Шагни в Огонь. Искры (СИ)

Но жена мага Овера Верьеса, бездетная красавица Майта Верьес, не заметила этого взгляда – да и к чему обращать внимание на прислугу.

– Ты сделал правильный выбор, Овер, ты не ошибся. Быть боевым магом – почётно, но редко кто из них доживает до старости.

Майта смотрела на мужа больными, безумными глазами.

– Ты не ошибся, Овер, ты не ошибся. Они все умирают.

Калли тихо закрыла за собой дверь, оставляя позади гробовую тишину. На мгновение даже пожалела о минутной ненависти, вызванной вздорностью хозяйки. Как она могла забыть, что рассказывала тётя Галлия?

Ведь наречённый госпожи Майты был боевым магом. Говорят, последним боевым магом в Королевской школе, происходящим из рода людей.

Интересно, госпожа Майта его сильно любила?

Ноябрь, Огненный город

Первый младший курс по домам разъехался поголовно; кроме Тенки, не осталось никого.

Неудивительно: родители новичков горели желанием приласкать детей, которых не видели полгода, повозить по гостям в преддверии праздников, похвастаться способным чадом.

Тенки, наверное, тоже мог бы отправиться домой, какие-то деньги у него имелись, государство не жадничало, выплачивая нуждающимся небольшую стипендию. Заявление на эту стипендию Тенки подал ещё в первый день в школе, когда их, новичков, привели в канцелярию – регистрироваться. Но деньги деньгами, а поедь он домой – времени на учёбу не останется, мать не преминет воспользоваться физической силой единственного сыночка, – уж чего-чего, а сладких мечтаний о ласковой встрече Тенки не питал.

На эти каникулы он поставил перед собой цель и собирался приложить все усилия по её достижению.

Выучить, наконец, этот идиотский эльфийский.

Тенки окопался в библиотеке – выбираясь отсюда только по естественным надобностям. Облюбовал глубокое удобное кресло у окна: на расстоянии протянутой руки шкафы с учебниками младших курсов, совсем рядом – низкий полированный стол. Всё чёрное – от кожи кресла до столешницы, – даже школьная форма чёрная, и, помнится, поначалу Тенки изрядно поразила эта малопонятная страсть к отсутствию цвета.

На первом уроке, когда учитель, приведя его в класс, что-то долго и заунывно объяснял будущим соученикам, Тенки обвёл взглядом класс – и обомлел. Все они – глазастые, длинноухие, пестроволосые – были одинаковыми. Куда ни посмотри, одно и то же лицо, размноженное на добрый десяток, сплошной чёрный цвет формы с жёсткими стоячими воротниками и белые полоски рубах из-под них. И одинаковая заинтересованность в чужих непривычно огромных глазах.

Тенки понадобилось немало времени, чтобы свыкнуться с ними, а им – чтобы начать считать его не то чтобы своим – просто хотя бы равным. Таким же живым и мыслящим существом.

На первых порах всё общение между ними сводилось к одной схеме: Тенки сидел молча, а когда кто-то считал нужным к нему обратиться, твердил одно: «а эйени веле» – «я не понимаю». Потом, когда словарный запас чуть увеличился, подросток научился понимать и строить самые простые фразы вроде: «что это» и «куда идти». Узнал вопросы «кто», «где» и «когда». Понял, что его называют «нинъе» – «иной человек», а они – «элхе». И выучил главное слово для каждого ученика Королевской школы – «махиэ» – магия.

Через пару-тройку месяцев безмолвия Тенки вдруг понял, что вполне сносно может общаться. Откуда-то сами собой вылезали подходящие слова, грамматика связывала их в предложения, и даже переливистым интонациям эльфийской речи он, кажется, научился подражать. Соученики привыкли к «паршивой нинъеской овце в порядочной элхеской стае» и порой спрашивали совета по математике – единственному предмету, где Тенки не то что не отставал, а вовсе и опережал свой класс – во многом по той простой причине, что математика не требовала знания эльфийского. Словом, всё шло хорошо, пока...

Пока не начались каникулы.

Сокурсники исчезли вмиг – кое-где по школе ещё бродили призраками старшие ученики, но все новенькие уже уехали домой, сопровождаемые внимательными взглядами родителей. Говорить стало не с кем: учителя тоже проводили отпускное время где угодно, но не в школе, а оставались тут разве что молчаливые смотрители да приходящие раз в три дня уборщики.

Тенки чувствовал, что эльфийский выветривается из головы бешеными темпами.

– Хм, как-как? «Удвоение согласной основы глагола с последующим твёрдым «э» даёт повелительное наклонение», – склонясь над учебником, который притащил ему один из сердобольных преподавателей – старое издание на языке нинъе, Тенки попробовал прочесть написанное вслух. – Что за хренотень?! Ага, вот примеры...

Почти разлёгшись на столе, Тенки принялся увлечённо переписывать правило: так верней запомнится. Эльфийские каракули из того же цирка – чем больше пишешь, тем лучше получается. И зачем у них такие непонятные буквы, чем им всеобщий не нравится? Зачем вообще всеобщий придумали, если они тут его не признают?

– Лейе-са, – незнакомый голос раздался внезапно.

– Лейе-са, – оторопело откликнулся мальчишка, поднимая голову.

Рядом стоял эльф из старшей группы, третий, кажется, курс. Тоже одетый в школьную форму – но ворот чёрного «илерам», который по правилам школы полагалось тщательно застёгивать, небрежно раскрыт, торчит белоснежная рубаха. Как все они, элхе, появившийся старшекурсник тоже высокий и большеглазый, длинные узкие уши прижаты к черепу.

– Что ты тут делаешь? – спросил старший со свойственной местным небрежной невозмутимостью.

– Так, решил позаниматься, – уклончиво ответил Тенки: не хотелось признаваться, что корпит сейчас над эльфийским языком.

– Ты же в этом году приехал? Почему не возвращаешься домой? – по тону спрашивающего никак нельзя было сказать, что ему интересен ответ, но Тенки знал: старшие всегда говорят так с младшими – чтобы уважали.

Дурацкие обычаи.

– Здесь заниматься лучше, – Тенки подобрал обтекаемую формулировку, которую мог выговорить без проблем.

– Уши? – элхе не понял.

– Лучше! – повторил Тенки, кляня про себя дурацкие четыре тона эльфийского языка: не так скажешь – не дойдёт.

– Как твоё имя? – не заостряя внимания на произношении, эльф сменил тему.

– Тенки. Тенки Ли, младший первый курс, – общепринятая формула самопредставления.

– Сколько тебе лет? – ага, всё-таки Тенки его жутко интересовал, в почти непроницаемых эльфийских глазах бегали огоньки жаркого любопытства.

– Тринадцать, – нехотя произнёс мальчишка. Эти дурацкие правила, по которым нельзя было игнорировать вопрос старшего, его раздражали.

– Тринадцать?! – собеседник основательно удивился, чуть не потеряв свой так старательно оберегаемый авторитет.

Поначалу они все удивлялись – только не так, как в Валиссии. На взгляд нинъе Тенки всегда выглядел младше своего возраста, и это порой весьма его донимало, но тут – тут они поражались другому, узнавая цифру, – по их меркам Тенки дали бы как минимум лет пятнадцать-шестнадцать.

По своим соученикам Тенки заметил то же самое – почти все они были старше Тенки, но вели себя как десятилетние, как будто совсем ещё младенцы. «Долгие, – язвительно твердила нинъеская гордость, – замедленное развитие».

– Язык элхе! – эльф всё-таки разобрал среди букв нинъеского языка в учебнике родные закорючки. – Ты учишь язык элхе?

Тенки независимо двинул плечом – и наплевать, если этот придурок примет его жест за оскорбление. Отвечать не стал – и так же ясно.

– Сложно, да? – старший оторвался от учебника, взглянул на нинъе. В его голосе слышалось противное превосходство.

– Так, обычно, – безразлично ответил Тенки и не удержался от шпильки: – Конечно, нелогичный язык, что поделаешь.

– Да, говорят, нинъе он нелегко даётся, – с невозмутимым лицом подтвердил парень. – Редко кто говорит без акцента.

Ох, этот эльфийский переросток у него дождётся.

Пусть только подождёт, через полгода Тенки заткнёт его за пояс с этим их «языком элхе».

Достал уже пялиться в учебник.

Мысли сменяли друг друга.

– Я тебя где-то видел, – неожиданно для себя вымолвил нинъе и тут же мысленно выругался: употребил форму обращения к равным, а надо было – к старшим.

Эльф, однако, не стал кочевряжиться.

– Да, – сказал он, снова всматриваясь в Тенки. – Мы видели тебя в канцелярии, когда ты только появился в школе.

В канцелярии... в тот день, когда он появился в школе...

– А! – воскликнул Тенки, вспоминая: четыре чёрных грача, заглядывавших внутрь комнаты через широкое прозрачное окно, разделявшее помещения. Четыре одинаковых башки, отличавшиеся разве что цветом волос. Хотя нет – был среди них парень со странными ушами, таких Тенки ни у кого не видел. – Там был ещё этот, короткоухий!

Парня с маленькими ушами, в отличие от обычных длинноухих рож, Тенки запомнил, сам даже не зная почему. Может, запомнился взгляд, которым одарил его короткоухий через стеклянный барьер канцелярского окна – смесь отвращения и любопытства, – может, именно эти короткие уши, формой близкие к равностороннему треугольнику, а не обычному вытянутому равнобедренному.

Не раз за эти полгода Тенки встречал короткоухого в коридорах школы – благо классы их располагались в одном, младшем, корпусе – и при встрече вежливо кланялся, получая в ответ высокомерный взгляд.

– Короткоухий! – повторил эльф, выкатывая глаза.

И начал сдавленно ржать. Склонившись над столом, неудержимо, заразительно, ни капли не заботясь о драгоценном авторитете. Разве что кулаком по столешнице не стучал.

Тенки чувствовал себя полным дураком.

– Ты очень забавный, Тенки Ли, – эльф наконец отсмеялся. – К слову, меня зовут Виллиэ.

Руки, конечно, он не протянул – всё-таки старший, не положено, но уже то, что эльф назвал своё имя, говорило о многом. Теперь Тенки имеет право называть его «Виллиэ-оодиэ» – по имени с суффиксом общепринятого обращения к старшим.

Только не хочется.

Подросток ограничился кивком, не стараясь быть особо вежливым.

– Ну тогда занимайся, Тенки Ли, – похоже, этот Виллиэ с удовольствием пробовал на вкус непривычное звукосочетание. – Ещё увидимся.

38 год Рейки, 4755 всеобщий год

Январь, Огненный город

– Как же мне надоело это ремесленничество! – мученически шептал Тардис.

Ацу молчал, хотя мнение соученика разделял безоговорочно. Уроки бытовой магии были хуже даже целительства или животноведения. Ходить по подсобным помещениям школы, разбираясь в хитросплетениях труб, кристаллов и магических паутин, пачкаясь сажей, протирая дырки на коленях, пытаться определить, какое заклинание наложено и что в нём пошло не так, – и практические занятия, и длинные нудные лекции с различными толкованиями технических чар и планами соединения кучи разрозненных элементов в единое целое – нет, это точно не относилось к любимым предметам Ацу.

Ну скажите, зачем боевому магу знать, как используется магия, скажем, в кондиционировании? Зачем ему разбираться в сантехнических подробностях? Ацу достаточно того, что летом в школе приятная прохлада, а зимой тепло, и туалеты, Огонь их выжги, работают, как должно. Это всё, что требуется боевому магу от технической магии.

Но преподаватели Королевской школы, похоже, это мнение не разделяли.

– Ох, – вздохнул Тардис, – скажите мне кто-нибудь, почему эта штука не хочет работать? Я не могу решить эту наиглупейшую задачу! У неё просто нет решения!

– Тише, Тардис, – бросил Сельви, – учитель услышит.

Тардис не смирился, картинно заламывая брови, но негодовать продолжил неслышным шёпотом.

Учитель Астеаки, важный мужчина средних лет, с коротко подстриженной узенькой бородкой – редкость среди элхе, – ходил между рядами, сурово поглядывая поверх опущенных над тетрадями голов. Учитель был скор на руку, а ученики младших курсов ещё не освобождались от возможности оказаться телесно наказанными, и бамбуковая палка, прислонённая к доске, иногда находила себе жертву.

Надо напомнить об этом Тардису: стоит учителю заметить выражение его лица, как не миновать тому пары ударов по плечам.

Впрочем, никто не рискнёт напомнить – особенно сейчас, когда Астеаки-илиэ стоит в двух шагах.

Может, Тардис ещё спохватится?..

***

– Послушай, Ацу, – небрежно позвал Виллиэ, когда ученики третьего младшего класса, разбившись на кучки, спускались по широкой лестнице главного корпуса в школьную столовую.

Тардис шёл впереди, ёжась и подёргивая плечами, и не переставая жаловался на вздорность учителя Астеаки, а благоразумный Сельви успокаивающе кивал, не забывая смотреть по сторонам, чтобы никто Тардисовых излияний ненароком не услышал – а то достанется всем, даже самым невинным.

– Почему ты не стараешься? С твоей интуицией ты бы щёлкал эти задачи, как фисташковые орешки. – Виллиэ внимательно на него взглянул.

Ацу почувствовал лёгкое раздражение. Зачем Виллиэ лезет не в свои дела?

– Да нет у меня никакой особой интуиции, – сухо ответил он. – Так же, как у всех.

– Я не сказал бы, – Виллиэ покачал головой. – Всё, что касается боевой магии или просто даже управления чистой энергией, тебе как на флейте гимн Огню сыграть.

– Преувеличиваешь.

– Прости, что интересуюсь твоими делами.

– Ничего. Но повторяю, ты преувеличиваешь.

– Пусть будет так.

Голос Тардиса разбил упавшее между ними молчание.

– Смотрите, вон тот нинъе! – от возбуждения чуть ли не пальцем тыча в сторону устроившихся в столовой первоклашек, воскликнул однокурсник. – Первый раз вижу его после каникул. Слушайте, вам не кажется, он как-то больше стал?

– Дети растут, – снисходительно сказал Виллиэ, – дети нинъе – тоже.

Светловолосый нинъеский крысёныш и впрямь будто подрос слегка за два месяца каникул. Он по-прежнему был ниже всех своих соучеников, но уже не настолько, чтобы это бросалось в глаза. Издали первый младший класс не составляло большого труда принять за однородную группу элхе.

