Семейка (СИ)

Глава 5

Брат у бабули. Наверное, его занятие продлится примерно час, как у неё, у Альки.

Игорь после встречи с той сердитой девушкой тоже пропал. Возможно, разговаривает с ней.

И, поскольку Алька ещё не привыкла к месту и побаивалась (хотя очень хотелось!) гулять по дому, знакомясь с ним, то она невоспитанно уселась на широкий подоконник в «своей» комнате и велела себе обдумать пару-тройку проблем, которые вдруг свалились на её бедную головушку.

Проблема первая: это нормально — быстро забыть только вчера изо всех сил любимого человека, а сегодня мечтать о другом?

Пришла к выводу, что она слишком легкомысленная. И «чё»? Все разные.

Проблема вторая: что делать, если учитель тебе интересней того предмета, который он тебе лично преподаёт?

Думала долго, однако к выводам и ответам не пришла. Но одно обстоятельство заставило найти ответ на незаданный косвенный вопрос по теме: стыдно, когда учитель тебе рассказывает, а ты…

Проблема третья: как исподтишка заставить учителя обратить на себя внимание?

И появился единственный ответ, который, в общем-то, противоречил выводам по второй проблеме: учиться надо! В рот ему глядеть так, чтобы он увидел! Чтобы ему… это понравилось!.. Она потрогала губы. Интересно, а её губы красивые? Он увидит их, когда она откроет рот от восторга, как здорово он её учит?

И расхохоталась. Ну и напридумывала!

С подоконника встала полная решимости найти Игоря и придумать дело рядом с ним. Чтобы… привык к её присутствию рядом.

По некоторым обмолвкам и прямым ответам она уже знала, что в большей степени домоправитель занимается не всем особняком, а почти (или исключительно?) только корпусом прабабушки. Но сейчас он ушёл с той белобрысой в корпус, где живут прабабушкины сыновья. Проверить корпус, поискать их там? Но… беспричинно не хочется. Значит… Она подошла к сумочке, в которой, кроме привычных для неё предметов, теперь лежали скрученные в трубочку листочки с задачками для вступительного экзамена. От Игоря. Хваля себя, какая она умная, Алька вытащила листочки, распрямила их и хмыкнула: предположим, что она не поняла решения вот этой!

И побежала по лестнице их корпуса, прижимая к себе листок с задачами.

И, только выскочив из дома, вдруг передёрнула плечами: а если эта белобрысая тоже положила глаз на Игоря? Помрачнев, Алька в первую очередь подумала, что невезучесть, похоже, продолжает её сопровождать чуть ли не по пятам.

Но задавила это впечатление и побежала к первому корпусу особняка.

Подбегая к крыльцу корпуса, Алька неожиданно для себя решила: «Да куда этот Игорь денется? С той белобрысой он общается вынужденно. А здесь, вокруг него, только престарелые тётеньки. Вот с кем бы мне надо познакомиться ближе и побольше узнать о семье! Хм… Сейчас время близкое к обеду. Вроде Игорь говорил, что он только привозит продукты, а готовкой занимаются именно… э-э… дамы? Напроситься, что ли, помочь? Кухня — место, где можно столько всего узнать!»

Только хлопнула входной дверью, закрывая за собой, как сразу учуяла ароматы будущего обеда — жареного лука, полусваренной капусты и других овощей, ну и к ним ещё какие-то запахи, которых не узнала.

Чтобы попасть на кухню, пришлось пройти гостиную, везде принюхиваясь, сунуться в несколько открытых дверей. В закрытые — страшновато: а вдруг там не то, что надо? А то и вовсе — не те, кто нужен? Потом нашёлся незаметный коридор, по которому Алька пошла уже на позвякивание и погромыхивание посуды. Правда, потом пришлось свернуть в небольшой коридор, который привёл к тупику, вернуться к нужному и пройти коридор, который уже уверенно благоухал кухонными запахами. Ну и лабиринт…

— Здрасьте, — пытаясь быть собой, но отчаянно робея, вновь, как перед завтраком, поздоровалась она. — Я могу вам чем-нибудь помочь?

