Сердце Аспида: Жена поневоле

— Не лови, — огрызнулась, но голос предательски пошатнулся, и я, к своему стыду, передёрнулась от воспоминания о жутком падении. — Уж лучше умереть, чем жить с таким… — всё же брякнула.

— Каким «таким»? — прищурился Дамир, вальяжно сидя в кресле подле небольшого деревянного, округлого столика, на который одну руку водрузил.

— Злобным и жестоким, — не собиралась скрывать свои чувства и мысли.

— Что ж, нам обоим «повезло», — последнее слово чуть ли не выплюнул. — Я подарок, ты чудо…

— Всё равно сбегу, — сквозь зубы процедила, — а родители меня поймут, — упрямо заявила.

— Беги, — кольнуло то, с каким равнодушием это бросил Аспид. — Наверное, стоило тебя оставить там… — невнятный кивок на ближайшее окно, — в лесу… в ночи… но…

— Неужто пожалел? — с издёвкой фыркнула. — Сердцем разжился? — бездумно ужалила, да поздно осознала, что вела себя как девка подзаборная. Шавка дворовая. Тем паче на «сердце» его пеняла.

— Моё на месте, а вот с твоим что? — вперёд подался Дамир, не сводя хищного взгляда. И моё сердце, точно услышав не озвученный приказ господина, заполошно забилось.

Даже больно стало. Прижала ладонь к груди, умоляя прекратить дикую скачку. А Дамир лишь криво оскалился, словно чувствовал власть надо мной и моим глупым сердцем:

— Что, не слышит оно тебя? — рассматривал меня с интересом и задумчивостью. — Может, потому что оно МОЁ? — бросил загадочно, и словно по щелчку в груди спокойствие настало. Сердце вернулось к размеренному бою. По телу блаженство потекло и даже тепло. Я вздохнула с облегчением, по стенке спиной размазываясь.

— Не думала, как именно я тебя спас? — продолжал свою странную речь Аспид. — Неужто никогда не хотела узнать, откуда у тебя шрам? — вроде усмехнулся, а змеиные глаза зеленью опасливо полыхнули.

И опять боль появилась, только теперь горячая и тягучая, как смола.

— Вот и подумай, что ты без меня.

Я упрямо губы поджала, но только Дамир встал, шарахнулась было, да только спиной и затылком сильнее о стенку приложилась.

— Я не так слаба, какой кажусь. И бегаю быстро, — с гордостью выпалила. — В следующий раз не догонишь! — но с каждым моим словом Аспид всё ближе подступал, а я натягивалась, точно струна.

— Хорошо, — обманчиво миролюбиво улыбнулся Дамир. — Аспиду нравится играть в догонялки. Особенно с тобой, — добавил нарочито мягко и многозначительно. — Только потом не пеняй на насилие…

— Думаешь, испугаюсь? — продолжала упрямо браваду источать.

— Да нет мне дела до твоих страхов! — возвышался надо мной Аспид. — Коль ума нет, гуляй. Вот только когда вернёшься…

— Вот ещё, — от возмущения ахнула, — лучше кануть!

— Канешь, — его самодовольный тон неимоверно раздражал.

Не успела огрызнуться, как супруг меня за руку рывком вначале на ноги поставил, а потом к ближнему окну без деликатности подтолкнул.

Взвизгнула, когда чуть в распахнутое окно не вывалилась.

И застыла в благоговейном ни то ужасе, ни то восторге от представившейся картины. Внизу раскинуто было широченное плато: поле, лес, а вдали едва заметные очертания крыш крупного села, докуда не успела добраться. И всё бы ничего, да это великолепие водами тёмными омывалось.

Как и крепость!

Вода!!!

Она… сливалась с горизонтом на протяжение охвата всего моего взгляда! От края до края…

Я глотнула нервно воздуха, но зазвучать смогла, лишь когда Дамир меня по всей комнате протащил да во все окна лицом потыкал.

— Остров? — сердце гулко долбилось в груди.

— Он самый! — небрежным толчком Аспид оставил меня в покое у последнего окна. — Никто не покидает острова без моего ведома. Нет ни одного судна, которое бы я бы сюда подпустил. Нет ни одного судна, которое бы отчалило без моего дозволения. Любого, кто без разрешения приблизится, я уничтожу. Я не буду рисковать домом. О том всяк предупреждён! И всяк ведает, что в немилость ко мне лучше не попадать, потому не сыскать ни одного жителя, который бы приютил тебя без моего согласия.

— Господин, — речь Дамира прервал тихий стук. Дверь приоткрылась: — ванна готова, — в комнату Вейта заглянула и, ежели вначале с улыбкой раскланивалась, то меня завидев, помрачнела.

Дамир

— Можешь быть свободной, — распорядился, даже не глянув на прислужницу, когда спустились до комнаты с купальней, коих в этих землях не делали и даже не видали в глаза.

И я бы не ведал об этом чуде, но однажды в дальнем странствии мне посчастливилось искупаться в такой лохани и, естественно, по возвращении домой велел плотнику смастерить наподобие.

Поработал мужик на славу. Купальня добротная вышла, но широкая, тяжёлая и глубокая — как раз под меня. Установить её на мою любимую высоту было несподручно, а для прислуги таскание воды наверх стало бы долгим и нелёгким делом, потому было решено помывочную оборудовать на удобном первом поверхе. И набирать воду, и спускать отсюда куда проще.

— Как прикажете, — прислужница явно хотела что-то ещё сказать, но, зная мой нрав, благоразумно скрылась за дверью.

И только мы с Вольхой остались наедине, кивнул:

— Ну, что стоишь? От грязи отмыться не желаешь? — кивнул на огромную купальню с горячей водой, над коей пар витал.

Но жена на меня с таким ужасом взирала, что у меня вновь взыгралась желание её поучить послушанию и смирению.

— Неволить не буду, как хочешь, — скрипнул зубами, стянув с себя рубашку.

— Ты что… — запнулась на слове, обхватив себя руками за плечи, пунцовой краской заливаясь, — тоже мыться собрался?

— Да, — ровно бросил. А когда разделся донага, стянув и брюки, да в воду залез, вообще отвернулась стену каменную изучать.

Тоже мне скромница!

— Ты грязная и замёрзла уже. Хватит целомудрие из себя корчить. Не поверю я в него, опосля того, что видал. Раздевайся и ко мне залезай, — надоело созерцать её спину и слушать взволнованное сопение.

— Но, — полна возмущения было повернулась да как меня голого увидала, опять смущённо в стену глаза упёрла, уже яростно пыхтя: — ты же сказал, что не будешь неволить…

— Так я не заставляю меня ублажать. Ты же мне жена? — вопрос вроде простой.

— Д-да, — нехотя кивнула Вольха мне, но глядя в каменную стену и явно выискивая подвох в моих словах.

— Разве не входит в обязанности жены мужа омывать? — продолжал с интересом изучать затылок и прямую спину княжны. Даже сейчас: грязная, жалкая, помятая, в платье этом, плотно облепившим хрупкий стан, она не теряла достоинства. Держала себя ровно, но на моей последней фразе воздуха хватанула, словно огрызнуться собиралась, и тотчас с сомнением покосилась через плечо:

— И ты… не тронешь?..

— Силой не возьму, — подтвердил, что опасаться нечего… почти, — ежели правило запомнила, — на всякий случай спокойно добавил, пристально следя за чуть осмелевшей девицей. — Ну же, — терпеливо потребовал: — мой меня, жена, — последнее с издёвкой вылетело.

Вольха тотчас гневно сверкнула глазищами.

В сомнении немного помялась у стены и всё же ко мне подступила.

— Прихвати с полки с маслами и солями хотя бы кусок мыла, — кивнул на стеллажи вдоль стены.

— Можно? — глупо обронила Вольха и бегло осмотрелась.

— Конечно, — дозволил скучающе. И ежели до сего жена больше страшилась за свою жизнь, то теперь её внимание полностью переключилось на обустройство комнаты и, конечно же, на изучение всяко-разного инвентаря с банной утварью. Банька при крепости тоже была, да только не пользовалась спросом: ни Шанура, ни Татуа не переносили жару. По разу опробовали и категорично отрезали: «Не наше это дело!»

Вот и я отучился уже: в бане одному нечего делать. Банщик хороший, сильный, выносливый, надобен.

Поселить в крепости такого ради помывки?

Какая нелепость! Потому и радовался, когда вот такую купальню углядел в чужих краях.

У меня своя, у прислужников другая…

— Эка невидаль, — пробормотала удивлённо, но секундой погодя шагнула к полкам. Рассматривала с изумлением и не скрываемым интересом, пальцами по бутылям и коробкам вела, шумно принюхивалась.

— Это что ж?.. — настороженно на меня глянула, — всё для мытья?

— Да, — начинал уставать от медлительности жены, но её живой интерес, признаться, пронимал Аспида до кишок.

— Дивное-то всё какое, — восторженно прошептала. — А запах-то, запах-то какой… Съедобное что ли?.. — кусок мыла взяла и к носу поднесла.

Ох, уж эти люди! Не видели раньше, и всё готовы через рот пропустить.

— Нет. Это только для бани, купальни… мытья…

— Откуда это? — неверующе обвела добро глазищами.

О том говорить не хотел, устал сегодня. Потому отрезал:

— Ежели будешь покладистой и достойной женой, расскажу.

Вольха тотчас нахмурилась. Обиженно надула губы. Мочалку ближнюю взяла, мыла кусок и ко мне подступила:

— Я готова быть женой и послушной, и достойной…

— А кто ж мешает?

— Известно кто, — колюче цыкнула.

— Я? — опешил от новости. — Это с чего вдруг?

— Ежели б меня не насильничали, не таскали как вещь, руку не подымали…

— А тебя кто-то ударил? — недопонял упрёка.

— Нет, — обронила секундой погодя, явно так и не сыскав в памяти хоть намёка на избиение.

— Но ты принуждаешь, силой берёшь и заставляешь в это одеваться, — замялась, губу покусывая.

— Это не я, — качнул головой. — Прислужница выбрала. Долго мне ещё ждать? Вода стынет…

Глава 12

Глава 12

Вольха

Я сил набиралась… на подвиг, коснуться Аспида. Как неприкаянная, топталась у стены в мрачной комнате, такой же, как и всё, что было в этой крепости. Мрачной, но пугающе интересной: одна купальня чего стоила, коей никогда не видывала, аль во всю ширину одной стены полки с разными банками, склянками, травами, кусками мыла, а оно редким было. У нас в землях только с торговцами, купцами появлялось. Нарасхват было… Но такого вкусного по запаху никогда не встречала.

— Ну же! — нетерпеливо поторопил Дамир. — Аль настолько труслива, что помираешь от одной только мысли ко мне приблизиться?

— Чего не хватало?! — обиженно фыркнула. — Не боюсь я тебя… такого, — спешно добавила, когда Аспид на меня свои змеиные глаза перевёл. Издёвка аль насмешка в них мелькнула. Но разницы не было, всё равно неприятно стало и стыдно за неумение себя в руках держать.

— Тогда в чём дело? Я не кусаюсь, — вкрадчиво протянул. — Ежели не попросишь о том, — добавил с кривой, но беззлобной ухмылкой, — аль Аспида не спровоцируешь.

— И не подумаю, — отрезала, гордо голову задрав. И всё равно, что грязная и непотребно выглядящая. Ежели его это не смущало, меня тоже не должно смущать!

Ха, не мне, а ему на меня смотреть…

Может, оно и удачней.

Какому мужчине может приглянуться такая чумазая и полуголая? А там глядишь, отвернётся от меня муж. Противно станет ему, и больше меня не коснётся!

План странный, надежды смешные, но я мужественно шагнула к купальне, смочила мочалку, кусок мыла, упрямо не глядя на обнажённое тело супруга и тем более на то, что скрывала вода:

— Мне кажется, мы бы, наверное, смогли год уживаться, — пробормотала, мочалку напенивая мылом. — И я покладистой быть могу, — продолжала мысль жевать, осторожно начав мыть Дамира со спины, — но только ежели б ты… — мямлила, выискивая слова поточнее, — тоже немного усилий приложил к нашему миру… — Провела по длине мощной, крепкой руки мужа и тотчас ненароком встретилась со взглядом Аспида:

— Какая мне разница, с миром аль нет наследника заводить? Ты — моя! — отрезал ровно. — А я привык без уступок с моей стороны получать то, что желаю.

Ни мускул на его лице не дрогнул.

Чуть зубами не скрипнула от негодования, но возмущение проглотила:

— Так оно и есть, — решила с другой стороны зайти. Нарочито глаза отвела, пусть думает, что робею я пред ним: — Но ломание, принуждение, подчинение — одно дело и часто к ненависти и вражде приводит, — рассуждала неспешно, обратно до плеча мочалку проведя и радуясь, что опять спряталась от взгляда змеиного и пронизывающего. — А умение сговариваться и уступать, пусть и в незначительных мелочах…

— Это в каких например? — спокойно перебил меня Аспид.

Не ожидала такой быстрой реакции и вопроса в лоб, вот и растерялась на миг:

— Ну-у-у, — протянула, спешно придумывая что-нибудь простенькое, но важное, — позволить мне самой выбирать… одежду, — нашлась с выдохом. — А ежели нет у вас ничего более привычного для меня… так мне бы ткань — сама нашью. Аль… сыщу из имеющегося, что более-менее подходит, а там обожду, когда моё приданое к вам подоспеет.

— Интересный подход к уживанию, — буркнул Аспид и умолк. Какое-то время мрачно взирал перед собой, будто вёл внутренний спор, а когда уж обречённо решила, что всё, не прошла моя хитрость, кивнул:

— Добро, — помолчал опять мгновение. — Будет с этим у нас сговор. Но ведь уступки не бывают с одной стороны, — напомнил безмятежно. — Ежели я тебе что-то даю, и ты мне должна. Так ведь? — даже не оглянулся, но я чувствовала, что себя перехитрила. Аспид на уловку не купился, и даже больше, он меня подловил. Пока не ведаю на чём, но как пить дать, я ещё пожалею.

— И, — чуть голову ко мне повернул, в ожидании ответа: — Мне что с того?

— Я выходить стану без стеснения и упрямства, — помедлила немного. Взвешивала слова, страшилась промахнуться с обещанием.

— Считаешь, мне это интересно? — усмехнулся Аспид, чуть вперёд подавшись и открывая больший доступ к телу.

— Уступки равными по ценности должны быть, — заверила, продолжив широкими мазками натирать пенной мочалкой спину Дамира.

— Идёт! — согласился Аспид, а у меня аж от сердца отлегло. Что ж это… не такой уж и зверь.

Как батюшка и говаривал, со Змием договориться можно!

А умная баба — на то и баба, чтобы продумать, как убедить мужа в том, что ей на руку, но так, чтобы он был уверенным в своей полной победе и выгоде!

