Шпора Персея

Глава 21

— Но вы не совсем уверены, — сказал бесстрастный голос, — что этот проход выведет нас из пещеры.

— Выглядит он очень многообещающе. Надо попробовать.

Скажите своим людям, чтобы они поторопились…

— Сначала я должен проконсультироваться с администратором Ру Локинаком.

— Вы должны уходить немедленно, доктор! Через полчаса здесь будет ад. Нет времени на трепотню!

— «Трепотня» не переводится.

Я проглотил злобное ругательство, вертевшееся у меня на кончике языка. Меньше всего мне сейчас хотелось настраивать против себя единственного халука, который вел себя как Mensch. [26]

— Хорошо. Сходите проконсультируйтесь. Моя спутница Мэт Грегуар с вами?

— Она пошла за лампами на склад.

— Ясно, Передайте, пожалуйста, свой коммуникатор Эми… ученому Милик. Я должен сообщить ей важную информацию.

— Одну минутку.

Я ждал, как мне показалось, целую вечность — хотя на самом деле прошло не больше девяноста секунд, — прежде чем услышал хриплый голос Кенигсберг:

— Да, Айсберг?

— Как там Ева?

— Нормально. Слабая еще, но в полном рассудке. Мы даем ей лекарства. Она знает, что вы здесь, однако я ничего не сказала ей о нашей… о нашей проблеме.

— Отлично. А теперь слушайте внимательно, Эмили. Похоже, через водосток номер пять можно будет выбраться, но времени осталось всего ничего. Воритак сказал, что Мэт пошла за фонарями. Это хорошо. Кроме того, каждый должен взять с собой одеяло. Знаете — те защитные отражающие одеяла, которые есть в больничном корпусе.

— В генно-инженерном комплексе тоже есть несколько штук.

— Замечательно. Возьмите для себя, Мэт и Евы самые большие. Кроме фонарей и одеял, ничего не берите, И уходите немедленно. В туннеле вам придется нести Еву. Как по-вашему, вы справитесь?

— Ваша сестра миниатюрная женщина. Мы с Мэт управимся. Скажите, что ждет нас в туннеле? Мы все время будем в воде?

— Нет.

Я рассказал ей про канал, выступ на стене, тайное убежище чешуйников, самый опасный участок — Акулью Пасть (вот через нее протащить Еву будет чертовски трудно!), расщелину и Чашу. Если они успеют добраться туда, то скорее всего будут в безопасности.

— Я сейчас же возвращаюсь назад, — добавил я. — Но не исключено, что я не успею встретиться с вами до взрыва.

Объясните остальным, как себя вести. И запомните, это очень важно: первые девяносто метров туннеля практически идут по прямой, так что фотонная вспышка может проникнуть туда.

— Понимаю.

— Вам надо добраться до поворота — то есть до места, откуда вы уже не сможете видеть вход, — чтобы появились реальные шансы на спасение. И даже в этом случае гарантий никаких нет. Кроме огня, нас подстерегают две другие опасности. Первая — ураган. Поскольку подземелье представляет собой замкнутое пространство, когда в нем полыхнет, огонь начнет высасывать воздух из туннеля. А в обратном направлении может распространиться ударная волна горячих газов. Скажите всем, чтобы следили за отсчетом. Когда останется одна минута, садитесь на корточки — где бы вы ни находились, — накройтесь одеялами и обхватите себя руками. Сильные порывы ветра стихнут буквально за пару мгновений. Что будет потом, я точно сказать не могу, но, возможно, поднимется пар.

— От нагретой реки?

— Вот именно. Вода вблизи пещеры испарится совершенно. Прямой отрезок туннеля наверняка наполнится паром; чем дальше вы успеете уйти, тем меньше будет опасность.

Одеяла помогут спастись от жары, а ураган, возможно, унесет пар с собой. Самое главное, чтобы вы были готовы. Передайте остальным, чтобы обязательно закутали все тело в одеяла.

— Хорошо.

— И вот еще что. Постарайтесь убедить халуков, чтобы они немедленно шли за вами. Если не послушаются, оставьте их в покое; а если согласятся, скажите, что вы, Ева и Мэт пойдете первыми. Это мой приказ. Иначе я никого из них не выпущу живыми.