Только что полная движения и деловитого негромкого говора, кухня, показалось, замерла. И только на здоровенной плите, видной от порога, стояла такая же здоровенная кастрюля, в которой что-то смачно побулькивало и клокотало.

— А, это вы, милочка, — отмерла дама постарше, повязавшая поверх длинного тёмного платья белейший фартук. — Ещё пара рук на кухне никогда лишнем не будет. Слева от вас, в углу, рукомойник. Вымойте руки, а затем начните приводить в порядок уже использованную посуду. Ведь эти дни, что вы будете жить здесь, вам придётся столоваться с нами?

— Да! — ответила Алька, обрадовавшись конкретным делам и спокойному отношению к своему приходу.

Фартучек ей преподнесли тёмно-синий, а его лямки помогла завязать за спиной самая младшая из дам — дочка старшего хозяйкиного сына, припомнилось девушке.

Правда, доля её работы оказалась не самой лёгкой: под использованной посудой дамы имели в виду ту тяжеленную чугунную утварь, в которой жарили, парили, тушили продукты, перед тем как положить их в ту большую кастрюлю на плите. Сначала Альке почудилось, что её хотят использовать, как последнюю служанку. Потом сообразила: они уже привыкли вместе работать, а что предложить ей? Вот и сунули мытьё посуды, которую обычно оставляют на после готовки.

А занявшись делом, разглядела, что все три женщины задвигались по кухне гораздо энергичнее, чем до её прихода, и даже хмыкнула: значит, они ей рады! Пусть даже из-за того, что значит — им теперь работы меньше.

В первые минуты её присутствия дамы либо помалкивали, либо говорили только о готовке. Алька, занятая отдраиванием очередной сковороды, тоже молчала. А потом… Начала жена младшего из сыновей Ангелики Феодоровны — того, со смешным и слишком ласковым для видного, высоченного мужчины — Владиславушки.

Звали её Аделаида Тихоновна.

Алька, когда вновь услышала это имя (обратилась к ней старшая, потому девушка и вспомнила), в очередной раз удивилась: откуда только берутся такие имена? Или всё дело в старинных родах да семьях?

Отличалась та Аделаида Тихоновна от двух других тем, что фартук на ней хоть и был белым, но косынку она повязала на голову цветастую, весёленькую. И вообще, была гораздо оживлённее остальных дам. Правда, первый её вопрос к Альке был довольно серьёзным, хоть и задан шутливым тоном:

— А вы, Алика, насколько дальняя родственница уважаемой Ангелике Феодоровне? Надеюсь, в число её будущих наследников не входите?

И захихикала.

Две дамы за её спиной окаменели. Правда, Алька не поняла, по какой причине: вопрос ли Аделаида Тихоновна задала не слишком воспитанно? Неделикатно? Или они тоже тревожились из-за внезапных молодых гостей в доме?

В кухне снова стало тихо. Аделаида Тихоновна затихла, оглянулась, а когда опять посмотрела на Альку, снова как-то нерешительно хихикнула. Пауза для ответа затягивалась. Но Алька, с трудом сдерживая несколько нервный смех, серьёзно сообщила:

— Ну, я тут посчитала… получается так, что если бы Ангелика Феодоровна и задумала бы считать нас наследниками, то мы бы с братом оказались ой-ё-ёй какими далёкими в этой очереди. — А помолчав, добавила уже без улыбки: — Мы с братом, вообще-то, сюда не из-за наследства приехали.

Дамы переглянулись в недоумении, затем вперились в Альку, усердно отмывающую вспенённое моющее средство с боков чугунной сковороды. Чтобы уж совсем успокоить их, девушка улыбнулась:

— Мы относимся к другой ветви вашего рода, чтобы думать о наследстве.

Что сказала — сама не поняла. Просто придуманная фраза показалась такой важной и уверенной.

Зато все три дамы разом успокоились, и теперь уже не только Аделаида Тихоновна задавала вопросы, на которые Алька едва-едва успевала отвечать. Да и вопросы были странными — сумбурными: не только о жизни семейной, но и о городской… Кажется, женское население особняка редко выезжало за пределы усадьбы дома.

