Школа Добра

Пролог

В общем зале тишина стояла нездоровая. Студенты замерли на своих местах, вжавшись в кресла. Те, кто умел, стали невидимыми, а кто не умел – тот яростно об этом мечтал. А причиной всему был ректор, стоящий за кафедрой на сцене.

Первокурсники боялись вздохнуть, не понимая, что старый чёрт делает в Школе Добра; второкурсники, зная о происхождении Вельзевула Аззариэлевича, лишь гадали, кто мог довести уравновешенного ректора до боевой формы и зверского настроения. Третьекурсники почти все были пьяны, ибо уже начали праздновать медиум, поэтому единственные плевали на происходящее в зале. Студенты четвертого курса испуганно сжались под сценой, опасаясь, что ректорский гнев как-то связан с каникулами по обмену. И только пятикурсники совершенно точно знали, что происходит, а потому мечтали испариться, растаять утренней дымкой и одновременно провалиться сквозь землю.

– Всех с началом учебного года! Чтоб вас разорвало! – начал Вельзевул Аззариэлевич, и голос его, многократно усиленный, докатился до школьных ворот, вспугнув задремавшего охранника.

– За двести лет, за все двести моих директорских лет у меня не было такого идиотского выпуска! – продолжал грохотать ректор. После его слов большую часть зала отпустило. И правда, чего бояться, если дело касается «выпуска». – Как такое возможно? Почему все сразу? За что мне это?

Вопросы были исключительно риторическими, поэтому никто даже не пытался на них ответить.

– Начнем по порядку, – рыкнул старый черт. – Где проклятые всеми богами ботаники?

Ботаники в лице старосты курса побледнели и встали со своих кресел. Ректор смерил поднявшегося студента презрительным взглядом и спросил:

– Вас за пять лет хоть чему-нибудь научили?

Тяжелый студенческий вздох был засчитан за неудовлетворительный ответ. А потому Вельзевул Аззариэлевич продолжил:

– Это что за ерундовина была с говорящим деревом? Это же международный скандал! Да я вас за этого Буратину со свету сживу, вы у меня до ГОСов не доберетесь!

– Мы не виноваты, – пискнул староста курса. – Дерево нормальным было, это нам химики экспериментальной живой воды подсунули просто…

– Химики???? – прохрипел Вельзевул Аззариэлевич и правой рукой схватился за грудь. – Я вам сейчас дам химиков! Свою голову иметь надо! Где эти химики?!

Щупленький парень вскочил с предпоследнего ряда, и вокруг него сразу образовалась полуобморочная боящаяся вздохнуть зона.

– Вельзевул Аззариэлевич, – проблеял староста химиков тонким голосом. – Ну, вы же сами говорили, наука любит риск. Вот мы и рискнули… К тому же ботаники сами опытный вариант упёрли, никто им его специально не подсовывал… И вообще… Кто ж знал, что у этого реактива будет побочный эффект?..

– Побочный эффект? Иди сюда, умник, я тебе этот нецензурный эффект знаешь, куда засуну?.. Вы хоть представляете, что этот ваш Буратино на детском празднике устроил? Да я заеба… кх… заколебался на гневные письма родителей отвечать! Вы где вообще таких слов набрались, сволочи? Это школа Добра. ДОБРА!!!!! – рявкнул так, что хрустальная люстра под потолком испуганно звякнула и задрожала. – Вам такие слова по определению знать не положено!

Химик хлюпнул носом и опустил очи долу.

Вельзевул Аззариэлевич тяжело выдохнул.

– Ладно. – Отбросил со лба длинную чёлку, ещё тёмную, но уже украшенную серебристыми прядями. – Теперь феи. Что вы там нафеячили в лагере лесорубов? Вы за каким… за каким… вы им зачем любовное зелье в колодец подсыпали? У них же там на двадцать километров вокруг ни одной бабы нет, сволочи!!

Огромный двухметровый фей поднялся с первого ряда и, смущённо проведя ладонью по синему лицу, пробасил:

– Виноваты, простите, мы пьяные были…

– Что-о-о-о-о-о??? – Вельзевул Аззариэлевич даже закашлялся от такой наглости. – Да вы вконец обалдели, чтобы ещё и говорить мне об этом?

– А что? – насупился фей. – Мы ж на каникулах и в неурочное время… И потом, дровосеки не в обиде… Мы с химиками договорились, они нам стирающее память зелье дали…

– Убью… – просипел ректор и, кажется, раздулся еще больше…

Прятавшиеся под сценой студенты четвёртого курса клялись, что слышали, как трещала рубаха на его могучих плечах.

– Там хорошее зелье, Вельзевул Аззариэлевич! Не переживайте, – пытаясь спасти ситуацию, подал голос староста химиков. – Вы в конце учебного года сами проверять изволили.

Но попытка не увенчалась успехом, ибо ректор громко и тяжело задышал, стараясь не вспоминать о том, как именно он проверял это зелье. А потом махнул рукой:

– Чёрт с вами. – Химики с феями выдохнули. – Теперь зоологи. Кто подговорил ёжика бегать по лесу и петь матерные частушки? Признавайтесь сами, иначе будет хуже. Где вообще ваш староста?

– Это не ёжик был, – послышалось справа.

– А кто? – опешил ректор.

– Колобок.

– А почему он тогда матерился на весь лес, как рота королевских гвардейцев?.. – скрипнув зубами уточнил чёрт. – Так, стоп, молчите! Я догадался! Химики, вы сколько литров этой экспериментальной бурды выгнали?

– Не переживайте, Вельзевул Аззариэлевич, больше не осталось…

– Понятно! – процедил ректор. – Вопрос дисциплины в этом учебном году беру на личный контроль. И все эксперименты впредь только в лаборатории и с моего письменного разрешения!

Пауза затянулась.

– Ладно. Зоологам по практике незачёт.

– Почему незачёт-то? – возмутились зоологи скопом.

– Зачет поставлю, когда Колобка поймаете, – рявкнуло студенческое начальство, – и объясните ему, что он не ёжик. А то он уже всех ежих в волшебном лесу перепортил.

На заднем ряду громко заржали, и ректор внимательно посмотрел в ту сторону. Нарушитель вмиг забыл, из-за чего он смеялся, и очень резко задумался о смысле бытия.

– Теперь предметники. И предметницы, мать их за ногу!! – заорал ректор и охранник у школьных ворот на всякий случай спрятался в сторожку.

– Не выдай, – пискнула я затравленно, когда сидящий рядом со мной Веник начал подниматься. Он бросил на меня злобный взгляд и ничего не ответил.

– Где эта фея-крестная?

– Она не фея, – проворчал Веник. – Феи на другом факультете учатся.

– Кто эта идиотка, я тебя спрашиваю? И не притворяйся, ты прекрасно знаешь, о чём речь.

Веник вздохнул и, скосив правый глаз на молитвенно сложившую руки меня, решил идти напролом.

– Я не вполне уверен, о чём именно вы сейчас говорите, Вельзевул Аззариэлевич. В моей команде пятнадцать человек, так что я немного растерян… Неужели и мы завалили практику?

Ректор пошёл красными пятнами.

– Какой именно инцидент вас беспокоит? – прямо спросил Веник, надеясь, что старый чёрт не пойдет против личной просьбы «пострадавшего» и не станет рассказывать, что именно я натворила.

– Вениамин… – В голосе главы Школы Добра послышались ласковые нотки. – Просто назови имя.

Веник вздохнул.

– И я клянусь освободить тебя от ГОСов

На этот раз вздохнул весь зал.

– Все ГОСы автоматом, Вениамин. Ты меня хорошо слышишь?

Веник набрал полную грудь воздуха, и я зажмурилась.

– А давайте она сама разберётся, Вельзевул Аззариэлевич, а?

От такой наглости ректор растерялся, даже как-то сдулся немного. Осуждающе посмотрел на нашего старосту.

– Смерти вы моей хотите, – махнул на нас рукой Вельзевул Аззариэлевич и вышел вон из зала.

– А что у вас случилось-то, а? – ткнула меня в спину одна из феек, когда дверь за ректором закрылась.

– Понятия не имею, – отмахнулась я, стараясь не смотреть на Веника.

Из личного дела студентки Юлианы Волчок

Сочинение на тему «Почему я хочу учиться в Школе Добра»

Мама моя, Элеонора Волчок, была потомственной целительницей. И когда я говорю «потомственной», я имею в виду, что целительницей была не только моя мама и бабушка, но и бабушка бабушки, и бабушка бабушки моей бабушки, и бабушка бабушки бабушки моей бабушки.

А потом родилась я.

Увы, но дар целительницы во мне не отразился вообще. Абсолютно. Даже в той степени, чтобы вылечить себя саму. Максимум, что я могла сделать самостоятельно – это забинтовать порезанный палец.

Я мамин позор.

– Если бы я не знала, что ты моя дочь, – глядя на меня печальными прозрачно-голубыми глазами, частенько говорила моя родительница, – я бы подумала, что ты не от меня.

А папа трепал меня по темным волосам…

Кстати, да. Вот еще одна трагедия Элеоноры Волчок. Свою дочь рыжеволосая красавица стеснялась показать свету. Увы, не было у меня ни молочной белизны ее кожи, ни буйного медновласия, ни прозрачной голубизны горного озера в глазах, ни пухлости утренних роз на губах. Ничего этого не было. Обыкновенная я. Волосы тёмные, прямые и ровные, как солома. Глаза серые, ничего особенного, губы как губы. Зато на носу веснушки – моя извечная печаль и, я даже не побоюсь этого слова, персональная трагедь.

Но я же не про это, я про папу.

– Ну, подумаешь, – смеялся папа. – Не целительница! Вот увидите, она пойдет в меня…

Если кто вдруг не знает, то папа у меня потомственный универсальный маг. И когда я говорю «потомственный»… Ну, вы, короче, догадались. И дедушка, и дедушка дедушки, и дедушка дедушки моего дедушки… В общем, тот самый Иннокентий Волчок, чье имя написано в самом низу нашего семейного дерева, уже был придворным королевским магом. А потом мой папа женился на моей маме, и родилась я. Ну, то есть сначала, конечно, пять моих талантливых братцев. А я уж потом.

Но я опять не про то.

В пятнадцатый день моего рождения папа подарил мне магический кристалл. Дорогущий, красивущий – нет слов – и совершенно бесполезный, потому что в моих «золотых ручках» он на веки вечные остался обычной синей каменюкой.

Я папино разочарование.

И папа, смирившись, стал смотреть на меня… В общем, как мама, с тоской и раздражением.

Целый год до шестнадцатого моего дня рождения наш дом посещали: учитель танцев и пения, мастер виртуозной укладки волос, практикующий косметолог и еще одна странная дама, в обязанности которой входило ходить за мной повсюду и читать мне вслух сентиментальные романы.

И, да. Когда я поняла, что мама прочит мне будущее студентки в Институте имени Шамаханской царицы, я собрала чемодан и сбежала из дома.

Во-первых, я боялась, что будет, если я туда не поступлю. В смысле, боялась, что будет с мамой… И во-вторых, еще больше боялась того, как станет смотреть на меня папа, если все-таки поступлю.

А по сему смиреннейше прошу зачислить меня в Школу Добра на факультет Предметников и Предметниц, ибо идти мне больше некуда.

Часть первая

Глава первая

– И что будем делать с трупом?

Это было первым, что я услышала, ступив на этаж, где мне предстояло прожить, как минимум, год, как максимум, пять, если нас в другое место не решат переселить.

Братья рассказывали, что они все студенческие годы по этажам и корпусам путешествовали. Как заведено в Школе Добра, я не знала. Никто из моей родни здесь не учился. Что, в общем-то, понятно.

– Не знаю… Я как-то с покойниками раньше дел не имела… – Эта фраза была второй. – Может, в ковер завернем и вместе с ним выкинем?

– Да, а коменданту ты как о пропаже скажешь?.. Слышала, что он на заселении говорил: под личную материальную ответственность!.. Видела, как он при этом смотрел? Я чуть от страха не обделалась!

Вконец заинтригованная диалогом, я заглянула в комнату. Пыльное мрачное помещение, оснащённое одним окном, имело кривой платяной шкаф с треснутым посередине зеркалом, одну трехэтажную кровать, один обитый зеленым плюшем стул, один письменный стол и один грязно-зелёный ковёр, строго по центру которого, театрально раскинув тоненькие лапки, лежала одна дохлая мышь.

Кашлянула, привлекая к себе внимание, а когда мои соседки, вздрогнув от неожиданности, наградили меня укоризненным взглядом, мило улыбнулась.

– А что если я избавляюсь от трупа, – сказала, наклонившись над маленьким тельцем и пряча за завесой из волос брезгливую гримасу. – А вы мне за это уступите нижнюю койку? М?

Двумя пальцами попыталась взять труп за хвост и едва разрыв сердца не заработала, когда тот вдруг пискнул, приоткрыл глаза, трогательно дёрнул смешным носиком и пропищал:

– Умоляю! Глоток воды!

Маленькие черные бусинки глаз закатились, и в ту же секунду, просипев паническое:

– Боги! – На пыльном ковре оказалось ещё одно тело. Женское, в розовом платье, со сложной и очень дорогой причёской (со мной лично королевский парикмахер занимался, уж я-то в этом знаю толк).

– Кажется, у нас третий этаж на кровати пустовать будет, – прокомментировала соседка, чьи нервы оказались крепче.

– Думаешь?

– Зуб даю. Сбежит, как только очнётся…

И оказалась права. Ибо выбравшись из обморока, сложная причёска поправила юбку и дрогнувшим голосом сообщила:

– Вы как хотите, но я, кажется, передумала здесь учиться…

Я даже проблеяла что-то утешительное, пока макала мышонка серой мордочкой в блюдце с водой, но несчастная, рассмотрев, чем я занимаюсь, побледнела еще больше и, спотыкаясь на высоких каблуках, выскочила в коридор.

– В Шамаханскую до восьмого числа документы принимают! – на всякий случай крикнула ей в спину я и вернулась к своему пациенту.

– И как же тебя зовут? – спросила у вновь очнувшегося мышонка и испуганно вздрогнула, когда за спиной раздалось:

– Аврора Могила! А тебя?

Я вытаращилась на девчонку с пугающим именем и представилась. А мыш тем временем ткнулся мордочкой в мои пальцы и проворчал:

– Не отвлекайся, пожалуйста, я тут, вроде как, умираю…

Глянула с удивлением на маленького симулянта. Тот почесал задней лапкой ушко и произнес:

– Мне бы хлебушка, а лучше сыра. Или копчёной колбасы.