— Вот так мы и сможем найти общий язык. Где-то ты мне навстречу, где-то я… — Дрожащей рукой натирала мочалкой Дамира, стыдливо глазами шаря по рисункам, и только страх не позволял их рассмотреть, как следует.

Да и зубы от холода постукивали, движения замедлились. Я тихо радовалась, что осталось всего ничего — пену смыть с головы Аспида. Черпанула тёплой воды из кадки, что подле купальни стояла. Промыла волосы ослабевшими руками… и одна соскользнула с его головы да на плечо легла. Одёрнуть не успела, Дамир за запястье перехватил, и в следующий миг я уже в воду с плеском ухнула.

Всхлипнула от неожиданности и страха, выбраться мечтая, да муж крепко держал:

— А ну уймись. Вновь как кобыла ретивая. И видок заезженный. Помыть тебя надобно.

— Но ты обещал!.. — пискнула испуганно.

— Так не насильничаю, — подметил верно и в подтверждение своих слов просто меня держал на себе… в воде. — Не рыпайся и обойдётся… Сама же предложила сговариваться, — смотрел в упор. Хоть мерещилась насмешка, но ни губы, ни глаза не улыбались. Потому и взаправду оробела — уж больно серьёзен был Аспид. Ни к добру это! Ох, ни к добру…

— Вот и сговоримся, — продолжал голосом чаровать да взглядом пленить. — Я не насильничаю боле, а ты не рыпаешься, как бешеная кошка. Принимаешь, как должное, что отныне ты — моя жена, и не делаешь глупостей. И ежели на близости буду настаивать, не откажешь. Всё же я тебя не для любования себе взял. Женой нарёк. Мне наследник надобен! — ровно, вкрадчиво, проникновенно, вызывая в теле ответную дрожь и жар.

— Так я и собиралась по чести выполнять супружеский долг, но ты… обманул, потом силу применил, а теперь… — запнулась, обуреваемая шквалом эмоций, — меня даже от мысли воротит, — шикнула наболевшее.

— Неужто такая нежная и несведущая? — в зелени глаз жгучий интерес полыхнул, губы чуть изогнулись. — В первый раз всем неприятно…

— Да не в том дело! О боли ведала, но ты зверем себя повёл. Не виновата я, что от вида твоего у меня тотчас кишки в узлы вьются…

— Точно не бабочки? — прищурился окаянный Аспид.

Точно глумился! И пусть не хохотал откровенно, но ведь не мог такого ляпнуть по серьёзу!

Хапнула от возмущения воздуха с диким желанием огрызнуться, но нарочито спокойно отозвалась:

— Ежели только их капище.

— Что ж, огонь я, стало быть, для тебя? — вскинул брови Аспид. Я сморгнула ошарашено. — Добро, — принял мой молчаливый ответ Дамир, мгновением погодя кивнув: — Мне подходит. И жестоким просто так не собираюсь быть. Дам тебе немного времени…

— Давал уже, — фыркнула негодование.

— Так не моя вина, что ты ему едва рогов не наставила. Я бы, может, и плюнул на это дело, а вот Аспид измены бы не простил. Радуйся, что легко отделалась, как и княжочек твой доморощенный.

Ух, и обидно за Светозара стало.

Но я благоразумно промолчала о том.

— Хорошо, — опять кинул Аспид, — дам тебе время и возможность ко мне привыкнуть. И сам сделаю что угодно, дабы ты сама меня захотела.

— Это невозможно, — призналась, как на духу. — Уж говорила, другой моему сердцу люб!..

— И не смей к этому чувству моё сердце приплетать! Поверь, я лучше ведаю, кто в нём живёт и кто ему мил.

— А ты не путай, свой кусок и мой, — не преминула брякнуть. — Люби себе, кого угодно, а я Све…

— Не смей при мне его имени повторять! — грозно припечатал да так грубо за запястье сжал, что зашипела от боли.

Аспид жесток, мог и убить соперника, а от страха за Светозара я задрожала сильнее:

— Нет-нет, прошу. Я не хочу ему смерти!

Вот теперь гневом сверкнули очи Змия:

— Не трону, но с этих пор ты спать у меня будешь! В моей опочивальне!

— Что? — ахнула. Сердечко так припадочно ёкнуло, что я едва в чувствах осталась, закружилось всё перед глазами, дышать тяжко стало.

— То! — властно отрезал Аспид. — Жена ведь… Аль считаешь цена не равная: жизнь княжича в обмен на то, что и без того мне причитается?

— Но тогда ты мне дозволишь гулять!.. — выпалила, уж не ведала откуда сил черпанула. Торговаться, так торговаться! Я своего не упущу, даже мелочи затребую.

— А кто-то держит? — нахмурился Дамир. — Захочешь, могу крепость показать…

А я опять рассеянно замялась. Ежели судить по его ответу, так я вольна и по дому бродить, и по острову, вот только не ощущала себя хозяйкой жизни своей.

— Идёт! — кивнула, облизнув сухие губы. Дамир всего миг победно улыбался, словно не я для себя поблажек и отсрочки выторговала, а он ещё лучшие условия отвоевал. Потом ликом потемнел, взор по моему лицу скользнул, стопоря на губах. Опасностью повеяло и даже воздух накалился да так, что я дышать забыла.

Нарушит данное слово?

Глава 13

Глава 13

Вольха

— Вейта! — рыкнул Аспид да так зычно, что стены вздрогнули. Непривычно это было, у нас никто в хоромине не орал.

Хотя воевода на отроков покрикивал и дружинных, ежели провинились.

И то — только по делу.

Аль дядька Степан, гоняя ленивую челядь.

И то — во дворе и на кухне, никак не в главном доме.

Мысль упорхнула, расторопная прислужница быстро в комнате оказалась. Видимо, рядом была. Уши грела…

О том ведал Аспид, потому и крикнул.

— Мне брюки и рубаху принеси, а госпоже, — на миг умолк, — халат, ночную рубашку и обувь… И что для красоты надобно, — добавил секундой погодя, — гребень, зеркало. И почему нет простыни? Нам мокрыми ходить? — а потом что-то на непонятном языке бросил.

Девица шумно воздух втянула воздух, явно желая огрызнуться, но меня окатив колючим взглядом, послушно выскочила за дверь, выполнять распоряжение любимого хозяина.

А то что любимый, всяк бы догадался: по взгляду её, по жестам, вздохам.

Только дверь за прислужницей затворилась, Дамир пояснил:

— Она на твоём языке плохо говорит, но понимает.

— Моём? — озадачилась, в тёплую воду поглубже ныряя, дабы согреться. — Он что же не твой? — на последнем умолкла.

— А я не ведаю, какой мой, а какой выученный.

— И что, много выученных?

— Хватает.

Ещё пуще озадачилась, не представляя, как это возможно, а мгновением погодя предположила:

— Так, может, тот, на котором думаешь?

— Может и так, — повёл головой Дамир.

— А Вейта… она откуда такая… ни как я… — размазанно прозвучала мысль.

— Из другой страны, — отрезал Аспид, явно не желая обсуждать эту тему.

Ни с того, ни с чего потянулся ко мне.

Я, точно испуганная мышь, в угол зажатая котом, к дальнему бортику купальни шарахнулась, спиной больно впечатавшись.

Недобро сверкнули зеленью глаза Аспида.

— Опять как зверёк загнанный, — бесцеремонно к себе дёрнул да так, что чуть носами не стукнулись.

Пискнула глухо, уже представляя в красках боли, как ирод окаянный опять мной овладеет, наплевав на обещание, но Дамир грозно рыкнул:

— Слабачка трусливая! Я же обещал не брать силой! — рык проглотил: — Но ты жена мне! Не смей укрываться и прятаться! Любоваться тобой право имею! О том вроде сговор был!

Нервно не то кивнула, не то головой мотнула.

— И буду! — грозно припечатал, глазами вниз поведя, словно дозволял мне самой решиться на важный шаг.

Зажмурилась от стыда: лицо жгло, но дух переведя, медленно руки, коми грудь прикрывала, отжала от тела и в воду погрузила.

Аспид хищно прищурился, взглядом вольным обшарил, что открылось на обозрение:

— Другое дело, Вольха строптивая, — смягчил тон. — Вот и запомни, сговорились мы на перемирие. Я тебе уступаю. Ты мне. И глаз радовать будешь, когда пожелаю…

Я сглотнула сухость во рту:

— Молю, только не при других… а то доведёшь, руки на себя наложу, — тихо шепнула, почти рыдая.

— С чего вдруг? — недопонял Дамир. — Тем, что ты моя, и я хочу тебя хотя бы обнажённой лицезреть?

— Не привыкшая я к такому… — глаз оторвать от воды не в силах.

— Привыкнешь! — самонадеянно усмехнулся Аспид. — Да и нет, считай, никого в крепости: кухарка — Шамира, прислужник — Татуа, Вейта и я…

— И всё же, — промямлила упрямо.

— А я вот совсем не против, чтоб ты меня рассмотрела и изучила…

Забыв о смущении, подняла на него глаза.

Глумился опять?.. Но нет! С серьёзным видом, сидел по грудь в воде…

— И трогать можно, — спокойно добавил, но будто добить меня желал откровением.

Опять лицо обдало жаром.

Чуть улыбнулся, пристально следя за мной.

— Мне нравится, как ты смущаешься, и слов не находишь, — непонятно чему порадовался Аспид. — Надо тебе почаще меня мыть, а мне тебя на темы личные выводить.

— Как есть, смерти моей желаешь! — возмущённо шикнула.

— Ничуть. Мне свободная жена надобна. Раскованная и смелая. Нет мне дела до твоих страхов и стыда. Между мужчиной и женщиной разные чувства бывают, отношения и связь. Этого и от тебя жду. Мне в постели брёвна не любы…

— Так огня у любовниц ищи, — зло на дверь кивнула, намекая на Вейту — А жена… наследников ради и крови сильной…

— Думаешь, твоя кровь чиста? — насмешливо хмыкнул Дамир.

— Я же княжья дочь. Княжна, — мямлила, сбитая с толку.

— Глупая девица ты, Вольха. Ты ничем бы не выделялась от других, ежели б не сердце моё… И только оно сделало из тебя ту, кто шибко Аспиду пришлась по вкусу. Моё сердце прокачало твою простую кровь, обратив человечку в нечто более сильное и выносливое. И такое бы случилось с любой, кому бы я такой дар сделал — княжья дочь аль девка без роду и племени. Это вы, людишки, с чего-то взяли, что родиться в семье, коя когда-то власть захватила и себя важнее других объявила, и в самом деле значит отличаться своей сутью от других. Но ведь это не так… Голубую кровь в вас лишь такие, как я, заливают! Не создавали вас боги с кровью отличной друг от друга, лишь смешение с нами, существами иного порядка, позволяли стать иными. И Я дал ТЕБЕ этот шанс. Но за это прошу ответную плату. Наследника…

— А я смогу? — не поверила. — Не слыхала я, чтобы у Аспидов дети от смертных рожались.

— И мы смертны, и вы. И рождаются, но не несут в себе нашей редкой, голубой крови. Полукровки, так и живут: обращаться под стать Аспидам не могут, но сильнее других, здоровей, красивше…

— И у тебя уже есть простые дети? — надломился мой голос.

Дамир не ответил — в купальню Вейта вошла с высокой стопкой аккуратно сложенных вещей.

— Госпоже помоги, — Дамир как ни в чём не бывало встал. Как увидала я его обнажённого да в силе мужской, шарахнулась опять прочь, крепко зажмурилась, дышать забывая. Нарочно он меня в краску вгонял! Сказал же, что нравилось ему это…

— А потом в комнату мою проводи, — продолжал размеренно давать указания Аспид и, судя по шороху ткани и шлёпанью босых ног, уже на полу, рубаху натягивая.

— Да, господин, — нарочито вежливо отозвалась Вейта. Я уже начинала привыкать к коверканью слов. — А вина и сыра надобно?

— Сам принесу, мягче добавил Дамир, и я решилась глаз открыть. Для начала один. Только убедилась, что супруг не сверкает голытьбой, выдохнула ровнее.

Аспид, выходя из помывочной, напоследок на меня посмотрел… Странно так: задумчиво, беззлобно. Но только дверь затворилась, перед очами прислужница оказалась, специально собой загородив дверь, за которой скрылся Дамир. И эта девица явно место своё не знала. Вернее, думала, что я нагло заняла её место! А что у неё виды на моего мужа — к ведунье не ходи, видно было даже слепому.

Что ж, нелегко мне придётся жить под одной крышей со змеёй, выгадывающей момент, как бы ужать сильнее. А девка не из робких. Вон как чёрными глазищами на меня колюче смотрела: ни уважения, ни почтения. Эта скорее подножку поставит, нежели руку протянет. Яду подсыплет, чем угодить постарается.

Чует моё женское нутро: надобно подлянки ждать от прислужницы. Воевать станет за «счастье» своё крылато-хвостато-чешуйчатое. Ну и дура! Нет мне до него дела. Заложница я! Обещаний чужих, своей судьбы. Мне бы продержаться срок, и забывай как звали. Есть у меня другой, кто ждать обещал. Есть у меня дом, где рады мне будут всегда…

Как бы плохо о девке ни думала, нужно отдать должное, Вейта дело своё знала. Помогла помыться, длинные волосы отмыть, отжать, прочесать. В косу тугую заплести. И рубашку ночную надела и халат, пошив которого меня вновь подивил. Никогда не ожидала такого богатства ни в ткани, ни в цветах, ни в диковинном крое.

Рубашка из тонкой, струящейся материи, такой лёгкой, украшенной на груди кружевном. С изящными лямками и откровенными вырезами.

Мастера над ней поработали. И восхищение моё по праву заслужили, только в ней я вновь себя распутной девкой ощутила. Потому поспешила спрятаться в багровый халат с золотым теснением и зелёно-жёлтым рисунком. В пол. С поясом. А на ноги мягкие тапочки обула.

— Спать ложиться будете, лучше распустите, чтобы просохли, — холодно напомнила, даже не пытаясь уважение выказать.

Поставить бы её на место, да нужно ли мне оно?

Не хотела я тут задерживаться.

И уже тем более за Дамира с челядью ругаться.

Вот ещё! Какая глупость…

Долго по каменной лестнице, спиралью вьющейся, вслед за прислужницей поднималась. Спускаться куда легче, да и тогда от страха себя не помнила, а когда прогрелась, освежилась… дорога обратно в опочивальню Аспида — нескончаемым мучением стала.

Ноги заплетались, дыхание сбивалось, но не отставала. Негоже слабость выказывать. Чего не хватало, позориться перед мужем! Но про себя чертыхалась. Ежели мне так каждый день мотаться, с ума сойти можно! Проще опять верёвку в окно…

А только у двери остановилась, поняла, что так волновалась, хоть сердце из груди вырывай! Кто же его ведал, что на ум супругу придёт? Какую хитрость выдумает, дабы меня к близости принудить?