— По-моему, не стоит предъявлять им такой ультиматум, — мягко проговорила Эмили Кенигсберг. — Я сделаю все, что в моих силах. Перезвоните через десять минут, и я доложу вам обстановку.

Пока я прыжками спускался по террасам, шлепал по грязи и осторожно пробирался через завалы, мозги у меня работали со скоростью света. Халукского доктора не очень впечатлили найденные мной следы, а пустая бутылка в Чаше — и того меньше. Мой доскональный рассказ о туннеле, о направлениях и расстояниях он, похоже, пропустил мимо ушей.

Бог весть, что он сказал своему администратору и какое решение примет халукский лидер.

А что, если он предпочтет массовое уничтожение перспективе попасть в лапы властей Содружества, которые заставят халуков выложить все подробности о заговоре?

И что, если он не пустит женщин тоже, чтобы сохранить тайну?

Если положение осложнится, хватит ли у меня времени, чтобы дойти до пещеры, забрать женщин, пусть даже под угрозой применения оружия, и отвести их в безопасное место?

Я ломал себе голову по этому поводу только до тех пор, пока не добрался до большой пещеры, которую я окрестил Храмом Гоблинов. На табло халукского переговорного устройства светились цифры 22.52. Я нажал на кнопку связи.

Никакого ответа.

— Эмили! Милик! Где вы? Говорите!

Ничего не услышав, я осмотрел наручный аппаратик, посветив на него фонариком. Он был заляпан грязью, но вроде работал, и когда я нажимал на кнопку, на экране исправно загоралась надпись «Включено». Там было еще несколько кнопок, прикрытых прозрачной пластинкой, чтобы не нажали случайно. Скорее всего с их помощью можно было связаться с другими индивидами или же установить таймер; но я понятия не имел, как они работают, и не решился рисковать.

Я снова нажал на черную кнопку… На сей раз из крошечного динамика раздался громкий звук. Ничего подобного я в жизни не слыхал: какой-то зловещий вой на трех нотах, звучавших в унисон то тише, то громче, словно волны бились о берег или же хрипло дышал какой-то громадный зверь, причем каждый вдох его сопровождался всхлипом, а каждый выдох — стоном.

Очевидно, это была предсмертная песнь халуков — созерцание грядущего небытия.

Я тоже громко взвыл от ярости и страха. А потом припустил бегом через Храм Гоблинов, размахивая фонариком из стороны в сторону в отчаянной попытке поскорее добраться до Игольного Ушка. Гротескные статуи, казалось, ожили в пляшущих тенях. Я спотыкался о камни, проваливался по колено в черные лужи, то и дело с размаху натыкался на колонны и чудовищные скульптуры.

Игольное Ушко! Где же ты?

Найти его, по идее, совсем просто — щель в стене, почти напротив туннеля, ведущего к пропасти. Увидев расщелину, я втиснулся в нее и сразу увидел, что это тупик. Я вылез, посветил в другую сторону и заметил еще одну щель. Слава Богу!

Увы, этот проход оказался слишком широким и тоже вел в тупик. Мне опять пришлось выбраться в Храм. Под звуки хрустальной капели, вторившей заунывному напеву халуков, я обвел стену лучом фонарика. Больше нигде никаких расщелин не было.

Я застыл, парализованный страхом, понимая, что совершил ту же ошибку, что и бедный Халурик. Я заблудился.

Черт бы тебя побрал, капитан Ад, бомж прибрежный!

Потерявший голову от похоронного марша инопланетян…

Во-первых, выключи музыку. Во-вторых, сделай глубокий вдох. В-третьих, проверь показания индикатора на навигационном приборе. Он у тебя на другой руке.

Когда я нажал на пару кнопок, на дисплее появился маршрут моих стигийских блужданий на фоне простой метровой сетки, которая крутилась вперед, демонстрируя мой путь. Карты туннелей здесь, конечно, не было, но я в ней и не нуждался. С меня было вполне довольно расстояний и направлений.

Я нашел сектор, где располагался Храм Гоблинов. Адик заходит, Адик возвращается, Адик пытается выйти.