Ацу поморщился.

– Кстати! – снова воскликнул Тардис: похоже, палка учителя Астеаки подарила ему массу энергии, молчать соученик просто не мог. – Этот нинъе же назвал тебя, Ацу, короткоухим!

Время остановилось.

Тардис побледнел, проклиная себя за болтливый язык, – на лице его был написан ужас. Сельви попятился, взглянув на Ацу. Виллиэ молчал.

– Что? – спросил Ацу, не слыша своего голоса.

И повернулся, ища глазами крысёныша.

Кровь стучала в ушах.

Это отродье, эта пародия на элхе, низкая тварь, как она осмелилась?! Это жалкое существо, обречённое в муках доживать последние дни, – этот сын народа, в древности презрительно называемого «безухими», обнаглел настолько, что пытается иронизировать над чистокровным элхе?!

– Ацу, держи себя в руках, – сквозь монотонный шум прорезался голос Сельви. – Нинъе наверняка не хотел ничего плохого. Кто тебе это сказал, Тардис?

– Виллиэ, – растерянно ответил сокурсник. – Только он просил молчать.

Ацу перевёл тяжёлый взгляд на Виллиэ. Значит, тот слышал оскорбление и не убил наглеца на месте? Не всадил в его зловонную пасть энергетический удар?

– Ты замечательно выполняешь просьбы, мой дорогой соученик, – издевательски произнёс Виллиэ.

Посмотрел на Ацу, пристально, серьёзно.

– Он – всего лишь глупый маленький нинъе, – сказал с расстановкой. – Но за каникулы он научился говорить на языке элхе так, что его оценки полетели вверх – до невероятности стремительно. Мы думали, что он глупец, в первые три месяца, когда все знали о его плохой успеваемости. Но с начала января о нём жужжит вся школа – говорят, что нинъе изучает сейчас книги третьего года. Самостоятельно.

Ярость не прошла, сжимая сердце длинными когтями. Но гневный туман перед глазами рассеивался, давая словам Виллиэ беспрепятственно вливаться в сознание.

– Мы только что говорили об учёбе, и я сказал тебе, что ты способен на большее. Ты и правда способен, и я вполне объективно считаю, что у тебя есть все шансы стать лучшим на курсе. Если ты поставишь перед собой такую цель. Если справишься с неприязнью к технике и животноведению.

Виллиэ, не смотря уже на сокурсника, сел на стул, небрежным жестом подхватил меню. Положил ногу на ногу.

Ацу стоял, сжимая кулаки, мечтая встретить когда-нибудь нинъе в безлюдном месте – и хорошенько вдарить ему за пережитые эмоции.

И слушал. Слушал дальше.

– Но ему не надо справляться с никакой неприязнью, – продолжал Виллиэ словно сам себе, – по этим предметам его уровень – первоклассника! – уже опережает, скажем, мой. А мои оценки лучше твоих, Ацу. И он прирождённый боевой маг, в отличие от меня, потому что я ещё не решил, по какому пути следовать. Но он – боевой маг, как и ты, Ацу. Вам сражаться на одном поле.

Виллиэ пробежался взглядом по строчкам меню, хлопнул кожаной книжечкой о стол. Крикнул официанту:

– Номер пять! – и снова обратился к Ацу, застывшему безмолвной статуей, произнёс тихо, безлично:

– Я бы поберёгся на твоём месте, Мурасе-Ито.

Март, Огненный город

Сейчас Ацу уже не мог бы сказать себе, когда именно понял, что Виллиэ прав.

Нинъеское отродье делало успехи, поражая всех: и старших, и младших; с февраля крысёнышу официально разрешили посещать лекции второго курса. Говорили, что тот требовал перевода на третий – что за наглость? – но общий совет преподавателей решил повременить.

Тардис, как нарочно, не оставлял разговоров о нинъе и даже на уроке мироведения ухитрился задать учителю потрясающий наивностью вопрос:

– Ониреи-илиэ, почему нинъе такой умный?

Ониреи-илиэ погладил узкий острый подбородок, отошёл к окну: видимо, любопытство ученика застало его врасплох; а остальные заинтересованно притихли: втайне эта мысль беспокоила всю школу.

Учитель начал издалека.

– Вы знаете, что нинъе живут намного меньше элхе, – не отнимая ладони от подбородка, проговорил мужчина. – Скажи мне, Эвисто, среднюю продолжительность жизни нинъе.

Поднятый с места Эвисто замялся, копаясь в воспоминаниях о прошлых занятиях. Наконец вымолвил неуверенно:

– Шестьдесят лет?

– Ну, примерно, – Ониреи-илиэ отошёл от окна, повернулся к классу лицом. – Можешь сесть. Средняя продолжительность нинъеской жизни – около шестидесяти пяти лет. У нас, на Огненном материке, они живут около семидесяти, точнее, шестьдесят девять, комма, семь, а, скажем, на Воздушном, где общие условия жизни весьма тяжелы, только пятьдесят три, комма, три.

Класс молчал. Кое-кто даже записывал в конспект, хотя Ацу презрительно поморщился: всё это они уже проходили, проходили едва с месяц назад.

– По сравнению с этим продолжительность жизни элхе... – учитель заметался глазами по лицам учеников, выискивая новую жертву, – Химилиэ.

– Примерно сто двадцать? – Химилиэ никого не смог бы обмануть – ответа он явно не знал.

– Плохо. Садись, – ученики опускали глаза под взором Ониреи-илиэ, никто не питал желания отвечать.

Уткнулись в конспекты – все.

Ацу упорно сверлил взглядом тонкие очки на переносице учителя. Не убегая от соприкосновения глаз.

– Мурасе-Ито.

С шумом отодвигая стул, Ацу поднялся. Отчеканил:

– Сто три целых семь десятых года.

Цифры стояли в сознании, как начертанные огненными письменами.

Ониреи-илиэ сделал пометку в классной книге. Захлопнул чёрную обложку из кожи.

– Верно. Садись.

Заложив руки с чёрным журналом в них за спину, Ониреи-илиэ пошёл по рядам. Медленно, важно ступая, неторопливо говорил:

– Итак, элхе живут в общей сложности более ста лет. Нинъе – почти вполовину меньше. Элхе видят на своём веку пять, а то и шесть поколений нинъе. Что же из этого следует? Орувери.

Заскрежетал стул Виллиэ.

– Чтобы успешно конкурировать с элхе, нинъе вынуждены быстрее развиваться, – процитировал сокурсник строчку из учебника.

– Верно. Садись. Итак, нинъе вынуждены за свои шестьдесят лет пробегать полный цикл жизни элхе, чтобы успеть возмужать, наплодить потомство и вырастить его. В связи с этим среди них распространены ранние браки: в двадцать, двадцать два, ранние беременности и роды. Ребёнок нинъе достигает половозрелости к пятнадцати-шестнадцати годам, дети элхе – к двадцати, двадцати одному. Общепринятый возраст для браков у нинъе – около двадцати лет, у элхе – после двадцати пяти. Однако мы живём в одном государстве, и поэтому наши законы относятся к обоим народам. Как то: ребёнок признаётся магом с одиннадцати лет, находится под опекой родителей до семнадцати и свободен вступать в брак по собственному желанию с двадцати.

– Однако же, – продолжал учитель, возвышаясь над притихшим, старательно записывающим его слова классом, – хоть наши народы и уравнены в правах государством, физиология берёт своё. И дети нинъе взрослеют раньше, а в детстве обладают большей силой к сосредоточению и склонны вдумчиво оценивать обстановку вокруг себя. Разница между народами больше всего заметна именно в детстве – взрослые особи отличаются уже не так сильно. За исключением мелких физиологических признаков, разумеется.

Ацу посмотрел на бесстрастное лицо Виллиэ. Вот в чём секрет успехов нинъе. Эта тварь так же недолговечна, как ночная бабочка, и торопится скорее узнать жизнь. Вот и всё. Жалкое существо всего лишь тщится прожить отведённый ему срок.

Паршивое отродье.

– Опять же вернёмся к точке зрения государства. Вы, без сомнения, знаете, что браки между народами запрещены. Кто сможет сказать почему?

Взгляд Ониреи-илиэ вновь забегал по ученическим макушкам. Остановился рядом с Ацу.

– Намари? – интонация была приказательно-вопросительной: Сельви не искал случая ответить.

– Говорят, что от элхе и нинъе рождаются чудовища, – голос соученика звучал неуверенно.

– Это знание, трансформировавшееся в поверие, – кивнул учитель. – Если ребёнок и появится на свет, что само по себе сопряжено с немалыми трудностями, то вероятность полного отсутствия у младенца каких-либо уродств – не более десяти процентов, а гарантии о его благополучном развитии не может дать никто. По ряду физиологических признаков пара элхе и нинъе практически неспособна дать здоровое потомство. Они несовместимы.

Да они изначально уроды. Как Огонь позволил таким появиться?

– Поэтому, чтобы обезопасить страну от нежизнеспособных мутантов, законом и запрещаются браки между народами. И процент выживших полукровок в населении Огненного материка составляет не более четырёх целых, трёх десятых. Девяносто девять процентов из них – стерильны. Впрочем, мы углубляемся в весьма объёмистую тему. Боюсь, мой урок не в состоянии дать вам исчерпывающие сведения о физиологии нинъе. Попробуйте спросить на лекции животноведения.

Последние слова Ониреи-илиэ упали в тишину – и сразу вслед за ними, словно момент этот тщательно выверили, раздалась мелодия: первые ноты гимна Огню, сигнал об окончании урока.

Класс, превратившийся в шумную нестройную толпу, вывалился из аудитории. Ацу оглядел соучеников, выискивая кого-нибудь в попутчики и сотрапезники: после урока мироведения наступал обеденный перерыв.

К Ацу подбежал Тардис и, не теряя обычной своей живости, ещё издалека воскликнул:

– «Спросите на животноведении», ты слышал? Ха-ха, как будто нинъе – птица, там, или мышка для опытов!

– Крыса он, – грубо бросил Ацу, сам не ожидая от себя подобной вспышки.

Повернулся, чтобы идти вперёд, замечая золотоволосую макушку Сельви совсем рядом – нагонит.

И увидел нинъе.

Тощий мелкий крысёныш появился из дверей соседней аудитории, где только что, Ацу знал это точно, закончился урок второго младшего курса.

Значит, это правда. Нинъе и в самом деле суёт нос на лекции старших.

Маленькое ничтожество.

– Смотри, вот и он! – Тардис дёргал Ацу за плечо, беспокойно кривясь и подмигиванием указывая на нинъе.

– Вижу, – холодно отозвался подросток.

Жёсткая ледяная злость трепетала где-то в горле, жгла, заставляя голосовые связки сжиматься. Перед глазами расплывалось всё, утекая за поле зрения, только в центре удивительно чётким и ясным виделось лицо мелкой крысы.

Нинъе смеялся, разговаривая с каким-то глупцом из второго младшего. Смеялся. Разговаривая с элхе. Грязная тварь.

– Эй, ты, – Ацу не заметил, как изо рта вырвалось презрительное обращение.

Нинъе удивлённо поднял глаза, уставился на подошедшего.

– Смотрите-ка, грязная крыска, – прошипел Ацу сквозь зубы, смеривая взглядом недоростка. – Замешалась среди избранного народа, думает, что сможет притвориться элхе, видит сны о признании и могуществе.

В тусклых зеленоватых глазках нинъе мелькали огоньки. Мальчишка щурился, глядел исподлобья, дышал тяжело. Но молчал.

Ацу усмехнулся.

– Несчастное отродье, – сказал, словно сплюнул. – Отживай скорее свой жалкий срок, сдохни и избавь наш мир от своего присутствия. И от своих сородичей заодно, пропадите вы все. Голодные тощие крысы.

Бешеный огонь в глазах крысёныша грел душу. Яростным пламенем растоплял ледяную хватку злости.

– Жалкая тварь, – почти нежно произнёс элхе. И улыбнулся, утопая в свирепом блаженстве.

Нинъе молчал.

***

Вдох. Глубокий, медленный. Руки поднимаются вверх. Выдох. Остановились. Вдох, плавный, неторопливый. Нацелиться. Выдох. Остановиться. Вдох. Вечный, нескончаемый, мир вливается в лёгкие. Мишень несётся навстречу, застывает в глазах чётко очерченным кружком. Тетива дрожит от напряжения. Ствол стрелы плотно прилегает к щеке. Воздух... мир... вдох...

Выстрел.

Удар. Ответ поражённой мишени – эхом по сердцу.

Ацу опустил руки. Вернул лук в ритуальное положение – левая ладонь у бедра, сошёл с места, поклонился мишени. Несколько шагов, ещё один поклон – символу Огня.

И выход – за пределы стрельбища.

Всё.

Теперь можно расслабиться.

– Тренировка к празднику весеннего равноденствия? – его встретил голос Сельви, как обычно, тихий и флегматичный.

Вместо ответа Ацу кивнул.

Сокурсник тоже пришёл тренироваться – чтобы понять это, достаточно было взгляда на его наряд: белый ворот запахнутого на правую сторону «инги», длинные просторные штаны ритуального одеяния «самайе».

Тот же костюм, что на Ацу, – одежда для тренировок в стрельбе. И высокий изогнутый лук в левой руке – красавец «Листе», верное оружие Сельви.

– В этом году наша очередь предстать перед Огнём, – продолжал сокурсник. – Должен признаться, меня весьма беспокоит наше выступление. Не хотелось бы опозориться.

– Чем больше времени уделять тренировкам, тем легче будет впоследствии, – философски пожал плечами Ацу. Двинулся мимо Сельви, вернул лук в стойку, присел на колено – расшнуровать перчатку на правой руке. Пора сходить за стрелами, последнюю Ацу только что всадил в мишень.

– Ацуатари, – услышал снова бесстрастные слова соученика, – в празднествах нам будут помогать первый и второй классы. Как мы сами помогали старшим ранее. Среди них и тот самый новенький.

Стаскивая с ладони кожаную перчатку – скорее просто напалечник, чтобы тетива не резала большой палец, Ацу молчал, предоставляя Сельви высказаться до конца.

– Тебе не кажется, что ты безосновательно строг к нинъескому ребёнку?

Ноздри шевельнулись, словно в лицо ударила вонь. Ацу бережно положил перчатку на низкий столик поблизости, стремительно поднялся. Глаза сами по себе сузились, наполняясь презрением.

