Школа

Первая операция

Ни одной из операций ты не помнишь, это дыры в непрерывной материи твоих воспоминаний, как и те запрещенные тесты: белые интерлюдии пустоты. Была пятница, ты как раз работал над совершенствованием компьютерной модели конструированного тобою пространственного языка, основанного на изменениях трехмерной системы разноцветных плоских и объемных фигур, а также изменениях их размеров; ты тренировался в их «прочтении» при коэффициенте ускорения проекции, составляющем 2,4 — как внезапно тебя охватил сон. Последняя мысль: эта комната… Но ты уже спал. Лишь потом ты догадался про очевидное: усыпляющий газ. Но ведь ты и так никому не доверял.

Пробуждение — это лицо Девки.

— Ты слышишь меня, Пуньо?

Тебя рванул холодный ужас: ЭТИ ЗВУКИ. Это была первая операция, а точнее — первая последовательность операций. В себя ты пришел только в среду: в течение всех этих пяти дней ты был объектом десятков более или менее сложных вмешательств в собственный организм, и не обязательно только хирургических. Про них ты знал, по-видимому, все; вскоре после переезда в комнату без окон Девка начала рассказывать про ожидающие тебя трансформации; причем, она входила в такие подробности, что даже ей наскучило перечисление будущих пыток; тем более, что единственный вопрос, ответ на который тебя интересовал по-настоящему — а конкретно, вопрос связанный с причиной всего этого — она нагло игнорировала, ссылаясь на якобы имеющееся у тебя доверие к ней и обещая подробно все объяснить в неопределенном будущем. То есть, тебя, вроде бы, и проинформировали. Но одно дело слова, а реальность — это уже нечто другое. ЭТИ ЗВУКИ. Она говорила тебе о божественном слухе, который ты получишь, вот только как можно представить себе невообразимое? И вот теперь ты фактически слышал, слышал практически все.

— Ааааааааа!!!

— Тихо, Пуньо, тихо…

Какае же симфонии таятся в собственном дыхании, какие бури и ураганы в стуке собственного сердца, в прохождении собственной крови по сосудам… Тишина была окончательно низложена, она уже никогда не вернется. Пульс склонившейся над тобою Девки, сокращение в такт с сердцем жилок ее светлой шеи, проходящих сразу же под нежной кожей — все они глушили слова. Шелест чужих движений, эхо жизней за белыми стенами — все сливалось в один бешеный, бесконечный, вонзающийся в тебя визг.

— Это пройдет, Пуньо, пройдет, ты привыкнешь, научишься, мы научимся. Все уже хорошо, Пуньо, все хорошо…

Ты же шепнул самим шевелением губ.

— Уберите это.

Слух подавил все твои иные чувства, но, в конце концов, ты изумленно заметил подтверждение остальных предсказанных изменений: отсутствие чувствительности, притупление вкуса и обоняния, а также ускорение процесса восприятия света, в одиночестве практически не проверяемое, а лишь распознаваемое по неестественной, грузной лени Девки в жестах, выражениях лица и движении губ, из-за которых исходит этот самый дикий рев.

Но ведь обо всем, буквально обо всем она тебя скрупулезно предупредила. Приходила в перерывах между занятиями со все время меняющимися учителями существующих и несуществующих языков — и рассказывала сказки. Ты станешь, Пуньо, великим; сделаешься, Пуньо, полубогом; про тебя, Пуньо, дети станут учить в школе. Это была аргументация, которая, каким-то образом убеждала твою до жадности эгоистическую натуру, хотя, на самом деле, приводила только к замешательству. Ведь ты и так бы учился, в конце концов, это было просто интересно — но эти тайны, эти обещания, атмосфера неустанной угрозы…и Девка, словно жрица некоей технорелигии, провозглашающая пророчество о твоем скором вознесении на небо… все это приводило тебя в состояние болезненного раздражения.

— Они и так ничего обо мне не будут знать! — разозлившись, кричал ты на нее, а она прекрасно понимала, кого ты имеешь в виду. Хотя, неизменно заставаемая врасплох этими твоими взрывами, сама она голос не поднимала. Никогда она тебя до конца так и не поняла. Для нее ты представлял мрачную загадку, психологический кубик Рубика: многие часы по-рабски послушный, милый и покорный в поведении и словах, но тут же неожиданно тотально бунтующий, пылающий жаркой ненавистью ко всему и ко всем. Она не посетила места твоего рождения. И что они знали о взаимопонимании, все эти эксперты по трансляции, неспособные перевести коротенькую мысль с пуньовского на непуньовский; каким фальшивым истинам могли они тебя обучить?