Адик отклонился от первоначального курса на 18, 2 метра, потому что не туда свернул, заблудившись между церковными органами и окаменевшими слонами.

Я пошел назад, поборов искушение перейти на бег, достиг исходной точки, повернул возле статуи влево (а не вправо, как перед этим), медленно и осторожно двинулся вперед, сверяясь через каждые пять-шесть шагов с показаниями дисплея, и чуть ли не носом уткнулся в Игольное Ушко.

Осталось 14 минут 40 секунд.

Теперь, не боясь заблудиться, я мог сосредоточиться исключительно на скорости. Сперва через расщелину. Потом бегом по Чаше, которая, похоже, станет прекрасным убежищем для нас четверых, если только мы успеем до нее добраться. Потом ползком на животе по тесному лазу, изворачиваясь, как умалишенный питон.

Достигнув самого опасного участка, Акульей Пасти с ее угрожающими сталактитами и покатой тропой, утыканной острыми сталагмитами, я чуть не прокололся. Я семенил быстрым шагом, согнувшись в три погибели и пробираясь между частоколом из каменных сосулек, словно персонаж видеоигры, как вдруг меня что-то резко затормозило. Ствол парализатора зацепился за кончик сталактита.

В следующую секунду каменная рапира обломилась у самого потолка. Я сплясал «танец кинжалов», так что эта штуковина не проделала мне дырку в правой руке, а лишь зацепила ее. Стукнувшись о покатый выступ, она разбилась на десятки цилиндрических кусочков. Я умудрился наступить на один из них и, сделав несколько нелепых па, отлетел к стене.

Упади я, остроконечные мелкие сталагмиты превратили бы меня в швейцарский сыр. Я удержался на ногах, однако здорово приложился к стене головой и моментально умчался в страну грез и сновидений.

Очнулся я почти сразу — и обнаружил, что одно из видений было явью.

Я уронил фонарик, и он покатился по склону в смрадную реку.

Все, что я теперь видел, был экран халукского переговорного устройства, который Эмили Кенигсберг запрограммировала на арабские цифры. В кромешном мраке красным светом горели минуты и секунды обратного отсчета — 06.23, Ничего страшного. У меня еще было навигационное устройство, и когда я включил экран, то оказалось, что я почти прошел Акулью Пасть. Более того, желтый дисплей давал немножко света, и я уже не чувствовал себя ослепшим. Нащупывая ногами сталагмиты и держа навигационный прибор как можно выше, чтобы не зацепиться за сосульки, я наконец выбрался на безопасную тропу. Оставалось лишь придерживаться изгибающейся стены, пока туннель не выпрямился.

Кто-то шел мне навстречу. Я увидел вдали два золотистых пятна, покачивающихся друг возле друга у входа в туннель, — лампы, такие яркие, что они затмили свет из пещеры. Определить, кто их нес, не было никакой возможности. До меня донесся еле слышный вой предсмертного песнопения.

— Мэт! — крикнул я, вызвав обвальную перекличку эха. — Эмили!

— Они гонятся за нами, Ад! — ответил мне голос, исполненный отчаяния и страха. — Халуки хотят нас задержать!

— Я иду! — крикнул я и поскакал по выступу, как горный козел.

По-моему, я пробежал восемьдесят метров меньше чем за минуту. Три женщины только что вышли из водосточной трубы в более широкий естественный туннель — и тут мы наконец-то встретились. Мэт и Эмили сделали стульчик из рук. Ева сидела, обняв их обеих за шеи, а к груди ее были привязаны две лампы.

Ее тело в защитном костюме было обмякшим, голова поникла.

— Держитесь левой стороны! — крикнул я, сжав в руке «алленби» и сняв его с предохранителя. — Поближе к стене, чтобы вас не задело. И выключите эти дурацкие лампы!

Двое инопланетян появились в отверстии водостока как раз в то мгновение, когда лампы погасли. Я бухнулся на колени и, обливаясь потом, прицелился. Над головой у меня просвистела целая стайка парализующих стрел. Сзади раздался стон и всплеск.

Я аккуратно выпустил два дротика. Оба они попали в цель, и халуки в конвульсиях упали на пол пещеры, выронив оружие.