– Я не стану мешать ему выполнять своё дело, – сухо произнёс элхе. – Пусть ведёт себя как должно первокурснику.

– Он не делает ничего недостойного.

– Он должен знать своё место.

Сельви замолчал, словно не находя слов для ответа. Бросив короткий взгляд на лицо сокурсника, Ацу воспользовался этим молчанием, чтобы идти за стрелами.

Длинные тонкие стволы холодили ладони. Вытаскивая стрелы из плотной клеёнчатой ткани, натянутой на деревянный обод мишени, Ацу невольно вспомнил злые глаза нинъе.

Неделю назад...

***

Нинъе заявился на урок технической магии. Практические занятия – их вёл Лестани-илиэ, добродушный немолодой мужчина, спокойный и приветливый, словно взрослый Сельви.

Лекции Лестани-илиэ служили истинным отдохновением для бездельников: учитель никогда не обращал внимания на спящих или занимающихся своими делами – лишь бы вели себя тихо. Полная противоположность своему грозному коллеге – Астеаки-илиэ с его безотказной бамбуковой палкой.

С утра всё шло как обычно. Отслушав уже пару лекций, третий младший собрался у дверей аудитории практических занятий. Неспешно беседовали, смеялись, ругали теорию: опять Астеаки-илиэ задал непомерное количество сложнейших вопросов, а ответы велел предоставить через три дня.

Тогда и появился нинъеский крысёныш. Подошёл неизвестно откуда, остановился в двух шагах от плотной толпы, независимо прислонился к стене. Повозился, доставая учебник, с шелестом полетели переворачиваться страницы.

– Ацу, – довольный смех и болтовню Тардиса оборвал голос Виллиэ. – Ты ведь не станешь устраивать тут скандала? – издёвка проступала в его интонациях.

Ацу грубо двинул плечом: какая тебе разница? Продолжал смотреть на нинъе, тяжёлым тёмным взглядом.

Светловолосое отродье делало вид, что ничего не замечает.

– Бедный нинъе просто не может поступать по-другому, – издёвка сменилась преувеличенной жалостью, будто Виллиэ и впрямь сочувствовал крысёнышу. – Он же не понимает, что нарушает обычаи. Прости неведающему.

Ацу взглянул на соучеников. В глазах Сельви застыла укоризна – к кому она обращена? Тардис смотрел то на Виллиэ, то на Ацу, явно не зная, что сказать и надо ли вообще говорить. Виллиэ, как всегда, непроницаем.

– Да и что ты можешь сделать? – сокурсник усмехнулся. – Пойти против правил школы и выставить нинъе вон? Невозможно. Если он тут, значит, это согласовано.

– На прошлой неделе он вышел из аудитории второго курса, – медленно проговорил Ацу. – Теперь эта крыса осмелилась приползти к нам?!

Краем глаза Ацу посмотрел на нинъе – тот читал учебник, словно не было вокруг ничего, могущего его заинтересовать.

– Да, ты прав, – мысль, пришедшая в голову, заставила дыхание ускориться. – Ты прав, я не могу повлиять на учительский совет. Но на нинъе – да. Всё исключительно просто...

Пренебрегая возмущением, родившимся во взгляде Сельви, Ацу повернулся к крысёнышу.

– Надо только заставить нинъе самого отказаться от посещения наших уроков, – задумчивый голос Виллиэ продолжил недосказанное. – Что ж, попробуй...

Ацу больше не слушал.

Нинъе съёжился, втянул голову в плечи, когда элхеский подросток вырвал учебник из его рук. Гневно блеснул глазами, прижимаясь к стене, зубы ощерились. Ни дать ни взять загнанная в угол крыса.

– Не знаешь своего места, глупое животное? – пользуясь преимуществом в росте, Ацу отвёл руку с книгой вверх – нинъе при всём желании не достать. – Здесь урок у третьего класса, похоже, ты заблудился?

Попыток вырвать учебник нинъе не делал, а жаль. Прыжки дрессированной крыски могли бы весьма повеселить третий младший.

– Ты ещё не понял, что находишься здесь по нашей милости? Не можешь ограничиться тем, что дают, всё норовишь сожрать побольше?

Страх и бешенство нинъе плясали в воздухе, подогревая Ацу.

– Отдай, – гадко прищурив глазки, тявкнула крыса с грубой нинъеской интонацией.

– Что-что ты там пищишь? Не знаешь, как надо обращаться к старшим? Где твоя вежливая речь?

– Пожалуйста, отдайте, – сквозь зубы выдавил нинъе на элхеском с ужасным акцентом.

– Просить принято, встав на колени, – зелёные глаза человеческого детёныша сверкали – забавно. – Ну, чего же ты медлишь?

Только теперь он рванулся вперёд, то ли пытаясь поймать воздетую руку Ацу, то ли норовя просто толкнуть мучителя и выхватить книгу, пользуясь замешательством. Однако Ацу ждал этого заранее – уйти от соприкосновения, оказываясь за спиной у мальчишки, труда не составило. Быстрый пинок, и светловолосый полетел на пол. Развернулся, как кошка, вскочил, ринулся к обидчику.

Но было поздно.

Книга вертелась в воздухе над раскрытой ладонью элхе. И пылала.

– Вот тебе и практическая магия, – растерянно прошептал кто-то из сокурсников – лица в тесной толпе сливались в неразличимую тень. Третий младший класс затаил готовые вырваться возгласы: зажечь книгу с такой лёгкостью, настолько походя, словно не прилагая ни малейшего усилия – задача экзаменационного уровня.

Управление чистой энергией с самого детства давалось Ацу лучше всего. А теория, как бы ни не хотелось этого признавать, только помогла его способностям развиться.

Нинъе застыл, щуря на огонь глаза.

Не сделал попытки погасить пламя, хотя Ацу видел, как дрогнули его ладони, сжимаясь, и вспышка магической энергии, не родившись, растворилась в полумраке коридора. Не отрываясь смотрел, как сгорает его учебник, не оставляя даже пепла, целиком превращается в огненный жар. И когда пламя стало утихать, сжирая последние страницы, перевёл взгляд на Ацу. Упорный немигающий взгляд.

– (Я принимаю твой вызов), – вторжение в разум, грубое, жестокое и неумелое, – (посмотрим, за кем из нас останется победа).

Между ними упала мертвенная, почти мучительная тишина. Казалось, они вечность стоят в полутёмном коридоре, меряя друг друга ненавидящими взглядами.

Их освободила лишь мелодия сигнала на урок; ударила внезапно, полоснув по натянутым сознаниям.

***

Когда Ацу вернулся со стрелами, Сельви уже повязывал на руку перчатку. Незаметно для сокурсника Ацу испустил облегчённый вздох: кажется, Сельви оставил мысль упрекать его по поводу нинъеского мальчишки. Тем более что все усилия стали бы напрасными. Ацу не собирался признавать себя виноватым.

Любопытно только, что руководит Сельви. Почему он интересуется чужими делами, да ещё и вступается за абсолютно далёкого ему первокурсника.

Вопрос чесался на кончике языка.

– Сельви, – не выдержал подросток, – позволь мне спросить тебя о личном.

Соученик оглянулся, в руке лук, вторая перебирает стрелы. Удивлённо поднял брови:

– Я слушаю тебя.

– Почему ты защищаешь нинъе?

Сельви поставил лук обратно. Подошёл к Ацу, сел на деревянный, до блеска отполированный пол, скрестил ноги. Сказал медленно, тщательно выверяя каждое слово:

– Мне кажется, он не совершает недостойных поступков.

– Но он выскочка. Он заявляется на лекции старших. Не знает своего места. Даже вежливую речь не может использовать как следует, – чтобы не заставлять Сельви смотреть на него снизу вверх, Ацу присел рядом.

– Ты слишком строг. Язык элхе ему неродной, нельзя ожидать, что его речь будет идеальной. Он говорит, как может.

– Неужели все нинъе так скверно говорят?

– Нет, не все, но он родился и был воспитан в глухой деревне. Я не думаю, что там жило много элхе. Надо простить ему акцент и проблемы с вежливостью. Я думаю, он научится.

– Если не сдохнет раньше, – вырвалось в сердцах. – Но до его появления в школе я не знал, что нинъе так глупы!

– Они вовсе не глупы, – возразил Сельви, – и разве ты не помнишь слов Ониреи-илиэ? Он говорил чистую правду – они и впрямь развиваются немного быстрее нас.

– Ты знаешь много нинъе?

Сельви замялся. Бездумно подёргал завязки напалечника, который облегал его правую руку.

– Нет, немного, – ответил наконец. – А достаточно близко, чтобы можно было судить, и вовсе одного.

– Кого? – вопрос вырвался раньше, чем Ацу сообразил, что, возможно, заходит за дозволенные рамки. Подросток тут же поспешил исправиться: – Прости, если я задаю слишком личные вопросы.

– В Умане много нинъе, – сказал Сельви вроде бы без особого смысла. – Нельзя жить там и не встречаться с ними. У меня есть... один знакомый. Он, правда, безумен.

– Сумасшедший? – Ацу широко раскрыл глаза.

– Обычно-то он вполне нормален. Сразу и не заметишь, – или виновато было воображение, или в голосе Сельви и впрямь проскальзывали нотки горечи.

– А что с ним?..

– Он влюблён в мою сестру, – вымолвив эти невероятные слова, Сельви грустно усмехнулся.

– Нинъе!! – никакая интонация не могла выразить изумления Ацу, изумления почти невежливого. – Как это?! Как он смеет?! А твоя сестра...

– Нет, она этого не допускает, – Сельви договорил за него. – Разумеется, это невозможно. Да он и не требует уже, нам кажется, он смирился. Только не знаю, что будет, когда ей настанет пора уходить в другую семью.

– Вы же можете пожаловаться на него!

– Он не делает ничего предосудительного. Поначалу он преследовал Элие – так зовут мою сестру – теперь уже оставил попытки. Они общаются как друзья.

– Друзья?! Но он же нинъе!

– Ну и что? – теперь Сельви усмехнулся ему в глаза. – Нинъе – такие же люди, как и мы. Они давно дружат, уже несколько лет.

– А сколько лет твоей сестре?

– Элие двадцать шесть. Она вполне здравомыслящий взрослый человек. Теоретически она может сама устраивать свою жизнь. Хотя, конечно, сбежать из дому с нинъе моя сестра себе не позволит.

Ацу молчал, ошеломлённый услышанным. Мысли тяжело ворочались в голове, не желая укладываться. Сестра Сельви общается с нинъе! Более того, как сказал соученик, – «дружит»!

– Они... только дружат? – Ацу почувствовал, как краска заливает лицо, и едва удержался от соблазна зажмуриться. Вылетевшие изо рта слова хотелось схватить за отсутствующий у них хвост и скорее водворить обратно. Зачем он вообще спрашивает такую глупость?!

Сельви метнул на него короткий острый взгляд.

Ацу закусил губу, сожалея о реплике. Такого нарушения личных границ сокурсник не простит. Но и извинения не исправят дело, только ухудшат.

Оставалось сидеть молча, терзая правой рукой ненадетую перчатку.

– Для блага наших семей предпочитаю думать, что да, только дружат, – Сельви всё-таки разомкнул губы, но тон его отдавал металлическим холодом.

Опустив голову, Ацу невидящим взглядом впился в доски пола.

В голове бешеным водоворотом крутились самые разные мысли.

Надо срочно найти подходящую тему для нового разговора. Продолжать спрашивать Сельви о его семье не представлялось возможным.

– Послушай, нинъе говорил со мною мысленно! – остановилась наконец одна картинка из мелькавших в сознании: наполненные злостью глаза крысёныша и чужой ледяной голос в своей голове. Вторжение.

– Мысленно?! Но это невозможно!

– Я и сам удивился. Но это точно был он.

– Что он сказал? Как? На каком языке? – любопытство Сельви выдавало его неосведомлённость в мыслепередаче.

Ацу задумался. И в самом деле, на каком языке говорил крысёныш? Мысль звучала, как элхеский чистой воды, красивая правильная речь. Крысёныш при всём желании не смог бы так чётко сформулировать.

– Н-не знаю. Я думаю, он говорил по-элхески.

– Но ведь мыслепередачу изучают на старших курсах! – в интонациях Сельви прорезался настоящий восторг. – Не раньше чем третий старший, а то и четвёртый!

Эти слова заставили Ацу недовольно нахмуриться. Опять крысёныш показывает свои способности. Наглый маленький выскочка.

– Может, это зависит и от того, кому направлено сообщение? Тогда понятно, почему вы поняли друг друга, у тебя ведь тоже хорошо обстоят дела с практикой.

Похвала Сельви звучала бы весьма приятно. Если бы не мимолётное «тоже».

– Говорят, чем ближе магические профили, тем легче передавать информацию. Тогда, если вы оба, как говорит Виллиэ, ярко выраженные боевые маги, может быть, это и не так удивительно.

Ацу презрительно фыркнул. Зачем они с Виллиэ так стремятся засунуть его в одну категорию со светловолосым?

– Тем не менее, он ведь всего лишь первокурсник! – Сельви восхищался нинъе будто соученику назло.

– Ладно, я совсем позабыл – ведь я пришёл тренироваться! – подросток вскочил на ноги.

Сельви задумчиво посмотрел вслед сокурснику. Неудивительно, что Виллиэ не может порой подавить усмешку. Иногда Ацу понятен настолько, как не всегда бывают понятны чёрные строки на белом листе. Захватывающее наблюдение.

Лишь бы не дошло до беды.

***

До равноденствия оставалась неделя, и Королевская школа кипела приготовлениями. Старшие расхаживали павлинами: они пережили своё в бытность младшими, теперь можно было лениво ступать по взбудораженным коридорам и разглядывать суету, не принимая в ней участия. Младшие же говорили только о приближающемся празднике – в день равноденствия главная роль принадлежала им.

Уроки третьего младшего превратились в тайное обсуждение предстоящего выступления. Как из года в год свершалось и прежде, этой весной третий младший «предстанет перед Огнём», иначе говоря, стрельбой вознесёт славу стихии. Результат – количество стрел, что поразят мишени, – предскажет будущее Королевской школы на целый год. Чем меньше окажется промахов, тем меньше вероятности, что Огонь взбунтуется и покарает за пренебрежение; чем меньше окажется промахов, тем счастливее станет год и тем больше уважения заслужат лучники. И пусть стрельба в день равноденствия – всего лишь дань традиции, в размеренной жизни Королевской школы праздник играл немалую роль.