А то, что он мне так просто жить даст — сомневалась!

Вейта спокойно дверь толкнула… аккурат с оглушающим ударом чумного сердечка, и тотчас мне похорошело — не было никого в комнате.

Несмело вошла, ещё не прогоняя мысль, что Дамир мог быть где-то глубоко внутри, и потому я на него сразу не наткнулась, но уже внутри огляделась — нет Аспида!

Полегчало…

— Госпоже ещё что-нибудь надобно? — бесстрастный голос Вейты вырвал из пустых дум.

— Нет, спасибо, — отстранённо отозвалась я, уже всматриваясь в мелочи, которые вначале не заприметила. Как поняла, это огромное пространство, лишь для вида разделённое невысокими каменными стенками, для Аспида — два в одном: и почивальня, и кабинет.

Обстановка везде хоть и мрачная, но разная, а огромный ковёр с мягким, длинным, пушистым ворсом объединял обе части. Он, как размашистое озеро посреди леса.

В опочивальне: широкое ложе, кресло, стол…

В кабинете вдоль стен тянулись высокие полки со свитками, картинками, фигурками. Резное кресло было плотно задвинуто за дубовый стол с аккуратным убранством: чернильница, перья, несколько штук скрученных пергаментов.

Из одного окна вид на густой лес, что за каменистым плато раскинулся. Стало быть, крепость на утесе высилась. Из другого — пустошь, сменяющаяся угрюмыми скалами. Из центрального — шикарный вид на поля и лес. И везде, куда ни глянь, простираются тёмные воды: ни берега, ни края не видать. Со всех сторон и до горизонта…

— Опять думаешь на себя руки наложить? — комнатку наполнил тихий голос Аспида да меня из глубоких раздумий вырвал.

Глава 14

Глава 14

Вольха

— Нет, пока, — головой повела, но взгляд до сих пор цеплялся за проём центрального окна, из которого небольшой каменный выступ виднелся, как помост на воде.

— Пока, — повторил Дамир, верно зацепившись за мысль.

Поравнялся со мной, и тогда я испуганно покосилась на него.

Гордый стан, прямой взгляд. В руках поднос с кувшином, двумя чашами, тарелкой с головкой сыра и кусками хлеба.

Желудок, как назло, тоскливым урчанием выдал, что голодна.

Оно и понятно, последнее время аппетит ежели и просыпался, то новоиспечённый супруг его на раз отбивал. А сейчас вроде как перемирие, вот и не скрыть, что кушать хочется.

И тепла… Как-то в покоях Аспида совсем не жарко, и ежели б не тёплый и длинный халат, поди, закалела бы от холода.

— Ступай в постель, ещё простынешь, захвораешь, — словно услышал мои опасения Дамир. — Мне больная жена не надобна, — беззлобно добавил, и я послушно шагнула к огромной постели, хотя шалая мысль, приболеть, дабы избавиться от повинности, мелькнула.

Но я её отогнала: ибо, во-первых, сомневалась, что захворай я, Аспид от меня сразу откажется. Объяснил уже и насчёт крови, и свои планы на меня, потому впустую стращал. Я ему нужна… и будет мучать весь срок!

А, во-вторых, не болела я детства! С чего бы сейчас хворь подхватить?!

На этом остановилась подле ложе, держась за одеяло. С сомнением покосилась на Дамира:

— Знаешь ведь, что не бывало этого с того дня, как ты меня спас, — уличила в лукавстве. — Скорее уж хитрый ход, дабы меня поскорее в постель уложить, — прозорливо подметила.

— А ежели так, опять от страха в окно сиганёшь? — прищурился Аспид.

Промолчала, но насмешку его запомнила.

Злопамятной не была, да в долгу оставаться не привыкла!

Покрывало сдвинула, как была в халате, нырнула под одеяло, с едкой радостью отметив, что Дамир мою хитрость понял, но благоразумно промолчал.

Поднос мне на ноги водрузил. Неспешно налил в чаши тёмно-красного напитка. Одну мне вручил:

— Выпей.

Аспид, видимо, не привык предлагать, советовать, рекомендовать. Его тон был хоть и спокойным, но властным. Таким, что и отказать язык не повернётся.

Послушно ладошками обхватила чашу… неожиданно тёплую, и осторожно пригубила.

М-м-м, у напитка оказался дивный запах и кисло-сладкий, чуть терпкий вкус, как забродивший сок.

— Что это? — более смело сделала ещё глоток.

Напиток приятно обласкал язык и горло, горяча внутренности. По венам тотчас кровь быстрее побежала. Огонь в животе, в голове лёгкость, какая-то дымка…

— Вино! — кивнул Аспид, и тоже вина отпил из своей чаши. — Напиток из дальних земель. Его ещё напитком богов зовут.

— Богов? — похлопала ресницами и с благоговеньем заглянула в чашу. Тёмная жидкость, ничего божественного, окромя запаха и вкуса. — Вкусно… — жаднее припала. Так вино мне понравилось, что до дна выпила. И даже каплю последнюю слизнула.

— Полезный, но опасный, — Аспид благородно ещё налил.

Смотрел так снисходительно-насмешливо, что ли…

Я решила не обижаться, ежели он правда смеялся над моей невежественностью.

Взаправду никогда ничего подобного не пробовала, зачем лукавить?

— Закусывай, а то вино с тобой злую шутку быстро сыграет.

— Это какую? — подивилась. В голове не укладывалось, что такой чудесный и вкусный напиток в игры играть может. Тем более с тем, кто его пьёт.

Аспид наговаривал. Нарочно в заблуждение вводил.

— Чем полезен? — но сыра кусочек в рот положила. Вином запила, к удивлению отмечая, что напиток по-другому зазвучал. Не хуже, но по-иному.

— Кровь горячит и лечит. Помогает расслабиться.

— Лечебный? — ахнула, ещё глоток сделав и сыром закусив. Ну и хлебом. Как говорится: «Аппетит приходит во время еды», а с таким напитком за компанию грех не полакомиться!

— Да, — скучающе кивнул Дамир, осушив свою чашу и на поднос поставив.

— А чем опасен? — в отличие от мужа, я вторую порцию допила, но думала ещё попросить, да Аспид её у меня забрать вздумал. Ненавязчиво потянул… и ещё разок, потому что я за неё так вцепилась, словно не хотела расставаться.

— Как и любое лекарство: оно и лечит, а может покалечить, — с третьей более резкой попытки, мужу удалось забрать у меня чашу.

— Такое вкусное? — обиженно изумилась, к удивлению отметив, что стала как-то странно себя ощущать. Необычно… Вяло… сонно… Перед глазами поплыло…

— Ты меня… — дышала с трудом. Мысли путались.

Такая тяжесть накатила, что я на подушки упала, сражаясь с сонливостью. Вяло смаргивала морок, да он сильнее оказался.

***

Просыпалась медленно. Тяжко было и в голове, и в теле. И веки пудовые, всё никак не поднимались.

Зато было тепло и уютно, хотя в крепости всегда прохладно. Особливо в опочивальне Аспида!

О, Святая Лада!

Так ведь я как раз в его комнате была!

Запоздало мысль прилетела, что я вообще уснула в его постели. И тепло мне…

Вот теперь глазищи распахнула, уставляясь в стену перед собой и нервно прислушиваясь к незнакомым ощущениям и звукам.

Осторожненько глаза скосила ниже. На руку Дамира, коей меня обнимал, к себе прижимая и до мурашек страшно стало, особливо, когда его ровное дыхание на затылке почувствовала.

Жар тела…

— Не дёргайся, — тихо прошелестел голос Аспида, прогнав с головы до ног неуправляемую толпу мурашек.

И как теперь?

Что делать?

Совсем стало не по себе. Лежала и страшилась пошевелиться.

— Ты обещал! — чуть нервно вышло, но это от того, что дышать нечем было, вот и получилось на шумном выдохе. — Пусти, — порывисто рванула из объятий, да из постели, и чуть не упала, не ожидав, что так просто отпустит.

Вскочила на ноги, поздно сообразив, что на мне нет халата. Я лишь в ночной рубашке, облизывающей моё тело и мало что скрывающей — по крайней мере, того, что Дамиру показывать не собиралась!

— Ой! — пискнула, отворачиваясь и обхватывая себя за плечи. — Не смотри, прошу, — взмолилась, чтобы проклятый Аспид перестал меня смущать.

Глазами хаотично по убранству шарилась, свой халат выискивая.

Где же он?! Хотя бы… он…

И секундой погодя вздрогнула, когда со спины на плечи легла прохладная и тяжёлая ткань. Осторожно, бережно, чтобы не спугнуть.

Затаилась, слушая дикий бой шалого сердечка.

— Спасибо, — благодарно выдавила и губу закусила, кляня себя, что опять себя истерично повела, не должно статусу княжне и жене Аспида.

— Не брал я тебя, мы спали… Ежели думаешь, что лгу, скажи, где я нарушил слово.

— П-прости, — искренне повинилась. — Я вчера… не ожидала, что вот так… быстро усну. А проснулась, а вы так близко, — бормотала сбивчиво, кутаясь в спасительный халат, и только ощутила себя закрытой настолько, чтобы продолжить разговор лицом к лицу с мужем, повернулась.

— Ты меня вчера опоил?

— Не специально. Вино как раз тем и опасно — незаметно пьянит.

— Пьянит? — вторила тихо. — Дурман такой?

— Да, как зелье, что сознание мутит. Зато ты расслабилась и уснула. Спала крепко, и сейчас тебе лучше.

— То есть, вино позволило мне спать рядом с тобой без страха, — задумчиво мысль Аспида на свой лад переиначила. — А стало быть, могу весь год пить вино, чтобы мне с тобой было проще уживаться? — показалось странным, но не худшей из идей.

Может не гениальная мысль, но ведь здравая.

Разве нет?

Но судя потому, что Дамир нахмурился и губы жевал, это было не так.

— Нет, — качнул головой Аспид, подтверждая мою неправоту. — Злоупотреблять им не стоит. Привыкаешь быстро. А ежели приём вина войдёт в привычку, тогда без него станет совсем несладко жить. Тем более, оно редкое и дорогое. Достать крайне сложно, и потому его дают ради исключения — как лекарство.

— Значит, быть под воздействием всё время нехорошо?

— Лучше привыкай ко мне так, — кивнул Аспид. — Думается, у нас может получиться… прижиться на такой короткий срок. Скоро завтрак, — сменил тему. — Нужно поспешить, а то Шамира не любит, когда опаздывают.

— Кухарка? — подивилась я, заметно расслабившись. — Она наделена какой-то властью?

— Можно и так сказать, — хмуро согласился Дамир. — Всё же заведует кухней, и оказаться отлучённым от её стряпни — ещё то наказание.

— Правда? — ещё больше изумилась.

— Особливо, когда долго путешествовал и обессиленным домой вернулся.

— Путешествовать? — это слово для меня всегда было сродни сказочному и чему-то до истомы сладкому. Заветному, сокровенному, ведь купцы и редкие бояре по землям чужим разъезжали, а женщины… лишь дома сидели и хозяйством занимались. Даже матушка. Ежели отец по делам к соседям ехал, аль по границе нашей с дружинными, никогда его не сопровождала.

Мне всяк говорил: не бабское это дело!

А душа… она… так хотела узнать, какого это, в других краях. Повидать люд чужестранный, города, сёла, моря…

— И часто ты… путешествуешь?

— Часто, — кивнул сдержанно Дамир. — А теперь пошли, — широким жестом на дверь махнул. — Я тебя с Шамирой познакомлю. Я тебя со всеми познакомлю, чтобы знала, кто в крепости, и к кому можешь обращаться, когда меня не будет.

Я замялась:

— Мне в халате идти?

Дамир глянул на меня чуть озадаченно, словно и не заметил, что я не для глаз других одета.

— Можешь в нём, можешь без…

Я опешила. Сморгнула недоумённо.

— Хорошо, ты права. Пошли, — Аспид повторил жест «на выход». — Для начала покажу где умыться поутру можно и комнатку для тебя, где одежда храниться. Вещевая.

Я пару секунд мялась, но любопытство победило страх и стыд.

Глава 15

Глава 15

Дамир/Аспид

Пока спускались, коротко бросал:

— На этом этаже тебе делать нечего, — даже не остановился, чтобы объяснить. Вольха тихо следовала за мной, а я порадовался, что не пришлось опускаться до разъяснений, что в крепости есть места, куда ей не следовало совать нос.

— На этом свободные комнаты и твоя… Была. Нам вот сюда, — толкнул тяжёлую дверь следующего яруса.

— Что это? — ахнула Вольха. Светлые глаза распахнулись в изумлении.

— Вещевая, — пояснил ровно. — Комната, где одежда хранится, обувь и всяко-разное к нарядам.

— Это что, всё носят? — неверующе таращилась на меня супруга. Никогда бы не подумал, что такое искреннее удивление может улыбнуть.

— Да.

— Кто и где это может носить? — брови Вольхи на лоб полезли.

— Там, где я бывал…

— Но ведь, — она замялась, так и не сделав ни одного шага ближе — к полкам, вешалкам, — это не выглядит одеждой. По крайне мере, многое из этого… — пояснила, краской залившись.

— Отчего же? — теперь я озадачился.

— Ну, например, вот это, — она боязливо ткнула на открытый шкаф с набедренными повязками из южной страны, откуда родом Татуа. Их раздобыл в очередном путешествии, впрочем, как и Татуа.

Из тех же краёв и соломенные, но из другого племени.

— Это носить можно, но не нужно, — расщедрился на объяснение. — Так… разнообразия ради.

— Разнообразия?.. — с сомнением покосилась на огромные шкафы и полки с диковинными нарядами, обувью, шарфами, ремнями, головными уборами. — Зачем? — продолжала на меня смотреть жена, искренне не понимая моего увлечения.

— Это всё, как и то, во что ты была одета последнее время, коллекция, которую собираю.

— Коллекции? — опять вторила, наивно хлопнув ресничками Вольха. Она мне очень напоминала ученицу, только что открывшую первую в своей жизни книгу с рисунками.

— Да, коллекция — это… сбор чего-либо, по определенной схожести. Например, коллекция одежды. Посуды. Обуви… А я вот собираю много чего: любы виды одежды, встречающейся в тех местах, где бывал. Что угодно, если это носят…

— И приносишь сюда, — понятливо закивала Вольха.

— Ты, как ворона… она тоже таскает… только всё блестящее.

— Милое сравнение, — не сказал бы что оно мне пришлось по вкусу, но ежели жена видела ситуацию так, пусть будет так. — Платья, рубашки, платки, обувь, накидки, халаты…

— Ох, великая Лада, — восхищённо выдохнула Вольха и даже ладошку ко рту припечатала. — Выходи, всё, что здесь есть, носят люди? — опять уточнила с жаром.