Утром, за завтраком, Алька не очень-то их запомнила, но сейчас стало легче. К старшей, жене Адриана Николаевича, Нонне Михайловне, обращались с вопросами довольно часто — и вспомнить-запомнить её было несложно. А уж она сама время от времени обращалась с указанием, что делать, к своей дочери — Лизоньке. Услышав впервые, как называют эту крупную и даже габаритную тётеньку, Алька шустро отвернулась — иначе бы расхохоталась в полный голос. Ну не шло имя в такой форме этой солидной даме. Но, успокоившись, Алька примирительно решила: если Нонна Михайловна так называла дочь с детства, ничего удивительного, что даже Аделаида Тихоновна обращается к ней так же. И тут же усмехнулась, вспомнив, как все обращаются к младшему сыну Ангелики Феодоровны. Хм, Владиславушка…

Размышляя то об одном, то о другом, Алька не заметила, что запомнила всех. А когда дошло, улыбнулась и сделала последнее наблюдение: жена и дочь Адриана Николаевича были в одной комплекции довольно… полных, в то время как Владиславушка и Аделаида Тихоновна отличались не вполне выраженной костлявостью. Адриан же Николаевич обладал фигурой… скажем так, спортсмена на пенсии.

При таких сравнительных размышлениях Алька даже не заметила, как отмыла все чугунные кастрюльки и сковороды. После обращения к Нонне Михайловне, куда бы переставить вымытую посуду, та призадумалась и необычно мягким тоном попросила девушку об услуге:

— Здесь, на кухне, посуды слишком много. Мы обычно относим утварь в небольшую кладовку в том коридоре, которым вы сюда пришли.

— Из гостиной? — уточнила Алька, вспоминая свой путь.

— Да, из гостиной, — спокойно ответила Нонна Михайловна и торопливо добавила: — Как выйдете в тот коридор, надо будет сделать где-то десять шагов, и сбоку будет та самая кладовка. Там, на полках, и надо будет оставить эти кастрюли.

Сколько сумела («Потом ещё раз сбегаю!»), Алька собрала тяжеленную посуду стопкой так, чтобы удобно было не только нести, но и открывать дверь кладовки. Промелькнувшая мысль о том, почему бы кому-то из них не показать ей путь в ту кладовку, пропала сразу: поверх трёх сковород поставленная кастрюля с намёком на падение заскользила — и пришлось забыть обо всём, лишь бы уравновесить утварь, пока она на руках.

Когда пересекала громадное кухонное помещение, про себя хмыкнула: интересно, значит, все три дамы приняли её? В смысле — заставляют постепенно знакомиться с домом, с тем, где что лежит, чтобы в следующий раз она уже самостоятельно ориентировалась в этом особняке. Значит, они после всех допросов относятся к ней дружелюбно — как минимум.

Так, держа равновесие стопки посуды, она медлительно, удерживая собственное равновесие, шагала по коридору, решая сразу две задачи: не уронить груз и найти нужный коридор. Прошла-то всего раз, не запомнила ещё… Потом как-то мельком подумалось, что Нонна Михайловна не уточнила про тот коридор. И сказала странно — о том, что вёл на кухню из гостиной.

Алька остановилась, ничего не понимая. В какой же коридор идти, чтобы найти там кладовку? Ладно, ничего страшного. Не найдёт одного коридора — проверит другой. Единственно, что сейчас беспокоило — это тяжесть посуды. Оттягивала руки так, что мышцы уже начинали болеть.

— Глупость какая-то… — пробормотала себе под нос и оглянулась.

Пройденный коридор утопал в полутьме. Несмотря на близость к обеденным часам, кажется, в доме стемнело из-за нагнанных ветром снеговых туч. А электричество — заметила Алька — включали здесь неохотно.

— Ну и дура, — решительно сказала она и поставила посуду ближе к стене, чтобы никто не наступил на неё, если начнёт шагать по этому коридору. — Давно бы так сделала. Вот теперь всё — иди давай, проверяй, где тут кладовка. Вернёшься — отнесёшь утварь.