– Ну и как? Бойцы уже отобраны? – небрежно поинтересовался Виллиэ.

Виллиэ стрельбу не привечал, на тренировки являлся нечасто. Тем не менее участие в празднествах обязательно для всех, и Виллиэ тоже будет сидеть в зале перед Огнём, пристально обводить взглядом стреляющих и помогать выступлению пройти как следует.

Сельви кивнул.

– Великое пламя – я, – сокурсник начал перечислять бойцов – долг капитана, – второй всполох – Мурасе-Ито, дым – Эвисто, пепел – Дени-эльви.

– Четверо, значит?

Сельви снова кивнул:

– Тебя я попрошу быть смотрящим.

Виллиэ слегка наклонил голову.

– Поджилки трясутся, – смущённо и одновременно радостно признался Тардис, – ведь перед всей школой выступать.

Ацу разделял его чувства, при мысли о стрельбе у всех на виду его грудь словно захлёстывали тугие змеиные кольца. Сельви же казался спокойным, как камень.

Виллиэ барабанил пальцами по краю стола.

– О, – произнёс он вполголоса, всматриваясь во что-то за спиной Сельви.

Столовая шумела, перекликиваясь ребячьими голосами, отдельные группки из первого и второго младших клеили на столах какие-то плакаты, макеты, то и дело в зал забегали одни и выбегали прочь другие.

Невольно все трое: и Сельви, и Тардис, и Ацу – обернулись, выискивая, что вызвало интерес Виллиэ.

Конечно.

Опять этот нинъе.

Светловолосый мальчишка забился в угол столовой, сидел, отгородившись от шума раскрытой книгой, свободной рукой подносил ко рту кружку.

– Как мило, что Хиэлие предоставляет беднякам стипендию, – благодушно сказал Виллиэ, разваливаясь в кресле. – Иначе неимущие не смогли бы здесь учиться.

– Виллиэ, – предостерегающе вымолвил Сельви.

– Я вовсе не против нинъе, что ты, – удивлённо взглянул соученик. – Даже наоборот, мне нравится, что в Королевскую школу путь доступен всем: и бедным, и богатым, и знатным, и не очень. И элхе, и нинъе. Да чего там, скоро сюда и полукровок станут брать.

– Виллиэ, прошу тебя, остановись, – Сельви выглядел безмятежным, но в его голосе слышались опасные нотки.

– Ты что-то имеешь против полукровок? – раздалось в ответ беспечное.

Сельви встал.

На одно ужасное мгновение Ацу показалось, что он ударит Виллиэ, но Сельви лишь смерил собеседника ледяным взглядом, повернулся и зашагал прочь.

– Ой, – пискнул Тардис.

На лице Виллиэ проступила тень раскаяния.

– Огонь, и чего это он так взъелся? Он или помешан на этих нинъе, или ненавидит их всей душой. Знаешь что-нибудь? – вопрос был обращён к Ацу.

– Нет.

– Вот ведь, – Виллиэ смотрел мимо Ацу, в самый угол столовой, – надоели уже эти нинъе.

Поворачиваться не хотелось, но тело действовало по своей собственной воле. Ацу взглянул назад, на спрятавшегося в углу крысёныша.

– Жуёт себе, – раздался тихий голос Виллиэ, – на казённые деньги.

Сокурсник коротко хохотнул. Холодное веселье его подхватил неуверенный смех Тардиса:

– Ха-ха.

Светловолосый и впрямь жевал. Набивал щёки.

Знакомая злость дохнула в лицо. Сельви обиделся на них из-за крысиных соплеменников, а этот жуёт себе как ни в чём не бывало. Да ещё и книгу читает, прямо как настоящий элхе.

С грохотом отъехал стул – Ацу поднялся.

Направился к нинъе, ступая очень медленно. Маленькая фигурка светловолосого приближалась рывками, с каждым шагом становясь всё отчётливее.

Когда ж он почувствует приближение?

Словно услышав эту мысль, крыса вскинула голову.

***

Школа гудела ощущением предстоящего праздника. Весеннее равноденствие – шептались везде, – не посрамить! сделать тщательно! стараться! – и Тенки казалось, что весь мир вдруг сошёл с ума – хотя, помнится, что-то похожее творилось и осенью. Тогда, правда, он ещё не настолько вжился в этот эльфийский уклад, ещё не до конца понимал, что происходит вокруг. Теперь же, увы, сполна.

Третий младший будет выполнять церемониальную стрельбу перед Огнём. А они – первый и второй – должны помогать старшим, выполняя мелкую рутинную работу: бегать за стрелами, менять пробитые мишени, подбадривать стрелков ритуальными возгласами.

Муть какая-то, ей-ей.

Занятия стрельбой считались обязательными. Для всех, с первого младшего курса до половины четвёртого, до октября. После зимних каникул четвёртый курс с головой погружался в учёбу, а в конце марта наступало время переводных экзаменов.

После них Королевская школа лишалась одной пятой бывших младшекурсников. Кто поступал в другую школу, кто бросал обучение, кто, потеряв надежду стать боевым магом, выбирал более мирную профессию; причины, по слухам, были разные. И только после перехода на старшие курсы в Королевской школе начиналось истинное обучение боевой магии.

Туда Тенки и хотел попасть. Как можно скорее.

В феврале ему удалось уговорить преподавателей разрешить ему посещения старших: второго, третьего, четвёртого курсов. Несколько месяцев он сидел в углу тихонько, слушая лекции. Теперь – каких трудов ему стоило этого добиться! – неповоротливая машина эльфийской бюрократии медленно катилась в нужную сторону – Тенки подал заявку на перевод в третью младшую группу.

Эх, ему хотелось, на самом деле, попытаться сдавать экзамены уже в этом году, вместе с нынешними четверокурсниками – но, как ни жаль, шансы пройти были слишком малы. И так уже учительский совет скрипел мозгами, рассматривая его заявление, и проклинал, небось, тот дурацкий день, когда дал согласие пустить в школу безродного нинъе.

Опустив голову над учебником, Тенки усмехнулся.

Они ещё посмотрят.

Главное сейчас – попасть на третий курс. Если ему позволят, через год он станет старшим и сможет сам выбирать: заниматься ему всякими глупостями вроде стрельбы из лука или посвятить свободное время более полезным делам. Не надо будет слушаться идиотов-старшеклассников.

И только одна маленькая проблема...

В третьем младшем учится тот, короткоухий.

И чего эльф к нему привязался?

По правде говоря, выходки короткоухого начали переполнять чашу терпения Тенки. На днях этот придурок сжёг учебник – школьный, между прочим, учебник, в библиотеке потом пришлось плести несусветную чушь. Пожилой мужчина смотрел на Тенки с явным подозрением, хотя треклятая элхеская вежливость не позволила библиотекарю ничего сказать.

Ну и на том спасибо, в кои-то веки есть польза и от их вежливости.

И всё-таки, чего тому дикому эльфу от него надо?

И что это за дурацкое ощущение...

Как будто кто-то на него сейчас глазеет...

Первой реплики нинъе не понял. Слишком неразборчивой оказалась интонация, слишком смятым – произношение. Очень быстрая, скомканная фраза.

Но ясно одно – недобрая.

Неизвестно откуда взявшийся короткоухий подлетел к его столику, остановился, сжимая челюсти, кидая на Тенки угрожающие взгляды.

За спиной темноволосого элхе виднелись лица его друзей: один с перепуганной рожей, но в глазах светится жадный интерес, а другого Тенки знал – тот самый Виллиэ-«оодиэ», встречать приходилось. И даже разговаривать – не раз.

Виллиэ смотрел со странным любопытством, словно изучал загадочную жизненную форму.

– Приятно проводишь время? – прошипел нависший над Тенки короткоухий. Теперь слова его звучали разборчиво: видно, эльф ухитрился взять себя в руки.

Отвечать, это ясно – глупо.

Тенки презрительно дёрнул плечом.

– Всё ещё не знаешь своего места, щенок? – гнев в голосе непонятного старшеклассника угасал, интонации становились ледяными.

Плохой знак, лучше бы орал и плевался огнём.

Тенки оторвал глаза, прилипшие к одной строчке в учебнике, искоса взглянул на короткоухого. Лишь бы и эту книжку не сжёг в припадке буйства. Второго визита библиотекарь не простит.

– Хотя откуда тебе знать? – эльф говорил почти что ласково. – Ведь никто не станет тратить своё время, чтобы научить тебя вежливости.

В воздухе чуть ли не молнии сверкали. Пахло пылью, как перед грозой.

– Кроме меня. Запомни и будь благодарен, – как они могут излагать так певуче?

Тонкокостная длиннопалая рука выхватила из-под носа у Тенки тарелку.

– Эй! – вырвалось невольное.

Тенки вскочил, оказываясь лицом к лицу с короткоухим. Рука сжимала позабытую от злости книгу – до боли в пальцах.

Короткоухий смотрел на него и улыбался.

Лупоглазый придурок.

– Я покажу тебе твоё место, животное, – ласково произнёс эльф. Изящно наклонился, опуская тарелку на пол. – Жри.

В ушах зазвенело.

Ну уж нет. Хватит с него.

– Козёл, – сказал Тенки громко. По-нинъески, не утруждая себя подбором правильных тонов эльфийского языка. – Сам жри. Яйца свои сожри, придурок.

На красивеньком лице старшеклассника махровым цветом расцвело недоумение. Непонимание.

– Да пошёл ты, – добавил Тенки для острастки – что взять с Огнём обиженного? – Пошёл-ка ты, слышишь, ты, эльф хренов!

С трудом удержавшись от желания шваркнуть парню книгой по роже, Тенки вильнул между столиками и вылетел в коридор.

Какая жалость, что этот идиот не понимает нинъеского!

Празднества Весны

– Приветствие Огню! – раздалась команда, и более тридцати человек качнулось в едином ритме, становясь на колено.

– Очищение! – глаза на ребячьих лицах закрылись одновременно.

– Прекратить! – выражения лиц не меняются, только поднялись веки. – Поклон!

Головы склонились, плечи почти касаются отполированных досок пола. Ладони лежат перед лицом, разведённые на тщательно отмеренное расстояние. Выдохнуть.

Медленно, вместе со всеми, вернуться в прямое положение.

Вместе со всеми, одним и тем же движением вытянуть перед собой руки. Развести ладони на ширину плеч. Вместе со всеми.

Хлопок.

Ещё один.

И вновь склониться в поклоне, почти доставая лбом до пола. Тут можно сжульничать, краем глаза покоситься на соседа: правильно ли лежат руки, не опоздаешь ли подняться.

Тихий шорох «самайе» и шуршание рукавов «инги» по отполированным доскам – головы поднялись.

Намари, третьекурсник, капитан, повернулся к своим воинам. За спиной его пылал огонь – символ стихии.

– Итак, – начал было капитан, а возглас получился смешным: горло пересохло. Откашлявшись, Намари продолжил: – Вот и пришло время весенних празднеств.

Взгляд капитана просвечивал каждого насквозь.

– Имена бойцов уже известны. Остальные воины подарят им свою помощь. Мы должны не посрамить оодиэ-старших. Многие из них придут сегодня смотреть на церемонию. Давайте же сохраним боевую славу Королевской школы. Да будет милостив Огонь!

– Да будет так! – грянул мощный хор.

***

– Надо разделиться на пары! Перед тем, как начнётся расстановка мишеней!

– Зачем перед? Можно и после.

– Постойте, а где обувь для выхода на поле? Её хватит?

– Зачем ритуальная обувь? Сегодня можно в своей, всё равно на общем поле!

– Скоро расстановка!

– Дени-эльви-оодиэ ищет стрелы! Кто-нибудь, сбегайте посмотрите в зале!

– Не в зале, на стрельбище! Там, где всё время тренируемся!

– Так мы будем делиться на пары?!

– Да зачем же? Потом!

– Времени нет!

Ох, чего же всё так бестолково-то?

Тенки стоял в тесном коридоре в кругу одноклассников. Первый младший шумел и волновался. Никто не знал чётко, что делать. И поблизости не вертелся никто из второкурсников, чтобы можно было спросить указания, а без указаний эти элхе действовать не умели.

– Так давайте всё-таки разделимся на пары! – да когда ж ему надоест?

Тенки с неодобрением взглянул на неуёмного – парень с первой парты, как же его зовут... все эти эльфийские имена длинные, как хвост морского змея, и путаются, будто сети в бурю. Нага... Тага... Савага...

– Расставить мишени! – полетел над головами голос Намари-оодиэ, обрывая споры.

Первый и второй младшие вылетели на траву, двумя рядами выстроились вдоль «пути стрелы» – широкого поля, сквозь которое просвистят выпущенные лучниками снаряды.

– Ра-аз-два! – дал сигнал второкурсник, стоящий в начале цепочки, ближе всего к земляным насыпям, где надлежало устанавливать мишени.

Прокатились два отзвука – хлопки в ладоши, и вслед за ними общий крик:

– К расстановке готовы!

– «Великое пламя» – Сельвисте Намари, – громким бесстрастным голосом объявлял Виллиэ.

Зрители, набившиеся по обеим сторонам «пути стрелы», плескали волнами аплодисментов при звуке каждого имени.

– «Второй всполох» – Ацуатари Мурасе-Ито.

Тенки покосился на короткоухого идиота. Тот стоял с прямой спиной, по вороту белого «инги» шла вышивка из зелёных побегов. «Самайе» тоже парадные, с вышивкой. С того места, где сидел первый курс, бойцы виднелись только в полупрофиль, глаз короткоухого Тенки разглядеть не мог.

Вот и ладно.

– «Дым» – Реикаэ Эвисто, – продолжал Виллиэ, с удивительной точностью выбирая именно тот миг, когда аплодисменты стихали, давая словам говорящего свободно лететь в прозрачном воздухе. – «Пепел» – Тардис Дени-эльви.

Последняя волна аплодисментов.

– Да будет милостив Огонь! – прозвучала обязательная фраза, и Виллиэ, поклонившись, отошёл назад, опустился на колено, пальцами ног упёрся в скользкий пол. Ему предстоит провести так всю церемонию.

Ужасная поза, ещё хуже чем сидеть среди первокурсников, сзади, со скрещёнными ногами. Виллиэ – «смотрящий», сегодня он будет наблюдать за стрелками, выполняя роль секунданта между бойцами и Огнём.