— Да, — начинал уставать от очевидных «вопрос\ответ». — И ты можешь здесь для себя что-то подыскать. А ежели всё не понравится, скажи. Мы либо до города съездим, либо я слетаю.

— Так ведь моё наследство должно было уже к границе прибыть, — сглотнула Вольха. — Разве ж нельзя…

О том не желала вспоминать, тем более о наглом княжиче, кто мою супругу прижимал, поцелуев требуя.

— Хорошо, заберу необходимое, — благосклонно кивнул, но настроение испортилось.

— Что ж ты только вещи… — пробормотала жена, опять румянцем задавшись.

— Людей не пущу! — отрезал строго.

Вольха помрачнела. Взгляд потух:

— Тогда, ежели не сложно, мне бы мои вещи доставить, а сюда заходить не буду, — глазами больше в сторону не повела. Безжизненно на меня смотрела. — Не желаю Вашу коллекцию нарушать, — перешла на «вы» и как статуэтка фарфоровая, замерла.

Ух и разозлило это.

— Так тому и быть, — отчеканил я. — Значит, будешь в халате ходить! — и на выход пошёл.

Думал, жена в слёзы удариться, обиду давить станет, но нет. За мной тихо не то шла, не то плыла. Не мешая и не требуя больше ничего о крепости рассказать. И я рад тому был… Несколько затянутых минут, но до такой степени тяготила тишина, что первым нарушил молчание, когда спустились на первый ярус:

— На этом поверхе главный зал, — мой голос звучал ровно и чётко. — В этом крыле — купальня, там ты уже была. Здесь же несколько комнат для прислуги…

— Которой у тебя нет, — холодно вставила Вольха. Я на миг с мысли сбился.

— Которой у меня мало, — поправил жену и дальше зашагал: — Столовая, — жестом длани обвёл трапезную, — а в соседнем крыле — кухня, холодная с выходом в погреб и ещё несколько комнат для челяди.

— Четыре поверха? — мысленно прикинула супруга, брови нахмурив.

Я кивнул, про себя отметив, что считать умела. В наше время редкая женщина знала счёт и грамоте была обучена. Впрочем, многие мужчины тоже это считали бесполезным делом.

— Я думала, что крепость куда выше, — задумчиво прикинула Вольха.

— Это из-за башни, в которой моя опочивальня, — пояснил словоохотливо я. — Она от основных ярусов ещё на пять вверх тянется.

— А внутри неё что? — подивила разумностью жена.

Я чуть помедлил, не ведая стоило говорить, аль нет:

— Застенок. От подвала до верхней комнаты, — ровно отозвался я, а Вольха, как испуганный заяц от меня шарахнулась:

— И много там народа? — не мигая огромными глазами на меня смотрела.

— Никого, но бывают, — признался, не желая, чтобы она меня мягким посчитала. — И не только люди.

Глаза Вольхи распахнулись ещё шире.

— Не допускай мысли, ежели я изъясняюсь по-человечески и иду на сговор, я таков со всеми и всегда. Это было отнюдь не так. Я безжалостен, когда считаю, что так нужно. Могу дать послабление, если оно уместно. Могу припугнуть, могу наградить. Для меня справедливость важна… И в первую очередь она важна для моей совести, а не вашей оценки ради. Мне плевать, что вы обо мне думаете. Есть я! Мой род… Поэтому я никогда не позволял врагу уйти безнаказанным. Этого ни Дамир, ни Аспид не допускали и не допустят впредь.

— Наверное, поэтому ты до сих пор жив, — промямлила жена, но уже без прежнего страха. Понимающе и сдержанно.

— Вероятно, — кивнул, желая эту тему быстрее закрыть, поэтому дальше зашагал: — Ещё есть подвал и хранилище. Близ дома несколько хоромин и пристроек для скота. — А вот и кухня, — сопроводил Вольху до помещения, где Шанура и Татуа хозяйничали.

Вольха

Запах тут витал, как и на кухне в моём доме, где заправляла Авдотья Степановна с дочкой и её сыном. Мясом, гречкой, первым и свежевыпеченным хлебом…

— Шанура, это Вольха, княжна Грозненская, и ваша госпожа, — чинно представил меня пышнотелой женщине Аспид.

Тётка крупная, на вид строгая, вон как брови хмурила.

На нас глянула едва ли — над сковородкой колдовала, ловко обжарку делая и при этом умудряясь попробовать то, что в кастрюле булькало.

— Надеюсь, она у нас подольше задержится? — её язык тоже коверкал слова.

— Ты забываешься, — невозмутимо отрезал Дамир.

— Не пугай, — отмахнулась с кислым лицом смуглокожая Шанура. — Хочется уже чего-то постоянного в твоей жизни, окромя меня и Татуа.

— Давай я это сам решу. И тем более обсуждать свою жизнь с тобой не намерен, — судя по тону Аспид начинал злиться.

И я его понимала. Что-то не помнила за нашей кухаркой, да и другой челядью такого нахальства, как князю и княгине тыкать в личное, аль советы раздавать.

— И тебя здесь никто не неволит. Двери открыты, — так спокойно добавил Дамир, что я в который раз подивилась его выдержке и странным отношениям с кухаркой.

— Да-да, — слишком понятливо покивала Шанура, продолжая куховарить. — Знамо, помним… Мы свободны, ежели е сожраны. А ты всё сам! Аспид ведь! — без единой насмешки, но явно журя. — Да только жена надобна до конца жизни, а не до первой ссоры с Аспидом. Так что вы, княжна, — на меня тёмными глазами повела Шанура, — осторожней. Дамир лучший человек на земле, а вот Аспид ещё тот Змий, — и словно так и нужно, отвернулась хлебом заниматься, что в печке подоспел.

Дамир/Аспид

— А она не слишком пряма речами и мыслями? — прошептала Вольха, будто боялась обидеть Шануру.

— Да, за это я её и ценю, — признался, махнув на выход.

Можно было рычать, зубами клацать для устрашения, требовать дерзкую кухарку при хозяйке выказать мне больше уважения, но с Шанурой это бессмысленно.

Не от неуважения ко мне она себя так вела, а потому что с рождения не была привыкшая падать и пресмыкаться.

— А ты не боишься, ежели одной челяди дозволить такое, и другие за правило возьмут?

— Много кого у меня видишь? — стрельнул упрёком, остановившись у накрытого стола и услужливо стул для Вольхи сдвинув, предлагая сесть.

— Нет, — покраснела жена. Поняла, что сболтнула, ведь сама недавно малочисленностью прислуги мне тыкала.

Аккуратно заняла место, а я до своего прошёлся:

— Ломать человека под себя — негоже. Ты с ним либо уживаешься, либо прощаешься. А Шанура… она своеобразная. И готовит исправно, — сел напротив Вольхи. Руки на стол водрузил, оставив между тарелку и вилку с ножом. — Она говорит редко.

— Я бы так не сказала, — брякнула супруга, опять нахмурив брови.

— Это она сегодня на тебя впечатление произвести решила. В её стране это дозволялось.

— В её стране? А откуда она? — тихо уточнила Вольха. Хотел было отмахнуться, но то с какой искренней заинтересованностью вопросила жена, подкупило:

— Из далёкой страны, где белокожего днём с огнём не сыскать. Где не бывает снега. Лишь изжигающее солнце и затяжные ливни. Земля полная странных существ и животных. Дикие места, где есть племена поедающие себе подобных.

— Люди? — ахнула супруга.

— Да. Ходят обнажёнными и молятся своим богам.

Глаза Вольхи с каждым моим пояснением расширялись всё больше и больше. Она была так неподражаемо изумлена, что я совсем расщедрился на рассказ:

— Я её из свободного племени забрал. И она… мне семьёй стала как раз из-за того, что другая. Никогда до Шануры такой силы духа и характера у женщины не встречал. А может, это её так жизнь закалила.

Вся её семья от болезни слегла, когда Шанура ещё молодой была. Как часто водилось, соплеменники стали думать, за что боги прогневались. Решили жертву принести. Она сама вызвалась. Уж не ведаю, что у них там в племени далее случилось, а эту ворчунью я забрал себе. Не специально, так вышло…

Привязанную к столбу, полноватую девицу с высоты полёта увидал. По пояс в воде. Спокойная, смиренно ожидающая участи. А к ней уже водный бескрылый Змий приближался. В нём ничего человеческого не учуял, а только голод. Стало быть, убивать плыл.

Я собирался мимо пролететь, но что-то ёкнуло в груди, и осознал, что натворил, лишь когда расправился с заморским Змием.

Аспид во мне заурчал утробно, любуясь красотой жены… в её истинном не скрываемом удивлении от моего рассказа. Ох и нравилось Змию с какой жадностью Вольха меня слушала.

Странно это, но и Дамиру это нравилось.

Глава 16

Глава 16

Вольха

— А это, Татуа…

Страшась вздохнуть, вытаращилась во все глаза на чернокожего гиганта, остановившегося возле Дамира.

Одет хорошо, аккуратно, как прислужник богатого господина. Но его рост! Кожа!!! Волосы!!! Глаза!!!

Это пугало и завораживало.

Я никогда не видала такого цвета на людях.

Но как-то слыхала от купцов заморских, путешествующих через наши земли, что есть в мире разные люди: жёлтые кожей, красные, чёрные. С узкими глазами, кучерявыми волосами, красными, как огонь, тёмными как ночь глазами. Но никогда не видывала воочию, а у Аспида словно были на подбор разные представители люда собраны.

И ладно, Вейта и Шанура, а вот Татуа… даже имя у него ненашенское! Где только сыскал такого человека Аспид?

В недрах земли? На пепелище капища злому богу?

Что ежели он сын… того бога?

— Татуа, это Вольха, княжна Грозненская, и твоя госпожа, — вторил Дамир для ушей прислужника.

— Госпожа, рад вам служить, — учтиво поклонился гигант и образ «сына злого бога» тотчас сошёл на нет. Шибко спокойный и ровный у гиганта был голос. Текучий и размеренный. Он успокаивал, несмотря на то, что Татуа очень плохо говорил на моём языке.

— Вольха, бояться нечего, — прозорливо заметил муж. — Не обманывайся глазами, лучше слушай сердце. Глаза… они часто лгут, а вот чувства редко. Несмотря на внешний вид, ты не найдёшь спокойней и доброжелательней человека, чем Татуа. Он очень смышлёный и рукастый. Благодаря его хозяйственности крепость и держится.

Оно и понятно, не Дамиру же убиваться и ремонтировать жильё.

— Понятно, — кивнула зажато, продолжая следить за гигантом, который с позволения господина пошёл в сторону кухни.

— Но вас в крепости всё равно мало, — пробормотала я, когда завтрак подходил к концу, — как же вы со всем справляетесь?

— Спокойно, — отстранённо буркнул Аспид. — У нас основное делается, а в городе, чуть дальше, — неопределённо мотнул головой, намекая на единственное поселение на его острове, — хозяйство богаче и шире. Оттуда нам провизия и приходит.

— А им откуда?

— Сами трудятся, а что невозможно здесь сделать, закупаем за большой водой. Раз в месяц я дозволяю кораблю причалить и то… Только с тем товаром, что заказывали на том берегу. Ежели кто нарушит правило, либо больше сюда не причаливают, либо… вообще больше не причаливают, — безлико закончил Аспид.

— Убиваешь? — моё сердечко ёкнуло.

— Да.

— Это жестоко…

— Всякая тварь желает выжить, я не исключение. Потому не могу рисковать. Уж говорил о том. Мне проще упредить беду, чем расхлёбывать последствия. Тем паче, вас много… Ты даже не представляешь, как много, а подобных мне… единицы…

— Может потому вы и вымираете? Нелюди… Кто с вами жить захочет?

— Ты бы удивилась… — припечатал змеиными глазами Аспид, явно выходя из себя. — Но меня всё устраивает. Я и один жить могу… Так что не советую пытаться меня обхитрить или тайком сбежать на корабле. Плачевно закончится. А теперь доедай завтрак… молча!

Я нахмурилась. Он явно не желал говорить, поэтому я благоразумно заткнулась и больше разговорами не мешала.

А только мне дозволили удалиться, поспешила в комнате скрыться, дабы своим видом непристойным никого не смущать в крепости. Хотя о чём я?! Вроде никто и не заметил, что я в халате завтракала…

Но, как бы то ни было, я смущалась, потому сидела взаперти!

Так тянулся день. Днём и вечером только ко столу выходила, предпочитая уединение. Халат всё же не подходил для гуляний. А чтобы не шибко скучать, изучала картинки в той части комнаты Аспида, которая больше на кабинет походила.

Ожидая ночи, лежала с дико бьющимся сердцем, страшась того мига, когда хозяин придёт, но Аспида всё не было…

И даже к ночи не явился. А когда проснулась, ворочалась сонно, пока неверующе сморгнув, не села на постели.

Мой сундук с вещами!

В рубашке тонкой, как уснула, так и соскочила с ложа. Босиком метнулась к ларю вещевому. Тяжёлую крышку, распахнула аккурат когда дверь в комнату со скрипом открылась.

Я замерла в ужасе. Дамир застыл на пороге, бесстрастно взирая на меня.

— Прости, — руками обхватила себя и отступила в сторону — за сундук с открытой крышкой, — не ждала…

— Я заметил, — холодно бросил Аспид. — Завтракать спускайся, — с тем же спокойствием добавил: — Вейту позвать?

— Нет, спасибо, сама справлюсь.

Девица вчера ни разу ко мне не заглянула узнать, надобно ли мне что-то. Странная прислужница и явно не знающая, что такое прислуживать!

— Тогда спускайся ко столу, — вторил секундой погодя и ещё загадочно постояв, ушёл, затворив за собой дверь.

Странный он…

И сердце моё с ума сводил. Из огня да в полымя меня из-за него бросало. Даже ладошки к лицу приложила, в который раз отмечая, что меня жаром охватывало, когда Аспида видела. А может от того, как на меня смотрел?

Непонятно как-то. И не сказать точно — люба я ему аль нет. Убить желает аль обнять. Сожрать аль поцеловать.

Глядел так, словно сам с собой вёл спор. Будто выискивал точный ответ, и всё никак не находил.

А для меня он как муж и мужчина был ненавистен.

Насильник он. Злой, грубый, хитрый, похотливый Аспид. Вот и было дико близ него жить. Жить рядом, сидеть напротив, спать подле и ловить на себе его взгляды.

Ведь, как бы не лгала, всё больше волновало, что же он такого обо мне думал, когда вот так смотрел?

Стоп, а зачем мне оно? Какое мне дело до того, что обо мне думал Аспид окаянный? ГОД! Год продержаться, сговариваясь, а там… свобода, дом, любый мой!

