Шаман

Глава 4. Помор.

Станислас проснулся рано утром. В спине была боль, а в голове - необычная ясность. Последнее удивляло. Конечно, Пенске не был умственно отсталым человеком, но и звезд с неба не хватал. Школу он окончил на четверки, в университете учился кое-как, да и вообще не ощущал в себе склонности к анализу. Он гораздо охотнее проводил время с друзьями и приятельницами, чем в размышлениях. Поэтому новое ощущение кристальной ясности мыслей оказало на него неизгладимое впечатление. Даже на какую-то минуту показалось, что стоит ему хоть немного напрячься - и многие тайны, неизвестные человечеству, откроются перед ним. Это опьяняло. Но, к счастью, он не стал сразу же проверять свою способность решать великие загадки науки. Та же ясность мысли подсказала ему, что имеет смысл сосредоточиться на собственных проблемах. Всему свой черед.

Он попытался подняться. Слабости не наблюдалось, но ее сменило иное чувство. Чувство боли при движениях, которое ограничивало его подвижность ничуть не хуже слабости. Полноценно встать на ноги не удалось - левая нога нестерпимо жгла в области тазобедренного сустава при малейшей нагрузке. Вчера такого не было. Кое-как, держась за стену и подпрыгивая на одной ноге, Станислас направился в ванную.

Несмотря на боль, ясность мысли не оставила его. Даже наоборот, казалось, усилилась. Прыгая по квартире, он сосредоточенно обдумывал сложившуюся ситуацию. Пенске все еще считал, что мог сойти с ума, но уже делал и иные предположения. Если допустить, что его психическое состояние в норме, тогда получались... удивительные вещи. Они уже не казались Станисласу нелогичными. По какой-то причине он поймал себя на мысли, что знает ответ на многие вопросы. Возможно, это было связано с последним сном, а возможно - и с облаком из этого сна, незримое присутствие которого он сейчас отлично ощущал. Но, как бы там ни было, Пенске знал, почему появился француз, что такое облако и даже что из себя представляет 'Олох'. Но ему совершенно не было известно, в чем причина нападения на него и ненависти по отношению к нему со стороны некоторых людей. Это не вписывалось никуда. Станислас предположил, что нападение и ненависть могут быть вообще не связаны со снами и 'галлюцинациями'. По крайней мере, никакой связи, кроме совпадения появления во времени и того и другого, он пока еще не наблюдал. Сейчас Пенске разделял происходящее с ним на две независимые части: во-первых, реальную, вызванную угрозой со стороны других лиц и предчувствием этой угрозы в виде некой 'неправильности', а во-вторых, нереальную, связанную со снами и 'галлюцинациями'. Последняя имела некоторое объяснение.

В целом, что касалось снов и 'галлюцинаций', даже если это было сумасшествием, то сумасшествием поразительным. Вещи, происшедшие с ним, выглядели слишком уж логичными. Чтобы прочувствовать все окончательно, молодой человек после посещения ванной попрыгал обратно в спальню. К ящикам, где хранились старые фотографии.

Коричневый ящик шкафа выдвинулся с небольшим скрипом. Что было неудивительным, учитывая то, что дерево рассохлось и деформировалось за многие годы эксплуатации. В этом ящике хранился один из семейных альбомов, врученный Станисласу родителями. Достав потертый кожаный том, Пенске прижал его к груди и сделал два больших прыжка в сторону кровати. Кое-как усевшись на нее, он положил альбом на колени и открыл первую страницу.

Там были изображены родители еще до его рождения. Быстро перевернув лист, Станислас увидел фотографию бабушки с дедушкой, которую они сделали много лет назад на каком-то курорте. Сейчас бабушка уже умерла, а дедушка, живущий в одиночестве в деревне, не мог приезжать в гости. Пенске примерно раз в месяц навещал его. Быстро листая альбом дальше, он увидел себя во младенческом возраста, свою младшую сестру, снова родителей, но которые были уже постарше, каких-то знакомых, дальних родственников, свой выпускной класс и много других фотографий. Он удовлетворенно кивал каждой из них, переходил к следующей и снова кивал. Закончив просмотр, Станислас захлопнул альбом и отложил его в сторону. Он получил ответ.