В руках Виллиэ придерживал пузатые бутылочки: с серым порошком – для левой ладони, чтобы ствол лука не выскальзывал; с желтоватым – для перчатки на правой руке, чтобы не подвели сомкнутые пальцы. В перерывах между стрельбой бойцы будут втирать в ладони содержимое бутылочек.

Позади «смотрящего» – помощник-второкурсник, на коленях доска с плетёными колечками. На этих колечках намотана запасная тетива, по числу стреляющих. У каждого лука тетива своя.

Подумать только, Тенки тут всего десять месяцев, добрую половину из которых прогуливал тренировки напропалую – а как врезались в память эти знания, говоря объективно-то – лишние.

Или постойте – уже десять месяцев?

Быстро летит время.

Намари – «великое пламя», первая стрела за ним. «Великое пламя» обязано попадать, пламя открывает церемонию. Зажигает.

Попадёт ли?

Старший поднял лук над головой. Медленно направил его в сторону мишени. Остановился.

И растянул – плавным, быстрым, текучим движением.

Кисть правой руки застыла над ухом, непоколебимо, как железная. Левая вытянута вперёд и направлена в мишень, сжимает ствол лука. Стрела лежит недвижимо, словно приросла к тугому дереву и щеке стреляющего. И кажется, что времени больше не существует.

Выстрел.

Тенки метнулся взглядом за стрелой – в школе не используются улучшенные магией снаряды, поэтому их скорость невелика. Тонкий ствол блеснул в солнечных лучах.

Хлопок. Попал!

Правая мишень раскрылась огненным цветком.

– Верно!! – грудь заболела, то ли от крика, то ли от восторга. Ритуальный возглас подхватила толпа зрителей – огромное поле взорвалось единоголосым подбадривающим воплем.

«Второй всполох». Теперь очередь этого, как его, Мурасе-Ито.

Короткоухий уставился в мишень. Руки с зажатым в них луком поднялись над головой. Плавное нежное движение – и наконечник стрелы нашёл мишень, провёл прямую линию между стрелком и целью. Ничтожная, едва заметная пауза.

Натяжение.

Короткоухий хорошо стоял – даже с небольшим опытом Тенки это было заметно. Красиво – и расставленные в ритуальной стойке ноги, чуть наклонённое вперёд тело, прямое, как доска, и руки, натягивающие лук. Стрела параллельна земле, смотрит в мишень.

Наверняка попадёт.

Выстрел.

Хлопок!

Вторая мишень расцвела оранжево-алым пламенем.

– Верно! – заорал зал.

Быстрое, почти не уловимое взглядом движение – и лук в левой руке стрелка возвращается в церемониальное положение, стиснутый кулак прижат к бедру.

Каждый боец сделает двадцать выстрелов, всего бойцов четверо: получается восемьдесят. В прошлом году из восьмидесяти стрел было шестьдесят восемь попаданий – замечательный результат, лучший за последние пять лет. Он стал негласной целью для третьеклассников этого года. Прославить родную школу, добиться нового показателя, оставить свои имена на школьной памятной доске и поднять планку для лучников последующих классов – вне всякого сомнения, каждый из бойцов мечтал об этом. И мечтания должны были будоражить грудь, спутывать мысли, увеличивая возможность ошибки – Тенки знал по себе: чем больше хочешь попасть, тем больше вероятности промахнуться.

Не то чтобы один-другой промах имел большой вес. Промажет, скажем, «великое пламя», и это станет всего лишь одной стрелой из восьмидесяти, подобную дыру с лёгкостью залатают стоящие позади.

Но случается, что промах ударит по сердцам стреляющих, и словно проклятие упадёт на бойцов – они перестанут попадать вовсе.

Поражение мишени, учили Тенки, достигается путём слияния. С луком, с мишенью, со стрелами. С самим залом и мёртвым молчанием за спиной, со взглядами соратников.

Четыре стрелка превращаются в один механизм, сражаются не друг с другом и даже не с огнём. Сами с собой. Бойцы не смотрят по сторонам, только перед собой.

Невидящий взгляд пробегает по перекрестью лука и стрелы, проверяет, в порядке ли тетива. Двигаясь по стреле, направленной в сердце мишени, находит цель. И не отпускает.

Пока продолжение взгляда – стрела – не поразит маленький бело-красный кружок.

– Ли! – кто-то осторожно дотронулся до плеча Тенки.

Эвите Ллайне, сокурсник. Тенки определили с ним в пару – наблюдать за мишенями и вытаскивать стрелы. Их черёд приходился как раз на второй заход.

– Наша очередь сразу после этого, – громким шёпотом напомнил Эвите.

Тенки кивнул и поспешил вернуться к наблюдению.

«Дым» уже застыл в напряжении, прямым телом образуя вертикальную сердцевину своего лука. Руки его чуть заметно дрожали.

Не замечая боли, Тенки закусил нижнюю губу.

Выстрел.

Тихий глухой удар.

Песок.

Стрела вонзилась в песок, в землю, насыпанную валом. Гневно дрожала, успокаиваясь.

Промахнулся...

Тенки опустил глаза, уставился в пол. Почему-то казалось невежливым смотреть сейчас на бойца. Словно этим смакуешь его огорчение от провала.

Послышался шорох, двинулись тени – «дым» сошёл с позиции, встал рядом с соратниками.

Зашевелился «пепел», вытягиваясь стрункой. Натянул лук.

С промахом «дыма» почти кожей ощутимое напряжение в зале чуть спало. Полного «венца» не будет, и можно уже не надеяться. Не бояться неизбежного промаха, не ждать его.

И «пепел» действовал красиво, ловко. Облегчённо. На нём больше не лежала ответственность обязательно попасть, ведь всё равно полного «венца» не достичь.

Выпустил стрелу, пронзил натянутую ткань мишени. Заставил пламя вылететь и опасть ярко-рыжими лепестками.

Грянули аплодисменты.

– Верно! – крикнул зал.

Эх, всё-таки это было прекрасно. Даже если «венец» не получился идеальным.

Но это только первый заход. Всего их пять.

– Ли, пойдём!

Быстро, пока стрелки не подготовились к новому выходу, Эвите и Тенки помчались по узкому коридору с натянутой вдоль поля сеткой – необходимая предосторожность во избежание несчастных случаев при стрельбе.

Устроились в тесном закутке кабинки наблюдений.

Эвите пошарил в углу, вытаскивая наполненный энергией жезл: если что-то пойдёт не так и наложенное на мишени заклинание не сработает, при попадании школьникам придётся вызывать пламя вручную.

Тенки вытянул шею, заглядывая в маленькое прямоугольное окошечко, прикрытое толстым слоем стекла: отсюда видны были фигуры стрелков.

Бойцы уже занимали свои места. Поклонившись, повернулись вбок к мишеням, одинаковым движением поднесли стрелы к лукам, вдевая в тетиву.

– Красиво, – выдохнул Эвите, тоже приникая к окошку. – Представляешь, через пару лет там будем мы.

Тенки криво усмехнулся. Лучше уж ему там не быть, готов отречься от возможности подобным образом покрасоваться. Зато – если удастся поступить в третий младший – жалеть о потерянном шансе он не станет. Даже если и так «красиво».

Поднялся лук Намари.

Тенки оторвался от окошка, присел на корточки. В проёме выхода виднелся длинный земляной вал с четырьмя кружками мишеней в профиль. Деревянные ободы, насаженные на бамбуковые колышки. Ткань истыкана попавшими в первом заходе стрелами, зияют круглые прорехи. После пятого мишени поменяют – для заключительной церемонии.

Эвите коротко выдохнул – и в тот же миг стрела вонзилась совсем рядом – хлопок! – в центр первой красно-белой мишени. Задрожала, ещё не растратив до конца боевую энергию, а пламя уже расцветало вокруг деревянного обода.

Тенки отпрянул невольно, но пламя не жглось. Иллюзия!

– Верно! – раздался далёкий хор.

– Молодец, Намари-оодиэ, – одобрительно заметил Эвите. – Бьёт без промаха.

– Слушай, – Тенки решил дать волю любопытству, в кои-то веки можно раскрыть рот, не опасаясь шиканья со стороны старших, – а этот, Мурасе-Ито, хорошо стреляет, да?

Одноклассник захихикал:

– Мурасе-Ито? Ну ты даёшь...

– А в чём дело?

– Прямо по фамилии, без никаких суффиксов? Мурасе-Ито-оодиэ!

Ох, опять эта их вежливость! Тенки с трудом подавил досадливую гримасу.

– Ну да, короче, он. Хорошо стреляет ведь, а?

Хлопок! Пламя.

– Верно!!

– Как видишь, – ухмыльнулся Эвите, жмурясь на языки прозрачно-алого огня вокруг второй мишени.

– Да-а...

– На празднества Весны плохих бойцов не поставят, – небрежно заметил одноклассник, снова заглядывая в окошечко.

Объективно говоря, второй заход оказался неудачнее первого. Чуть больше промахов, чуть дальше расстояние между всаженными в мишень стрелами. Даже хвалёный Мурасе-Ито пропустил свою третью стрелу, не говоря уж о «дыме» и «пепле» – и только Намари втыкал стрелы в сердце мишени, впритык друг к дружке.

– Пять промахов! – ужаснулся Эвите. – В первом заходе был только один!

– Скоро нам выходить, – негромко предупредил напарника Тенки. – Кто докладывает?

– Давай я, – сокурсник с сомнением посмотрел на нинъе, видно, не доверяя его произношению. – Ты тогда, когда закончу, начинай собирать стрелы от «великого пламени».

Тенки кивнул.

Свист стрелы, хлопок! Третья мишень выплюнула иллюзионный огонь. «Дым».

Следующая стрела – последняя.

Эвите протиснулся к выходу, ненавязчиво отодвигая соученика.

Мальчишки замерли.

Смотреть в окошко Тенки уже не полез: вот-вот послышится звон высвобождаемой тетивы – и свист.

Хлопок! «Пепел» расплылся в огненной занавеси.

– Верно!! – вопль из зала потонул в аплодисментах. «Венец»?

А – и правда, горизонтальный «венец», попали все стрелки в одном кругу.

– Прошу подтверждения! – донёсся до них крик.

– Произвожу подтверждение! – Эвите выскочил из кабинки, остановился справа от мишени, лицом к стрельбищу. – «Великое пламя» – «венец»! «Второй всполох» – три есть! «Дым» – половина! «Пепел» – половина!

– Принято!

– Есть! – вместе с этим возгласом Эвите нырнул к мишеням, нагнулся над «дымом», вытаскивая стрелы.

Тенки поспешил присоединиться к сокурснику, оставил кабинку, склонился у «великого пламени». Стрелы вонзились неожиданно глубоко, приходилось прилагать ощутимые усилия, чтобы вытаскивать тонкие бамбуковые стволы. Как назло, в голову полезли посторонние, совершенно идиотские мысли.

Короткоухий Мурасе-Ито промазал один раз, его третья стрела торчала совсем рядом с краем мишени: чуть влево – и попадание оказалось бы засчитано. Но – не повезло.

С таким умением стрелять, захоти короткоухий подбить его, Тенки, небось, хватило бы одной стрелы. И выпускать эту стрелу надо было бы как раз сейчас, когда нинъе маячит на поле, согнувшись перед мишенью. Даже не стоит особо напрягаться – всё равно что пытаешься попасть в свой обычный «второй всполох».

Иррациональный страх холодил загривок.

Тем более иррациональный, что Тенки отлично понимал – это невозможно. Бойцы располагают всего четырьмя стрелами – и все они сейчас торчат здесь, ждут, пока их вытащат младшие и вернут хозяевам, для продолжения церемонии. Хотя, конечно, у них есть и другой комплект...

Но это всё равно было невозможным – да и кто даст вдруг короткоухому стрелять? Да и не похож он на любителя действовать исподтишка, да и готовности рисковать местом в школе у него не наблюдалось, да и разве мыслимо нарушить таким образом праздник? Нет уж, для помешанных на церемониях элхе подобное точно должно считаться невозможным.

И всё же, невзирая за все попытки призвать здравомыслие, страх не оставлял Тенки до самого конца – пока они с Ллайне не покинули поле и быстрый взгляд, брошенный в зал, не сказал нинъе, что опасения его и впрямь напрасны: бойцы сбились в кучку и, похоже, вовсе не интересовались происходящим на поле.

Только тогда получилось вздохнуть спокойно и поразиться выступившему под мышками поту.

Собранные стрелы первокурсники вытерли специально предназначенными полотенцами, стряхивая влажный песок, приставший к бамбуку. Мимо метнулись два элхе – следующие наблюдатели.

– Сразу не понесём, – предупредил Эвите. – Они уже пошли на третий.

– Угу.

Они остановились в коридорчике рядом со входом в зал, уселись на скамеечку, бережно придерживая ладонями стрелы. Отсюда лучников видно не было, только мишени и вздымающееся вокруг них пламя.

– Хорошо стреляют, – отозвался о старших Эвите, – заглядеться можно.

Тенки молчал, уставившись в сторону мишеней.

– У тебя сколько рекорд? Больше всего попаданий?

– У меня? – нинъе усмехнулся. – Два.

– Из двадцати?! – Эвите вылупил глаза.

– Тише ты. Услышат – по ушам надают. Ага, из двадцати. Что, много? – Тенки откровенно смеялся.

– Мало! – Эвите то ли принял насмешку всерьёз, то ли действительно изумился настолько, что забыл о вежливости. – У меня – восемь, почти половина!

– Ну молодец, что тут скажешь, – философски ответил Тенки.

Сокурсник замолчал, словно не находя подходящих для дальнейшей беседы выражений. И вовремя – из зала выглянул старший, второкурсник.

– Тихо! – строго оглядел младших. – Ли!

Тенки невольно выпрямился. Вскинул глаза на второкурсника.

– Когда ты выскочил стрелы собирать, ты к залу спиной повернулся. Это невежливо, постарайся так больше не делать.

Мальчишка застыл. В голове заметались красочные эпитеты, подходящие к ситуации.

– Понял?

Через силу сглотнув, Тенки кивнул – иначе не отстанут.

Второкурсник исчез, скрываясь в зале. Эвите сидел как пень.

Какого хрена?! Огонь бы их всех побрал, какого хрена их не устраивает обычная человеческая задница?! Не в лицо же он им её суёт?! И всего-то мельком, небось, увидели, всё остальное время он на корточках сидел и ощущал лопатками воображаемый удар!