— Помоги нам! — выдохнула Мэт. — Эмили ранена.

Погони больше не было. Я встал, продел руку в ремень «алленби» и пошлепал к женщинам.

— Сколько халуков за вами гналось?

— Только двое, — сказала Мэт. — Остальные молятся.

Да. Сейчас я отчетливо слышал смертную песнь.

Свет, проникавший из пещеры, был достаточно ярким, и я увидел, что Мэт с Евой прижимаются к стене. Вода доходила им почти до талии. Мэт крепко держала мою сестру, Эмили лежала на воде вниз лицом.

Выругавшись, я схватил за ремень, перетягивающий ее белый комбинезон, и взял почти невесомое тело на руки. Голова ее безвольно откинулась назад, а голубое лицо было как деревянное. В основании черепа торчала большая стрела.

— Боже мой! — вздохнул я.

Яд попал ей прямо в мозг, парализовав сердце и легкие.

Она уже никогда не очнется.

На моем коммуникаторе светились цифры 01.55. Я опустил тело Эмили обратно в воду и бросился к Мэт и Еве.

— Нельзя ее оставлять! — в ужасе крикнула Мэт.

— Она погибла. И мы тоже погибнем через две минуты.

В поясной сумке у меня был армейский нож. Я открыл лезвие и перерезал ремни одной из ламп, привязанных к груди Евы. Лампа упала в воду и закачалась на волнах.

— Возьми лампу! — сказал я Мэт. — Я держу Еву. Свети на левую стенку, там выступ. Вскарабкайся на него и иди.

Наш единственный шанс — добраться до кабачка.

— До чего? — спросила Мэт на ходу. Свет лампы ударил мне в глаза и ослепил на миг.

— До маленькой боковой пещеры. Девяносто метров отсюда. Шевелись, черт возьми!

Она пошла вперед, я — следом. Там, где выступ был уже, я тащил Еву, сжав ее кисти у себя под подбородком, в то время как ее тело болталось у меня за спиной. Вторая лампа больно давила мне на поясницу, но резать ремни было уже поздно. Я карабкался, как краб, вслед за Мэт, зная, что, если я упаду в зловонную воду, мы с Евой будем обречены.

— Мне кажется, я вижу боковую пещеру! — крикнула Мэт.

Она довольно сильно меня обогнала. К счастью, она предусмотрительно светила на противоположную стену, так что отраженный свет помогал мне идти вперед. Выступ стал шире.

Я взял Еву на руки и пошел скорее. Поскольку переговорное устройство я видеть не мог, я не знал, сколько у нас осталось времени. Но не сомневался, что добраться до поворота, где фотонная вспышка не могла нас достать, нам не успеть. Оставалось только одно место, где был шанс уцелеть.

Мэт ждала меня у входа в кабачок.

— Пойдем туда?

— Другого выхода нет.

Я нагнул голову и нырнул в пещеру. Мэт последовала за мной. Я бросил Еву на пол, словно мешок с картошкой.

— Стол! Помоги мне забаррикадировать вход!

Мы с трудом сдвинули каменную глыбу с места. Столешница была тонкой, однако весила больше сотни килограммов.

У нас осталось 33 секунды.

— Одеяла! — рявкнул я, когда глыба наконец закрыла отверстие.

Мэт бросилась к Еве. Зажженную лампу она успела поставить в дальний угол пещеры.

— Все четыре здесь… застегнуты…

Лихорадочно отодвинув лампу, привязанную к груди моей сестры, Мэт расстегнула защитный комбинезон и вытащила свернутые серебристые квадратики. Один взмах руки — и они превратились в стеганые одеяла.

Я завернул Еву в одно из них, словно голубец, и подоткнул концы под ее недвижное тело. Ни вентиляционную систему, ни ионный экран я включать не стал, опасаясь, как бы она не задохнулась, если они выйдут из строя.

— Ложись как можно дальше от входа, — сказал я Мэт.

Когда мы завернулись в одеяла, я услышал своеобразную тоненькую трель. Столешница хоть и закупорила вход, но явно не герметично, так что сирена халуков была явственно слышна в нашем убежище.

— Приготовься, — сказал я. — Сейчас жахнет.

