Школа

Тесты

— Представь, Пуньо, что ты выходишь в коридор. Коридор очень длинный, ты даже не видишь его конца, пол в нем из гладких, холодных стальных плит, стенки выложены кафельной плиткой; окон нет, зато множество дверей; потолок покрыт ярко светящимися лампами, так что в этом коридоре очень светло. Ты идешь, слышишь лишь собственные шаги. А ты все идешь и идешь. Вдруг, двери, метрах в десяти перед тобой, неожиданно открываются. — Темнокожий доктор прервался, но не оторвал от тебя взгляда; Девка, сидящая в уголке на пластмассовом стуле, с безразличным видом просматривала распечатки из машин, которые сегодня утром делали тебе больно. — Ты смотришь, но из них никто не выходит. Ты подходишь ближе. И только теперь замечаешь это. Для этого опускаешь взгляд: вниз, на пол. У него нет ни ног, ни рук, он не умеет говорить, он слепой, и все это с рождения. Одно туловище. Он выползает из дверей и движется по этому полу к тебе. Пуньо? Пунь-о? Ты целуешь его, Пуньо, склоняешься и целуешь.

От пластырей, которыми к твоему телу приклеили холодные концовки различных устройств, у тебя раззуделась кожа. Тебе трудно сконцентрироваться на словах высокого негра, хотя его английский язык максимально примитивный, и тебе не нужно напрягаться, чтобы понять, что он тебе говорит. Впрочем, неважно. Все это враги, враги.

Доктор вздохнул, поднялся, глянул на Девку; затем подошел к высокому окну, выходящему на окружающий школу дикий осенний парк, постоял возле него минутку, затем вышел из комнаты, тихонько прикрывая за собой пластиковую дверь.

Девка зевнула и бросила бумаги на стол.

— Устал?

— Отвалите от меня.

— Так только сначала, Пуньо; должны же мы познакомиться.

— Что вы тогда дали мне выпить? Почему я ничего не помню?

— Это такие тесты, проведения которых ты помнить не должен.

— Ебаная школа…

Женщина засмеялась.

— Наша школа совершенно исключительная, и учим мы в ней совершенно необычным вещам. Увидишь, увидишь. Как-нибудь… ты даже, может, станешь знаменитым.

— Не хочу я быть знаменитым, буркнул ты, злясь на то, что дал втянуть себя в разговор.

Она погасила улыбку, начала разыскивать сигареты по карманам.

— Мы научим тебя, чего ты должен хотеть.

Ты же начал срывать с себя датчики. Девка пожала плечами.

— Может ты и прав. На сегодня хватит. Отдохни. Остальные тесты по аперцепции, системе выделения и lingua questo засчитаем завтра. А математические тесты — как-нибудь при случае, — она закурила. — Одевайся. Я покажу, где ты будешь жить. С коллегами познакомишься. Правда, слишком много у тебя здесь их не будет.

— Чего мне нельзя?

Она поглядела на тебя как-то странно.

— Об этом не беспокойся.

Вы вышли в холл. Лестница ну прямо как в опере; оперы ты видел в фильмах у Милого Джейка, так что сравнивать мог. Здесь, на первом этаже Школы, всегда множество людей, вечное движение, балаган, быстрые диалоги во время случайных встреч. Никаких детей, одни взрослые. Некоторые в халатах, будто врачи, другие в мундирах, словно полицейские, только, скорее всего, они ни те, ни другие. На вас никто не смотрел.

— Вы меня выпустите? Когда?

Девка подтолкнула тебя к лестнице.

— Это не наказание. В соответствии с законом, тебя передали сюда Службы Социальной Опеки. Мы — правительственное учреждение, такая специальная школа.

— Исправительная?

— Нет, нет, я же говорила, это не наказание. Так что все, Пуньо, что ты вынюхал, это чушь.

И как раз потому, что в логику не верил, под воздействием какой-то пророческой мысли ты спросил:

— Что вы со мной сделаете?

Должна же она была хоть что-то ответить.

— Не беспокойся, Пуньо, все будет хорошо.