Обратно в Роден мы вернулись с еще большим количеством вещей, чем когда уезжали в Хайвилль. Гуляя с Кайлой, я накупила новую посуду, кастрюли и противни, подобрала шторы для всех комнат первого этажа, скатерти, салфетки, вазы для цветов, рамки для фотографий и много чего еще взамен сгоревшего. Пока Калеб выгружал из машины многочисленные сумки и коробки, я рассматривала свой дом, избавившийся благодаря «чистюлям» от сажи. Как оборотень и говорил, снаружи все оказалось не так страшно — нужно было лишь вставить новые окна на первый этаж да побелить откосы и карнизы, и никто не догадается, что особняк недавно горел.
— Фая! — окликнули меня, когда я наконец-то решилась зайти внутрь и снова увидеть разрушенный первый этаж. Я обернулась к спешащей ко мне женщине. Леди Маргарет Бэйл, пожилая одинокая дама, любящая сплетни и подглядывать за соседями, жила в доме напротив и была гордой обладательницей лучшего на нашей улице цветника. Многие ее недолюбливали из-за резкости и, порой, отсутствия фильтра между мозгом и языком, однако я с леди Маргарет иногда общалась. У старушки, явно наспех одевшейся, чтобы успеть меня перехватить, никогда не было желания меня обобрать, разве что немного поучить жизни, но бескорыстно, исключительно из любви наставлять всех вокруг.
— Добрый день, — я слегка склонила голову и улыбнулась пожилой даме. — С прошедшим вас праздником!
— Фая, неужели ты решила продать дом? — всплеснула руками леди Маргарет, пропустив мои слова мимо ушей. — Но кто же тогда поселится на нашей улице? Вы уверены, что покупатель приличный?
— Что? — растерялась я. — С чего вы взяли? Я не собираюсь ничего продавать, наоборот, запланировала ремонт!
— Правда? — удивилась соседка. — А я-то думала, ты объявление где-то дала, вот и ходят, присматриваются…
— Кто ходит? — услышал нас вернувшийся за очередной сумкой Калеб. — Кто-то следил за домом?
Леди Маргарет с неудовольствием посмотрела на встрявшего в разговор друга, однако все же снизошла до ответа. Жажда разведать что-то новое пересилила неприязнь к недостойному ее внимания оборотню.
— Уже с месяц вижу, как прилично одетые взрослые люди, не шпана какая-то, бродят тут вокруг, осматриваются, дом ваш со всех сторон изучают, но вплотную не подходят — защита хорошая, никого не пускает, — поведала женщина. — И после пожара ходить не перестали, хотя на что тут смотреть?
— Но с чего вы решили про продажу? — снова спросила я. — Эти люди так сказали?
— Вот еще, буду я с кем попало разговаривать! — надменно фыркнула леди Маргарет. — Нет, я сразу вспомнила, как ты после смерти отца про продажу дома и переезд говорила, вот и подумала, что ты все-таки решилась. Все спросить хотела, но разве же тебя дома застанешь!
Мы с Калебом переглянулись. В Хайвилле я успела подзабыть тревожное ощущение сверлящего спину взгляда, но после рассказа соседки мне уже не казалось, что слежка была игрой моего воображения.
Рассказ соседки воскресил позабытую было тревогу. Я мало выходила на улицу, переложила на плечи Калеба заботы о ремонте и общение с приехавшими из Хайвилля рабочими, а сама заперлась в мастерской, чтобы доделать пауков и хоть так отвлечься. Все расчеты я набросала еще в Хайвилле, несколько раз перепроверила плетения и их взаимодействия, и теперь мне оставалось лишь воплотить все в жизнь — требующая осторожности и усидчивости, но, как ни странно, самая легкая для меня часть работы артефактора.