Оглянулась подсчитать, сколько шагов прошла по этому коридору, прикинула, что не меньше пяти-шести, и принялась считать шаги дальше, как было подсказано Нонной Михайловной. Одновременно, чтобы не ошибиться, вела ладонью по стене.

Десятый шаг — резко остановилась.

Вести-то рукой вела. Но ведь ей не сказали, слева или справа дверь в кладовку.

И что теперь? Мотаться от стены к стене, чтобы проверить обе?

Алька оглянулась.

Что-то коридор слишком тёмный впереди.

И так захотелось увидеть хотя бы смутный свет, чтобы глазам не было так больно… Кстати, а как потом найти посуду, чтобы отнести её в кладовку? Она повернулась пойти назад — и неожиданно поняла, что… заблудилась и не знает, откуда пришла. Смутный свет, который она ещё видела, пока шла первые несколько шагов, пропал. Пока ещё только растерянная, пооглядывалась в обе стороны. Везде темно.

Кто-то закрыл дверь там, откуда она начала свой путь к злосчастной кладовке?

Вообще-то, к темноте девушка относилась спокойно. Ну, выключили — и выключили. Либо потом включат, либо сама выберется на свет. Но сейчас, стоя в плотнеющем мраке, постепенно чувствуя, как пропадают ощущения тела, она сглотнула. Поморгала немного: а вдруг ей это только кажется, что вокруг мрак?

Постепенно чувствуя, как начинают дрожать руки и ноги, как изнутри начинает тошнить от странной ситуации, Алька куснула губу и шёпотом велела себе:

— Я сейчас пойду в ту сторону, протащу ногой ближе к стене. Звякнет посуда — значит, в той стороне вошла. Если нет, то… Ой, блин… Я же не помню, с которой стороны я её оставила… А если идти и проверять… совсем заблужусь… Трудно было тебе не стопкой ставить её, а рядком — по одной?.. Тогда бы понятно было, где какая сторона…

Ноги неожиданно так дрогнули, что она поспешно присела на корточки, опираясь спиной на стену. Обхватила колени руками и, постукивая зубами, зашептала:

— Ну и что? Я же не гордая, как те дамочки… Посижу — подожду, пока найдут. Ну и пусть потом смеются. Главное — вытащат меня отсюда… Точно же?..

В следующий миг она завизжала от ужаса: прямо напротив неё, явно на полу, резко засветились пронзительно-красные огоньки! С горошину, но такие яркие!

Голос сорвала, пока визжала…

Когда пришла в себя от страха, уже поднялась и, быстро-быстро уходя от жуткого места, рукой нащупывала стену. Оглядывалась, дрожа от пережитого — глаза-горошины (крыса небось!) погасли, дрожа от обиды: никто не прибежал на её отчаянный крик! Шаркая подошвой ботинок по деревянному полу, чтобы не врезаться в стену или дверь, а то и в оставленную посуду, она не замечала, что начинает заикаться…

И снова закричала, когда в кромешной тьме ботинком ткнула во что-то мягкое, но тяжёлое. Дальше она ничего не помнила. Знала только, что обхватила себя за плечи и только подвывала, плача и не зная, что делать, потому что красные, будто подсвеченные изнутри горошины, словно умножаясь в числе, окружали её со всех сторон, подбираясь медленно, но неуклонно всё ближе и ближе к её ногам, которые предательски подламывались… А бежать куда-то по этим красным глазам, представляя, как они лопаются под ногой…

Темноватый свет вспыхнул в коридоре так, что Алька снова отчаянно закричала, воспринимая любую неожиданность как неминуемую опасность.

Ей в ответ закричали что-то вопросительное.

И она разрыдалась, уткнувшись в ладони, потому что её ужасала сама мысль, что она пойдёт куда-то — в этом полусумрачном коридоре, полном, как она была уверена, крыс-людоедов. И не могла откликнуться, потому что даже этот нормальный крик с вопросом вызывал в ней страх: а вдруг это ещё что-то кошмарное?!

Она чувствовала, как пол сотрясается под чьими-то ногами — того, кто бежал к ней. Она признавалась себе, что просто не может посмотреть на то, что происходит…

И ей повезло только в одном: она лишь раз дёрнулась, когда её жёстко взяли на руки и подкинули так, чтобы носом она ткнулась в чью-то грудь. Этому — тёплому и сильному, она доверилась.

