Шаровая молния 3

Фрагмент 20

39

Итак, что надумали подчинённые Дмитрия Григорьевича Павлова, составляя технические требования для будущего танка?

Наклонная лобовая броня толщиной до 75 мм. При угле наклона 60 градусов это даёт приведённую к нормали толщину в 150 миллиметров. Расчёты конструкторского коллектива показали, что толщину лобового листа вполне можно увеличить даже до 80–90 мм. Причём, за счёт смещения башни к корме, можно будет сделать его монолитным, а люк механика и его смотровые приборы перенести на крышу передней части корпуса. Толщина бортовой брони — 60 мм. Но «морозовцы» взяли повышенные обязательства — 75 мм. Бронирование кормы — 30–45 мм. Тут конструкторы не стали ничего менять. Башня: 75 мм корма, 90 мм борт, 120 мм лоб. Опять же, «встречный план», если учитывать диапазон заданной массы 30–35 тонн, позволит у полусферической башни толщину лба довести до 160 мм, борта 100 мм, а кормы оставить соответствующей техзаданию. А вот погон башни придётся увеличить до 1600 мм.

Пушка калибром 85 мм с баллистикой зенитного орудия. Документы о необходимости разработки которой «бродят» по кабинетам Главного артуправления, но никто и пальцем не пошевелит до принятия соответствующего постановления Государственного Комитета Обороны. Но как только будут готовы бумаги из ГАУ, Аборенков «приделает им ноги» и в ГКО. Или уже «приделал», учитывая время отсутствия Демьянова в Москве.

Двигатель прежний, В-2. Другого просто нет, если не считать его опытных перспективных модификаций для танка КВ.

Из-за планируемого увеличения массы потребуется увеличить ширину гусениц, чтобы не снизилась проходимость машины. С 550 до 600 мм. Зацепление траков сделать цевочным, что тоже должно увеличить подвижность. Резиновые бандажи на колёсах обязательны, а на глушителе, снижающем «звуковой фон» работы двигателя настаивает уже Демьянов.

Как уже говорилось, чтобы не сильно снижать объёмы выпуска Т-34, коллективом конструкторов решено рекомендовать начало запуска новой машины со Сталиградского завода, который лихорадит из-за неритмичных поставок комплектующих. Пока поставщики добиваются ритмичной работы, можно успеть поменять оснастку. Если, конечно, приехавшая комиссия решит, что имеющееся на заводе оборудование позволит без особой «крови» перестроить производство.

Главное, во что упрётся производство, как виделось Уполномоченному ГКО, это сварка толстых бронелистов. Там, в Нижнем Тагиле, эвакуированный киевский учёный Евгений Оскарович Патон отладил оборудование для их автоматической сварки, а в Сталинграде его ещё предстоит установить и отладить. Должны успеть, поскольку всё равно этап подготовки займёт несколько месяцев. Да и разработка конструкторской документации продлится далеко не одну неделю.

В иной истории Сталинградский тракторный, хоть и оборонялся до последней возможности (рабочие завода даже вели огонь по врагу из техники, стоящей в цехах на ремонте), но, в конце концов, остановился, когда немцы ворвались на его территорию. Сейчас же Жуков поклялся, что немцев к Сталинграду не подпустит: «За Доном для нас земли нет!». Из этого и исходили, делая ставку на выпуск новой боевой машины именно здесь, на Волге.

Да, это будет трудно, поскольку качество сборки даже «тридцатьчетвёрок» продолжало оставаться… ниже среднего. Но старались, старались рабочие. Особенно — после того, как стало ясно, куда направлено остриё немецкого летнего наступления. Регулярно обновляемые сводки Совинформбюро о положении дел на Донском фронте висели в каждом цеху, а кое-где и вовсе были вывешены карты с воткнутыми булавками-флажками, отмечающими линию фронта. И в редкие свободные минуты сотрудники предприятия подходили к этим стендам, чтобы ознакомиться с ситуацией.

Совершенно неожиданно для себя в одном из цехов Николай столкнулся со старой знакомой. Бывшая кадровичка Евгения… э-э-э… Зотова вовсю орудовала гаечным ключом в цехе сборки трансмиссии.

— Женечка, вы ли это? — не удержался он от удивлённого возгласа.

Та скривилась, но, разглядев звёздочки и ордена на груди давнего «знакомого», всё же соизволила кивнуть.

— Здрасьте.

— Что же вас заставило уйти из отдела кадров сюда, на «грязное» производство? — напомнил полковник их разговор во время танца, когда Зотова живописала, как ей не нравятся работники механических цехов, вечно перемазанные маслом.

