Глава 2


— Лесовский! Опять ты, Лесовский? — прогремел грозный голос.

Я замер, рассматривая Эмму Аркадьевну. Она была в больших нелепых очках, надетых, скорее, для понта, чем для улучшения зрения. В руках у нее были книги. Дамочка сжимала их, как последнюю обойму с патронами во время жестокого боя.

Точно, она ж теперь была директрисой. Где-то про это слышал. Но какая мне разница нахрен? Я спас ее шкуру недавно, хотя мог добить. Это благородный, бескорыстный, поступок. За него она должна благородно и бескорыстно отсасывать.

Так что я поздоровался, решив пройти мимо. Но у Эммы были другие планы.

— Лесовский… — загадочно процедила она. — Ты вечно путаешься у меня под ногами. Это несколько раздражает.

— Кто у кого ещё путается? — подмигнул я, припоминая тот случай в полицейском участке.

— Не понимаю, о чем ты. Хотя, это не важно. Мне недолго осталось терпеть твои выходки, — выпалила Эмма Аркадьевна.

— Что значит недолго? Умирать собрались? — улыбнулся я, не поддаваясь ее давлению.

— Хмм, ты шутник. Такой сильный, бесстрашный. Что ж, Лесовский, я драться с тобой и не буду.

Эмма вдруг улыбнулась, сменив тон разговора. Казалось, она подобрела. Но я же отличный психолог.

Сразу понял, что это блеф. Но зачем, в чем прикол? Стерва снова что-то задумала. И почему я дал эту капсулу, исцелив тупую мегеру?

Остатки психики Марка делают из меня мямлю. Помог училке, которая хотела меня уничтожить. Теперь она снова окрысилась. Вот почему врагов нужно бить, а не целовать в попку.

— Не знаю, что ты задумала, — сказал я. — Но советую это не делать.

— Директору школы сопляки не советчики, — хихикнула Эмма. Потом развернулась и быстро ушла.

Да, твою мать, у нее точно шизофрения. Но в одном эта бабка права — она старше по званию. Это плохо. Хотя на каждого тупого директора найдется своя мясорубка.

С этой мыслью я все ж добрался до класса, вошёл туда и понял, что опоздал. Задержался совсем немного, тем более не по своей воле. Так что, поздоровавшись с училкой, спокойно пошел в комнату.

Но тут меня настиг громкий вопрос:

— Лесовский, какова причина твоего опоздания?

Невзрачная полноватая баба, которая раньше не знала моей фамилии, теперь пялилась на меня, как на новогоднюю ёлку… в июле.

— Госпожа Евгения, я просто… — ответил ей, а потом пояснил, что со мной решила поболтать по душам наша директорка.

Как ни странно, это не помогло.

— Простите, Лесовский, но это явное нарушение дисциплины. Госпожа Эмма не предупреждала, что вас задержит. По причине этого я обязана сделать письменное замечание, — протараторила училка, став бездушной машиной…

— Хм, да хоть в ООН обращайся, — промямлил я, и, в конце концов, прошел на свое место.

— Слышь, отсоси! — отчётливо произнес какой-то пацан, ругаясь с соседом по парте. Ему письменных замечаний не делали.

Мне показалась странной такая хреновина. И эта странность росла с каждым уроком. Падение Братства силы, а с ним и Бойцов никак не изменили школьное общество. Мы все, в общей массе, оставались быдловатыми дураками и дурами, несущими всякий бред.

Мы доводили училок, плевали на домашнюю работу, срывали уроки. В общем, были простыми подростками, которые плюс-минус одинаковы в любом мире. А учителя (которые тоже всегда очень похожи) плевали на наше дерьмо, отрабатывая учебные часы ради галочки.

Правда, все не так просто. Эти самые «пофигисты с указками» почему-то вдруг резко проснулись, обратив внимание на меня. Всего за один день умудрился схватить два письменных замечания и одно специальное предупреждение. Кто бы мог подумать, что здесь такое бывает?!

Интересная тема! Значит, щемить слабаков по сортирам — это не нарушение правил, а невыученная домашка или отсутствие конспекта — капец, катастрофа вселенского масштаба.

Возможно, это лишь совпадение. Подростковый мозг мог специально нарисовать «образ жестокого угнетения». Только логику бывалого вояки тут не обманешь.