От мысли полегчало, посветлело. Я перевела дух, сердечно шалое подуспокоила и принялась вещи быстро перебирать.

Сыскала скромное платье на каждый день.

Оделась быстро, а минуя купальню, заглянула, чтобы умыться перед завтраком. Волосы в косу ловко заплела, лентой подвязала и до того мне хорошо и уютно стало, что даже заулыбалась.

В своей одёже и жизнь милее показалась!

16.2

— Спасибо, — нарушила тишину в столовой, когда села за стол в ожидании утренней трапезы. Дамир посмотрел на меня отстранённо и я пояснила: — За вещи…

Он кивнул не менее холодно. Я закусила губу, прочитав его безмолвие, как желание сидеть в тишине.

Но молчание тяготило и уже ближе к завершению, обронила:

— А сад есть? — Из окна видела нечто наподобие. Но тут местность скалистая, лишь с одной стороны крепости земля, и та нешибко плодородная.

Аспид перестал жевать, глянул на меня мрачно:

— Нет вроде. Мне цветы без надобности.

Я чуть взгрустнула.

Сад бы мне душу грел. Успокаивал… Работа на свежем воздухе.

— Скажи, чего надобно, съезжу в город.

— Не хотелось бы обременять…

Аспид так громко помолчал, при этом зыркнул хищно, что я язык прикусила, а он вновь трапезничать принялся.

Еле высидела до конца.

Уж не ведаю, куда подевался, но пока я до Шануры ходила, хозяин испарился.

Ещё тяжелее на душе стало. Я грустно вздохнула и побрела наверх.

Просидела в тоскливом ожидании, да в окошко глядючи на широкие поля, тёмные леса и очертания дальнего города.

Так нельзя! Ежели сидеть тут вечно буду, помру от ничегонеделанья!

Проглотила гордость и вниз пошла.

Не желала навязываться кухарке, как и Татуа, тем более он меня до сих пор пугал больше, чем кто-либо. Особенно, когда я решила крепость изучить более тщательно. Шла по коридору второго поверха, заглядывая в каждую комнатку.

Темнота везде такая густая, хоть глаз выколи. Но я не ведала, где сыскать свечку, вот брела по утопающей во мраке крепости наощупь и вдруг… перед глазами возник силуэт огромный. Из ниоткуда, а следом подсвечник появился в руке темнокожего прислужника. Он оказывается из-за угла вышел.

Вот так ужас я испытала!

Была готова завопить, но лишь руку к сердцу прижала, страшась, что выскочит. И с близи Татуа не был страшным, скорее пугающе непохожий на других.

— Это вам, — приуныв, виновато обронил прислужник. Коротко кивнул, словно боялся и этим жестом меня напугать. И пока я хлопала ресницами, растерянно на свечку глядя, Татуа быстро удалился.

Даже стыдно за себя стало. Когда это я так воспитание растратила, что человека даже не поблагодарила?

Поразмыслила пару мгновений и пошла за ним. Правда сыскала на кухне, подле Шануры:

— День добрый, — вежливо кивнула. Свечка была ни к месту, но я её не тушила. Всё одно возвращаться к изучению крепости.

— Добрый, госпожа, — отозвалась удивлённо Шанура. А Татуа вновь голову склонил, и было шагнул прочь, но я ему путь преградила:

— Ты прости меня, — голос от волнения дрожал. — Не ожидала я в темноте на тебя наткнуться, вот и испугалась.

Татуа глаза поднял, всё ещё в поклоне замерев. И так смотрел, словно не ожидал от меня подобного. Я тоже растерялась:

— И за подсвечник благодарю, — чтобы больше не смущать своим присутствием парочку, чинно покинула кухню. По залу быстро, но гордо прошлась и только на втором поверхе выдохнула свободней.

Теперь совесть моя была чиста. Надеюсь, он не станет меня избегать. А я, наткнувшись в очередной раз на тёмную глыбу, не испугаюсь его.

Вот нравился он мне. Пока не разобрала чем, но нравился.

Чего не сказать о моей прислужнице. Вейта меня явно избегала, хотя Аспид велел быть рядом.

Но это ничего.

Я тоже не горела желанием видеть эту девицу. Её компания меня не радовала, потому я с радостью буду гулять по крепости одна.

Аспид не обманул. В его доме и впрямь не было много комнат. И что самое удивительное — ни одна дверь не заперта! Куда бы не захотела заглянуть — везде отрыто. И это бодрило.

Всё же женщины любопытные существа. Я не исключение…

Вот так шаг за шагом, дверь за дверью прошла три поверха, для себя отмечая, где что видела полезного, интересного. Спальни, пустые помещения, подсобки… Пару дюжин точно, на два крыла и как поняла, лишь одна как-то обжита… И то с натяжкой сказать. Это была моя комнатка! Первая. В которую Дамир меня определил в первый день.

И вещи там мои оставшиеся сыскала.

Чуть перебрала сундуки и лари, в памяти оставляя, что теперь есть в моём распоряжении и для чего может пригодиться. А потом поднялась на четвёртый. О нём помнила: «Тебе здесь делать нечего!».

Было решила дальше идти — в опочивальню Аспида, как нерешительно свернула к высокой двери с одной стороны от лестницы. Помешкала пару мгновений, прикидывая, накажет ли хозяин, загляни я сюда, но в памяти не сыскав угрозы на сей счёт, потянула кольцевидную ручку.

Дверь подалась легко и со скрипом…

Глава 17

Глава 17

Вольха

Сердечко волнительно трепыхалось, руки дрожали, как и свет от свечи, что едва освещала убранство в паре шагов вокруг.

Несмело вошла в помещение и не сразу сообразила, что здесь…

Вроде помещение обычное, разве что размаха небывалого, такое просторное, что не видать конца. Ни стен, ни потолка.

Зато неясно увидала очертания странных насыпей и нагромождения крупных предметов.

Подняла подсвечник выше и ахнула.

Меня окружало невероятное количество сокровищ. Сундуки, лари и горы злата, серебра, каменья цветные, украшения, венцы, короны, серьги, кольца… и дивные украшения, образ которых даже в воображении бы никогда не родились.

Этого всего так много. Насыпи…

О, Великая Лада, столько богатств, что не одно бы княжество смогло удержать на плаву. Повела подсвечником, жадно всматриваясь в сокровищницу Аспида, да так зазевалась, что чуть её не выронила, испуганно ахнув, когда за спиной рычание раздалось:

— Я вроде обмолвился, чтобы ты сюда не ходила, — недовольно зеленью полыхнули глаза Дамира.

Шарахнулась было в ужасе, что сейчас накажет за ослушание, и чуть не сшибла высокий подсвечник на много свечей, что на ближайшем высоком сундуке стоял.

Упал бы, да Аспид, ловко подхватил утварь, на место водрузив.

— Осторожно, женщина, — до мурашек его рокот пробрал. Уж с жизнью прощалась, как Аспид прищурился:

— Чего надобно здесь?

— Ты же дозволил крепость осмотреть…

— И ты сюда тотчас пришла?

— Почему тотчас? — тихо возмутилась. — Я уже и по двору прошлась. И по поверхам нижним. Этот последний оставался.

— И? — продолжал напирать укором. — Что, как вошла, так и залипла на сокровищах?

— Не ведала я, что тут такое… — сглотнула сухим горлом, не в силах бой сердца унять. — И ежели нельзя заходить, почто засова нет? — поумничала в свою очередь.

— А я не привык двери запирать! Все, кто у меня живёт… давно мои правила уяснил.

Дамир замолчал. И я… А что ещё молвить, когда чудовище задумчиво сопело, прищуром меня пилило, вот-вот огнём не дышало. А что мог и спалить, то всяк твердил. Аспиды же они… огнедышащие.

Я потупила взгляд:

— Прости, больше не зайду… — мысль мелькнула сбежать, я даже покосилась на выход, как ровный голос Дамира остановил:

— И?

— И… — вторил тихо, обмирая от страха.

— Всё посмотрела?

— Начала только.

— Нравится? — уточнил Аспид и безлико кивнул на сокровищницу.

— Пугает, — призналась как на духу. — Никогда столько не видала. Это… невероятно… — тоже посмотрела на горы сокровищ.

— Что больше нравится?

— Мне? — хлопнула ресницами.

Повисло молчание. Пока я раздумывала над ответом. Аспид у меня подсвечник забрал, так же пугающе спокойно подпалил свечи на другом.

Один мне вернул, другой сам взял. Высоко поднял, дозволяя лучше увидеть размах его «коллекции»:

— Выбери, что бы хотела взять…

Я вновь с сомнением покосилась на горы богатств. Помимо обычных сокровищ и монет, много столиков, шкафов, полок. Они стояли условно ровными рядами, а на них… утварь разная, коей никогда не видывала.

Смутно понимала, что зачем, ибо в нашем доме, да и вообще в княжестве, такого не сыскать. Ладно, столы с посудой. Дальше со свитками. Картины навалом и по стенам наляпанные. А вот предметы, значение которых совсем не понимала…

— Спасибо, ничего, — помотала головой. Не потому что ничего не хотела. Скорее уж, глаза так разбежались, что мне теперь и мысли в кучу не собрать, какое там ВЫБРАТЬ?

— Почему? — насторожился Аспид.

Стыдливо плечиком повела:

— Не ведаю я, назначения большего количества вещей. А н что оно мне, ежели только для любования?

— Так ведь некоторые вещи и есть — так просто, для любования.

— Ежели так, пусть всё тут и будет.

— Что ж… даже украшенья никакого? Гребень новый, серьги богатые…

— Меня и моё вполне устраивает, не сносилось ещё, — разумно подметила. Всё так. Я же никуда не хожу. Мне не перед кем красоваться, так на что побрякушки, ежели их некому на мне оценить?

Странно на меня смотрел Дамир. Так странно, что опять от смущения жаром задалась.

— Хорошо, раз нагулялась, безделушек не желаешь, пошли. Ужинать пора, — отрезал Аспид, и я смиренно выдохнув, за ним к двери пошла.

Спускались молча, по коже мурашки носились от тяжёлого, задумчивого взгляда мужа. А он меня рассматривал, аж затылком ощущала.

17.2

Аспид

Ужин в молчании проходил. Мне хорошо и удобно, а вот Вольха глаз от стола не подымала. Нервничала шибко, да вилкой по тарелке водила, почти к еде не притронувшись. Думала аль правда была не голодно, не ведал, но всё же склонялся, из-за того, что отчитал её.

Не собирался ругать, да вроде спокоен был. Просто удивило…

Других девиц эти комнаты тоже влекли, дело бабское — любопытству потакать, но ежели они больше драгоценностями увлекались и одеждой в вещевой, и каждая не отказалась от подарка, то Вольха подивила.

— Ежели не голодна, можешь уходить, — дозволил, когда уж невмоготу было на жену смотреть.

Словно птица в клетке. Никогда себя заточителем не считал, тем боле тираном, деспотом, но Вольха умела из себя жертву строить так, словно насильничаю, удерживаю, руку подымаю.

Так что знать не хотел, чего она там ещё обо мне уже надумала!

И видеть её кислое лицо тоже!

— Спасибо, — отстранённо пробормотала Волха, из-за стола вставая.

Не дрогнуло сердце, когда жена ушла, но выдохнул свободней.

Не нравилось мне, как себя ощущал, рядом с ней…

Неправильно, непривычно и… ранимо.

Словно нагой человек перед толпой обозлённых Аспидов, готовых порвать слабого на куски. Никогда бы не подумал, что девица может так меня обнажать.

Может вернуть её в отчий дом от греха подальше?

Сердце на место встанет. В душе спокойней будет. И делами занять можно будет с прежней любовью, а то с тех пор как Вольху в крепость приволок, мне ничто не мило.

Тянуло обратно, будто волоком, и… почему-то близости её хотелось до жжения в груди и чреслах. А я вроде как слово дал, что принуждать более не стану. Потому и маялся, в раздумьях, как быть? И горело, и пекло, и стыдило, и раздражало…

Непривычный я силой девок брать. Как бы не боялись, всегда уступали, а опосля даже рады были угождать и впредь, а эта… Аспида пуще дразнила, и никак не желала по-хорошему женой быть.

Не понимал, в чём проблема?

Почему до сих пор не оттаяла?

Избегала, тряслась… Ежели касался, шарахалась, будто противен я ей.

А я ведь искал, как расположить. Даже цветок из города принёс. Думал, обрадуется, но она его даже не заметила

Целый куст в кадке с землей оставил, чтобы не погиб. Правда в комнате… у окна. Кто его ведал, что хотела с цветами делать жена.

Ежели для украшения букет собрать, пусть сама бы и рвала. А ежели для красоты в доме держать — кадка и пригодится.

Вольха

Как вошла, так и обомлела. Огромный цветок… Точнее куст цветочный чуть ли не с меня ростом в большой кадке стоял близ окна.

Розы… Цвета необычайно насыщенного — багровые, почти чёрные. Очень мелкие бутоны, зато много и ароматные настолько, что просторная комната Дамира пропиталась сладким запахом.

Они были так красивы, что не удержалась.

Ткнула пальцем, проверить настоящие ли, а то, может, чудо какое… о коем не слыхала, а у нас разное передавали из уст в уста: и о дальних землях, где жили огромные звери с клыками на морде. О подводном царстве. И о небесных вратах… О землях, где никогда не таял снег. И о таких, где снега никогда не бывало.

Поулыбалась подарку Дамира и легла с хорошими мыслями. Даже потеплело на душе от его жеста сердечного. Подивило — не бахвалился, что подарок для меня приготовил. Промолчал, словно так и должно быть. Приятно, что не затребовал ничего взамен, а ведь мог…

Мужчина…

Уснула, как всегда, не дождавшись, но себя убеждая, что ежели придёт, обязательно отблагодарю.

Но во сне меня ожидала жизнь кровавая. Война не на жизнь, а на смерть с лютым Аспидом. Раз за разом переживала я свой неудачный побег… Бежала в темноте, от Змия в лесу хоронясь, за деревьями, камнями, но уже у реки, крылатый нагнал мня, с высоты обрушился да в воду ледяную окунул…

Уж и был он меня, тиранил жестоко, ногами пинал, за волосы таскал, отшвыривал прочь…

А потом заставил ему прислуживать. Меня от холода трясло. Слёзы глотала, по крепости бродя в одежде подранной, да босиком. Грязная, полуголая, измученная.

— А-а-а, — села на постели, судорожно простынь в кулаках комкая. В испарине, напуганная. Глазами обвела помещение, а не найдя Дамира, обратно на подушки упала. Надо же, чтобы такие кошмары снились.

И сразу образ благородного, внимательного мужа опосля такого сна как-то опять померк.