— Что случилось? — спросили над её головой. — Как ты попала в этот коридор?

Но зубы стучали так, что она не сумела выговорить ни слова. И Алька ещё больше съёжилась, пока её выносили из мрака, из полутьмы, из тёмного освещения — к свету.

А потом её поднимали и поднимали, а она отворачивалась, не желая смотреть, и жмурилась, хотя дрожь постепенно проходила…

— Что с ней? — раздался знакомый старческий голос. — Что случилось?

— Пока не знаю, — отвечал тот, что нёс её. — Но она каким-то образом попала в переход. Я нашёл её там, потому что пространство перехода начало волноваться.

— В кресло! — скомандовал старческий голос. — Алика, ты слышишь меня? Сейчас тебя положат в кресло.

Девушка затряслась в испуге: её хотят положить в кресло, но тогда она… Тот, на чьих руках она оказалась, начал наклоняться, намереваясь выполнить свою… угрозу. Почуяв это движение, Алька крепко обняла его, жёстко сцепив ладони за его шеей в замок. Теперь она упиралась носом в шею своего… спасителя.

— Она меня не отпускает, — тихо сказали над головой.

— Довели девочку, — проворчал старческий голос. — Садись с ней сам. Подождём немного, пока успокоится. Где Алик? Почему оставил сестру? Куда он делся после занятия со мной?

— Кажется, он снова вышел прогуляться по саду.

Сначала было тихо, только отчётливо тикали где-то высоко часы.

— Она нас слышит? — спросила Ангелика Феодоровна — Алька начала узнавать голоса её и того, на чьих коленях она теперь вынужденно лежала.

— Слышит, но некоторое время реагировать не может. Слишком напряжена.

Она и правда слышала, но не всегда могла понять значения вполне знакомых слов.

А потом внутри начала уходить тошнота, и девушка стала понимать: она не только сидит на коленях мужчины — она чувствует запах его тёплой кожи, ощущает, как его пульс бьётся в её щёку. Или наоборот…

И завозилась.

— Пусти! — сердито от смущения велела она, расцепив стиснутые пальцы, мокрые от напряжения. И как только почувствовала, что они мокрые от пота, вспыхнула от стыда — да ещё на его шее оставила следы!

Ничего, он не рассердился.

Игорь, всё ещё удерживая её на руках, встал вместе с ней и наконец перевалил — усадил её в кресло, как и было предложено ему сначала. И тут же отошёл, словно стараясь не смущать её своим присутствием.

— Как ты оказалась в коридоре? — жёстко спросила Ангелика Феодоровна. — Ты бродила по дому? Хотела осмотреться?

Алька помотала головой. Дышать становилось легче. Мысли, как и чувства, постепенно приходили в норму. Вопрос прабабушки заставил задуматься и вспомнить.

— Нет, — уже слабо покачала она головой. — Я не бродила. Я подумала, что скоро обед, и хотела помочь в том корпусе с готовкой. Мне на кухне велели мыть посуду, а потом отнести её в кладовку.

— Кто велел? — резко спросила хозяйка дома.

А Игорь, стоявший у двери, насторожился, словно готовый бежать куда-то.

— Там их три было. Они готовили, а я — вот, посуду… — виновато сказала Алька. — Я не помню — кто.

— Дурищи… — сквозь зубы прошипела Ангелика Феодоровна. Посидела, помолчала, а потом кивнула Игорю: — Адриана ко мне.

— Но обед уже начался, — напомнил домоправитель.

— Но через тебя не передашь же, — криво ухмыльнулась Ангелика Феодоровна. — Ты ж интеллигентный у нас, не выговоришь.

Игорь потупился.

Сжавшаяся в кресле и втихаря тащившая с его спинки брошенную кем-то шаль, Алька только беспомощно смотрела на них.

Игорь вышел — звать старшего сына хозяйки.

— Я… никогда такой слабой не была, — тихонько сказала девушка, наконец укрыв плечи шалью. — Что там такое? Ну, в том коридоре?