Пенске хорошо помнил, что еще в детстве, когда он смотрел старые фильмы или фотокарточки, его очень интересовал один вопрос. Вопрос был странным, но от этого не менее мучительным. Он звучал так: 'Куда все делось?' Куда делись эти люди из черно-белых фильмов: красивые женщины, улыбчивые мужчины, талантливые дети? Что стало с ними? Разве их уже действительно нет? Нет на самом деле? Словно никогда и не было? Но это не так. Они были. Фильмы ведь остались. Куда исчезли его прадедушки и прабабушки со старых выцветших фотографий, на которых они внимательно и сосредоточенно наблюдали за фотографом? Что случилось, наконец, с фотографом, который даже не виден? Понятно же, что он определенно существовал. А где он сейчас? Куда все подевалось? Где, наконец, этот миг, запечатленный на фото? Миг-то ведь точно был! Был и исчез. Но исчез куда?

На губах Станисласа блуждала улыбка. Теперь он знал все. Знал о фотографиях, о миге, о фотографах. Ему было совершенно точно известно, куда все делось. И это знание, такое логичное, такое прекрасное, меняло его представления о мире больше, чем все события вчерашнего дня. Пенске прозрел.

Ему все объяснило слово 'Олох'. Возможно, если бы старик из сна его не произнес, знание не пришло бы к Станисласу. Но, уцепившись за это слово, появившаяся немыслимая ассоциация расставила все точки над 'и'. События, запечатленные в фильмах и на фотографиях действительно были. И они действительно ушли. В странное место, которое не существовало в пространстве, примерно так же, как виртуальный мир, знакомый Пенске, не существует в нем. В Олох. В место обитания духов, которые, в свою очередь, являются отражением реальных событий, связанных с определенными объектами.

Станислас пытался ужиться с собственным пониманием. Почувствовать его 'на вкус'. Что такое человек, спрашивал он себя. Может ли человек жить, оставляя след лишь в памяти других людей? Нет, конечно, нет. Должно быть еще что-то. Информация о каждом жесте человека, о каждом его поступке, о малейшей мысли должна накапливаться где-то. Чтобы быть востребованной в любое время. Чтобы обеспечить настоящее бессмертие. Пусть без воли, без сознания, без развития, но все же бессмертие.

Это место - Олох. Там живут духи - отражения людей, животных и неодушевленных предметов. Даже не самих людей, животных и предметов, а их действий, изменений. Но что такое отражения? Такие же, как в зеркале? И да и нет, говорил себе Станислас. Не просто в зеркале, а как в почти бесконечном количестве зеркал, стоящих одно за другим. И пока, например, человек жив, это количество непрерывно возрастает. С каждым вдохом, с каждым ударом сердца, с каждой мыслью. Малейшее изменение в человеке - и добавляется новое зеркало, занимая свое место перед другими зеркалами. Но оно отражает не все, а лишь это, последнее, изменение. Совокупность зеркал и есть дух.

Пенске встал с кровати, опираясь на ее спинку. Знание захватывало его, непрерывно расширяясь, заполняя мысли и чувства. Откуда оно приходит? Он не был уверен точно, но догадывался. Он общался в Олохе с кем-то, кто дал ему это знание. Дал не напрямую, а через его, Станисласа, дух. Но что хранит дух, то может знать и его хозяин. Другое дело, как это знание извлечь. И вот тут нужна ясность. Ясность мысли. Молодой человек догадывался и о том, кто или что дало ему подобную ясность. Но этот... объект пугал его до жути, до дрожи в избитых ногах.

Облако, второй дух, который вместился в него, стал общаться с ним. Первым был дух давно умершего благородного дворянина, Француза, как называл его Станислас. Единственное, что осталось от бесстрашного графа, кроме небольших заметок на сайтах и, возможно, в книгах. Пенске пока не имел доступа ко всем деталям жизни Куэртеля, но зато в его распоряжение были предоставлены главные черты Француза. Отвага, решительность... может быть, еще кое-что. Пенске еще не разобрался до конца.