Глава 18

Глава 18

Аспид

Ночь и день под небом провёл, летал до опустошения мозгов и бессилия в крыльях. Едва не обрушился на землю, идя на посадку и точно не в себе проходил до вечера. Не мог себе просить поведения с женой. Укорял себя: почто Аспид на девицу нарычал? Что не оценила моей страсти к сбору разных вещей? Так ведь… оценила, видел же в её глазах любопытство нешуточное и не алчное. Не корысти ради, а живейшего интереса…

Уж не ведаю, что на меня нашло, но в комнату зайдя, бросил Вольхе:

— Ежели ещё есть желание оглядеться в моей сокровищнице, я готов показать. До сего жена на меня даже не смотрела — безмолвно стояла подле куста в кадке, задумчиво глядя в окно, но только закончил, обернулась, уставляясь на меня с испуганно настороженным интересом:

— И что? Аспид меня за то не накажет? — колюче уточнила, а я прекрасно слышал, как заполошено-ожидающе забилось её\моё сердечко. Характер выказывала, вот так да… И если Дамир уже подыскивал, как поставить жену на место, Аспид довольно заурчал:

— А ты этого хочешь? — голос непривычно пошатнулся. Аж в горле запершило лишь от мысли, что у меня жена-затейница, а Змию так вообще дурно от счастья стало.

— Нет, — торопливей, чем желал бы Аспид, замотала головой Вольха. Натянулась как струна, когда я, от себя не ожидая, к ней в плотную подступил. Покраснела густо, взгляд в пол упёрла. — Того и страшусь…

— А ежели… — сглотнул сухость во рту, — нежно накажу, — голос скатился ещё на несколько октав ниже.

Забыв о смущении, вскинула на меня полные изумления очи Вольха:

— Думаешь, цветок подарил, и я теперь на всяко-разно соглашусь?

— Нет, а коль думаешь так, выбрось в окно, ни слова за то не скажу, — но теперь голос сталью налился. Разобидело колючее замечание. Я с душей и открытым сердцем, а она меня уличить в бесчестье решила.

— Вот ещё, — теперь меня подивила жена. — От упрёка к тебе чудное растение губить. Оно не виновато, что между нами нет согласия.

— А кто в этом виноват?

Открыла было рот жена, чтобы очередную колючку в меня послать, но вместо яда, обронила с лёгкой толикой вины:

— Так оба и виноваты. Я ополчилась заранее, и невзлюбила тебя за то, что нарушил привычный мир. Ты рычишь без причины, угрожаешь и страшаешь.

— Тогда скажи, где сыскать ключик к твоей душе… Я поищу, — запоздало осознал, что носом запах её мягкий втянул. В паху тотчас стало тесно, голова поплыла, словно налетался до одури под самыми облаками, забыв об опасности. Тепло по телу пробежала, кровь дурная вены изжигала, доказывая, что и Дамиру уж было невтерпёж.

Ох, не нравилось мне, как мы с Аспидом остро реагировали на жену.

— Уж прости, того не ведаю, но я… как любое живое существо была бы доброму слову рада, а не пинкам и угрозам. Ежели раздражаю, так и говори — буду в комнате сидеть безвылазно. Коль могу угодить чем, ты бы намекнул… Не зла я, не кусучая. Ежели в моих силах и не претит моему сердцу — сделаю. А в ответ лишь об одном прошу, не принуждай меня к тому, чего желаю…

— Надеюсь, ты не забыла, для чего я тебя в жёны взял? — напомнил ровно, но закипать начинал.

— Как же забыть, ты мне уже ночам снишься, — буркнула под нос жена, зардевшись вновь.

— И что между нами во сне? — Аспид чуть не зарычал, требуя рассказать в подробностях, что там такое увидала Вольха, что теперь краснеет:

— Вот ещё глупые сны рассказывать, — нахохлись жена, а во мне зародилась надежда.

— Так может, хоть во снах перестанешь меня чураться. Там ведь всё навь. Прислушаешься к себе, и сны подскажут, как нам ужиться?

— Ничего там нет для нас хорошего, — отрезала Вольха, гордо отведя взгляд.

— Ну нет, так нет, — скрипнул зубами от досады жгучей. — Моё предложение в силе, ежели хочешь глянуть мои сокровища, могу сопроводить.

Теперь мне сложнее вдвойне было. Ежели раньше только Аспид Вольху требовал и желал, то теперь и Дамир заражался этой лакомой человечишкой.

И томило, и раздражало, и волновало, и возбуждало. Я тепереча как одержимый ловил её каждый взгляд, улыбку, дыхание. Затаив собственное, слушал её сердце, до сих пор не убедившее хозяйку, что я для неё — самое родное и близкое существо на Земле. И ежели сердце ей здравую мысль отбивало, то разум девицы сопротивлялся, принять эту истину.

А силой взять уж не мог — обещал ведь! А что делать, не знал. Впервые в жизни мне захотелось ответного желания от женщины. Не от благодарности, что не съел. Не по зову разгулявшейся плоти, а по велению и души, и сердца, и тела!

Вот и оставалось, лишь следить за её жестами, не пугать своей одержимостью и томительно ждать ответного интереса.

Добиться Вольху стало для меня новой целью!

Хочу от неё ласки, стонов удовольствия, всхлипов на пике, на острие — шёпота и просьб, горячего заверения, обещания и признаний. Женского тепла от существа, которого бесконечно желали заполучить ОБА меня.

И сокровищница могла стать тем мостом к примирению.

18.2

Дамир

Как бы не строила из себя гордячку Вольха, от предложения не отказалась. Женское любопытство было сильнее обид, страхов, предрассудков.

— Как видишь, — нарушил молчание я, когда оказались внутри сокровищницы, — здесь много всего. Так много, что у меня просто не времени упорядочить, — запалил пару подсвечников. Один себе оставил, другой протянул Вольхе, заметив, как она сразу оживилась и жадно глазами водила по моим богатствам.

Я двинулся вглубь. Она за мной.

— Тут не только драгоценности и монеты, здесь такие вещи, которые меня привлекли в тех краях, куда летал. Ты не думай, не крал я этого, — кивнул на залу. — В дар получал… аль сам покупал.

— Ежели судить по увиденному, — жена, наконец, подала голос, — ты много где бывал.

— Много, — согласился.

— Повезло тебе, — тихо обронила. Я покосился.

— Так ли? — прищурился. — Быть не таким как все…

— А о свободе передвижения, — уточнила Вольха. — Мужчины всегда свободней женщин. И в решениях, и в желаниях, — с толикой грусти добавила.

Тут не согласиться не мог.

— Возможно, — кивнул задумчиво. — Но свобода от пола не зависит, скорее к этому душой лежать надобно.

— А ежели душа лежит, а по рождению ты обязан делать то, что требуют?

— Всё равно есть выбор. Ты всегда можешь пойти своим путём. Но для этого жертва нужна: кто именем жертвует, кто жизнью, кто благополучием.

— Тогда уж это не свобода, а безответственность, — отрезала Вольха. — Одно дело, когда ты за себя отвечаешь, а другое, когда от тебя жизни других зависят.

Я понимал, что она сейчас о браке со мной говорила.

— Вот я и говорю, выбор есть, но жертва может оказаться непосильной. — Тебе правда интересно? — уточнил, когда Вольха у массивного стола остановилась. Я ещё сомневался, не привык, чтобы девицы куда-то дальше украшений заходили.

— Очень, — улыбнулась чисто жена, — только, — перестала лучиться, — я значения некоторых вещей не понимаю, — призналась смущённо. — Вот, например, это… — голос волнительно дрожал, — что? — коснулась курительной трубки.

— Это ритуальная трубка, — взял её, покрутил в руках и приложил к губами, показывая, как ей пользуются: — У некоторых народов применяется шаманами, дабы связаться с духами… Её заправляют специальной травой, запаливают и…

Вольха на меня так смотрела удивлённо, что я умолк.

— В общем, трубку для просвещения, — закруглил тему.

— И что, духи правда просвещают? — секундами погодя всё же уточнила жена.

— Шаманы уверены, что да, — размазал мысль. О таких делах мне сложно было рассуждать, ибо не верил я в духов, ведь никогда их не встречал, но о том лучше не спорить.

— Это всё люди сделали? — неверующе вопросила жена.

— Почему сомневаешься?

— Никогда не видела ничего подобного. Я даже не понимаю назначения большинства вещей.

— Полагаю, ты бы удивилась ещё больше, узнай, что это лишь крохи того, что существует, — пока в раздумьях стоял, Вольха кивнула на ближайшую вазу:

— А вот это откуда?

Я сдавленно выдохнул:

— Далёкая страна… Китай. С диковинным народом. Невысоким, щуплым. У них узкие глаза… почти чёрные прямые и жёсткие волосы. Язык музыкальный, но сложный, слуху не привычный…

— И ты его знаешь?

— Немного, — почему-то замялся.

— Скажи что-нибудь, — Вольха на меня с такой надеждой глядела, что себя теряя, пробормотал:

— Ты меня сводишь с ума, — на Китайском, на первом попавшемся наречии, коих было у этого языка много.

— И что это значит? — с ещё большим интересом ахнула Вольха, а я не пойми с чего на губы её уставился. Нравилось смотреть, ка кони приоткрывались в изумлении. Полные, сочные, манящие…

— Значит, — словно под водой свой голос слышал, — ты моя жена. Вольха тотчас нахмурилась, в глазах волнение забурлило:

— Ты прав непривычно звучит, — отвернулась, но тотчас взяла другой предмет:

— А это? — как голос тональность сменил я сразу заприметил. И сердце жены выдало смену её настроения. Вызвало улыбку.

— Из страны, что распростёрлась за морем дальним. Нашел её в селении…

Умолк, кляня себя за слабость перед девицей, но она… меня притягивала. Тепло от неё шло… и это Аспида ручным делало: невозможно нежным и влюблённым. Она была слишком чиста, невинна в своём жадном интересе к моему увлечению.

Как мог подумать, что она лживая и нецеломудренная?

Как мог обвинять в глупости и бесчестии.

От ревности если только… слепой, глухой, что толкнула меня на жестокость вначале.

— И что, этим в быту пользуются? — сморгнула недоумённо жена, не позволяя заминке долго звучать.

— Да… — кивнула и кратко рассказал для чего ЭТО. Показал, как пользуются.

— Какая дивность, — восторженно заулыбалась Вольха. На щеках румянец заиграл и… такие очаровательные ямочки, что я еле сдержался, чтобы их не коснуться.

— А это что? — к другому столу подошла.

И вот так шаг за шагом ходили по моей сокровищнице. А я всё пояснял, рассказывал, и сам как одержимый эмоциями Вольхи питался.

На улыбке меня её клинило. Что уж говорить, ежели ахала/шумно выдыхала, когда историю жестокую, романтичную аль душевную рассказывал.

Как хищник, всё к ней подбирался: и ежели вначале на расстоянии держался, дабы не пугать, то вскоре близохонько выхаживал. Так близко, что тепло её чувствовал, смехом питался, голосом проникался.

Сожрать её что ли…

Глава 19

Глава 19

Дамир

Сам не заметил, но вопросов уже не ждал, всё больше сам говорил, да показывал то, что никому до неё. Да что уж там, ни одна девица за это время не интересовалась моей коллекцией. Все любопытством страдали без исключения, я их таким образом проверял на послушание, и ни одна не устояла перед желанием заглянуть, куда не велено.

И всякая из них останавливалась на злате, серебре, на украшениях аль нарядах, и лишь Вольха мимо них шла, да больше неприглядными, на первый взгляд, вещицами озадачивалась.

Может и ослепило сокровищами, но рассудок не потеряла, а вот жажда знаний всё это затмила. Подкупала она меня этим. Так подкупала, что сам от себя не ожидая, брякнул:

— Спать пора, но ежели захочешь, разрешаю тебе здесь порядок навести, а работы тут — окопаться. И ежели придумаешь, как всё расставить удобней и практичней, я к твоим услугам. Татуа можно к делу приобщить, а ежели руки плотника потребуются, ты только скажи…

— Шутишь? — ахнула Вольха, неверующе крутанувшись, словно уже размах работы оценивала.

— С чего вдруг?! И тебе будет, чем заняться. И мне помощь.

— А ежели я… уроню что, аль испорчу… — бормотала Вольха, на постель взбираясь, да под одеялом хоронясь.

— Главное того не скрывай. По возможности заменю, — попытался смягчить, в который раз не понимая, почему стал таким… мягкотелым.

Не привык перед девицами лебезить и им угождать. Я о себе всегда заботился, а другие… нет мне до них дела!

Особливо до тех, кто у меня временно.

— А теперь, всё, спи! — грубее отрезал, чем ожидал, но это всё от злости на себя, а не оттого, что жена не угодила. Вольха тотчас на краешек своей стороны постели шарахнулась. Бледная, напуганная. У меня аж язык онемел от собственной чёрствости. И тогда решил дать ей времени — без меня ко сну приготовиться. Глядишь, расслабится, потеплеет, и позволит сегодня к себе притронуться без войны и ругани.

Вольха

Провозилась на ложе в ожидании супруга и в мыслях тягучих о том, как буду разгребать завалы его несметных сокровищ. Как буду распределять, что куда… но его так и не дождалась, уснула быстрее. И до того сладок был сон, что и не разобрать, где явь, а где навь.

Руки чьи-то по мне скользили.

Я обнажена была, дрожала как лист на ветру. Не от холода, а ощущений, кои рождали во мне ласки непристойные, но такие приятные, что и не одёрнуть постыдника.

Ой, как ново… остров, волнительно.

И я какая-то не своя. Вроде я… но тело… оно… жаром пылало. Грудь была напряжена, вершинки торчали вызывающе, словно выпрашивали внимания: любой ласки, оглаживания, и когда их накрыли широкие мужские ладони: крепкие, чуть шершавые, сорвался с моих губ сладострастный стон.

Прогнулась навстречу… отдаваясь в руки умелые и жадные, в водоворот непривычных чувств, но до того томно, сладко, неспокойно стало, что распахнула глаза, слушая дикий грохот своего сердца и… уставляясь на Аспида… зависнувшего надо мной.

Ох, и жуткое это зрелище…

Вроде ликом Дамир, и в то же время не Дамир…

Было в нём нечто неуловимое… не людское, что подсказывало — не человек это уже, а Аспид.

Глаза полыхали зеленью, словно драгоценные каменьям на свету. Движения были медленными: головой странно водил, словно зверь. Не то принюхивался, не то присматривался.