Переглянувшись, мы с Авророй рассмеялись. Поторопилась соседка насчёт третьей кровати. Кажется, я знаю, кто там теперь будет жить.

– Колбасы ему… – усмехнувшись, протянула я. – Может, для начала всё-таки представишься?

Мышонок протяжно вздохнул, трагично прикрыл лапкой глаза (Такой талант пропадает!) и простонал:

– Выпиздох…

Аврора густо покраснела, а я закашлялась.

– Это что за имя такое странное?

– Научно-экспериментальное, – вздохнул мышонок. – Означает «ВЫше Поднимай Исследовательское Знамя ДОбрых Химиков». Я раньше у химиков жил… Они на мне опыты ставили…

И в глаза мне посмотрел так жалобно-жалобно, а потом добавил:

– Не отдавайте меня им, пожалуйста, а? Я не хочу больше пить! – И вздрогнул всем маленьким тельцем, а потом под кривой шкаф метнулся со скоростью ветра, когда в приоткрытую дверь из коридора долетел голос:

– И тут что-то тихо… Ни тебе визгу, ни мне писку… Был бы здесь, мы бы уже услышали… Мистер, ты не перепутал? Первокурсниц точно на этот этаж заселили?

– На этот… кстати!

В нашу незапертую дверь стукнули для проформы, и на пороге нарисовались две мужские фигуры. Одна из них окинула меня взглядом пустым и Аврору заинтересованным, а потом произнесла:

– Через пятнадцать минут в холле общее собрание. Быть обязательно! – И вышел.

– Ни тебе здрасьти, ни мне до свидания… – пробормотала я в удаляющуюся спину.

Спина замерла на секунду и произнесла:

– Ты это слышал? Вообще малявки оборзели. – А потом ушла, так и не обернувшись.

Пока Аврора надежно закрывала за ушедшими дверь, я полезла под шкаф:

– Эй, ты, неприличный! Вылезай, они уже ушли.

– Я очень приличный, – послышалось обиженное из-под шкафа. – Невезучий только.

И мыш показался.

– Не плачь. – Я почесала маленькую серую спинку указательным пальцем. – С нами не пропадешь.

– А не выдадите? – засомневался Выпи… в общем, мыш засомневался.

– Да я вообще Могила! – Аврора воинственно постучала себя по груди. – Но «выше поднимай исследовательское знамя добрых химиков» – это не имя, это издевательство какое-то…

– Тем более, ты у предметников теперь живешь… – задумчиво пробормотала я, прокручивая в голове несколько вариантов.

– Как тебе Вепрь?

– Почему Вепрь?

– Вперед, предметники! – и я вскинула вверх сжатую в кулак руку.

– «Вперед, предметники!» – это Впепрь, – разумно заметила Аврора, а мыш закашлялся и пропищал:

– Нет-нет! Пусть лучше будет Вепрь!! И вообще, вам на собрание пора.

Окинув напоследок заросшую до потолка грязью комнату торопливым взглядом, мы с Могилой вышли в коридор. А там, у дальней стены, засунув половину туловища в камин, стояла уже знакомая нам… пусть будет, спина… и ласковым голосом уговаривала:

– Ну, хватит прятаться, вылезай! Тебе там печенья купили, овсяного, и молока…

И ведь мы уже почти прошли мимо, оставалось сделать только два шага до поворота на лестницу, когда я все-таки не выдержала и громким шепотом поделилась с подругой наблюдениями:

– Какая прелесть! И в наше просвещенное время есть люди, верящие в Санта-Клауса.

Спина замерла, чертыхнулась и медленно начала выбираться из камина. И была эта спина пугающе зла и огромна.

– «Чудище ужасное обернулось к красавице и, разинув беззубую пасть, зарычало…» – жутким голосом процитировала Аврора известную страшную сказку, и мы со всех ног бросились к лестнице, путаясь в юбках и хохоча при этом.

Внизу собралось много народу, кто-то еще был в домашнем, но многие уже надели формы своих факультетов. Мы бы тоже, наверное, переоделись, если бы с Вепрем возиться не пришлось.

– Надо еды для соседа раздобыть, – вспомнила я, и мы рванули к столикам с угощениями, которые надёжно оккупировали старшекурсники. Они с легким чувством превосходства на лицах косились на неловких новичков и время от времени отпускали ехидные фразочки, порождая очаги хохота.

– Не смотри!! – вдруг зашептала мне прямо в ухо Аврора, и я, конечно же, посмотрела туда, куда был устремлен ее горящий бешеным восторгом взгляд.

На пороге зала стоял старшекурсник. В черной форме предметников, высокий, подтянутый, китель небрежно накинут на плечи, не до конца застегнутая рубашка притягивает взгляд к ямке между ключицами. Резким движением он отбросил темную челку с глаз и недовольно глянул на собравшихся.

– Это кто, сын Тёмного Бога? – забыв вдохнуть, выпалила я, а Аврора только хмыкнула. И главное, лицо у неё при этом было такое… Мол, какой там сын Бога, бери выше…

– Ты не знаешь? Это же…

– Кто здесь Юлиана Волчок? – скривив губы, спросил этот таинственный, чьё инкогнито Аврора не успела мне раскрыть.

– Тут!!! – закричала моя соседка и замахала руками, привлекая к нам всеобщее внимание.

– Ты? – парень посмотрел на девушку, кивнул и решительно произнес:

– В ад!!!

Аврора охнула и плюхнулась на диванчик.

– Ик…

– Вообще-то, это я Волчок, – уточнила я. А неизвестный, не обращая на Аврору никакого внимания, только плечами пожал и повторил:

– Отлично. В ад. Тебя проводить?

Сначала я подумала: «Туда ещё и провожают?» А потом расстроилась: «За что?»

– Ну, проводить… – Тут я кивнула, и к растерянности и испугу присоединился восторг. Что уж врать, как тут без восторга? Да меня никто кроме одного из старших братцев не провожал никогда и никуда. А тут сразу та-а-акой парень. Так что следующей мыслью после «За что?» было «Надеюсь, что до ада далеко». Плечи расправила, голову подняла, грудь вперёд и иду такая, гордой походкой, равнодушная к перекрестному огню любопытных взглядов.

А сын Тёмного Бога стоит на пороге, губы в ухмылочке кривит и смотрит на меня. Капец, как мне повезло!!! И главное, не один же он смотрит, все таращатся, думают, наверное, за что это её в ад вот так сразу, не дожидаясь экзаменов. Вон и давешний поклонник Санты к общему собранию присоединился. Так что к выходу я подошла вся такая гордая и равнодушная, но на полусогнутых, да.

– А как же общее собрание?

В последний момент мне как-то вдруг расхотелось в ад.

– А, ерунда! – Махнул рукой. – Ничего важного, тебе твоя соседка потом обо всём расскажет.

И это была хорошая новость. Ну, это я про то, что после ада будет «потом». Настроение резко улучшилось, и мы вышли на улицу.

– Тебя как зовут? – Я решила быть вежливой и дружелюбной, а он посмотрел на меня удивленно. И, пожалуй, даже слегка шокированно.

– Александр?

– Ты у меня спрашиваешь? – Нет, ну просто интонация была вопросительная.

– Не спрашиваю.

Он подозрительно сощурился, пытаясь взглядом просверлить дырку в моём лбу, а потом будто что-то понял и взгляд из подозрительного превратился в злой.

– Ладно, забыли, – обронил он, отворачиваясь

– Ладно.

Я растерялась, конечно, но спорить не стала. Кто его знает, этого Тёмного Бога… Может, ему собственное имя не нравится. У каждого свои тараканы, не мне его судить.

– Моего старшего брата тоже Александром зовут, – сообщила я, чтобы не молчать, уж больно угнетающе выглядели пустынные улицы Школы. – Сандро для домашних.

А мой провожатый только нахмурился еще больше и проворчал:

– Шире шаг!

Зануда.

И вот только я вошла в ритм, и даже почти уже стала успевать за действительно широким шагом старшекурсника, как тот вдруг остановился. Нет, не так. Он вдруг ОСТАНОВИЛСЯ. Словно на невидимую стены налетел, превратившись в статую себе прекрасному. А потом медленно обернулся ко мне и осторожно уточнил:

– Сандро Волчок твой брат?

– В логике тебе не откажешь.

– Тот самый Александр Волчок????

Началось.

– Тот самый… Слушай, а давай уже ты лучше проводишь меня в ад, а?

Нет, правда, что не так с этим миром, если уже даже та-а-акие мужчины реагируют на имя моего самого старшего братца ровно так же, как и все мои подруги по девичьему клубу?

Александр посмотрел на меня задумчиво, затем почему-то застегнул сначала рубашку, потом китель. И даже про ремешок на воротнике не забыл. Затем вытянулся в струну, щелкнул каблуками, тряхнул лохматой головой и произнес:

– Разрешите представиться, Александр Виног!

– Счастлива-счастлива… – пробубнила я ворчливо и даже кривой реверанс сделала, а потом мстительно добавила:

– Но предупреждаю сразу, брат с меня слово взял: я с его поклонницами не знакомлюсь, не разговариваю и вообще держусь подальше.

– Что? – И зачем-то назад китель расстегнул и даже рукава закатал. Проклятье! Предупреждал же меня Кешка, что длинный язык меня до неприятностей доведёт! – Мне на секунду послышалось…

– Тебе послышалось! – радостно ухватилась за предоставленную возможность выкрутиться я.

– Вообще-то у меня очень хороший слух, – задумчиво протянул Тёмный Бог.

– Слушай, – я закатила глаза, – Александр Как-Там-Тебя, может, уже…

– Виног, – вскинув брови, повторил он и очень странно на меня посмотрел.

– Ага. Точно. Постараюсь запомнить, – искренне заверила я и похлопала парня по плечу. – Мне в аду ждут. Помнишь?

А Александр подался вперёд, словно хотел о чём-то спросить, но тут я за его спиной увидела огромную деревянную дверь, над которой висела табличка «АД», и воскликнула радостно:

– Вижу ад!! – и улыбнулась старшекурснику. – Спасибо за компанию, было приятно познакомиться, Александр Виног. Пока.

– Увидимся, – ответил он, и я впорхнула в обитель грешных душ.

В приёмной АДа не было ничего примечательного: обычный кабинет с массивным столом, кожаными креслами и секретаршей, прижавшей ухо к смежной двери. Я помялась секунду-другую на пороге, переступая с ноги на ногу, после чего вздохнула демонстративно громко. Никакой реакции.

– А почему на двери написано «АД»? – устав ждать, наконец, спросила я. – Почему не «Администрация»?

– Потому что это не администрация, – не отрывая ухо от двери, ответила секретарша. – Это… А ты почему не на общем собрании?

Она выпрямилась и теперь смотрела на меня с легкой досадой и злостью.

– Мне велели явиться в ад, – я пожала плечами и повторила свой вопрос.

– Администрация и дирекция, сокращенно «АД».

Женщину просто разрывало от желания вернуться к подслушиванию и невозможностью сделать пока я мнусь на пороге. А если к этому прибавить мечтательное выражение глаз работницы администрации и дирекции…

Где-то под сердцем появилось гаденькое тревожное предчувствие: будто я забыла сделать что-то важное и мне сейчас за это ой как прилетит.

– Значит, велели явиться? – Женщина решила-таки внутренний спор в пользу рабочих обязанностей и, отлипнув от двери, двинулась к своему столу. – Фамилия.

И бумажками деловито зашуршала.

– Моя – Волчок. А ваша?

– А мою тебе знать неза… Ах! Юлианочка!

Или я ничего не понимаю в жизни, или передо мной ещё одна поклонница одного из моих знаменитых братцев. Интересно знать, которого.

– Скажи, а вот твой брат…

Вот хоть бы раз ошибиться в своих предположениях! Но нет.

– Так кто меня вызывал-то? – бессовестно перебила я и демонстративно нахмурила брови. Как мама учила, мол, недосуг мне с разным плебсом тут общаться.

Секретарша губы поджала и, не уменьшая количество сахара в голосе, ответила:

– Так директор тебя ждёт. – И с придыханием добавила:

– Не один.

А я, понимая, что ни мама, ни папа не могли своим визитом вызвать у женщины такую нездоровую, но ставшую привычной реакцию, обречённо понурилась и вздохнула. Хоть надышусь свободным воздухом напоследок. Когда ещё придётся?..

Толкнула дверь в директорскую обитель и проворчала:

– Чего припёрся?

Сандро подскочил на месте, взволнованный, прекрасный и самую чуточку растрёпанный, бросился ко мне бегом и сжал в крепких объятиях.

– Маленькая! – выдохнул шепотом. – Во имя всех святых, ты представляешь себе, как мы волновались?

Я пожала плечами.

– Почему ты не сказала никому ни слова? Что мы должны были подумать, когда ты просто исчезла?

– Если бы я сказала, вы бы никуда меня не отпустили, – возразила я, смущённо покосившись на Вельзевула Аззариэлевича. Вот обязательно при посторонних меня отчитывать? Но Сандро не был бы Сандро, если бы умел читать по лицам и между строк.

– Принцесса! – рявкнул он ещё громче. – Ты представляешь, что было с папой, когда он узнал, что ты сбежала?

– Ругался?

Я послала директору Школы Добра извиняющуюся улыбку, чувствуя себя жалкой-жалкой, как выброшенный в дождливую ночь котёнок, и вновь посмотрела на брата.

– Да ему плохо стало! – заорал он. Громко так заорал, даже стекла в окнах звякнули. – Хорошо, мама дома была, смогла вытащить…

Понуро ковырнула правой ногой угол директорского ковра.

– А мама? Ты думала о маме?

Вот мне интересно, почему никто не спросит, думала ли я о себе?

– Ты знаешь, что случилось с мамой, когда она узнала, КУДА ты поступила?

Я промолчала, посчитав вопрос риторическим, а вот Вельзевул Аззариэлевич, молчать не стал, для начала недовольно кашлянув. Но Сандро на его покашливание, конечно же, никакого внимания не обратил.

– Ты думала своей головой, что мама станет говорить подругам, когда те спросят, где учится её единственная дочь? А при дворе? Что о них с отцом при Светлом дворе говорить будут? Да она неделю из спальни не выходит! Не знает, как после всего, что ты натворила людям в глаза смотреть!

Директор вновь закашлялся. Надсадно и я бы даже сказала, разгневанно.

– Короче, принцесса, – подвёл черту под разговором Сандро, – иди за вещами, мы возвращаемся домой!