— А ты никогда слабой и не будешь, — резко ответила старуха. — Пока снова в тот коридор не попадёшь. Гнилой он. Скверной магией насыщен, чтобы выжить нас из дома. Я рассчитывала, что вы с братом не увидите его, пока учёбой не организуете собственную магию до приемлемого уровня. Ан на вот тебе. Эти дуры устроили-таки гадство. Не понимают, что сами себе подножку устроили.

Краткий стук в дверь возвестил о приходе Адриана Николаевича.

— Входи! — скомандовала Ангелика Феодоровна сыну.

Тот переступил было порог — и замер: увидел Альку, которая боязливо поглядывала на него, кутаясь в шаль и мечтая забраться в кресло с ногами — так чувствовала бы себя совсем маленькой и невидимой для враждебных глаз.

— Что произошло? — спросил Адриан Николаевич, присматриваясь к ней. — Почему девушка плакала?

— Наши бабы послали её в коридор-переход, — сварливо ответила Ангелика Феодоровна.

Мужчина тяжко сопнул и огляделся, куда бы сесть.

— Ты хочешь, чтобы я отругал их?

— Нет, я хочу, чтобы ты объяснил этим дурищам, что в близнецах заключается их лучшее будущее. Мальчик и девочка — просто невероятные по силе маги. И пусть их силы неупорядоченны, им нужно совсем мало времени, чтобы уничтожить ту дрянь в переходе. И ещё передай им: если они себе ещё позволят такое отношение к моим гостям в моём доме, им придётся покинуть его, потому что моё гостеприимство имеет свои пределы.

— Я понимаю, — покачал головой Адриан Николаевич, севший в кресло напротив Альки.

Внезапно сидевшая на постели, в подушках Ангелика Феодоровна быстро подняла на него острый взгляд и спросила:

— Они уже знают о том, что знаю я? Игорь сказал?

— Да.

— Тогда сделаем вот что. — Старуха скептически опустила глаза, чтобы обдумать нечто, а потом взглянула на сына. — Я думала, что бабы сумеют принять молодёжь. Нет — так нет. Но… Близнецы с этого момента будут обедать и ужинать со мной.

— Но почему?

По голосу Адриана Николаевича было ясно, что он и в самом деле недоумевал.

— Пусть испугаются, что молодёжь мне дороже никчемных баб. И ты сегодня пообедаешь со мной, — поставила точку в разговоре Ангелика Федоровна, чтобы тут же поправиться: — С нами! — И скривила губы: — Пусть эти глупые курицы думают что угодно, пока и близнецов, и тебя нет за одним столом с ними.

— Но…

— Адриан, — вкрадчиво произнесла хозяйка дома. — Неужели ты откажешь мне в таком махоньком одолжении? В моей махонькой прихоти?

— Нет, маменька, не откажу.

— Обед будет через полчаса, — доложил появившийся в дверном проёме Игорь и с едва обозначенной улыбкой взглянул на Альку, которая всё ещё старалась быть незаметной среди этих странных людей.

— Ты нашёл Алика?

— Как только всё будет готово к обеду, я пойду посмотреть, где он.

— Иди, — отпустила хозяйка дома домоправителя, цепко приглядываясь к нему самому, пока он смотрел на девушку. — А нам надо поговорить. Адриан, не хочешь поговорить с девушкой?

Сын хозяйки доброжелательно взглянул на Альку. Неожиданно его улыбка медленно угасла, а он буквально впился ошалевшими глазами в лицо удивлённой девушки, как будто он только что понял нечто потрясающее.

— Маменька… Не может быть…

— Чего не может быть? — размеренно спросила Ангелика Феодоровна.

— Ты… вчера… говорила со мной, а потом гадала… — ошарашенно проговорил он, не отводя взгляда от Альки. — А потом привезла их сюда!..

— Какое счастье, что у меня такой понятливый сын! — высокопарно и явно насмешливо оценила та. — Учти, сынок, они оба пока ни о чём не подозревают. Именно поэтому я и предложила тебе познакомиться с Аликой поближе. Ну и с Аликом, естественно, чуть позже.