— Заменила жениха, который ушёл на фронт, пока некоторые отсиживаются в тылу, — фыркнула она, не отвлекаясь от работы.

— А что, разве Штольц на фронте? — «закосил под дурачка» Демьянов.

— Я не знаю, где сейчас Генрих, а жених у меня совсем другой! — ещё яростнее заработала ключом Евгения. — И именно вашими стараниями его чуть-чуть не упекли в тюрьму.

— Это не тот ли Отелло, который на меня с ножом кинулся после танцев?

— Ну, допустим тот, — выдержав короткую паузу, подтвердила Зотова. — И это вовсе не повод, чтобы оскорблять его разными иностранными словечками! Главное — что он оказался хорошим человеком и любит меня.

Вот уж действительно, ужас, какая дура!

Николай уже собирался идти дальше по своим делам, но тут Женечку прорвало, и она таки решилась задать интересующий её вопрос:

— А как там, в Москве, поживает ваша любовница? Не бросили её ещё?

— Какая ещё любовница?

— Ну, та уродина Клавка Рыжова, которую вы предпочли мне.

— А, Клава… Нормально поживает. Недавно мальчика родила.

— Поздравляю, — сквозь зубы процедила бывшая кадровичка.

— При случае передам ей и её мужу ваши поздравления. Ребёнок у них действительно получился чудесный, а его папа в нём души не чает. И в Клавдии тоже: даже песни ей посвящает.

— Песни? Он что, певец?

— Нет, музыкант. Слушали пластинку эстрадного оркестра Аркадия Шварца? Это как раз её муж. Вот песню «Вьётся в тесной печурке огонь» он Клаве и посвятил. Кстати, именно она в той песне на пластинке исполняет соло на аккордеоне.

Пожалуй, это был уже удар ниже пояса, поскольку Евгения даже замерла, бросив работу. И понять её можно: какая-то неказистая Клавка, даже в подмётки ей не годящаяся ни по фигуре, ни по красоте, сумела поймать свою «жар-птицу». Музыканта, пластинки которого слушает вся страна! И, будучи при нём, наверняка катается, как сыр в масле, а не стоит днями в промасленной робе с гаечным ключом в руках рядом с этими чёртовыми коробками передач и редукторами.

— И ещё, Женечка. От лица службы я хотел бы поблагодарить вас за огромную помощь, оказанную в выявлении целой сети германских шпионов.

— Меня?

— Именно вас! Если бы не вы с вашими показаниями о том, что я склонял вас к постельным отношениям, то не удалось бы разоблачить матёрого немецкого шпиона и его подручных. Одним из которых, кстати, оказался и ваш бывший любовник Штольц. Впрочем, вас должны были допрашивать на предмет отношений с ним. И, как вижу, прислушались к моим просьбам не наказывать вас строго за то, что помогали ему скомпрометировать меня. Вы ведь действовали в своих собственных меркантильных интересах, а не для того, чтобы помогать германской разведки. Верно?

— Генрих был шпионом? — в ужасе прикрыла рот перепачканной рукой Зотова.

— Увы. И подтвердил на допросах, что не ставил вас в известность ни о своей шпионской деятельности, ни о том, для чего ему нужно было, чтобы мы с вами оказались в постели. Просто сыграл на вашем жгучем желании выскочить замуж за орденоносца или хотя бы уехать с ним в Москву в качестве любовницы. Но я искренне рад, что эта блажь уже выветрилась из вашей прелестной головки, а вы нашли себе и жениха, и место в жизни.

Вряд ли этот ужас в глазах был вызван осознанием того, что ей просто чудом удалось избежать. Может быть, когда-нибудь позже и осознает. Но сейчас, скорее всего, девушку просто поразило то, что человек, с которым у неё были очень близкие отношения, оказался врагом. Одним из тех, кто напал на её страну, кто принёс столько горя всем и, в частности, некоторым из её знакомых. Ведь Демьянов видел возле проходной уже довольно большой стенд с заголовком «Работники завода, героически погибшие, защищая Родину». Даже не десятки, а сотни имён и фамилий. И это — наверняка неполный список, поскольку многие числятся пропавшими без вести, а родственники других не посчитали нужным или не смогли известить представителей завода о том, что им пришла похоронка на близкого человека.

40

У каждого журналиста — свои источники информации. Включая специального корреспондента агентства «Рейтерс» и автора текстов, отражающих «русскую точку зрения», для передачи «Русский комментарий» компании Би-Би-Си. И Александр Верт ни за что не раскроет, от кого ему стали известны подробности недавно завершившегося визита премьер-министра Великобритании в Москву. Не раскроет и не опубликует того, что они ему рассказали, до тех пор, пока с этого события не снимут гриф секретности.