Прежде чем я нырнул с головой под одеяло, я успел увидеть, как щелки вокруг каменной столешницы засияли ослепительно белым светом. Скалы вокруг нас содрогнулись, с потолка посыпались обломки. Я судорожно вцепился в одеяло. Шипящий звук почти мгновенно превратился в оглушительный рев. Мне стало жарко, а потом адский огонь, бушевавший в главной пещере, единым махом высосал весь кислород из нашего кабачка.

Странно, я не задыхался, не чувствовал боли. Конец наступил внезапно и просто.

Июльский вечер в пустыне Аризоны. Температура около сорока пяти градусов по Цельсию, и каждый кактус, каждый куст и каждая колючка словно съежились под нещадным потоком горячего солнца.

Единственные существа, которые движутся по засушливому пейзажу из песка, выщербленных ветрами камней и безводных ручьев, это я и мой старый толстокожий мерин Пако.

Все жители пустыни — койоты, кенгуровые крысы, американские зайцы, даже птицы и гремучие змеи — попрятались в ожидании ночи.

Очень разумно.

Но мы с Пако продолжаем путь, потому что на экране, вмонтированном в мое седло, светится доказательство того, о чем я подозревал и что управляющий Небесным ранчо не су мел обнаружить с воздуха из-за неровностей ландшафта: а именно, что тринадцать отбившихся от стада коров находятся в каньоне меньше чем в километре отсюда. Приемоответчики под шкурами животных послали сигналы на мой дисплей полчаса назад. Теперь они то появляются, то исчезают, когда коровы бродят с места на место — или пьют из ручья. Сигналы, передаваемые ими, часто не доходят до приемного устройства из-за высоких обрывистых скал.

Отец посмеялся надо мной сегодня утром, когда я сказал, что догадываюсь, где искать коров. В прошлом году мы с Евой обследовали этот дальний каньон. Симон заявил, что отправится в пустыню на поиски на следующей неделе, когда будет посвободнее.

На следующей неделе!.. А через год не хотите?

Я наполнил самую большую флягу, незаметно оседлал Пако и поскакал.

Мне было уже одиннадцать, и я все умел.

А теперь у меня кончилась вода. Я разделил с мерином последние капли пару часов назад, дав ему попить из моей шляпы. Старина Пако шагал все медленнее и медленнее; наверное, у него, как и у меня, кружилась голова. Когда вдыхаешь этот раскаленный воздух, в голове начинают стучать молоточки, и тебе кажется, что лучше вовсе не дышать. И язык у него, наверное, распух, как у меня, а кожа съежилась и ее словно стало не хватать на все тело. Возможно, перед глазами у него тоже бешено кружатся черные точки, а пульс стучит, как индейский барабан.

Быть может, он боялся, что не дойдет.

Ну же, старина! Мы почти обогнули плато Эмпинада. Осталось чуть-чуть…

Каньон вырублен на крутом плато, и сейчас, когда жуткое солнце наконец заходит, там должна лежать густая тень. Я вытащил из горячего футляра бинокль, подкрутил окуляры и посмотрел вперед, где благодаря живительному ручью росли мескитовые деревья и несколько трехгранных тополей.

А еще там бродили коровы.

Да!

Я был прав, папа. Я, а не ты!

От каньона подул восхитительный прохладный ветерок, и мои легкие наполнились воздухом. Пако учуял воду, насторожил уши и неуклюже поскакал вперед. Коровы приветствовали нас радостным мычанием.

Улыбаясь, я вытащил из седельной сумки телефон и позвонил на Небесное ранчо, чтобы похвастаться победой и попросить прислать за нами «прыгунок»…

Я очнулся, все еще с улыбкой на устах вдохнул прохладный влажный воздух с каким-то странным привкусом спирта и вылез из-под одеяла.

К моему удивлению, лампа не погасла. Еще больше меня удивило то, что столешница не грохнулась на нас, когда ее втолкнуло ураганом в пещеру и она разбилась на мелкие кусочки.

Я подполз к двум серебристым коконам, лежавшим рядышком у стены. Они были покрыты пылью — а может, высохшей пленкой ила. Вокруг валялись разбитые сосуды с вылетевшими от декомпрессии пробками. Содержимое сосудов, разлитое по полу, медленно испарялось.