Первые четыре камня, отвечающие за движение и управление, не вызвали никаких сложностей, но с четырьмя оставшимися пришлось повозиться. Скользящий щит и гаситель магического фона, уже испытанные во время дуэли, я немного доработала и увеличила градус отклонения — будь щит таким в прошлый раз, рука Калеба бы не пострадала. Третьи из «свободных» камешков я по просьбе друга сделала маяками — теперь оба паука могли указать направление друг к другу. А вот четвертые… В четвертый камень для Калеба я заложила несколько целительских заклятий, способных поддержать организм в случае критического ранения, а для себя — детонатор. Пересмотрев записи первых попыток собрать паука, я нашла, что именно при взрыве производило столько шума, и решила, что это можно использовать. В сочетании же с накопителем, полным магической энергии и поддерживающим «жизнеспособность» паука, детонатор даст не только громкий «бум», но и довольно сильную направленную разрушительную волну. Другу, периодически находящему неприятности на свою голову, детонатор вручать было опасно. Я тоже ничего взрывать не собиралась, но подумала, что как способ защиты на самый крайний случай пригодится.
Подготовив своего паука для демонстрации мастеру Таррену, я принялась за браслет Ладоре. Одолженную одежду я со всеми благодарностями вернула еще до отъезда, но решила, что небольшой подарок тоже не помешает. Ведьма часто жаловалась, что самые интересные идеи ей приходят в голову в тот момент, когда она занята в лаборатории. Хорошо, если была возможность отложить занятие и быстро черкнуть пару строк в блокнот, или если рядом оказывался Владис, ну или кто-то еще, кто соглашался записать поток мыслей ведьмы под диктовку. Однако большая часть того, что творила на заказ Ладора, требовало глубокой сосредоточенности и постоянного контроля, поэтому отвлекаться и записывать идеи самой времени не хватало. Зато потом, когда это время наконец-то появлялось, идея часто оказывалась забыта. Вот я и подумала — если Ладора умудряется, не отвлекаясь от работы, диктовать свои замыслы Владису, то и наговорить их браслету с кристаллом для записи тоже сможет, а потом, когда освободится, спокойно прослушает и запишет. К тому же кристаллы стоили недорого и их можно было перезаписывать много раз, а в случае поломки легко заменить. Я не сомневалась, что вечно занятая и куда-то спешащая ведьмочка такой подарок оценит по достоинству.
Периодически я спускалась на первый этаж и каждый раз поражалась, как быстро идет восстановление дома. В первый же день вывезли весь мусор и поставили новые окна. Во второй покрасили стены и постелили паркет, а заодно отскребли и заменили лак на ведущей на второй этаж лестнице. Все становится легче и быстрее, если к труду рабочих добавить немного магии, а в Родене с ней проблем не было. Я только и делала, что подписывала счета, всем остальным руководил Калеб. Вот и сейчас оборотень, проследив за сбором доставленных из Хайвилля кухонного и обеденного гарнитуров, показал мне на оставленную в пустующей пока гостиной большую коробку.
— Что это? — поинтересовалась я, похлопав по карманам кожаного фартука в поисках ножниц. Оборотень хитро усмехнулся.
— Полагаю, признание, что ты понравилась моим родителям, — хмыкнул он и срезал туго завязанную бечевку. Я поспешила заглянуть внутрь и взвизгнула от радости. Коробка оказалась доверху заполнена новыми кулинарными книгами, формами для выпечки, лопатками, приспособлениями для фигурной резки и насадками для крема.
— Скажешь, что подарить им в ответ! — улыбаясь и прижимая к груди толстую книгу с рецептами выпечки, потребовала я. Друг, довольно хмыкнув, кивнул, а я снова покосилась на коробку и вполголоса пробормотала: — Декан Лерой нас убьет.
— А он-то тут причем? — все-таки услышал оборотень. Я вздохнула и призналась:
— При том, что я хочу все это опробовать в деле, а значит, нас снова разнесет!
Ремонт первого этажа получилось закончить даже раньше, чем планировали, и остаток последнего дня каникул мы решили посвятить исследованию тайного хода. Надо же наконец-то понять, куда он ведет? Калеб прихватил пару фонариков и альбом, в котором собирался зарисовать повороты и ответвления, если такие найдем, а я, следуя привычке никуда не выходить без защиты, попрятала по карманам вдвое больше артефактов, чем обычно. На этом приготовления мы посчитали завершенными, и, спустившись по крутой лестнице, через узкий переход выбрались в уже знакомый тоннель.
— Направо или налево? — поинтересовался у меня Калеб. — Или кинем монетку?