А я беспомощно уставилась на него, думая лишь о том, как бы не расплакаться. Александр Волчок, мой самый старший брат, он такой. Он же схватит меня сейчас за шиворот и утащит силой. И всё. Прощай, свобода, жизнь и гордость. Здравствуй, Шамаханская царица.

– Боюсь, дорогой друг, вы плохо слушали меня, когда я вам зачитывал устав нашей школы, – неожиданно подал голос директор Школы Добра и пробарабанил пальцами по столу то ли походный марш, то ли незамысловатую фанатскую речёвку: «Та-да, та-да-да, Та-да-да-да. Та-да».

– Прошу меня простить, Вельзевул Аззариэлевич, но я вообще не слушал, – отмахнулся Сандро. – Единственное, о чём я мог думать в тот момент – это моя сестра.

– Я так и понял. – Вельзевул Аззариэлевич кивнул. – Только это вас и извиняет. Поэтому повторяю один из основных пунктов нашей конституции: «Мы не выдаём своих».

Александр Волчок посмотрел на директора так… вот если бы он на меня так посмотрел, я бы сразу молча встала, прошла бы через весь кабинет и встала в угол. А директор только плечом дёрнул. Силен мужик!

– И это должно меня волновать? – рыкнул Сандро.

– Если ваша сестра не хочет оставлять нашу школу… – И взгляд в меня вопросительный бросил, а я только головой затрясла истово. – … то, боюсь, вы не можете ее забрать.

– Вы серьёзно?

– Более чем.

И тут я с ужасом увидела, как темнеет лицо моего самого старшего брата, как наливаются кровью глаза, теряя свою зелень, как руки сжимаются в кулаки, а плечи, наоборот, становятся шире; и запоздало вспомнила, что популярен Волчок-юниор не только из-за внешности выразительной, а в первую очередь, из-за своих гладиаторских подвигов.

– Сандро! – я подорвалась с места, собираясь подскочить к брату, закрыть руками ему глаза, согласиться на всё, на всё, только чтобы он не… Если он разнесёт кабинет директора Школы Добра, это будет такой скандал, такой…

Но Вельзевул Аззариэлевич перехватил меня на полпути, приобняв легонько за плечи, весело подмигнул и строгим голосом поведал моему братцу:

– С сожалением вынужден сообщить, Александр, что ваша виза внезапно утратила свою актуальность. Немедленно покиньте территорию нашего государства.

Громкий хлопок – и мы с директором одни в его кабинете. Я недоверчиво моргнула, озираясь по сторонам.

– А Александр, он…

– За воротами. Можешь сходить попрощаться.

– Ох! – Я как подкошенная рухнула в кресло и схватилась руками за голову. – Ой, мамочки! Что же теперь будет?

А Вельзевул Аззариэлевич устроился в своём кресле, удобно вытянув ноги и откинувшись назад, довольный, как кот, который только что съел хозяйскую канарейку.

– Ты совершенно точно хочешь учиться у нас? – то ли спросил, то ли мурлыкнул. И я кивнула в ответ.

Ну, да. Хочу. А зачем я, по-вашему, сюда поступила? Три вступительных экзамена на «отлично» сдала, между прочим.

– Будет нелегко. Представители высшего сословия обычно выбирают другие университеты.

– Именно, что «выбирают», – пробурчала я. – Я вот тоже выбрала и…

– И не боишься? – директор наклонился вперёд и впился в меня цепким взглядом. – Ведь скажут, скажут, что младшая дочь Волчков в обслугу подалась. Не постесняются тебя носом ткнуть в твоё происхождение.

– Чего я боюсь, так это того, что Сандро вас уговорит меня выгнать. Или папа. Или, что ещё хуже, мама приедет, плакать начнёт… И я сама… Уговорюсь.

Вздохнула и опустила глаза, чтобы Вельзевул Аззариэлевич не заметил, как они блестят от не пролитых слёз. Так жалко себя стало – просто жуть!

– Хорошая девочка, – мягко похвалил директор, а потом неожиданно хлопнул в ладоши и зачем-то злорадно хмыкнул. – Возьми у Ирэны документы, мы тебе выдадим временное политическое убежище. До совершеннолетия. И никто не сможет забрать тебя отсюда силой. А там сама решишь, хочешь ли ты получить школьное гражданство.

Обалдеть!!!

Школьное гражданство? Да об этом гражданстве во всём мире легенды ходят!!!

– А вы не врёте?

– Иди уже! А то ещё передумаю…

– Не надо! – пискнула я и, подхватив юбки, рванула к дверям, но на полпути передумала, развернулась и повисла на директорской шее.

– Спасибо, Вельзевул Аззариэлевич! Спасибо! Вы даже не представляете, что я… Да я…

– Лучшей благодарностью будет твоя отличная учёба, Волчок, – ответил директор, погладив меня по волосам. – А тепери иди. У Ирэны уже, наверное, ухо вспотело подслушивать.

Тряхнув головой я выбежала в приёмную, где за столом сидела та самая Ирэна, со вспотевшим ухом и недовольно поджатыми губами.

– Можно было и повежливее с братом-то… – попеняла она мне. – Ну, что смотришь? Иди документы заполняй! Недоразумение.

– Почему недоразумение-то? – обиделась я, но кипу протянутых бумаг взяла.

– А потому что мы четыре года назад уже дали одно политическое убежище… На свою голову. Ой, что опять начнётся… Что начнётся…

Она зажмурилась и почесала кончик носа.

– А что начнётся? – активно рисуя крестики в вопроснике, спросила я. Но тут из-за двери донеслось:

– Ирэна, зайди ко мне! – и секретарша, вильнув хвостом на пышной юбке, умчалась, оставив меня наедине со своими тревожными мыслями.

Сначала я просто заполняла анкету, потом начала переживать, потом вспомнила про Сандро и хотела бежать к школьным воротам. А потом мне попался Устав Школы Добра, который я должна была прочитать, подписать и выучить наизусть. Ну, то есть не прямо сейчас, но в обозримом и самом ближайшем будущем.

УСТАВ ШКОЛЫ ДОБРА

1. Школа Добра, в дальнейшем ШД, была основана Любомиром Первым в году 536 от Разделения Миров с целью объединения в одном месте всех направлений магического обслуживания для увеличения качества обучения и синтеза между различными сферами.

2. ШД является учебным заведением и государством, поэтому на время обучения студенты приравниваются в правах и обязанностях к гражданам этой страны.

3. На территории каждого государства в Разделенных Мирах, если оно пожелает, может быть открыто консульство либо представительство ШД.

4. Гражданами ШД являются учителя, администрация, студенты, обслуживающий персонал и свободные от учёбы люди и магические существа.

5. ШД – школа по обучению обслуживающего магического персонала. Обучение ведётся по пяти направлениям: Химики, Ботаники, Зоологи, Предметники и Феи. В Школу Добра может поступить любой, но это не означает, что у каждого хватит сил окончить все пять курсов.

6. Студенты Школы Добра сами зарабатывают себе на жизнь, обеспечивают комфорт проживания и учебного процесса, а также выплачивают стипендию преподавателям и зарплату старостам факультетов. Любой, кто не хочет работать на благо ШД или не хочет учиться, вправе в любой момент покинуть ШД и, тем самым, автоматически лишиться гражданства и годовой визы.

7. Права граждан ШД. У каждого гражданина ШД есть право на учёбу, а также на участие в культурной, политической и социальной жизни страны.

8. Обязанности граждан ШД. Гражданин обязан служить на благо школы и защищать её интересы за пределами страны, соблюдать законы ШД, а также не нарушать правил проживания в студенческом общежитии, с которыми каждый учащийся обязан ознакомиться не позднее первого дня каждого нового учебного года.

9. Директор ШД является главой школы и государства. В его же руках находится судебная власть. Только он вправе наказывать студентов, а также других граждан Школы. Высшая мера наказания – исключение из школы и лишение гражданства. Законодательная власть принадлежит администрации школы, а также студенческому совету, выборы в который проводятся каждый год в первый вторник нового учебного года. Исполнительная власть остается за старостами факультетов, помощниками старост и дежурными по общежитию.

10. За все действия, совершённые учащимися и другими гражданами за пределами государства ШД, администрация ответственности не несёт, но по закону о свободных учебных заведениях школа имеет право не выдавать своих граждан на суд в других государствах.

К середине списка я слегка прибалдела, а к концу десятого пункта икнула от ужаса.

Это что же теперь получается? Из дома я после всего случившегося точно не получу ни копейки. Тут мне стипендию давать не будут, наоборот, это ещё и я должна приплачивать своим же преподавателям… Вот так так… А где мне средства на обеды-ужины взять? Я и так уже почти неделю на одних яблоках живу! Благо, в Школе Добра яблони повсюду… А что я буду делать зимой? Ой, раздери меня дракон… Ой-ёй…

Я подперла щёку рукой и, горестно вздохнув, задумалась. Если бы среди неудачниц устраивали конкурс, мне бы точно достался первый приз. Вот вроде же сбылась мечта, я удрала из дома, избежав участи, которая хуже смерти, и вместе с тем…

Рычание, многократно усиленное магией, ворвалось в распахнутое окно и заставило меня подпрыгнуть от испуга.

– Р-р-р-разнесу всё к чертям собачьим!! – голос Сандро не узнал бы разве только тот, кто не прожил с ним под одной крышей шестнадцать лет. – Мелкая, иди сюда немедленно! ПРРЯМО. ССЕЙЧАС!!

– Ууууй! – взвыла я и рысью поскакала на выход и едва не навернулась, зацепившись за подол, когда мне в спину ударило спокойное:

– Ты документы заполнила?

Одной рукой я ухватилась за дверную ручку, а второй вцепилась в подол проклятой юбки, приподнимая, чтобы удобнее бежать было.

– Честное-пречестное, я всё вечером доделаю и завтра принесу, – проблеяла я, оборачиваясь назад.

– Уверена? – Следом за голосом появился и сам хозяин кабинета в сопровождении своей верной секретарши. – Если не хочешь, можешь никуда не ходить. Он не достанет тебя отсюда и не обидит. Никто не обидит. Ты теперь под защитой Школы. Под моей защитой. Веришь?

– Верю. – Я грустно и преданно посмотрела в глаза самому лучшему ректору в мире. – Но, Вельзевул Аззариэлевич, вы просто не знаете. Сандро… Он же дурной совсем, когда злится! Совсем-совсем! Взаправду может всё здесь разнести… к этим самым… к собачьим…

Под конец речи я почувствовала, что краснею. А ректор вместо того, чтобы проникнуться моим предостережением и грозящей Школе опасностью, подмигнул мне и весело заявил:

– О! Думаю, что наша защита не по зубам даже твоему брату! Какой он там чемпион, напомни, будь любезна?

– Абсолютный. В гладиаторской борьбе, в индивидуальной, в магической, в тактической… Ой, мамочки!! – Я в ужасе схватилась за голову. – Вот же я овечка, так вас подставила! Вы же не знаете! Его ведь в Институт Годрика Воинственного, и он теперь у них там…

– Инструктор, – мурлыкнул от удовольствия Вельзевул Аззариэлевич, а преданная Ирэна мечтательно облизнула пухлые розовые губы. – По стратегии боя!!

– Эээ… Ну. Типа того.

– Типа того? – противным голосом передразнил Вельзевул Аззариэлевич. – Типа того? Это что за жаргон? Какая птица Рок его в твою пустую голову на своём хвосте принесла? – Щёлкнул пальцами перед моим носом. – Учиться немедленно! Под моим личным контролем! Типа того… Бегом в общежитие правила проживания и Устав зубрить! Нет, Ирэна, ну ты слышала? «Типа того»!!

– Гадость какая, – подобострастно скривилась гнусная подслушивательница под дверями и, пользуясь моментом мстительно погрозила мне пальцем. – И с братом ещё таким тоном разговаривала. Дрянная девчонка!

– Нормальная, – улыбнулся ректор своей помощнице. – Не ревнуй…

И добавил, уже мне:

– Волчок, с братом попрощайся, но за ворота всё же не вздумай выходить. И помни, я жду от тебя не просто хороших – отличных результатов в учёбе. Не разочаруй.

– Постараюсь, – заверила я и, дождавшись ректорского благословения, ринулась со всех ног к воротам. Сандро у нас никогда особым терпением не отличался. Разнести, может, и не разнесёт ничего, но попортить стены и нервы вахтёру может.

Он ждал меня у проходной. Широко расставив ноги и заложив руки за спину, буравил злым взглядом задёрнутое решёткой окошко дежурного. Я высунула нос между прутьями ворот и позвала его по имени.

– Принцесса! – встрепенулся брат и впился в меня больным тревожным взглядом. – Мелкая… – Заметил, что при мне нет ни чемоданов, ни желания пересекать границу Школы Добра, и хмуро вздохнул:

– Не пойдёшь домой, значит?

– Не пойду, – покаялась я.

– А как же мама?

– Она сама меня хотела в Шамаханскую сослать.

Сандро скрипнул зубами и ноздри раздул.

– Юл, ты же знаешь, что я не смирюсь.

– Знаю, – противным голосом согласилась я. А потом вздёрнула нос и, старательно пародируя маму, выдала:

– Сандро, учись проигрывать. Признай, в этот раз малявка тебя сделала. Я не вернусь домой, даже не надейся. Привет домашним! А мне устав и… эти… правила проживания учить надо!

Развернулась, красив смахнув юбкой пыль с придорожных кустов, и двинула в сторону общежития, а в спину мне громко так, на всю нашу маленькую школьную страну, ударило:

– Я только напомню, Юлка, я не папа. Поймаю – и выпорю.

– А ты поймай сначала, – проворчала я на всякий случай совсем тихонько, чтобы он не услышал, и спряталась за углом ближайшего строения.

– Зарраза! – рявкнул напоследок Сандро, а я, высунув нос из укрытия, пожелала ему в спину:

– Чтоб ты провалился.

А когда он скрылся из поля зрения сторожа и тот, выйдя из сторожки, омыл мокрой тряпкой порог, надеясь, никогда больше моего братца не увидеть, выдохнула:

– Фффу!

Даже почти успела обрадоваться и развернулась в сторону своего общежития, чтобы немедленно наткнуться на довольно-ехидную физиономию сына Тёмного Бога.

– Принцесса, значит, – протянул он задумчиво, даже не пытаясь скрыть наглую ухмылку.

– Ну хоть не фанатка, как ты.

