко висящей настольной лампой.

Около в двух часов в круглой комнате стояла крепко сложенная фигура в капюшоне более шести футов ростом. Его лицо утонуло в черном хлопковом капюшоне, но глаза были видны, они были пронзительные и красные. В его бледных руках был ноутбук, заполненный мелким шрифтом записями Сетрэкиэна.

Он был Стригоем. Но он был одет. На нем были брюки и ботинки в дополнение к капюшону.

Он посмотрел на остальную часть комнаты, ожидая засаду.

Я один.

Стригой вложил голос непосредственно в голову Фета. Фет снова посмотрел на ноутбук в руках. Это было убежище Фета. Этот вампир вторгся в него. Он легко мог уничтожить его. Потери были бы катастрофическими.

- Где Нора?” спросил Фет, а потом побежал на стригоя, извлекая меч из ножен, так быстро, как человек с габаритами Фета может двигаться. Но вампир ускользнул от него, и толкнул на землю. Фет взревел от ярости и попытался побороть своего соперника, но что бы он ни делал, стригой блокировал его и сокрушительными движениями обездвижил Фета - причиняя боль достаточно просто.

Я пришел сюда один. Вы случайно не припоминаете кто я, г-н Фет?

Фет сделал неопределенное движение. Он помнил, что этот когда-то держал железный шип на его шее в старой квартире высоко над Центральным парком.

“Вы были одним из тех охотников. Личных телохранителей Древних”.

Правильно.

“Но вы не испарились вместе с остальными.”

Очевидно, нет.

“Кви… что-то там.”

Квинлан

Фет освободил правую руку и попытался дотянуться до щеки существа, но запястье было схвачено и скручено в мгновение ока. На этот раз было больно. Очень…

Теперь, я могу вывихнуть Вашу руку или я могу даже сломать ее. На Ваш выбор. Но подумайте. Если бы я хотел Вашей смерти, то к настоящему времени Вы были бы уже мертвы. На протяжении веков я служил множеству повелителей, сражался во многих войнах. Я служил и императорам, и королевам, и наемникам. Я убил тысячи людей и сотни вампиров. Все что мне нужно от Вас - это немного времени. Мне нужно, чтобы Вы выслушали. Если Вы наброситесь на меня снова, я убью Вас мгновенно. Надеюсь мы поняли друг друга?

Фет кивнул. Г-н Квинлан отпустил его.

“Вы не умерли с Древними. Тогда Вы должны быть одной породы с Владыкой … “

Да. И нет.

“Угу. Это удобно. Не возражаете если я спрошу, как вы сюда попали? “

Ваш друг Гас. Древние поручили завербовать его для дневной охоты.

“Я помню. Как оказалось, этого было недостаточно и уже слишком поздно.”

Фет был осторожен. Что-то не складывалось. Хитроумные уловки Владыки сделали его параноиком, но именно эта паранойя позваляла Фету оставаться живым и необращенным на протяжении последних двух лет.

Я хотел бы изучить “Окцидо Люмен”. Гас сказал мне, что Вы могли бы указать мне правильное направление.

“Хер Вам!” сказал Фет. “Придется убить меня, чтобы добраться до книги.”

Г-н Квинлан улыбнулся.

У нас одна цель. И у меня есть небольшое преимущество, когда дело касается расшифровки книги и заметок Сетракяна.

Стригой закрыл ноутбук Сетракяна, который Фет перечитывал много раз.

“Интересное чтиво?”

В самом деле. И впечатляюще точное. Профессор Сетракян был так же хорошо осведомлен, как и эрудирован.

“Он был настоящим спецом, без сомнения.”

Однажды мы чуть было не встретились с ним. Где-то в двадцати милях к Северу от Котки, в Финляндии. Ему удалось как-то выследить меня там. В то время я опасался его намерений, как вы можете себе представить. Оглядываясь назад, он мог бы составить интересную компанию за ужином.

“А не сам бы стал едой”, сказал Фет. Он думал, что, возможно, быстрой проверки было достаточно. Он указал на текст в руках Кью. “Азриэль, не так ли? Это настоящее имя Владыки?” спросил он. Фет взял с собой в плавание некоторые скопированные страницы из Люмена, чтобы изучать их при каждой возможности, в том числе иллюстрацию, на которую Сетракян обратил внимание, при первоначальном открытии Люмена. Это был архангел, которого Сетракян идентифицировал как Азриэля. Старый профессор подчеркнул на этой светящейся странице алхимический символ из трех полумесяцев,объединенных в рудиментарный знак биологической опасности, таким образом, что сдвоенные рисунки достигли своего рода геометрической симметрии. “Старик назвал Ази ” ангелом смерти “.”

Так сейчас он “Ози”, в самом деле?

“Прошу прощения. Это прозвище. Так вот, это был Ози, который стал Владыкой?”

Отчасти это так.

Отчасти?

Фет опирался на опущенный меч, изогнувшийся как тростник, отчего серебряный клинок сделал еще одну отметину в полу.

“Видишь ли, Сетракян задал бы тебе тясячу вопросов. А что до меня, я даже не представляю, с чего начать”.

Ты уже начал

“Видимо, да. Черт, где же ты был два года назад?”

У меня были дела. Подготовка.

“Подготовка к чему?”

Прах.

“Верно” сказал Фет. “что-то о Древних, захоронение их останков. Было три Древних Старого мира.”

Ты знаешь больше, чем тебе кажется.

“Но все равно не достаточно. Знаешь, я сам только что вернулся из путешествия. Пытался отследить происхождение “Люмен”. Тупик … но кое-что еще встало у меня на пути. И это что-то может оказаться важным.”

Фет думал о ядерной бомбе, это напомнило ему волнение с каким он возвращался домой, которое заставило его вспомнить про Нору. Он подошел к ноутбуку, разбудив его от недельного сна. Проверил зашифрованную доску объявлений. Нет ничего от Норы, последнее сообщение двухдневной давности.

“Я должен идти” сказал Фет г-ну Квинлану. “У меня много вопросов, но что-то могло пойти не так и мне нужно встретить кое-кого. Полашаю нет ни единого шанса, что Вы будете ожидать меня здесь?”

Нет. Я должен получить доступ к Люмен. Он написан на языке выше вашего понимания. Если вы достанете его для меня … в следующий раз мы встретимся, я могу пообещать вам план действий …

Фет чувствовал подавляющее желание поторопиться, внезапное чувство страха. “Я должен сначала поговорить с остальными. Это решение, я не могу принять в одиночку.”

Мистер Квинлан все еще оставался в полумраке.

Ты можешь найти меня через Гаса. Просто знай, что осталось очень мало времени. Если когда-нибудь ситуация требовала решительных действий, так это сейчас.