Идиоты... Безнадёжные эльфийские идиоты...

– Три промаха, три промаха, – шептал Эвите, провожая взглядом предпоследнюю стрелу. – Если Дени-эльви-оодиэ попадёт, три... плюс пять... плюс...

– Один, – подсказал Тенки, сам удивляясь, что помнит цифру. – Всего девять промахов.

– В прошлом году было шестьдесят восемь попаданий, – считал Эвите, – значит, двенадцать промахов... Ещё есть шанс!

Зал взревел: стрела «пепла» вонзилась в мишень.

– Жаль, не «венец», – удручённо вздохнул сокурсник. – Был бы, если б не Эвисто-оодиэ.

– Прошу подтверждения! – крикнули из зала.

Маленькая фигурка выскочила на поле:

– Произвожу подтверждение! «Великое пламя» – «венец»! «Второй всполох» – три есть! «Дым»...

– Пойдём! – велел Эвите. – Надо отнести стрелы.

Только вступая под крышу зала, темноватую после залитого солнцем поля, Тенки сообразил, что принёсшие стрелы сами вручают их бойцам – а значит, ему придётся собственноручно передать их Намари и – придурку Мурасе-Ито.

Мальчишка глянул из-под чёлки на непроницаемое лицо темноволосого элхе. После того как на поле перед мишенями на Тенки нашло временное помрачение, он ощущал себя так, словно и вправду был под угрозой, словно короткоухий и в самом деле целился в него и сжалился, убрал лук, оставляя Тенки жизнь. Словно теперь элхе окончательно признал его равным, стоящим соперником, и дал обет подождать случая встретиться лицом к лицу, не стараясь ударить в спину.

Понять придурка-старшеклассника у Тенки никогда не выйдет. Никогда, но, может быть… Может быть, короткоухий и правда окажется достоин уважения. Хотя бы за меткость. За невозмутимость. И за клятое их элхеское умение разделять личные эмоции и чувство долга.

Не ведающий о Тенкиных мыслях старшеклассник принял стрелы небрежно, но – надо же! – соблаговолил ответить снисходительным кивком. Снова четверо стрелков сбились в кучу, кулак к кулаку, затянутые в перчатки руки, крикнули громко: «Соле!». И снова пошли зажигаться мишени.

Бойцы отходили в глубь зала, ставили луки в высокие деревянные стойки, негромко переговаривались. Кажется, «дым» сокрушался о чём-то, может, просил прощения, что подвёл остальных, попал меньше всех.

Виллиэ окончил перекличку с первокурсником-наблюдающим, просматривал тонкую тетрадку на коленях: результаты боя.

Тенки невольно вытянул шею: как там, как они выступили? Перебит ли рекорд прошлого года, те впечатляющие шестьдесят восемь стрел, о которых гудел первый младший? Но отсюда, разумеется, тонкие красные каракули в тетради Виллиэ прочитать было невозможно. Да он, к тому же, наверняка писал на древнем языке, с этими их совершенно не поддающимися расшифровке иероглифами.

Старшекурсник наконец отложил тетрадку, окинул взглядом зал, младших, сидевших позади в несколько рядов, замерших впереди третьекурсников и бойцов, застывших в церемониальных стойках. Встал, сузил глаза. Ровным голосом скомандовал:

– Сбор!

Единым движением зал поднялся.

***

– Здравствуй, сестра.

– Здравствуй.

– Как родители? Здоровы ли все... дома?

– Все здоровы.

– Спасибо, что приехала. Я был рад знать, что ты смотришь.

– Вы замечательно выступили. Огонь теперь надолго будет усмирён.

– Не хватило лишь одной стрелы...

– Что ты говоришь? Вы поддержали честь школы. Продолжили славу старших. А уж тебя точно не в чем упрекнуть, больше тебя не смог бы сделать никто.

– Шестьдесят восемь стрел... ещё бы одну – и мы прославили бы третий класс.

– Друг мой, ты полон самомнения. Желание самосовершенствоваться – хорошее дело, но не стоит забывать о сохранении здравого мышления.

– Твой смех режет мне сердце.

– Твоя серьёзность заставляет меня смеяться!

– ...ты права. Я поистине смешон.

– Вот так лучше. К цвету твоих глаз подходит лёгкая самоирония. Не забывай улыбаться.

– Не буду... все ли здоровы дома?

– Ты уже спрашивал. Все здоровы.

– Прости.

– Не надо.

– Расскажи, как течёт твоя жизнь в школьных стенах? Твои соученики вытянулись за этот год и не похожи уже на тех детей, что смотрели прошлую церемонию стрельбы с открытыми ртами.

– Забавно, прошёл всего год... Прошлой весной ты произвела впечатление на Дени-эльви, он потом месяц твердил нам, что хочет подобную старшую сестру.

– Мне это очень льстит. Дени-эльви-диэ повзрослел и замечательно стреляет. И, конечно, Эвисто-диэ и Мурасе-Ито-диэ тоже.

– Последний меня беспокоит.

– Что-то случилось?

– Я сообщал вам, что в прошлом году в первый младший пришёл валиссиец.

– Юный гений? Да, я помню. С ним что-то не так?

– С ним – нет. Но он ухитрился задеть Мурасе-Ито – по незнанию. И теперь тот злится и нападает на младшего при каждой встрече.

– Вот как.

– А Орувери умело подогревает конфликт. Ослеплённый же обидой Мурасе-Ито ничего не замечает.

– Вот как...

– Ты хладнокровна. Детские раздоры ничуть тебя не беспокоят.

– Не упрекай меня. Младший Мурасе-Ито неглуп и со временем поймёт свою неправоту. Тебе не стоит беспокоиться об этом.

– Мне кажется, ты слишком просто смотришь на обстоятельства. Одно дело, если бы младший был элхе, но он – нинъе.

– И что же?

– Тебя не пугает возможный конфликт между расами?

– Ни капли. И не смотри на меня с таким ужасом. Словно я кощунствую перед Огнём.

– Но Мурасе-Ито действительно злится.

– Это пройдёт. А был ли тот мальчик на выступлении?

– Нинъе? Конечно, среди первокурсников. Сейчас они чистят зал.

– Покажи мне его.

– Сейчас... А, вон он. Посмотри на поле, они снимают мишени. Он – тот светловолосый, самый маленький, с башней мишеней в руках.

– Из-за них не видно лица.

– Да и дорогу ему сейчас вряд ли видно. Подожди, сейчас отдаст другому, пойдёт обратно.

– А. Похож на элхе.

– Разве? Вблизи он самый настоящий нинъе, никакого сходства.

– Целеустремлённый взгляд.

– Как ты углядела на таком расстоянии? Соколиные глаза.

– Это у нас семейное, дорогой братец. От тебя не убегает ни одна мишень, от меня – человеческие лица.

– Ты разбираешься в нинъе лучше, чем в элхе.

– Прости.

– Я не обиделась.

– Прости.

– Не надо.

Апрель, Огненный Город

– Ацу, Ацу! – Тардис запыхался и дышал тяжело. – Ты слышал, ты слышал?

Соученик стоял на пороге, возбуждённый, жадно глотал ртом воздух. В глазах плескалось лихорадочное желание сообщить новость.

– Можно войти?

– Пожалуйста, – Ацу небрежно повёл рукой. – Что случилось?

Выпускные экзамены четвёртого младшего курса закончились.

Сегодня по этому случаю для будущих старших устраивали праздничный вечер. Кто-то из оодиэ просто перейдёт в западный, «взрослый», корпус, но кто-то покинет Королевскую школу навсегда – и для них сегодняшняя ночь станет последней из проведённых здесь.

Поэтому школа гудела в предвкушении вечера, а служители и надзиратели сбивались с ног, пытаясь даже не уследить за почуявшими дух свободы четверокурсниками – просто принять с комфортом их родителей и родственников. Полюбоваться на своих отпрысков сегодня приехали многие. Чужими людьми полнились коридоры школы и классные помещения: взрослые разговаривали, делились успехами детей и ахали, выслушивая истории других; младшие в семье мальчики глазели на гордых адептов, представляя себя на их месте, а их сёстры, пользуясь шансом, который не представился бы девочкам никак иначе, разгуливали по школе и наблюдали за жизнью будущих королевских магов изнутри.

До начала вечера оставалось несколько часов.

– Нинъе! – выпалил Тардис.

В ярко освещённом коридоре жилого корпуса за спиной Тардиса появился Виллиэ. Глянул свысока, прислонился плечом к дверному косяку. Ворот «илерам», как всегда, беззаботно расстёгнут, но сегодня никто не станет придираться к форме одежды.

– С июня нинъе перейдёт в нашу группу! – не скрывая эмоций, сообщил Дени-эльви.

Вот как.

Что же, нинъе всё-таки добился своего.

Ацу не удивился. Словно знал: рано или поздно нинъе был обречён появиться в их классе, у него на пути, впиться в противника злыми зелёными глазами, и не уступать, пока не выяснится, кто сильнее. Кому суждена победа.

– Вот как, – повторил Ацу вслух.

– Ты не сердишься? – Тардис выглядел изумлённым.

– Сердиться? – нет, он не сердился. Все ощущения вообще будто ушли куда-то, пропали, и в сознании оставалось одно лишь рутинное «надо». Что надо? Не понять.

– А сейчас он в зале на первом этаже. Флиртует с какой-то мадемуазель, – слова Виллиэ слышались тонкой издёвкой, ледяной насмешкой – над кем?

Лицо Тардиса медленно проплыло мимо – с расширившимися глазами, рот приоткрылся. Виллиэ выпрямился, блеснул глазами, сжал губы. Отодвинулся, освобождая путь.

– Ты куда? – сзади раздался крик Тардиса.

– Пойдём за ним, – и холодная интонация Виллиэ.

Опять наступило молчание. Тенки не знал, о чём с ней говорить. Ему никогда раньше не приходилось разговаривать с эльфийкой.

Кажется, она испытывала похожие трудности. В лицо ему не смотрела, всё больше оглядывалась по сторонам. Вдалеке слышались оживлённые голоса. У дальней стены весело смеялись и звенели бокалами.

– Я думала, здание школы гораздо больше, – вежливо сказала девочка.

– А-а... – протянул нинъе, проклиная себя за идиотизм.

– Я здесь впервые.

– М-м... Э-э... Нравится? – он ведь правильно говорит?

– Что нравится? – огонь, неужели слямзил что-то не то? – Школа?

Она наконец-то посмотрела на мальчишку, с удивлением приподняла брови.

– Мне здесь не учиться. Королевская школа это Королевская школа.

Разговор опять издох.

Тенки уставился на свои руки, вывернул ладони линиями наружу. Как назло, в голову не приходило никакой хорошей темы. О чём вообще полагается беседовать с эльфийскими девами?

Украдкой он глянул на девчонку. Она сидела на самом краешке стула, чинно выпрямив спину, рыжевато-жёлтые волосы заплетены в высокую причёску. Большие эльфийские глаза, со складкой века, что начиналась прямо от внутренних уголков глаз – ещё одна расовая черта, – медленно двигались, осматривая зал.

Она, верно, сейчас жутко злится, что в собеседники ей попался неотёсанный нинъеский болван.

Надо срочно что-нибудь сказать.

– Э-э, – неопределённо пробормотал Тенки, с ужасом вдруг понимая, что не знает, как к ней обратиться – забыл имя!

Большие глаза – тёплого тёмно-карего цвета – повернулись к нему, взглянули вопросительно-высокомерно.

– Скорей бы начался вечер, не правда ли? – промямлил Тенки, теряя малейшую нить смысла в страшном кошмаре, что по недоразумению звался светской беседой.

– Вам надоело моё общество? – она усмехнулась краешками губ, а глаза оставались равнодушными.

– Что вы, – поспешил мальчишка ответить ходовой фразой – благо помнил её до малейших смысловых интонаций, – мне очень приятно с Вами беседовать.

– Говорят, Вы – настоящий гений? – спросила вдруг рыжая, и на бесстрастном лице появился наконец проблеск живой эмоции – слабого интереса.

– Э-э-э... – опять растерялся нинъе. По эльфийским правилам прямую похвалу надлежало отрицать, но как назло в голову не лезла ни одна подходящая формула отрицания. – Что вы, – сил хватило лишь повторить недавнее выражение.

– Да-да, – настаивала она, – даже мой кузен упоминал Ваше имя. Да и когда меня представляли Вам, было ведь сказано, что с июня Вы переходите на четвёртый младший курс? Это потрясающе.

– Что вы... – ох, чтоб огонь тут всё пожрал! Когда же эта пытка кончится?

Видимо, из-за его невразумительных ответов не в состоянии придумать, как ещё продолжить разговор, она снова замолчала.

Время таяло в ладонях, как осенний снег. Леттине исподтишка поглядывала на сидящего напротив мальчика – и, незаметно для него, пряча руки под персиково-белыми кружевами, нервно сжимала кулачки.

Она была ему неинтересна, это ясно.

Мальчик отвечал малословно, сам почти не заговаривал. Смотрел куда угодно, только не на неё – за всё время разговора их глаза встретились едва ли раза два, и ей стало понятно, что он тяготится беседой.

Из вежливости Леттине пыталась не дать ему сообразить о её догадке, но всё же такое откровенное пренебрежение огорчало.

Перед девочкой сидел единственный не элхе в Королевской школе. Кузен не раз упоминал об успехах новичка-нинъе – да и сказал же один из здешних учеников, когда представлял их друг другу, что с нового учебного года светловолосый мальчик переходит на четвёртый курс. Забавно, это значит, кузен, третьекурсник с июня, теперь станет младшим для недавнего новичка.

Однако Леттине представляла себе знаменитость Королевской школы немного иначе. Более, как бы это сказать... впечатляющим. Перед ней же находился невысокий, на вид совершенно обыкновенный нинъеский подросток. И к тому же не проявлял к собеседнице ни малейшего интереса.

Чтобы не смущать нинъе непрерывным глазением, Леттине безразлично осматривала зал. Оттого и целеустремлённо приближающегося к ним темноволосого элхе она заметила первой. Вскочила, хотела было склониться в приветствии, адресуя его и двум следовавшим за темноволосым, но все трое, казалось, её словно не заметили.