— Мэт!

Я откинул покрывало с ее лица. Она дышала, и ее веки дрогнули.

Слава Богу! Я с трепетом повернулся к сестре, осторожно развернул ее и посмотрел на бледно-голубое лицо, обрамленное капюшоном. Потом дотронулся до щеки. Частично мутировавшая кожа была холодной, но мягкой и упругой. Приподняв одно веко, я увидел, что ее глазное яблоко стало ярко-лазурным, как у грацильных халуков. Однако радужка осталась зеленой, с янтарным кружком возле расширенного зрачка — точно как у меня.

Второй глаз открылся, и зрачки медленно сузились.

— Аса… Ты?

Голос у сестры остался человеческим. Я схватил ее и прижал к груди.

— Ева! Боже мой, Ева!

— Мы… спасены?

Я услышал, как застонала Мэт, и ответил:

— Хороший вопрос.

Ослабив объятия, я снова уложил Еву на каменный пол.

— Спокойно, девочки. Сейчас разведаю что к чему.

Я вынул из поясной сумки армейский нож и обрезал ремни второй лампы, привязанной к Евиной груди. Как ни странно, она тоже не погасла.

Мэт села, протирая глаза. На ней все еще был форменный халукский пиджак, но без шлема. Несмотря на то что мы вымокли до нитки, пока шли по туннелю, одежда и волосы у нас высохли совершенно. На руках у меня по-прежнему мигал навигационный прибор и светилось табло переговорного устройства. Оба прибора исправно работали.

На табло горели цифры +122.41. Мы пролежали без сознания два часа.

Я вышел из кабачка, посветил кругом и невольно выругался.

Я думал, что от подземной реки останется жалкий ручеек, а она заполнила весь канал и плескалась почти у входа в наше убежище. Зловоние исчезло напрочь.

Посветив в сторону главной пещеры, я обнаружил, что туннель метрах в пятидесяти от нас завален обрушившейся скалой. Ближе к нам рухнула другая часть стены, и оттуда хлынул подземный поток.

Я поспешил обратно в кабачок.

— Выше головы, дамы! Нам надо поскорее выбираться отсюда. Старушка-речушка стучится к нам в дверь.

Мэт завязала разрезанный ремень узлом и повесила вторую лампу Еве на шею. Я перебросил парализатор через плечо, сложил одно из одеял и сунул себе под свитер.

Мы с Мэт помогли моей сестре пройти через низкое отверстие из пещеры и наполовину вынесли, наполовину вытащили ее на значительно уменьшившийся в размерах берег реки.

Потом я отдал Мэт свою пушку и нес Еву на закорках до тех пор, пока мы не дошли до Акульей Пасти.

Дальше начался сплошной кошмар. Поскольку Ева не могла идти сама, пришлось волочь ее по всем этим дьявольским шипам. Мы с Мэт камнями отбивали верхушки самых острых сталагмитов, потом накрывали торчащие обрубки ее форменным пиджаком и тащили Еву вперед. Продвигались мы ужасно медленно, потому что я боялся порвать Евин защитный комбинезон. Я опустил ей забрало, чтобы на нее не капало с потолка, но мы с Мэт промокли почти мгновенно.

Чтобы пробраться через Акулью Пасть, нам понадобился целый час. Когда мы наконец достигли лаза, стало ясно, что нам удалось подняться над уровнем прибывающей реки. Я вздохнул с облегчением, ибо в глубине души боялся, что лаз окажется заполнен водой и практически непроходим.

Сталагмитов здесь не было; я смастерил из пиджака и одеяла импровизированную волокушу и, извиваясь, как червяк, тянул Еву за собой. В конце концов мы вышли к Чаше. Здесь нам ничего не грозило, и я объявил, что пора сделать привал и как следует отдохнуть.

Руки и плечи у меня болели от перенапряжения, однако в целом мое физическое состояние было на диво хорошим.

Почка и ребра успокоились. Я решил не впрыскивать лекарства из браслета.

Сдвинув вверх забрало на шлеме сестры, я спросил, как она себя чувствует.