Под меня конкретно копали. Не сложно сказать, кто и зачем… После всего, что случилось, Эмма вдруг поняла, что я не обычный задрот, который резко взбесился. Училка ощущала мою тайную суть. Директриса боялась, пытаясь меня уничтожить. Страх сильнее ярости или жажды мести. Значит, Эмма могла пойти на крайние меры.

Хотя… выговоры и замечания — это явно не то. Или я чего-то не понимаю?

После первого учебного дня на меня бросилась мамка, во всех красках рассказывая, как звонили со школы, жалуясь на мое поведение.

Меня это малость насторожило. Но все самое страшное случилось дня через три, когда количество выговоров, замечаний, предупреждений стало таким большим, как число прыщей на лице у подростка.

Тогда меня сняли с урока охранники. Они повели куда-то по длинным коридорам. Нет, не в кабинет директрисы, отделанный в лучшем виде. На сей раз, меня толкнули в простую тесную комнату, где сидел жирный краснощёкий мужик с идиотским портфелем и маленькими усами.

Это был чертов психолог. Точнее, особый психолог. Он работал с трудными подростками. Я видел его пару раз в своей жизни, и этот тип меня жутко бесил.

На последней беседе я был мягче, чем сиськи толстухи. Удалось убедить щекастого, что все норм. А теперь он снова вернулся. Не сложно угадать почему.

— Проходи в кабинет, Марк Лесовский. Садись вот сюда, — туповато пропел жирный дятел. — Ох, монеты-кабинеты, вечно мне предоставляют самые непотребные помещения.

Мужик с горечью ковырнул лак на столе, который всюду отапливался.

— Ага, — сказал я, и сел на скрипучий стул, предвкушая недоброе.

— Что ж, Марк, как твое самочувствие? Душевное, я имею ввиду, — раздался первый вопрос.

— Самочувствие, как у солдата в казарме. Выполняю приказы, хочу домой, — ответил как можно безобиднее, что вызвало улыбку психолога.

— Значит, получается, что нормально?

— Еще лучше, командир. Готов душить врага хоть до ночи.

— Весело, весело… Ты такой живчик, Марк, — с этими словами странный тип достал из портфеля бумаги.

— Могу идти выполнять учебную задачу? — отчеканил я, хотя чувствовал что-то неладное. И это чувство не подвело.

— Эээ, задачу? Решишь задачу успеешь, — смущенно выдавил дядька, а потом сказал чуть погроме. — Ты осознаешь то, что вокруг происходит?

— Да, — сухо бросил в ответ, понимая, что шутки тут не уместны.

— Значит, ты… — мужик порылся в бумагах, уставился в один из листов и начал зачитывать: — Ты совершил попытку сорвать урок, выразился нецензурно в присутствии учителя, опоздал на занятия три раза за два дня, угрожал расправой… расправой… В общем, вот так.

— Что? Это бред! — крикнул я, с трудом удержавшись от крепких словечек.

Мужик стал на меня пялиться… Сначала хотелось плюнуть в этот жирный хлебальник. Но тут стало ясно, что дядька не полный упырь.

— Возможно, Лесовский, возможно, — скорбно покачал головой. — Я решительно ничего не понимаю.

— Чего вы… не понимаете? — прищурился я.

— На учеников многих школ (особенно экономного сегмента) частенько поступают жалобы, — психолог смущенно кашлянул, и неловко продолжил. — Учителя, руководство тех заведений… Они, так сказать, пытаются все решить. А тут…

— Меня топят, — продолжил я.

— Да. Все твои проступки как будто специально выставляются напоказ, чтоб собрать негативное досье. Знаешь ли, плохую характеристику. Причем, нет лишних слов о репутации школы и о страхе перед проверками. Возможно, я слишком глуп. Но не может один ученик вести себя слишком плохо. Должна быть, как минимум, группа. Среда, понимаешь ли, разлагающая личность ученика.

Психолог посмотрел в бумаги, будто бы разучился читать. Казалось, он был в полном шоке.

Ясное дело, что это подстава. Эмма решила меня взять без боя, просто закидав разным мусором. Но что толку с ее доносов? Почему усатый так офигел?