Элхе – теперь она его узнала, Мурасе-Ито-диэ, по характерной форме ушных раковин, семейная черта, – остановился перед ними, посмотрел на молчаливого нинъе, который тоже вскочил и как будто подобрался.

Леттине непонимающе взглянула на Ли-диэ. Тот не спускал глаз с пришедшего.

Ни поклонов, ни приветствий, ни даже дружеских междометий – что-то случилось?

Орувери-диэ и ещё один, незнакомый, юноша, остановились, не подходя ближе, и тоже хранили молчание.

Леттине решила выждать, пока не заговорит кто-то из окружающих – в конце концов, она девушка, а тут и вообще – гостья, и ей не подобает брать на себя ведущую роль. Скромно свела руки перед грудью, сцепила ладони.

Кто же заговорит первым?

Что-то происходит, но неясно что, и тишина рвёт барабанные перепонки, накаляя воздух меж собравшимися.

Что-то происходит, но неясно что, кто же заговорит первым?

– Что тебе надо?! – резким, пугающим возгласом взвизгнула уничтоженная тишина.

Нинъе.

Это было страшно. Почему-то очень страшно – мелькнула непонятная, безэмоциональная усмешка в глазах Мурасе-Ито, дёрнулся уголок его рта, застыл воздух, словно готовясь к непоправимому.

Леттине не сразу поняла, что произошло.

Мелькнула рука элхе, сжатая в кулак, нинъе вдруг пошатнулся, разворачиваясь вполоборота от полученного удара, и в ту же секунду, как кошка, распрямился, оказываясь совсем рядом с ледяным лицом Мурасе-Ито, и теперь уже тот попятился, ладонь прижата к щеке, в глазах жуткое пламя.

Мир раскололся вместе со звонким голосом:

– Дуэль!

Кричал незнакомый ей элхе, стоящий рядом с Орувери-диэ темноволосый молодой человек. Кричал, будто радость и ужас попеременно раздирали его на части.

Словно повинуясь этому крику, Мурасе-Ито-диэ распрямился, отнял от щеки руку и холодным, мёртвым голосом произнёс:

– Пусть будет так.

Нинъе молчал, грудь его тяжело вздымалась.

– Пусть будет так, – повторил элхе. – Я, Ацуатари из рода Мурасе-Ито, предлагаю тебе сразиться и этим решить все разногласия между нами. Пусть Огонь рассудит нас.

Брови светловолосого шевельнулись, но он ничего не отвечал.

– Пусть вызванный назовёт время и место! – крикнул спутник Орувери-диэ.

Нинъе метнул взгляд в сторону кричавшего, коротко кивнул.

– Послезавтра... нет, завтра, за час до заката. За полем для соревнований, – выговорил ровно.

Леттине с испугом взглянула на Мурасе-Ито-диэ. Вызов на дуэль? Ужас бешеным замкнутым кругом вращался в груди, проблёскивая невообразимым, каким-то диким восторгом. Вызов на дуэль?!

– Ещё надо выбрать вид оружия! – не унимался стоявший поодаль.

Не сводившие глаз друг с друга двое одновременно повернулись, одаряя крикуна долгим взглядом.

– Магия, – два голоса слились в один.

***

– Леттине, Леттине!

– Да, мама?

– Леттине, детка моя, неужели это правда?!

– Что?

– Ну как же! Что два адепта устроили дуэль – из-за тебя?!

Боевая магия

Для поединка выбрали заросшую травой площадку, спрятанную далеко за полем соревнований, за подсобными помещениями, чтобы не видно было из окон школы.

С лёгкой руки Тардиса, заявившего о дуэли на весь главный зал, слухи разбежались по всем курсам. Разумеется, о вызове узнали и учителя. Хорошо ещё, что нинъе говорил тихо, поэтому о времени и месте никто из посторонних осведомлен не был – кроме светло-рыжей элхеской девочки. Но девчонка или умела держать язык за зубами, или тщательно выбирала поверенного для секретов, и поэтому в тени за сараями сейчас стояло только трое.

Беспрестанно оглаживающий волосы, стреляющий глазами по сторонам, невыспавшийся Тардис Дени-эльви из Щинге.

Невысокий, светловолосый, упрямо нагнувший голову валиссийский нинъе с плебейским именем Тенки Ли.

Равнодушный, с непроницаемым взглядом, бесстрастным красивым лицом – Ацуатари, отпрыск древнего рода, родом из провинции Сорэнарэ, младший сын Мурасе-Ито.

Проклятый эльф выглядел до отвратности спокойным. Лицо – безмятежное, прям как вот это предзакатное небо – Тенки глянул в голубую вышину – ни единого облачка, словно короткоухий всего лишь вышел прогуляться по случаю хорошей погоды.

Впрочем, и то ладно – хорошо хоть не стал ритуально краситься.

В учебнике истории Тенки видел изображения древней элхеской боевой раскраски – полностью закрашенная чёрным область глаз, у некоторых воинов – начисто выбритые брови; чёрным ставились и полоски на виски и скулы – до самых кончиков ушей. Взгляд от этого кажется нечеловеческим, словно сверлит противника из чёрного колодца. Не самое симпатичное личико.

Учебник упоминал о межрасовых войнах довольно скупо, без подробностей, но когда-то эльфы с такой раскраской убивали его предков.

Но уж этому конкретному лупоглазому он не даст себя убить. Не так легко.

Противник засунул руки в карманы и выпрямился, меряя Ацу зелёным взглядом. Элхе холодно усмехнулся в душе: нинъе нервничал. И руки в карманы запихнул потому, что иначе просто не знал, куда их деть. Нинъе не знакома культура ожидания боя, наслаждение последними минутами до схватки.

Что ж, жаль, он многое теряет.

Косая чёрная тень от сарая накрыла заросшее травой поле, ветер налетал пробирающими до костей порывами. Солнце медленно двигалось к западу.

Вся ненависть Ацу к оскорбившему его когда-то нинъе сейчас незаметно истаяла, пропала, не оставив следа. В душе царило спокойствие, глубокое чистое спокойствие – и ветер, вымораживающий сердце, становился крыльями.

Первокурсник топтался на месте, не умея застыть и отдаться холоду. Косился то на Ацу, то на безмолвного секунданта, нетерпеливо ожидал сигнала к началу боя.

Отвращения к крысёнышу больше не было. Ничто не возмущало покоя.

Полное, хладнокровное равнодушие, сродни ледяному ветру апреля, кружило вокруг, стирая эмоции.

Тардис переминался с ноги на ногу, украдкой то и дело поглядывая на часы. До начала оставалось три минуты, и он уже чувствовал, что жалкое это время растянется на столетия.

В ушах слышался и замолкал, замолкал и вновь слышался голос Виллиэ, произносящий одну и ту же фразу: «Я не такой дурак, чтобы идти смотреть. Ты заварил эту кашу, ты и расхлёбывай». Заявив так, Виллиэ с ухмылкой отправился в общую комнату, где в любое время суток толпились ученики.

Тардис понимал, в чём дело: Виллиэ просто озаботился для себя алиби. Не повезёт тому, кого застанут на поле боя, – ни противникам, ни секундантам, ни даже распялившим рты зевакам. Законы школы строги – хорошо ещё, если виновного просто выкинут вон.

«Я не такой дурак, чтобы...»

Дурак он, Тардис, – какого пламени ему вздумалось повторять слова Виллиэ, брошенные словно невзначай: «Это же формальный повод, дуэль!»

Какого пламени он тоже вскрикнул «Дуэль!», да ещё на весь зал?

Теперь получается, что виноват только он.

Поскорей бы всё это закончилось!

Чего он лупится сюда, эльфийский хрен.

Как восхитительно холоден ветер.

Ещё минута... ещё мгновение... Время!

Поначалу оба двигались осторожно, медленно, обходили поляну по краю, не сводя друг с друга глаз. Сосредоточенно следили за руками: не мелькают ли пальцы, плетущие заклинание.

Тардис с беспокойством оглянулся – вокруг по-прежнему не появился никто посторонний, царствовала тишина, но Тардис отнюдь не чувствовал себя в безопасности. На миг показалась соблазнительной даже идея забраться на крышу сарайчика, раз уж долг секунданта не даёт ему удрать куда подальше.

Первым атаковал Мурасе-Ито – нинъе замешкался лишь на долю секунды. Элхе махнул рукой, и с пальцев его слетел чёрно-фиолетовый феникс, издал гневный вопль, стремительно ринулся к нинъе. Тардис уважительно покрутил головой: вынутая соучеником из пространства сила мягко бухнула в уши.

Нинъе скользнул в сторону, уходя из-под удара, увернулся, словно от пущенного камня. Согнувшись, бросился наперерез высокому элхе, складывая ладони в – Тардис невольно ахнул – символ направленного огня. Это заклинание изучают на старших курсах! И, захваченный действиями нинъе, упустил из виду сокурсника – а тот тоже не терял времени даром.

Два потока пролетели рядом, рассыпая искры от соприкосновения.

Яркий зеленовато-рыжий прозрачный огонь – удар нинъе – полыхнул рядом с элхе, почти задевая его, прошёл по коже обжигающей волной. Тардис аж закусил губу, представив боль. Мурасе-Ито отпрянул, путаясь ногами в коварной траве, едва удержался от того, чтобы схватиться за плечо.

Нинъе повезло меньше. Переливистый чёрно-фиолетовый феникс, пусть сформированный гораздо хуже, нежели огонь светловолосого, – нашёл цель безошибочно. Разбился пламенем о грудь и правую руку нинъе, жадными языками полыхнув вниз и вверх – до шеи. Ли повалился на колени с искажённым лицом, но не закричал, замер, опустив голову – и через мгновение силой выдернул себя из пут травы. Поддерживая левой рукой непослушную правую, сосредоточился.

Опять из сомкнутых ладоней полыхнуло рыже-зелёным – видно, направленный огонь удавался нинъе лучше всего. Пламя устремилось к замершему на месте элхе. Мурасе-Ито, кажется, получил больше, чем казалось на мимолётный взгляд: его правая рука висела плетью. И от удара он ушёл едва ли не в последний момент, опять оставляя жадному огню лишь слегка лизнуть живое тело.

Только теперь обе его руки повисли неподвижно.

Светловолосый нинъе заметил проблемы противника, удовлетворённо ощерился. Медленно двинулся по краю площадки, заставляя противника пятиться, чтобы сохранять дистанцию.

Руки словно отнялись: видимо, огонь нинъе был нацелен не сколько на внешние повреждения, сколько на внутренние. Ацу не чувствовал ничего от предплечий до кончиков пальцев – как бывает иногда, если долго держишь руку в неудобном положении, – конечность затекает, теряется чувствительность.

Нинъе и впрямь оказался опасным противником.

Плести сложные заклинания Ацу уже не может, и не может точно нацелиться – значит, остаётся простая грубая сила. Схватка чистой энергии.

Или...

Тенки следил за высоким эльфом, двигавшимся от него с той же ледяной, бесстрастной маской вместо лица. Не хотелось признаваться себе – но он вымотался. Не хватало энергии, чтобы нанести последний, решающий удар – хоть и, конечно, не такой, чтобы убить. Убивать эльфа он не станет, и дело даже не в страхе перед смертной казнью – кажется, оная не распространялась на убийство на дуэли, просто... Одно дело – убить, если враг угрожает жизни, а другое – если вот так вот пятится от тебя, не в силах пошевелить руками.

Он не будет убивать.

Впрочем, всё уже сделано.

Эльф сам загонит себя в западню.

Нинъеский крысёныш всё не атаковал. Чего он ждёт? Почему продолжает двигаться по краю площадки, не спуская с Ацу прищуренных глаз?

Хотя это время, лишнее время, пара мгновений, которые могут решить ход...

Боль вонзилась в тело неожиданно. Ацу даже не сразу понял, что случилось, – ведь светловолосый не шевелился, ни двигал руками и от него не шло волн магии.

Против элхе обратилась земля.

Из травы хлынули обжигающие белые лучи, обвили Ацу, пронизывая насквозь, заставляя колени подломиться. Воздуха не хватало, лёгкие не желали работать, и ослепительные молнии метались перед глазами. Свело судорогой.

Ловушка. Нинъе поставил ловушку.

Когда упал в траву – якобы от полученного удара – оставил плетёнку заклинания, а потом – оставалось только заставить элхе шагнуть в неё. Вот почему он не атаковал...

Ацу запрокинул голову, ища взглядом противника. Накатывалась стремительная тьма, сужая поле зрения в узкую воронку. На дне её неясным рисунком виднелось лицо нинъе. Тот, замерев, смотрел на поверженного элхе.

Нинъе и впрямь оказался достойным соперником.

Но нет...

Не празднуй победу раньше времени...

Остановившись, Тенки смотрел на упавшего элхе в хватке белых молний. Ловушка сработала, как надо. Расцветшая в траве «звезда Юрисаэ» – это заклинание он опробовал на живом существе в первый раз – вела себя аккуратно, как по книгам. Лишив жертву сознания, она опадёт и растворится, не мешая подойти к телу никому – ни возможному убийце, ни спасителю.

Эльф проиграл.

Дуэль окончена.

Но куда это он смотрит?

Тенки впился взглядом в теряющего сознание противника. Ему не кажется? Этот ненормальный – улыбается?

Чёрная тень сорвалась из-под кроны ветвистого дерева, метнулась к светловолосому. Кинулась в лицо, метя острым жёлтым клювом в глаза – словно с ума сошла. Отбиваясь от птицы, Тенки закрыл глаза ладонью, и бешеное пернатое тут же застучало клювом по раскрытой стороне – ожгло болью, будто кипятком хлестнули.

Что за хренотень?

Отбиваясь от птицы, Тенки глянул на опутанного молниями противника – тот ещё находился в сознании, ловушка не погасла. Блеснули глаза – зло, по-издевательски.

И птица перед лицом нинъе взорвалась алым пламенем.

Свет – это белые перья

Не раскрывая глаз, темноволосый подросток брезгливо поморщился, скривился. Во рту было противно, горько и склизско, словно некто заставил Ацу тщательно разжевать пару сырых слизняков. Элхе нахмурил брови, запрокинул голову назад, насколько позволяла плоская подушка. И только тогда поднял веки.

То, что находится в больничном крыле, он понял сразу. Голубоватый тускло светящийся потолок, неудобная подушка, хрусткая простыня, накинутая на тело. Попискивание приборов и мягкое гудение технической магии. И – самый явный признак: запахи целительских трав и снадобий, переплетающиеся в один незабываемый аромат – больница.