И пока Александр моргал, соображая, к чему я это сказала, вытянулась в струну, щёлкнула пальцами по невидимому воротничку на шее и, старательно подражая высокомерной манере старшекурсника, проговорила:

– Разрешите представиться, Александр Виног. Вы мне как человек, ни разу не интересны, но задницу вашему знаменитому брату я бы с огромным удовольствием поцеловал. Если позволите.

И ещё уничижительное «Бе-бе-бе» на конце добавила.

А Александр вместо того, чтобы разозлиться вдруг рассмеялся.

– Ты просто удивительный человечек, Юлиана Волчок, – поведал он. И я сначала подумала, что глумится, но он добавил:

– Я таких наглых мышат, как ты, пока не встречал.

Точно издевается, хмуро констатировала я и проворчала:

– Ты что-то конкретное хотел или просто пришел сделать мне комплимент?

– Два раза мимо, – оголил в наглой улыбке зубы. – Меня Аззариэлевич прислал. Велел проследить, чтобы ты к воротам близко не подходила. Ну и вступиться, если всё же хватит мозгов подойти.

Очень. Очень сильно хотелось показать ему язык или какой-нибудь другой ещё более неприличный жест, но я сдержалась.

– Хорошо быть остряком на сытый желудок, – вместо этого буркнула я. – Можешь и дальше веселить своими остротами придорожную пыль и спрятавшегося в сторожке вахтёра, а я, пожалуй, пойду. Мне еще с правилами проживания знакомиться… и бардак у нас в комнате… и есть хочется… После новости о стипендии смешно надеяться на то, что здесь кормят, да?

На общем собрании я ничего перехватить не успела, а последние деньги, честно стыренные из заначки моего самого младшего брата, были потрачены ещё позавчера вечером, на ужин… С тех пор же были одни яблоки. А ими разве наешься? Вот уж нет! Разве что бурчание в животе заработаешь – а больше ничего.

Где-то в районе солнечного сплетения во мне что-то тоскливо булькнуло – с таким звуком жабы ныряют в пруд, спасаясь от полуденного зноя, – а Александр, окинув мою худосочную фигуру презрительным взглядом, проворчал сквозь зубы что-то вкусное, про кости и суповой набор, после чего отбросил чёлку с глаз и, наконец, ушёл, оставив меня наедине с моим подвывающим желудком.

Глава вторая

Мы с желудком прикинули свои шансы на сытный ужин и грустно побрели к общежитию. Может, повезет умыкнуть что-то у Вепря. Аврора же должна была ему еды принести. И чем ближе я подходила к своему новому дому, тем поганее становилось на моей душе. Докатилась: строю планы, как стырить еду у мыша… У бедного мыша, узника совести и жертвы химических экспериментов.

А в комнате меня ждал сюрприз. Всё буквально блестело, сверкало и дышало чистотой, а стол ломился от всевозможных яств и лакомств, а на единственном стуле гордо восседала Аврора Могила и снисходительно смотрела на увивающихся вокруг нее парней.

– А что тут происходит? – испуганно спросила я. – Я комнатой не ошиблась?

– О! Юлиана! – Моя соседка вскочила, всплеснув руками и как-то подозрительно засуетилась. – Мальчики, познакомьтесь, это Юлиана Волчок, мы с ней живём вместе. Только ей, к сожалению, стула не хватило…

И посмотрела на высокого кучерявого блондина, чем-то похожего на суслика, такими печальными глазами, что если бы я не была так голодна, у меня бы точно кусок поперёк горла встал. Однако лютый голод помог плохо прожёванной куриной отбивной проскользнуть внутрь. Блондин ретиво тряхнул волнистой гривой и рванул с места со скоростью породистого рысака, разве что без игривого ржания. А я, откашлявшись и отправив вслед за отбивной (ну, чтоб не заскучала) варёную картофелину, пролепетала, блаженно жмурясь от ни с чем не сравнимого удовольствия:

– Аврор, а это тут… как вообще?

Желудок так громко скулил от первобытного счастья, что заглушал глас разума, и ничего более внятного я сформулировать не смогла.

– А это мне поклонники подарили, – пояснила соседка. – Ты жуй, не стесняйся.

(Стесняться? Я? Вот уж дудки!) А пока я закидывала в топку всё, на что глаз упадёт, прошла к недобитому зеркалу и придирчиво осмотрела себя со всех сторон.

– Сказать им что ли, чтобы зеркало целое раздобыли?.. А, и так сойдет.

Девушка резко развернулась в мою сторону, устроив небольшой юбковорот вокруг своих ног, и взмахнула руками:

– А ты? Ты где была? Что от тебя в АДу хотели-то?

Судя по тому, как спокойно Могила произнесла слово «ад», ей уже объяснили, что это такое. Но я и рта раскрыть не успела, как в нашу дверь стукнули чем-то тяжелым, а затем со счастливым лицом на пороге появился блондин, держа перед собой на вытянутых руках кресло-качалку.

О-БАЛ-ДЕТЬ! Пребывая в состоянии полного восторга, я откусила ещё один кусок, устраиваясь на удобном сидении. Вот ещё бы плед… Скосила на Аврору один глаз, обдумывая, будет ли совсем уж наглостью припахать ее ухажёров к поискам одеялка для меня… Но тут в дверь снова стукнули, и снова чем-то нелегким, и на пороге появились сразу два поклонника – не видимых мною ранее – нёсших одну маленькую раскладную софу.

Аврора тяжело вздохнула и глаза закатила:

– Я же просила маленький диванчик, – протянула, капризно кривя алые губки. – Ладно, поставьте где-нибудь! Да не туда! К окну давайте… Левее. Цвет совсем не подходит…

Вот же нахалка. Я в неё почти влюбилась. Как она это делает?

А Могила между тем раскинула на свежепринесенной софе свои юбки и пожаловалась нежно, с придыханием:

– Устала… Я бы отдохнула, мальчики. А?

И мальчики, посмотрев на предмет своего обожания грустными собачьими глазами, попрощались и беспрекословно вышли вон.

Минуты три я ела в абсолютной тишине, а когда желудок заткнулся, дало о себе знать любопытство.

– Аврорка, скажи, а у тебя в роду суккубов не было? – поинтересовалась я.

– Суккубов нет, – зевнула она. – Но бабушка – химик знатный, потрясающие духи гонит… только для семейного пользования.

– С феромонами? – От восторга я понизила голос до шепота. – Респект.

Она кивнула, а я покосилась на кресло, на софу, на горы еды, на до блеска вылизанную комнату и предсказала:

– Но завтра будут бить.

«А может быть, даже сегодня», – упаднически подсказал внезапно зачесавшийся копчик – не иначе неприятности чуял. А Аврора только рассмеялась:

– Это ты правила проживания не читала еще. Оттого и боишься. Почитаешь – и поймешь: ничего они нам не сделают.

– А мне все-таки кажется, что сделают, – аппетит от нехороших новостей, странное дело не пропал, а наоборот даже увеличился. Наверное, именно поэтому приговоренным к казни положен самый лучший в жизни ужин. Меня к казни, конечно, никто не приговаривал, но когда ещё получится так налопаться? – Как поймут, что ты их провела… – Я вцепилась зубами в курицу и посмотрела на головку сыра. – Так шражу желачь нашнут.

– Что?

И тут в дверь снова постучали. Я вскочила со своего шикарного трона и, вгрызаясь в сочный розовый помидор, продефилировала к выходу.

– Значит, есть тебе нечего, да? – ровным голосом поинтересовался Александр Виног, обнаруженный мною в коридоре. Правой рукой он облокотился о дверную коробку, а в левой держал корзину, в которой я успела рассмотреть виноград, длинный батон, очень свежий, если судить, что один его аромат заставил наполниться жадной слюной мой рот, и что-то еще.

– Почему нечего? – удивилась я. – Помидоры вот… Курица…

Тыльной стороной ладони – маму б инфаркт хватил, если бы она увидела! – я вытерла блестевшие от жира губы и подбородок, а Александр поставил корзину на пол и, с такой яростью чеканя шаг, что на мраморном полу, скорее всего остались следы, прошествовал до поворота на лестницу.

Неловко получилось.

Я закусила нижнюю губу и нерешительно посмотрела в сторону лестницы. Ну, не бежать же за ним следом, объясняя, что здесь произошло, честное слово. Да и станет ли он слушать?..

Вряд ли. А посему что? Правильно, лишним бывает только третий угол в любовном треугольнике, но никак не еде, поэтому я, шикнув на голос совести, подхватила с полу корзинку Александра и вернулась в комнату, где Аврора уже начала устраивать домик Вепрю.

Девчонка забралась на последний этаж нашего трехъярусного ложа и о чём-то переговаривалась там с мышом, но, услышав, что я вернулась, свесила вниз голову.

– О! Посмотрите-ка! – одобрительно поджала губы. – Ты и без феромонов справилась! От кого дары?

– Это совсем не это! – возмутилась я искренне. – Это просто вот…

– М-м-м… Я так и подумала. Кто это хоть был?

Может, Виногу автограф Сандро подарить, чтобы подмазаться? Если он мне его, конечно, даст после сегодняшнего?..

Аврора спустилась на землю с Вепрем на плече.

– А поточнее нельзя?

– Их темнейшество Александр Виног… – нехотя сообщила я и попыталась уточнить:

– Тут такая история получилась…

– С ума сойти!!! – Аврора плюхнулась на пол мимо стула.

– Осторожнее!!! – возмутился мыш, который от резкого движения слетел с плеча и, кувыркнувшись через голову, оказался на полу у моих ног. – Я редкий экспериментальный вариант. Можно сказать, единственный в мире! В обоих из миров!

Аврора отнеслась к словам маленького соседа без должного уважения, невежливо хмыкнула и, потирая ушибленное место, уставилась на меня.

– Александр Виног собственной персоной принёс тебе корзину еды?

– Ну, прям уж корзину. Один батон и семь виноградин. И немного сушеной говядины. И два яблока. И печенье…

– …домашнее, – шёпотом уточнила Аврора, присоединяясь к ревизии корзины

– И бутылка кваса, – закончила я выкладывать на стол добычу.

Я говорила о том, что устыдилась? Если и да, то соврала. Я почувствовала себя жуткой, гадкой, наглой свинюгой, которая, возможно, забрала у бедняги-старшекурсника последний кусок.

С дикой ненавистью глянула на помидор, что всё ещё держала в правой руке…

Нет, тут одним автографом не отделаешься. Тут надо ещё и не самого старшего братца задействовать…

Волевым усилием отогнала от себя неприятные мысли, взяла себя в руки, и доела всё, что успела надкусить, а потом поинтересовалась:

– Так что там с правилами проживания?

– А фто с правилами? – Вепрь замер с виноградиной в зубах. Хоть бы Александр не узнал, что я его фруктами мышей кормлю, а то вообще некрасиво получится.

С другой стороны, куда уж некрасивей-то?

– Ну, даст мне кто-то прочитать эти ваши правила?

Аврора гаденько захихикала, положила на стол недогрызенное яблоко, подошла к нашему кривому шкафу, открыла зеркальную дверь и извлекла на свет…

– Боги! – пискнула я. – Это что такое? Кирпичей такого размера в природе не существует!

– О! – моя соседка ласково погладила фолиант по корешку и произнесла замогильным голосом. – Это не кирпич. Это эпопея под названием «Правила проживания в студенческом общежитии».

– Это не эпопея! – Я все-таки подавилась последним куском курицы. – Это же опупея настоящая! Кому-то же было не лень все это писать. – Схватилась руками за голову. – Слуша-а-ай, а что делать-то! Я как раз сегодня в Уставе читала, что мы к первому учебному дню должны это назубок выучить.

Аврора легкомысленно махнула рукой.

– Ай, ерунда! Мне тут по секрету сказали, никто ЭТО… – Зловеще потрясла в воздухе кирпичом. Тем, который книга. – …толком не читал. Главное, вот что запомнить: обучающийся всегда прав, если он не прав – значит, эксперимент не удался. А любой эксперимент, как известно, это не вредительство, а похвальное стремление к знаниям. Так что пусть докажут сначала, что злой умысел был… И вообще, Юлка, не порти мне настроение!

Я хихикнула.

– Не буду.

– Вот и умница. Я вообще о чём? А! После полуночи и до шести утра из здания общежития не выходить, – менторским тоном продолжила Могила. – Алкогольные напитки не распивать, а после десяти вечера и экспериментальными не злоупотреблять. Ну, и мальчиков-девочек в гости по ночам не водить… Кажется, всё… Вепрушка, я ни о чём не забыла?

– Ещё животных домашних заводить нельзя, – подсказал Вепрушка, доедая Александровский виноград.

А я задумчиво на него посмотрела. Интересно, говорящий мыш подпадает под разряд домашних животных? Или это домашний вредитель? Или ещё что-то… кто-то? И почему он вообще говорящий?

– Слушай, а разве на факультете химиков изучают магический интеллект? – спросила я у Вепря.

– Нет, магический интеллект изучают у зоологов, – он деловито сел на попу и тонким хвостиком маленький острый подбородок важно подпёр. – И у ботаников немного. Но у ботаников там вообще только азы, ничего интересного. А вот у предметников неодушевлённый магический интеллект очень подробно рассматривается. Профессор Фростик по нему диссертацию писал, между прочим… А ты к чему спросила?

И уставился на меня чёрными бусинками немигающих глаз. Я же, в надежде найти поддержку, скосила взгляд на Аврору, но соседка в мою сторону не смотрела, она что-то быстро царапала в маленьком перекидном блокнотике, и у меня создалось странное впечатление, что она конспектирует за Вепрем.

– Ну, ты же разумный мыш… экспериментальный… говоришь очень хорошо. Отлично даже! – начала я издалека, но Вепрь догадался, к чему я веду, и возмутился. Клянусь, у него даже кончик мордочки покраснел.

– Да ты что! – возмущённо заверещал он. – Ты что, думаешь, что я под магическим интеллектом?

– Ну… – Я неопределенно рукой махнула и настойчиво повторила свой аргумент:

– Ты же сам говорил, что экспериментальный…

– Да на мне философский камень испытывали!! – фыркнул он. – А говорить я уже сам научился, потом… Не научишься тут, за столько-то лет.

Схватил в зубы кусок колбасы и к себе на галёрку полез. Обиделся.

– Капец, – прошептала Аврора. – Сколько ж ему лет?

– Меня больше волнует, – призналась я, – что сделать, чтобы этот кладезь полезной информации не сбежал от нас к тем же химикам…

Могила понимающе кивнула, и мы до глубокой ночи задабривали свое тайное домашнее животное и уговаривали его не обижаться на глупых наивных девчонок, которые ровным счётом ничего в настоящей взрослой жизни не понимают.