— Каждый следующий поворот тоже с монеткой будем выбирать? — я повертела головой, пытаясь определиться с выбором, но каменный коридор в обе стороны выглядел одинаково: серые, чуть светящиеся изнутри грубо отесанные камни, сводчатый полукруглый утопающий в тени потолок и ровные плиты пола.
— Нет, каждый следующий поворот, если найдем развилки, будем всегда выбирать одно и то же направление, — объяснил друг. — Так меньше шансов заблудиться. Но прямо сейчас никакой разницы нет. Так направо или налево?
— Идем направо, — решила я. Оборотень, ни секунды не сомневаясь, взял меня за руку и повел в неизвестность.
Сколько мы не шли, поворотов не было, хотя если присмотреться, можно было заметить, что тоннель немного извивается то в одну, то в другую сторону. Несколько раз мы находили наглухо заложенные камнем проемы ответвлений, похожие на тот, через который в катакомбы попали мы сами, однако, что скрывалось за каменной кладкой, узнать не смогли.
— Тебе не кажется, что здесь небольшой уклон?
Я оглянулась. Тоннель казался ровным в обе стороны, насколько его было видно.
— Думаешь?
Вместо ответа Калеб положил на каменный пол карандаш, сразу покачнувшийся в том же направлении, куда мы шли. Переложил его чуть ровнее — карандаш покатился. Поймал, слегка подтолкнул в обратную сторону: карандаш сделал несколько оборотов, замедлился, остановился и покатился обратно к нам.
— Теперь я в этом уверен, — оборотень вернул карандаш обратно в карман. — То есть выхода на поверхность можно не ждать в ближайшее время.
— Мы идем полчаса, — я закусила губу, размышляя. — У лестницы, ведущей из моего дома, почти полсотни ступеней, это три этажа вниз, и после мы еще продолжили спускаться! Как думаешь, насколько мы глубоко?
— Это риторический вопрос или ты правда хочешь знать толщину камней и земли над нашими головами? — приподняв бровь, иронично поинтересовался Калеб. Я поежилась, упрекая себя за слишком живое воображение. Пожалуй, ответ я действительно не хочу знать. — Идем еще час, если не найдем ничего интересного, возвращаемся.
Я кивнула. Полтора часа по тоннелю, потом обратно часа два-три — вряд ли, поднимаясь, мы сохраним прежний темп — и все, день почти закончился. Не так я представляла себе эту вылазку! Однако целый час идти не пришлось, всего минут через десять Калеб резко остановился и настороженно всмотрелся вдаль.
— Ты не чувствуешь? — почти шепотом спросил он. — Запах.
Закрыв глаза, я принюхалась, пытаясь понять, что так насторожило оборотня. В тоннеле воздух не казался сухим или затхлым, чего можно было бы ожидать от подземелья. Скорее, он был влажным, немного тяжелым, как после дождя, смешанным с запахом нагретых песка и глины. Действительно, мы могли бы заметить и раньше, но воздух менялся настолько ненавязчиво и плавно, что мы не сразу сообразили, чем именно дышим. Так, как в этом тоннеле, пахло только в одном известном мне месте — в Грельских топях.
Вопреки названию и тому, как выглядела главная аномальная зона страны, болотом в топях никогда не пахло. Над довольно большой территорией, сравнимой по размеру с самим Роденом, веками не рассеивался туман — не проклятый, как в столице, но словно мертвый, застывший сам и остановивший время над Грельскими топями. Он приглушал свет и скрадывал цвета, но не звуки и запахи. Почти тропическая влажность, смешанная с ароматом перегретой глины, и отсутствие даже малейшего ветерка, когда так хочется глотнуть свежего воздуха — вот, чем пока еще смутно, на грани ощущения, пахло в тоннеле, но чем глубже мы спускались, тем более знакомым становился воздух на вкус. Только откуда запах Грельских топей мог взяться в катакомбах под Роденом?
— Куда же ведет этот ход?!
— Не знаю, но явно глубже, чем имеет смысл прокладывать трубы, — Калеб задумчиво посмотрел в даль тоннеля, и не думавшего заканчиваться. — Не думаю, что это дорога в городские коммуникации. И мы сейчас явно не готовы лезть дальше.