Завораживало это… Пугало и завораживало. Потому и застыла, вздохнуть страшась, да Аспида спугнуть, вдруг сочтёт, что сопротивляться вздумала ему на удовольствие, наброситься и…

Ещё чего! Боюсь! И сопротивляться готова, но ещё терпела…

Мгновения считала, Великой Ладушке и Макошь молилась. Замерев, следила за Змием с обманчивым обликом человека, позволяя меня изучить вдоволь аль покуда сил моих хватит. Ждала… сжав зубы, терпела его наглое лапанье… И пусть почти неощутимое, но прикосновение, от которого кожа воспламенялась, а следом гусиной становилась. То холодом, то жаром меня накрывало, а Аспид непристойно медлительно очерчивал контуры моего тела, сокрытого от глаз его бесстыдных под тонкой рубашкой.

И когда уж совсем невмоготу стало, а рука Аспида на моей груди остановилась, на самой вершинке холмика, торчащего соска ладонью касаясь, а другой при этом подол ночнушки вверх присборивая, я судорожно выдохнула. Сердце чуть грудную клетку не вшибло от дикого галопа. Тело крупной дрожью сотрясло. Рот было разлепила, готовясь заорать, да Аспида словно невидимой силою прочь откинуло. Отпрянул от меня, к стене подле окна спиной припечатался. Да так, что содрогнулась крепость от исполинского удара. Скрипнули возмущенно камни, мелкий сор из швов посыпался.

Рыкнул глухо Дамир, скрежетнул зубами раздосадовано, полыхнул недовольно глазами и в окно сиганул с шагу.

Замерла я в недоумении, испугалась за глупого… Но секунды погодя хлопок крыльев раздался. Взметнулась тень огромная и опять в окно свет луны проник.

Ох, и натерпелась я за эти минуты ужаса. Несколько годов своей жизни точно растеряла.

Шумно воздуха хватанула, проклиная свои страхи черед чудовищем в муже. Зарылась под одеяло плотнее, но так в постели и провозилась, более глаз не сомкнув.

Вздрагивала от каждого шороха. Тени всякие мерещились…

А потом мне не по себе стало.

Сердце сжалось от тоски непонятной. Так скрутило его в груди, что встала я. Халат натянула, свечку подпалила и пошла, мужа искать. Повиниться перед ним, покаяться и пообещать боле его не чураться.

Всё же муж он! Я клятву перед богами давала…

19.2

Жить с мужем в мире и согласии лучше, чем в постоянных ссорах и дрязгах.

Так и думала, тихо шелестя подошвами по лестнице и коридорам поверхов. Шла, прислушиваясь к тишине. Один поверх минула. Второй… всё ниже…

А что ежели он в моей опочивальне?

Глупость, но всё же.

Я испугалась его. Он обиделся и, ища, где бы ночь скоротать, в моей комнате заночевал. Уж не ведаю, что тянуло, но остановившись подле двери на втором поверхе, осознала, что ошиблась.

Не было там никого. Заглянула убедиться и в расстроенных чувствах уж собиралась спуститься на первый, как услыхала странные звуки. Томные, протяжные, женские стоны. Они чередовались с вздохами и страстным шепотом… на незнакомом языке. Быстрая речь, такая пламенная, что уже точно знала, кому голос принадлежал.

Удушливо стало и не по себе.

Боль в груди расползлась. Сдавило сердце — оно билось чётко, громко, словно предупреждало, чтобы уходила быстрее. Но как уйти, ежели ноги сами несли дальше по коридору — в крыло прислуги, ближе к звукам, от которых кожа мурашками покрывалась, да волосы дыбом вставали по позвоночнику холодок гулял.

Меня потряхивало от волнения. Шла как на казнь. Блики от свечи играли по каменным стенам, полотку и полу коридора.

Звуки всё громче раздавались и темп возрастал. Остановилась напротив двери в комнатку служанки. И аккурат с женским вскриком припала глазом к замочной скважине.

И тотчас отпрянула, когда обнажённое тело Вейты увидала.

Ладошку ко рту припечатала, чтобы своим гласом не выдать присутствия.

Неровно подышала пару мгновений, в себя приходя, и вновь к щели припала.

На постели прислужница в позе наездницы сидела… на любовнике. Ко мне ровной, красивой спиной. Качалась плавно и размеренно… Но то, как двигалась, прогибалась и как мужчина её грубовато подстёгивал двигаться быстрее резче… меня пробирало до нутра. Сердечко лихорадочно билось, внизу живота странный ком томления разрастался. Я жадно смотрела, как любовник насаживал на себя Вейту. Она позволяла собой управлять, извивалась, стонами давясь, и только по рисункам на ЕГО руках, меня осенила догадка, кто её любовник.

Закусила губу сильно-сильно, возмущение проглатывая, а прислужница застенала протяжней, прогнулась, крупную грудь подставляя ЕМУ. И Дамир сел, жадно к груди её припадая и сосок губами захватывая.

Думала, чувств лишусь, как меня пошатнуло. Помутнело всё перед взором, меня потом холодным умыло.

Вейта ещё томней застонала, руками в тёмные волосы моего супруга зарываясь и к груди своей теснее любовника прижимая.

Мерзко ли это было? Грубо? Жестоко? По принуждению?

Нет!

Не было в его жестах грубости, кою ко мне применял. Не было в движениях и стонах прислужницы боли и жажды это прекратить.

Их страсть, их соитие — всё это было обоюдно приятно… и удушливо жарко.

А вот мне… мерзко стало.

За себя… за них… за нас…

Отступила от двери, когда Вейта опять низким хриплым голосом что-то зачастила, словно подстёгивая, подначивая любовника. Аспид рыкнул утробно… Не выдержала я их танца страсти.

Отшатнулась к стене напротив, зажмурилась мечтая РАЗвидеть ЭТО. Задрожала от приступа неуместной ревности и злости и когда поняла, что вот-вот разревусь, бросилась прочь в комнату Аспида, но запнувшись на лестнице, подсвечник уронила. Там и оставила его… Бежала, дороги не видя, обувь шуршала по каменному полу, сердце лихорадочно ритм отстукивало.

Ворвалась в опочивальню, упала на постель, ни с того ни с чего глотая злые слёзы и проклиная его… неверного. И себя — глупую.

Его за то, что боль мне причинил!

Себя, что больно мне было это увидеть. За то, что звуки до сих пор в голове, а образы пары перед очами стояли.

Забыть бы мне это…

Измены мужей — не новость для жён. Оно часто случалось… И у простых семей и у княжеских, и меня бы оно должны было порадовать, да только ревность тугая аж до печёнки съедала.

Возненавидела я Вейту за чувства, кои она дарила Дамиру.

Плотское удовольствие, животное наслаждение.

И его, за то, кои чувства испытывал с ней…

Желание… страсть…

Поглотала слепую и горькую обиду. Пожурила себя за неуместную ревность, а потом вспомнила кто я Аспиду, зачем здесь и насколько. Чем пожертвовала, что потеряла и о чём мечтала.

И мне полегчало. Почти полегчало.

Не придётся мне боле мучиться! Не придётся ублажать Аспида!

Тем себя и успокоила.

Пусть теперыча прислужница Дамиром занимает. Пусть он с Вейтой ложе делит! Мне от того легче будет.

Мне Светозар мил. К нему мечтала воротиться.

Но слёзы злые продолжали бежать, сколько бы себя не убеждала, что судьба меня услышала и верно дорожку повернула.

Глава 20

Глава 20

Вольха

Дамир так и не вернулся, а я сном лишь под утро забылась.

— Госпожа, — голос прислужницы нарушил сон.

Я нехотя глаза разлепила, тотчас вспомнив, чему вчера свидетельницей стала. И конечно, остро поняла, что солгала себе. Не легче мне… зная, что эта девка ложе делит с моим мужем.

— Господин улетать собрался. Вы бы к завтраку спустились, — и с такой понимающей улыбкой подсвечником по столу брякнула, словно безмолвно насмехалась надо мной.

Вон же гадюка! Нарочно его принесла, чтобы показать… уязвить, мол, догадалась, что я обронила.

Ох, и не сладко мне придётся теперь… То ли бабское самолюбие взыграло, то ли обида, что меня вот так легко променяли. И зачем, спрашивается, вообще тащил в логово, ежели есть с кем любиться? Вот бы пусть ему и рожала змеюк… как они оба!

— Вам помочь? — протянула девка, рукой бок подперев и на меня ехидненько посматривая.

— Нет! — отрезала я. — Оставь меня.

Пока одевалась, умывалась, меня всё больше мысли угнетали и я решила, что раз так, тогда не буду шибко к примирению стремиться.

Раз Аспид быстро сыскал, кем холодностью мою заменить, буду по-прежнему нелюбимой женой, взятой в пользование на год.

Грубить не буду, выговаривать тоже, но тепла ему от меня не дождаться!

С теми мыслями и спустилась.

То ли чутье у Аспида, то ли я чем-то выдала свой настрой, но только я в зале оказалась, Дамир нахмурился:

— Доброе утро.

— Доброе, — ровно отозвалась, даже не глянув на него.

Молчание тянулось, пока я шла к своему месту.

— Ты бледная, не захворала ли? — благоразумно не приближался Дамир, но явно был напряжён.

— Нет, — сухо бросила, садясь поодаль, на другой конец общего стола.

Пуще помрачнел Аспид:

— Я обидел тебя? — голос вибрировал. — Напугал…

— Нет, что вы, — качнула головой, по-прежнему взгляда не подымая.

— Вы, — тихо вторил Дамир.

Хотела заверить, его выходка меня не тронула, но только в трапезной Вейта появилась, я аж зубами скрипнула. Знал бы кто, как мне эту довольную кошку стукнуть захотелось. Космы чёрные повыдёргивать. Глазищи бесстыжие выцарапать. И улыбочку змеиную стереть с лица.

Девка аж вся светилась, будто выиграла важную битву, и теперь наградой своей не могла нарадоваться.

Улыбалась томно, смотрела победно… Гадина смаковала, что ночь мой супружник с ней провёл.

А когда меня Аспид за взглядом ревностным застал, поспешно глаза в тарелку опустила, кляня себя за несдержанность.

— Улетаю намедни, — вместо очередного вопроса обронил, — и меня не будет несколько дней, — умолк ненадолго. — Тебе привезти что-нибудь?

Дамир/Аспид

И ежели вначале вскинула на меня глаза с удивлением и живейшим интересом, то стоило Вейте возле меня оказаться, а она услужливо вина в кубок налила, взгляд Вольхи колючим стал, лицо надменным.

— Нет, ничего, — отложила вилку, так толком и не позавтракав.

Странности в её настроении сразу заприметил, как только жена спустилась к столу, и теперь убедился… Вейта причина неудовольствия Вольхи.

Неужели ревновала?..

— А мне? — над ухом жужжание раздалось. — Я бы хотела ароматных вод, чтобы на тело наносить, — в разговор влезла прислужница, тарахча на своём языке.

Аспид рыкнул глухо:

— Во-первых, я велел при жене не говорить на другом языке! — отрезал хлёстко. — А во-вторых, ты забываешься… — пригвоздил девицу недовольным взглядом. Вейта и впрямь опосля сегодняшней ночи вела себя вызывающе.

Наряд надела неподобающий для нравов Вольхи. А за одеяние я ей уже говорил несколько раз. Наказывал — скромнее себя вести. А ещё, опростоволосилась, чего тоже воспитание жены не позволяло. Но это для меня старалась прислужница. Ведала, как мне любы девицы с распущенными волосами.

И всё бы было можно стерпеть, да Вейта мне шибко много внимания уделяла, при том, что велено было за женой моей прислуживать.

— Как скажите, — тон Вейты стал разобиженным.

Что ж, избаловал её! Много свободы давал. Пора с этим заканчивать. Но уже по прилёту, а пока…

— Ты так и не притронулась к еде, — подметил, потягивая вино и глядя на жену пристально.

Вольха продолжала изучать стол, яства, а на меня так и не смотрела.

— Ежели вы не против, я бы к себе пошла.

— И тебе ничего…

— Нет, — так резко отрезала, что стало понятно, на разговор человеческий не выйдет. Выпустила шипы, как и раньше, и будет ежом долго.

— Ступай, — не желал видеть её лица пресного и взгляда ледяного.

Молча проводил жену, пока Вольха тихой поступью аки лебедь по водице, не шла, а плыла, и только по лестнице бесшумно ступая, наверху скрылась, распорядился:

— Присмотри за ней…

— Ради тебя, господин, хоть за жабой, — неуместно пошутила прислужница. Улыбнулась лукаво, плутливо… Было коснулась меня, да Аспид рыкнул первее, чем я сообразил, что отклонился от ласки:

— Прочь ступай, — и сам из-за стола прочь поспешил.

Лестницу быстро одолел. Перед дверью в свою опочивальню на миг застыл. Втянул воздуха глубже, настраиваясь на нелёгкий разговор. Скрипнул зубами и в свою комнату вошёл.

Застыл, недовольство проглатывая — не оказалось здесь Вольхи. Видимо, в свою комнату свернула.

Слукавил бы, ежели сказал, что мне было всё равно. Расстроился… Ведь извиниться хотел за ночное происшествие, но тогда не я безвольничал — Аспид телом управлял.

А с ним борьба неравная. Уж должна была понять.

Но не помчался её искать, дабы поговорить и попрощаться. Чего не хватало — бегать и внимания выискивать, оправдываться, так дело и до пресмыкания дойдёт, а это уж ни в какие ворота!

Вышел на помостик из окна, обернулся Аспидом и обрушился с башни, отдаваясь в объятия ветру.

***

Не думал, что задержусь. Вместо нескольких дней, почти на седмицу растянулось путешествие.

Люду многое не ведомо — ежели они часто были слепы к тому, что в их землях происходило, что уж говорить о чужих территориях. Да и я о том не кричал. Но за мир между нами и, дабы соглашение поддержать, давно их оберегал от других Аспидов и воинствующего люда.

Коль взялся мой род за ними приглядывать, обещания привыкли выполнять, вот и облетал я вверенные территории, выискивая врагов\недругов. Встречался с другими, договаривался о мире, и ежели не желали они того, имея виды на земли, кои оберегал, приходилось кому-то кровь проливать.

И не всегда для меня безобидно это завершалось, ибо не так страшны людские вои, как Аспиды и Змии других территорий.

Люд не глуп, дабы супротив Змия идти, но те, у кого за плечами Аспиды стояли — был опасен вдвойне. И даже ежели улыбались приветливо, нет-нет да и вызывали меня на бой. Вот и в этот раз…

Не ожидал я, что столкнусь с очередным Змием. Молодым, наглым, сильным.

Долго боролись, потрошили шкуры друг друга, но я не уступил врагу.

Жаль потрепал он меня сильно, зато Северные земли уберёг от страшной войны… правда, на время. До следующего вызова.

Домой ворочался, себя не помня, лишь теплилась надежда на отдых. А вместо радушной встречи, аль спокойствия… в крепости напряжение обнаружил, тягучее молчание Шануры, Вейты, Татуа.