— Лучше, — прошептала она. — Только пить хочется. Я пробовала через трубочку… там пусто.

— Можно отрезать кусок от одеяла, — предложила Мэт. — Я вернусь в Акулью Пасть и наберу воды, которая капает со сталактитов.

— Ни к чему. — Я поднял пустую халукскую бутылку. — Сосуд у нас есть, а чистая святая вода найдется в Храме Гоблинов.

— В Храме Гоблинов? — удивилась Мэт.

— Сама увидишь, когда мы пойдем дальше. Сейчас вернусь.

Взяв лампу, я проскользнул сквозь Игольное Ушко и набрал воды из глубокой чистой лужи. Мы все напились вдосталь. Ева, сидевшая у стены, сказала, что чувствует себя вполне уютно в защитном комбинезоне. Зато Мэт побелела от холода. Меня самого начало познабливать после нашего марш-броска. Халукские лампы давали достаточно света, но не тепла. Я пожалел, что не проверил как следует бутылки в кабачке. Быть может, не все они разбились на мелкие кусочки, Я не отказался бы сейчас хлебнуть согревающего экзотического пойла.

Тут мне в голову пришла идея получше, и я предложил Мэт согреть друг друга. Мы сели, обнявшись, и накинули на плечи одеяло.

— А вы — хорошая парочка, — понимающе усмехнулась Ева.

— Уймись, сестренка!

Она снова лукаво улыбнулась, потом посерьезнела:

— Спасибо тебе, Аса. И тебе, Мэт… За то, что вы пришли.

— Мы еще не дома, — сказал я. — Хотя, надеюсь, худшее уже позади.

— Ты действительно нашел маршрут, которым шел бедный Халурик? — спросила у меня Мэт. — Эмили ничего мне толком не сказала.

Я объяснил Еве, кто такой бедный Халурик, и вкратце рассказал о том, как я обследовал подземелье.

— Совершенно уверен: раз Халурик сумел выбраться из пещеры в своем слабоумно-чешуйчатом состоянии, то для двух здоровых людей и одной грацильной особи это вообще раз плюнуть.

Ева прыснула со смеху:

— Заслужила!..

Мы немного помолчали, а потом я попросил Мэт рассказать о том, что произошло в пещере.

— Эмили занималась Евой, сидевшей в инвалидном кресле. Воритак долго и сосредоточенно беседовал с администратором Ру Локинаком, который возглавлял производственный центр. Они выключили «переводчики», поэтому я не понимала, о чем они говорит, но Эмили знала халукский язык. По ее словам, они обсуждали, стоит ли говорить остальным халукам о фотонном камуфлете и возможности бегства. Я спросила, есть ли в пещере лампы, и Эмили послала меня с чешуйником на склад. Когда я вернулась, все трое ожесточенно спорили. Очевидно, Ру Локинак не поверил, что ты нашел выход, и не хотел бежать, поскольку тогда им пришлось бы бросить тех, кто находился в дистатических генных камерах, а также тех, кто был в спячке. Это противоречило их старинному кодексу чести. Когда Воритак попросил, чтобы мне, Еве и Эмили позволили уйти через водосток, администратор отказал наотрез, не объясняя причин. В конце концов Воритак сдался и присоединился к толпе. Ру Локинак позвал двух инопланетных охранников, вооруженных парализаторами, и приказал им охранять нас, а потом начал молитву созерцания смерти.

Я кивнул:

— Он опасался, что вы разоблачите заговор, если останетесь в живых.

— Эмили изо всех сил пыталась переубедить Ру Локинака, — сказала Мэт. — Она действительно сделала все, что могла, бедняжка!

— Она была идеалисткой… и фанатичкой, — спокойно, но непримиримо произнесла Ева. — Если бы она осталась в живых, Содружество судило бы ее за измену.

— Эмили освободила нас из халукского плена! — возразил я. — Без нее мы не смогли бы сбежать.

— Без Милик, — Ева презрительно подчеркнула это имя, — этого вообще бы не случилось! И… и…

Сестра закашлялась. Я встал и принес ей воды. В конце концов она успокоилась и опустила голову вниз. Я снова нырнул к Мэт под одеяло.