Пару раз бывать здесь ему приходилось, но в качестве пациента Ацу очутился тут впервые.

Подросток снова поморщился: по телу волнами ходила какая-то противная, неглубокая боль. Прислушался к себе, сообразил – ныли руки.

Обеспокоенно взглянул на свои плечи, прикрытые простынёй. Отсюда – то ли всё плыло у элхе в глазах, то ли по другой причине – казалось, что ниже плеч у него лежат большие белые колоды, два бревна, закутанные в ткань. Пошевелить руками не удалось, и это тоже не стало для подростка приятной вестью.

Хотя, если судить по этим двум большим буграм по обеим сторонам от тела, всё же конечности остались при владельце.

Горло пересохло, но обращать внимание на мелочи элхе не стал. Гораздо сильнее его интересовало раздающееся в комнате мерное дыхание. Ацу перекатил голову по плоской подушке, глянул вправо.

Так и есть.

На него смотрели зелёные глаза нинъе.

То ли виной этому стал голубоватый полумрак в больничном покое, то ли состояние владельца, но глаза эти, казалось, потеряли свойственный им чуть пугающий блеск, потускнели слегка, чуть угасли. И тем не менее, нинъе смотрел твёрдо.

Нахлынувшая тишина поглотила и дыхание, и пищание приборов.

Губы светловолосого мальчишки чуть дрогнули.

Испуская едва заметный вздох, Ацу отвернулся, вновь уставился в потолок. Нинъе славно досталось – сознание этого согрело элхе душу. Раны, оставленные клювом птицы, слились с ожогом от взрыва её тушки, – и лицо светловолосого хорошо опухло, а глаза, и без того не слишком большие, превратились в щёлочки. Ещё пара дней – и эта красота бы засинела, зафиолетовела, наглядно свидетельствуя о силе оставившего её, – хотя теперь уже вряд ли. Вылечат.

– У тебя получилась хорошая ловушка, – нехотя произнёс элхе, не глядя на бывшего противника.

Молчание.

– Твоя птичка тоже была ничего, – слабый отзвук усмешки.

– Это ведь была «звезда Юрисаэ»?

– Ты знаешь о ней? Ага...

– Думаешь, ты один умеешь читать книги? – во фразе проскользнула тщательно отмеренная доля пренебрежения: удивление в голосе нинъе задело Ацу.

– Эм-м. А, ясно. Просто нам же не преподают ещё ничего толком, вот я и...

– Верно. Настоящая боевая магия начинается лишь после поступления на старшие курсы.

– Какого хрена они так тянут.

Забавно. Негодование в словах нинъе было так созвучно его сердцу. Ацу бы усмехнулся, если бы положение это позволило.

В комнату вернулась тишина.

– Слушай, – на этот раз первым заговорил нинъе. – Я, это...

– Да? – холодно произнёс Ацу, созерцая голубоватое мерцание потолка. Что он хочет спросить, этот любопытный сын нинъеских деревень?

– Ну… Я… Давно хотел узнать, вообще-то...

До каких пор он собирается мямлить?

– Какого... В смысле, с чего вдруг... То есть я тебе вообще-то чего сделал?

Пришлось снова перевалить голову на правое ухо, приподнять бровь, показывая, что не понял слов собеседника.

– Прости?

– Чего я тебе вообще сделал-то? – повторил нинъе. Судя по голосу, он и впрямь любопытствовал, а не пытался устроить в больничной палате продолжение дуэли. – Ну, у тебя ведь были причины... Это из-за того, что я пришёл к вам на уроки?

А... Нинъе интересуется изначальным поводом к неприязни.

Как это сложно объяснить.

– Ты назвал меня «короткоухим».

И снова ударило в уши молчание. На этот раз недолгое.

– И всё?! А-а, то есть извини, конечно. Но ты ведь и впрямь короткоухий?!

Ацу долго наблюдал за глазами нинъе. Долго – пока любопытный блеск в них не сменился лёгким намёком на раскаяние. Слабое, еле заметное раскаяние. Тогда сказал небрежно:

– Слово «короткоухий» звучит как оскорбление. Наш род – один из древнейших родов народа элхе. Форма ушей – семейная черта. Тебе понятно, круглоухий?

– Никогда не думал, что это так важно, – светловолосый отозвался откровенно.

– Это важно – для нас. Ты теперь среди нас, а не в своей глуши. Теперь ты должен подчиняться нашим законам, – чего ради он тут распинается перед нинъе, уча того правилам элхеской знати?

– Это точно.

Ацу показалось, или с соседней кровати и впрямь раздался тихий вздох?

Мерный писк приборов снова залил комнату, оставляя каждого наедине со своими мыслями.

– Я слишком поздно сообразил, – само собой вылетело из уст Ацу.

– Что? – откликнулся нинъе.

– Виллиэ.

– Твой однокурсник?

– Да. Виллиэ Орувери. Мне интересно, чего он хотел добиться. Ты перешёл ему дорогу?

– Я? Почему я? Это же он показал мне, где можно найти «звезду Юрисаэ», как её делать.

– Виллиэ?! – вместе с возгласом вырвалось неподобающее моменту изумление. Виллиэ научил первокурсника? Виллиэ?!

– Ага. Он вообще много чего мне рассказал, помогал по-всякому. С февраля.

Темноволосый подросток закрыл глаза. В темноте под веками плясали голубоватые тени. Чего хотел Виллиэ, чего он добивался? Это его сокурснику нинъе обязан своими успехами, его помощи. И в то же время Виллиэ подталкивал Ацу, чтобы...

– Он сталкивал нас, – элхе снова взглянул на соседа по палате. От ясности вставшей перед внутренним взором картины хотелось вскочить, опереться локтями о кровать, яростно рассуждать, помогая словам жестами.

Но тело не слушалось. Оставалось только говорить, тихо и ровно, в одной позе лёжа под простынями.

– Он сталкивал нас, – повторил Ацу. – Он с самого начала этого хотел. Как я сразу не понял. Он нас растил, дабы однажды мы встретились как соперники. Помогал тебе, чтобы ты, ещё совсем неумелый, только явившийся в школу первокурсник, научился управлять собой и своей магией. Влиял на меня, чтобы я занимался больше, чтобы не стал для тебя лёгкой добычей. Пусть Огонь падёт на его голову, Виллиэ!

Ли не смотрел на него. Отвернувшись, упёрся взглядом в потолок. Слушал. И когда элхе окончил речь, хищно вдруг усмехнулся. Отчаянно.

– А он мне нравится.

Что несёт этот нинъе?!

– Ну наконец-то я понял, какого хрена он со мной возился. Я-то думал сперва, это ты его ко мне прислал, каждый миг ожидал какой-нибудь подлянки.

– Почему же? – возмутился Ацу.

– Ну... вы же все вместе ходили, дружной четвёрочкой. Про тебя он сказал, мол, ты зовёшь меня крысой.

– Крысёнышем, – какого пламени Виллиэ... А, Огонь с ним. – Ладно, я...

Ли молчал.

– Я не стану звать тебя крысой, – с лёгким вздохом выговорил элхе. – Ты хорошо сражался.

Слабый смешок.

– Ну тогда я не стану звать тебя короткоухим, так уж и быть. Твоя птичка мне в кошмарах сниться будет.

– Её было несложно поймать. К тому же у меня не оставалось другого выхода, когда ты лишил меня возможности пользоваться руками, – не хотелось в этом признаваться, но слова нинъе звучали приятно.

– Как ты ухитрился нашпиговать её заклинанием? – да уж, он и впрямь истинный боевой маг, и в больничном покое жаждет новых знаний.

– Когда ты гнал меня к ловушке. Мысленно.

– Слушай, ты осознаёшь, что ты совершил невозможное?! – Ли выглядел возбуждённым.

– Твоя «звезда Юрисаэ» тоже не образчик творчества младших курсов, – Ацу негромко усмехнулся. – Такой мог бы гордиться и настоящий маг.

– Э-э, – донеслось с соседней кровати смущённое. И новым вопросом: – А что ж теперь будет?

Ацу отлично понял, что беспокоит светловолосого. Только ответа он не знал.

– Может, – невольно в интонацию пролилась пара капель горечи, – Виллиэ пытался избавиться от конкурентов. Ведь на старшие курсы берут не всех.

На этот раз Ли молчал так долго, что показалось – уснул. И только тогда, когда дремота начала уже овладевать и элхе, когда тело смирилось с неудобством несменяемого положения и тупой болью в руках, наконец пришёл тихий и словно потерявший все интонации от чрезмерного изумления голос светловолосого:

– Ну вы, эльфы, и интриганы.

***

Наутро – хотя Тенки мог лишь предполагать, что наступило утро: в больничном покое не было окон – появились целители.

Первым в комнату вошёл мужчина, длинноволосый светлоглазый врач. За ним – двое в голубых с зелёной вышивкой полумантиях – одежда практикантов целительства.

Мальчишка поспешно закрыл глаза, притворяясь спящим. Не хотелось встречать сейчас осуждающие взгляды врача и приговор, который мог читаться в его зрачках.

Дышать было трудно, словно зверь какой-то забрался под дых и впился изнутри острыми клыками.

Оставят ли Тенки в школе?

Что будет, если...

– Доброе утро, почтенные, – голос целителя разбил надежду избежать разговора. – Просыпайтесь и расскажите мне, как вы себя чувствуете, мои дорогие вояки.

Издевается. Подонок.

– Доброе утро, – эльф с соседней кровати ответил как ни в чём не бывало. А только что посапывал тут, уткнувшись в подушку. – Простите, что мы доставили Вам столько хлопот.

Пошёл закручивать свои многоэтажные вежливые словоформы.

Тенки чуть приоткрыл веки, подглядывая из-под ресниц.

– Ничего-ничего, – целитель принял поданный помощником табурет, ловко поставил его меж кроватями, уселся. – Вам ещё успеют отодрать уши.

Приподнимаясь – притворяться спящим больше не было смысла, – Тенки поморщился. Правая рука слушалась плохо, будто отлёжанная. Щеки горели. За ночь лицо покрылось словно засохшей коркой, отзывавшейся болью при каждой гримасе.

– Какие вы у меня красавцы, – целитель по очереди посмотрел на обоих. – Особенно ты, – кивнул он Тенки, – хоть прямо сейчас жени.

– Не надо, – Тенки неуклюже усмехнулся, – мне ваши эльфийки не нравятся.

Сказал и осёкся – отвесил грубость? Сейчас этот бешеный с соседней кровати как накинется на него с кулаками, а желания сражаться у нинъе сейчас не больше, чем у снятой с тигра шкуры.

Однако тот молчал, а целитель и вовсе даже рассмеялся, подхватил:

– Гляньте-ка на него, наши девушки ему не по нраву. А каких ты тогда предпочитаешь?

– Ну, наших, – неразборчиво буркнул мальчишка – разговор стремительно улетал куда-то в тартарары, – нинъеских, типа. – «Они понятнее», – добавило сознание.

– Вот как? А чего тогда из-за элхеских девочек в драку лезть? – льноволосый мужчина на табурете посмеивался, но в строгих глазах плавала суровость.

– А?

– Простите? – ученики среагировали в один голос.

– Я слышал, дуэль вы устроили из-за элхеской девочки? – повторил целитель, и в голосе его появилась неуверенность.

Неудачливые дуэлянты переглянулись.

– Э-э, собственно, – начал было Тенки, но короткоухий его перебил.

– У нас были другие причины. Скорее вызванные внутренними, а не внешними факторами.

– Факторами, – усмехнулся целитель. – Внутренними, говорите? Ну-ну.

Тенки не совсем сообразил, что рассмешило врача, но тот, словно посчитав беседу оконченной, придвинулся к нинъе и тонкими прохладными пальцами стал ощупывать корку, в которую превратилось лицо.

– Простите, – не выдержал снова эльф, следящий за манипуляциями врача.

– Да?

– Я предполагал, что, возможно, частью наказания явится непредоставление нам целительского лечения?

Тенки сглотнул. Ходить с маской на роже добрых полмесяца, а правой рукой шевелить только в самых необходимых случаях? Огонь на язык этому эльфу, а если сейчас целитель уйдёт?

– Ну что ты, друг мой, – кажется, однако, тревоги Тенки беспочвенны, – совет Королевской школы – не звери какие. Мы вылечим вас на славу. Так, чтобы члены комиссии, побереги Огонь, не позволили бы вкрасться в свои сердца преступной жалости. Нет, вы будете стоять перед ними навытяжку, целенькие и здоровенькие, – тут врач усмехнулся поистине погано.

– Комиссия... – голос нинъе вдруг охрип.

– Комиссия, друг мой, – подтвердил целитель. – Вот там вам и придётся рассказать обо всех ваших факторах и всех мотивах, и внешних, и внутренних. А теперь помолчи-ка. Халлиэ, подай мне сумку.

***

Созыва комиссии не пришлось ждать долго.

После трёх дней в больничном крыле, перемежаемых визитами целителя и чтением библиотечных книг – каждая из них виделась теперь последним в жизни сокровищем, один из зелёно-голубых помощников объявил ученикам, что завтра в девять утра их ждут в главной экзаменационной аудитории.

«Плохо дело», – подумал Тенки, взглянул на темноволосого элхе. «Плохо дело», – читалось отражением в чужих чёрно-голубых глазах.

За несколько дней в палате никто, кроме целителя и его подчинённых, не появился. То ли посещение малолетних нарушителей запрещалось советом, то ли все разъехались на каникулы – ведь близился конец апреля, то ли по ещё какой причине, но дни летели однообразно, и бывшим противникам пришлось свыкаться с постоянным обществом друг друга.

Тенки не мог заглянуть в разум темноволосого, но – как ни удивительно – для него самого пребывание в одной комнате с элхе не стало нестерпимым.

– Слышь, ты что будешь делать, если из школы вытурят? – оторвавшись от книги, Тенки взглянул на пол.

Благодаря усилиям целителя, пусть при лечении порядочно цокавшего языком и проклинавшего «безумную магию безумного нинъе», чувствительность в руках темноволосого элхе восстановилась. И теперь, радуясь вернувшейся силе, тот не упускал момента заняться физическими упражнениями. Вот и сейчас он, старательно пыхтя, отжимался на тесном пространстве между двумя кроватями. Всё бы ничего, если бы при этом он не напевал – на однообразный мотив, помогающий не сбиться со счёта.