— Э… слушайте, погодите. Я сам своего рода, психолог. Так что хочу понять, — сказал я, стараясь во всем разобраться. — На меня пишут хрень, это ясно. Но что дальше? Какие проблемы вообще?

— Проблемы! — воскликнул дядька, будто его разбудили. — Да… они могут возникнуть. Если твое поведение не улучшится, то будет принято решение, что ты, к сожалению, не имеешь возможности обучаться в общественном учебном заведении. Тогда может быть решено перевести тебя в школу иного характера.

— То есть в психушку?

— Нет, просто в… другую.

— А если и там не заладится? — прикусил губу я.

— Не знаю. До этого редко доходит, — пожал плечами мужик.

— Но если вдруг как-то дойдет, — не унимался я.

— Если так, то имеется вероятность помещения неконтролируемого подростка в охраняемое учреждение на неопределенное время.

Вот оно как! Так и знал. Пока дрался с крутым врагом, мелкая крыса пробралась в штанину и укусила за член.

Это будет страшнее Мирона с гребанным Братством силы. Почему? Да потому что я понятия не имею, что с этим делать. Это не силовая атака, которую можно отбить; скорее интриги, законы и всякие правила.

Я, конечно, отличный юрист. Но это уже перебор. Эмма подговорила училок. Любое мое действие (особенно агрессивное) будет тут же записано. И будь я хоть командиром полка, не смогу изменить ситуацию.

— Марк Лесовский? Уважаемый ученииик! — послышался голос будто издалека.

Похоже, я выпал из разговора, думая о своем. Сейчас, это очень хреново.

— Да, слушаю вас, господин, — улыбнулся, старясь показать всю нормальность, которая у меня только была.

— Марк, я вижу, что ты не плохой. Мы можем вести диалог и находить взаимопонимание. Это отлично, — улыбнувшись, сказал усач, но тут же стал грустным.

— Иии? Что с того? Значит, мне ничего не грозит?

— Ох, не совсем. Вот это (мужик указал на бумаги) важнее глаз и ушей. Материал, увы, медленно копится. Я постараюсь сделать все, чтоб остановить это дело. Но… ты сам понимаешь. Спасибо за беседу, Лесовский. Ты… специфический мальчик.

— Но мне не место в психушке!

— Разумеется, да. Мы этого не допустим. Можешь идти на учебу.

Последние слова дядька сказал как-то торжественно. Он хотел показать, что все в норме. Только я понимал обстановку. И она была против меня.

Опять надо что-то решать. Да уж… к такой войне я пока не готов!

Когда вышел из кабинета, ко мне снова прилипли два бугая. Они проводили в класс, где заканчивался скучный урок.

— Разрешите присутствовать, госпожа. Прошу позволения пройти на свое место походным шагом без предварительного письменного уведомления, — сказал, когда пересек порог класса.

— Чтооо? — удивилась училка. — Садись, конечно, в чем дело?

— В том, что кто-то стоит раком и строчит говненые доносы за каждый неправильный пук, — сказал я.

Но сделал это так, чтобы было не слышно. На первых рядах кто-то прыснул от смеха, не получив, кстати сказать, замечания. Училка поморщилась, не разобрав слов, и продолжила рыться в учебнике.

Я отправился на место. Воевать с ней сейчас было бы глупо. Правда, новая угроза опять долбанула по яйцам в самый не подходящий момент.

— Ха, на всю голову стукнутый. Лесовский — маньячина, педофил мелкий, — послышался шепот, который я с трудом разобрал.

Резко повернул голову и заметил рослого пацана, которого вроде звали Виталик. Он широко улыбался и шептал обо мне гадости конопатой соседке по парте.

— Перестань, отвали, — зло прошипела девчонка.

Паренек увидел, что я смотрю и прошамкал губами «иди на…».

— Хех, иду, — тихо выдохнул я.

При этом долбанул эрией, отчего пацан ахнул, схватившись за голову.

— Тимченко, ты чего? — воскликнула наша училка.

— На луну воет, он типа оборотень!

— Ты вообще заглохни, Сосанин!

— Эээ, на кого бочку катишь…

Я, наконец, занял чертово место. Но в душе поселилось что-то странное, неприятное. Эмма не только пишет доносы, настроив учителей против меня.