— Где Вольха? — пристрелил взглядом прислужницу, тотчас в пол уперившую глаза. — Она жива? — Посмотрел на Шануру, кухарка подбоченилась, красноречиво уставляясь на Вейту. — Сбежала или в крепости? — перебирал мысли, в надежде не услышать, что жена сбежала.

Татуа, как каменный идол, и бровью не повёл, но он не из тех, кто болтать станет.

Меня шатало от усталости и слабости в теле. Я так и не заживил раны, а за время полёта лишь силы израсходовал шибче. Всё потому, что домой спешил, и без того бойня на три дня затянулась, но видимо зря.

Чуть оставшиеся силы не угробил, пока Аспидом взмыв в свою башню долетел. Там пошатнулся, смаргивая подкрадывающееся небытие, но не найдя Вольхи, чертыхаясь, по лестнице вниз побежал…

— Что с ногой? — даже не стучал в дверь её комнатки. Входя в опочивальню, сразу увидел перебинтованную ногу Вольхи. Жена было подскочила с постели, да это сложно было с такой травмой, вот она обратно и ухнула, ещё и проскулив.

— Как это вышло? — к ней ближе ступил, но девица тотчас губы поджала, глаза надменно похолодели, зато Вейта засуетилась, она меня нагнала, с первого поверха прямиком сюда примчавшись:

— Господин, вам срочно…

— Я задал вопрос, — перевёл взгляд с прислужницы на жену. Вольха по-прежнему горделиво смотрела мимо, ещё и руки на груди сложив.

— Господин, — жалобно проблеяла Вейта, — раны у вас жуткие. Надобно помыться и раны обработать, — частила, с одного языка на другой перескакивая от волнения.

— Ничего страшного — царапины, — кивком принял их обоюдное молчание на заданный мной вопрос, и уже знал, как решу вопрос. Зато реплика Вейты встревожила Вольху:

— Раны? — опять пытаясь с постели встать.

— А ну ляг, — приказал ровно, но внушительно. — Сказал же, у меня царапины. Пройдет быстро, — лгал, давненько меня так свои не прикладывали. Спина горела, перед глазами настойчивей чёрные мухи летали. Но я не мог позволить себя грохнуться перед гордой женой. Потому распрощаться было надобно, причём срочно.

— Утром поговорим, — отрезал, к выходу устремляясь. Был уверен, что опосля сна, мне сто пудов полегчает.

Плохо помнил, как спустился. Рядом Вейта по степеням шелестела ножками и причитала, я порыкивал на неё глухо. Меня знатно шатало, едва не падал, ног не ощущая, да в сетях небытия путаясь…

А потом провал… темнота… Но негодование Шануры ярким пятном стало: как ворчала, грозила, командовала… всеми…

Последнее, что в памяти ослепительной вспышкой мелькнуло — взволнованное лицо Вольхи. Греза аль взаправду не послушала меня и спустилась, но мысль, что девица за меня волновалась, хорошо грела душу, жаль оборвалась быстро.

А потом лишь размывчатые картинки\обрывки фраз, резонирующие голоса, суета, возня…

Очнулся резко. Сел на просторном ложе… не в своей комнате. Оно и понятно, до моего меня никому не отволочь, даже Татуа не в силах. В горле жуткая сухость, а в теле боль тягучая, но тупая. Хорошо, приятно, нравилось мне такое чувство… Значит, раны на спине заживал.

— Господин, — от этого голоса мне стало… зло. Аж волна накатила. Глупо, но Аспид другую сиделку мечтал услыхать.

И Дамир тоже…

— Вот что Вейта…

Глава 21

Глава 21

Вольха

Больше суток хлопотали вокруг Аспида. Он то в небытие бормотал нечто невнятное, крутился сильно, горел, то выныривал: бедный, исхудавший… И ведь уставлялся на меня, как-то сразу глазами своими дивными из толпы в темноте комнаты меня находя, и смотрел так, словно ждал чего-то. Долго, вдумчиво, печально пока вновь сознание от него не убегало.

Ох и испугались мы.

Все! И даже я перетрухала жутко, несмотря на то, что до сего дня смерти ему смерти. Вернее мечтала избавиться от него повинности. Но теперь сидя рядом, оказавшись лицом к лицу с тем, что могла его потерять, к удивлению осознала, что уже не желаю его смерти. Свободы да, но не смерти.

Не Аспидальное зло он, как вначале думала. Не монстр, коим себе его рисовала… моё мнение об Аспиде поменялось, ибо пока его не было, я многое надумала, многое повидала.

Никто… ни единая душа на острове Аспида не считала тираном и деспотом. Всяк уважителен был, почитали Дамира, как бога, и молились на него. А ещё меня подивило до глубины души, что в богатом городе столько людей жило, а девушки все как на подбор, не видала никогда столько красивых и разноликих. В их глазах не было страха, неудовольствия, злобы… Хороший люд — работящий, дружный, весёлый.

И в крепости тоже хорошие, хоть и странные. Но с ними хоть пообщаться было можно. Со всеми, окромя Вейты. Стервозная девка, однако. Пыталась я ревность проглотить и обиду, раз уж она мила сердцу Аспида, пусть и довольствуется, не мне с ней его делить. Мне бы срок свой дотянуть, а там… забывай как знали. Так что, да, поутихло моё негодование, и я готова была через себя переступить, да прислужница без хозяина совсем распустилась. Вела себя как ленивая боярыня: ни работать, ни помогать. Она вообще не считала должным прислуживать. Огрызалась, отказываясь выполнять поручения, хотя Аспид дозволил любого к работе приобщать. И как итог, я полезла в комнате убираться, да как-то вышло, что с лестницы… вернее с лестницей упала.

Не хотела грешить на Вейту, но она рядом была. Вместо уборки, крутилась перед зеркалом, на себе новые драгоценности и наряды примеряя. Подсобить не спешила, улыбалась ехидно, смотрела насмешливо-презрительно, пока я на полу скулила от боли.

И на прямой вопрос: «Это ты толкнула?» — лишь плечом оголённым дёрнула: «Что ВЫ, это не я… сами не аккуратны». Ни на миг я ей не поверила, но и оболгать без доказательств не могла.

Потому и скрипела зубами, когда Шанура тугую повязку накладывала, и когда Аспид, появившись нежданно-негаданно, вопрос задал, лишь промолчала.

Мне ссоры не надобны, но девку при случае выпорю, а лучше бы от греха подальше с глаз моих долой, иначе за себя не ручаюсь. Я мирный человек, терпеливый… до поры до времени, а ежели разгневаюсь, лохмы повыдергиваю так, что жизнь будет не мила!

— Шанура тебе завтрак приготовила, — в комнатку Дамир вошёл, сон мой потревожив, и я в безмерном удивлении на него уставилась. Аспид как ни в чём не бывало с подносом ко мне подступил. — И коль у тебя нога повреждена, я решил… — замялся уже в подножья постели, — что могу хоть так извиниться и отблагодарить…

— За что?

— За то, что по крепости хлопотала, за… — кивнул вместо слова и опять кивнул: — за то, что меня выхаживала, несмотря на свою боль.

— Лишнее, — в смятении качнула головой, одеялом под самый подбородок укрываясь. — Я бы спустилась…

— Татуа сказал, что у тебя кость повреждена, и лучше ногу не тревожить, — ещё на шаг приблизился Аспид.

Я пару секунд глядела в его глаза, выискивая подвох, но Дамир выглядела искренне желающим угодить и тогда покосилась на поднос. Чашка, над которой пар вился. Тарелка с кашей — её запах тотчас до желудка просочился и он жалобно заурчал.

— С-спасибо, — выдавила кивок и удобнее уместилась: подушку к спинке двинула, села, а Аспид поднос мне на ноги уместил.

— А где… Вейта? — поинтересовалась на всякий. Не потому что соскучилась, упаси Боги, да как-то было непривычно Аспида в услужении видеть.

— Её больше нет, — спокойно, глаза в глаза. Да так, что по телу холодок пробежал. Я застыла с ложечкой.

— Что значит… нет? В этой крепости? — уточнила.

— Прости, с моей стороны было ошибкой её приставлять к тебе, — ещё боле мои мысли всполошил пояснением. — Но как ты уже заметила, я… нелюдим и сыскать прислугу в кратчайшие сроки… сложно… да и не подумал, если честно.

— Что с Вейтой? — тихо вторила, всё ещё ожидая ответа.

— Я решил этот вопрос, и решу с новой прислугой, — заверил кивком. — Поправляйся. И ежели что нужно, — демонстративно колокольчик с подноса поднял и звоном комнатку наполнил. — Не обещаю сию секунду, но кто-нибудь среагирует, — чуть виновато закончил.

Даже не ведаю, что, но в душе шевельнулась благодарность… на фоне радостного известия об отбытии Вейты.

— Не особо лежится, — призналась смущенно. — Бока уже болят. Да и дел много… И ежели честно, — потупила взгляд, — тяготит меня одиночество. Затворничество боле всего душит, как и безделье…

Дамир как-то странно на меня смотрел. И в глазах его пламя нешуточное разгоралось. А от жара этого и меня охватывал жар.

Отвернулась, пряча смущение и залитые румянцем щёки.

— Тогда, — нарушил повисшую тишину Аспид, — ежели не против моей компании, я могу с тобой бывать, — сбивчиво бормотал, неуверенным тоном.

Я опешила от предложения: забыв о смущении, уставилась на мужа во все глаза:

— Здесь? — ресницами хлоп-хлоп, — наедине? — аж дурно от волнения стало.

— Могу в зал… отнести, — помрачнел Аспид.

— Нет, — рьяно головой замотала, — лучше я сама.

— Нельзя! — категорично отрезал Аспид. — Кость срастись должна. А для этого покой… Вот и буду оберегать твой покой и развлекать…

— Как? — с осторожностью уточнила. Аспид глазами на завтрак указал, да кивнул, мол, кушать надобно. Я понятливо тарелку придвинула.

— Ежели не ошибаюсь, тебе по нраву мои рассказы были о странствиях, людях, обычаях, нравах…

— О-очень, — опять сморгнула, забыв, что жевать надобно. Дамир миролюбивым кивком напомнил о том, и только моя челюсть заработала, продолжил:

— Вот и буду рассказывать и показывать…

Чуть не подавилась кашей, заторопилась, чтобы прожевать:

— Как показать?

— Книги, рисунки, свитки, много всяко-разного есть…

— Книги? — ушам не поверила. — Читать мне станешь? — с осторожничала.

— И читать буду. Да и сама себя займёшь.

— Так не учёная я, — погрустнела немного. — Аль ты меня… учить будешь? — совсем невероятным показалось.

Вроде не зазорно в том признаться, а вот получалось, что… стыдно. Так уж повелось — не принято у нас женщин грамоте учить. Бабское дело: дом, хозяйство, дети, муж.

— Меня батюшка по-тихому счёту учил, немного азбуки давал, руны показывал. Хотя читаю не шибко хорошо, но всё же… «Аз, буки, веди…» — на память первые буквы озвучила и замолчала, осознав, какой глупой Аспиду казалась.

— Посмотрим, как пойдёт, — хмуро отозвался Дамир и отступил:

— Завтракай, а я делом пока займусь. Потом, приду, обдумаем, что и как. А пока велю Татуа тебе таз с водой для умывания принести и ночник, — напоследок буркнул и был таков.

Я его так и провожала ошарашенными взглядом. Уж дверь захлопнулась, а я вслед глядела и не верила: ни глазам, ни ушам…

21.2

Дамир/Аспид

Ушёл, вернее выпинал себя из опочивальни Вольхи, потому что до отвращения к себе, рядом хотел остаться. Ох, и ненавидел я себя за пресмыкание это, чуждое моему нутру, и в то же время такое… сладкое, аж до истомы и скрипа на зубах.

Чего не хватало у ног девицы высиживать, но испытывал нечто непривычное. В чём путался, чего пугался, от чего отмахнуться желал и бежал, сломя голову.

Нежность… к девице, и дикое, почти человеческое чувство… вины что ли… За случившееся, а по словам Шануры, прислужница повела себя непростительно. И даже ежели не повинна в намеренном причинении вреда Вольхе, то ленью своей и высокомерием задевала других жильцов в крепости. А ей я таких прав не давал.

Строго на строго велел прислуживать, да помогать. А выходило, не она, а Вольха делами занималась: хозяйством, уборкой, в то время, как Вейта ленилась да красотой своей была озабочена.

Зеркало! Оно всему виной. Недаром о нём молвили, что ведьмовская вещь, способная душу любого извратить. Не поверил бы, ежели б своими глазами не видел, как Вейта найдя однажды эту поверхность, отражающую всё, что в неё попадало, так оторваться от неё и не смогла. Любую свободную минуту перед ним вертелась, собой любуясь.

И так кажется, и так пишется…

Да, красивая девка, никто не поспорил, вот только на деле — пустая красота у неё оказалась. Страсти внутри много, да… бесплодная эта страсть. А пустышка ничего породить толкового не сможет: ничего путного с такого самолюбования не появится. А любя лишь себя, невозможно осчастливить другого.

О том ведал, потому и не собирался её у себя надолго оставлять. Но никак не думал, что Вейта настолько себя потеряет, что забудет о человеческом, превратившись в зло-одержимую.

И ежели раньше она мне помогала временно ночи скоротать, согревая постель и заполняя мою пустоту своей, то с появлением Вольхи… пусть не сразу, но я осознал, что срок прислужницы в моей жизни подошёл к концу.

Вейта проклятиями бросалась, пока я ждал искреннего раскаяния.

Был готов отпустить как других… а я ведь никого не убивал просто так. Ежели девица себя показывала с лучшей стороны, я всегда ей применение находил. Место… с другим мужчиной, кто бы мог оценить по достоинству её любое качество: красоту, доброту, хозяйственной, услужливость. И отдавал не только девицу, но ещё и приданного сверху, дабы жизнь не с ничего начинала, и распорядилась даром по своему усмотрению. А как оно дальше выйдет — дело не моё, моё лишь было пристроить толково.

Можно было бы просто забвением обойтись, но Вейта этого не заслужила. Да, она была хороша для жизни в тепле, согрела бы ещё не одну мужскую душу, аль постель, но… Упрямо наговаривала на Вольху, упрекала меня, пыталась оправдать себя, ненавидела всех.

Отпусти я её, Аспид бы всё одно расправу учудил. Змия и забвение не устраивало, хотя его применяли ко всем, кто успевал видеть и вызнать больше, чем допускалось. Всего несколько капель моей крови, и у человека памяти кусок стирался. Так я любого заставлял меня забыть и то время, что он был у меня.

Но для Вейты Аспид уготовил другую судьбу. Без угрызений совести избавился от неё, оставляя все тайны в себе, ведь ОНА посмела причинить вред НАШЕЙ жене! Она посмела причинить вред избраннице АСПИДА! А этого никому не прощалось!