А утром был первый учебный день, начавшийся со стука в дверь.

– Открой! – крикнула я Авроре из-под подушки, но мне никто не ответил.

Сползла с кровати и заглянула на второй этаж. Соседки не было. А в дверь все барабанили, и барабанили, и барабанили…

– Да что ж такое!?

Я и по жизни-то не очень дружелюбная, а с утра – так сущая смерть! (Кто вообще придумал выражение «С добрым утром!»? Как показывает практика, утро добрым не бывает. Даже если оно начинается в полдень – а отразившиеся в треснутом зеркале стрелки и циферблат бодро сообщили мне о том, что до полудня еще почти пять часов.) Так что на стук я побрела в настроении зверском и где-то даже хищном, пожалуй. Хотелось этого утреннего барабанщика предать жестокой смерти, потом оживить, а потом снова предать. Но каковым же было моё удивление, когда я обнаружила, что им оказался вчерашний даритель кресла-качалки!

– Что надо? – хрипнула спросонья я и попыталась захлопнуть дверь перед недовольным носом, но ноги у парня оказались быстрее моих рук. Поэтому весь удар пришелся на вставленную в дверной проем ступню.

– Ч-ч-чёрт! – взвыл он.

– А нечего!

– Совесть имей, а?

Он оттеснил меня плечом и ввалился внутрь.

– Какая совесть в семь утра? – праведно взбунтовалась я и двумя ногами в пол упёрлась, пытаясь вытеснить оккупанта из вверенного мне комендантом общежития помещения.

– У вас и в семь вечера совести не было, насколько я помню.

Моё сопротивление он преодолел без труда и решительно шагнул в сторону уже полюбившегося и ставшего родным кресла.

И снова так обидно стало.

– Ну и пожалуйста! – Руки на груди скрестила и отвернулась. – Можешь подавиться!

Помолчали. Я на него не смотрела – ну, просто боялась, что сердце не переживёт вида выносимой из комнаты мебели, – и что он там за моей спиной делал, не видела.

– Было б чем… – жалобно протянул грустный барабанщик. – Слушай, дай пожрать, а? А то твоя соседка вчера ликвидировала мои недельные запасы…

Осторожно покосилась в его сторону, осознав, что кресло, кажется, забирать никто не собирается. Настроение из сектора «я обиделась» резко перепрыгнуло в сектор «ой же я невоспитанная свинья».

– Ну, ты тогда это… тебя как зовут?

– Вениамин.

– Юлиана. – В пижаме книксен делать, конечно, не совсем правильно, но я с успехом справилась с поставленной задачей. Главное, чтобы мама об этом никогда не узнала. – Ты тут устраивайся, а я умоюсь быстро и будем завтракать.

И помчалась по гулкому коридору в сторону туалетной комнаты для леди.

Одна ледь как раз эту комнату покидала с махровым тюрбаном на голове.

– Там у нас гость, Могила! – крикнула я на ходу и проскакала к умывальнику. – Из твоих вчерашних.

Аврора сокрушенно всплеснула руками и губы поджала:

– А я, как назло, без духов!

– Да он не из буйных, – поспешила я успокоить подругу.

– Да при чем тут это! – она расстроено побрела к нашей комнате и до меня донеслось:

– Останемся без горячего кофе. Маловероятно, что он без обработки помчится мне кофе искать, хотя попытка не пытка.

Минут через семь, закончив водные процедуры, я вернулась в комнату и едва не рухнула прямо у порога: Вениамин с важным видом сидел в моем кресле-качалке, а Аврора с томной улыбкой на сахарных устах заглядывала парню в ясные очи и кормила его с ложечки густым вишневым вареньем.

– Венечка, точно не хочешь еще чайку? – участливо поинтересовалась Могила. – Я сбегаю, если что.

Я громко икнула и подозрительно посмотрела на Венечку.

– Любовь – такое дело, – пояснил он моим удивленно приподнятым бровям. – Сегодня ты, а завтра тебя…

Подмигнул рыжим глазом и впился зубами в последнее Александровское яблоко, продемонстрировав мне тяжелый перстень на мизинце. Вот если бы у отца не было точно такого же колечка, я бы еще заподозрила незваного гостя в злоупотреблении духами с феромонами, а так… Вздохнула и, глядя на Аврору, головой покачала:

– Как там было? Если учащийся не прав, то эксперимент не удался?

Вениамин довольно хохотнул.

– Кресло мне хоть оставишь?

– Да, пользуйся на здоровье… – задумался, откинувшись назад. – Только я к вам на ужин приду, ладно? Хорошо у вас, уютно.

– Приходи, – изображая искреннее радушие, закивала я. – Только с нас уют и приятная компания, а с тебя что-то к ужину. Например, мясо и овощи. Или сыр. Или вот я, например, еще пирожки очень люблю, разные…

– Пирожки… – проворчал Вениамин, отдирая от себя обвившуюся вокруг тела Аврору. – Где ж я тебе сегодня пирожков достану?.. Ладно, приводи в порядок эту соблазнительницу, отражение еще минут десять, думаю, продержится. На парах увидимся!

– Если придешь с пустыми руками, – пригрозила я исключительно для того, чтобы последнее слово осталось за мной, – расскажу Авроре про то, что здесь только что произошло.

Он вздрогнул, демонстрируя наигранный испуг, а потом рассмеялся:

– Веселые вы девчата. Все. Убежал переодеваться! Увидимся, Юл!

Кстати, о переодевании. Не обращая внимания на зависшую в пространстве Могилу, я достала из шкафа новенькую форму – спасибо школе, хоть за нее не пришлось платить – оригинальная черная длинная юбка, очаровательная черная рубашка с круглым вырезом и рукавами фонариком, будоражащие воображение черные ботинки и нарядный серенький жилетик на шнуровке. Премиленькое зрелище будет, когда я все это натяну на свои тощие косточки…

Аврора в себя пришла как чертик из табакерки, словно кто-то кнопку нажал.

– А что это я сижу!? – вдруг воскликнула она. – А почему я волосы не высушила? И не накрасилась? И почему я до сих пор не одета? И… и… и что, вообще, происходит?

– Главное правило проживания в общежитии помнишь? – спросила я, вплетая в косу веселенькую черненькую ленточку.

– Ты же сейчас не про распитие алкогольных напитков? А то у меня такое чувство, что я что-то распивала… кажется, почему-то с вишневым вареньем, – она страдальчески нахмурила брови.

И мне даже захотелось ей обо всем рассказать, но пирожки победили. Поэтому я просто посоветовала ей не взрывать мне мозг и собираться на пары. Некрасиво будет, если мы опоздаем в первый же учебный день.

А этот день хотелось запомнить надолго. Все-таки это же официальное начало моей новой жизни. Хотелось солнца, света, радости и улыбок. Полевых цветов и цветов радуги. Музыки громкой еще хотелось. Смеха. И модельер формы факультета предметников приложил максимум усилий для того, чтобы поднять нам всем настроение.

Стая разудалых, непоседливых взъерошенных ворон – вот кого напоминала наша веселая компашка, когда мы собрались во внутреннем дворике учебного здания. Мужчинам форма даже шла. Черные брюки, рубашка и приталенный китель, украшенный золотыми пуговицами и золотой же пряжкой под горлом. А вот девушки смотрелись на фоне солнечного утра более чем уныло.

«Введение в магическую предметологию» сегодня стояло первой парой. У меня все внутри подрагивало от нетерпения, так хотелось скорее приступить к учебе. Я даже неосознанно приплясывала у щита с расписанием, пока остальные члены моего курса суетились по огромному холлу первого этажа, выясняя что такое «а.101б вход через второй этаж». Это же магическая предметология!!!! Это же все так чудовищно интересно!!! Почему меня сейчас должно волновать, что никто из нашей группы не понимает, что такое «а.101б вход через второй этаж»? Когда до начала занятия уже оставалось не более пяти минут, меня, как и остальных, начала охватывать легкая паника, но тут в поле нашего зрения появился Вениамин. Он был красный, потный, запыхавшийся и злой.

– Сволочи эти… – выдохнул он, хватаясь за бок.

– Кто? – участливо спросила я, а он только рукой махнул и громко сообщил:

– Народ, я нашел!..

И мы все черными рысаками кинулись за Вениамином по длинному коридору. С правой стороны на одинаковом расстоянии друг от друга располагались деревянные двери с табличками: «101а», «102», «103» и далее по порядку. В промежутке между табличками «101а» и «102» моя группа слегка подвисла, но Вениамин звонко крикнул:

– За мной! – и помчался дальше по коридору. Мы поднялись на второй этаж, пробежали по коридору, явно идущему над тем, который мы только что преодолели, возвращаясь назад, спустились по лестнице на два этажа, покорили еще один коридор и, наконец, увидели вожделенную дверь с табличкой «101б».

Стоит ли говорить, что энтузиазм мой к этому моменту слегка поумерился. Не способствовал его укреплению и вид профессора, ожидающего нас за кафедрой. Первые пять минут урока, пока преподаватель, коверкая наши фамилии сверялся со списком присутствующих, мы с Могилой строили предположения насчет того, почему из-за кафедры видна только учительская голова.

– Может, он на стуле сидит? – шепотом предположила сидящая слева Аврора.

– Если сидит, то представляешь, какого он роста будет, когда встанет? – не согласился Вениамин, устроившийся по правую руку от меня.

– Так! – скрипучим голосом объявил профессор. – Приступим-с… Дежурный, будьте любезны, озаботьтесь чистотой доски.

После слова «дежурный» мой правый сосед подорвался с места и с заговорщицкой улыбкой поспешил к преподавателю. Аврора проворчала:

– Подхалим…

– Не скажи… – возразила я, когда Вениамин зашел в профессорский тыл. На данный момент он был единственным человеком в аудитории, узнавшим тайну говорящей головы. Глаза парня округлились, и он послал мне непонятный безмолвный сигнал.

– Что там? – одними губами спросила я.

– Что там? – вслух нетерпеливо прошептала Аврора.

А Вениамин не спеша вымыл доску, неторопливо вернулся на свое место, медленно развернул тетрадь и только после этого произнес:

– Не поверите. Он там… – и паузу взял театральную, паразит, но после моего тычка в бок улыбнулся и закончил:

– …висит, – и пальцем в сторону кафедры ткнул, чтобы у нас сомнений не возникло, кто именно и где висит.

– В смысле?

– На локтях, – и изобразил, как именно профессор висит на локтях, скрестив руки перед грудью. – И ножки, – снова пальцем в сторону доски ткнул, – болтаются.

– Слушайте, ему ж тяжело, наверное,.. – сочувственно пробормотала Аврора.

– Разговорчики! – крикнула говорящая голова, и мы уткнулись носами в конспекты. – Молодой человек, вам неинтересно? Встаньте!

– Вы пока еще не успели чем-то заинтересовать, – заявил Вениамин, поднимаясь.

Я от такого нахальства только рот раскрыла. И не только я, но и весь наш курс, кажется, тоже. А профессор только зубами щелкнул и целую минуту молча смотрел в глаза моему соседу, а потом спросил:

– Как ваша фамилия?

– Ну, Фростик… – нехотя проговорил Вениамин.

И вот если до сих пор кто-то в аудитории еще сидел с закрытым ртом, то теперь-то уж точно его открыл, Аврора уже привычно икнула, а я немного обиделась. Мог бы, между прочим, сказать утром, что он родственник того самого знаменитого Фростика…

– Тогда понятно… – злобно хмыкнула говорящая голова и сделала пометку в списке учащихся.

Вениамин сел на место, и я его сердечно по коленке похлопала, а Аврора грустно прошептала:

– Бе-э-э-дный… – и посмотрела на парня такими глазами, словно утренний инцидент еще не закончился, и она по-прежнему под действием отражения.

Оставшаяся часть моей первой в жизни лекции прошла без каких-либо и без чего-либо. Монотонный бубнеж профессора, тоскливый скрип карандашей и перьев по бумаге, вздохи, шорохи… Короче, под конец я даже умудрилась задремать. Потому что это тоска дикая, а не «Введение в магическую предметологию», как оказалось.

А в перерыве мы снова метались по факультету в поисках нужной аудитории.

– Специально они нас гоняют, что ли? – пыхтела я, карабкаясь по узкой винтовой лестнице на последний этаж башни, в которой располагалась кафедра Истории Алхимии.

– Меня больше волнует, нафига нам алхимия? – ворчала за спиной Аврора, которая в день поступления на факультет предметников, как выяснилось, плясала и пела от радости, что алхимии в ее жизни больше не будет. Могу ее понять, с такой-то бабушкой…

– Вень, – окликнула я ползущую впереди спину. – А профессор Фростик тебе кто?

– Дедушка… И если ты хочешь попросить автограф…

Я неприлично громко рассмеялась, а когда Вениамин поинтересовался, что в его словах вызвало такое веселье, ответила:

– Ой, автографы – просто моя больная тема. Я тебе за ужином расскажу, ладно? – и немедленно поймала пятой точкой недовольный сигнал от Авроры.

Обернулась на ходу и увидела, как подруга изображает пантомиму «Ты офонарела?!!!» Ну, то есть у виска указательным пальцем крутит и при этом делает большие глаза, а губы безмолвно произносят: «ЧТООООО??» Сигнализирую в ответ: «Отстань, я тебе потом все расскажу!»

Но потом была лекция по Истории Алхимии. И еще одна, которая в расписании загадочно называлась «ПЗУ», а на практике оказалась Плетением заурядных узлов. И по этому ПЗУ нам в первый же день задали столько, что я даже успела пожалеть о своем решении не возвращаться домой с Сандро.

Последующие дни от первого отличались только наименованием предметов и количеством заданного. Времени не было даже на то, чтобы изучить студенческий городок, как следует. И это нам, в отличие от старшекурсников, везло, потому что те еще и работали. Кто-то удаленно, кто-то в столице, до которой от нашей маленькой страны было рукой подать, кто-то прямо в школе. Мы же…

По негласному школьному правилу, первокурсники не принимали участия в заполнении школьной казны, первый семестр мы должны были заниматься благоустройством школьной территории, по необходимости, учебой – по максимуму, и «заботой о старших товарищах» – денно и нощно.

Группами по 3-4 человека мы, в свободное от учебы время, убирали помещения общего пользования и следили за тем, чтобы на кухне всегда было что-то горячее, благо, старшекурсники исправно заполняли кладовую провиантом и не требовали от нас кулинарных изысков.