А вот второй дух выглядел совершенно по-другому. В нем было мало человеческого. Лишь дух места, посвященного одной личности. Помор - так называл его Станислас. Он боялся его. Но, конечно, больше всего боялся встретиться с настоящим духом того человека. Пенске вздрагивал, даже когда думал об этом. К счастью, тот, очевидно, был недосягаемо далеко. Станислас считал, что ему повезло хотя бы в том, что Помор - просто дух места.

Несмотря на это, у второго духа тоже обнаружились черты, которыми он мог поделиться со Станисласом. И если одной из них была способность мыслить правильно (полезная способность, надо признать), то второй чертой был Дар.

Пенске намеревался добраться до телефона. Он оставил его в кармане куртки. Ему совершенно не хотелось думать о Даре. Он быстро разобрался в том, что это. И был полностью согласен со стариком - принимать такое нельзя. Это напомнило ему даже историю, в которой мудрый царь Соломон отказался от другого Дара, вечной жизни. Примешь - и пиши пропало. Назад ходу не будет. Но Дар Помора - не вечная жизнь. Это хуже, гораздо хуже.

Молодой человек, наконец, сумел выйти в коридор. Не включая свет, он начал ощупывать куртку, пытаясь найти карман. Обнаружив телефон, Станислас раскрыл его и, нажав на пару кнопок, набрал номер Бориса, занесенный в память. Несмотря на раннее утро, тот уже должен быть на работе или по пути на нее.

Борис ответил почти сразу.

- Привет! - сказал он, - Ты рано сегодня. Почувствовал себя лучше и решил поработать?

- Привет, - ответил Станислас, - Еще вчера вечером думал об этом. Слабость ведь прошла. Но вчера кое-что случилось. Так что, я в плохой форме.

- А что такое?

- На меня напали вчера. Я сильно избит. Не могу ходить.

- По голове били? - деловито спросил Борис.

- Нет. Но болит спина, в боках, а ходить вообще не могу. Нога болит. В районе бедра.

- Не можешь ходить? Как же ты домой добрался?

- Вчера мог, а сегодня - нет.

- Понятно, - в голосе приятеля не было слышно ни малейшего сочувствия. У Станисласа создалось впечатление, что тот выполняет формальную и привычную процедуру, расспрашивая его, - Тогда с ногой, скорее всего, ничего страшного. Сомнительно, что перелом. Хотя рентген нужно сделать.

- А что с ногой?

- В суставе болит?

- Да.

- Скорее, кровоизлияние в сустав. Отек тканей. Но бывает и так, что при трещинах кости боль не сразу приходит. Поэтому я за тобой заеду вскоре и отвезу на рентген. Кто избил-то?

- Какой-то мужик. Форменный псих. Спасибо, Борис, за заботу, но я еще хочу тебе сказать, что стало хуже.

- Хуже себя чувствуешь? Боль в животе усиливается? Рвоты нет?

- Да нет, с животом нормально. Терпимо. Другое имею в виду. С галлюцинациями хуже. Если, конечно, это галлюцинации.

- Что, опять актер появлялся? - с легкой иронией спросил Борис.

- Нет. То есть да. Не только он. Есть еще другое. Да и с головой что-то не то. Какая-то ясность... Кажется, что я все знаю или могу узнать. Понимаешь?

- Нет, - скептицизм в ответе был очевиден, - С головой потом разберемся. А с новой галлюцинацией что? Ты ее видишь?

- Нет.

- Слышишь?

- Нет. Просто чувствую.

- Ну знаешь... Ладно, не нравится мне все это. Приеду, тогда разберемся. А то еще действительно окажется, что ты там с ума сходишь. Жди, скоро буду.

- Пока, Борис, - ответил Станислас гудкам в трубке.

Ему не хотелось завтракать. Несмотря на это, он поковылял на кухню, чтобы выпить хотя бы молока. Пенске отметил, что чем больше он ходит, тем меньше боль в ноге. Конечно, она не исчезла полностью, но сейчас была вполне терпимой.

