А потом тьма сменилась ярким светом. От долгого сидения на одном месте свело поясницу.
– Приехали, оленёнок, – сказал Алтан.
Яна моргнула и осмотрелась. Почувствовала, как ободок наушников давит на голову, как в живот упирается ремень джинсов. Несколько секунд Нёраяна пыталась понять, почему она не у себя в комнате или, на крайний случай, не за школьной партой. И почему снаружи такая мёртвая, незнакомая и непонятная тишина.
– Проснулась? – спросил Алтан, вытащив ключ зажигания.
– Пятьдесят на пятьдесят, – наконец ответила Яна.
– Ну, тогда вылезай.
Девочка отстегнула ремень и вышла наружу. Вокруг – ни души. Три серые пятиэтажки, скрытые летней листвой. Гаражи-ракушки. Детская площадка с ржавыми качелями. Деревянные скамейки у подъездов. На углу улицы Яна заметила ларёк с настежь распахнутой дверью.
Воздух, непривычно холодный для лета, щекотал ноздри, и Яна чихнула.
Их новая квартира также была на втором этаже, но не под крышей, а в пятиэтажке. Нёраяне показалось, что верхние этажи давят на голову.
Вещей с собой было немного, и Тайаховы в четыре руки быстро всё расставили по местам.
Ужасно хотелось спать. Голову будто набили тяжёлой ватой. Но Яна знала, что стоит головой коснуться подушки, как сон уйдёт. И это в лучшем случае. В худшем – она снова будет умирать.
– Ян, сходи погуляй, – Алтан заглянул к ней в комнату.
– У меня горло болит!
– Ничего у тебя не болит.
– У меня вообще всё болит!
– А ты в телефоне сиди поменьше.
– Ладно! Но если меня здесь загрызут бешеные собаки, сам будешь виноват!