Наше общежитие представляло собой пятиконечную звезду, каждый луч которой был крылом одного из факультетов. В центре же здания находилась общая гостиная, где, по логике, студенты должны были собираться для внеклассного общения, на которое у первокурсников просто не оставалось времени. Поэтому впервые после общего собрания в этом помещении я очутилась только в день выборов. И как раз этот день стал нашим первым с Авророй дежурством по общежитию.

«Выборный вторник» для меня начался в пять утра. И уже в пять утра, наблюдая за тем, как Вепрь бодро грызет булочку, я этот день возненавидела. Сначала кухня. Ни я, ни Аврора и представления не имели о готовке. Оставалась надежда на Веника. Тот приплелся последним, при этом широко зевал и был в пижаме.

– Девчата, я все равно в этом ничего не понимаю, – «обрадовал» он. – Так что, давайте вы все приготовите, а я потом уберу и помою.

Мы с Могилой зарычали синхронно, и внук великого профессора угрюмо голову повесил.

– Послушайте, – неуверенно произнесла Аврора, когда мы все трое ввалились в кладовую. – Ведь в правилах говорилось «что-то горячее», так?

– Угу…

– Я, например, виртуозно готовлю чай! И даже знаю способ, как сохранить его горячим!

Мы с Вениамином переглянулись. Конечно, с одной стороны, правила звучали именно так, но с другой:

– Могут бить… – предсказала я.

– Могли бы, – уточнил Веник. – Но сегодня же выборы. Сначала все будут полдня тусить в общем зале, а потом праздновать… Ну, или наоборот.

– А ты-то откуда знаешь? – недоверчиво спросила Аврора, на что получила лаконичный ответ:

– Дедушка.

В общем, когда Аврора закончила возиться с чаем, и на кухне появились первые старшекурсники, мы были спокойны, как стадо бегемотов. Спокойны – потому что перед смертью все равно не надышишься, а как бегемоты… Ну, просто кухня же… И еще и кладовая эта бездонная… В общем и целом, не так это и сложно – быть дежурным. Я даже поклялась себе к следующему дежурству разузнать у кого-нибудь, как варить самый простой бульон. Ну, или хотя бы какао.

Невысокий парень с третьего курса был первым, кто оценил наши кулинарные способности.

– Что тут у нас? – деловито потирая руки, он открыл кастрюлю с чаем. – Чай? Офигительно! Хвалю! – и заржал довольно нам на удивление. – Я как раз на то ставил, что в первой смене дежурства обязательно кто-нибудь догадается так сделать.

Налил себе кружку и вышел.

– То есть прокатило? – не поверила я.

– Не понял, они на нас что, ставки делают? – возмутился Веник.

– Чувствую себя кобылой… – уж совсем неожиданно разоткровенничалась Могила.

У Веника вытянулось лицо. Он окинул девушку внимательным взглядом и даже тряхнул головой:

– Почему кобылой-то? Ты совсем не похожа.

– Дурак! – Аврора обиженно шлепнула его ладонью по плечу. – Я про бега подумала, про скачки, про ставки… А ты кобыла…

Авроре вдруг бросилась кровь в лицо, а глаза наполнились слезами.

– Дурак! – крикнула она еще раз и выбежала из кухни, подстегиваемая нашими удивленными взглядами.

– Вень, а ты уверен, что твой перстень короткого действия? – спросила я у товарища. Товарищ задумчиво посмотрел на упомянутый артефакт и удивленно пробормотал:

– Вот до недавнего времени был уверен, что да… – а потом заинтересованный взгляд в мою сторону бросил и полюбопытствовал:

– Слушай, вы же девчонки, вы же там вечерами болтаете о своем о женском, когда меня нет. Она ничего не…

– Я тебя умоляю! – мы вышли из кухни и разговаривали уже в коридоре. – Что значит, когда тебя нет? Да ты уже, по-моему, прописался в нашей комнате. Еще немного – и переселишься полностью.

– А что, хорошая идея, а то я только время трачу, бегая туда-сюда между этажами…

– Запрещено правилами проживания! – раздалось неожиданно и резко за нашими спинами, и мы даже подпрыгнули от испуга.

Александр Виног, с которым я не разговаривала со дня злополучного посещения АДа, как всегда, был в форме. Свеж, бодр и подтянут. Он выглядел так, словно сейчас не семь утра, а, как минимум, пять вечера. Я завистливо вздохнула. Умеют же люди…

– Не знаю насчет правил проживания, – оскалился Веник, отвлекая меня от важных мыслей о моем внешнем виде. – Но вот подслушивать личные разговоры некрасиво.

Я только глянула на него удивленно. И чего так взъелся, спрашивается?

А Вениамин ухмыльнулся криво и продолжил:

– Мне искренне жаль, что тебя папа в детстве правилам этикета не обучил! – и руку мне на талию положил.

И вот я стою, открыв рот, и безмолвствую, а они друг друга разъяренными взглядами прожигают. Осторожненько снимаю с себя Фростикову конечность и не менее осторожно произношу:

– Ну, я пойду… Вень, я тебя в комнате жду, да?

Вениамин кивнул и широко улыбнулся, а Александр громко скрипнул зубами и процедил:

– К началу выборов чтобы в общем зале был чай!!! – развернулся и ушел, широко шагая, а я только хохотнула по-дурацки ему в спину.

Когда их темнейшество исчезло за поворотом, любопытство и нетерпение одержали безоговорочную победу над правилами хорошего тона. Поэтому я обратила к Вениамину свой удивленный взор и спросила:

– Это что это было сейчас?

– А пусть не смотрит на тебя так, – проворчал Веник и попытался свернуть разговор:

– Пойдем уже за Авророй…

Пока мы шли по коридору и поднимались по лестнице, я пыталась осмыслить услышанное, но оно как-то не осмысливалось.

– Да как он на меня смотрит?! – наконец не выдержала и дернула товарища за рукав пижамы.

– Как будто ты его любимого хомячка живьем съела…

Все. Я в ауте. Серьезно, что ли? Что-то темнит Фростик, не иначе.

– Да он на всех так смотрит. На всех хомячков не напасешься…

Веник в ответ только пренебрежительно хмыкнул, и я поняла, что большего от него не добиться.

– Вот возьму, и не проголосую за тебя сегодня! – мстительно припугнула я, прекрасно понимая, что лучшей кандидатуры на должность нашего старосты просто невозможно найти. Веник и сам об этом отлично знал, зараза, поэтому на мою угрозу отреагировал приподнятой бровью и нетерпеливым взмахом руки, мол, давай, шевелись уже.

Но у дверей нашей комнаты будущий староста сообразил, что принимать участие в выборах надо не в пижаме, а как минимум, в домашней одежде. А лучше – в форме. Поэтому мы договорились встретиться внизу минут через двадцать. И Веник убежал приводить себя в порядок, а я отправилась к себе.

Минут десять я успокаивала Аврору, которая дулась на кровати, отвернувшись лицом к стене, а потом мы все-таки отправились голосовать.

В общем зале народу было… Я как-то даже не представляла, что в нашей школе учится столько людей. Ну, правильно. Все же курсы со всех факультетов собрались. Розовые феи, химики в белых халатах, зеленые ботаники, синие зоологи, ну, и мы сбоку, немым укором радуге.

– Начнем с самого простого, – магически усиленным голосом объявил ректор. – Первые курсы, вы со старостами определились?

В ответ раздалось нестройное и разномастное:

– Определились…

– Не определились…

– Да зачем нам староста?

И в наступившей на секунду тишине совершенно неожиданное:

– Да он пьет как конь, какой из него староста?

Вельзевул Аззариэлевич рассеянно моргнул и внимательно посмотрел на произнесшего последнюю фразу химика. Тот немедленно стушевался и спрятался за спинами товарищей.

В общем, старост мы выбрали и успокоились. Особенно успокоился Веник. Он сразу нос задрал важно и, кажется, даже выше стал.

А ректор раздал избранникам первокурсников фолианты, размером не уступавшие ППвО, а затем сделал объявление:

– Немного отступая от обычной программы проведения выборов, – пятый курс дружно и в голос застонал, заставив меня волноваться. – Вынужден сообщить, что в этом году наша школа примет участие в общешкольных военных тренировках не на правах вспомогательной силы, а как отдельный участник.

Теперь застонали все от пятого до второго курса. Мы же по-прежнему молчали и ушами хлопали.

– Ну, и на первый семестр нашим основным спарринг-партнером заявился Институт Годрика Воинственного.

– Вот же ж …ть!!! – не сдержалась я громко, привлекая к себе взгляды всех. Ну, то есть вообще ВСЕХ!

Просто до меня до первой из самых младших дошло, что здесь происходит, и кто во всем этом виноват. Попыталась спрятаться за Аврору, но что уж там…

– Кхм-кхм, – ректор демонстративно прочистил горло, перетягивая всеобщее внимание на себя. – Итак, общая физическая подготовка начнется с завтрашнего дня. Занятия по тактике и стратегии вводятся у всех курсов и факультетов… Кажется, все?

Вельзевул Аззариэлевич вопросительно посмотрел на пятикурсников, и один из них злым голосом произнес одно слово:

– Барбакан.

– О! Ну, это на ваш выбор, – отмахнулся ректор. – Просто не забывайте о благоразумии… А теперь можно переходить к основной части собрания, собственно, к выборам в студенческий совет.

Ожидать результатов голосования я решила, забаррикадировавшись в своей комнате, а потому, когда все были увлечены подсчетом голосов, предприняла стратегический отход через боковые двери. На цыпочках прокралась к лестнице, как никогда мечтая о шапке-невидимке, и уже собралась было вздохнуть свободно, как кто-то схватил меня сзади за жилетный хвостик, потянул назад и злым шепотом поинтересовался:

– Куда собралась?

– К себе, – буркнула недовольно, пытаясь вывернуться из стального Александровского захвата.

– Напрасно. Хватай совет, пока я добрый: лучше сразу показать всем, что тебе плевать, а то только хуже будет.

Вздохнула тяжело. Прекрасно понимаю, что пятикурсник прав, но как же боязно возвращаться назад, в общий зал, где почти все из-за моей несдержанности догадались о том, по чьей вине у нашей школы такой соперник. А в том, что это происки моего старшего брата, сомневаться не приходилось.

– Мне просто страшно, – честно призналась я.

Александр поморщился.

– Слушай, прекращай, а? Мне с тобой целый семестр в барбакане сидеть, а там нет времени бояться.

– В барбакане? – ужаснулась я. – Как в барбакане? Ректор сказал, что это…

Александр ухмыльнулся.

– Виновные всегда сидят в барбакане. Можешь мне поверить, я получил политическое убежище четыре года назад. И угадай, из-за кого Школа впервые жизни была полноценным участником соревнований?

Я совсем погрустнела. Бли-и-и-ин, но я же ничего не умею. Вообще ничего…

– И кто тогда был вашим партнером? – спросила я.

– Лига Темных, конечно! – хмыкнул старшекурсник. – Кто же еще?

Действительно, кто же еще, как не школа прирожденных убийц, покровителем которой является один из Темных богов. Так и знала, что у Александра божественные корни. Мысленно похихикала над своими глупыми мыслями и решила их не озвучивать, разумно предположив, что их темнейшество моей шутки не оценит. И да, сделала себе отметку, не называть его больше их темнейшеством даже мысленно, а то так можно и заговориться.

Глава третья

Преподавателя по тактике и стратегии звали Зерван Да Ханкар. Он был лысый, невысокого роста, с короткими ногами, непропорционально длинными руками, с большими оттопыренными ушами и приплюснутым носом. Недостаток растительности на голове с лихвой окупала густота бровей, а из волос, оккупировавших широкие ноздри, можно было бы сплести прекрасную тугую косичку, и одна моя знакомая кухарка умерла бы от зависти, увидев эту радость цирюльника.

– Я полевой командир! – хриплым голосом начал капитан Ханкар вместо приветствия. – Я старый полевик-легионер! На моем счету не одно выигранное сражение. Гадаете, что делает этот полуорк в Школе Добра? Почему ректор Ясневский не нашел кого-нибудь из клана боевых эльфов или темных ассасинов, чтобы тренировать вас? Может быть, на эту должность подошёл бы даже человек? И я вам отвечу. Просто ни один из них не стал бы возиться с такими задохликами, как вы.

Зерван Да Ханкар отсчитал пять шагов до окна, развернулся через левое плечо и, чеканя шаг, промаршировал в обратную сторону, продолжая говорить:

– Стратегическая ошибка каждого тренера в этой игре – не считать вас серьезными соперниками. Они не берут вас в расчёт, потому что ваша школа полностью на гражданском положении. А зря. Вашу видимую слабость мы превратим в силу. Сила же – в таких играх всегда означает победу.

Капитан остановился посреди аудитории и задумчивым взглядом окинул наши полосатые ряды – просто в АДу решили, что по причине военной обстановки сотрудничество между факультетами должно быть усилено. И этот курс мы слушали совместно с химиками.

– Не стану скрывать, эта победа очень важна для меня. Для моей дальнейшей карьеры.

Преподаватель с тоской посмотрел на старосту другого факультета, тощего мальчишку с маленьким носом и большими прыщами. И вздохнул громко и протяжно.

– Для начала уясним себе семь основных правил, которые помогут нам победить.

Зерван Да Ханкар подошел к доске и размашистым почерком написал:

1. Дисциплина.

2. Дисциплина.

3. Дисциплина.

После чего обернулся к аудитории и рявкнул:

– Кто хочет, может записывать. Мне всё равно. За сдачу экзамена по своему предмету я засчитаю только вашу абсолютную победу.

После этих его слов Веник наклонился и едва слышно прошептал мне прямо в ухо:

– Думаешь, он знает, кто наш соперник?

Капитан нехорошо на нас покосился. Я притворилась овощем, а Аврора так сильно возмечтала исчезнуть, что, кажется, даже стала немножко прозрачной.

– Новобранец, встать! – отрывисто приказал преподаватель, и Веник нехотя поднялся, бормоча себе под нос:

– Можно подумать, что мы в казарме…

– Разговаривать на моей лекции можно только после озвученного мною вопроса. Это понятно?

– Понятно… – И хмыкнул презрительно.

– Десять отжиманий! – неожиданно объявил Зерван Да Ханкар, по-прежнему глядя на Вениамина.

– Физическая подготовка у нас по расписанию сегодня была в семь утра…

– Пятнадцать отжиманий!

– Да что такое!? – Староста явно планировал откосить от наказания.

– Двадцать отжиманий! – полуорка, кажется, заклинило, но и Веник же упрямый, как осёл.

– Не буду! – И губы в тонкую линию сжал, а капитан пугающе оскалился и совсем уже тихо проговорил:

– Десять отжиманий всем присутствующим.