Запив холодным молоком обезболивающее, Станислас решил немного посидеть за компьютером. Он знал по опыту, что если что-нибудь делать, то отвлекаешься от плохого самочувствия.

Включив системный блок, Пенске стал ждать загрузки. Кроме этого компьютера, у него еще был работающий ноутбук. Но тем он пользовался редко, лишь когда куда-то выезжал. Станислас считал, что большие монитор и клавиатура удобнее их усеченных вариантов.

Проверив почту, важных сообщений не обнаружил. Спам, письмо от бывшего работодателя с каким-то дурацким запросом и послание от сокурсника. Решил, что сокурсник может подождать, кратко ответил бывшему руководству и перешел к тому, ради чего, собственно, уселся за компьютер - к чтению.

Открыв какой-то психиатрический сайт, без всякой радости обнаружил, что, в принципе, его состояние можно подвести под термин 'шизофрения'. Конечно, были необъяснимые нюансы, но Станислас, не являясь специалистом в этом вопросе, не знал, как их интерпретировать.

Решив больше не тратить время на то, в чем все равно бы мало что понял без серьезной подготовки, он перешел на другие сайты. Не найдя нигде определения понятия 'Олох', Пенске изучил, что значит слово 'дух'. К его изумлению, четкой формулировки не существовало. Все объяснения, в отличие от его представления, были расплывчаты. Он сумел лишь понять, что дух и душа - разные вещи. Ему это очень понравилось. Мысль о том, что, по крайней мере, его бред не является религиозным, показалась забавной.

Он заметил, что стал читать быстрее, чем раньше. И понимал все гораздо легче. Его мышление стало каким-то структурированным. Оно шло по пути упрощения понятий и быстрой классификации их, с мгновенным отсечением ненужного.

Начав читать о духах, Станислас перешел к шаманизму. Если большинство мировых религий опиралось на концепцию души, о которой Пенске не имел ни малейшего представления, то шаманизм касался лишь духов, а именно - общения с ними. К разочарованию молодого человека, это было все, что он извлек из текстов. Концепция шаманизма была изложена сумбурно и нечетко. Создавалось впечатление, что авторы описывали не собственный опыт, а, возможно, в лучшем случае, руководствовались лишь рассказами знающих людей. Вынести что-то существенное из этого не представлялось возможным. Кругом была 'вода'.

Образовательный порыв Станисласа прервался телефонным звонком. К счастью, телефон лежал рядом. Пенске быстро взглянул на номер звонившего и мгновенная радость охватила его. Это была Хелена.

- Привет! - произнес он, пытаясь скрыть положительные эмоции, прорезавшиеся в голосе.

- Привет! Как ты? Как самочувствие?

- Нормально. Гораздо лучше, чем было вчера. А как твои дела?

- Хорошо. Знаешь, я потом вызвала все же неотложку к тому мужчине из автомата на улице.

- Это правильно, Хелена, правильно. Возможно, он просто ошибся.

- Хороша ошибочка, - засмеялась девушка, - Но я рада, что с тобой все в порядке. Еще увидимся. Пока!

- Пока, Хелена!

Звонок был добрым знаком. По крайней мере, отношения с девушкой не испортились. Но вопрос, который она задала вчера, оставался все еще открытым. Почему мужчина напал? Отчего некоторые люди его, Станисласа, так ненавидят? Он еще не знал ответ, но подозревал, что тайна рано или поздно откроется.

Стук в дверь отвлек его от размышлений. Он был громок. Настолько, что дверь сотрясалась. Поднявшись и заковыляв в коридор как можно быстрее, чтобы сберечь свое имущество, Пенске возмутился такой наглостью. Кто портил его дверь? От такого стука даже могут появиться трещины между стеной и дверным каркасом. Что за человек может так беспардонно и бецеремонно стучать, если есть работающий звонок? Подойдя к двери и посмотрев в глазок, Станислас понял, кто это. Разумеется, за дверью стоял Борис.

Отперев замок, Пенске обнаружил, что руки его приятеля заняты чемоданом и палкой-тростью. С подобными деревянными палками обычно ходят старички. В дверь Борис колотил, очевидно, ногой.