— Как же вам удалось бежать? — спросил я после небольшой личной прелюдии, увы, несколько ограниченной в силу обстоятельств.

— Молившиеся халуки выстроились концентрическими кругами вокруг генно-инженерного комплекса, возле которого стоял Ру Локинак. Эмили сказала, что они включили спавших в камерах халуков в свое священное собрание. Горели только разноцветные шары, весь остальной свет в пещере выключили. Мы с охранниками были во внешнем круге, вместе с чешуйниками.

Халуки пели свою мантру, покачиваясь в ритм этой песни без слов. Через некоторое время многие инопланетяне впали в транс — в том числе и охранники, приставленные к женщинам.

У охранников не было электронных «переводчиков», так что Мэт с Эмили пошептались и выработали план. Они сделали вид, что Еве плохо, и жестами показали, что ей нужны лекарства и одеяло. Охранники не хотели прерывать моление, а поскольку больничная палата была в десяти метрах от комплекса, они позволили Эмили отвезти туда Еву без сопровождения. Эмили стащила в больнице четыре одеяла, две лампы и веревку. Все это она спрятала у Евы на коленях, накрыла ее одеялом и вернулась к Мэт.

Чем меньше времени оставалось до вспышки, тем больше халуки погружались в транс. Мэт с Эмили начали пятиться от полусонных охранников, толкая перед собой антигравитационное кресло Евы и продвигаясь вдоль внешнего круга чешуйников. Никто, похоже, не заметил, как они внезапно бросились бегом через пещеру.

Их план почти удался. Они уже были у входа в водосток номер пять, когда один из грацильных халуков забил тревогу.

— Мне кажется, это был Воритак, — сказала Мэт. — Кто-то в зеленом халате начал орать на стражников. Те побежали за нами. Что было дальше — ты знаешь сам.

— Черт побери! — сказал я. — А я-то считал Воритака славным малым.

— Когда ему пришлось выбирать между политическими амбициями собственной расы и жизнью трех инопланетянок, он оказался не таким уж славным, — заметила Мэт.

— Вы знаете, почему они построили генно-инженерный центр на Кашне? — спросила Ева натужным шепотом.

Я удивленно глянул на нее:

— Наверное, там им было удобнее. Ближе к источнику вируса.

— Нет… Там очень опасно работать. Основные центры трансмутации… расположены на халукских планетах. Генный комплекс «Мускат-414» был уникальным. И не потому, что там удобнее. Когда я попалась, Милик сказала мне, почему она хочет изменить меня… и почему она изменилась сама.

Смешная лампочка в полоску на потолке мигнула — и в унисон с ней что-то щелкнуло у меня в голове. Я похолодел.

— Другая Эмили Кенигсберг! Та, что погибла на борту звездолета. Она была халуком! Копией!

— Полуклоном. Это более точный термин. Взрослая инопланетянка, радикально-трансмутированная… становится практически неотличимой от человека — донора ДНК. Чтобы вырастить настоящего клона, нужны годы. А так… Некоторые халукские гены у нее остались, но все обычные анализы подтвердили бы, что полуклон — настоящий человек. Я точно не Знаю, какая задача была у фальшивой Эмили. Возможно, шпионить за самой «Галафармой».

— Значит, если бы они сделали твоего полуклона, — мрачно сказал я Еве, — поддельная Ева поднесла бы «Гале» планеты «Оплота» на тарелочке.

— А поддельные Адик и Мэт помогли бы приготовить десерт, — добавила Мэт.

— Шесть месяцев, — прошептала Ева. — Им требовалось полгода, чтобы создать наших… двойников. Ты знаешь. Аса, что Симон хотел сделать меня главой «Оплота»? Чтобы я стала президентом и послала Зеда подальше?

— Он говорил. Мне кажется, это отличная идея.

— Я согласилась, но далеко не сразу. Я сказала ему, что на самом деле ему нужен… ты.

— Господи, Ева!

Я хотел было ей возразить, но она решительно оборвала меня:

— Не бери в голову. Мы можем… обсудить это позже с Симоном. А сейчас я должна рассказать тебе все, что мне известно о сговоре халуков с семью концернами. Начиная с того, как меня схватили.