Аудитория зависла и затаила дыхание. Кто-то начал возмущаться, а лично я, уяснив принцип прогрессии наказания, быстро вскочила со своего места и, упав на пол между партами, приступила к выполнению упражнений. Ну, как приступила? Попыталась. Потому что я и отжимания – это очень весело.

Я старалась приподнять тело над землей, используя силу своих фантастических мышц. И когда я говорю «фантастических» – именно это и имею в виду, ибо оные были только в моих нездоровых фантазиях. Да Ханкар хмыкнул и озвучил помилование:

– Достаточно, бригадир! Остальным пятнадцать отжиманий.

Я отряхнулась и с довольной миной поднялась с пола, наблюдая за тем, как все, наоборот, туда укладываются. И даже не знаю, кого в этот момент студенты ненавидели больше: Веника, преподавателя или меня, как изначальную причину своих бед. А Да Ханкар подождал, пока все закончат отжиматься и, как ни в чем не бывало, вернулся к лекции.

– Отвечу на вопрос нерадивого новобранца. Да, я знаю, кто наш соперник. Мало того, я имел честь учить их командира. Правда он тогда маленький совсем был… – и подмигнул мне весело. – Но возвращаясь к теме урока. Повторюсь. Дисциплина! Дисциплина в военное время – это всё. Сейчас на наглядном примере вы имели возможность убедиться в том, что, если один член команды выпадает из строя, страдают все.

Он помолчал немного, пожевал губы, почесал лысину и неожиданно извиняющимся голосом произнес:

– Я знаю, что каждый из вас талантливая личность. Что через год-другой вы в своих областях заткнёте меня за пояс. Я не ставлю себе целью унизить вас или показать, что вы ничтожества. Давайте возьмем за отправную точку тот факт, что у нас война. Пусть это всего лишь игра и вашим жизням ничто не угрожает. Но есть же у вас чувство собственного достоинства, в конце концов! Хватит быть расходным материалом и подсобными работниками. Пора доказать всему миру, что и Школа Добра чего-то стоит.

Общий градус эмоций в аудитории слегка повысился, а полуорк продолжил:

– Железная дисциплина поможет вам победить и более сильного соперника. Я не говорю, что это будет легко. Но я знаю, это возможно. Известная пословица гласит: кто не умеет повиноваться – тот не умеет побеждать. Не забываем об этом, беспрекословно слушаемся командира в боевой обстановке, а также во время тренировок – и это станет первым шагом к победе.

Да Ханкар обвел притихших нас довольным взглядом и продолжил, подходя к доске:

– Следующим правилом после дисциплины, о котором нельзя забывать даже во сне, является тренировка.

И он записал на доске:

4. Тренировка

5. Тренировка

Я задумалась над склонностью учителя к повторам, а он пояснил:

– И дело даже не в физической подготовке, которая у вас ни к черту. Дело в умении быстро и правильно реагировать. Поэтому тренироваться мы будем не один раз в неделю, как было принято раньше, но каждый вторник, среду и пятницу, – он заглянул в свои записи. – С шести до восьми на школьном полигоне.

Вся аудитория, памятуя о недавнем наказании взвыла безмолвно, и я затылком почувствовала несколько убийственных взглядов. Капитан же, не выпуская мела из рук, озвучил следующий пункт:

– Знания. Не удивляйтесь, но и тут есть свои хитрости и секреты, о которых вы пока, к сожалению, и не подозреваете. Моя задача вас этому научить. Да! И последнее, но, наверное, самое важное правило – это командное взаимодействие, без которого немыслима ни одна победа. Ибо войны в одиночку не выигрываются.

Затем повернулся к доске и записал два последних пункта:

6. Знания.

7. Работа в команде

– Думаю, на сегодня хватит. Увидимся завтра на полигоне.

Легко ему говорить, увидимся завтра, а мне до этого ещё дожить надо, ибо общий градус ненависти в мой адрес сегодняшнее занятие основательно повысило. Хотя, казалось бы, куда уж выше-то…

На общем собрании никому ничего объяснять не хотелось. Да, и что я должна была им говорить? Оправдываться? Доказывать, что у меня не было выбора? Пояснять, что Сандро Волчок, конечно, известная личность, но проигрывать вообще не умеет? Да он даже в детстве когда мы в догонялки играли, ни разу мне выиграть не позволил! Ну, а про то, кто руководит кафедрой тактического боя в Институте Годрика Воинственного, я умышленно умолчала… Нет, их темнейшество, конечно, предупреждало, что проще отмучиться сразу. Но одно дело отмучиться, и совсем другое – обзавестись толпой навязчивых подруг и друзей, желающих познакомиться с моим невыносимым братцем.

Урок по тактике и стратегии закончился минут на двадцать раньше положенного срока, и мы с Авророй и всё ещё недовольным Веником аллюром помчались на факультетскую кухню, радуясь своему преимуществу перед остальными студентами. Поэтому, когда предметники со старших курсов подтянули свои голодающие желудки поближе к еде, мы втроём уже заперлись в комнате и совмещали полезное с необходимым: слушали байки Вепря и готовились к практическому по ПЗУ.

Наша троица, наверное, была единственной в общаге, которая додумалась тренировать плетение магических узлов не в специально отведенных для этого дела аудиториях, в которые из-за обилия желающих было не пробиться, а у себя в комнате, используя вместо магических нитей нитки от старого шарфа Авроры. Тем более, что таким образом можно было готовиться сразу к двум предметам. Ибо маленький серый мыш был большим любителем поговорить. В этот раз он с важным видом читал нам лекцию по истории становления школьного государства.

Кстати, несмотря на занудство повествования, рассказы Вепря были весьма полезны и поучительны.

Выдержки из истории школьного государства, рассказанные экспериментальным мышом Вепрем во время домашних посиделок

Любомир Первый в конце 535 года от Разделения Миров столкнулся с проблемой не систематизированности знаний в области обычной артефакторики. Идея организовать школу, в которой будут обучаться производству банальных предметных артефактов, возникла не сразу, но уже в начале 536 года в здании, где сейчас находится тренировочный зал, были организованы курсы для вольных слушателей.

Сначала эти курсы посещали только члены магического сообщества, несмотря на то, что в состав Объединенных Королевств к тому времени уже входили эльфы, тролли, орки и дриады. По действующему в те времена законодательству магическое образование могли получать только колдуны и ведьмы, но ещё и полукровки, которых тогда было совсем немного.

Со вхождением в Объединенное Королевство Темной стороны ситуация изменилась. Темные маги и демоны не хотели мириться с существующей традицией. В 600 году Школа отказалась от государственных дотаций и вступила в состав ОК на правах отдельного государства. Тогда же открылся второй факультет химиков, а курсы артефакторики переквалифицировались в полноценное направление предметников.

В году 617 от Разделения Миров Школа предоставила первое политическое убежище бежавшей из Фейристауна фее и таким образом открылся третий факультет и началась первая муждушкольная война.

В 703 году Школа расширилась территориально до современных размеров, получив землю от Эльфийского Волшебного леса в обмен на обещание открыть факультеты Ботаники и Зоологии.

К 705 году Школа окончательно закрепила за собой территорию, обрела современный вид и размер. В конце этого же года во всех официальных документах государство стало называться Школой Добра и получило признание обоих миров. На пяти факультетах на сегодняшний день учатся представители семи наций: маги, эльфы, дриады, феи, джинны, дэвы и демоны. Ну, и полукровки, конечно.

С тех пор увеличилось только количество предметов на факультетах. И ещё изменились правила участия в междушкольных соревнованиях. Теперь гражданские учебные заведения играли исключительно вспомогательную роль, уступив место военным академиям.

Четыре года назад Лига Тёмных нашла в правилах проведения междушкольных соревнований пункт, в котором говорилось о том, что военная школа могла бросить вызов гражданской. И теперь Школа Добра может участвовать в соревнованиях на равных.

Счастье-то какое!

***

Пятничная тренировка началась неожиданными словами Да Ханкара:

– Сегодня будем строить барбакан!

– Но у нас есть барбакан, – возмутился кто-то из химиков. – Его во время прошлой кампании возвели.

Капитан Зерван шмыгнул волосатой ноздрёй и, ехидно оскалившись, огорошил:

– Поправка. У вас БЫЛ барбакан…

И мы всей толпой, не дожидаясь разрешения, кинулись к воротам, возле которых уже истерили феи с пятого курса. Прекрасный круглый кирпичного цвета барбакан, встречавший посетителей своей надежностью и крепостью, превратился в груду камней. Не было зубчатых стен, бойниц и башни для лучника. Не было коридора, соединявшего строение с главными воротами, не было тяжелой решетки… Зато была пугающая своими размерами куча мусора.

– Что за …ня? – возмутился один из фей.

На фейский факультет вообще-то поступали, в основном, девушки: этакий рассадник красоты и прелестниц. Но встречались и мужчины. Я за неполные две недели учебы повстречала пятерых, но Вепрь уверял, что всего у нас учится два дэва и семь джиннов.

Один из последних, как только что выяснилось, учился в выпускном классе. И он был очень зол. А матерящийся, как сапожник, синекожий огромный мужик со светло-голубыми волосами, собранными в высокий хвост, в полупрозрачных розовых шароварах, в розовых же туфлях без задников и с внушительным голым торсом испугал бы и самого смелого. Что уж говорить про меня?

А вот на Да Ханкара он не произвел свои видом никакого эффекта. Преподаватель бросил на джинна равнодушный взгляд и привычно поинтересовался:

– Новобранец, как звать?

Пятикурсник нахмурился, потом грустно покосился на нашу чёрно-белую толпу и шёпотом поведал:

– Динь-Дон…

Капитан закусил нижнюю губу и сквозь сдерживаемый смех выдавил из себя:

– Я понимаю, что жизнь тебя уже наказала, новобранец Динь-Дон, но за нецензурную брань в присутствии девушек, несовершеннолетних коллег, а главное, своего преподавателя – десять отжиманий.

Мы с химиками, глядя на упёртое выражение лица джинна, загрустили и затаили дыхание. Я мысленно прикидывала, до какой цифры дойдет Да Ханкар, но Динь-Дон поразил всех нас своей прозорливостью, и ещё до того, как капитан произнёс фразу «пятнадцать отжиманий», провинившийся студент упал на землю и легко выполнил упражнение.

Вот мне бы так…

Затем джинн поднялся с земли, стараясь не смотреть в сторону полевого командира.

– Можешь быть свободен, – подсказал Да Ханкар, но Динь-Дон с места не сдвинулся. Он хмуро глядел на нас с химиками. И от этого взгляда мне делалось нехорошо.

– То есть вот это вот, – синекожий махнул рукой в нашу сторону, – будет строить барбакан. Вы серьезно?

– Кхы-кхы, – вместо ответа капитан покашлял.

– Нет! Не подумайте, что я вам не доверяю! – поторопился уточнить джинн. – И я готов отжаться ещё сто пятьдесят раз, но вопрос всё равно останется. Как эта мелюзга будет строить фортификационное укрепление, от которого зависит престиж нашей школы?

– А ещё, – сообщила одна из феек, и она действительно выглядела как фейка: невысокая, воздушная, совершенно очаровательная, – в Институте Годрика Воинственного одна солдатня учится! – здесь мне на одну коротенькую секунду стало обидно за Сандро. – Они же не посмотрят на то, что мы женщины! И если им удастся прорваться на территорию школы…

– Феи свободны! – решительно повторил Да Ханкар. – Химики и предметники, начинайте тренироваться работать в команде.

Химики и предметники решительно потерли руками и обменялись не менее решительными взглядами.

– Ну? – Веник вопросительно посмотрел на тощего «химического» старосту.

– Ну… – вежливо согласился тот.

– И? – мы дружно глянули сначала на них, затем на преподавателя, а после почему-то на Динь-Дона, который, несмотря на слова Да Ханкара, и не думал уходить. Как и весь его курс.

– То есть это не шутка, – хмуро осознал джинн. – Вы всерьез хотите, чтобы они сами строили барбакан.

– Я хочу, чтобы они уяснили себе, что такое командная работа, – отрезал капитан. После чего обратился к нашим двум группам:

– Итак, у вас два часа. Не знаю, что вы будете делать, но по истечении этого времени мне должны быть предоставлены доказательства того, что вы умеете сотрудничать.

И просто ушёл, бросив нас на произвол судьбы и на растерзание хищным пятикурсникам.

– Давайте, может, сначала место расчистим… – предложила я, стараясь не смотреть на мрачных коллег в розовом.

– А давайте мы без командирши обойдёмся! – тут же окрысились химики.

– Я и не претендую, – заверила искренне и на несколько шагов в центр группы предметников попятилась.

– Вообще-то, Да Ханкар назначил Юлку бригадиром, – вот от Веника я точно не ожидала удара в спину. – Так что, если кому и командовать, то именно ей.

«Да-да! И тогда, скажите мне, кто будет наказан в случае провала?» – подумала я, хотя и так было понятно, кто. Видимо тот же, по чьей вине все это вообще началось.

Плюнула на всех и потащилась к развалинам. А следом за мной Аврора Могила. А за нею следом Вениамин Фростик, староста предметников первого года обучения собственной персоной. А вдогонку к нему голос синекожего Динь-Дона:

– Ну, и куда вы попёрлись, желтопузые?

– Сказал синепузый, подтягивая розовые штанишки… – пробормотала я, сама себе делая страшные глаза и сама себя уговаривая заткнуться.

Динь-Дон удивлённо завис. В прямом смысле завис в воздухе, примерно в полуметре от земли. И вот он висит, такой весь синий, в розовых штанах и с голубыми волосами, а вокруг меня медленно мертвая зона образовывается. И даже Аврора, участливо пробормотав:

– Ну, не убьёт же он тебя, на самом деле, – отступила под защиту толпы первокурсников, успешно изображавших из себя зебру. Не в том смысле, что они бросились врассыпную, спасаясь от разъяренного льва, а в том, что они стройными черно-белыми рядами жевали жвачку и рассматривали землю в поисках подножного корма. Прекрасные фейки потупились. Вениамин прикидывал, есть ли смысл получать звание героя посмертно. А я гордо вздёрнула нос, пусть хоть веснушки вечернему солнцу порадуются напоследок, раз жизнь все равно не удалась.

инь-Дон оглушительно захохотал и хлопнул меня по плечу с таким энтузиазмом, что я пробежала несколько шагов прежде, чем до меня дошло, что это он так своё одобрение выказывает, а не пытается меня прибить за мой длинный язык.