- Привет! - сказал гость, вваливаясь в квартиру, - А я думал, что ты не можешь ходить. Поэтому стучал погромче.

Станислас немного не понял смысл этой фразы. Он был хромой, но не глухой. Зачем погромче стучать? Однако благоразумно не стал переспрашивать.

- Как дела? Рассказывай. Что беспокоит? Вот, это тебе, лучше будешь ходить, - вручив хозяину дома палку, Борис начал раздеваться.

- Плохо все, - ответил Пенске, рассматривая подарок, - Везде болит. Читал еще кое-что по психиатрии. Думаю, что у меня шизофрения.

Его приятель расхохотался. Это был раскатистый смех, от души. Повернувшись к Станисласу, Борис хлопнул его по плечу, отчего тот скривился.

- Ну ты знаток! Успокойся. Ты не выглядишь как шизофреник. Думаешь, я их не видел? Ты не похож совершенно. Говоришь не так.

- А что тогда со мной?

- Погоди, сейчас я тебя осмотрю и поедем на рентген. Кстати, еще кое с кем договорился насчет тебя. Но там придется расплатиться.

- С кем? - спросил Станислас, выходя в зал. Ему показалось, что стоять в коридоре вместе с разувающимся Борисом слишком тесно.

- С профессором психиатрии. Помнишь Петра? Петра Дейненкова? Я знакомил вас этим летом на пикнике. Так вот, его отец - известный психиатр. Если тебя очень волнует вопрос по поводу галлюцинаций, то он даст консультацию. Уделит тебе столько времени, сколько надо. Но... есть но!

- Какое 'но'? - поинтересовался Пенске, взвешивая в руке трость.

- У него небольшая личная клиника. А локальной сети там еще нет. Ты ведь умеешь их налаживать? Он бы очень хотел.

- Сколько компьютеров?

- Не знаю. Думаю, меньше десяти.

- Ладно. Можно будет и сделать, - пожал плечами Станислас, - Но потом, конечно.

Внезапно трость в его руке пришла в движение. Ни сам Пенске, ни его приятель даже не поняли, как это произошло. Но палка, пригодная разве что для перемещения престарелых и инвалидов, начала вращаться с потрясающей скоростью. Конечно, не сама, а с помощью руки Станисласа, который удивленно взирал на свое умение. Деревянная палка превратилась в аналог пропеллера. Ее невозможно было увидеть, но зато был слышен высокий свист, с которым она рассекала воздух. Борис удивленно взирал на происходящее. Когда через несколько секунд движение палки замедлилось, он поинтересовался с оттенком уважения в голосе:

- А где ты этому научился? Занимался фехтованием?

Его приятель хмуро посмотрел на палку в своей руке, аккуратно прислонил ее к стене и ответил:

- Я вообще этого не умею.

- Но как у тебя получилось?!

- Борис, я же объясняю: происходит что-то странное.

- Ладно, Стас. Разберемся. Пойдем, покажешь свои синяки.

Они вышли из дома через полчаса. Пенске опирался на палку, а Борис, не делая никаких попыток помочь приятелю, шагал впереди. Так они добрались до машины, принадлежащей Мартову и припаркованной около подъезда.

Путь в клинику не занял много времени, несмотря на множество машин, запрудивших дороги. По пути приятели не разговаривали. Станислас смотрел в окно. Ему нравился вид старинных зданий, барьефов, украшающих фасады, витиеватых решеток, отделяющих узкие дворики от тротуаров. Совсем не хотелось рассматривать машины, едущие в соседних полосах или навстречу, а также раздраженные лица водителей.

Прибыв на место, Борис припарковался на служебной стоянке и повел Пенске по длинным больничным коридорам. Спустившись в подвал на громоздком лифте, они шли по холлу, окрашенному в светло-зеленый цвет, до тупика. В этом месте располагалось рентгенологическое оборудование. Очереди не было. Борис быстро вызвал какую-то знакомую пожилую женщину в синем халате. Она отвела Станисласа в комнату-каморку, где тот разделся, а затем пригласила его в рентген-кабинет. Взобравшись на холодный стол, Пенске был поставлен перед необходимостью улечься прямо на больное бедро. Молодой человек не смог воспрепятствовать появлению болезненной гримасы на своем лице, но просьбу выполнил. Рентгеновский аппарат несколько раз щелкнул, после чего женщина объявила, что Станислас может идти.