Родился он в первом году ХХ века в Санкт-Петербурге в семье прибалтийского немца и англичанки. И, несмотря на то, что рано лишился матери, отец вывез его после Февральской революции именно в Британию, в Шотландию. Став известным журналистом, Верт летом 1941 года добрался до Москвы, где намеревался стать пресс-атташе британского диппредставительства, но вакансия оказалась заполненной, и уже в октябре ему пришлось на несколько месяцев вернуться в Лондон. Но в конце мая он всё же снова был в России, проделав путь по неприветливым северным морям с конвоем PQ-16. В самый разгар драматических событий, разворачивающихся восточнее Харькова.

В отличие от прошлого года, летом 1942-го Советы не очень-то скрывали реальное положение дел на фронте. Совинформбюро и газеты, можно сказать, честно сообщали об оставленных городах и других населённых пунктах, о кровопролитных боях и многочисленных потерях. Но и не забывали рассказывать о победах, пусть даже незначительных, а с началом боёв в Воронеже информировали даже о совершенно пустяковых событиях, вроде боёв за тот или иной городской квартал. Кто-то из русских коллег даже сравнивал Воронеж с Верденом, не забыв оговориться, что французский город был первоклассной крепостью, а этот русский областной центр не имел никаких укреплений.

В ситуации, когда у Красной Армии дела шли не очень хорошо (немцы, хоть и черепашьими темпами, но продолжают теснить советские войска к реке Воронеж, Донской фронт генерала Жукова, истекая кровью, прогибается под ударами нацистов, русские армии между Ржевом и Вязьмой ведут кровопролитные, но не очень успешные бои), визит британского премьера в Москву удивил журналиста. Впрочем, и у британцев было немного поводов хвастаться: ситуация в Северной Африке складывается, минимум, патовая.

Конечно, никто единовременно не рассказывал Александру Верту все обстоятельства, связанные с прилётом Уинстона Черчилля в Москву. Цепь событий пришлось складывать, как мозаику, из разрозненных кусочков, в чём-то дополняющих друг друга, а в чём-то — противоречащих. И тут уже приходилось подключать логику, выбирая, по мнению Верта, наиболее достоверные версии.

Встреча лидеров двух государств назревала из-за обостряющихся противоречий между ними. И инициативу проявил герцог Мальборо, предложивший Сталину встретиться в Астрахани. Но глава русского правительства отказался покидать Москву «во время напряжённой борьбы», так что Черчиллю пришлось из Тегерана лететь в советскую столицу. При этом мало кто из британских генералов верил в то, что Советам вообще удастся устоять. Что немцы вот-вот прорвутся не только за Дон, к Волге в районе Сталинграда, но и на Кавказ, к русской нефти, поставив этим Советский Союз на колени. Главной же задачей Черчилля было сообщить председателю Совнаркома, что в текущем, 1942 году, Второй Фронт не будет открыт. По сути, окончательно дезавуировать осторожные обещания, данные американцами Вячеславу Молотову в ходе его турне в США и Великобританию.

Сталин постарался обеспечить британскому коллеге максимум комфорта, предоставив ему для проживания одну из своих дач. Сопровождающих же лиц поселили в гостинице «Националь», где обычно останавливаются иностранцы. Тем не менее, Черчилль остался недоволен, посчитав, что ему обеспечили «излишнюю пышность, свойственную тираническим режимам».

Переговоры шли очень сложно, поскольку известие об отказе открытия Второго Фронта он выложил, как говорят русские, «с порога». Судя по реакции Сталина, для того это не было новостью: он просто усмехнулся, слушая перевод. И не удержался от язвительных комментариев в ответном выступлении, едва не приведшем к тому, чтобы глава британской делегации объявил о завершении визита. Удержала его от подобного демарша лишь записка посла, содержание которой осталось неизвестным как Верту, так и его информаторам.

Главу кабинета, мотивировавшего отказ от высадки британо-американских сил на континент недостаточностью войск и транспортных судов, поддержал и спецпосланник президента США Аверелл Гарриман. По их общему мнению, десант, предварительно намеченный на октябрь, когда в Северной Атлантике портится погода, обречён погибнуть под ударами немецких войск. И снова Сталин их высмеял, заявив, что немецкие солдаты — вовсе не сверхлюди, какими их представляют себе не слишком смелые англичане. Один из информаторов даже привёл дословное высказывание: «нельзя выиграть войну, не сражаясь».