Она еще подрывает авторитет, который удалось заработать в боях. Если так пойдет дальше, то все решат, что я черт. Когда человека прессуют, его репутация падает. Пусть даже это сто раз несправедливо.

С физическим прессингом я разобрался. Так еще пол школы от ублюдков избавил. Но как быть с другим видом шняги? С этим… даже не могу сказать, с чем конкретно.

Короче, Эмма знала, как бить. Она нашла болевую точку, которую мне не закрыть. Остается только смириться, признав поражение.

Но этот для кретинов. А я — гребанный, мать его за ногу в рот… Капитан! РАСТ!

После встречи с жирдяем я решил затаиться. Пусть крысы и дальше пишут сортирные манускрипты. Надо вести себя адекватно, чтоб такого дерьма копилось как можно меньше.

Это еще не все. Я пытался навести справки об Эмме Аркадьевне. Лучшая оборона сейчас — контратака. Так что надо бить ее же оружием.

К тому же, хотел применить деньги, которых осталось не мало. Вдруг можно нанять адвоката или помощника, подкупить кого надо, где надо. Бабки решают все, пусть мир хоть сто раз магический.

Кроме того, попытался связаться с японкой. Могучий клан азиатов вполне мог все исправить. Правда, Мияко куда-то свалила. У нее были курсы в другом городе, неизвестно зачем.

И чтоб привлечь на свою сторону хоть кого-то, я ненавязчиво подкатил к Эдварду. А что, он тоже не бедный чувак. Несмотря на все имеет хорошее раскрытие магии, плюс крутой статус.

Как и следовало ожидать, «цветочник» начал выпендриваться. Он попросил помощи в отношениях с азиаткой, после чего обещал точно подумать. Блин, прям как баба.

Но я и сам хотел дать пару уроков. Так что это не самое страшное.

Потому, после учебного дня мы встретились в саду за школой, где я предстал в роли гуру пикапа. Хотя, почему предстал? Я ведь таким и был.

Лекция о покорении баб путем массированного штурма по флангам продвигалась очень успешно. Эдвард сидел на лавке и впитывал информацию, словно губка. То и дело он задавал вопросы, на которые получал профессиональные ответы великого мастера, а то есть меня.

— Погоди, Марк, постой! Ты уверен, что в женщине главное… пятая точка…? — мямлил парень, краснея.

— Точка может быть только одна — огневая. А при штурме бабской вагины необходимо обращать внимание только на жопу. Запомни, что сиськи для геев! Только сосунок сосет сиськи.

— А ноги?

— Хммм, они связаны с жопой, но будут всегда ниже рангом.

— Постой! — нервно воскликнул воспитанник. — А как же душа, любовь? Разве девушек не надо покорять стихами и прогулками под луной?

— Стихи — это хорошо, колокольчик.

— Лотос.

— Да какая разница, нафиг! Так вот — стихи, это всегда хорошо, но они не стимулируют клитор.

— Стой, ты о чем?

— Ооо, все серьезно запущено. Хорошо, что я отличный специалист как раз по запущенным случаям.

Короче, пришлось потрудиться. Эдвард не имел сексуальной подготовки, настолько, что даже легкая стычка с врагом, точней с бабой, могла обернуться провалом. Пришлось объяснить очень многое, начиная от техники поцелуя с языком, кончая тройным кремовым бутербродом под наркотическим приходом. Хотя последнее, пока рановато…

Главное то, что Эдвард хотел учиться. Он готов был постигать науку всеми клетками мозга. После лекции паренек даже выругался, как заправский каратель и хотел потренировать ягодичный ущип второй степени. Но, по понятным причинам, в спаринге было отказано.

Спустя какое-то время, я закончил передавать свою мудрость. Тут влюбленный Ромео стал грустным и, взглянув на меня, тихо промямлил:

— Не знаю, где ты это все прочитал, но ты действительно много знаешь. Жаль, что я все еще не готов. Понятия не имею, что ей сказать, когда встретимся.

— Ты не знаешь, что сказать своей китаянке, чтоб ее великая стена пала? — крутя во рту вялую травинку, процедил я. — Ничего, солдат, сейчас ты получишь лучшее объяснение с женщиной за всю историю войн, точней отношений.

— Неужели это, правда поможет?! — воскликнул несчастный зануда.

— Верь мне и слушай сюда…


Загрузка...