Одевшись и встретив Бориса в коридоре, Пенске объявил, что он свободен. Тот лишь покачал головой и потащил приятеля обратно в рентген-кабинет. Сначала было неясно, зачем он это делает, но потом все объяснилось: врач Мартов хотел взглянуть на 'мокрые' снимки.

Развесив на осветителе темные и жесткие картинки, с которых еще стекала вода, Борис, прищурившись, посмотрел на них. Ему не потребовалось много времени, чтобы узнать результат.

- Норма, - сказал он, обернувшись к Станисласу, - Совершенно нормальный сустав.

Тот озадаченно рассматривал снимки, пытаясь хоть что-то понять. Для него изображения на них не несли ровно никакой информации. Туманные и не очень четкие линии - не более.

Пенске вздохнул и подумал, что Борис является специалистом. Он знает, как смотреть. Точно знает. На миг у него мелькнула шальная мысль, что, возможно, и он, Станислас, тоже специалист в чем-то, что мало кому известно. Нет, не только в своей профессии, а еще и в другом. В видении того, чего не видят другие. Ему, например, может быть известен какой-то способ, с помощью которого видны те, кого для большинства не существует. Духи. Но, подумав, Пенске отбросил эту мысль. У него пока что не было никаких фактов, указывающих на то, что он владеет этим способом видения.

- Ну что, пойдем теперь к профессору? - спросил Борис, оторвав приятеля от смелых предположений.

- Придется ехать? - поинтересовался Станислас, сильнее опираясь на палку.

- Нет, соседнее здание. Могу взять для тебя кресло-каталку, если очень тяжело ходить.

- Не нужно. Дойду.

Неудобное положение на столе под рентгеновским аппаратом усилило боль. Но она оставалась все еще терпимой. Проковыляв за Борисом к выходу, Пенске оказался на улице и с облегчением вдохнул относительно свежий городской воздух.

Пройдя по аллее, усаженной серебристыми тополями, Станислас предположил, что они должно быть производят летом огромное количество пуха, который вряд ли оказывает благотворное влияние на больных. Ему стало интересно, какой умник посадил их здесь.

Борис и Пенске подошли к двухэтажному белому зданию с колоннами. Судя по архитектуре, этой постройке было лет двести. Войдя в высокие деревянные узкие двери, приятели очутились в большом зале, из которого наверх вели две лестницы.

- Нам туда, - произнес Борис, показывая на правую.

Поднявшись по широкой лестнице, они оказались в коридоре перед рядом дверей.

- Те двери ведут к больным, - пояснил друг Станисласа, кивая в конец коридора, - Они не имеют дверных ручек.

- Ручек? - переспросил тот.

- Да, ручек. Чтобы психиатрические больные не разбредались.

- А как же тогда их открывают?

- Каждый врач или сотрудник носит в кармане свою ручку. Просто вставляет ее в дверь и отпирает.

- Интересная система, - пробормотал Пенске. Ему было невдомек, почему просто не использовать обычные или электронные ключи. Видимо, у психиатров какая-то своя логика. Возможно, проверенная временем.

- Нам нужна вот эта дверь, - Борис показал на золотую табличку с выгравированной надписью 'проф. А. А. Дейненков'.

Мартов постучал по деревянной поверхности белой двери.

- Входите. Можно, - раздался голос оттуда.

Борис толкнул дверь и, остановившись на пороге, сказал:

- Александр Антонович, как мы договаривались, я привел специалиста по локальной сети.

- Того, который считает, что болен? - профессор говорил тенором.

- Да.

- Пусть заходит.

- Иди, - сказал Борис Станисласу, кивая на дверной проем, - Я тебя потом заберу. У меня еще много дел. Позвонишь мне, когда освободишься.