Этот намёк просто взбесил Черчилля, но он взял себя в руки и раскрыл совместные британо-американские планы высадить несколько дивизий в Алжире, чтобы ударить в тыл немцам и итальянцам. А ещё — провести 19 августа «пробную» десантную операцию в районе Дьепа (информатор рассказал об этом уже после её оглушительного провала, причём русские восприняли эту трагедию как устроенную ради доказательства невозможности высадки на континент).

Впрочем, председатель Совнаркома положительно отозвался о высадке в Северной Африке, посчитав, что она не только отвлечёт некоторые силы с Восточного Фронта, предотвратит вступление Испании в войну на стороне Оси, но и, в перспективе, позволит обезопасить судоходство хотя бы в западном секторе Средиземного моря. Последнее действительно актуально после гибели конвоя PQ-17 и приостановки поставок помощи России по Северному маршруту. Но ждать, когда британские суда смогут безопасно пройти через Проливы и разгрузиться в Крыму или на Черноморском побережье Кавказа, ещё очень, очень долго.

Очень скептически отнёсся советский лидер и к заявлению Черчилля о бомбардировках союзнической авиации Германии: «мы надеемся разрушить в ходе войны почти каждый жилой дом в почти каждом большом немецком городе».

— Не нужно бомбить каждый дом в каждом городе. Нужно бомбить каждую немецкую воинскую часть, каждый военный завод, делающий оружие для фашистов, каждую железнодорожную станцию, на которой это оружие грузится для отправки на фронт. Мы воюем с фашистами, а не с германским народом.

В свою очередь, он подробно рассказал представителям союзников о положении дел на Южном направлении фронта. Как говорили информаторы, тон его рассуждений был спокойный и уверенный, но британские военные в своём кругу оценили заявления Сталина как излишне оптимистичные. По их прогнозам, немцы имеют высокие, выше 50%, шансы разгромить фронт Жукова и прорваться к Волге. А 17-я немецкая армия — к нефтепромыслам Грозного и Майкопа, а затем и к Баку.

Черчилль не мог не поднять и польский вопрос. Пусть основная часть пленных поляков и была переправлена в Британию и теперь воюет в Африке, но объявление советским правительством о формировании из оставшихся в Советском Союзе польских граждан дивизии болезненно восприняло эмигрантское правительство, требуя и их переправить на Альбион. Но Сталин объявил, что все, желающие уехать в Англию, уже оказались там, и он не собирается выдворять оставшихся. «Они решили помогать Красной Армии, сражаясь в её рядах. Разве мы можем отказать им в этом благородном деле?»

Параллельно переговорам двух лидеров, отношения между которыми наладились после их совместного ужина в кремлёвской квартире Сталина, шли и переговоры между военными. И с советской стороны тон здесь задавали маршал Шапошников, недавно сдавший пост начальника Генерального Штаба генералу Василевскому, но оставшийся заместителем Сталина в Наркомате обороны, и маршал Ворошилов. Пусть последний и не занимает никаких военных постов, формально руководя партийной организацией оккупированной немцами Украины, но пользуется доверием Сталина и имеет высший советский военный чин.

Русским удалось удивить британцев показом новейших образцов своей техники. В первую очередь — демонстрацией стрельбы из реактивной установки залпового огня с женским именем «Катюша». По словам одного из полковников, он не хотел бы оказаться на месте немецких солдат, попавших под обстрел этим оружием. Впечатлили и новейшие танки, выпуск который налаживается на востоке России: в них удалось совместить несовместимое: мощную пушку калибром 85 мм, толстую броню и высокую подвижность. В сравнении с ними британские «Черчилли» выглядели медлительными черепахами, «Валлентайны» — безнадёжно отставшими в развитии машинами прошлого десятилетия, а скоростные, но слабо бронированные «Тетрархи» — детскими игрушками. Даже лёгкие массовые Т-60, вооружённые 37-мм автоматической пушкой, используемые в качестве танков поддержки пехоты, при столкновении с немногочисленными «Тетрархами» имеют преимущественные шансы на победу. Единственным недостатком русских танков, бросившимся в глаза британцев, было полное отсутствие комфорта для экипажей.

Именно знакомство с русской бронетехникой дало ответ на вопрос, почему советское руководство предпочитает получать от Великобритании не бронетехнику, а автомобили, сырьё и продукты. А ещё — зенитную артиллерию, часть орудий которой русские устанавливали на бронированное шасси для большей подвижности средств противовоздушной обороны.

Но, пожалуй, самым важным итогом пятидневных советско-британских переговоров было даже не налаживание личных отношений между двумя лидерами и не легализация отказа от открытия Второго Фронта в 1942 году. Черчилль улетал из Москвы с твёрдой уверенностью в том, что, вопреки получившим в последнее время хождение слухам, Сталин не пойдёт на сепаратный мир с Гитлером.