Вечером мы с Калебом расположились в глубоких и мягких креслах в гостиной с полным блюдом только что испеченных безумно сладких и вредных «корзиночек». Я ничего не могла с собой поделать, выпечка уже давно превратилась для меня из попыток научиться чему-то новому в настоящую страсть. А уж смотреть, как ее уплетают за обе щеки, и вовсе доставляло ни с чем несравнимое наслаждение.
Золотко, которого во время ремонта не выпускали со второго этажа, носился по комнатам и исследовал обновленную территорию, периодически покушаясь на кисточки бахромы на новых шторах. Калеб изучал старинную книгу времен постройки университета в надежде найти подсказки, где можно спрятать целую лабораторию с «феей» — друг упорно цеплялся за теорию, что лаборатория должны быть на территории закрытого от посторонних кампуса, иначе ее давно бы нашли следователи Управления. Я же наслаждалась последней возможностью побездельничать и перечитывала накопившиеся за короткие каникулы выпуски «Роденского вестника», пока не наткнулась на очередное упоминание темных гончих.
«В доме баронета Дизаля скрывался наркопритон!» — кричал заголовок на развороте криминальной хроники. «Сотрудники Управления, выехавшие на сообщение о выстрелах, обнаружили четырнадцать трупов и склад наркотических эликсиров! По словам соседей, баронет успел заработать репутацию человека, ведущего разгульный образ жизни, однако о его преступной деятельности никто не подозревал. Тем не менее, кое-кто о наркопритоне все-таки узнал — как сообщает наш источник в Управлении порядка, в особняке баронета произошла показательная казнь. Всех присутствовавших в доме, от прислуги до гостей, собрали в гостевой комнате и безжалостно расстреляли одного за другим. Беспрецедентное по своей жестокости преступление, однако, нашло одобрение в глазах некоторых горожан. «В этом доме невиновных не было и быть не могло! Если охрана порядка не способна избавить столицу от наркопритонов, кому-то приходится брать дело в свои руки!» — прокомментировал событие один из соседей баронета, пожелавший остаться неназванным.»
Текст прерывался черно-белой зарисовкой — богато обставленная гостиная, ряд застреленных тел и надпись во всю стену: «Так будет с каждым». Под ней, если присмотреться, можно было заметить короткую и не такую крупную подпись — «Т.Г.»
«Мы также смогли получить комментарий от мастера Хосса, главы корпуса Дознания, с сегодняшнего дня подключившегося к расследованию: «Кем бы ни были эти люди, они предстанут перед судом в самое ближайшее время. Громкое имя и якобы благие намерения не позволят им избежать правосудия.»
Как нам стало известно, на основании найденных в доме баронета Дизаля улик в тот же день совместными силами Управления порядка и корпуса Дознания было произведено несколько арестов. Подробности пока не разглашаются.»
— На улицах становится все опаснее, — я передернула плечами, отложив газету. Дом баронета Дизаля находился всего в двух улицах от меня, и я не раз ходила мимо него в пекарню. Но спрашивать Калеба, бывал ли он там, я не стала.
— Что, опять слежку чувствовала? Почему раньше не сказала? — встрепенулся Калеб. Я покачала головой и показала ему статью. — И все-таки, — не сдался оборотень. — Да или нет?
— Не знаю, — я успокаивающе коснулась его руки. — Пару раз было ощущение, когда я за продуктами выходила, но настолько смутное, что я сама не уверена, что не накрутила себя.
На самом деле ощущение чужого взгляда в спину преследовало меня постоянно, стоило только выйти на улицу, но саму слежку ни я, ни Калеб так и не обнаружили, хотя очень старались. Это заставляло меня сомневаться в собственных ощущениях — кто знает, может, просто нервы шалят? Однако друг верил в меня куда больше, чем я сама, и принимал угрозу всерьез.
— Фай, я бы понял, если бы тебе так на первом курсе казалось, ничего удивительного, при твоей-то жизни, — вздохнул оборотень. — Но сейчас! Нет, я уверен, слежка реальна, и я найду способ избавить тебя от нее, а пока просто будь осторожна, хорошо?