Пенске вошел в кабинет. Это была длинная продолговатая комната с одним окном. Профессор, пожилой мужчина с седой бородкой, сидел за столом спиной к окну. Он был одет в белый халат, а на его голове красовалась белая матерчатая шапочка.

- Здравствуйте, - вежливо поздоровался Станислас.

- Здравствуйте. Присаживайтесь. Вот сюда, - Александр Антонович указал на стул, расположенный примерно в двух метрах от стола точно посередине комнаты.

Пенске сел. Он не знал, куда деть руки. Стол был далеко, а профессор мог видеть каждое его движение.

- Как вас зовут, молодой человек? - вкрадчивым голосом осведомился собеседник.

- Станислас. Пенске, - представился тот.

- Фамилия необычная. Какое у нее происхождение?

- Точно не знаю, - пожал плечами Станислас, - Ее носил мой дед, который немец по национальности. Но у него в роду были русские, поляки и даже донские казаки.

- Понятно. Исчерпывающий ответ. Ну что же, расскажите мне о ваших родственниках.

Следующие десять минут были очень сложными для Станисласа. Профессор хотел знать о родственниках все. Кто когда родился, чем занимался, чем болел, когда и отчего умер. Пенске не владел историей своего рода в таких подробностях.

Затем разговор плавно перешел на самого Станисласа. Ему пришлось рассказать, как протекало его детство, в каком возрасте он начал встречаться с девочками, какое положение занимал среди своих сверстников, когда в первый раз закурил, попробовал спиртное, в чем заключается его работа и тому подобное.

Пенске изо всех сил старался отвечать так, чтобы у собеседника не возникало дополнительных вопросов. Но они все равно появлялись. Профессор оказался потрясающим слушателем. Он вежливо улыбался, сочувственно кивал и продолжал расспрашивать с выражением вкрадчивого интереса на лице.

Постепенно беседа дошла до заболевания Станисласа. Вскользь коснувшись внезапной слабости, Александр Антонович очень подробно расспрашивал о снах. Пенске описал не только их содержание, но и то, что сам ощущал после пробуждения. Игнорируя фразы молодого человека относительно галлюцинаций, профессор уточнил сначала, с чем было связано нападение на него. Его очень заинтересовало описание ненависти на лице человека в магазине. Он въедливо расспрашивал о драке, интересовался свидетелями, и, наконец, удовлетворившись ответами, перешел к главному вопросу.

- Ну а почему вы так упорно произносите слово 'галлюцинации'? - поинтересовался он, - Насколько я понял, вы не верите в то, что видели этого француза.

- Как же не верю? - растерялся Станислас, - Верю. Я видел его. То есть мне показалось, что видел.

- Видели или показалось? - переспросил Александр Антонович.

- Э... Видел. Конечно, видел.

- Вы уверены?

- Не очень.

- Хорошо. А кто это по-вашему был?

- Французский дворянин. Я же рассказывал. Его зовут граф Куэртель.

- Это понятно. Но, очевидно, он уже мертв. Вы ведь согласны, что он мертв?

- Да, согласен.

- Поэтому, как вы считаете, что он из себя представляет сейчас?

- Дух, - твердо ответил Станислас.

- Вот как? Почему именно дух? А не призрак, например, или привидение?

- Потому что я знаю, что такое дух, - робко произнес Пенске, - И французский дворянин - дух, а не нечто иное.

- Что же такое дух, позвольте спросить?

- Ну... это что-то наподобие хранилища информации обо всех изменениях человека. Если, конечно, речь идет о человеке.

- Любопытственно. Какая точная формулировка. Получается, что духи бывают не только у людей?

- Конечно. У животных, у предметов... у чего угодно.

- Очень интересно. А в какой книге вы эту формулировку вычитали?

- Ни в какой.

- Придумали сами?

- Нет.

- Тогда откуда узнали?

- Не знаю, - покачал головой Станислас, - Не знаю.

- То есть вы отрицаете, что сами придумали это или вам это кто-нибудь сообщил?

- Отрицаю.

- А вы убеждены, что это - абсолютная правда?