– Как звать, новобранец? – не прекращая ржания, поинтересовался джинн, а я подумала, что плюну ему в глаз, если он сейчас велит мне отжиматься.

– Юлиана Волчок, – представилась и в кривом реверансе присела. Ну, не удавались мне никогда реверансы, что уж тут поделаешь?

Динь-Дон изогнул длинную, почти белую на синем лице бровь и уточнил:

– Та самая?

– Единственная, – вздохнула я, нерационально расстраиваясь из-за того, что даже после общего собрания, где в мою сторону только ленивый пальцем не ткнул, меня все равно не узнают и не замечают.

– Какая-то ты… – Джинн помахал в воздухе пальцами, подыскивая подходящее слово, и, наконец, вынес вердикт:

– Тощая… Кушать хочешь?

Я сглотнула. С тех пор, как я ушла из дома, «хочется кушать» было моим непреходящим состоянием.

Аврора икнула, Вениамин закашлялся, одна из феек опрометью кинулась в сторону общежития, а я стояла, раскрыв рот, и не знала, что сказать. Хотя стоит отдать должное Динь-Дону, он и не ждал ответа, а развернулся лицом к куче мусора, которая ещё недавно была нашим барбаканом и произнес, потирая руки:

– Значит, этот лысый гоблин хочет, чтобы мы без помощи троллей поставили укрепление?

– Вообще-то, он полуорк, – подала голос Аврора, которая, едва осознав, что убивать нас никто не будет, вмиг осмелела.

– Вот именно, – нелогично согласился джинн и хлопнул в ладоши.

– Девоньки, – оглянулся на свою розовую братию… ээээ… сестрию. – А что, Да Ханкар ведь ничего не говорил о том, что посторонних к работе нельзя привлекать?

– Не говорил, – подтвердила я, глядя на синекожего почти влюбленными глазами. Почему почти влюбленными? Да потому, что у него был вид человека, который совершенно точно знал, что делать.

– Зарянка, ты как думаешь? – Динь-Дон улыбнулся низенькой рыжеватой девушке, но подмигнул почему-то мне.

– О! Это хорошая идея! – согласилась Зарянка.

Действительно? В словах своего старосты она сумела расслышать какую-то идею? Я задумчиво почесала бровь, пытаясь вспомнить, освоили ли феи телепатию. И если освоили, то насколько хорошо, и стоит ли мне попридержать коней, когда я думаю о всякой чепухе в их присутствии.

– Но не успеем за два часа, – встряла в наш разговор ещё одна фея, высокая и тонкая, как ивовый прут.

– Да… в два не уложимся… – протянул Динь-Дон, и я сразу его разлюбила и погрустнела.

– А вот если, допустим, – прыщавый староста химиков сделал осторожный шаг в нашу сторону. – Если капитан, например, уснёт… Случайно… Примерно на девять часов и семь с половиной минут, может, немного меньше… – И задумчиво глаза закатил, что-то подсчитывая.

– Сонное зелье на территории Школы запрещено категорически! Даже в лаборатории… – предупредил джинн.

– Ещё чего! Амадеус Тищенко о сонное зелье ни за что не станет марать свои гениальные руки.

И Амадеус Тищенко потряс этими самыми, гениальными, в воздухе.

– Тогда что? – заинтересовался синекожий, а прыщавый уклончиво ответил:

– Есть у меня один… экспериментальный экземпляр…

Джинн поскрёб всей пятернёй покрытую голубой щетиной щёку, скептически посмотрел на меня, дождался кивка от Зарянки и хлопнул руками.

– Ладно. А подействует?

Тощий пожал плечами.

– Ну, других предложений всё равно нет… А я с вероятностью в восемьдесят семь процентов смогу вам… – Тряхнул головой, исправляясь. – Нам! Предоставить недостающее время.

Зарянка грустно заметила, что лично она при наличии тринадцати процентов неуспеха не хотела бы тянуться в другой конец мира, но если Динь-Дон настаивает, то только ради него и во имя их долгой дружбы… Тут я не выдержала и закатила глаза, а Вениамин неожиданно сказал:

– Если очень надо, то у меня есть дедушкина циновка, только она на два полета заряжена…

– Ну, ты силён! – восхитился Динь-Дон и стукнул Фростика по плечу, от чего тот немного присел даже. – Ты приволок в школу летающую циновку, и её у тебя на входе не отобрали?

– Дело в том, что она уже была здесь, когда я приехал… Говорю же, это дедушкина циновка… Он её…

– Так, я не понял, – совершенно беспардонно перебил нашего старосту синекожий, оглядывая злобным взглядом нестройную черно-белую толпу первокурсников. – Чего стоим, кого ждем? Вы что, распоряжение бригадира не слышали?

После его слов две группы первокурсников ринулись разбирать завал, а я громко вскрикнула, подпрыгнув на месте, потому что в конце предложения джинн вместо вопросительного знака поставил мне хлопок по попе. А потом покровительственно волосы взлохматил и односложно велел Венику:

– Тащи!

И Веник умчался, а Динь-Дон уставился на меня заинтересованно.

– Это даже хорошо, что ты такая худющая, – неожиданно похвалил он.

А я… я вдруг стали терзать какие-то смутные сомнения. Такие смутные, что отчего-то сразу очень-очень сильно захотелось вдруг в Шамаханскую…

– На циновках летала уже?

В ужасе попятившись, я затрясла головой.

– Не летала и летать не собираюсь!

От одной мысли о том, чтобы взлететь верхом на хлипкой тряпочке за облака, начинало слегка подташнивать.

– А придётся! – со злорадной улыбкой констатировал синекожий. Я попыталась что-то вякнуть, но он перебил меня радостным:

– А вот и Трясогузка…

Вернулась фея, которая убегала в торону общежития. И едва до инфаркта меня не довела вручив мне огромный, сочный, горячий… нет, не пирожок, пирожище! У меня немедленно рот наполнился слюной, да такой вкусной, что я даже про летающую циновку забыла.

Динь-Дон покровительственно кивнул и погладил меня по голове большой синей ладонью:

– Маленьким кушать надо хорошо, а то не вырастешь… Ешь давай, не зли дядю!

Пока я давилась, игнорируя голодные взгляды однокурсников, вернулся запыхавшийся Веник с видавшим виды ковриком под мышкой. Джинн расстелил транспортное средство на земле, внимательно изучил его, даже на свет посмотрел сквозь один угол, а потом вынес вердикт:

– Отличная штука! Жаль только, у нас в школе из студентов его никто зарядить не сможет, слишком сложное плетение. Надеюсь, твой дед знаком со специалистом?

Фростик промычал что-то неопределённо-утвердительное в ответ, а Динь-Дон улыбнулся мне, широко и страшно, и ласковым голосом произнёс:

– Ну что, маленькая, готова?

Я отчаянно замотала головой.

– А надо… Циновкой одному сложно управлять, а вы с Зарянкой примерно одной весовой категории.

Чёрт! Чёрт! Чёрт!

– Я не могу, я боюсь… – проблеяла жалобно.

– Она не может. Она боится, – пояснил Веник, чтобы Динь-Дон лучше понял.

Но не нуждающийся в суфлёрах Динь-Дон, пренебрежительно изогнул голубую бровь и поинтересовался:

– Так, новобранец, а тебе что, отдельное приглашение надо? – и в сторону таскавших камни студентов кивнул, а когда Фростик позорно удрал заниматься физическим трудом, джинн хмуро буркнул:

– Бояться надо было, когда ты из дома сбегала. А теперь уж, будь добра, – и указующим перстом в середину циновки ткнул.

Зарянка, присутствовавшая при этой позорной сцене, сделала вид, что ничего не заметила, а мне на глаза навернулись обидные слезы. Поэтому я почти ничего не видела, когда, скрестив ноги и поминая Веника недобрым, я бы даже сказала, злым и неприличным словом усаживалась на ковер. А потом и вовсе зажмурилась и в оборванный край двумя руками вцепилась.

– Тебе делать ничего не надо будет, – успокаивала меня тем временем фейка. – Просто сиди с той стороны. Одной очень сложно равновесие удерживать…

Я глаз все ещё не открывала, чувствуя, как подо мной подрагивает плотная ткань. Ощущение было такое, словно я сижу на покрывале, которое из-под меня кто-то пытается вытянуть. А ещё поднялся сильный ветер, сквозь который доносились обрывки фейских слов.

– Что? – проорала я во все горло, перекрикивая шум ветра.

Зарянка ответила, но я опять не поняла ни слова, кроме:

– Чтоб его разорвало…

А потом вдруг ветер стих, и стало так тихо-тихо и спокойно-спокойно, словно я из центра урагана шагнула в тёплую комнату, где мирно потрескивал огонь в камине, а тяжёлые шторы укрывали от страшного мира.

– Я говорю, – негромко повторила Зарянка, – что Динь-Дон упёртый, как баран, ты на него не обижайся. Все равно бесполезно.

Я приоткрыла один глаз. Ровно секунды мне хватило, чтобы понять следующие вещи:

1. Да, мы летим.

2. Да, очень высоко.

3. Да, Зарянка накрыла циновку прозрачным куполом, защищая нас от ветра, а лучше бы этот купол был непрозрачным, а циновка вообще лежала на земле.

4. Нет, ничто, никто и никогда не заставит меня снова подняться в воздух на этом. И обратно в Школу я, видимо, пойду пешком.

Больше всего я боялась даже не высоты – меня пугало это чувство беспомощности. Казалось, что циновка в любой миг выскользнет из-под меня. Или перевернется в воздухе, или наклонится, а я соскользну вниз, дико крича и размахивая руками при этом.

– А куда мы все-таки летим? – спросила я у Зарянки, лишь для того, чтобы не думать о количестве воздуха между мной и землей, и не представлять себе во всех красках картины моей ужасающей смерти.

В ответ она рассмеялась.

– О, ну конечно, к тому, кто умеет строить лучше всех.

В мозгу промелькнуло сразу несколько вариантов, один другого неожиданнее, но вслух я не рискнула озвучить ни один.

– И кто это?

– Луский Бань Гуншу, конечно же. Хотя ты его так не называй, ему больше по душе обращение Бань Лу.

Вот после этих слов я поняла, что оказывается, есть вещи, которые могут заставить меня забыть о страхе. Я вмиг распахнула оба глаза, отпустила края циновки, разжав пальцы, и повернулась к Зарянке.

– Ты же не хочешь сказать, что прямо сейчас мы летим к богу… – Не может быть. Нет, мне не могло ТАК не повезти! Я на шаткой циновке, на безумной высоте, в компании свихнувшейся фейки.

– К нему, к родимому, – хихикнула Зарянка, не замечая моего не наигранного ужаса. – Характер у него, конечно, мерзкий, но он мне должен. Поэтому…

И плечами пожала.

А я смотрю на её чистое красивое лицо, в глаза заглядываю в поисках безумия. И пугаюсь ещё больше, потому что вид у феи совершенно нормальный, если, конечно, не считать того, что она явно наслаждается полётом.

– К богу… – зачем-то повторила я и снова зажмурилась.

В детстве мама и бабушка мне сказок не читали, потому что у них времени не было. И у папы не было. А вот у братьев наоборот – более чем достаточно. И вот они-то мне не о прекрасных принцессах и отважных рыцарях рассказывали, не о розовых единорогах и дочерях благородных разбойников… Хотя разбойники, в принципе, в них фигурировали, и часто. Наряду со свирепыми драконами, безжалостными наёмниками Смерти, чудовищами, мертвецами, жуткими стражами Пограничья, что скрывают свои лица бескровные под низкими серыми капюшонами… Ну, и Лу Бань Гуншу. Про него я тоже прослушала всё, что только можно было.

Ну, просто Бань Лу был любимым персонажем моего среднего брата. Кешка с детства был влюблён в истории про этого бога ибо считал, что в мире нет ничего более прекрасного и нужного, чем умение строить дворцы и возводить мосты, надёжные и лёгкие, будто бы из стального кружева сплетённые… Он мне маленькой такие замки из песка строил, что все мои подружки рыдали от зависти, а уж про домик для кукол я вообще промолчу. Скажу лишь, что отец нашей соседки по даче хотел обменять его на огромный участок земли, но мой папа решительно отказался, даже нашего мнения с Кешкой не спросив. Сказал только:

– Я поделками своих детей не торгую. Они бесценны.

И этим вопрос закрыл.

Ну, а Кешка в шестнадцать лет в Трольскую академию поступил. И теперь он у нас известный на оба мира архитектор. Зодчий, как он любит себя называть.

Что же касается Лу Бань Гуншу, то он был богом. Или, правильнее сказать, есть богом. Он живёт в горах Шандунь, в прекрасном дворце, который возвышается над землей на четырех высоких столбах. На крыше этого дворца сидят четыре дракона. Золотой смотрит на юг, серебряный – на север, бронзовый – на восток и медный – на запад. Сам же Лу Бань, когда солнце опускается за горизонт, превращается в огромного чёрного дракона и каждую ночь строит на небе мост из россыпи звёздной пыли.

А как только солнце выкатывается из-за моря, дракон снова превращается в человека и летает по миру на огромной деревянной сороке, которую сам смастерил, и учит людей строительному делу. Благословляет смелых и старательных, наказывает ленивых, карает тех, кто строил дорогу от Школы Добра до столицы.

Бог-зодчий. Что он ещё должен делать?

– Зарянка, – позвала я, отбросив воспоминания. И на всякий случай покрепче в края циновки вцепилась – кто её знает, эту фейку, может, она только выглядит как нормальная, а на самом деле давно и прочно не в своем уме. – Но ведь Бань Лу – это всего лишь сказочный герой.

– Ага, – легко согласилась она. – Только ему об этом не говори, пожалуйста. Он страх до чего мнительный и обидчивый. Лучше всего будет, если ты станешь на него смотреть примерно так, как смотришь на меня сейчас, словно ты напугана, словно подозреваешь меня в чём-то нехорошем и словно, словно… Ну, будто не веришь, что всё это с тобой происходит наяву, а не во сне.

Ох, лучше бы и вправду во сне! Тогда я бы могла проснуться в своей комнате в общежитии. Аврорка бы бухтела о том, что у неё крем для лица закончился, Вепрь бы требовал другой сорт сыра…

Но увы. На горизонте сквозь толщу голубоватого воздуха сначала обозначились синие горы, а затем в их тени мною был замечен огромный сверкающий дворец на четырёх высоких столбах. Медный дракон на крыше издал оглушительный приветственный рёв, и мне, как никогда в жизни сильно, захотелось потерять сознание.