Мне оставалось только кивнуть, соглашаясь. Хотя, куда уж осторожнее?
Я ворочалась в кровати и зевала, но уснуть никак не получалось. Неожиданный результат исследования тайного хода занял все мысли, и я извелась, гадая — куда же он на самом деле ведет? А ведь мы разведали только одно направление… Интересно, если пойти налево, мы тоже спустимся глубже, или, наоборот, найдем выход на поверхность? Так и не додумавшись ни до чего путного, зато совершив еще один оборот вокруг своей оси и запутавшись в одеяле, я решила — раз не могу заснуть, пойду почитаю что-нибудь, может, хоть над книгой отвлекусь. Однако, шагнув в коридор, я нос к носу столкнулась с выходящим из своей комнаты Калебом, а в следующую секунду оказалась прижата его мощным телом к стене — так же стремительно и решительно, как когда мы убегали от патруля в окрестностях южной пристани. Только на этот раз оборотень зашел дальше — осторожно коснулся щеки, глядя в глаза, провел пальцем по губам, а затем склонился и поцеловал решительно и напористо, ни секунды не сомневаясь в своем праве на это. Вопрос «что на тебя нашло?» застрял где-то в горле, а еще через мгновение никаких посторонних мыслей в голове не осталось. Мои пальцы запутались во все еще чуть влажных после душа волосах Калеба, а сквозь тонкую ночную рубашку я каждой клеточкой ощущала жар и силу, исходящие от оборотня. Я задыхалась от чужой страсти и плавилась в урагане собственных захлестнувших меня чувств, опасаясь, что Калеб зайдет дальше поцелуев, и одновременно желая, чтобы он на это решился. Словно слыша мои мысли, оборотень не торопился, осторожно скользил руками по моему телу, одновременно лаская и изучая, без грубости или пошлости, лишь обещая… Я не удержалась, прикусила открывшуюся в расстегнутой рубашке шею, за что была вознаграждена сдавленным протяжным стоном, отозвавшимся где-то глубоко внутри меня.
— Фа-а-я…
С колотящимся сердцем и пересохшим горлом я распахнула глаза и резко села на своей кровати, не сразу сообразив, где нахожусь. Это опять был сон! К облегчению примешалась легкая нота разочарования — привидевшееся казалось столь реальным, что я словно все еще ощущала вкус чужих губ. И я все еще хотела снова их ощутить.
Я помотала головой и потерла руками лицо, чтобы прийти в себя, а затем откинула одеяло и осторожно выглянула из комнаты. Никого. Слегка успокоившись, я спустилась по лестнице, зашла на кухню, налила себе полный стакан воды и медленно, по глотку, стала пить, глядя в окно на мерцающий в свете фонарей снег и постепенно расслабляясь. Это был всего лишь сон. Ничего страшного, мало ли, кому что снится?
— Ты чего бродишь? — вполголоса спросили у меня за спиной, и я взвизгнула от неожиданности. Калеб подкрался совершенно бесшумно, я даже не поняла, что на кухне не одна! Он стоял с таким же стаканом воды в руках, лохматый, в одних пижамных штанах и накинутой на плечи рубашке. Я едва сдержала судорожный вздох, поняв, что самоубеждение ни капли не сработало, и поспешила отвести взгляд. Даже на тренировках Калеб выглядел не так соблазнительно, как сейчас, в полутьме, разгоняемой лишь заглядывающим в окно кухни уличным фонарем!
— Кошмар приснился, — кое-как просипела я, радуясь, что в темноте не рассмотреть, как пылают у меня щеки.
— С тобой побыть, пока заснешь? — с сочувствием в голосе предложил друг. Я в панике замотала головой — только не это! Я этого не переживу! Залпом допив остатки воды, я метнулась мимо ничего не понимающего оборотня к лестнице и, стремительно взлетев на второй этаж, захлопнула дверь своей комнаты, словно это могло мне помочь. Со вздохом отчаяния я упала на свою кровать и закрыла лицо руками. Как я могла так вляпаться?!
Пора признать правду. Я влюбилась в своего единственного друга. И это катастрофа, потому я всегда была для него еще одной младшей сестрой!