- Конечно, нет, профессор, что вы. Я ни в чем не убежден! Даже сомневаюсь, что это так. Думаю, что болен.

- Ну хорошо. Расскажите мне о духах подробнее. Где они живут, чем питаются, как проникают к нам.

Станислас вздохнул. Вопросы были непростыми. Он сам с трудом представлял себе ответы на них.

- Они живут вне пространства. Точнее не могу объяснить. Старик из сна называл это место Олох. Но, похоже, что привязаны к определенной местности. К той, где в реальном мире расположены их объекты, их владельцы.

- Постойте. А если человек путешествует, тогда как?

- Дух перемещается вместе с ним, наверное.

- Продолжайте.

- Ну что еще сказать? Они ничем не питаются. Как проникают к нам - не знаю. Предполагаю, что этот проник с моей помощью.

- Каким образом?

- Не знаю, профессор.

- Скажите, например... как духи умирают?

- Они не умирают, - твердо ответил Станислас.

- Совсем не умирают? Даже со смертью человека?

- Совсем, - молодой человек вздохнул и снова принялся объяснять, - Дух человека - это результирующая сумма всех его действий, мыслей и состояний. Не усреднение, а именно сумма. Если человек умирает, то с духом потом мало что происходит. Он изменяется минимально или не изменяется совсем.

- Это тоже интересно, - сказал профессор, - В этом Олохе духи разве не меняются самостоятельно?

- Нет. Есть только один способ изменить дух: это изменить объект, к которому он привязан. Хотя...

- Хотя 'что'? Станислас, говорите.

- Наверное, есть еще возможность. Если дух поместить в наш реальный мир, то он будет изменяться.

- Поместить? Дух сам не сможет сюда проникнуть?

- Не знаю, профессор. Наверное, зависит от его желаний.

- От желаний духа? Вы же фактически заявили, что дух - не живой.

- Конечно, не живой. Просто он несет на себе отпечаток личности своего человека. И если в этой личности преобладают какие-то черты, желания, то дух сможет их реализовать. Я так думаю.

- Примерно как робот по заданной программе? - уточнил Александр Антонович.

- Полагаю, примерно так. Робот без самообучения, да. Если, конечно, дух находится в Олохе. А если тут... то самообучение возможно.

- Вы уверены в том, что это правда?

- Нет, что вы! Ни в чем не уверен!

- Ну что же... О духах достаточно. Скажите, вы любите фантастику?

- Иногда почитываю.

- Рекомендую бросить это дело, молодой человек.

- Это - часть лечения?

- Это само лечение, - слегка улыбаясь, ответил профессор, - Ну, разумеется, нужно хорошо питаться, высыпаться, соблюдать распорядок дня. Я пропишу вам легкое успокоительное. Будете принимать его перед сном. Вы ведь не водите машину? Вождение транспорта с этим лекарством несовместимо.

- Нет, не вожу. Но... а как же галлюцинации?

- Их нет. Можете быть спокойны.

- Как нет? Я же их видел.

- Молодой человек, охотно допускаю, что вы что-то видели. Но это были не галлюцинации.

- Вы хотите сказать, что французский дворянин пришел сюда из шестнадцатого века?

Профессор широко улыбнулся.

- Станислас, мы говорим с вами на разных языках сейчас. Вот послушайте меня. Моей целью не является выяснение того, что вы видели. У меня другая цель - определение вашего психического состояния. Вы думаете, что что-то видели. Возможно. Но что бы вы ни видели, это не было галлюцинацией. Потому что галлюцинация имеет свое определение. При ней обязательно должно быть нарушено критическое мышление. Что в вашем случае я не наблюдаю. Поэтому никаких галлюцинаций или даже систематизированного бреда у вас нет. Критика сохранена.

- Но как же... получается, что я здоров?

- Психически вы несомненно здоровы. Есть только незначительные отклонения в эмоциональной сфере. Уж поверьте моему опыту. Конечно, я могу понаблюдать вас, если вам так будет спокойней.

- Мне бы этого хотелось.

- Разумеется. Тогда приходите на прием недели через две. После того, как попьете таблетки.